Куин Джулия. Романтическая история мистера Бриджертона

   Сотни свечей украсили стены и столы; мерцающие в темноте, огромные люстры, висевшие на потолках, освещали залы. Окна были закрыты мерцающей серебристой тканью, с таким оттенком, который могла носить только волшебная фея. Даже слуги сменили свои ливреи. Пенелопа знала, что слуги Гастингсов обычно носили голубой и золотой цвета. Но сегодня их голубой цвет был украшен серебром.
   Это почти заставляло женщину чувствовать себя принцессой в какой-то сказке.
   — Мне интересно, сколько же все это стоит, — проговорила Гиацинта, широко раскрывая глаза.
   — Гиацинта! — Вайолет наказала дочь, шлепнув ту по руке. — Ты же знаешь, что невежливо спрашивать такие вещи.
   — А я и не спрашивала, — указала Гиацинта, — Я поинтересовалась. И, кроме того, это же просто Дафна.
   — Твоя сестра герцогиня Гастингская, — сказала Вайолет, — И она должна соответствовать своему положению. Тебе бы лучше запомнить этот факт.
   — Но разве ты не согласна с тем, — проговорила Гиацинта, беря мать под руку, — Что важнее просто запомнить тот факт, что она моя сестра.
   — Она опять тебя обыграла, — сказала Элоиза с улыбкой.
   Вайолет тяжко вздохнула.
   — Гиацинта, я заявляю, что ты все-таки будешь причиной моей смерти.
   — Нет, не буду, — ответила Гиацинта, — Грегори будет.
   Пенелопа с трудом сдержала смех.
   — Я все еще не вижу Колина, — сказала Элоиза, вертя головой во все стороны.
   — Нету? — Пенелопа осмотрела комнату. — Удивительно.
   — Он сказал тебе, что приедет раньше тебя на бал?
   — Нет, — ответила Пенелопа, — Но по некоторым причинам, я думала, он приедет раньше меня.
   Вайолет ласково погладила Пенелопу по руке.
   — Я уверена, он скоро будет здесь, Пенелопа. И тогда мы все узнаем, что это за тайна, из-за которой мы должны приклеиться к тебе на весь вечер.
   — Не то, — добавила она поспешно, в ее глазах появилась тревога, — чтобы мы считали это неким видом грязной работы. Ты же знаешь, что мы очень любим твою компанию.
   Пенелопа улыбнулась ей.
   — Я знаю. Это чувство взаимно.
   Перед ними было всего лишь несколько человек, так что не прошло много времени, как они уже приветствовали Дафну и ее мужа Саймона.
   — Что, — спросила Дафна без всякой преамбулы, как только уверилась, что другие гости за пределами слышимости, — происходит с Колином?
   Так как вопрос главным образом адресовался в ее сторону, Пенелопа почувствовала себя обязанной ответить: — Я не знаю.
   — Тебе он тоже прислал записку? — спросила Элоиза.
   Дафна кивнула.
   — Да, мы должны не спускать с Пенелопы глаз, написал он.
   — Могло быть хуже, — проговорила Гиацинта, — Мы должны будем приклеиться к ней на весь вечер.
   Она наклонилась вперед. — Он подчеркнул слово “приклеиться”.
   — Я думаю, все же, я не являюсь такой уж грязной работой, — язвительно заметила Пенелопа.
   — О, ты, конечно, нет, — ответила Гиацинта, — Но есть что-то довольно неприятное в слове в этом слове. Так неприятно соскальзывает с языка, ты не считаешь? Приклеиться. Клей. Клеееее —
   — Это у меня, — спросила Элоиза, — или у нее зазвенело в голове, не сошла ли она с ума?
   Гиацинта проигнорировала ее, пожав плечами.
   — К тому же это похоже на драму. Я чувствую себя в центре какого-то шпионского заговора.
   — Шпионаж, — простонала Вайолет, — Господи, помоги нам всем.
   Дафна наклонилась вперед с загадочным выражением лица.
   — Ладно, должна вас сказать. Он сказал нам —
   — Сейчас не время для лишней болтовни, жена, — вставил Саймон.
   Она одарила его раздраженным взглядом перед тем, как снова повернуться к своей матери и сестрам.
   — Он сказал нам, чтобы мы были уверены в том, чтобы она находилась, как можно подальше от леди Данбери, — сообщила им Дафна.
   — Леди Данбери! — воскликнули все в один голос.
   Точнее все, кроме Пенелопы, у которой появилась мысль, почему Колин хотел, чтобы она находилась подальше от старой леди. Он, должно быть, придумал что-то получше, чем ее план убедить леди Данбери солгать, и заявить во всеуслышание, что она и есть леди Уислдаун.
   Это все-таки наверно двойной шантаж. Что еще могло быть? Он, должно быть, отыскал какую-то очень ужасную тайну в прошлом Крессиды.
   Пенелопа подумала о своем муже с восхищением.
   — Я думала, что ты в хороших дружеских отношениях с леди Данбери, — сказала ей Вайолет.
   — Так и есть, — сказала Пенелопа, стараясь выглядеть озадаченной.
   — Это очень любопытно, — проговорила Гиацинта, задумчиво постучав указательным пальцем по своей щеке, — Действительно, очень любопытно.
   — Элоиза, — внезапно вставила Дафна, — Ты что-то очень молчалива сегодня.
   — Кроме того момента, когда назвала меня сумасшедшей, — заметила Гиацинта.
   — Хм-м? — пробормотала Элоиза, уставясь куда-то в пространство — или возможно на что-то, позади Дафны и Саймона, — словно, ее совсем не интересовал весь этот разговор. — Ох, ну, мне просто нечего сказать.
   — Тебе? — недоверчиво спросила Дафна.
   — С ней точно, что-то не так, — проговорила Гиацинта.
   Пенелопа согласилась с Гиацинтой, но решила держать свое мнение при себе. Это было очень непохоже на Элоизу, ничем не интересоваться, и не высказывать свое мнение, особенно в такую ночь, как эта, когда все вокруг, словно окутано тайной.
   — Все что вы сказали, было неплохо, — сказала Элоиза, — Что я еще могла добавить?
   Это уж совсем показалось Пенелопе необычно. Остроумный сарказм был в характере Элоизы, но у нее всегда находилось, что добавить.
   Элоиза лишь пожала плечами.
   — Нам лучше уйти отсюда дальше в дом, — сказала Вайолет, — Мы начинаем задерживать твоих гостей.
   — Я обязательно еще с вами поговорю, — пообещала Дафна, — И — Ох!
   Все наклонились к ней.
   — Если вы хотите знать, — прошептала она, — Леди Данбери до сих пор нету.
   — Что упрощает мою работу, — произнес Саймон, выглядя немного утомленным от всей этой интриги.
   — Но не мою, — сказала Гиацинта, — Я все еще не должна отходить от Пенелопы ни на шаг, и должна буквально —
   — Приклеиться к ней, — закончили за нее все, включая Пенелопу.
   — Именно так я и сделаю, — проговорила Гиацинта.
   — Говоря о приклеивании, — сказала Элоиза, как только они отошли от Дафны и Саймона, — Пенелопа, ты смогла бы совсем немного, побыть лишь с двумя компаньонками? Мне хотела бы выйти на минуту.
   — Я пойду с тобой, — заявила Гиацинта.
   — Вы не можете обе уйти, — сказала Вайолет, — Я уверена, что Колин не хотел, чтобы Пенелопа оставалась лишь со мной.
   — Можно я пойду, когда она вернется? — скорчила гримаску Гиацинта, — Это совсем не то, что можно избежать.
   Вайолет с надеждой повернулась к Элоизе.
   — Что? — сердито спросила Элоиза.
   — Я ждала от тебя, что ты скажешь точно так же.
   — Я слишком горда для этого, — фыркнула Элоиза.
   — Ох, пожалуйста, — пробормотала Гиацинта.
   Вайолет застонала.
   — Ты, действительно, хочешь остаться в компании лишь со мной и с Гиацинтой? — спросила она Пенелопу.
   — Не думаю, что у меня есть выбор, — ответила Пенелопа, немного удивленная такой постановкой вопроса.
   — Иди, — сказала Вайолет Элоизе. — Только возвращайся быстрее.
   Элоиза кивнула матери, затем, неожиданно для всех, она быстро шагнула вперед, и коротко обняла Пенелопу.
   — С чего это вдруг? — спросила Пенелопа, улыбаясь ей.
   — Просто так, без причины, — ответила Элоиза, ее ответная улыбка была такой же, как у Колина, — Я просто подумала, что это будет необычной ночью для тебя.
   — Ты подумала? — осторожно спросила Пенелопа, не уверенная, что поняла Элоизу.
   — Ну, что-то, по всей видимости, должно произойти, — сказала Элоиза, — Это так не похоже на Колина действовать так таинственно. Я хотела предложить тебе мою поддержку.
   — Ты же вернешься через несколько минут, — проговорила Пенелопа, — Независимо от того, произойдет ли что-то — если оно действительно произойдет — ты, вряд ли пропустишь это.
   Элоиза пожала плечами.
   — Это был просто импульс. Импульс, родившийся благодаря десятилетней дружбе.
   — Элоиза Бриджертон, неужели ты становишься сентиментальной?
   — Если ты про сегодня, — проговорила Элоиза с взглядом ложного возмущения, — Я думаю, нет.
   — Элоиза, — вмешалась Гиацинта, — Ты, наконец, пойдешь или нет?! Я не могу тебя ждать всю ночь.
   Элоиза коротко махнула рукой, и ушла.
   Весь следующий час, они просто разговаривали о том, о сем, смешиваясь с другими гостями и перемещаясь по дому — Пенелопа, Вайолет и Гиацинта — как единое целое.
   — У нас три головы и шесть ног, — заметила Пенелопа, когда подошла к окну, а обе женщины Бриджертон с шумом последовали за ней.
   — Прошу прощения? — переспросила Вайолет.
   — Ты, действительно, хотела посмотреть в окно, — произнесла Гиацинта, — Или всего лишь проверяла нас? И куда запропастилась Элоиза?
   — Большей частью, чтобы проверить вас, — призналась Пенелопа, — И я уверена, что Элоизу задержал какой-нибудь гость. Ты же знаешь, так же хорошо, как и я, что, здесь много навязчивых людей, общение с которыми довольно трудно избежать.
   — Хм-м, — пробормотала Гиацинта, — Кому-то необходимо повторно объяснить значение слова “приклеиться”.
   — Гиацинта, — сказала Пенелопа, — Если тебе нужно куда-нибудь отойти, то не надо оправдываться, иди куда тебе нужно. Со мной будет все хорошо, — она повернулась к Вайолет, — Вы тоже, если вам нужно оставить меня на короткое промежуток времени, я обещаю, я останусь прямо здесь, никуда не уйду, и буду дожидаться вашего возвращения.
   Вайолет посмотрела на нее в ужасе.
   — И нарушить мое слово, данное Колину?
   — Э-э, вы разве давали ему такое слово? — спросила Пенелопа.
   — Нет, но я уверена, что это подразумевалось в его просьбе. О, смотрите! — неожиданно воскликнула она, — Вон он!
   Пенелопа попыталась осторожно дать сигнал своему мужу, о том, что они здесь, но все ее попытки были заглушены энергичными маханиями рукой Гиацинты, и ее воплем, почти на весь зал:
   — Колин!
   Вайолет простонала.
   — Я знаю-знаю, — быстро проговорила Гиацинта, но в ее голосе не слышно было ни капли раскаяния, — Я должна вести себя более благовоспитанно.
   — Если ты это знаешь, — голосом сердитой матери проговорила Вайолет, — Тогда почему ты не делаешь этого?
   — Что будет забавного в том, если я буду себя правильно вести?
   — Добрый вечер, леди, — поприветствовал их Колин, целую мамину руку, затем встал рядом с Пенелопой, и мягко обнял ее за талию.
   — Ну? — потребовала Гиацинта.
   Колин лишь вопросительно выгнул бровь.
   — Ты собираешься нам все рассказать? — настаивала Гиацинта.
   — Всему свое время, милая сестричка.
   — Ты просто вредный и несносный человек, — пробурчала она.
   — Я хотел сказать, — проговорил Колин, оглядываясь вокруг, — А что случилось с Элоизой?
   — Это очень хороший вопрос, — проговорила Гиацинта, одновременно с Пенелопой, сказавшей:
   — Я уверена, она скоро вернется.
   Он кивнул, не выглядя ужасно заинтересованным.
   — Мама, — произнес Колин, поворачиваясь к Вайолет, — Как вы поживаете?
   — Ты посылаешь мне зашифрованную записку, через весь город, — проговорила Вайолет, — И спрашиваешь меня, как я поживаю?
   Он улыбнулся. — Да.
   Вайолет, фактически указала на него пальцем, и начала им сердито покачивать, что она всегда запрещала делать своим детям в общественных местах.
   — О, нет, Колин Бриджертон, этот номер не пройдет. Ты не сможешь уйти от объяснения. Я твоя мать. Я вырастила тебя!
   — Я знаю о наших родственных отношениях, — проговорил он.
   — Я надеюсь, ты не собираешься сбежать от меня на вальс, отвлекая меня своими умными фразами и своей обольстительной улыбкой.
   — Ты думаешь, у меня обольстительная улыбка?
   — Колин!
   — Но, — проговорил он, — Ты совершенно права.
   Вайолет заморгала. — Я права?
   — Да, насчет вальса, — он склонил голову набок, — Мне, кажется, я слышу, как его вот-вот начнут играть.
   — А я ничего не слышу, — заявила Гиацинта.
   — Не слышишь? Какая жалость, — он схватил Пенелопу за руку. — Пойдем, жена. Я думаю, сейчас наш танец.
   — Но никто не танцует, — выдавила Гиацинта.
   Он улыбнулся ослепительной улыбкой.
   — Я уверен, все скоро затанцуют.
   И прежде, чем кто-нибудь успел прокомментировать его заявление, он дернул за руку Пенелопу, и буквально потащил ее за собой через толпу.
   — Разве ты не хотел вальсировать? — спросила, задыхаясь, Пенелопа, когда она прошли мимо небольшого оркестра.
   — Нет, просто хотел сбежать от них, — объяснил Колин, проскальзывая в какую-то боковую дверь, и таща ее за собой.
   Несколько секунд спустя, поднявшись вверх по лестнице, они оказались в небольшой комнате, где единственным светом был мерцающий огонь свечей и фонарей снаружи окна.
   — Где мы? — спросила Пенелопа, оглядываясь по сторонам.
   Колин пожал плечами.
   — Не знаю. Это кажется, неплохим местом для разговора.
   — Ты, наконец, собираешься мне рассказать, что происходит?
   — Нет, сначала я собираюсь поцеловать тебя.
   И прежде чем у нее появился шанс ответить (но не запротестовать!), его губы нашли ее губы в коротком, голодном и одновременно нежном поцелуе.
   — Колин! — задыхаясь, воскликнула она, в тот момент, когда он переводил дыхание.
   — Не сейчас, — пробормотал он, и поцеловал ее снова.
   — Но, — это было все, что она успела проговорить.
   Это был поцелуй, который словно обволакивал ее теплом, от головы и до кончиков пальцев на руках и ногах. При котором его губы жадно и нежно захватили ее рот в сладостный плен, а его руки скользили по ее спине. Это был поцелуй, который легко превращал ее колени в воду, приводя ее почти к обморочному состоянию, и он мог на софе делать с ней все, что захочет, несмотря на то, что они находились в паре метров от пятисот человек, и, кроме того —
   — Колин! — снова воскликнула она, с трудом найдя в себе силы оторваться от его губ.
   — Ш-ш-ш.
   — Колин, ты должен остановиться!
   Он выглядел, словно потерявшийся щенок.
   — Я? Должен?
   — Да, ты должен.
   — Я думаю, ты сказала это, лишь из-за всех этих людей по соседству с нами.
   — Нет, хотя это тоже достаточно хорошая причина, чтобы рассмотреть возможность сдерживания себя.
   — Чтобы рассмотреть и отклонить? — с надеждой спросил Колин.
   — Нет! Колин! — она вырвалась из его рук, и отошла на несколько футов назад, чтобы его близость не заставляла ее сожалеть об упущенной возможности.
   — Колин, ты должен рассказать мне, наконец, что происходит.
   — Ну, — медленно проговорил он, — Я целовал тебя и …
   — Нет, ты же знаешь, что я не это имела в виду.
   — Очень хорошо.
   Он отошел дальше от нее, его шаги эхом отдавались в ее ушах. Когда он повернулся к ней, на его лице было очень серьезное выражение.
   — Я решил, что нужно делать с Крессидой.
   — Ты? Что? Скажи мне!
   Его лицо приняло немного страдальческое выражение.
   — Фактически, я думал, что лучше не говорить тебе до тех, пор, пока мой план не будет идти полным ходом.
   Она уставилась на него с недоверием.
   — Ты это серьезно?
   — Ну, вообще-то …, — он посмотрел на дверь, словно надеясь как-нибудь сбежать.
   — Расскажи мне, — настаивала она.
   — Очень хорошо, — он тяжело вздохнул, затем еще раз вздохнул.
   — Колин!
   — Я собираюсь сделать объявление, — сказал он так, словно это должно было все объяснить.
   Сначала она ничего не сказала, думая, что он пояснит, когда же это не сработало, она осторожно спросила:
   — Что это за объявление?
   Он упрямо сжал губы, и стал выглядеть очень решительно.
   — Я собираюсь рассказать правду.
   Она задохнулась.
   — Обо мне?
   Он кивнул.
   — Но, ты не можешь это сделать!
   — Пенелопа, я думаю, так будет лучше.
   Паника охватила ее, дышать стало трудно.
   — Нет, Колин, ты не можешь! Ты не можешь сделать это! Это не твоя тайна, чтобы решить открыть ее!
   — Ты хочешь платить Крессиде всю оставшуюся жизнь?
   — Нет, конечно, нет, но я могу попросить леди Данбери —
   — Ты не пойдешь к леди Данбери, и не будешь просить ее солгать от твоего имени, — решительно проговорил он. — Это ниже твоего достоинства, и ты это прекрасно знаешь.
   Пенелопа задыхалась от его резкого тона. Но глубоко внутри, она знала, что он прав.
   — Если ты так желаешь разрешить кому-нибудь узурпировать твою личность, — сказал он, — Тогда ты должна была просто позволить Крессиде сделать это.
   — Я не могла, — пробормотала Пенелопа, — Только не она.
   — Прекрасно. Тогда настало время встать и посмотреть в лицо опасности.
   — Колин, — прошептала она, — Мое имя будет разрушено.
   Он пожал плечами.
   — Тогда мы просто уедем из страны.
   Она потрясла головой, отчаянно стараясь подобрать нужные слова.
   Он нежно взял ее за руки.
   — Разве это имеет значение? — мягко проговорил он. — Пенелопа, я люблю тебя. И пока мы вместе, мы будем счастливы.
   — Не в этом дело, — пробормотала она, пытаясь вытащить свою руку, чтобы вытереть слезы из глаз.
   Но он не отпустил.
   — Тогда, в чем? — спросил он.
   — Колин, твое имя тоже будет разрушено, — прошептала она.
   — Я не возражаю.
   Она недоверчиво уставилась на него. Он с такой непренужденностью говорил о том, что может кардинально изменить его жизнь так, как он даже не представляет.
   — Пенелопа, — голос его звучал довольно рассудительно, — Это одно единственное решение. Или мы скажем это всему миру. Или это сделает Крессида.
   — Мы могли бы заплатить ей, — прошептала Пенелопа.
   — Неужели ты этого хочешь? — спросил Колин, — Отдать ей все свои деньги, которые ты с таким трудом заработала? Тебе проще было позволить ей остаться леди Уислдаун.
   — Я не могу позволить тебе сделать это, — сказала она, — Я не думаю, что ты понимаешь, что, значит, быть изгоем общества.
   — А ты?
   — Гораздо лучше, чем ты!
   — Пенелопа —
   — Ты пытаешься выглядеть так, словно для тебя это не имеет никакого значения, но это не так. Ты тогда так сильно рассердился на меня, когда я издала свою последнюю колонку, а все потому, что ты думал, что я ни в коем случае не должна рисковать, иначе моя тайна может выйти наружу.
   — Но так и случилось, — заметил он, — Я был прав.
   — Вот, — быстро сказала она, — Видишь? Ты до сих пор сердишься на меня за ту колонку!
   Колин тяжело вздохнул. Разговор двигался не в том направление, на какое он рассчитывал. Он совсем не собирался бросать ей в лицо свое старое мнение об издании ее последней колонки, но, тем не менее, сделал это.
   — Если бы ты не опубликовала свою последнюю колонку, — проговорил он, — мы бы не оказались в нашем нынешнем положение, это так, но речь сейчас идет о другом, разве не так?
   — Колин, — прошептала она, — Если ты скажешь всем, что я леди Уислдаун, и они прореагируют на это, так как я думаю, ты никогда не увидишь свои мемуары опубликованными.
   Его сердце остановилось.
   Потому что в этот момент, он, наконец, понял ее
   Она говорила, что любит его, и доказывала это всеми возможными способами, которыми он научил ее. Но никогда еще ее любовь не была такой явной, откровенной и такой чистой.
   Все это время, когда она просила его не делать объявления — все это было лишь ради него. Он с трудом сглотнул, от переизбытка чувств он не мог ни говорить, ни даже дышать.
   Она подошла и ласково прикоснулась к его руке, ее глаза умоляли, щеки были мокрыми от слез.
   — Я никогда не смогу простить себе этого, — прошептала она. — Я не хочу разрушить твои мечты.
   — Они никогда бы не стали моими мечтами, если бы я ни встретил тебя, — прошептал он.
   — Ты не хочешь опубликовать свои дневники? — спросила она, смущенно моргая. — Ты делал все это лишь ради меня?
   — Нет, — ответил он, потому что она заслуживала честность с его стороны, — Я действительно хочу их издать. Это — моя мечта. Но эту мечту дала мне ты.
   — Но это не значит, что так же просто я могу отнять ее у тебя.
   — Ты и не отнимаешь ее у меня.
   — Да, я —
   — Нет, — убежденно произнес он, — Ты не отнимаешь мою мечту. А издание моих мемуаров … ну, это не так уж и важно. Моя самая настоящая мечта — это провести всю свою жизнь с тобой.
   — Ты в любом случае останешься со мной, — мягко проговорила она.
   — Я знаю, — улыбнулся он, немного самоуверенной улыбкой. — Так, что же в итоге мы потеряем?
   — Возможно даже больше, чем можем себе вообразить.
   — А возможно меньше, — сказал он, — Не забывай — я Бриджертон. А сейчас, ты тоже Бриджертон. Мы обладаем приличным весом и властью в обществе.
   Ее глаза широко раскрылись.
   — Что ты имеешь в виду?
   Он скромно пожал плечами.
   — Энтони готов оказать тебе полную поддержку.
   — Ты рассказал все Энтони? — задохнулась она.
   — Я должен был рассказать все Энтони. Он глава семьи. И на свете есть очень мало людей, кто решиться пойти ему поперек дороги.
   — О, — Пенелопа задумчиво пожевала свою нижнюю губу.
   А затем, потому что должна была знать, спросила: — Что он сказал?
   — Он был очень удивлен.
   — Я ожидала большего.
   — И даже доволен.
   Ее лицо осветилось радостью.
   — Правда?
   — И весьма поражен. Он сказал, что восхищается женщиной, сумевшей больше десяти лет скрывать такую тайну. Так же он сказал, что ждет, не дождется, когда сможет раскрыть эту тайну Кейт.
   Она кивнула.
   — Я думаю, ты теперь просто должен сделать объявление. Тайны уже нет.
   — Энтони сохранит эту тайну, если я попрошу его, — заверил ее Колин. — Но это не имеет никакого отношения к тому, почему я хочу открыть твою тайну всему миру.
   Она посмотрела на него с надеждой и немного осторожно.
   — Правда, в том, — проговорил Колин, беря ее за руки, и привлекая к себе поближе, — что я горжусь тобой.
   Она чувствовала, как радостно улыбается ему, хотя несколькими минутами ранее, даже не могла себе представить, когда она теперь снова сможет улыбнуться.
   Он наклонился к ней, и нежно поцеловал ее в нос.
   — Я хочу, чтобы все знали, что я горжусь тобой. К тому времени, когда я закончу говорить, никто в Лондоне не будет сомневаться в том, что ты самая умная и прекрасная женщина на свете.
   — Они могут возненавидеть меня, — сказала она.
   — Они могут, — согласился он, — Но это уже будут их проблемы, а не наши.
   — Ох, Колин, — вздохнула она, — Я так люблю тебя. Это так прекрасно.
   Он улыбнулся. — Я знаю.
   — Нет, я, действительно, тебя очень сильно люблю. Я думала прежде, что люблю тебя, вообще-то так и было, но это просто ничто по сравнению с тем, что я чувствую к тебе сейчас.
   — Очень хорошо, — произнес он, в его глазах заплясали изумрудные искорки, — Это мне нравится. А теперь, пошли со мной.
   — Куда?
   — Сюда, — проговорил он, и толкнул дверь.
   К изумлению Пенелопы, они оказались на небольшом балкончике, который возвышался на всем танцевальном зале.
   — О, Мой Бог, — сглотнула она, пытаясь вырвать у него свою руку, и шмыгнуть обратно в комнату.
   Никто их еще не заметил, они все еще могли скрыться.
   — Тс-с, — пробормотал он, — Смелей, моя сладкая.
   — Может, ты просто сделаешь объявление на бумаге, — быстро прошептала она, — Или может, лучше скажешь кому-нибудь, а слухи сами распространятся, а?
   — Нет ничего лучше такого широкого жеста, как сделать объявление перед всем залом.
   Пенелопа судорожно сглотнула. Жест, похоже, собирался стать чересчур широким.
   — Я не выношу находиться в центре внимания, — пробормотала она, стараясь дышать спокойно.
   Он ободряюще пожал ее руку.
   — Не волнуйся, я буду в центре внимания.
   Он поискал в толпе, и встретился глазами со своим шурином, герцогом Гастингским. По кивку Колина, Саймон начал пробираться сквозь толпу к возвышению, на котором находился оркестр.
   — Саймон знает? — задыхаясь, прошептала Пенелопа.
   — Я все рассказал ему, когда приехал, — рассеяно пробормотал Колин, — Как ты думаешь, откуда я узнал, как попасть в комнату рядом с балконом.
   И затем случилась необычная вещь. Словно из неоткуда, явилась целая армия слуг, и стала снабжать всех бокалами с шампанским.
   — Вот наше шампанское, — одобрительно сказал Колин, беря бокалы с небольшого столика. — Как я и просил.
   Пенелопа молча взяла у него свой бокал, все еще не способная постигнуть то действо, которое разворачивалось вокруг нее.
   — Представь себе, что это небольшая уютная комнатка, — прошептал Колин конспиративным шепотом для того, чтобы успокоить ее. — Это лучшее, что я мог сделать, учитывая обстоятельства.
   Но Пенелопа лишь в ужасе сжимала руку Колина, беспомощно наблюдая, как Саймон заставляет оркестр умолкнуть и привлекает всеобщее внимание к своему брату и сестре, стоявших на балконе.
   Брату и сестре, с удивлением подумала Пенелопа. Бриджертоны всегда выполняли свои обязательства перед семьей. Она никогда не думала, что герцог когда-нибудь назовет ее сестрой.
   — Леди и Джентльмены, — заговорил Колин, его сильный и уверенный голос, был хорошо слышен по всему залу, — Я хотел бы предложить тост в честь женщины, самой замечательной во всем мире.
   Низкий ропот голосов прокатился по комнате, Пенелопа стояла неподвижно, наблюдая за тем, как все наблюдают за ней.