Страница:
17
СОКОЛИНАЯ. МАШИНА ДЛЯ УБИЙСТВА
По делу о гибели Ульфа Лундквиста были опрошены четырнадцать из шестнадцати жителей расположенного в глухомани рудничного поселка номер семь; двое вот уже неделю охотились в окрестных лесах. Все без исключения опрошенные видели, как вечером третьего мая в поселок прилетел Дэйв Гринсон; прилет авиакара, и вообще появление кого-то постороннего было неординарным событием для проживающих в заброшенном поселке, поскольку каждый из них в силу различных обстоятельств в свое время по собственному желанию ушел от общества. Трое из опрошенных крепко спали в ту майскую ночь, когда случился пожар, натрудившись на своих огородах, и на роль свидетелей не подходили. Остальные одиннадцать слышали крики, доносившиеся из дома Ульфа Лундквиста. Пятеро, выглядывая из окон или выйдя на крыльцо, видели бегущего к пустырю, на котором совершил посадку авиакар, Дэйва Гринсона с оружием в руках. Пожар тушить не пытались, потому что пламя разбушевалось очень быстро (все дома в поселке были ветхие, рассохшиеся, давно уже непригодные для жилья), а носить ведрами воду из колодца представлялось им совершенно напрасным занятием. Дом сгорел до самого фундамента, вместе с пристроенным сараем.
Никаких средств быстрой связи с внешним миром в поселке не было, и подозреваемый мог, при желании, беспрепятственно скрыться — или применив оружие, или просто улетев, поскольку никто из жителей поселка не знал, кто он такой и откуда прибыл; там не совали нос в чужие дела. Однако Дэйв Гринсон добровольно отдал инвертор окружившим его людям и пытался убедить их в том, что Ульфа Лундквиста только что убила женщина-монстр, безликая, с крючьями на месте пальцев на руках. Один из проживающих в поселке мужчин, воспользовавшись авиакаром, добрался до ближайшего населенного пункта и связался с Валгаллой — центром девяносто шестого округа, откуда в поселок и прибыли сотрудники окружного управления полиции.
Реконструкция, результаты тестирования и медицинская карта Дэйва Гринсона, зарегистрированная в рубеж-управлении Совета Ассоциации, прилагались, но я просмотрел все это в ускоренном темпе, ни на чем не задерживаясь. Я уже знал, что там нет никаких зацепок.
Как заявляли свидетели, Дэйв Гринсон, добежав до авиакара, вел себя так, будто не собирался скрываться с места происшествия. Вместо того, чтобы улетать, он смотрел на пылающий дом, держа оружие наизготовку, словно из огня могли в любую секунду появиться какие-то враги. Заключение экспертизы: признаков пиромании не выявлено.
Действия Дэйва Гринсона окончательно убедили меня в правдивости его показаний. Обезумевшая от страха Эвридика Карреро, вырвавшись из объятий призрака, умчалась подальше от него на своей «рыбе-кибе». Бывалый моряк Святослав Евсеев, не помня себя, гнал такси куда глаза глядят, и неизвестно, куда бы его пригнал, если бы не коварный дорожный поворот. Действующий рубежник Дэйв Гринсон пытался уничтожить монстра, стреляя из инвертора, а когда это не удалось, отбежал к авиакару, но не улетел. Пересилил страх.
Дэйв Гринсон стрелял в монстра…
Я немного приуныл и вновь взял светомаркер. Возможно ли создание биомассы, способной выдержать попадание заряда такого мощного оружия, как инвертор?..
Впрочем, Дэйв Гринсон мог и не попасть, успокоил я себя.
Пробежав взглядом по биографическим сведениям о подозреваемом (место рождения — Иволга, Торборг… место проживания — Иволга, Торборг. Соколиная, Кремс… вид деятельности… периодизация… статистическая карта…), я перешел к показаниям Дэйва Гринсона.
Дэйв Гринсон смотрел на меня с экрана. Он оказался здоровенным парнем с широким скуластым лицом; довольно длинные светлые волосы закрывали лоб до самых бровей, голубые, широко расставленные глаза не были очень веселыми, но и не таили злобы. Светлая курчавая бородка, узкой полосой охватывающая нижнюю половину лица и уходящая к прикрытым волосами ушам, придавала Дэйву Гринсону какой-то особенно мужественный вид, но и делала его старше, чем значилось в справке; я бы дал ему лет пятьдесят-пятьдесят пять, хотя мы с ним были ровесниками и жили под нашими звездами по сорок четыре года. Чувствовались в нем надежность, основательность, упорство, и я без труда представил, как он шагает по чащобам неведомых планет на дальних рубежах, постоянно настроенный на неожиданности и готовый справиться с любой опасностью. И от монстра, я был теперь почти уверен, он убежал не столько из-за страха, сколько из-за того, что понял: он не в силах справиться с чудовищем.
— С какой целью вы прилетели в поселок номер семь? — задал вопрос остающийся вне экрана следователь.
Дэйв Гринсон немного помедлил и негромко, с расстановкой произнес:
— Ульф — мой друг… Был моим другом. С детства. Когда я возвращаюсь на Иволгу, мы с ним всегда уходим на охоту в Стеклянные горы. На зеленых драконов-прыгунов. Не припомню случая, чтобы мы не отправились на охоту, независимо от того, чем он был тогда занят.
— Именно поэтому вы взяли с собой боевой инвертор?
— Да. Хотел попробовать. И Ульфу дать попробовать. У меня есть разрешение на провоз оружия, естественно, в разобранном виде. Инвертор мне выдали под слово чести…
— Как вы отыскали господина Лундквиста?
— Я знал, где он обычно проводит время… после смерти родителей. Родители погибли на яхте… шторм… Он был единственным наследником… Мог позволить себе заниматься чем хочется, вот и занимался… «Экзот-рулетка» в ночных клубах, гонки на кваптунгах, охота… После вахты на рубежах мне положено двадцать суток — вот я прямо с рубежей и махнул домой. Погостил, узнал, что Ульф исчез, и пошел по его знакомым. Он меня со многими знакомил, когда я его раньше навещал. Тут мне и подсказали, что однажды, крепко перебрав, он говорил об этом поселке. Вернее, просто о каком-то поселке в районе Черных Лесов. А дальше я уже сам справки наводил. Здесь, в Локи. С десяток поселков облетал, но все-таки нашел.
— Господин Гринсон, кто именно вам сообщил, что господин Лундквист говорил о поселке?
Дэйв Гринсон пожал плечами:
— Я даже не знаю, как его зовут. Носатый такой. Ульф когда-то знакомил, но я уже не помню. По-моему, он постоянно отирается у «экзоты», тем и живет. Как меня Ульф не затащит туда — он там. Могу показать, если нужно.
— Вы имеете в виду Торборг?
— Естественно, Торборг.
— Господин Гринсон, вам известны причины, побудившие господина Лундквиста покинуть Торборг и обосноваться в поселке номер семь?
Дэйв Гринсон почему-то опустил глаза.
— У него были на то основания. Трудно судить…
— Какие основания?
— По-моему, господин прим-ажан, это было личным делом Ульфа.
— Господин Гринсон, вы понимаете, что в ваших же интересах сообщить все, что вам известно?
— Понимаю. И не собираюсь скрывать обстоятельств смерти Ульфа. И я вам уже о них говорил, и готов повторить это хоть десять тысяч раз! А вот почему Ульф забрался сюда?.. По личным причинам, господин прим-ажан, по сугубо личным причинам. Это может быть и усталость от окружающих, и просто хандра… И неразделенная любовь…
— Но вам известны эти личные причины?
— Да, известны. Они никоим образом не вступают в противоречие с законом.
Наступило молчание. «Надо выяснить, почему господин Лундквист стал отшельником, — подумал я, делая очередную пометку. — Если только Стан уже не выяснил».
— Хорошо. Что произошло вчера вечером, когда вы прилетели? Господин Лундквист был недоволен вашим визитом? Вы поссорились? Чем вы с ним занимались вчера вечером? Расскажите обо всем по порядку.
— Если Ульф и был недоволен моим посещением, то ничем это не показал. — Дэйв Гринсон вновь открыто смотрел на невидимого следователя. Мы вместе поужинали. Выпили… Я рассказывал о своей работе, он слушал. Никто ни с кем не ссорился… мы с ним вообще никогда не ссорились, разве что в детстве. Нам ведь нечего делить.
— Почему оружие оказалось в боевом состоянии? Зачем вы его собрали?
— Показывал Ульфу. Мы думали наутро пойти пострелять. Ну, чтобы он набил руку, он ведь инвертора никогда раньше не видел.
— Вы ужинали и мирно беседовали. Вы рассказывали о своей работе. А что говорил вам господин Лундквист?
Дэйв Гринсон моргнул несколько раз подряд. Я внимательно наблюдал за его лицом. И скорее почувствовал, чем разглядел, что в голубых глазах рубежника мелькнула тень растерянности.
— Ничего особенного, — произнес он опять с расстановкой, как в начале разговора. — Говорил, что здесь хорошие леса… — Он наморщил лоб, вспоминая. — Леса… Охота… — Казалось, слова даются ему с трудом. Вообще он мало говорил.
По-моему, он о чем-то умалчивал. Такое же впечатление возникло у следователя из Валгаллы:
— Минутой раньше вы, господин Гринсон, сказали, что ужинали и вели беседу. — (Дэйв Гринсон отнюдь не говорил о беседе; он говорил: «Ульф слушал», — а это далеко не одно и то же. Следователь умышленно допустил такую неточность — это была одна из «штучек»). — А теперь, по вашим словам, выходит, что это была не беседа, а монолог. О чем же все-таки говорил вам господин Лундквист? Неужели не рассказал вам, другу, о своих проблемах?
— Н-нет… — выдавил Дэйв Гринсон, вновь опуская глаза. Этот парень явно не умел лгать.
— Встретились давние друзья, друзья с детских лет, — сказал следователь. — Выпили. У одного из друзей такие серьезные проблемы, что он резко меняет образ жизни и удаляется чуть ли не в монастырь. Алкоголь развязывает язык, побуждает выговориться, высказать наболевшее. Неужели ваш друг так-таки ничего вам и не сказал?
— Сказал, — вызывающе ответил Дэйв Гринсон. — Да, он поделился со мной своими проблемами. Но это были его проблемы, господин прим-ажан, и теперь, наверное, они больше его не тревожат. Ульфа нет, и все его проблемы исчезли вместе с ним. Вы не о том спрашиваете, господин прим-ажан! Об убийстве спрашивайте, а не о наших с Ульфом разговорах.
— С убийством картина, по-моему, понятная. Вы поссорились с господином Лундквистом. Возможно, началась эта ссора на кухне, но продолжалась и в спальне, потому что обгоревшие останки обнаружены именно на месте спальни. Завязалась драка и вы выстрелили в господина Лундквиста из инвертора. А потом, скрывая следы преступления, подожгли дом. Вот так мне все это представляется, господин Гринсон. Хотя никакого официального обвинения я, естественно, вам не предъявляю.
— Какая ссора? — пробормотал рубежник. — Какая драка? Спальня загорелась, когда я стрелял в это чудовище без лица!
— Посмотрите на вашу правую руку, господин Гринсон. У вас свежие ссадины на тыльной стороне кисти — следы драки.
Дэйв Гринсон поднял руку и изумленно уставился на нее.
— Почему драка?.. — вновь растерянно пробормотал он. — Там, кажется, были какие-то ящики… В коридоре… Я на них наткнулся… Я не убивал Ульфа! Это она… Это оно, чудовище… Оно тоже нашло его! Я ведь уже говорил вам, его убило чудовище! Надо искать чудовище!
— Надеюсь, господин Гринсон, вы понимаете, что косвенные доказательства говорят против вас? Но допустим, что вы действительно здесь ни при чем. Допустим, вы не ссорились, а, находясь в известном состоянии, начали развлекаться стрельбой из инвертора в спальне Ульфа Лундквиста и подожгли дом. Вам удалось спастись, а ему нет. Но почему тогда господин Лундквист начал кричать? Свидетели показывают, что он кричал до того, как начался пожар, то есть пожар не был причиной его крика.
— Он кричал потому, что его убивало чудовище, — утомленно и как-то обреченно сказал Дэйв Гринсон. — Ульф полулежал на кровати… он уже пошел спать, я мне не спалось… Он вжимался спиной в стену, руки выставил перед собой и кричал… А над ним — высокая женщина… Я же вам ее описывал… Волосы распущенные, длинное черное платье с какими-то огоньками… И какая-то полупрозрачная… Шипела: «Сейчас ты умрешь, я тебя ненавижу», — и раздирала ему лицо своими крючьями. А потом, когда я начал стрелять, она… чудовище… пошло на меня… даже не пошло… вернее, пошло, но не по полу, а над полом! Вместо лица — белое пятно, и мигает что-то багровое… И я открыл огонь… Оно, кажется, начало терять очертания… Но тут от выстрелов все загорелось, дым… Я — в коридор, там какие-то ящики… Потом в окно… Я не верю в демонов преисподней и потому заявляю: это какая-то неизвестная нам форма жизни. Или занесенная из других миров, или же возникшая здесь, на Иволге. Какая-то чудовищная мутация… Возможно еще, что это машина для убийства, которую кто-то направил на Ульфа. Хотя в первый момент я думал иначе. Господи, да если бы вы видели ее, вы бы поверили в любую чертовщину!
— Не думаю, господин Гринсон, что суд будет удовлетворен подобными вашими показаниями.
— Я тоже так не думаю, — с горечью сказал Дэйв Гринсон. — Но я говорю о том, что видел собственными глазами. Надо искать это чудовище…
Дальше пошла панорама места происшествия. Затем характеристики… Рекомбинация… Коллеги с Иволги не сочли нужным включать в пласт сделанное Дэйвом Гринсоном описание женщины-монстра. По их мнению, налицо было явное бытовое убийство, венчающее ссору, которая возникла под воздействием алкогольных напитков, а именно — местного, очень крепкого самогона. Или же преступная небрежность в обращении с оружием. Дэйв Гринсон нечаянно выстрелил и попал в друга — вот и причина криков Ульфа Лундквиста. И от этого же выстрела загорелась постель, а потом и все ветхое строение.
Так могли рассуждать иволгианские полицейские. Так будут рассуждать судьи. Но я-то знал, что Дэйв Гринсон говорил правду.
«Ненавижу тебя», — эти слова шипела женщина-монстр. «Пришел твой Орфей», — вещал призрак, посетивший Эвридику Карреро.
«Ненавижу»…
Что-то знакомое было в этом слове.
Я встал и подошел к окну. В безоблачном небе кружили птицы. Сияли золотом кресты возвышающегося неподалеку величественного собора.
«Ненавижу…» Монстр говорил, что ненавидит Ульфа Лундквиста — и убил его. «Я ненавидел его», — сказал сын господина Селихова, убитого в Уральском регионе Земли. «Я презираю и ненавижу себя», — это были слова агента Свена Блутсберга. Он произнес их в номере отеля «Сияющий» в Мериде-Гвадиане. Наутро обнаружили его изувеченное тело…
Тень какой-то догадки пронеслась в глубине моего сознания, но я не успел разглядеть ее очертаний; слишком стремительно пронеслась она — и исчезла, ни во что не воплотившись.
«Твой Орфей пришел к тебе…» Чтобы обнять. И случай в Вакканае, на Земле, — предполагаемое изнасилование. Тут уже не о ненависти можно говорить, а, скорее, о каком-то другом чувстве…
Что-то упорно ускользало от меня, никак не давалось в руки. Что?
У меня постепенно начала зарождаться уверенность в том, что, выяснив причины, побудившие Ульфа Лундквиста стать изгоем, я нащупаю некое важное звено.
Повернувшись к экрану, я вновь просмотрел опрос Дэйва Гринсона, проведенный следователем из полиции округа.
«А вот почему Ульф забрался сюда? — сказал Гринсон следователю. — По личным причинам, господин прим-ажан, по сугубо личным причинам. Это может быть и усталость от окружающих, и просто хандра. — Последовала довольно долгая пауза. — И неразделенная любовь».
Стоп! «И неразделенная любовь». Что-то мне подсказывало: дело здесь именно в неразделенной любви. Женщина, не ответившая взаимностью Ульфу Лундквисту, могла быть к нему равнодушной; могла считать его просто своим другом; могла смеяться над ним; презирать его. А ненавидеть? Да, она могла ненавидеть его.
Ничего я толком не соображал, и никак не мог связать обрывки мыслей, и не было у меня никаких предположений — я брел в тумане, где с разных сторон проступают какие-то неясные контуры, и непонятно, тени ли это, обманчивая видимость, или вполне реальные очертания вполне реальных предметов. В этом туманном мире колебаний, сомнений, тупиков и ложных путей, где не знаешь, в каком направлении идти, я четко представлял себе только один следующий шаг, который мне необходимо сделать, даже если он окажется всего лишь шагом в непроходимое болото: я должен побывать на Иволге и поговорить с Дэйвом Гринсоном.
Да, на Иволге работает Стан. Но какую информацию он раздобудет и когда вернется? И сможет ли он узнать именно то, что хочу узнать я? Стан понятия не имеет об историке Минотти, называющем себя Орфеем; о словах, сказанных призраком Эвридике Карреро; о том, в какой переплет попал агент Унипола Свен Блутсберг, и о том, что он убит. Мне просто необходимо было самому посетить Иволгу.
Я попытался связаться по визио с Кондором, но его не оказалось на месте. «Господин Суассар в Совете Ассоциации», — деревянным голосом с неожиданной примесью бархатистых ноток сообщил мне автосекретарь. Поколебавшись немного (шеф там, в Совете, конечно же, не кофе распивал), я все-таки решил вызвать его по трансу и набрал код на своем наручном браслете.
— Господин Суассар, извините, что отрываю. Это Грег, — торопливо сказал я. — Я на Иволгу. Есть кое-какие соображения, о которых не знает Лешко.
— Хоть в Большое Магелланово Облако, Лео, — так же быстро ответил Кондор. — Лишь бы был результат. Все.
Да, шеф явно не кофе распивал, а был занят куда более серьезными и неприятными делами.
— Анализ по данной группе преступлений произведен, — сообщил Валентин. — Точки наложения отсутствуют. Не хватает информации.
— Запроси максимум данных и проанализируй еще раз. По всем параметрам.
— В таком случае главной точкой наложения будет принадлежность всех объектов к категории «человек».
— Валентин, не до шуток! Параметры определишь сам, не мне тебя учить.
— У тебя нет уравновешенности, Леонардо.
— Посмотрел бы я, как бы ты вел себя на моем месте!
— На твоем месте я бы просто обрабатывал поступающую информацию.
— Чем и занимаюсь, — буркнул я. — Вечером я на Иволгу, а ты продолжай вскрывать все пакеты. Сводки — Драгану. Что ты сейчас изучаешь?
— Пеликан.
— А Жар-Птица и Ласточка?
— Информация по данной теме отсутствует.
«Слава Богу! — подумал я. — Хоть там все тихо. Пока…»
Дэйв Гринсон предполагал, что чудовище может быть мутантом. Звучит совсем уж сказочно — откуда могут взяться столь необычные мутанты в разных мирах? Но любое предположение нужно проверить… чтобы потом отсечь.
— Валентин, задание Драгану: пусть поинтересуется современными воззрениями на мутации существ рода «гомо», вида «сапиенс». Какие случаи были, когда, где и так далее.
Только сейчас я ощутил какую-то неустроенность в собственном организме. Взглянул на часы и поразился: оказывается, я разбирался со всеми сообщениями добрых шесть часов! И теперь мне просто хотелось наполнить желудок чем-нибудь съестным.
— Пойду пообедаю, — сказал я Валентину. — Могу и тебе принести что-нибудь пожевать.
— Принеси, — неожиданно согласился биокомп. Голос его был бесстрастным. — Кусочек сыра. Любого, только с дырками. Мне иногда снится сыр. Сыр — Вселенная, дырки — нуль-трассы. Сыр лежит на тарелке, на столе. А чьи-то руки нарезают другие кусочки.
Я оторопело уставился на приплясывающего биокомпа.
— Ты не шутишь, Валентин?
— А как ты думаешь, я умею шутить?
— Н-не знаю…
— И я не знаю, Леонардо.
Я вышел из своего кабинета и медленно направился к ближайшему экспресс-бару.
«Что же такое наш Валентин? — думал я. — Не машина и не человек… А что? Или — кто?..»
Мысли о Валентине не оставляли меня и за обедом. Экспресс-бар был пуст, только за столиком у окна возился с яичницей, одновременно просматривая какие-то свои записи, незнакомый худощавый парень, вероятно, из новеньких. Я механически поглощал грибной суп, макая хлеб в соус, и размышлял.
Валентин был биосистемой. Неведомыми убийцами тоже могли оказаться биосистемы. Что такое Валентин? Выращенный из биомассы квазиорганизм (ничего не объясняющий термин!), способный к самоорганизации и самообучению. На то, чтобы сделать его пригодным для полноценной работы, ушло без малого двадцать лет. На всей Соколиной таких биокомпов насчитывалось не более трех-четырех десятков — в основном, ими располагали управления Совета Ассоциации. Я не знал технологии создания биомассы, но знал, что это очень долгий, скрупулезный и трудоемкий процесс; в Шарлотсвилле, где вырастили Валентина, этим занималось огромное предприятие, состоящее из множества технологических участков. Возможно ли, чтобы подобное предприятие было создано где-то еще и до сих пор оставалось не обнаруженным? В принципе, наверное, возможно — в любом обитаемом мире, за исключением Земли, существует множество неосвоенных территорий. Но только в принципе. На деле же, если бы такое предприятие и впрямь функционировало на какой-то планете Ассоциации, оно не укрылось бы от зорких глаз космических спутников, осуществляющих перекрестный мониторинг всей поверхности данного обитаемого мира. Такое предприятие просто невозможно было бы проглядеть. Значит, гипотетические системы, служащие орудием убийства, могли быть созданы только в одном месте: на Земле, в Шарлотсвилле.
Я отодвинул тарелку и набрал на браслете код Берта.
— Слушаю, — сказал Берт.
— Это Грег. Искупался?
— Да нет, не купался я. Не до купаний.
— Оформляй допуск и выходи на структуры Земли. Пусть дадут подробнейшую информацию о работе биопредприятия в Шарлотсвилле. И организуй тщательную проверку. По каждому пункту. Если будет нужно — сам туда отправляйся. Действуй, Берт.
Я принялся за тушеные пинвазы. Новичок доел свою яичницу и, натыкаясь на стулья, пошел к выходу, продолжая шевелить губами, разбираясь в записях.
Биомасса, способная принимать различную форму и выполнять заложенную в нее программу… Не ведая, что творит. Или — ведая?.. Новая форма существования материи — не человек разумный, но и не комп, работающий строго в рамках программы. Валентин способен к анализу и выводам. Правда, делает он это гораздо медленнее, чем обрабатывая информацию в режиме обыкновенного компа, но тут и не нужна поспешность и сверхскорость. Главное — он справляется с тем, с чем не справится ни один комп. Он работает вполне осознанно. (А что такое «сознание»?) И обслуживает не только нашу «пятерку», пятую группу. Он обслуживает добрую половину отделов Унипола одновременно, и в моем кабинете находится только часть его тела; остальные части — у других, но все они представляют собой один единый биокомп. Это делает его практически неуязвимым; если даже что-то случится с десятком его частей, все равно будет существовать биокомп Валентин. Вернее, для меня он «Валентин». А для руководителя шестой группы он «Танцор», тот приплясывающий мешок, что стоит у него в кабинете; а для Кондора — «Шерлок Холмс». Сколько частей — столько имен, и все они — имена одного биокомпа, единого, но разделенного…Так что это — вещество или существо? Его сны… Сыр-Вселенная… Шутка? Или он все-таки не способен шутить? Он живой? А что такое жизнь?.. Чем мы, люди, «живее», чем Валентин? Если биомасса-убийца живая, и убивает вполне сознательно, то как с ней можно бороться? Не означают ли участившиеся трагические случаи, что ей понравилось убивать?..
Я залпом выпил тоник и встал из-за стола. Сумбур царил у меня в голове, какое-то бессвязное нелогичное месиво. Уйти нужно было от всего этого, отключиться, пока оставалось время до отправления на Иволгу. Обнаружив у себя такую, пожалуй, единственную внятную мысль, я спустился на лифте на первый этаж и открыл дверь гипнокабинета.
Отключиться, забыться, раствориться во владениях сна, затеряться в мирах воображения, дать краткий отдых закипающим своим мозгам с совершенно перепутавшимися извилинами. Отлететь в иные сферы. Хотя бы на часок. Спал-то я последний раз в номере отеля «Сияющий» в городе Мерида-Гвадиана на далекой планете Журавлиная Стая…
Никаких средств быстрой связи с внешним миром в поселке не было, и подозреваемый мог, при желании, беспрепятственно скрыться — или применив оружие, или просто улетев, поскольку никто из жителей поселка не знал, кто он такой и откуда прибыл; там не совали нос в чужие дела. Однако Дэйв Гринсон добровольно отдал инвертор окружившим его людям и пытался убедить их в том, что Ульфа Лундквиста только что убила женщина-монстр, безликая, с крючьями на месте пальцев на руках. Один из проживающих в поселке мужчин, воспользовавшись авиакаром, добрался до ближайшего населенного пункта и связался с Валгаллой — центром девяносто шестого округа, откуда в поселок и прибыли сотрудники окружного управления полиции.
Реконструкция, результаты тестирования и медицинская карта Дэйва Гринсона, зарегистрированная в рубеж-управлении Совета Ассоциации, прилагались, но я просмотрел все это в ускоренном темпе, ни на чем не задерживаясь. Я уже знал, что там нет никаких зацепок.
Как заявляли свидетели, Дэйв Гринсон, добежав до авиакара, вел себя так, будто не собирался скрываться с места происшествия. Вместо того, чтобы улетать, он смотрел на пылающий дом, держа оружие наизготовку, словно из огня могли в любую секунду появиться какие-то враги. Заключение экспертизы: признаков пиромании не выявлено.
Действия Дэйва Гринсона окончательно убедили меня в правдивости его показаний. Обезумевшая от страха Эвридика Карреро, вырвавшись из объятий призрака, умчалась подальше от него на своей «рыбе-кибе». Бывалый моряк Святослав Евсеев, не помня себя, гнал такси куда глаза глядят, и неизвестно, куда бы его пригнал, если бы не коварный дорожный поворот. Действующий рубежник Дэйв Гринсон пытался уничтожить монстра, стреляя из инвертора, а когда это не удалось, отбежал к авиакару, но не улетел. Пересилил страх.
Дэйв Гринсон стрелял в монстра…
Я немного приуныл и вновь взял светомаркер. Возможно ли создание биомассы, способной выдержать попадание заряда такого мощного оружия, как инвертор?..
Впрочем, Дэйв Гринсон мог и не попасть, успокоил я себя.
Пробежав взглядом по биографическим сведениям о подозреваемом (место рождения — Иволга, Торборг… место проживания — Иволга, Торборг. Соколиная, Кремс… вид деятельности… периодизация… статистическая карта…), я перешел к показаниям Дэйва Гринсона.
Дэйв Гринсон смотрел на меня с экрана. Он оказался здоровенным парнем с широким скуластым лицом; довольно длинные светлые волосы закрывали лоб до самых бровей, голубые, широко расставленные глаза не были очень веселыми, но и не таили злобы. Светлая курчавая бородка, узкой полосой охватывающая нижнюю половину лица и уходящая к прикрытым волосами ушам, придавала Дэйву Гринсону какой-то особенно мужественный вид, но и делала его старше, чем значилось в справке; я бы дал ему лет пятьдесят-пятьдесят пять, хотя мы с ним были ровесниками и жили под нашими звездами по сорок четыре года. Чувствовались в нем надежность, основательность, упорство, и я без труда представил, как он шагает по чащобам неведомых планет на дальних рубежах, постоянно настроенный на неожиданности и готовый справиться с любой опасностью. И от монстра, я был теперь почти уверен, он убежал не столько из-за страха, сколько из-за того, что понял: он не в силах справиться с чудовищем.
— С какой целью вы прилетели в поселок номер семь? — задал вопрос остающийся вне экрана следователь.
Дэйв Гринсон немного помедлил и негромко, с расстановкой произнес:
— Ульф — мой друг… Был моим другом. С детства. Когда я возвращаюсь на Иволгу, мы с ним всегда уходим на охоту в Стеклянные горы. На зеленых драконов-прыгунов. Не припомню случая, чтобы мы не отправились на охоту, независимо от того, чем он был тогда занят.
— Именно поэтому вы взяли с собой боевой инвертор?
— Да. Хотел попробовать. И Ульфу дать попробовать. У меня есть разрешение на провоз оружия, естественно, в разобранном виде. Инвертор мне выдали под слово чести…
— Как вы отыскали господина Лундквиста?
— Я знал, где он обычно проводит время… после смерти родителей. Родители погибли на яхте… шторм… Он был единственным наследником… Мог позволить себе заниматься чем хочется, вот и занимался… «Экзот-рулетка» в ночных клубах, гонки на кваптунгах, охота… После вахты на рубежах мне положено двадцать суток — вот я прямо с рубежей и махнул домой. Погостил, узнал, что Ульф исчез, и пошел по его знакомым. Он меня со многими знакомил, когда я его раньше навещал. Тут мне и подсказали, что однажды, крепко перебрав, он говорил об этом поселке. Вернее, просто о каком-то поселке в районе Черных Лесов. А дальше я уже сам справки наводил. Здесь, в Локи. С десяток поселков облетал, но все-таки нашел.
— Господин Гринсон, кто именно вам сообщил, что господин Лундквист говорил о поселке?
Дэйв Гринсон пожал плечами:
— Я даже не знаю, как его зовут. Носатый такой. Ульф когда-то знакомил, но я уже не помню. По-моему, он постоянно отирается у «экзоты», тем и живет. Как меня Ульф не затащит туда — он там. Могу показать, если нужно.
— Вы имеете в виду Торборг?
— Естественно, Торборг.
— Господин Гринсон, вам известны причины, побудившие господина Лундквиста покинуть Торборг и обосноваться в поселке номер семь?
Дэйв Гринсон почему-то опустил глаза.
— У него были на то основания. Трудно судить…
— Какие основания?
— По-моему, господин прим-ажан, это было личным делом Ульфа.
— Господин Гринсон, вы понимаете, что в ваших же интересах сообщить все, что вам известно?
— Понимаю. И не собираюсь скрывать обстоятельств смерти Ульфа. И я вам уже о них говорил, и готов повторить это хоть десять тысяч раз! А вот почему Ульф забрался сюда?.. По личным причинам, господин прим-ажан, по сугубо личным причинам. Это может быть и усталость от окружающих, и просто хандра… И неразделенная любовь…
— Но вам известны эти личные причины?
— Да, известны. Они никоим образом не вступают в противоречие с законом.
Наступило молчание. «Надо выяснить, почему господин Лундквист стал отшельником, — подумал я, делая очередную пометку. — Если только Стан уже не выяснил».
— Хорошо. Что произошло вчера вечером, когда вы прилетели? Господин Лундквист был недоволен вашим визитом? Вы поссорились? Чем вы с ним занимались вчера вечером? Расскажите обо всем по порядку.
— Если Ульф и был недоволен моим посещением, то ничем это не показал. — Дэйв Гринсон вновь открыто смотрел на невидимого следователя. Мы вместе поужинали. Выпили… Я рассказывал о своей работе, он слушал. Никто ни с кем не ссорился… мы с ним вообще никогда не ссорились, разве что в детстве. Нам ведь нечего делить.
— Почему оружие оказалось в боевом состоянии? Зачем вы его собрали?
— Показывал Ульфу. Мы думали наутро пойти пострелять. Ну, чтобы он набил руку, он ведь инвертора никогда раньше не видел.
— Вы ужинали и мирно беседовали. Вы рассказывали о своей работе. А что говорил вам господин Лундквист?
Дэйв Гринсон моргнул несколько раз подряд. Я внимательно наблюдал за его лицом. И скорее почувствовал, чем разглядел, что в голубых глазах рубежника мелькнула тень растерянности.
— Ничего особенного, — произнес он опять с расстановкой, как в начале разговора. — Говорил, что здесь хорошие леса… — Он наморщил лоб, вспоминая. — Леса… Охота… — Казалось, слова даются ему с трудом. Вообще он мало говорил.
По-моему, он о чем-то умалчивал. Такое же впечатление возникло у следователя из Валгаллы:
— Минутой раньше вы, господин Гринсон, сказали, что ужинали и вели беседу. — (Дэйв Гринсон отнюдь не говорил о беседе; он говорил: «Ульф слушал», — а это далеко не одно и то же. Следователь умышленно допустил такую неточность — это была одна из «штучек»). — А теперь, по вашим словам, выходит, что это была не беседа, а монолог. О чем же все-таки говорил вам господин Лундквист? Неужели не рассказал вам, другу, о своих проблемах?
— Н-нет… — выдавил Дэйв Гринсон, вновь опуская глаза. Этот парень явно не умел лгать.
— Встретились давние друзья, друзья с детских лет, — сказал следователь. — Выпили. У одного из друзей такие серьезные проблемы, что он резко меняет образ жизни и удаляется чуть ли не в монастырь. Алкоголь развязывает язык, побуждает выговориться, высказать наболевшее. Неужели ваш друг так-таки ничего вам и не сказал?
— Сказал, — вызывающе ответил Дэйв Гринсон. — Да, он поделился со мной своими проблемами. Но это были его проблемы, господин прим-ажан, и теперь, наверное, они больше его не тревожат. Ульфа нет, и все его проблемы исчезли вместе с ним. Вы не о том спрашиваете, господин прим-ажан! Об убийстве спрашивайте, а не о наших с Ульфом разговорах.
— С убийством картина, по-моему, понятная. Вы поссорились с господином Лундквистом. Возможно, началась эта ссора на кухне, но продолжалась и в спальне, потому что обгоревшие останки обнаружены именно на месте спальни. Завязалась драка и вы выстрелили в господина Лундквиста из инвертора. А потом, скрывая следы преступления, подожгли дом. Вот так мне все это представляется, господин Гринсон. Хотя никакого официального обвинения я, естественно, вам не предъявляю.
— Какая ссора? — пробормотал рубежник. — Какая драка? Спальня загорелась, когда я стрелял в это чудовище без лица!
— Посмотрите на вашу правую руку, господин Гринсон. У вас свежие ссадины на тыльной стороне кисти — следы драки.
Дэйв Гринсон поднял руку и изумленно уставился на нее.
— Почему драка?.. — вновь растерянно пробормотал он. — Там, кажется, были какие-то ящики… В коридоре… Я на них наткнулся… Я не убивал Ульфа! Это она… Это оно, чудовище… Оно тоже нашло его! Я ведь уже говорил вам, его убило чудовище! Надо искать чудовище!
— Надеюсь, господин Гринсон, вы понимаете, что косвенные доказательства говорят против вас? Но допустим, что вы действительно здесь ни при чем. Допустим, вы не ссорились, а, находясь в известном состоянии, начали развлекаться стрельбой из инвертора в спальне Ульфа Лундквиста и подожгли дом. Вам удалось спастись, а ему нет. Но почему тогда господин Лундквист начал кричать? Свидетели показывают, что он кричал до того, как начался пожар, то есть пожар не был причиной его крика.
— Он кричал потому, что его убивало чудовище, — утомленно и как-то обреченно сказал Дэйв Гринсон. — Ульф полулежал на кровати… он уже пошел спать, я мне не спалось… Он вжимался спиной в стену, руки выставил перед собой и кричал… А над ним — высокая женщина… Я же вам ее описывал… Волосы распущенные, длинное черное платье с какими-то огоньками… И какая-то полупрозрачная… Шипела: «Сейчас ты умрешь, я тебя ненавижу», — и раздирала ему лицо своими крючьями. А потом, когда я начал стрелять, она… чудовище… пошло на меня… даже не пошло… вернее, пошло, но не по полу, а над полом! Вместо лица — белое пятно, и мигает что-то багровое… И я открыл огонь… Оно, кажется, начало терять очертания… Но тут от выстрелов все загорелось, дым… Я — в коридор, там какие-то ящики… Потом в окно… Я не верю в демонов преисподней и потому заявляю: это какая-то неизвестная нам форма жизни. Или занесенная из других миров, или же возникшая здесь, на Иволге. Какая-то чудовищная мутация… Возможно еще, что это машина для убийства, которую кто-то направил на Ульфа. Хотя в первый момент я думал иначе. Господи, да если бы вы видели ее, вы бы поверили в любую чертовщину!
— Не думаю, господин Гринсон, что суд будет удовлетворен подобными вашими показаниями.
— Я тоже так не думаю, — с горечью сказал Дэйв Гринсон. — Но я говорю о том, что видел собственными глазами. Надо искать это чудовище…
Дальше пошла панорама места происшествия. Затем характеристики… Рекомбинация… Коллеги с Иволги не сочли нужным включать в пласт сделанное Дэйвом Гринсоном описание женщины-монстра. По их мнению, налицо было явное бытовое убийство, венчающее ссору, которая возникла под воздействием алкогольных напитков, а именно — местного, очень крепкого самогона. Или же преступная небрежность в обращении с оружием. Дэйв Гринсон нечаянно выстрелил и попал в друга — вот и причина криков Ульфа Лундквиста. И от этого же выстрела загорелась постель, а потом и все ветхое строение.
Так могли рассуждать иволгианские полицейские. Так будут рассуждать судьи. Но я-то знал, что Дэйв Гринсон говорил правду.
«Ненавижу тебя», — эти слова шипела женщина-монстр. «Пришел твой Орфей», — вещал призрак, посетивший Эвридику Карреро.
«Ненавижу»…
Что-то знакомое было в этом слове.
Я встал и подошел к окну. В безоблачном небе кружили птицы. Сияли золотом кресты возвышающегося неподалеку величественного собора.
«Ненавижу…» Монстр говорил, что ненавидит Ульфа Лундквиста — и убил его. «Я ненавидел его», — сказал сын господина Селихова, убитого в Уральском регионе Земли. «Я презираю и ненавижу себя», — это были слова агента Свена Блутсберга. Он произнес их в номере отеля «Сияющий» в Мериде-Гвадиане. Наутро обнаружили его изувеченное тело…
Тень какой-то догадки пронеслась в глубине моего сознания, но я не успел разглядеть ее очертаний; слишком стремительно пронеслась она — и исчезла, ни во что не воплотившись.
«Твой Орфей пришел к тебе…» Чтобы обнять. И случай в Вакканае, на Земле, — предполагаемое изнасилование. Тут уже не о ненависти можно говорить, а, скорее, о каком-то другом чувстве…
Что-то упорно ускользало от меня, никак не давалось в руки. Что?
У меня постепенно начала зарождаться уверенность в том, что, выяснив причины, побудившие Ульфа Лундквиста стать изгоем, я нащупаю некое важное звено.
Повернувшись к экрану, я вновь просмотрел опрос Дэйва Гринсона, проведенный следователем из полиции округа.
«А вот почему Ульф забрался сюда? — сказал Гринсон следователю. — По личным причинам, господин прим-ажан, по сугубо личным причинам. Это может быть и усталость от окружающих, и просто хандра. — Последовала довольно долгая пауза. — И неразделенная любовь».
Стоп! «И неразделенная любовь». Что-то мне подсказывало: дело здесь именно в неразделенной любви. Женщина, не ответившая взаимностью Ульфу Лундквисту, могла быть к нему равнодушной; могла считать его просто своим другом; могла смеяться над ним; презирать его. А ненавидеть? Да, она могла ненавидеть его.
Ничего я толком не соображал, и никак не мог связать обрывки мыслей, и не было у меня никаких предположений — я брел в тумане, где с разных сторон проступают какие-то неясные контуры, и непонятно, тени ли это, обманчивая видимость, или вполне реальные очертания вполне реальных предметов. В этом туманном мире колебаний, сомнений, тупиков и ложных путей, где не знаешь, в каком направлении идти, я четко представлял себе только один следующий шаг, который мне необходимо сделать, даже если он окажется всего лишь шагом в непроходимое болото: я должен побывать на Иволге и поговорить с Дэйвом Гринсоном.
Да, на Иволге работает Стан. Но какую информацию он раздобудет и когда вернется? И сможет ли он узнать именно то, что хочу узнать я? Стан понятия не имеет об историке Минотти, называющем себя Орфеем; о словах, сказанных призраком Эвридике Карреро; о том, в какой переплет попал агент Унипола Свен Блутсберг, и о том, что он убит. Мне просто необходимо было самому посетить Иволгу.
Я попытался связаться по визио с Кондором, но его не оказалось на месте. «Господин Суассар в Совете Ассоциации», — деревянным голосом с неожиданной примесью бархатистых ноток сообщил мне автосекретарь. Поколебавшись немного (шеф там, в Совете, конечно же, не кофе распивал), я все-таки решил вызвать его по трансу и набрал код на своем наручном браслете.
— Господин Суассар, извините, что отрываю. Это Грег, — торопливо сказал я. — Я на Иволгу. Есть кое-какие соображения, о которых не знает Лешко.
— Хоть в Большое Магелланово Облако, Лео, — так же быстро ответил Кондор. — Лишь бы был результат. Все.
Да, шеф явно не кофе распивал, а был занят куда более серьезными и неприятными делами.
— Анализ по данной группе преступлений произведен, — сообщил Валентин. — Точки наложения отсутствуют. Не хватает информации.
— Запроси максимум данных и проанализируй еще раз. По всем параметрам.
— В таком случае главной точкой наложения будет принадлежность всех объектов к категории «человек».
— Валентин, не до шуток! Параметры определишь сам, не мне тебя учить.
— У тебя нет уравновешенности, Леонардо.
— Посмотрел бы я, как бы ты вел себя на моем месте!
— На твоем месте я бы просто обрабатывал поступающую информацию.
— Чем и занимаюсь, — буркнул я. — Вечером я на Иволгу, а ты продолжай вскрывать все пакеты. Сводки — Драгану. Что ты сейчас изучаешь?
— Пеликан.
— А Жар-Птица и Ласточка?
— Информация по данной теме отсутствует.
«Слава Богу! — подумал я. — Хоть там все тихо. Пока…»
Дэйв Гринсон предполагал, что чудовище может быть мутантом. Звучит совсем уж сказочно — откуда могут взяться столь необычные мутанты в разных мирах? Но любое предположение нужно проверить… чтобы потом отсечь.
— Валентин, задание Драгану: пусть поинтересуется современными воззрениями на мутации существ рода «гомо», вида «сапиенс». Какие случаи были, когда, где и так далее.
Только сейчас я ощутил какую-то неустроенность в собственном организме. Взглянул на часы и поразился: оказывается, я разбирался со всеми сообщениями добрых шесть часов! И теперь мне просто хотелось наполнить желудок чем-нибудь съестным.
— Пойду пообедаю, — сказал я Валентину. — Могу и тебе принести что-нибудь пожевать.
— Принеси, — неожиданно согласился биокомп. Голос его был бесстрастным. — Кусочек сыра. Любого, только с дырками. Мне иногда снится сыр. Сыр — Вселенная, дырки — нуль-трассы. Сыр лежит на тарелке, на столе. А чьи-то руки нарезают другие кусочки.
Я оторопело уставился на приплясывающего биокомпа.
— Ты не шутишь, Валентин?
— А как ты думаешь, я умею шутить?
— Н-не знаю…
— И я не знаю, Леонардо.
Я вышел из своего кабинета и медленно направился к ближайшему экспресс-бару.
«Что же такое наш Валентин? — думал я. — Не машина и не человек… А что? Или — кто?..»
Мысли о Валентине не оставляли меня и за обедом. Экспресс-бар был пуст, только за столиком у окна возился с яичницей, одновременно просматривая какие-то свои записи, незнакомый худощавый парень, вероятно, из новеньких. Я механически поглощал грибной суп, макая хлеб в соус, и размышлял.
Валентин был биосистемой. Неведомыми убийцами тоже могли оказаться биосистемы. Что такое Валентин? Выращенный из биомассы квазиорганизм (ничего не объясняющий термин!), способный к самоорганизации и самообучению. На то, чтобы сделать его пригодным для полноценной работы, ушло без малого двадцать лет. На всей Соколиной таких биокомпов насчитывалось не более трех-четырех десятков — в основном, ими располагали управления Совета Ассоциации. Я не знал технологии создания биомассы, но знал, что это очень долгий, скрупулезный и трудоемкий процесс; в Шарлотсвилле, где вырастили Валентина, этим занималось огромное предприятие, состоящее из множества технологических участков. Возможно ли, чтобы подобное предприятие было создано где-то еще и до сих пор оставалось не обнаруженным? В принципе, наверное, возможно — в любом обитаемом мире, за исключением Земли, существует множество неосвоенных территорий. Но только в принципе. На деле же, если бы такое предприятие и впрямь функционировало на какой-то планете Ассоциации, оно не укрылось бы от зорких глаз космических спутников, осуществляющих перекрестный мониторинг всей поверхности данного обитаемого мира. Такое предприятие просто невозможно было бы проглядеть. Значит, гипотетические системы, служащие орудием убийства, могли быть созданы только в одном месте: на Земле, в Шарлотсвилле.
Я отодвинул тарелку и набрал на браслете код Берта.
— Слушаю, — сказал Берт.
— Это Грег. Искупался?
— Да нет, не купался я. Не до купаний.
— Оформляй допуск и выходи на структуры Земли. Пусть дадут подробнейшую информацию о работе биопредприятия в Шарлотсвилле. И организуй тщательную проверку. По каждому пункту. Если будет нужно — сам туда отправляйся. Действуй, Берт.
Я принялся за тушеные пинвазы. Новичок доел свою яичницу и, натыкаясь на стулья, пошел к выходу, продолжая шевелить губами, разбираясь в записях.
Биомасса, способная принимать различную форму и выполнять заложенную в нее программу… Не ведая, что творит. Или — ведая?.. Новая форма существования материи — не человек разумный, но и не комп, работающий строго в рамках программы. Валентин способен к анализу и выводам. Правда, делает он это гораздо медленнее, чем обрабатывая информацию в режиме обыкновенного компа, но тут и не нужна поспешность и сверхскорость. Главное — он справляется с тем, с чем не справится ни один комп. Он работает вполне осознанно. (А что такое «сознание»?) И обслуживает не только нашу «пятерку», пятую группу. Он обслуживает добрую половину отделов Унипола одновременно, и в моем кабинете находится только часть его тела; остальные части — у других, но все они представляют собой один единый биокомп. Это делает его практически неуязвимым; если даже что-то случится с десятком его частей, все равно будет существовать биокомп Валентин. Вернее, для меня он «Валентин». А для руководителя шестой группы он «Танцор», тот приплясывающий мешок, что стоит у него в кабинете; а для Кондора — «Шерлок Холмс». Сколько частей — столько имен, и все они — имена одного биокомпа, единого, но разделенного…Так что это — вещество или существо? Его сны… Сыр-Вселенная… Шутка? Или он все-таки не способен шутить? Он живой? А что такое жизнь?.. Чем мы, люди, «живее», чем Валентин? Если биомасса-убийца живая, и убивает вполне сознательно, то как с ней можно бороться? Не означают ли участившиеся трагические случаи, что ей понравилось убивать?..
Я залпом выпил тоник и встал из-за стола. Сумбур царил у меня в голове, какое-то бессвязное нелогичное месиво. Уйти нужно было от всего этого, отключиться, пока оставалось время до отправления на Иволгу. Обнаружив у себя такую, пожалуй, единственную внятную мысль, я спустился на лифте на первый этаж и открыл дверь гипнокабинета.
Отключиться, забыться, раствориться во владениях сна, затеряться в мирах воображения, дать краткий отдых закипающим своим мозгам с совершенно перепутавшимися извилинами. Отлететь в иные сферы. Хотя бы на часок. Спал-то я последний раз в номере отеля «Сияющий» в городе Мерида-Гвадиана на далекой планете Журавлиная Стая…
18
ИВОЛГА. ИЩИТЕ ЖЕНЩИНУ
Перед тем, как пускаться в путь к Иволге, я заехал домой. Комнаты были пустыми и какими-то осиротевшими. Никаких следов Славии. Никаких следов… Я немного посидел в кресле, где всегда сидела она, а потом уточнил у Валентина, в какое время суток попаду в нуль-порт в окрестностях Валгаллы. Биокомп ответил, что в Валгалле это будет самое что ни на есть обеденное время, а это значило, что мой рабочий день удлинялся наполовину. Если считать с сегодняшнего утра на Соколиной. А если считать с визита в больницу к Эвридике Карреро на Журавлиной Стае? Впрочем, довольно часто понятие «рабочий день» становилось для меня условным; случались и рабочие сутки, а тут я готов был согласиться хоть и на непрерывную рабочую неделю лишь бы она закончилась успехом…
Взяв свою записку, адресованную Славии, я зачеркнул слово «Журавлиной» и добавил: «Иволге». Смысл не изменился. Получилось: «Я на Иволге. Вернусь завтра-послезавтра. Целую». Текст был универсальный, менялись только названия миров. Что ж, я сам выбрал этот путь. Я вновь положил записку на тумбочку у кровати, бросил на плечо куртку, вышел на лестничную площадку и захлопнул дверь квартиры.
Вновь уплывали назад знакомые здания Кремса, вновь полыхали огнем рощи пламеналий, и надвигался от горизонта гигантский купол нуль-порта.
Широкий проем входа, коридор, тягучие минуты ожидания. Кабина, мгновенный перенос сквозь галактические дали — и я вышел под изжелта-белесые небеса Иволги, под знакомые небеса, которые мне уже приходилось видеть года четыре… нет, три года назад, снежной иволгианской зимой. Среди кафетериев и россыпи мелких магазинчиков с красочными витринами я отыскал пункт связи и зашел туда, чтобы переговорить с окружным полицейским управлением.
Взяв свою записку, адресованную Славии, я зачеркнул слово «Журавлиной» и добавил: «Иволге». Смысл не изменился. Получилось: «Я на Иволге. Вернусь завтра-послезавтра. Целую». Текст был универсальный, менялись только названия миров. Что ж, я сам выбрал этот путь. Я вновь положил записку на тумбочку у кровати, бросил на плечо куртку, вышел на лестничную площадку и захлопнул дверь квартиры.
Вновь уплывали назад знакомые здания Кремса, вновь полыхали огнем рощи пламеналий, и надвигался от горизонта гигантский купол нуль-порта.
Широкий проем входа, коридор, тягучие минуты ожидания. Кабина, мгновенный перенос сквозь галактические дали — и я вышел под изжелта-белесые небеса Иволги, под знакомые небеса, которые мне уже приходилось видеть года четыре… нет, три года назад, снежной иволгианской зимой. Среди кафетериев и россыпи мелких магазинчиков с красочными витринами я отыскал пункт связи и зашел туда, чтобы переговорить с окружным полицейским управлением.