Страница:
— Извини, Гиацинта, — сказала она, — Но что ты только что сказала?
— Сколько почестей мог бы получить тот человек, который откроет личность леди Уислдаун, — заявила Гиацинта, — Это было бы великолепно.
— Ты говоришь, — спросил Колин, с обманчиво спокойным выражением лица, — Тебя совсем не волнуют деньги?
— Я никогда не говорила такое, — с улыбкой произнесла Гиацинта.
Пенелопе неожиданно пришло в голову, что все Бриджертоны, в том числе Гиацинта и Колин очень похожи. Возможно, хорошо, что Колин довольно часто уезжает из в Англии. Если он и Гиацинта объединяться и всерьез захотят, они смогут перевернуть мир.
— Гиацинта, — твердо сказала леди Бриджертон, — Ты не сделаешь поиски леди Уислдаун смыслом всей своей жизни.
— Но —
— Я не говорила, что ты не можешь обдумывать задачу и задавать вопросы, — поспешила добавить леди Бриджертон, поднимаю вверх руку, чтобы прекратить дальнейшие возражения.
— Боже, я надеялась, что после почти сорока лет материнства, я буду знать лучшие способы, чем пытаться остановить тебя, когда у тебя имеется свое мнение, причем столь сильно направленное на такую ерунду.
Пенелопа поднесла свою чайную чашку ко рту, чтобы скрыть улыбку.
— Сейчас ты, как известно, довольно, — леди Бриджертон деликатно откашлялась, — одинока и ….
— Мама!
Леди Бриджертон продолжала говорить, не обращая внимание на Гиацинту.
— … я не хочу, чтобы ты забыла, что все твои усилия сейчас должны быть сконцентрированы на поиске мужа.
Гиацинта произнесла слово “Мама!” снова, но в этот раз, это было не более чем слабый стон протеста.
Пенелопа украдкой посмотрела на Элоизу, которая в этот момент уставилась в потолок, и старалась не улыбаться. Элоиза вынесла в руках матери годы неустанного поиска мужа, которая, в конце концов, смирилась, и перешла на Гиацинту.
По-правде говоря, Пенелопа была очень удивлена тем, что леди Бриджертон, казалось, согласилась с незамужнем положением Элоизы. Она никогда не скрывала тот факт, что хотела бы всех своих восьмерых детей видеть счастливыми в браке. Она пока успешно справилась с четырьмя.
Сначала Дафна вышла замуж за Саймона и стала герцогиней Гастингской. На следующий год Энтони женился на Кэйт. Потом было некоторое затишье. Затем Франческа и Бенедикт сыграли свадьбы в один год друг за другом, Бенедикт женился на Софии, а Франческа вышла замуж за шотландского графа Килмартина.
Франческа, к несчастью, овдовела спустя два года после своей свадьбы. Сейчас она все свое время проводила либо с семьей своего мужа в Шотландии, либо в своем собственном доме в Лондоне. Когда она бывала в городе, она настаивала на проживании в Килмартин-хаус вместо Бриджертонского дома Номер Пять. Пенелопа не осуждала ее. Если бы она была вдовой, ей бы тоже захотелось насладиться своей независимостью.
Гиацинта встречала матримониальные планы матери с юмором потому что, как она сказала Пенелопе, она в самом деле решила выйти замуж, в конечном счете. Можно было позволить матери выполнять всю нудную работу, и потом она вполне могла выбрать себе мужем одного из тех джентльменов, с которыми ее знакомила мать.
И именно с таким юмором, она и встала, поцеловала мать в щеку и покорно пообещала сосредоточить все свои силы на поиске мужа, в тоже время лукаво улыбаясь брату и сестре.
Она еле успела вернуться на свое место и сесть, как тут же громко спросила, обращаясь ко всем:
— Итак, вы думаете, ее все-таки откроют?
— Мы все еще обсуждаем леди Уислдаун? — простонала леди Бриджертон.
— Вы не слышали теорию Элоизы? — спросила Пенелопа.
Все посмотрели сначала на Пенелопу, затем на Элоизу.
— Э-э, какую это мою теорию? — удивилась Элоиза.
— Было это, я точно не помню, кажется, неделю назад, — сказала Пенелопа, — Мы обсуждали леди Уислдаун, и я сказала, что я не вижу, каким образом она сможет продолжать свое дело до бесконечности, в конечном счете, она обязательно где-нибудь допустит ошибку. Тогда Элоиза сказала, что она в этом не уверена, ведь, если она за десять лет не совершила ошибку, то может вообще никогда ее не совершит? Тогда я возразила, нет, она всего лишь человек. В конце концов, она допустит где-нибудь ошибку, потому что так не может продолжаться до бесконечности —
— А, вспомнила! — воскликнула Элоиза. — Мы были в твоем доме, у тебя в комнате. У меня появилась просто блестящая мысль! Я сказала Пенелопе, что я готова держать пари, леди Уислдаун уже сделала ошибки, но мы все настолько глупые, что просто не замечаем их.
— Не очень похвально для нас, должен сказать, — пробормотал Колин.
— Но, я же под словом ‘мы’ подразумевала все светское общество, не только Бриджертонов, — запротестовала Элоиза.
— Так, — размышляла Гиацинта, — Все, что мне надо сделать, чтобы поймать леди Уислдаун, это просто внимательно просмотреть все ее старые колонки.
В глазах леди Бриджертон появилась небольшая паника.
— Гиацинта Бриджертон, мне не нравится твое выражение лица.
Гиацинта улыбнулась и пожала плечами.
— Я могла бы, шутя выиграть тысячу фунтов.
— Боже, спаси нас, — пробормотала ее мать.
— Пенелопа, — внезапно сказал Колин, — Ты так и не рассказали нам про Фелицию. Неужели, на самом деле, у нее скоро помолвка?
Пенелопа от неожиданности сделала большой глоток чая, который она в этот момент потягивала маленькими глоточками. Колина умел смотреть на человека так, что казалось, будто во вселенной лишь два человека: ты и он. К несчастью для Пенелопы, такие взгляды делали из нее запинающуюся дурочку.
Если бы они сейчас что-нибудь обсуждали или разговаривали, тогда возможно Пенелопа сумела бы держать себя в руках. Но когда он удивлял ее подобно этому, внезапно обращая на нее внимание после того, как она убедилась в том, что для него она почти невидима, и ее наряды отлично гармонируют с цветом обоев; она полностью терялась.
— М-м…Да, это вполне возможно, — сказала она, — Мистер Олбэнсдейл недавно намекнул о своих намерениях. Но если он решиться сделать моей сестре предложение, я думаю, ему придется отправиться в Восточную Англию, чтобы просить у моего дяди ее руки.
— У твоего дяди? — спросила Кэйт.
— У моего дяди Джеффри. Он живет недалеко от Норвича. Он наш ближайший родственник, хотя, по правде говоря, мы видимся с ним очень редко. Но мистер Олбэнсдейл очень сильно чтит традиции. Я не думаю, что ему понравится разговаривать с мамой по этому поводу.
— Я надеюсь, он сделает предложение самой Фелиции, — сказала Элоиза, — Я часто думаю, что довольно глупо, когда мужчина просит руки девушки сначала у ее отца, прежде, чем сделает предложение самой девушке. Ведь не отец будет жить с ним всю его жизнь.
— Такое отношение, — сказала Колин, с задумчивой улыбкой, которая была немного скрыта чайной чашкой, — кстати, объясняет, почему ты до сих пор не замужем.
Леди Бриджертон одарила своего сына строгим взглядом, и произнесла его имя с неодобрением.
— Ох, нет, мама, — произнесла Элоиза, — Я не возражаю. Я чувствую себя совершенно комфортно в роли старой девы.
Она посмотрела на Колина с выражением превосходства на лице.
— Я предпочитаю дважды быть старой девой, чем один раз выйти замуж ради скуки. Также, — добавила она с воодушевлением, — Как и Пенелопа!
Побуждаемая к действию взмахом руки Элоизы, направленном в ее сторону, Пенелопа выпрямилась на стуле и пробормотала.
— Ах, да, конечно.
Но Пенелопа не чувствовала себя слишком устойчивой в этих убеждениях, как ее подруга. В отличие от Элоизы, она не отклонила шесть предложений руки и сердца. Она не отклонила вообще ни одного предложения, по правде сказать, она и не получила даже одного предложения руки и сердца.
Она говорила самой себя, что не приняла бы ни одного предложения, с тех самых пор, как ее сердце принадлежит Колину. Но была ли это настоящая правда, или это просто помогает ей чувствовать себя немного лучше после грандиозного провала на ярмарке невест?
Если кто-нибудь, попросит ее выйти за него замуж — кто-нибудь достаточно добрый и приемлемый, кого она может никогда не полюбить, но ей с ним будет, по всей вероятности, хорошо и спокойно — скажет ли она да?
Возможно.
И от этого ей стало печально, ведь если она допускает это в мыслях, значит, она по-настоящему распрощалась со всеми своим надеждами относительно Колина. Это означало, что она не так верна своим принципам, как ей хотелось бы. Это означало, что она желает выйти замуж за более-менее приемлемого мужа, иметь свой собственный дом, и свою собственную семью.
Это было то, что сотни женщин делают каждый год, они выходят замуж, у них есть свой дом и семья. Но это было то, что, как она часто думала, у нее никогда не будет.
— Твое лицо внезапно стало очень серьезным, — сказал ей Колин.
Пенелопа судорожно вздрогнула, и отвлеклась от своих раздумий.
— Я? Ах, нет-нет. Я просто забыла свою последнюю мысль, вот и задумалась.
Колин несильно кивнул в ответ на ее утверждение, и потянулся за другим бисквитом.
— У нас есть что-нибудь более существенное? — спросил Колин, морща нос.
— Если бы я знала, что ты придешь, — сказала мать сухим тоном, — Я бы удвоила количество пищи на нашем столе.
Он встал и подошел к колокольчику.
— Я позвоню, чтобы принесли еще.
Дернув за звонок, он повернулся и спросил:
— Ты слышала про теорию Пенелопы о леди Уислдаун?
— Нет, не слышала, — ответила леди Бриджертон.
— Она довольно умная, вообще-то, — сказал Колин, остановившись, чтобы приказать служанке принести еще бисквитов, после чего закончил: — Она думает, что это леди Данбери.
— Ооох, — Гиацинта была явно впечатлена, — Это очень хитро, Пенелопа.
Пенелопа кивнула в ответ на комплимент.
— Лишь такого рода вещи, могла с охотой делать леди Данбери, — добавила Гиацинта.
— Колонку или вызов? — спросила Кэйт, хватая Шарлоту за пояс прежде, чем девчушка смогла уйти за пределы досягаемости.
— И то, и другое, — проговорила Гиацинта.
— А Пенелопа, — встряла Элоиза, — сказала ей это. Прямо в лицо.
Рот у Гиацинты широко открылся, и она с восторгом посмотрела на Пенелопу, было очевидно, что та по оценке Гиацинты поднялась на недосягаемую высоту.
— Хотела бы я взглянуть на это! — сказала леди Бриджертон, широко улыбаясь. — Откровенно говоря, я удивлена, что не увидела никакого упоминания об этом в сегодняшней Уислдаун.
— Я с трудом верю, что леди Уислдаун могла бы комментировать теории отдельных людей о своей личности, — произнесла Пенелопа.
— Почему нет? — спросила Гиацинта, — Для нее это было бы превосходной возможностью дать несколько ложных следов. Например, — она вытянула руку к сестре в драматическом жесте, — Я думаю, что это Элоиза.
— Это не Элоиза, — запротестовала леди Бриджертон.
— Это не я, — сказала Элоиза с усмешкой.
— Но я сказала, что я думаю, что это она, — проговорила Гиацинта, — И я сказала такое публично.
— Что ты больше никогда не сделаешь, — очень строго сказала леди Бриджертон.
— Что я больше никогда не сделаю, — как попугай, повторила Гиацинта, — Но давайте чисто теоретически представим, что я сделала бы так. Сказала, что Элоиза, по-настоящему, является леди Уислдаун. Конечно же, она не леди Уислдаун, — поспешила добавить она прежде, чем мать смогла прервать ее снова.
Леди Бриджертон выставила руку вперед в молчаливом протесте.
— Что может еще лучше одурачить толпу, — продолжала Гиацинта, — Чем посмеяться надо мной в своей колонке?
— Конечно, если бы Элоиза по-настоящему была бы леди Уислдаун…, — размышляла Пенелопа.
— Она не леди Уислдаун! — взорвалась леди Бриджертон.
Пенелопа не смогла не улыбнуться.
— Но если бы она была …
— Знаешь, — проговорила Элоиза, — Сейчас, мне, действительно жаль, что я не она.
— Ты бы смогла пошутить над всеми нами, — продолжала Пенелопа, — Конечно, в колонке, выходящей в среду, ты не смогла бы посмеяться над Гиацинтой, потому что тогда бы мы все знали, что это должна быть ты.
— Разве только это не была ты сама, — засмеялась Кэйт, глядя на Пенелопу, — Тогда бы это была дьявольская уловка.
— Позвольте мне сказать, как я это вижу, — со смехом, сказала Элоиза, — Пенелопа это леди Уислдаун. И в среду, она собирается в колонке посмеяться над теорией Гиацинты, что Я леди Уислдаун, только для того, чтобы заставить всех верить в то, что я, действительно, леди Уислдаун, потому что Гиацинта предположила, что это могло бы быть довольно хитрой уловкой.
— Я полностью запутался, — сказал Колин, не обращаясь ни к кому конкретно.
— Не считая того, то Колин вполне мог бы быть леди Уислдаун…, — проговорила Гиацинта с дьявольскими искорками в глазах.
— Остановитесь! — почти закричала леди Бриджертон. — Я прошу вас.
К тому времени, уже все смеялись, и для Гиацинты было довольно трудно продолжать, так или иначе.
— Возможности бесконечны, — сказала Гиацинта, вытирая слезы.
— Возможно, мы все должны взглянуть налево, — предложил Колин, садясь обратно. — Кто знает, может та персона и есть наша бессовестная леди Уислдаун.
Все посмотрели налево, за исключением Элоизы, которая посмотрела направо…прямо на Колина.
— Ты что-то хочешь мне сказать, — проговорила Элоиза с немного удивленной улыбкой, — раз ты сел от меня справа?
— Нет, ничего, — произнес он, протягивая руку к тарелке с бисквитами, и внезапно остановившись тогда, когда вспомнил, что тарелка пуста.
Но он даже не посмотрел в глаза Элоиза, когда она спросила.
Если кто и заметил то, что он избегал смотреть Элоизе в глаза, кроме Пенелопы, они бы не смогли спросить его об этом, потому что как раз в этот момент прибыла тарелка с бисквитами, и он был явно неспособен в данный момент вести беседу.
ГЛАВА 5
— Сколько почестей мог бы получить тот человек, который откроет личность леди Уислдаун, — заявила Гиацинта, — Это было бы великолепно.
— Ты говоришь, — спросил Колин, с обманчиво спокойным выражением лица, — Тебя совсем не волнуют деньги?
— Я никогда не говорила такое, — с улыбкой произнесла Гиацинта.
Пенелопе неожиданно пришло в голову, что все Бриджертоны, в том числе Гиацинта и Колин очень похожи. Возможно, хорошо, что Колин довольно часто уезжает из в Англии. Если он и Гиацинта объединяться и всерьез захотят, они смогут перевернуть мир.
— Гиацинта, — твердо сказала леди Бриджертон, — Ты не сделаешь поиски леди Уислдаун смыслом всей своей жизни.
— Но —
— Я не говорила, что ты не можешь обдумывать задачу и задавать вопросы, — поспешила добавить леди Бриджертон, поднимаю вверх руку, чтобы прекратить дальнейшие возражения.
— Боже, я надеялась, что после почти сорока лет материнства, я буду знать лучшие способы, чем пытаться остановить тебя, когда у тебя имеется свое мнение, причем столь сильно направленное на такую ерунду.
Пенелопа поднесла свою чайную чашку ко рту, чтобы скрыть улыбку.
— Сейчас ты, как известно, довольно, — леди Бриджертон деликатно откашлялась, — одинока и ….
— Мама!
Леди Бриджертон продолжала говорить, не обращая внимание на Гиацинту.
— … я не хочу, чтобы ты забыла, что все твои усилия сейчас должны быть сконцентрированы на поиске мужа.
Гиацинта произнесла слово “Мама!” снова, но в этот раз, это было не более чем слабый стон протеста.
Пенелопа украдкой посмотрела на Элоизу, которая в этот момент уставилась в потолок, и старалась не улыбаться. Элоиза вынесла в руках матери годы неустанного поиска мужа, которая, в конце концов, смирилась, и перешла на Гиацинту.
По-правде говоря, Пенелопа была очень удивлена тем, что леди Бриджертон, казалось, согласилась с незамужнем положением Элоизы. Она никогда не скрывала тот факт, что хотела бы всех своих восьмерых детей видеть счастливыми в браке. Она пока успешно справилась с четырьмя.
Сначала Дафна вышла замуж за Саймона и стала герцогиней Гастингской. На следующий год Энтони женился на Кэйт. Потом было некоторое затишье. Затем Франческа и Бенедикт сыграли свадьбы в один год друг за другом, Бенедикт женился на Софии, а Франческа вышла замуж за шотландского графа Килмартина.
Франческа, к несчастью, овдовела спустя два года после своей свадьбы. Сейчас она все свое время проводила либо с семьей своего мужа в Шотландии, либо в своем собственном доме в Лондоне. Когда она бывала в городе, она настаивала на проживании в Килмартин-хаус вместо Бриджертонского дома Номер Пять. Пенелопа не осуждала ее. Если бы она была вдовой, ей бы тоже захотелось насладиться своей независимостью.
Гиацинта встречала матримониальные планы матери с юмором потому что, как она сказала Пенелопе, она в самом деле решила выйти замуж, в конечном счете. Можно было позволить матери выполнять всю нудную работу, и потом она вполне могла выбрать себе мужем одного из тех джентльменов, с которыми ее знакомила мать.
И именно с таким юмором, она и встала, поцеловала мать в щеку и покорно пообещала сосредоточить все свои силы на поиске мужа, в тоже время лукаво улыбаясь брату и сестре.
Она еле успела вернуться на свое место и сесть, как тут же громко спросила, обращаясь ко всем:
— Итак, вы думаете, ее все-таки откроют?
— Мы все еще обсуждаем леди Уислдаун? — простонала леди Бриджертон.
— Вы не слышали теорию Элоизы? — спросила Пенелопа.
Все посмотрели сначала на Пенелопу, затем на Элоизу.
— Э-э, какую это мою теорию? — удивилась Элоиза.
— Было это, я точно не помню, кажется, неделю назад, — сказала Пенелопа, — Мы обсуждали леди Уислдаун, и я сказала, что я не вижу, каким образом она сможет продолжать свое дело до бесконечности, в конечном счете, она обязательно где-нибудь допустит ошибку. Тогда Элоиза сказала, что она в этом не уверена, ведь, если она за десять лет не совершила ошибку, то может вообще никогда ее не совершит? Тогда я возразила, нет, она всего лишь человек. В конце концов, она допустит где-нибудь ошибку, потому что так не может продолжаться до бесконечности —
— А, вспомнила! — воскликнула Элоиза. — Мы были в твоем доме, у тебя в комнате. У меня появилась просто блестящая мысль! Я сказала Пенелопе, что я готова держать пари, леди Уислдаун уже сделала ошибки, но мы все настолько глупые, что просто не замечаем их.
— Не очень похвально для нас, должен сказать, — пробормотал Колин.
— Но, я же под словом ‘мы’ подразумевала все светское общество, не только Бриджертонов, — запротестовала Элоиза.
— Так, — размышляла Гиацинта, — Все, что мне надо сделать, чтобы поймать леди Уислдаун, это просто внимательно просмотреть все ее старые колонки.
В глазах леди Бриджертон появилась небольшая паника.
— Гиацинта Бриджертон, мне не нравится твое выражение лица.
Гиацинта улыбнулась и пожала плечами.
— Я могла бы, шутя выиграть тысячу фунтов.
— Боже, спаси нас, — пробормотала ее мать.
— Пенелопа, — внезапно сказал Колин, — Ты так и не рассказали нам про Фелицию. Неужели, на самом деле, у нее скоро помолвка?
Пенелопа от неожиданности сделала большой глоток чая, который она в этот момент потягивала маленькими глоточками. Колина умел смотреть на человека так, что казалось, будто во вселенной лишь два человека: ты и он. К несчастью для Пенелопы, такие взгляды делали из нее запинающуюся дурочку.
Если бы они сейчас что-нибудь обсуждали или разговаривали, тогда возможно Пенелопа сумела бы держать себя в руках. Но когда он удивлял ее подобно этому, внезапно обращая на нее внимание после того, как она убедилась в том, что для него она почти невидима, и ее наряды отлично гармонируют с цветом обоев; она полностью терялась.
— М-м…Да, это вполне возможно, — сказала она, — Мистер Олбэнсдейл недавно намекнул о своих намерениях. Но если он решиться сделать моей сестре предложение, я думаю, ему придется отправиться в Восточную Англию, чтобы просить у моего дяди ее руки.
— У твоего дяди? — спросила Кэйт.
— У моего дяди Джеффри. Он живет недалеко от Норвича. Он наш ближайший родственник, хотя, по правде говоря, мы видимся с ним очень редко. Но мистер Олбэнсдейл очень сильно чтит традиции. Я не думаю, что ему понравится разговаривать с мамой по этому поводу.
— Я надеюсь, он сделает предложение самой Фелиции, — сказала Элоиза, — Я часто думаю, что довольно глупо, когда мужчина просит руки девушки сначала у ее отца, прежде, чем сделает предложение самой девушке. Ведь не отец будет жить с ним всю его жизнь.
— Такое отношение, — сказала Колин, с задумчивой улыбкой, которая была немного скрыта чайной чашкой, — кстати, объясняет, почему ты до сих пор не замужем.
Леди Бриджертон одарила своего сына строгим взглядом, и произнесла его имя с неодобрением.
— Ох, нет, мама, — произнесла Элоиза, — Я не возражаю. Я чувствую себя совершенно комфортно в роли старой девы.
Она посмотрела на Колина с выражением превосходства на лице.
— Я предпочитаю дважды быть старой девой, чем один раз выйти замуж ради скуки. Также, — добавила она с воодушевлением, — Как и Пенелопа!
Побуждаемая к действию взмахом руки Элоизы, направленном в ее сторону, Пенелопа выпрямилась на стуле и пробормотала.
— Ах, да, конечно.
Но Пенелопа не чувствовала себя слишком устойчивой в этих убеждениях, как ее подруга. В отличие от Элоизы, она не отклонила шесть предложений руки и сердца. Она не отклонила вообще ни одного предложения, по правде сказать, она и не получила даже одного предложения руки и сердца.
Она говорила самой себя, что не приняла бы ни одного предложения, с тех самых пор, как ее сердце принадлежит Колину. Но была ли это настоящая правда, или это просто помогает ей чувствовать себя немного лучше после грандиозного провала на ярмарке невест?
Если кто-нибудь, попросит ее выйти за него замуж — кто-нибудь достаточно добрый и приемлемый, кого она может никогда не полюбить, но ей с ним будет, по всей вероятности, хорошо и спокойно — скажет ли она да?
Возможно.
И от этого ей стало печально, ведь если она допускает это в мыслях, значит, она по-настоящему распрощалась со всеми своим надеждами относительно Колина. Это означало, что она не так верна своим принципам, как ей хотелось бы. Это означало, что она желает выйти замуж за более-менее приемлемого мужа, иметь свой собственный дом, и свою собственную семью.
Это было то, что сотни женщин делают каждый год, они выходят замуж, у них есть свой дом и семья. Но это было то, что, как она часто думала, у нее никогда не будет.
— Твое лицо внезапно стало очень серьезным, — сказал ей Колин.
Пенелопа судорожно вздрогнула, и отвлеклась от своих раздумий.
— Я? Ах, нет-нет. Я просто забыла свою последнюю мысль, вот и задумалась.
Колин несильно кивнул в ответ на ее утверждение, и потянулся за другим бисквитом.
— У нас есть что-нибудь более существенное? — спросил Колин, морща нос.
— Если бы я знала, что ты придешь, — сказала мать сухим тоном, — Я бы удвоила количество пищи на нашем столе.
Он встал и подошел к колокольчику.
— Я позвоню, чтобы принесли еще.
Дернув за звонок, он повернулся и спросил:
— Ты слышала про теорию Пенелопы о леди Уислдаун?
— Нет, не слышала, — ответила леди Бриджертон.
— Она довольно умная, вообще-то, — сказал Колин, остановившись, чтобы приказать служанке принести еще бисквитов, после чего закончил: — Она думает, что это леди Данбери.
— Ооох, — Гиацинта была явно впечатлена, — Это очень хитро, Пенелопа.
Пенелопа кивнула в ответ на комплимент.
— Лишь такого рода вещи, могла с охотой делать леди Данбери, — добавила Гиацинта.
— Колонку или вызов? — спросила Кэйт, хватая Шарлоту за пояс прежде, чем девчушка смогла уйти за пределы досягаемости.
— И то, и другое, — проговорила Гиацинта.
— А Пенелопа, — встряла Элоиза, — сказала ей это. Прямо в лицо.
Рот у Гиацинты широко открылся, и она с восторгом посмотрела на Пенелопу, было очевидно, что та по оценке Гиацинты поднялась на недосягаемую высоту.
— Хотела бы я взглянуть на это! — сказала леди Бриджертон, широко улыбаясь. — Откровенно говоря, я удивлена, что не увидела никакого упоминания об этом в сегодняшней Уислдаун.
— Я с трудом верю, что леди Уислдаун могла бы комментировать теории отдельных людей о своей личности, — произнесла Пенелопа.
— Почему нет? — спросила Гиацинта, — Для нее это было бы превосходной возможностью дать несколько ложных следов. Например, — она вытянула руку к сестре в драматическом жесте, — Я думаю, что это Элоиза.
— Это не Элоиза, — запротестовала леди Бриджертон.
— Это не я, — сказала Элоиза с усмешкой.
— Но я сказала, что я думаю, что это она, — проговорила Гиацинта, — И я сказала такое публично.
— Что ты больше никогда не сделаешь, — очень строго сказала леди Бриджертон.
— Что я больше никогда не сделаю, — как попугай, повторила Гиацинта, — Но давайте чисто теоретически представим, что я сделала бы так. Сказала, что Элоиза, по-настоящему, является леди Уислдаун. Конечно же, она не леди Уислдаун, — поспешила добавить она прежде, чем мать смогла прервать ее снова.
Леди Бриджертон выставила руку вперед в молчаливом протесте.
— Что может еще лучше одурачить толпу, — продолжала Гиацинта, — Чем посмеяться надо мной в своей колонке?
— Конечно, если бы Элоиза по-настоящему была бы леди Уислдаун…, — размышляла Пенелопа.
— Она не леди Уислдаун! — взорвалась леди Бриджертон.
Пенелопа не смогла не улыбнуться.
— Но если бы она была …
— Знаешь, — проговорила Элоиза, — Сейчас, мне, действительно жаль, что я не она.
— Ты бы смогла пошутить над всеми нами, — продолжала Пенелопа, — Конечно, в колонке, выходящей в среду, ты не смогла бы посмеяться над Гиацинтой, потому что тогда бы мы все знали, что это должна быть ты.
— Разве только это не была ты сама, — засмеялась Кэйт, глядя на Пенелопу, — Тогда бы это была дьявольская уловка.
— Позвольте мне сказать, как я это вижу, — со смехом, сказала Элоиза, — Пенелопа это леди Уислдаун. И в среду, она собирается в колонке посмеяться над теорией Гиацинты, что Я леди Уислдаун, только для того, чтобы заставить всех верить в то, что я, действительно, леди Уислдаун, потому что Гиацинта предположила, что это могло бы быть довольно хитрой уловкой.
— Я полностью запутался, — сказал Колин, не обращаясь ни к кому конкретно.
— Не считая того, то Колин вполне мог бы быть леди Уислдаун…, — проговорила Гиацинта с дьявольскими искорками в глазах.
— Остановитесь! — почти закричала леди Бриджертон. — Я прошу вас.
К тому времени, уже все смеялись, и для Гиацинты было довольно трудно продолжать, так или иначе.
— Возможности бесконечны, — сказала Гиацинта, вытирая слезы.
— Возможно, мы все должны взглянуть налево, — предложил Колин, садясь обратно. — Кто знает, может та персона и есть наша бессовестная леди Уислдаун.
Все посмотрели налево, за исключением Элоизы, которая посмотрела направо…прямо на Колина.
— Ты что-то хочешь мне сказать, — проговорила Элоиза с немного удивленной улыбкой, — раз ты сел от меня справа?
— Нет, ничего, — произнес он, протягивая руку к тарелке с бисквитами, и внезапно остановившись тогда, когда вспомнил, что тарелка пуста.
Но он даже не посмотрел в глаза Элоиза, когда она спросила.
Если кто и заметил то, что он избегал смотреть Элоизе в глаза, кроме Пенелопы, они бы не смогли спросить его об этом, потому что как раз в этот момент прибыла тарелка с бисквитами, и он был явно неспособен в данный момент вести беседу.
ГЛАВА 5
Внимание Вашего автора привлекла леди Блеквуд, умудрившаяся подвернуть лодыжку ранее на этой неделе, при попытке преследования мальчишки-разносчика вашей скромной газеты.
Тысяча фунтов, это конечно огромная сумма денег, но леди Блеквуд вряд ли нуждается в дополнительном финансировании, а кроме того, ситуация доходит до абсурда. У Лондонцев есть возможности гораздо лучше проводить свое время, чем, гоняться за бедными и несчастными разносчиками в бесплодных попытках раскрыть личность Вашего автора.
А может быть и нет.
Ваш автор, ведя хронику деятельности высшего света уже свыше десяти лет, не обнаружил свидетельств того, что они умеют более или менее нормально тратить свое свободное время.
Светская хроника Леди Уислдаун, 14 апреля 1824
Два дня спустя, Пенелопа снова срезала путь через Беркли-сквер до дома Номер Пять. На сей раз, однако, это было позднее утро, было солнечно, и она не врезалась в Колина по пути. Пенелопа не была уверена, хорошо это или плохо.
Пенелопа и Элоиза планировали еще на прошлой неделе, что сегодня отправятся по магазинам за покупками. Они решили встретиться у дома Номер Пять так, чтобы они смогли отправиться вместе, и отказаться от сопровождения своих горничных. В этот день стояла просто превосходная погода более подходящая июню, чем апрелю, и Пенелопа с нетерпением ждала небольшой прогулки по Оксфорд-стрит.
Но когда она подошла к входной двери дома Номер Пять, она была встречена дворецким с озадаченным выражением лица.
— Мисс Физеренгтон, — сказал он, быстро моргая, прежде чем произнести дальнейшие слова, — Я боюсь, мисс Элоизы сейчас нет дома.
Губы Пенелопы приоткрылись в изумлении.
— Куда она ушла? Мы планировали встретиться сегодня еще на прошлой неделе.
Викхэм потряс головой.
— Я не знаю. Но она вышла из дома со своей мамой леди Бриджертон и мисс Гиацинтой два часа назад.
— Понятно, — нахмурилась Пенелопа, пытаясь решить, то же ей делать, — Можно, я тогда ее подожду здесь?
Возможно, она что-то напутала, и встреча была отсрочена. Это так непохоже на Элоизу — забыть об их планах.
Он любезно кивнул и провел ее наверх по лестнице в неофициальную гостиную, обещая принести ей тарелку с легкими закусками и последнее издание леди Уислдаун, чтобы она могла почитать, пока будет ждать Элоизу.
Пенелопа, конечно, ее уже читала; газету леди Уислдаун приносили рано утром, и у нее уже выработалась привычка просматривать светские сплетни за завтраком. С тем, чтобы немного занять себя, она подошла к окну, и стала смотреть на городской пейзаж Мэйфер. Но там не было ничего нового, это были те же самые здания, которые она видела бесчисленное множество раз, даже люди, прогуливающиеся по Мэйфер, были ей знакомы. Может быть, потому что она не раз задумывалась об однообразии своей жизни, она быстро заметила один объект, выбивающийся из всеобщего вида: книгу в твердом переплете, лежащую открытой на столе. Даже с расстояния в несколько футов, она смогла заметить, что листы книга заполнены не ровными печатными знаками, а четкими рукописными линиями.
Она подошла ближе и заглянула в книгу, не прикасаясь к ней руками. Похоже, это был чей-то дневник. Посередине правой стороны книги был написан заголовок, который выделялся от остальной части текста небольшим чистым пространством выше и ниже его:
22 Февраля 1824 года
Трудос Мантайнс, Кипр
Она тут же рукой прикрыла себе рот, чтоб не вскрикнуть от удивления. Это написал Колин! Он на днях сказал ей, что был на Кипре, вместо Греции. Она понятия не имела, но оказывается, он ведет личный дневник.
Она приподняла ногу, чтобы сделать шаг назад, но ее тело отказывалось ей повиноваться. Она не должна это читать, сказала она самой себе. Это личный дневник Колина. Она должна немедленно уйти отсюда.
— Прочь, — пробормотала она, смотря вниз на свою непослушную ногу, — Прочь.
Ее нога однако не двигалась с места.
Но, возможно, она не так уж неправа? В конце концов, как она сможет влезть в его личную жизнь, если она прочитает только то, что сможет увидеть без переворачивания страницы? Он сам оставил дневник лежать открытым на столе, любой может посмотреть.
Но, у Колина были все основания полагать, что никто не наткнется на его дневник, если он оставит его на несколько мгновений, так как мать и сестры ушли. По-видимому, он знал, что мать и сестры уехали утром. Большинство гостей проводились в официальную гостиную на нижнем этаже; насколько Пенелопа знала, лишь она и Фелиция, были единственными не-Бриджертонами, допущенными в неофициальную гостиную. А так как Колин не ожидал ее прихода (или, точнее, вообще о ней думал), он, и не подумал об опасности, оставляя здесь открытым свой дневник, в то время как сам ушел по какому-то делу.
А с другой стороны, он оставил дневник открытым.
Открытым, благодарение Богу! Правда, если бы в нем были какие-либо тайны, вряд ли он бы тогда оставил дневник открытым.
Он не такой глупый, в конце концов.
Пенелопа наклонилась вперед.
Вот, блин! Она не может прочитать написанное с такого расстояния, заголовок был четко виден, благодаря пустому пространству, окружающему его, а остальной текст сливался вместе и его невозможно было разобрать.
Так или иначе, подумала она, не будет ее вины в том, если она сделает небольшой шажок поближе к дневнику и почитает его. Не принимая в расчет, конечно, то, что она уже пересекла комнату, чтобы добраться туда, где она в данный момент стояла. Она потерла висок, и ей пришла в голову хорошая мысль. Она уже пересекла комнату некоторое время тому назад, означавшее то, что она уже совершила самый большой грех, и один маленький шажок роли не играет.
Она немного двинулась вперед, сделав полшага, затем еще полшага, затем наклонилась, и начала читать прямо с середины предложения:
…в Англии. Здесь песок струится по загорелой и белой коже, и ощущение, когда он скользит по голой коже, настолько изумительное, кажется, будто прикасаешься к тончайшему шелку. Вода такого синего оттенка, невообразима в Англии: аквамарин, вспыхивающий под лучами солнца, цвета кобальта, когда облака закрывают небо. И тепло — удивительно тепло, сверхудивительно тепло, прямо как в ванне, которую кто-то нагрел за полчаса до этого. Волны нежные, и они накатываются на берег с мягким натиском пены, щекоча кожу и превращая совершенный песок в болотистый источник наслаждения, который ласкает пальцы ног, пока не придет другая волна, чтобы убрать весь этот беспорядок.
Понятно, почему называют это место, местом рождения Афродиты. С каждым моим шагом, я почти ожидал увидеть ее, как в картине Ботичели, поднимающуюся из океана, совершенно обнаженную, с ее золотисто-каштановыми волосами, струящимися вокруг нее.
Если когда-либо и рождалась совершенная женщина, это место было, несомненно, здесь. Я в раю. И все же…
И все же с каждый теплый бриз и безоблачное небо, напоминают мне, что это не мой дом, что я родился, чтобы прожить мою жизнь где-нибудь в другом месте. Это не подавляет желание — нет, наоборот, принуждает — смотреть, видеть, встречать. Но это, действительно, питает странную тоску коснуться покрытую росой траву, почувствовать на лице прохладный туман, и даже напоминает радость прихода ясного и совершенного дня, после целой недели дождя. Люди здесь не знают, что значит просто радоваться. Почти все их дни совершенны. Сможет ли кто-нибудь оценить совершенство, если оно постоянно?
22 Февраля 1824 года
Трудос Мантайнс, Кипр
Это просто замечательно, что мне холодно. В конце концов, сейчас февраль, и я, как и любой англичанин, весьма прохладно отношусь к февральскому холоду (как и любого другого месяца зимы), но я не в Англии. Я на Кипре, в сердце Средиземноморья, всего лишь два дня тому назад я был в Пафосе, на юго-западном побережье острова, где солнце жарче, а океан соленее и теплее. Здесь, каждый может увидеть пик горы Олимп, все еще увенчанной шапкой из снега настолько чистого белого цвета, что этот снег временно ослепляет тебя, когда солнечные лучи отражаются от него.
Подъем к вершине был ненадежным, со скрытой опасностью, затаившейся повсюду. Дорога здесь была рудиментарная, ее почти не было заметно, и на этой дороге мы и встретились.
Пенелопа издала негромкое ворчание протеста, когда поняла, что страница закончилась посередине предложения. Кого он встретил? Что случилось? Какая опасность? Она уставилась вниз на дневник, умирая от желания перевернуть страницу, и узнать, что же случилось дальше. Но, когда она начала читать, она сумела оправдать этот поступок, говоря себе, что на самом деле она не вторгается в личную жизнь Колина: он сам, в конце концов, оставил дневник открытым. Она лишь посмотрела то, что было открыто.
Переворачивание страницы, однако, было совсем другим делом.
Она отошла немного назад, убирая руки подальше от дневника. Это неправильно. Она не может читать его дневник. Ну ладно, не может читать его дневник, кроме того, что она уже прочитала.
Но, с другой стороны, было совершенно ясно, что у него слова получались просто отлично. Это было преступлением для Колина, держать их только для себя. Эти слова должны быть известны и доступны всем.
Они должны быть —
— Ох, ради Бога, — прошептала она самой себе.
Она достигла края страницы.
— Что ты здесь делаешь?!
Пенелопа подпрыгнула на месте.
— Колин!
— Да, именно так. Что ты, — он почти, что щелкал челюстями.
Пенелопа качнулась назад. Она никогда не слышала от него такого тона. Она даже не думала, что он способен так говорить.
Он зашагал через всю комнату, схватил со стола дневник и захлопнул его.
— Что ты здесь делаешь? — снова потребовал он от нее ответа.
— Жду Элоизу, — с трудом сумела ответить она, в горле у нее все пересохло.
— В верхней гостиной?
— Викхэм всегда приводит меня сюда. Твоя мать приказала ему рассматривать меня как семью.
— Я … ух-х … он … м-м…
Она умоляюще сложила руки перед собой, прося его остановиться.
— Так же, как и мою сестру Фелицию. Потому что она и Гиацинта близкие подруги. Я-я прошу прощения. Я думала, ты знаешь.
Он небрежно бросил дневник в ближайшее кресло, и повернулся к ней, воинственно скрестив руки перед собой.
— И поэтому, ты привыкла читать личные записи других людей?
— Нет-нет, конечно, нет. Но дневник лежал открытым и…, — пробормотала она, судорожно сглотнув, и понимая, как ужасно извиняюще звучат ее слова. — Это общая комната, — проговорила Пенелопа, чувствую, что должна что-нибудь сказать в свое оправдание, — Возможно, тебе следовало взять дневник с собой.
— Туда, куда я ходил, — сквозь зубы, проговорил он, все еще заметно злящийся на нее, — Обычно книги не берут.
— Он не очень большой, — сказала она, удивляясь самой себе и тому, почему, почему, почему она все еще спорит с ним, хотя совершенно ясно, что она неправа.
— Ради Бога, — взорвался он, — Ты хочешь, чтобы я произнес слова уборная и ночной горшок в твоем присутствии?
Пенелопа почувствовала, как еще щеки заалели.
— Я лучше пойду, — пробормотала она, — Пожалуйста, скажи Элоизе —
— Я ухожу, — почти прорычал Колин, — Я все равно собирался выехать сегодня днем, так или иначе. Могу покинуть этот дом прямо сейчас, очевидно, ты уже захватила этот дом.
Пенелопа никогда не думала, что такие слова могут причинять такую физическую боль, почти такую же, она могла поклясться, как если бы он просто воткнул кинжал ей в сердце. Она до этого момента, никогда не осознавала, как много значит для нее общество леди Бриджертон и ее дочерей, с тех самых пор, когда она открыла двери этого дома для Пенелопы.
Тысяча фунтов, это конечно огромная сумма денег, но леди Блеквуд вряд ли нуждается в дополнительном финансировании, а кроме того, ситуация доходит до абсурда. У Лондонцев есть возможности гораздо лучше проводить свое время, чем, гоняться за бедными и несчастными разносчиками в бесплодных попытках раскрыть личность Вашего автора.
А может быть и нет.
Ваш автор, ведя хронику деятельности высшего света уже свыше десяти лет, не обнаружил свидетельств того, что они умеют более или менее нормально тратить свое свободное время.
Светская хроника Леди Уислдаун, 14 апреля 1824
Два дня спустя, Пенелопа снова срезала путь через Беркли-сквер до дома Номер Пять. На сей раз, однако, это было позднее утро, было солнечно, и она не врезалась в Колина по пути. Пенелопа не была уверена, хорошо это или плохо.
Пенелопа и Элоиза планировали еще на прошлой неделе, что сегодня отправятся по магазинам за покупками. Они решили встретиться у дома Номер Пять так, чтобы они смогли отправиться вместе, и отказаться от сопровождения своих горничных. В этот день стояла просто превосходная погода более подходящая июню, чем апрелю, и Пенелопа с нетерпением ждала небольшой прогулки по Оксфорд-стрит.
Но когда она подошла к входной двери дома Номер Пять, она была встречена дворецким с озадаченным выражением лица.
— Мисс Физеренгтон, — сказал он, быстро моргая, прежде чем произнести дальнейшие слова, — Я боюсь, мисс Элоизы сейчас нет дома.
Губы Пенелопы приоткрылись в изумлении.
— Куда она ушла? Мы планировали встретиться сегодня еще на прошлой неделе.
Викхэм потряс головой.
— Я не знаю. Но она вышла из дома со своей мамой леди Бриджертон и мисс Гиацинтой два часа назад.
— Понятно, — нахмурилась Пенелопа, пытаясь решить, то же ей делать, — Можно, я тогда ее подожду здесь?
Возможно, она что-то напутала, и встреча была отсрочена. Это так непохоже на Элоизу — забыть об их планах.
Он любезно кивнул и провел ее наверх по лестнице в неофициальную гостиную, обещая принести ей тарелку с легкими закусками и последнее издание леди Уислдаун, чтобы она могла почитать, пока будет ждать Элоизу.
Пенелопа, конечно, ее уже читала; газету леди Уислдаун приносили рано утром, и у нее уже выработалась привычка просматривать светские сплетни за завтраком. С тем, чтобы немного занять себя, она подошла к окну, и стала смотреть на городской пейзаж Мэйфер. Но там не было ничего нового, это были те же самые здания, которые она видела бесчисленное множество раз, даже люди, прогуливающиеся по Мэйфер, были ей знакомы. Может быть, потому что она не раз задумывалась об однообразии своей жизни, она быстро заметила один объект, выбивающийся из всеобщего вида: книгу в твердом переплете, лежащую открытой на столе. Даже с расстояния в несколько футов, она смогла заметить, что листы книга заполнены не ровными печатными знаками, а четкими рукописными линиями.
Она подошла ближе и заглянула в книгу, не прикасаясь к ней руками. Похоже, это был чей-то дневник. Посередине правой стороны книги был написан заголовок, который выделялся от остальной части текста небольшим чистым пространством выше и ниже его:
22 Февраля 1824 года
Трудос Мантайнс, Кипр
Она тут же рукой прикрыла себе рот, чтоб не вскрикнуть от удивления. Это написал Колин! Он на днях сказал ей, что был на Кипре, вместо Греции. Она понятия не имела, но оказывается, он ведет личный дневник.
Она приподняла ногу, чтобы сделать шаг назад, но ее тело отказывалось ей повиноваться. Она не должна это читать, сказала она самой себе. Это личный дневник Колина. Она должна немедленно уйти отсюда.
— Прочь, — пробормотала она, смотря вниз на свою непослушную ногу, — Прочь.
Ее нога однако не двигалась с места.
Но, возможно, она не так уж неправа? В конце концов, как она сможет влезть в его личную жизнь, если она прочитает только то, что сможет увидеть без переворачивания страницы? Он сам оставил дневник лежать открытым на столе, любой может посмотреть.
Но, у Колина были все основания полагать, что никто не наткнется на его дневник, если он оставит его на несколько мгновений, так как мать и сестры ушли. По-видимому, он знал, что мать и сестры уехали утром. Большинство гостей проводились в официальную гостиную на нижнем этаже; насколько Пенелопа знала, лишь она и Фелиция, были единственными не-Бриджертонами, допущенными в неофициальную гостиную. А так как Колин не ожидал ее прихода (или, точнее, вообще о ней думал), он, и не подумал об опасности, оставляя здесь открытым свой дневник, в то время как сам ушел по какому-то делу.
А с другой стороны, он оставил дневник открытым.
Открытым, благодарение Богу! Правда, если бы в нем были какие-либо тайны, вряд ли он бы тогда оставил дневник открытым.
Он не такой глупый, в конце концов.
Пенелопа наклонилась вперед.
Вот, блин! Она не может прочитать написанное с такого расстояния, заголовок был четко виден, благодаря пустому пространству, окружающему его, а остальной текст сливался вместе и его невозможно было разобрать.
Так или иначе, подумала она, не будет ее вины в том, если она сделает небольшой шажок поближе к дневнику и почитает его. Не принимая в расчет, конечно, то, что она уже пересекла комнату, чтобы добраться туда, где она в данный момент стояла. Она потерла висок, и ей пришла в голову хорошая мысль. Она уже пересекла комнату некоторое время тому назад, означавшее то, что она уже совершила самый большой грех, и один маленький шажок роли не играет.
Она немного двинулась вперед, сделав полшага, затем еще полшага, затем наклонилась, и начала читать прямо с середины предложения:
…в Англии. Здесь песок струится по загорелой и белой коже, и ощущение, когда он скользит по голой коже, настолько изумительное, кажется, будто прикасаешься к тончайшему шелку. Вода такого синего оттенка, невообразима в Англии: аквамарин, вспыхивающий под лучами солнца, цвета кобальта, когда облака закрывают небо. И тепло — удивительно тепло, сверхудивительно тепло, прямо как в ванне, которую кто-то нагрел за полчаса до этого. Волны нежные, и они накатываются на берег с мягким натиском пены, щекоча кожу и превращая совершенный песок в болотистый источник наслаждения, который ласкает пальцы ног, пока не придет другая волна, чтобы убрать весь этот беспорядок.
Понятно, почему называют это место, местом рождения Афродиты. С каждым моим шагом, я почти ожидал увидеть ее, как в картине Ботичели, поднимающуюся из океана, совершенно обнаженную, с ее золотисто-каштановыми волосами, струящимися вокруг нее.
Если когда-либо и рождалась совершенная женщина, это место было, несомненно, здесь. Я в раю. И все же…
И все же с каждый теплый бриз и безоблачное небо, напоминают мне, что это не мой дом, что я родился, чтобы прожить мою жизнь где-нибудь в другом месте. Это не подавляет желание — нет, наоборот, принуждает — смотреть, видеть, встречать. Но это, действительно, питает странную тоску коснуться покрытую росой траву, почувствовать на лице прохладный туман, и даже напоминает радость прихода ясного и совершенного дня, после целой недели дождя. Люди здесь не знают, что значит просто радоваться. Почти все их дни совершенны. Сможет ли кто-нибудь оценить совершенство, если оно постоянно?
22 Февраля 1824 года
Трудос Мантайнс, Кипр
Это просто замечательно, что мне холодно. В конце концов, сейчас февраль, и я, как и любой англичанин, весьма прохладно отношусь к февральскому холоду (как и любого другого месяца зимы), но я не в Англии. Я на Кипре, в сердце Средиземноморья, всего лишь два дня тому назад я был в Пафосе, на юго-западном побережье острова, где солнце жарче, а океан соленее и теплее. Здесь, каждый может увидеть пик горы Олимп, все еще увенчанной шапкой из снега настолько чистого белого цвета, что этот снег временно ослепляет тебя, когда солнечные лучи отражаются от него.
Подъем к вершине был ненадежным, со скрытой опасностью, затаившейся повсюду. Дорога здесь была рудиментарная, ее почти не было заметно, и на этой дороге мы и встретились.
Пенелопа издала негромкое ворчание протеста, когда поняла, что страница закончилась посередине предложения. Кого он встретил? Что случилось? Какая опасность? Она уставилась вниз на дневник, умирая от желания перевернуть страницу, и узнать, что же случилось дальше. Но, когда она начала читать, она сумела оправдать этот поступок, говоря себе, что на самом деле она не вторгается в личную жизнь Колина: он сам, в конце концов, оставил дневник открытым. Она лишь посмотрела то, что было открыто.
Переворачивание страницы, однако, было совсем другим делом.
Она отошла немного назад, убирая руки подальше от дневника. Это неправильно. Она не может читать его дневник. Ну ладно, не может читать его дневник, кроме того, что она уже прочитала.
Но, с другой стороны, было совершенно ясно, что у него слова получались просто отлично. Это было преступлением для Колина, держать их только для себя. Эти слова должны быть известны и доступны всем.
Они должны быть —
— Ох, ради Бога, — прошептала она самой себе.
Она достигла края страницы.
— Что ты здесь делаешь?!
Пенелопа подпрыгнула на месте.
— Колин!
— Да, именно так. Что ты, — он почти, что щелкал челюстями.
Пенелопа качнулась назад. Она никогда не слышала от него такого тона. Она даже не думала, что он способен так говорить.
Он зашагал через всю комнату, схватил со стола дневник и захлопнул его.
— Что ты здесь делаешь? — снова потребовал он от нее ответа.
— Жду Элоизу, — с трудом сумела ответить она, в горле у нее все пересохло.
— В верхней гостиной?
— Викхэм всегда приводит меня сюда. Твоя мать приказала ему рассматривать меня как семью.
— Я … ух-х … он … м-м…
Она умоляюще сложила руки перед собой, прося его остановиться.
— Так же, как и мою сестру Фелицию. Потому что она и Гиацинта близкие подруги. Я-я прошу прощения. Я думала, ты знаешь.
Он небрежно бросил дневник в ближайшее кресло, и повернулся к ней, воинственно скрестив руки перед собой.
— И поэтому, ты привыкла читать личные записи других людей?
— Нет-нет, конечно, нет. Но дневник лежал открытым и…, — пробормотала она, судорожно сглотнув, и понимая, как ужасно извиняюще звучат ее слова. — Это общая комната, — проговорила Пенелопа, чувствую, что должна что-нибудь сказать в свое оправдание, — Возможно, тебе следовало взять дневник с собой.
— Туда, куда я ходил, — сквозь зубы, проговорил он, все еще заметно злящийся на нее, — Обычно книги не берут.
— Он не очень большой, — сказала она, удивляясь самой себе и тому, почему, почему, почему она все еще спорит с ним, хотя совершенно ясно, что она неправа.
— Ради Бога, — взорвался он, — Ты хочешь, чтобы я произнес слова уборная и ночной горшок в твоем присутствии?
Пенелопа почувствовала, как еще щеки заалели.
— Я лучше пойду, — пробормотала она, — Пожалуйста, скажи Элоизе —
— Я ухожу, — почти прорычал Колин, — Я все равно собирался выехать сегодня днем, так или иначе. Могу покинуть этот дом прямо сейчас, очевидно, ты уже захватила этот дом.
Пенелопа никогда не думала, что такие слова могут причинять такую физическую боль, почти такую же, она могла поклясться, как если бы он просто воткнул кинжал ей в сердце. Она до этого момента, никогда не осознавала, как много значит для нее общество леди Бриджертон и ее дочерей, с тех самых пор, когда она открыла двери этого дома для Пенелопы.