Куин Джулия. Романтическая история мистера Бриджертона

   — И дочери, — напомнила ему Пенелопа. — Наши дочери должны иметь собственные деньги. Помимо своего приданного.
   Колин улыбнулся. Такие меры были довольно редки, но Пенелопа так настаивала на этом.
   — Как ты пожелаешь, — сказал он нежно.
   Она улыбнулась и вздохнула, усаживаясь обратно на подушки. Ее пальцы бессознательно танцевали на его ладонях, но сама она была мыслями далеко отсюда, и он сомневался, что она даже догадывается о своих движениях.
   — Я должна признаться, — сказала она, его голос звучал еле слышно и немного робко.
   Он неопределенно посмотрел на нее.
   — Еще более тайное, чем леди Уислдаун?
   — Другое.
   — Что же?
   Она сосредоточенно смотрела на стену, на какую-то случайную точку.
   — Я чувствовала небольшое, — она пожевала губку, ища правильные слова, — раздражение последнее время из-за тебя.
   — Нет, это не верно, — продолжала она, — Разочарование будет точнее.
   Странное и непонятно чувство начало покалывать в его груди.
   — Ты сейчас почувствовала разочарование? — осторожно спросил он.
   Она несильно пожала плечами.
   — Ты казался таким расстроенным из-за меня. Из-за леди Уислдаун.
   — Я уже говорил тебе, что это лишь потому —
   — Нет, пожалуйста, — сказала она, мягко положив ему свою руку на грудь, — Пожалуйста, дай мне закончить. Я говорила тебе, что из-за этого, я думала, что ты презираешь меня. Я старалась не замечать этого, но на самом деле, это было так больно. Я думала, я знаю, какой ты на самом деле, я не могла поверить, что тот человек, которого я так долго любила, на самом деле стыдится меня из-за моих успехов.
   Он молча смотрел на нее, ожидая продолжения.
   — Но самое забавное в том …, — она повернулась к нему, с улыбкой, — Самое забавное было в том, что ты не стыдился меня. Ты хотел что-то похожее для себя. Что-то похожее на леди Уислдаун. Сейчас, это, кажется глупо, но тогда я беспокоилась, что ты оказался не похож на совершенного человека из моей мечты.
   — Никто в нашем мире не совершенен, — тихо сказал он.
   — Я знаю, — она наклонилась вперед, и импульсивно поцеловала его в щеку. — Ты оказался несовершенным человеком. И это даже лучше. Я всегда думала, что ты никогда не ошибаешься, что твоя жизнь всегда была очаровательной, и что у тебя никогда не было забот, страхов и невыполнимых желаний. Но это было несправедливо с моей стороны.
   — Я никогда не стыдился тебя, Пенелопа, — прошептал он, — Никогда.
   Некоторое время они сидели в уютной тишине, затем Пенелопа сказала:
   — Ты помнишь, я тебя спрашивала, могли бы мы отправиться в свадебное путешествие?
   Он кивнул.
   — Почему бы нам, не использовать часть денег леди Уислдаун для этого?
   — Я сам заплачу за наше свадебное путешествие.
   — Прекрасно, — высокомерно проговорила Пенелопа, — Ты мог бы взять на это деньги из своего ежеквартального пособия.
   Он уставился на нее в шоке, затем до него начало доходить, и он громко рассмеялся.
   — Ты собираешься дать мне деньги на карманные расходы? — спросил он, улыбаясь.
   — Деньги за литературные труды, — улыбаясь, поправила она, — Так что тебе, стоит взяться за свои дневники.
   — Деньги за литературные труды, — размышлял он, — Звучит заманчиво.
   Она улыбнулась и взяла его за руки.
   — Я люблю тебя.
   — Я тоже тебя люблю, — он нежно сжал ее руки.
   Пенелопа вздохнула, и положила голову ему на плечо.
   — Неужели жизнь может быть такой прекрасной?
   — Я думаю да, — пробормотал он, — Я, действительно, так думаю.

Глава 21

   Неделю спустя. Пенелопа сидела за письменным столом в гостиной, и читала дневники Колина, и делала заметки на отдельных листках всякий раз, когда хотела что-то спросить или прокомментировать. Он попросил ее помочь ему с редактированием его записей. И это задание она находила захватывающим.
   Она была просто в восторге, что он поручил эту ответственную работу ей. Это означало, что он полностью доверяет ее суждениям, считает ее умной и надежной, и чувствует, что она может взять то, что он написал и улучшить это.
   Но не только в этом заключалось ее счастье. Ей нужно было чем-то занять себя, что-то делать, нужное и полезное. В первые дни после того, как она оставила леди Уислдаун, она обнаружила в своей новообретенной жизни уйму свободного времени. Это было похоже на отпуск, ее первый отпуск за последние десять лет. Она читала, как сумасшедшая — все те романы и книги, которые она купила, но так и не прочитала. Он совершила несколько долгих прогулок, катаясь на своей лошади в парке, она посидела в маленьком дворике, позади ее бывшего дома на Маунт-стрит, наслаждаясь прекрасной весенней погодой, и подставляя свое лицо лучам солнца в течение минуты или около того — достаточно, чтобы насладиться его теплом, и не так долго, чтобы ее щеки стали коричневыми.
   Затем, конечно, свадьба, и многочисленные дела отнимали все ее время. Так что, у нее еще не было возможности понять, чего она лишилась в жизни.
   Когда она занималась колонкой, само написание не занимало так много времени, но она всегда должна была быть начеку, наблюдая и внимательно слушая. Когда же она не писала колонку, она все время думала о написание колонки, или отчаянно пыталась придумать какую-нибудь остроумную фразу до тех пор, пока та не возникала, и она могла записать ее.
   Ум ее был все время занят, и только сейчас она поняла, что потеряла, когда у нее снова появилась возможность занять ум и придумывать новые фразы.
   Она осторожно записывала свой вопрос об описании Тосканской виллы, которое написал Колин на 143 странице второго тома своих мемуаров, когда дворецкий осторожно постучал в открытую дверь, чтобы предупредить ее о своем присутствии.
   Пенелопа застенчиво улыбнулась. У нее была тенденция полностью уходить в свою работу, и вскоре Данвуд методом проб и ошибок понял, что если он хочет привлечь ее внимание, то должен производить немного больше шума.
   — К вам пришла посетительница, миссис Бриджертон, — произнес он.
   Пенелопа посмотрела на него с улыбкой. Должно быть, это одна из ее сестер, или сестер Колина.
   — Правда? Кто?
   Он шагнул вперед и протянул ей карточку. Пенелопа посмотрела на нее и задохнулась, сначала от шока, затем от дурного предчувствия.
   Классически выгравированные и черные на бело-кремовом фоне, на карточке было написано всего лишь два слова: леди Туомбли.
   Крессида Туомбли? Что могло заставить ее прийти сюда?
   Пенелопа почувствовала беспокойство. Крессида ни за что бы, не навестила ее, если только это не связанно с каким-нибудь неприятным для Пенелопы замыслом. Крессида вообще ничего не делала, если это не было связано с каким-нибудь неприятным замыслом.
   — Хотите, чтобы я выставил ее за дверь? — спросил Данвуд.
   — Нет, — сказала Пенелопа с тяжелым вздохом.
   Она не была трусом, да и Крессида Туомбли не позволила бы выставить ее саму за дверь.
   — Я приму ее. Только дай мне пару минут собрать бумаги. Но …
   Данвуд в этот момент, уже идущий к двери, остановился, ожидая от нее продолжения.
   — А, не бери в голову, — пробормотала Пенелопа.
   — Вы уверенны, миссис Бриджертон?
   — Да. Нет, — простонала она.
   Она была в смятение. И это тоже надо было добавить в длинный список прегрешений Крессиды — она превращала Пенелопа в запинающуюся дурочку.
   — Я хотела сказать — если она все еще будет здесь после десяти минут, не мог бы ты придумать какое-нибудь чрезвычайно происшествие, которое потребует моего присутствия? Моего немедленного присутствия?
   — Я думаю, это можно будет организовать.
   — Отлично, Данвуд, — сказала Пенелопа, слабо улыбаясь.
   Возможно, это был чересчур легкий способ сбежать от Крессиды, но она не доверяла самой себе, и не верила, что сможет сама отделаться от Крессида, а последнее что бы ее хотелось, это быть пойманной в своей собственной гостиной Крессидой Туомбли на весь день.
   Дворецкий кивнул и вышел. Пенелопа аккуратно сложила все свои бумаги в стопку. Закрыла дневник Колина и положила его сверху так, чтобы легкий ветерок из открытого окна не сдул их со стола. Она встала, подошла к софе, села посередине ее, надеясь, что она выглядит расслабленной и спокойной. Хотя визит Крессиды Туомбли никак нельзя было назвать расслабляющим.
   Мгновением позже, появилась Крессида, шагнув в гостиную, после того, как дворецкий провозгласил ее имя. Как всегда она выглядела прекрасной, каждый золотистый волосок на ее голове был на своем месте. Ее кожа была безупречна, глаза искрились, одета она была по самому последнему писку моды, и ее ридикюль полностью соответствовал ее наряду.
   — Крессида, — проговорила Пенелопа, — Какой сюрприз видеть тебя здесь.
   Сюрприз было самое вежливое слово, которым Пенелопа могла охарактеризовать визит Крессиды.
   Губы Крессиды изогнулись в таинственную, почти кошачью улыбку.
   — Я уверена в этом, — пробормотала она.
   — Может, ты присядешь? — спросила Пенелопа, главным образом, потому что должна была спросить.
   Всю свою жизнь она была вежлива; сейчас уже было трудно остановиться. Она указала на ближайший стул, самый неудобный во всей комнате. Крессида присела на краешек стула. И даже если она и нашла его не совсем удобным, по ее лицу невозможно было ничего прочитать. Ее поза была элегантной, улыбка не на секунду не сходила с ее лица, и выглядела она такой же невозмутимой и спокойной, как и в любой другой момент.
   — Я уверена, ты задаешься вопросом, почему я здесь, — произнесла Крессида.
   Не было никаких причин отрицать это, и Пенелопа кивнула.
   А затем, довольно резко, Крессида спросила:
   — Как тебе замужняя жизнь?
   — Прошу прощения? — непонимающе заморгала Пенелопа.
   — Это довольно удивительное изменение в твоей жизни, — сказала Крессида.
   — Да, — осторожно проговорила Пенелопа, — Но долгожданное.
   — М-м, да. У тебя сейчас, наверно, ужасно много свободного времени. Я уверена, ты даже не знаешь, что с ним делать.
   У Пенелопы от поднимающейся паники начало покалывать кожу.
   — Я не понимаю, что ты хочешь этим сказать, — проговорила она.
   — Не понимаешь?
   Когда стало очевидно, что Крессида ждет ответа, Пенелопа несколько раздражительно ответила:
   — Нет, не понимаю.
   Крессида на мгновение замолчала, но ее выражение кота-объевшегося-сливок громко говорило само за себя. Она внимательно оглядела комнату, и взгляд ее упал на письменный стол, где совсем недавно сидела Пенелопа.
   — Что это за бумаги? — поинтересовалась Крессида.
   Пенелопа посмотрела на свои бумаги, лежащие под дневником Колина. У Крессиды не было никакой возможности узнать, что это за бумаги. Пенелопа уже сидела на софе, когда в комнату вошла Крессида.
   — Я не в состоянии понять, как мои личные бумаги могли стать причиной твоего беспокойства.
   — О, нет, не обижайся, — произнесла Крессида с небольшим звонким смехом, который показался Пенелопе довольно пугающим. — Я просто пытаюсь поддерживать вежливую беседу. Спрашиваю тебя о твоих интересах.
   — Понятно, — пробормотала Пенелопа, стараясь хоть чем-то заполнить тишину.
   — Я очень наблюдательна, — внезапно сказала Крессида.
   Пенелопа удивленно приподняла брови.
   — Фактически, моя острая наблюдательность хорошо известна среди самых лучших кругов нашего общества.
   — Я должно быть не вхожа в те значительные круги, — пробормотала Пенелопа.
   Крессида, однако, была слишком занята своей собственной речью, чтобы заметить реплику Пенелопы.
   — Вот почему, — проговорила она задумчивым тоном, — Я думала, что способна убедить наше общество, что я, действительно, являюсь леди Уислдаун.
   Сердце Пенелопа не то, что застучало, буквально загрохотало в ее груди
   — Значит, ты признаешься, что ты не леди Уислдаун, — осторожно проговорила Пенелопа.
   — О, я думаю, ты знаешь, что я вовсе не леди Уислдаун.
   Горло Пенелопы сжалось. Каким-то образом — она никогда не узнает каким — она сумела сохранить самообладание, и непонимающе переспросила:
   — Прошу прощения?
   Крессида улыбнулась, но вскоре ее улыбка превратилась в нечто хитрое и жестокое.
   — Когда я придумала эту уловку, я подумала, я в любом случае ничего не проиграю. Или я сумею убедить всех в том что я леди Уислдаун, или они не поверят мне, и тогда я с хитрым видом скажу, что притворилась леди Уислдаун лишь для того, чтобы открыть настоящую виновницу.
   Пенелопа молчала, и дышала с трудом.
   — Но произошло совсем не так, как я планировала. Леди Уислдаун оказалась еще более коварной и подлой, чем я предполагала, — глаза Крессиды сузились, ее сузившие глаза придавали ее обычно такому красивому лицо, довольно зловещий и мрачный вид. — Ее последняя небольшая колонка превратила меня просто в посмешище.
   Пенелопа ничего не сказала, еле осмеливаясь дышать.
   — А затем…, — продолжала Крессида, ее голос стал низким и зловещим, — А затем ты — ты! — имела наглость оскорбить меня перед всем высшим светом.
   Пенелопа еле слышно вздохнула с маленькой надеждой. Может быть, Крессида не знает ее тайну. Может все это затеяно, лишь из-за публичного оскорбления со стороны Пенелопы, когда она обвинила Крессида во лжи, Пенелопа тогда сказала — Господи, что же она тогда сказала? Что-то ужасное и жестокое, но она была уверена, что Крессида заслужила это.
   — Я еще смогла бы вынести оскорбление от кого-нибудь другого, — продолжала Крессида, — Но от такой, как ты — ну, в общем, оно не может остаться без ответа.
   — Ты должна была дважды подумать, прежде чем решиться оскорбить меня в моем собственном доме, — тихо проговорила Пенелопа.
   А затем она добавила, ненавидя себя за то, что прячется за именем своего мужа:
   — Я теперь Бриджертон. Я нахожусь под их защитой.
   Предупреждение Пенелопы не изменило маску удовлетворения, которая была на красивом лице Крессиды.
   — Я думаю, тебе лучше, выслушать то, что я тебе скажу, прежде чем угрожать мне.
   Пенелопа знала, она должна выслушать. Лучше узнать то, что стало известно Крессиде, чем закрыть глаза и притвориться, будто ничего этого не было.
   — Продолжай, — реплика Пенелопы, была преднамеренно краткой.
   — Ты совершила критическую ошибку, — проговорила Крессида, указывая указательным пальцем на Пенелопу, и делая им короткие движения вперед-назад. — Тебе не приходило в голову, что я никогда не забываю оскорбления?
   — Что ты пытаешься сказать, Крессида? — Пенелопа хотела, чтобы голос казался сильным и уверенным, но на самом деле он был не громче шепота.
   Крессида встала, и медленно пошла по комнате, спиной к Пенелопе, ее бедра слегка покачивались, и ее движения напоминали хищника.
   — Посмотри, точно ли я запомнила твои слова, — сказала она, постукивая пальцем по щеке. О, нет-нет, не напоминай мне. Я думаю, это само придет ко мне. О, да, вроде я сейчас припоминаю, — она повернулась к Пенелопе лицом. — Я полагаю, ты сказала, что тебе всегда нравилась леди Уислдаун. А затем — и должна отдать тебе должное, это была незабываемая и запоминающаяся фраза — ты сказала, что это просто разобьет твое сердце, если она окажется женщиной, подобной леди Туомбли, — улыбнулась Крессида, — То есть мной.
   Горло Пенелопы пересохло. Ее пальцы задрожали. Ее кожа превратилась в лед.
   Потому что она никак не могла вспомнить, что же она сказала тогда, когда оскорбила Крессиду, но совершенно точно помнила то, что написала в той последней финальной колонке, которая была ошибочно распространена на ее обручальном балу. Ту, которая —
   Ту, которую бросила на стол Крессида.
 
   Леди и Джентльмены, Ваш автор Не леди Крессида Туомбли. Она — не что иное, как коварный самозванец, и это разбило бы мое сердце, если годы моей трудной работы припишут такой как она.
 
   Пенелопа посмотрела на листок, хотя в этом не было необходимости, она хранила ее в сердце.
   — Что ты хочешь эти сказать? — спросила она, даже зная, что ее попытка притвориться, что она не понимает о чем идет речь, была довольно глупа и бесполезна.
   — Ты очень умна, Пенелопа Физеренгтон, — сказала Крессида, — Ты прекрасно знаешь, что я знаю.
   Пенелопа не отрывала взгляда от инкриминирующего листка бумаги, не способная отвести взгляд от тех роковых слов.
   Это разбило бы мое сердце.
   Разбило бы мое сердце.
   Разбило бы мое сердце.
   Разбило бы мое —
   — Нечего сказать? — спросила Крессида, даже не глядя ей в лицо, Пенелопа почувствовала ее жестокую и надменную улыбку.
   — Никто не поверит тебе, — прошептала Пенелопа.
   — Я могу поверить в это, — сказала Крессида, и рассмеялась жестоким смехом, — Ты, очевидно, неплохо скрывалась, и ты гораздо умнее, чем кажешься. Достаточно умная, — добавила Крессида с особым ударением на последнем слове, — Чтобы понять, что как только я зажгу искру такой особенной сплетни, новости распространяться быстрее пожара в лесу.
   Пенелопа почувствовала головокружение, очень неприятное головокружение. О, Боже, что она скажет Колину? Как она сможет говорить с ним? Она знала, что должна с ним поговорить, но где ей найти правильные слова?
   — Да, никто поначалу не поверит в это, — продолжала Крессида, — Ты права насчет этого. Но затем, потихоньку, они начнут думать, медленно и уверенно собирая вместе кусочки головоломки. Некоторые вспомнят, что сказали тебе нечто такое, что потом оказалось в колонке. Вспомнят, что ты была на том приеме. Или Элоиза Бриджертон, вечно все вынюхивающая. Рразве никто не знает, что вы вдвоем говорите с друг другом обо всем на свете?
   — Что ты хочешь? — спросила Пенелопа, голос ее был тихий и затравленный, она подняла голову, и, наконец, посмотрела в лицо своего врага.
   — Ах, вот этого вопроса я и ждала, — Крессида сжала свои руки вместе позади спины, и принялась вышагивать. — Я много раздумывала над ответом на этот вопрос. Фактически, я откладывала свой приезд сюда почти целую неделю, пока никак не могла решить, что же мне надо.
   Пенелопа сглотнула, ей было крайне некомфортно себя чувствовать, зная, что ее тайна была целую неделю известна Крессиде, в то время как она беспечно наслаждалась своей жизнью, не сознавая, что тучи над ней сгущаются, и скоро небо обрушится ей на голову.
   — Я, конечно, с самого начала знала, — сказала Крессида, — что хочу денег. Но весь вопрос бы том — сколько? Твой муж Бриджертон, конечно, обладает приличным богатством, но с другой стороны, он младший сын, и у него не столь пухлый кошелек, как у виконта.
   — Сколько, Крессида? — выдавила из себя Пенелопа.
   Она знала, что Крессида вытягивает это из нее лишь для того, чтобы помучить ее, и вряд ли назовет точное число прежде, чем хорошенько помучает Пенелопу.
   — Затем, я осознала, — продолжала Крессида, игнорируя вопрос Пенелопы (и доказывая ей точку зрения), — Что ты должна быть тоже богата. Если считать, что ты не полная дурочка — а, рассматривая твой успех в сокрытие своей тайны на протяжении многих лет, я изменила о тебе свое первоначальное мнение, так что я не думаю, что ты дурочка — у тебя должно быть очень много денег, после стольких лет написания твоих колонок. А из-за внешних приличий, — она бросила презрительный взгляд на домашнее платье Пенелопы, — Ты их совсем не тратила. Так что я пришла к выводу, что твои деньги лежат на тайном счете какого-нибудь небольшого банка, и только и ждут, чтобы их оттуда сняли.
   — Сколько, Крессида?
   — Десять тысяч фунтов.
   Пенелопа задохнулась.
   — Ты с ума сошла!
   — Нет, — улыбнулась Крессида, — Просто очень-очень умная.
   — У меня нет десяти тысяч фунтов.
   — Я думаю, ты лжешь.
   — Я уверяю тебя, я не лгу!
   И она, действительно, не лгала. В последний раз, когда Пенелопа проверяла свой счет, на нем лежало 8246 фунтов, хотя она предположила с интересом, что из-за процентов, эта сумма сейчас наверно увеличилась на десяток-другой фунтов. Это была, несомненно, огромная сумма денег, достаточная, чтобы любого разумного человека обеспечить на несколько жизней, но все-таки это не было десятью тысячами фунтов. И к тому же, она совсем не желала вручать свои заработанные с таким трудом деньги Крессиде Туомбли.
   Крессида безмятежно улыбалась.
   — Я уверена, ты ясно представляешь, что тебе надо делать. По сравнению с твоими сбережениями и деньгами твоего мужа, десять тысяч фунтов просто несерьезная сумма.
   — Десять тысяч фунтов в любом случае, не могут быть несерьезной суммой.
   — Сколько тебе потребуется, чтобы собрать деньги? — спросила Крессида, полностью игнорирую вспышку Пенелопы. — День? Два?
   — Два дня? — эхом откликнулась Пенелопа, — Я не смогла бы собрать их и за две недели!
   — Ага, значит, все-таки у тебя имеется такое количество денег.
   — Ничего у меня нет.
   — Одну неделю, — резко сказала Крессида, — Я хочу получить деньги через одну неделю.
   — Я не хочу отдавать их тебе, — прошептала Пенелопа, больше для себя, чем для Крессиды.
   — Ты отдашь, — уверено произнесла Крессида, — Если ты этого не сделаешь, я разрушу твою жизнь.
   — Миссис Бриджертон?
   Пенелопа подняла глаза, и увидела Данвуда, стоящего в дверном проеме.
   — Срочное дело требует вашего внимания, — сказал он.
   — Немедленного.
   — Как хорошо, — сказала Крессида, направляясь к двери, — Я как раз закончила.
   Она прошла через дверной проем, и повернулась, оказавшись в коридоре так, что Пенелопа была вынуждена была смотреть на ее силуэт, словно находящийся в рамке, представляющей из себя дверной проем.
   — Я скоро услышу о вас? — вежливо поинтересовалась Крессида.
   Голос звучал ее мягко и невинно, словно она говорила до этого ни о чем, кроме приглашения на прием, или приглашение на собрание благотворительного общества.
   Пенелопа коротко ей кивнула, лишь бы избавиться от нее.
   Но это не имело значения. Входная дверь могла захлопнуться, и Крессида могла уйти из ее дома, но неприятности от Пенелопы сами так просто не уйдут.

Глава 22

   Три часа спустя, Пенелопа все еще находилась в гостиной, все еще сидя на софе, все еще уставившись взглядом в пространство, все еще пытаясь представить, как она собирается решать свои проблемы.
   Поправка: проблему, в единственном числе.
   У нее была всего лишь одна проблема, но размер у нее был такой, что с таким же успехом у Пенелопы могла быть тысяча проблем.
   Она всегда была не агрессивным человеком, но она не могла вспомнить, когда последний раз ее посещали жестокие мысли, в этот момент, у нее было сильное желание свернуть шею Крессиде Туомбли.
   Она угрюмо посмотрела на дверь с фатализмом, ожидая прихода своего мужа, и зная, что каждая тикающая секунда приближает ее к моменту правды, когда ей придется во всем ему признаться.
   Он не скажет: “Я же тебе говорил”. Он никогда бы так не сказал.
   Но он подумает именно так.
   Она даже на мгновение не подумала, что могла бы скрыть это от него. Угрозы Крессиды были не из тех, которые стоит скрывать от своего мужа, и, кроме того, она надеялась на его помощь.
   Она не была уверена в том, что же ей делать, но независимо от этого, она знала, что не справится в одиночку.
   Но в одном она была полностью уверена — она не хочет платить Крессиде.
   Крессида никогда бы не смогла удовлетвориться десятью тысячами фунтов, тем более, когда она могла решить, что сможет получить еще больше. Если Пенелопа сейчас сдастся, она будет давать Крессиде деньги всю оставшуюся жизнь. К тому же, скорее всего, через неделю, Крессида Туомбли объявит всему миру, что Пенелопа Физеренгтон Бриджертон является печально известной леди Уислдаун.
   Пенелопа подсчитала, что у нее есть два пути. Она могла бы соврать, и назвать Крессиду дурой, надеясь, что люди поверят ей; или она могла бы найти способ превратить открытие Крессиды в свое преимущество. Но, она понятия не имела, как это сделать.
   — Пенелопа?
   Голос Колина. Она хотела броситься в его теплые руки, и в то же самое время, а не могла заставить себя повернуться.
   — Пенелопа? — в его голосе появилось беспокойство, он быстрым шагом пересек комнату. — Данвуд сказал, что Крессида была здесь.
   Он сел рядом с ней, и нежно прикоснулся к ее щеке. Она повернулась, и увидела его лицо, его глаза, беспокойно смотрящие на нее, его губы, с беспокойством шепчущие ее имя.
   И тогда она окончательно позволила себе расплакаться. Забавно, как она могла так долго сдерживать это внутри себя, до тех пор, пока не увидела его. Но когда он был рядом, все что она смогла сделать это спрятать свое лицо у него на груди, прижаться к его телу, почувствовать его теплые руки, обнимающие ее, и заплакать. Словно одним своим присутствием, он мог прогнать все ей проблемы.
   — Пенелопа? — прошептал он, его голос бы тихий и обеспокоенный. — Что с тобой? Что случилось?
   Пенелопа покачала головой, пытаясь прогнать слезы, и стараясь найти в себе храбрость, чтобы рассказать ему.
   — Что она тебе сделала?
   — О, Колин, — с трудом отрываясь от него, и снизу заглядывая в его лицо. — Она знает.
   Его лицо побледнело. — Как?
   Пенелопа засопела, вытирая нос, тыльной стороной ладони.
   — Это моя вина, — прошептала она.
   Он всучил ей носовой платок, не отрывая взгляда от ее лица.
   — Это не твоя вина, — резко сказал он.
   Ее губы сложились в грустную улыбку. Она знала, что его грубый тон, предназначен для Крессиды, но Пенелопа его тоже заслужила.