— Я новобрачный, — продолжал Колин, очаровывая завсегдатаев вечеринок своей обаятельной улыбкой, — И поэтому вы все нужны мне, чтобы помочь мне, томящемуся от любви, выразить то, что у меня на сердце.
   Дружеский смех зазвучал в зале.
   — Я знаю, многие из вас были удивлены и ошарашены, когда я попросил Пенелопу Физеренгтон стать моей женой. Я сам был удивлен не меньше вашего.
   Послышались некоторые злые смешки, но Пенелопа продолжала стоять полностью неподвижно, гордо выпрямившись и глядя на толпу. Колин скажет правильно. Она знала это. Он всегда говорит правильно.
   — Я был удивлен не тем, что влюбился в нее, — многозначительно сказал он, оглядывая толпу таким взглядом, что все воздержались от комментариев, — А скорее тем, что это заняло такое долгое время. Видите ли, я знал ее в течение многих лет, — продолжал он, смягчаясь, — Но почему-то я никогда не заглядывал внутрь за ее внешнюю оболочку, чтобы увидеть какой, на самом деле, красивой, ослепительной и остроумной женщиной она стала.
   Пенелопа почувствовала, как слезы медленно потекли у нее из глаз, но она не осмелилась поднять руку под взглядами толпы. Она едва могла дышать. Она думала, он просто откроет ее тайну, а вместо этого он вручил ей этот невероятный подарок, эту захватывающее признание в любви.
   — Поэтому, — произнес Колин, — Вы все будете моими свидетелями. Я хотел бы сказать слова:
   — Пенелопа, — он повернулся к ней, беря ее руки в свои, — Я люблю тебя. Я обожаю тебя. Я целую землю, по которой ты ходишь.
   Он повернулся к толпе, и, приподнимая бокал, воскликнул: — За мою жену!
   — За вашу жену! — эхом откликнулся зал, приподнимая в ответ бокалы.
   Они все прониклись волшебством этого момента.
   — Поставь свой бокал, дорогая, — проговорил он, забирая бокал с шампанским у Пенелопы.
   — Но —
   — Ты слишком много говоришь, — проворчал он, а затем он обнял ее и страстно поцеловал в губы, прямо на балконе, на виду у всей толпы.
   — Колин! — пробормотала она, задыхаясь, как только он дал ей возможность дышать.
   Он дьявольски улыбнулся, поскольку толпа ревела в восторге от такого представления.
   — Ох, и последняя вещь, — прокричал он в толпу.
   Все замолчали, ловя каждое его слово.
   — Я собираюсь покинуть этот бал очень рано. Фактически, прямо сейчас, — он улыбнулся порочной улыбкой Пенелопе, — Я уверен, вы все меня понимаете.
   Мужчины в толпе закричали и засвистели, поскольку Пенелопа стала похожа на ярко-красную свеклу.
   — Но перед тем как уйти, я должен вам сказать одну последнюю вещь. Всего лишь маленькую и небольшую вещь, в случае, если вы мне до сих пор не верите мне, когда я говорю вам, что моя жена — самая красивая, ослепительная и остроумная женщина во всем Лондоне.
   — Не-е-ет! — раздался чей-то крик из задних рядов, и Пенелопа поняла, что это была Крессида.
   Но в данный момент, Крессида никому не была нужна, на ее крики не обратили внимание, и даже никто не подумал пропустить ее вперед.
   — Вы могли бы сказать, что у моей жены было два девических имени, — глубокомысленно сказал он, — Ох, конечно, все вы ее знали под именем Пенелопы Физеренгтон, так же как и я. Но вот, что вы не знали, и даже я сам не знал, пока она не рассказала мне все сама…
   Он остановился, ожидая пока наступит полная тишина в зале.
   — Что она прекрасна, остроумна, великолепна, — О, вы, конечно, же поняли, о ком я говорю, — проговорил он, оглядывая весь зал.
   — Я представляю вам мою жену! — воскликнул он, в его голосе прозвучала вся любовь и гордость, которую он испытывал к ней. — Леди Уислдаун!
   На мгновение весь зал замер. Словно никто даже не посмел дышать в такой момент.
   А затем произошло следующее.
   Хлоп хлоп хлоп. Медленно и методично, но с такой силой и решительностью, что все повернулись посмотреть, кто же нарушил тишину.
   Это была леди Данбери.
   Она пихнула свою знаменитую трость в чьи-то руки, а сама, подняв руки, хлопала, сияя от гордости и восхищения. А затем стал хлопать кто-то еще. Пенелопа повернула голову, чтобы посмотреть …
   Это был Энтони Бриджертон.
   А затем Саймон, герцог Гастингский.
   А затем женщины Бриджертон, и женщины Физеренгтон.
   А затем кто-то еще, и еще, и еще, пока, наконец, не стал аплодировать весь зал.
   Пенелопа не могла в это поверить. Завтра, они наверно рассердятся и обидятся на нее, за то, что она столько лет их дурачила, но сегодня вечером …
   Сегодня вечером они аплодировали и восхищались ею.
   Для женщины, которая должна была скрывать все свои успехи, это было все, о чем она могла лишь мечтать. Ну, почти все.
   Все, о чем она мечтала, стоял рядом с ней, положив руку на ее талию. И когда она посмотрела на его любимое лицо, он улыбнулся ей с такой любовью и гордостью, что она не могла дышать.
   — Мои поздравления, леди Уислдаун, — пробормотал он.
   — Я, предпочитаю, миссис Бриджертон, — прошептала она в ответ.
   Он улыбнулся.
   — Превосходный выбор.
   — Мы можем сейчас уехать, — прошептала она.
   — Прямо сейчас?
   Она кивнула.
   — О, да, — кивнула она с энтузиазмом.
   И после этого, в течение нескольких дней, их никто не видел в обществе.

Эпилог

   Бедфорд-сквер
   Блюмсбари, Лондон 1825
 
   — Вот она! Вот она!
   Пенелопа подняла взгляд от бумаг, лежащих на ее столе.
   Колин стоял в дверном проеме, подпрыгивая и переминаясь с ноги на ногу, словно школьник.
   — Твоя книга! — воскликнула она, вскакивая на ноги со всей быстротой, которую позволяло ее сейчас довольно округлившееся и неловкое тело. — Ох, Колин! Дай мне посмотреть! Я не могу дождаться!
   Он не мог сдержать улыбку, когда вручил ей книгу.
   — Ох-х-х, — благоговейно выдохнула она, держа в руках небольшую книгу в кожаном переплете
   Она поднесла книгу к лицу и глубоко вздохнула.
   — Тебе нравится запах новых книг?
   — Посмотри, ты только посмотри на это, — нетерпеливо проговорил он, указывая на свое имя на обложке книги.
   Она просияла.
   — Да, и еще такая элегантная.
   Она провела пальцем по словам, которые читала:
   — Англичанин в Италии. Колин Бриджертон.
   Он выглядел чрезвычайно довольный и гордый собой.
   — Выглядит неплохо, не так ли?
   — Она выглядит даже лучше, она выглядит просто превосходно! Когда появится “Англичанин на Кипре”?
   — Издатели обещают через шесть месяцев. После него они хотят издать “Англичанин в Шотландии”.
   — О, Колин, я так горжусь тобой.
   Он притянул ее к себе, и, обняв, положил подбородок на ее макушку.
   — Я не смог бы ничего сделать без тебя.
   — Колин ты смог бы, — преданно ответила Пенелопа.
   — Просто помолчи и прими похвалу.
   — Очень хорошо, — проговорила она, улыбаясь, хотя он не мог видеть ее лицо. — Ты конечно бы не смог. Безусловно, тебя бы никогда не издали без такого талантливого редактора, как я.
   — Ты не услышишь никаких возражений с моей стороны, — проговорил он мягко, целуя ее в макушку, перед тем как отпустить, — Сядь, — добавил он, — Ты не должна находится на ногах так долго.
   — Я в порядке, — заверила она его, но так или иначе, все же уселась в кресло.
   Колин стал чрезмерно бережно к ней относиться с самого первого мгновенья, когда она сказала ему, что беременна; теперь же, когда остался всего лишь месяц до рождения ребенка, он стал просто невыносим.
   — Что это за бумаги? — спросил он, кидая взгляд на ее наброски.
   — Ах, это, так ничего, — быстро проговорила она, и стала складывать их в одну стопку. — Просто малюсенький проект, над которым я сейчас работаю.
   —Правда? — он сел напротив нее, — И что это?
   — Это … ну…вообще-то…
   — Что это, Пенелопа? — потребовал он, выглядя крайне удивленным от ее запинания.
   — У меня появилось свободное время, с тех пор, как я закончила редактировать твои мемуары, — объяснил она, — И я поняла, что давно не писала.
   Он улыбнулся и наклонился вперед.
   — Так что же ты сейчас пишешь?
   Она покраснела, сама не понимая почему.
   — Роман.
   — Роман? Это просто великолепно, Пенелопа!
   — Ты так думаешь?
   — Ну, конечно, я так думаю. Как он называется?
   — Ну, я написала лишь первые десять страниц, — сказала она, — Еще осталось очень много работы, но думаю, если я ничего не захочу изменять, то я назову его “Девушка, не пользующаяся успехом”.
   Его глаза потеплели. — Правда?
   — Ну, Это немного смахивает на мою автобиографию, — призналась она.
   — Совсем немного? — улыбаясь, спросил он.
   — Совсем немного.
   — Но он со счастливым концом?
   — О, да, — пылко ответила она, — Он просто должен быть со счастливым концом.
   — Должен?
   Она прижалась к нему.
   — Сейчас, я могу писать лишь счастливые окончания, — прошептала она, — Я просто не смогу написать ничего другое.