Куин Джулия. Романтическая история мистера Бриджертона

   — Скажи мне.
   Все что она сделала — все, что она могла сделать — это застонала, и выгнула шею так, чтобы ему было удобнее.
   Ее платье, частично расстегнутое, причем она даже не осознала, каким образом это было проделано, заскользило вниз, до тех пор, пока полностью не обнажилась ее ключица. Она с легкомысленным очарованием наблюдала за тем, как его губы скользят по ее коже, как они оказались в опасной близости от ее груди.
   — Ты скажешь мне? — прошептал он, лаская и легонько покусывая ее кожу.
   — Сказать тебе что? — пробормотала она, задыхаясь.
   Его губы шаловливо передвинулись чуть ниже, затем еще ниже.
   — Почему ты хихикала?
   Несколько секунд Пенелопа не могла вспомнить то, о чем он говорит.
   Его рука мягко накрыла ее грудь через ткань платья.
   — Я буду мучить тебя до тех пор, пока ты не скажешь, — пригрозил он.
   Пенелопа в ответ лишь изогнулась дугой на сиденье, выпячивая вперед грудь так, чтобы она удобнее разместилась в его руке.
   Ей нравилось то, как он ее мучает.
   — Понятно, — пробормотал он, одновременно сдвигая вниз лиф ее платья, и ласково проводя рукой по ее груди так, чтобы пальцами легко задеть ее сосок.
   — Тогда, возможно, я — его рука остановилась и приподнялась, — остановлюсь.
   — Нет, — простонала она.
   — Тогда скажи мне.
   Она склонила голову, словно загипнотизированная уставилась на свою грудь, обнаженную и открытую его пристальному взору.
   — Скажи мне, — прошептал он, легонько дуя на ее грудь, словно прикасаясь к ней своим теплым дыханием.
   Что-то сжалось внутри Пенелопа, глубоко внутри, в местах, о которых она никогда не вспоминала.
   — Колин, пожалуйста, — сама, не понимая чего, попросила она.
   Он улыбнулся, медленно и лениво, выглядя удовлетворенным, и в тоже время голодным.
   — Пожалуйста, что? — спросил он.
   — Прикоснись ко мне, — тихо прошептала она.
   Его указательный палец опустился на ее плечо.
   — Здесь?
   Она отчаянно замотала головой.
   Он передвинул руку и мягко провел по ее затылку.
   — Ближе? — пробормотал он.
   Она молча кивнула, ее глаза, все еще не отрывались от ее груди.
   Он снова нашел ее сосок, его пальцы, медленно и дразняще, обегали спирали вокруг него, прикасались к нему, а она все смотрела, ее тело напрягалось все сильнее и сильнее.
   Все что она могла слышать, это было ее собственное дыхание, горячее и тяжелое, со стонами срывающиеся с ее губ.
   Затем —
   — Колин! — его имя вырвалось из ее рта в странном полузадушенном крике.
   Он просто не мог этого сделать —
   Его губы, прикоснулись к ее соску, и прежде, чем она даже успела почувствовать его жар, ее буквально подбросило вверх от удивления и не только от него, ее бедра бесстыдно прижались к его телу, он обнял ее, прижимая к себе, и словно наслаждаясь этим.
   — Ох, Колин, Колин! — задыхалась она, ее руки обняли его, прикоснулись к его спине, отчаянно ощупывая и прикасаясь к его мускулам, ничего не желая, кроме как держать его, прикасаться к нему, и никогда не позволить ему уйти.
   Он дернул за свою рубашку, высвобождая ее из бридж, для нее это послужило сигналом, ее руки заскользили у него под рубашкой по горячей коже спины. Она никогда прежде не прикасалась к мужчине; она вообще так никогда не дотрагивалась до кого-либо, кроме, может быть, самой себя, но даже в этом случае, она не смогла бы так легко коснуться собственной спины.
   Он простонал, когда она прикоснулась к нему, затем напрягся, когда ее пальцы заскользили по его горячей коже. Ее сердце буквально запрыгало от радости. Ему нравится; ему нравится, когда она к нему прикасается. У нее не было до этого вообще никакого опыта, она была несведущей в этом деле, но ему нравилось.
   — Ты совершенство, — прошептал он, горячо обдувая ее кожу, его губы прокладывали дорожку из поцелуев по нижней части ее подбородка.
   Его рот словно заявлял на нее права снова, в этот раз с возрастающим пылом. Его руки опустились на ее ягодицы, сжимая и лаская их, прижимая ее к своему возбужденному телу.
   — О, Боже, как я хочу тебя, — задыхаясь, выдавил он, прижимаясь своим бедрами к ее телу. — Я хочу раздеть тебя, утонуть в твоей манящей глубине, и никогда не отпускать тебя.
   Пенелопа застонала от желания, не в состоянии поверить, какое огромное количество удовольствия она смогла почувствовать, просто услышав эти простые слова. Он заставил ее почувствовать себя порочной, греховной, и — ох — такой желанной.
   Она хотела, чтобы это никогда не закончилось.
   — О, Пенелопа, — застонал он, его губы и руки становились все неистовее. — О, Пенелопа. О, Пенелопааа, о-о, —
   Он поднял голову. Очень резко.
   — О, Боже.
   — Что случилось? — спросила она, безуспешно пытаясь подняться с сиденья.
   — Мы остановились.
   У нее заняло некоторое время, чтобы осознать значение этих слов. Если они остановились, это значит, что они почти достигли цели своего места назначения, которое было … Ее дом.
   — О, Боже!
   Она начала неистово дергать лиф своего платья, чтобы вернуть его на место.
   — Мы не можем попросить водителя, чтобы он продолжал ехать?
   Она и так уже доказала себе, что является законченной распутницей. Так что не будет большого вреда, если к списку ее грехов добавиться и бесстыдство.
   Он схватил за лиф ее платья, и быстро поднял его на место.
   — Какая вероятность того, что твоя мать все же не заметит мой экипаж под окнами вашего дома?
   — Фактически, довольно неплохая, — сказала он, — Но Бриарли заметит непременно.
   — Ваш дворецкий сможет узнать мой экипаж? — спросил он с недоверием.
   Она кивнула.
   — Ты приезжал на днях. Он всегда помнит такие вещи.
   Его губы мрачно и решительно скривились.
   — Очень хорошо, — проговорил он. — Поправь волосы, и прими более приличный вид.
   — Я могу пробежать в мою комнату, — сказала Пенелопа, — Никто не увидит меня.
   — Я сомневаюсь в это, — зловеще проговорил он, заправляя рубашку в бриджи и приглаживая волосы.
   — Нет, уверяю тебя —
   — И я уверяю тебя, — сказал он, повышая голос, — Тебя увидят.
   Он облизнул пальцы и пригладил волосы.
   — Я прилично выгляжу?
   — Да, — солгала она.
   По-правде говоря, он выглядел довольно взбудоражено с растрепанными волосами.
   — Хорошо, — он выпрыгнул из экипажа, и протянул ей руку.
   — Ты тоже собираешься войти в дом? — спросила она.
   Он посмотрел на нее так, словно она ненормальная. — Ну конечно.
   Она не сдвинулась с места, слишком озадаченная его действиями, чтобы отдать ногам приказ идти.
   Не было никакой причины, по которой он должен был бы сопровождать ее внутрь дома. Приличия на самом деле не требовали это, и —
   — Ради Бога, Пенелопа, — сказал он, схватив ее за руку, и дергая вниз.
   — Ты собираешься выйти за меня замуж или нет?

Глава 14

   Она ударилась об тротуар
   Пенелопа была — по крайней мере, по ее собственному мнению — гораздо более грациозной, чем другие люди думали об этом. Она хорошо танцевала, могла играть на фортепьяно, и могла передвигаться по переполненному залу, не врезаясь в большое количество людей и мебель.
   Но когда Колин сделал свое, можно сказать, такое занимательное предложение, ее нога — в этот момент находящаяся на полпути от экипажа до земли — нашла лишь воздух, ее левое бедро — бордюр, а голова — ботинки Колина.
   — Господи, Пенелопа, — воскликнул он, приседая рядом с ней на корточки, — С тобой все в порядке?
   — Все отлично, — сумела выдавить она, ища дыру в земле, которая должна была только что открыться, чтобы она могла залезть в нее и там умереть.
   — Ты уверена?
   — Это, действительно, ерунда, — ответила она, держась за щеку, которая, она была уверена, теперь носила совершенный отпечаток носка ботинка Колина
   — Просто, сильно удивилась, вот и все.
   — Почему?
   — Почему? — эхом откликнулась она.
   — Да, почему?
   Она заморгала. Раз, другой, третий.
   — Э-э, ну, это, должно быть, было связано с твоим упоминанием о браке.
   Он рывком поставил ее на ноги, почти выворачивая ее плечо в процессе.
   — Хорошо, что ты думала, я должен был сказать?
   Она недоверчиво уставилась на него. Он спятил?
   — Не это, — в конце концов, тихо ответила она.
   — Я не законченный хам, — проговорил он.
   Она очистила свои рукава от грязи и мелких камешков.
   — Я никогда не говорила кем ты был, я лишь —
   — Я могу заверить тебя, — продолжил он, выглядя смертельно обиженным, — Я никогда не веду себя так, как я себя вел, с женщиной твоего положения, не предлагая прежде руку и сердце.
   Рот Пенелопа открылся, заставляя ее чувствовать себя, как сова.
   — Разве у тебя нет ответа? — настойчиво спросил он.
   — Я все еще пытаюсь осознать то, что ты сказал, — призналась она.
   Он упер руки в бока, и уставился на нее с определенной нехваткой терпения.
   — Ты должен признать, — сказала она, она опустила голову так, чтобы сомнительно видеть его сквозь ресницы. — Это действительно звучало так, словно ты, э-э — как ты это сам сказал — уже сделал предложение до этого.
   Он нахмурился.
   — Ну, конечно, я признаю. Теперь возьми меня руку прежде, чем начнется дождь.
   Она подняла голову и посмотрела на чистое голубое небо.
   — При скорости, с которой ты идешь, — сказала нетерпеливо, — Мы будем торчать здесь еще в течение нескольких дней.
   — Я … хорошо … — она откашлялась, — Конечно, ты можешь простить мне мой недостаток самообладания перед лицом такого огромного сюрприза.
   — Ну, и кто сейчас ходит по кругу? — пробормотал он.
   — Прошу прощения?
   Его рука сильнее сжала ее руку.
   — Давай просто пойдем в дом.
   — Колин! — почти завопила она, и, не смотря себе под ноги, споткнулась о ступеньки крыльца. — Ты уверен, что —
   — Ни разу в жизни не был так уверен, как сейчас, — ответил он, почти небрежно.
   Он казался весьма довольным собой, что несколько озадачивало ее, потому что она готова была держать пари на все свое состояние — а как леди Уислдаун, она накопила немалое состояние — что он не собирался предлагать ей выйти за него замуж, до того момента, пока его экипаж не остановился перед входом в ее дом.
   Возможно, даже до того момента, пока слова не слетели с его губ.
   Он повернулся к ней.
   — Мне постучать?
   — Нет, я —
   Он постучал, можно даже сказать, чересчур громко.
   — Бриарли, — сказала Пенелопа, пытаясь улыбнуться, после того, как дворецкий открыл дверь, чтобы впустить их.
   — Мисс Пенелопа, — проговорил он, удивленно приподнимая бровь.
   Он кивнул Колину.
   — Мистер Бриджертон.
   — Миссис Физеренгтон дома? — резко спросил Колин.
   — Да, но —
   — Превосходно, — буквально ввалился Колин, таща за собой Пенелопу, — Где она?
   — Она в гостиной, но я должен сказать вам —
   Но Колин был уже на полпути в гостиную, Пенелопа на шаг позади него (вообще-то она не могла нигде больше быть, поскольку его рука крепко сжимала ее руку).
   — Мистер Бриджертон! — завопил дворецкий так, словно был близок к панике.
   Пенелопа повернулась, хотя ее ноги продолжали следовать за Колином. Бриарли никогда не паниковал. Не из-за чего бы то ни было. Если он не думал, что она и Колин могут сейчас войти в гостиную, значит, у него имелось серьезное обоснование.
   Может даже —
   О, нет.
   Пенелопа заскользила на пятках по деревянному полу, так как Колин продолжал тащить ее за собой.
   — Колин, — сказала она, сглатывая на первом слоге, — Колин!
   — Я, действительно, думаю — А-а-аx! — ее скользящие пятки зацепились за край ковровой дорожки, посылая ее в полет вперед головой.
   Он аккуратно поймал ее, и поставил на ноги.
   — Что там такое? — она нервно посмотрела на дверь в гостиную.
   Дверь была немного приоткрыта, но возможно было достаточно шума и внутри комнаты, и мать не слышала их приближение.
   — Пенелопа … нетерпеливо позвал ее Колин.
   — М-м …
   Была ли еще возможность убежать, или уже нет? Она отчаянно осмотрелась вокруг, не то, чтобы она искала решения своей проблемы, здесь в холе, но …
   — Пенелопа, — повторил Колин, выставляя вперед ногу, — Что, черт подери, происходит?
   Она оглянулась на Бриарли, но тот лишь пожал плечами.
   — Сейчас, определенно, не самое лучшее время для разговора с моей матерью.
   Колин приподнял бровь, став похожим на дворецкого несколькими секундами ранее.
   — Уж не думаешь ли ты, отказать мне?
   — Нет, конечно, нет, — торопливо ответила она, даже притом, что она по настоящему еще не приняла тот факт, что он собирается жениться на ней.
   — Тогда, сейчас самое подходящее время, — заявил он, его тон делал дальнейший протест невозможным.
   — Но, просто…
   — Что?
   Сегодня вторник, подумала она несчастно. И сейчас где-то после полудня, а это означает —
   — Пошли, — сказал Колин и зашагал вперед.
   И прежде чем она успела остановить его, он толкнул дверь.
   Первой мыслью Колина, после того, как он ступил в гостиную было то, что день, конечно, не прошел так, как он мог ожидать, когда поднялся с кровати, но, тем не менее, он завершается довольно неплохо. Женитьба на Пенелопе казалась чрезвычайно разумной идеей, и была к тому же удивительно привлекательна, если их недавние события в экипаже могли служить признаком этого.
   Его второй мыслью было то, что он только что вступил в свой самый худший кошмар. Потому что мать Пенелопы была не одна в гостиной. Каждая Физеренгтон, текущая и бывшая, была здесь, со своим супругом, и даже кот.
   Это было самое пугающее сообщество людей, собравшихся вместе, которое когда-либо видел Колин. Семья Пенелопы была … ну …кроме Фелиции (которую он всегда держал под некоторым подозрением; как может мужчина доверять такой девушке, которая смогла стать по-настоящему хорошей подругой Гиацинте?), ее семья была …ну…
   Он не смог придумать более или менее хорошее слово для описания ее семьи. Безусловно, ничего лестного (хотя ему хотелось думать, что он смог избежать прямого оскорбления), и слово которое действительно объединяло всю эту немного тусклую, чрезмерно болтливую, довольно назойливую, смертельно унылую, и — нельзя забывать и Роберта Хаксли, недавно присоединившегося к этой семье — было слово: необыкновенно громкий.
   Так что, Колин лишь улыбнулся. Своей неповторимой, широкой, дружеской, немного озорной улыбкой. Это почти всегда срабатывало, не было исключением и сегодня. Все Физеренгтоны улыбнулись ему в ответ, и — благодарение Богу — ничего не сказали.
   По крайней мере, не сразу.
   — Колин, — проговорила миссис Физеренгтон с заметным удивлением. — Как хорошо, что вы привели домой Пенелопу для нашего семейного собрания.
   — Вашего семейного собрания? — эхом отозвался он.
   Он посмотрел на Пенелопу, которая стояла рядом с ним, и выглядела довольно неважно, словно неожиданно заболела.
   — Каждый вторник, — ответила она, слабо улыбаясь, — Разве я тебе не говорила?
   — Нет, — ответил он, хотя было очевидно, что такой ответ очень выгоден собравшейся аудитории. — Нет, ты даже не упоминала об этом.
   — Бриджертон! — проревел Роберт Хаксли, который был женат на Прюденс, старшей сестре Пенелопы.
   — Хаксли, — ответил Колин, делая осторожный шаг назад.
   Лучше всего, сразу озаботиться о защите барабанных перепонок, если шурин Пенелопы решит покинуть свой пост возле окна.
   К счастью Хаксли остался на месте, но другой шурин Пенелопы, всегда исполненный благих намерений, и чересчур свободно-мыслящий Найджел Бербрук уже пересек комнату, приветствуя Колина джружеским ударом по спине.
   — Не ожидал тебя здесь увидеть, — весело сказал Бербрук.
   — Нет, — пробормотал Колин, — Мне бы не хотелось так думать.
   — Только семья, в конце концов — проговорил Бербрук, — А ты не семья. Не моя семья, по крайней мере.
   — Во всяком случае, еще нет, — пробормотал Колин, бросая взгляд на Пенелопу.
   Она покраснела.
   Затем он посмотрел на миссис Физеренгтон, та выглядела так, словно была готова упасть в обморок от радостного волнения. Колин простонал про себя, слабо улыбнувшись. Ему совсем не хотелось, чтобы она слышала его комментарий, о его возможном присоединение к их семейству. По некоторым причинам он хотел бы сохранить элемент неожиданности прежде, чем попросит у нее руки Пенелопы. Если бы Порция Физеренгтон узнала о его намерениях заранее, она наверняка давно бы рассказала по секрету всем вокруг, и подала это так, словно это она сама организовала брак своей дочери с ним.
   И по некоторым причинам, Колин находил это крайне неприятным.
   — Надеюсь, я не злоупотребляю вашим гостеприимством? — обратился он к миссис Физеренгтон.
   — Нет, что вы, конечно, нет, — быстро заверила она его. — Мы все просто восхищены и рады видеть вас здесь в нашем семейном кругу.
   Но выглядела она довольно странно, словно все еще не уяснив для себя, что он там будет делать, и неуверенная в своем следующем шаге. Она задумчиво пожевала свою нижнюю губу, затем бросила незаметный взгляд на Фелицию, затем посмотрела на остальных.
   Колин повернулся к Фелиции. Она смотрела на Пенелопу с небольшой тайной улыбкой. Пенелопа смотрела на свою мать, ее рот скривился в раздраженной гримасе.
   Взгляд Колина переходил от Физеренгтон до Физеренгтон и к Физеренгтон.
   Что-то здесь явно кипело под внешней невозмутимостью, а ему нужно было в срочном порядке вычислить:
   А) как избежать быть пойманным в ловушку-разговор об отношениях с Пенелопой, в то время как
   Б) так или иначе, в то же самое время, сделать ей предложение, — к тому же он было довольно любопытен относительно того, что же здесь происходит на самом деле; все эти закулисные взгляды, бросаемые друг на друга женщинами Физеренгтон сильно нервировали его.
   Миссис Физеренгтон в последний раз бросила взгляд на Фелицию, и сделала едва заметный жест, который, Колин мог поклясться, означал: “Сядь прямо!”, и сосредоточила все свое внимание на Колине.
   — Не хотите ли присесть? — спросила она, широко улыбаясь, и похлопывая по софе, рядом с собой.
   — Да, конечно, — проговорил он, поскольку сейчас уже не было возможности избавиться от ее назойливого внимания.
   Он все еще должен был попросить руки Пенелопы, и хотя он не хотел делать это перед всеми Физеренгтонами (и их глупыми супругами), он полностью увяз здесь, по крайней мере, до тех пор, пока ему не представится вежливая возможность спастись бегством.
   Он повернулся и предложил руку женщине, которую намеривался сделать своей невестой.
   — Пенелопа?
   — Э-э, да, конечно, — запнулась она, помещая свою руку на рукав его сюртука.
   — Ах, да, — проговорила миссис Физеренгтон, словно она полностью забыла о присутствии своей дочери.
   — Ужасно сожалею, Пенелопа. Не могла бы ты сходить и попросить нашего повара увеличить наш заказ? Потребуется гораздо больше продовольствия из-за присутствия мистера Бриджертона.
   — Конечно, — сказала Пенелопа, уголки ее рта задрожали.
   — Разве она не может просто позвонить? — громко спросил Колин.
   — Что? — встревожено спросила миссис Физеренгтон, — Хорошо, я полагаю, она могла бы позвонить, но это займет гораздо больше времени, и к тому же, Пенелопа ведь не возражает, не так ли?
   Пенелопа кивнула.
   — Я возражаю, — проговорил Колин.
   Миссис Физеренгтон издало негромкое удивленное “Ох”, затем проговорила: — Очень хорошо. Пенелопа, почему бы тебе ни сесть, прямо там? — она показала на стул, который совсем не был расположен так, чтобы можно было участвовать в беседе со всеми.
   Фелиция, которая сидела, прямо рядом с матерью, подскочила.
   — Пенелопа, садись на мое место.
   — Нет, — твердо сказала миссис Физеренгтон, — Ты неважно себя чувствуешь из-за погоды. Тебе просто необходимо сесть.
   Колин подумал, что Фелиция выглядит совершенно здоровой, но она села обратно рядом с матерью.
   — Пенелопа, — громко сказала Прюденс, стоя возле окна, — Мне нужно с тобой поговорить.
   Пенелопа беспомощно переводила взгляд от Колина на Прюденс, затем на Фелицию и на мать.
   Колин придвинул ее к себе ближе.
   — Мне, к сожалению, тоже необходимо с ней поговорить, — мягко проговорил он.
   — Ну, право, мне кажется, это комната подойдет для вас обоих, — миссис Физеренгтон шумно задвигалась на софе.
   Колин разрывался между хорошими манерами, которые буквально с рожденья были вбиты в его голову, и огромным желанием удавить женщину, которая в будущем станет его тещей
   Он понятия не имел, почему она рассматривала Пенелопу, словно та была падчерицей, не пользующейся никакой благосклонностью матери, но так или иначе, пора положить этому конец.
   — Зачем вам это? — завопил, иного слова не подберешь, Роберт Хаксли.
   Колин осторожно прикоснулся к уху — не мог ничего с собой поделать — затем сказал: — Я —
   — Господи, — буквально затрепетала миссис Физеренгтон, — Мы же не хотим учинять допрос нашему гостю, разве не так?
   Колин не думал, что вопрос Хаксли, можно было бы квалифицировать, как допрос, но ему не хотелось оскорблять миссис Физеренгтон, говоря так, поэтому он просто кивнул, и пробормотал что-то, абсолютно бессмысленное, вроде:
   — Да, хорошо, конечно.
   — Конечно что? — спросила Филиппа.
   Филиппа вышла замуж за Найджела Бербрука, и Колину всегда казалось, что это вышел довольно неплохой брак, и они друг друга стоят.
   — Прошу прощения? — спросил он.
   — Вы сказали, “конечно”, — проговорила Филиппа, — Конечно что?
   — Я не знаю, — пробормотал Колин.
   — О. Гм-м. Ладно. Тогда, почему вы —
   — Филиппа, — громко сказала миссис Физеренгтон, — Возможно, тебе стоит пойти проследить за доставкой закусок, с тех пор, как Пенелопа совсем забыла позвонить.
   — Ох, я сожалею, — быстро проговорила Пенелопа, начиная подниматься на ноги.
   — Не волнуйся, — успокоил ее Колин с мягкой улыбкой, хватая ее за руку и дергая вниз, заставляя сесть, — Твоя мать сказала, что Прюденс смогла бы пойти вместо тебя.
   — Филиппа, — поправила Пенелопа.
   — Что, Филиппа?
   — Она сказала, что могла бы пойти Филиппа, а не Прюденс.
   Ему стало интересно, что же случилось с ее мозгом, потому что где-то, по пути между экипажем и этой софой, он явно куда-то испарился.
   — Это имеет значение? — спросил он.
   — Нет, по-настоящему, нет, но —
   — Фелиция, — прервала их перепалку, миссис Физеренгтон, — Почему бы тебе, не рассказать мистеру Бриджертону о своей акварели?
   За всю свою жизнь, Колин не мог представить менее интересной темы (кроме, возможно, акварели Филиппы), но, тем не менее, он повернулся к самой молодой Физеренгтон с дружеской улыбкой, и спросил:
   — Как поживает твоя акварель?
   Но Фелиция, благослови ее Бог, лишь дружески ему улыбнулась, и ничего не сказала, кроме:
   — Я думаю, с ней все прекрасно, спасибо
   Миссис Физеренгтон выглядела так, словно ей пришлось съесть живого угря. Она воскликнула:
   — Фелиция!
   — Да? — сладко проговорила Фелиция.
   — Ты не рассказала ему, как тебе присудили за нее награду, — миссис Физеренгтон повернулась к Колину, — Акварель Фелиции просто уникальна, — она повернулась обратно к Фелиции, — Расскажи мистеру Бриджертону о своей награде.
   — Ох, я не думаю, что ему интересно это.
   — Конечно, ему интересно, — настаивала миссис Физеренгтон.
   Обычно, Колин присоединился бы к разговору: “Ну, конечно же, мне интересно”, так как он был довольно учтивым и любезным человеком, но если бы он сделал так, это значило бы, что он подтверждает заявление миссис Физеренгтон, и разрушил бы веселье Фелиции.
   А Фелиция, довольно неплохо веселилась.
   — Филиппа, — проговорила она, — Ты не могла бы сходить за едой?
   — О, конечно, — ответила Филиппа, — Я совсем забыла об этом. Я делаю так много. Пойдем Найджел. Ты можешь составить мне компанию.
   — Точно-о! — просиял Найджел.
   Затем он и Филиппа покинули комнату, хихикая по дороге.
   Колин вновь получил подтверждение тому, что они очень подходящая пара.
   — Я думаю, мне стоит пойти в сад, — неожиданно возвестила Прюденс, хватая за руку своего мужа. — Пенелопа, почему бы тебе, не пойти со мной?
   Пенелопа открыла рот раньше, чем выяснила, что же ей ответить, при этом она походила на смутившуюся рыбу (по мнению Колина, на довольно привлекательную рыбу, если бы так можно было сказать).
   Наконец, ее лицо приняла довольно решительное выражение, и Пенелопа сказала:
   — Я так не думаю, Прюденс.
   — Пенелопа! — воскликнула миссис Физеренгтон.
   — Мне необходимо кое-что тебе показать, — нерешительно произнесла Прюденс.
   — Я, действительно, думаю, что мне необходимо присутствовать здесь, — ответила Пенелопа, — Я могу присоединиться к тебе позже, если ты захочешь.
   — Мне необходимо, чтобы ты присоединилась ко мне сейчас.
   Пенелопа удивленно посмотрела на сестру, явно не ожидая такого упорства.
   — Мне жаль, Прюденс, — сказала она, — Я верю, в данный момент я просто обязана быть здесь.
   — Ерунда, — неожиданно сказала миссис Физеренгтон, — Фелиция и я вполне сможем составить компанию мистеру Колину.
   Фелиция вскочила на ноги.
   — Ох, нет! — воскликнула она, ее глаза были круглые и абсолютно невинные, — Я кое-что забыла.
   — Что же? — сквозь зубы проговорила миссис Физеренгтон, — Ты разве когда-либо, что-нибудь забывала?
   — М-м … мою акварель! — она повернулась к Колину с милой и проказливой улыбкой. — Вы же хотите посмотреть на мою акварель, не так ли?