Страница:
Глубоко в мертвых глазах шевельнулась тень.
– Что ты хочешь сказать, сынок?
– Что ты уже достаточно стар, чтобы понимать, что к чему. И что нет причины, по которой тебе кто-нибудь что-нибудь простил бы.
Улыбка Воргемута не шевельнулась.
– Боюсь, до меня не дошло, что ты мне хочешь сказать.
– Сомневаюсь. Но ладно, скажу по слогам. Много лет назад ты помог моему прадеду захватить власть над Домом. Потом ты пошел против него и помог захватить власть моему деду. Теперь ты ведешь интригу с моей матерью, чтобы сбросить его.
Улыбка Воргемута исчезла.
– Я же не дурак, Мит. И вижу, что вы делаете. Я даже могу догадаться, что выживший из ума Коммодо Хвар будет подставлен, если заговор сорвется.
Воргемут стал положительно мрачен.
– А сейчас ты, еще даже не посадив в Кресло мою мать, начинаешь умасливать меня. Думаешь, что ребенком управлять будет легче. И думаешь, моя мать так глупа, что этого не замечает? Не ставь на это свою жизнь. Она – Трегессер.
Рот Воргемута стал похож на выцветшую сливу.
– Но к чему нам портить друг другу настроение? Веселье в разгаре, начали приходить интересные люди – опаздывают, как это модно.
Блаженный спустился поздороваться с Тиной Бофоку и ее братом Найо. Воргемут остался, где был, будто сменил часового на посту наблюдения за морем.
– У тебя неприятности с этим реликтом?
Тина была в искрометном настроении.
– Это у него неприятности со мной. Твоя мать где-то здесь. Потом?
– Наверняка.
И она скорчила рожу Найо.
Блаженный вошел в толпу, но не смешался с ней. Даже посреди веранды он был наблюдателем, смотрящим со стороны. Сколько в этой толпе людей Воргемута? Немного. Остальные – посторонние, а скорее всего – кандидаты на вербовку.
Поначалу гости, как волны океана, небольшим прибоем стремились туда, где был двор его матери, и откатывались назад. Но Валерена скоро скрылась в доме Мазеранга. Популяция разделилась на две группы, между которыми, подобно кометам, крейсировали отдельные личности.
Иногда кто-нибудь обращался к Блаженному. Он всегда отвечал, вежливо, но прохладно, сохраняя видимую отстраненность. Это отношение, согретое потом теплым тоном разговора наедине, давало некоторым повод думать, что они вкрались к нему в доверие. Это были те люди, которых он собирался использовать.
Беседуя с молодой руководительницей, которая явно думала продвинуть его образование и свою карьеру в более интимной обстановке, он услышал обрывок разговора. И застыл. Не от слов – он их не воспринял. Да они и не были важны. Важен был голос. В нем было что-то до ужаса знакомое. Что-то, отчего у него волосы на затылке зашевелились. Но вспомнить, чей это голос, он не мог.
Блаженный высмотрел говорившего.
– Кто это? – спросил он у своей спутницы.
– Никла Одгехван. Он и его жена – загадка для Дома. Может быть, даже странность. Они приходят и уходят, и никто не знает, где и когда они появятся снова.
Слово «жена» было чуть подчеркнуто голосом. Почему? Брак был вещью необычной, но нельзя сказать, чтобы социально неприемлемой.
– Спасибо. Прошу меня извинить…
Женщина поджала губы, но не возразила. Дрейф в толпе занял несколько минут. Добравшись до своей цели, Блаженный напряженно прислушался – не к словам, но к тону и ритму. Этот человек говорил редко, но когда он говорил, остальные слушали. Под его мягкостью угадывалось острое железо. Чем он занимается – никто не знал. И никто не хотел узнавать.
Через полчаса, когда Блаженному передали от матери ролмбюк прийти, он точно знал, что делает Никла Одгехван для Дома.
Вместе с Валереной ждали Линас Мазеранг, Мит Воргемут и еще один человек.
– Мит сказал мне, что ты все вычислил, – сказала Валерена. – При таком уме, как у тебя, это может быть полезным. Это был сарказм?
– Я полагаю, случилось что-то из ряда вон, если это заставило вас собраться при таком количестве свидетелей.
Валерена нахмурилась.
– Только что сообщили. Сегодня прибыл вояджер отца. – Она была доведена до белого каления и не пыталась этого скрыть. – Местные дебилы сообразили это лишь несколько минут назад. Да они бы и не заметили, если бы этот чертов Страж его не окликнул.
– Мне можно посмотреть данные, мама?
– Будь как дома, не стесняйся!
Сарказм Мазеранга был явным. Он показал рукой на свой информационный центр.
– А ты прокрути мне сообщение со станции.
Мазеранг исполнил это со скучающим видом. Блаженный прочел.
– Четыре часа двадцать три минуты с момента схода. На посадку и высадку времени не хватило бы.
– Конечно, нет! – отрезала Валерена. – Он там залег в засаде. Здесь же прямо сказано.
– Что мы видим и что дед делает на самом деле – это не одно и то же, мама. Я предполагаю, что он хотел быть замеченным.
– Ерунда! – возразил Мазеранг. – Зачем ему?
– Потому что это дубль моего деда, который уже был подменен, возвращается выполнить обратную подмену.
– Не давай увлечь себя воображению. Это нельзя было бы сделать так, чтобы наши агенты не заметили.
– Ни ты, ни твои агенты не заметили среди гостей на твоей веранде Лупо Провика под личиной Никлы Одгехвана. И он уже неделю на Приме.
Мертвое молчание. Молчание – как удар. Будто коготь смерти прочертил воздух комнаты.
Загудел инфоцентр Линаса Мазеранга. Он раздраженно буркнул:
– Я же им сказал, чтобы меня не беспокоили.
Молчание сползло к неверию.
– Выбери себе другой объект для шуток, Блаженный. Я больше не в силах выносить твой юмор.
– Ты лучше возьми это, Валерена, – перебил Мазеранг. Она подошла и заворчала в коммуникатор. Но за секунду до этого подняла защитный экран, так что Блаженный не знал, о чем она ворчит.
Вернувшись, она была спокойна, как смерть.
– Это был биоробот моего отца.
Блаженный направился к двери.
– Иду раздражать кого-нибудь другого, мама.
Она вслед ему проскрежетала какое-то ругательство. Он не слушал. Он шел посмотреть, как обращается жизнь с Лупо Провиком.
27
28
29
30
31
– Что ты хочешь сказать, сынок?
– Что ты уже достаточно стар, чтобы понимать, что к чему. И что нет причины, по которой тебе кто-нибудь что-нибудь простил бы.
Улыбка Воргемута не шевельнулась.
– Боюсь, до меня не дошло, что ты мне хочешь сказать.
– Сомневаюсь. Но ладно, скажу по слогам. Много лет назад ты помог моему прадеду захватить власть над Домом. Потом ты пошел против него и помог захватить власть моему деду. Теперь ты ведешь интригу с моей матерью, чтобы сбросить его.
Улыбка Воргемута исчезла.
– Я же не дурак, Мит. И вижу, что вы делаете. Я даже могу догадаться, что выживший из ума Коммодо Хвар будет подставлен, если заговор сорвется.
Воргемут стал положительно мрачен.
– А сейчас ты, еще даже не посадив в Кресло мою мать, начинаешь умасливать меня. Думаешь, что ребенком управлять будет легче. И думаешь, моя мать так глупа, что этого не замечает? Не ставь на это свою жизнь. Она – Трегессер.
Рот Воргемута стал похож на выцветшую сливу.
– Но к чему нам портить друг другу настроение? Веселье в разгаре, начали приходить интересные люди – опаздывают, как это модно.
Блаженный спустился поздороваться с Тиной Бофоку и ее братом Найо. Воргемут остался, где был, будто сменил часового на посту наблюдения за морем.
– У тебя неприятности с этим реликтом?
Тина была в искрометном настроении.
– Это у него неприятности со мной. Твоя мать где-то здесь. Потом?
– Наверняка.
И она скорчила рожу Найо.
Блаженный вошел в толпу, но не смешался с ней. Даже посреди веранды он был наблюдателем, смотрящим со стороны. Сколько в этой толпе людей Воргемута? Немного. Остальные – посторонние, а скорее всего – кандидаты на вербовку.
Поначалу гости, как волны океана, небольшим прибоем стремились туда, где был двор его матери, и откатывались назад. Но Валерена скоро скрылась в доме Мазеранга. Популяция разделилась на две группы, между которыми, подобно кометам, крейсировали отдельные личности.
Иногда кто-нибудь обращался к Блаженному. Он всегда отвечал, вежливо, но прохладно, сохраняя видимую отстраненность. Это отношение, согретое потом теплым тоном разговора наедине, давало некоторым повод думать, что они вкрались к нему в доверие. Это были те люди, которых он собирался использовать.
Беседуя с молодой руководительницей, которая явно думала продвинуть его образование и свою карьеру в более интимной обстановке, он услышал обрывок разговора. И застыл. Не от слов – он их не воспринял. Да они и не были важны. Важен был голос. В нем было что-то до ужаса знакомое. Что-то, отчего у него волосы на затылке зашевелились. Но вспомнить, чей это голос, он не мог.
Блаженный высмотрел говорившего.
– Кто это? – спросил он у своей спутницы.
– Никла Одгехван. Он и его жена – загадка для Дома. Может быть, даже странность. Они приходят и уходят, и никто не знает, где и когда они появятся снова.
Слово «жена» было чуть подчеркнуто голосом. Почему? Брак был вещью необычной, но нельзя сказать, чтобы социально неприемлемой.
– Спасибо. Прошу меня извинить…
Женщина поджала губы, но не возразила. Дрейф в толпе занял несколько минут. Добравшись до своей цели, Блаженный напряженно прислушался – не к словам, но к тону и ритму. Этот человек говорил редко, но когда он говорил, остальные слушали. Под его мягкостью угадывалось острое железо. Чем он занимается – никто не знал. И никто не хотел узнавать.
Через полчаса, когда Блаженному передали от матери ролмбюк прийти, он точно знал, что делает Никла Одгехван для Дома.
* * *
Вместе с Валереной ждали Линас Мазеранг, Мит Воргемут и еще один человек.
– Мит сказал мне, что ты все вычислил, – сказала Валерена. – При таком уме, как у тебя, это может быть полезным. Это был сарказм?
– Я полагаю, случилось что-то из ряда вон, если это заставило вас собраться при таком количестве свидетелей.
Валерена нахмурилась.
– Только что сообщили. Сегодня прибыл вояджер отца. – Она была доведена до белого каления и не пыталась этого скрыть. – Местные дебилы сообразили это лишь несколько минут назад. Да они бы и не заметили, если бы этот чертов Страж его не окликнул.
– Мне можно посмотреть данные, мама?
– Будь как дома, не стесняйся!
Сарказм Мазеранга был явным. Он показал рукой на свой информационный центр.
– А ты прокрути мне сообщение со станции.
Мазеранг исполнил это со скучающим видом. Блаженный прочел.
– Четыре часа двадцать три минуты с момента схода. На посадку и высадку времени не хватило бы.
– Конечно, нет! – отрезала Валерена. – Он там залег в засаде. Здесь же прямо сказано.
– Что мы видим и что дед делает на самом деле – это не одно и то же, мама. Я предполагаю, что он хотел быть замеченным.
– Ерунда! – возразил Мазеранг. – Зачем ему?
– Потому что это дубль моего деда, который уже был подменен, возвращается выполнить обратную подмену.
– Не давай увлечь себя воображению. Это нельзя было бы сделать так, чтобы наши агенты не заметили.
– Ни ты, ни твои агенты не заметили среди гостей на твоей веранде Лупо Провика под личиной Никлы Одгехвана. И он уже неделю на Приме.
Мертвое молчание. Молчание – как удар. Будто коготь смерти прочертил воздух комнаты.
Загудел инфоцентр Линаса Мазеранга. Он раздраженно буркнул:
– Я же им сказал, чтобы меня не беспокоили.
Молчание сползло к неверию.
– Выбери себе другой объект для шуток, Блаженный. Я больше не в силах выносить твой юмор.
– Ты лучше возьми это, Валерена, – перебил Мазеранг. Она подошла и заворчала в коммуникатор. Но за секунду до этого подняла защитный экран, так что Блаженный не знал, о чем она ворчит.
Вернувшись, она была спокойна, как смерть.
– Это был биоробот моего отца.
Блаженный направился к двери.
– Иду раздражать кого-нибудь другого, мама.
Она вслед ему проскрежетала какое-то ругательство. Он не слушал. Он шел посмотреть, как обращается жизнь с Лупо Провиком.
27
Тиммербах рвал и метал, выкрикивая проклятия, но ни на секунду не потерял контроль над «Искателем славы». Это было чудо. Он проклинал, никому не отдавая предпочтения, богов, работодателей. Канон, Стражей, Паутину – а время от времени останавливался и спокойным голосом давал приказ техникам. Остальное время он выглядел полным психом, но был он просто человеком, который хочет спасти свой корабль и, может быть, свою жизнь.
Джо обернулась на экран заднего вида. «Траяна-4» нависала еще громадное. Кто-то с мостика подозвал Тиммербаха. Они переговорили вполголоса, шкипер спрыгнул и повторил все вслух:
– Капитан-лейтенант, мы не успеваем к якорной точке. Отстаем на несколько секунд. Но будем держаться, пока эти гады нас не стукнут. Может быть, они подвиснут и не смогут спуститься.
Джо вспомнила истории о застрявших на Паутине кораблях, неспособных выбраться.
«Искатель славы» вздрогнул и прыгнул вперед, будто получив удар ногой под зад. Бешено замигали предупредительные сигналы. Джо ухватилась одной рукой за Хагета, другой – за поручень. Выли и гудели сирены.
– Выводи! – орал Тиммербах. – Сбрасывай тревеллер с Паутины! И молись, чтобы системы не вышли из строя.
Реальное пространство. Будто убрали огромный пресс. Несколько секунд понадобилось Джо, чтобы понять, в чем дело.
Ужаса больше не было.
Они с Хагетом вдруг поняли, что все еще держатся друг за друга. И отпрянули в стороны.
– Прошу прощения, сэр.
– Не за что, сержант. Мы преждевременно сошли с Паутины. Вы рассчитали задержку в графике, шкипер? – Тиммербах медленно выдохнул, беря себя в руки.
– Мы в момент схода были близки к якорной точке, капитан-лейтенант. Если наши расчеты правильны, мы будем в открытом космосе четыре дня. Доберемся до другой пряди – и вперед.
Джо слушала невнимательно. Она старалась одним глазом следить за Шолотом, а другим – за чудовищной звездой, бурлившей невдалеке, и за косяком звезд, в котором она плыла. Солдатам Стражей редко приходится видеть подобное.
– Благодарю, шкипер, – сказал Хагет. – Сейчас мы больше не будем путаться у вас под ногами.
У Джо загудел коммуникатор.
– Класс? Вайда говорит. Искатель зашевелился. Идет в вашу сторону.
– Класс, вас понял. Конец связи. Капитан-лейтенант, Вайда сообщает, что Искатель направляется на мостик.
Тиммербах это услышал.
– Как раз то, чего мне не хватало! Гад ползучий… держите его от меня подальше.
– Шкипер, менее всего я намереваюсь допустить нахождение чужака в центре управления корабля Канона. Класс! Вызовите всех.
– Есть, сэр.
Вызывая Дега и Эни-Каат, она смотрела на экраны внешнего обзора. Забавно, что такой огромный предмет, как «Траяна-4», в открытом космосе мог бы проскользнуть незамеченным.
– Странно, что ему здесь нужно? – спросил Хагет. – Старший лейтенант, мы будем ждать его в проходе. Сержант, свяжитесь с Вайдой – не изменил ли Искатель направление.
Она проверила. Не изменил.
– Зачем ему? – спросила она вслух. Хагет пожал плечами. Он проверил, что люк на мостик заперт, и теперь стоял вольно, отдыхая.
– От того, что только что было, понимаешь, каково управляться с малым кораблем, правда?
– Да.
Удивительно. От Хагета такого чисто человеческого замечания она не ждала. Джо тоже встала вольно.
– Вот он идет.
Искатель Потерянных Детей стал выше и царственнее. Джо подавила желание броситься на колени.
Этот импульс прошел так же неожиданно, как появился. И сменился желанием отступить в сторону.
– Он пытается мной манипулировать, – сказала она.
– Не поддавайтесь.
Существо замедлилось и остановилось. За ним появился Эра Вайда, следом – Дега и Эни-Каат, эти двое с оружием.
– Пассажирам не разрешается находиться в этой части тревеллера, – произнес Хагет. – Будьте добры вернуться в пассажирские отсеки.
Искатель не пошевелился. Джо старалась контролировать раздирающие ее эмоции и побуждения, которые ей не принадлежали. И не уступила.
Хагет повторил требование и добавил:
– Закон Канона запрещает вам находиться на командном мостике любого корабля, кроме управляемого существами вашего вида.
Этот корабль должен повернуть. Я пропустил одну из детей. Она в опасности.
Джо вздрогнула. Этот голос у нее внутри головы…
– Сэр, вы должны вернуться в пассажирские отсеки. Это требование закона. Если вы откажетесь повиноваться, я буду вынужден силой добиться его выполнения.
Джо удивилась, насколько он может быть вежлив и терпелив.
Искатель не слушал.
Отойдите в сторону. Я поверну этот корабль.
Как удары молота эти команды. Мучительно, но можно вынести. Джо выдержала. Хагету это не стоило видимых усилий.
Искатель, кажется, удивился. И огорчился.
– Мы в сложной ситуации, люди, – сказал Хагет. – Я не уверен, что он понимает мои предупреждения. Эни-Каат, поставьте парализатор на легкий удар. Дега, вы – на тяжелый. Я попробую поговорить еще раз.
Если Искатель и понял, он этого не показал. И на приказ Хагета вернуться в каюту не отреагировал. Он еще раз попробовал свою магию. Она снова не помогла.
– Осторожнее, капитан-лейтенант! – предупредила Джо. – Он начинает злиться.
Искатель двинулся вперед.
– Эни-Каат!
Эни-Каат с профессионализмом солдата со Стража выхватила парализатор и выстрелила. Чужак свалился. Джо осторожно его подвинула.
– Вайда! – резко скомандовал Хагет. – Проверьте метанодышащего. Немедленно! Дега, проверьте крекелена. Эни-Каат, прикроете нас, пока мы будем его перетаскивать.
Шкипер Тиммербах выглянул в щелочку люка и с тихим писком ее захлопнул, услышав слова Хагета:
– И не стесняйтесь пускать в ход парализатор.
Джо стала возле чужака на колени. Он не был полностью без сознания. Это не было то существо, с которым они только что стояли лицом к лицу, но мелькали вспышки сходства – как язычки пламени на пропитанном спиртом фитиле.
Но и то, что они видели, было не более реальным. Появлялись и исчезали, ритмично, как биение сердца, черные пятна. Джо чувствовала излучаемое существом горе.
– Я не думаю, что он по-настоящему хотел стычки, капитан-лейтенант. Я думаю, он просто не знал, как заставить нас понять.
Хагет встал на колени напротив нее.
– Вы готовы, Эни-Каат?
Эни-Каат обошла вокруг, заняв позицию у них за спиной.
– Готова.
Джо снова отметила профессионализм ее действий.
Коммуникатор пискнул.
– Сержант, это Вайда. У нас тут змеиный цирк. Метанохрюкающий с ума сходит.
– Скажите ему, пусть успокоится, – ответил Хагет. – Мы придем, как только эту тварь закинем в стойло.
Джо передала Вайде сказанное, и тут вклинился Дега:
– Здесь никого, сержант. Наш протейный дружок сбежал в самоволку.
– Как он смог? – удивилась Джо. – Военачальник сказал, что его запрограммировали.
– Смог. Очевидно, плохо запрограммировали, – ответил Хагет. – Эни-Каат, когда мы избавимся от этой штуки, поможете Дега.
– Есть, сэр.
Но голос у нее был обеспокоенный. Джо ощутила легчайшее прикосновение Искателя. Но смысла его не поняла.
– Он хочет что-то мне сказать, сэр.
– Пусть говорит хоть до посинения, когда мы запихаем пчел обратно в улей. Но порядок есть порядок.
Пчел? Откуда он знает про пчел? Из прошлой жизни? Искатель был легок. На вид Джо решила, что в нем кило сто, но оказалось не больше пятидесяти. Пятьдесят ползучих килограммов. В ней нарастало отвращение…
– Сержант, это Вайда. Шли бы вы лучше сюда. Эта чертова тварь пытается выбраться.
– Твою мать!
– Выбраться? – спросил Хагет. – Но…
– Эра, если понадобится – стреляй, – сказала Джо.
– Куда?
– Хороший вопрос! В воздух, да погромче! – Она оглянулась на Хагета. – Так?
Он кивнул. Они добрались до каюты Искателя.
– Заходи, приятель, – сказал Хагет, сгружая его внутрь. Дверь закрыли, Эни-Каат поставила оружие на «убой» и заварила дверь. Потом побежала.
– Нам бы тоже взять оружие, сержант.
Это заняло секунду. И они плечом к плечу побежали на уровень, где жил метанодышащий. Удивленные пассажиры шарахались в стороны. В коммуникаторе Джо захлебывался Вайда.
– Стрельба не помогла. Он разбухает и бесится все сильнее. Черт возьми! Он в самом деле лезет наружу!
Хагет выхватил у Джо коммуникатор:
– Если не можешь его остановить, сматывайся оттуда к чертовой матери! Быстро!
Они ворвались в коридор. В сорока метрах от них Вайда побежал им навстречу. За ним выбило дверь отсека.
– Ложись! – крикнула Джо, сбивая Хагета на пол. Они упали, а над ними встретились кислород и метан.
Гром, пламя и невыносимый вой тревожных сирен заполнили коридор на те секунды, что Джо еще оставалась в сознании. Последнее, что она видела, – как летит к ней Вайда, распятый фронтом взрывной волны.
Джо обернулась на экран заднего вида. «Траяна-4» нависала еще громадное. Кто-то с мостика подозвал Тиммербаха. Они переговорили вполголоса, шкипер спрыгнул и повторил все вслух:
– Капитан-лейтенант, мы не успеваем к якорной точке. Отстаем на несколько секунд. Но будем держаться, пока эти гады нас не стукнут. Может быть, они подвиснут и не смогут спуститься.
Джо вспомнила истории о застрявших на Паутине кораблях, неспособных выбраться.
«Искатель славы» вздрогнул и прыгнул вперед, будто получив удар ногой под зад. Бешено замигали предупредительные сигналы. Джо ухватилась одной рукой за Хагета, другой – за поручень. Выли и гудели сирены.
– Выводи! – орал Тиммербах. – Сбрасывай тревеллер с Паутины! И молись, чтобы системы не вышли из строя.
Реальное пространство. Будто убрали огромный пресс. Несколько секунд понадобилось Джо, чтобы понять, в чем дело.
Ужаса больше не было.
Они с Хагетом вдруг поняли, что все еще держатся друг за друга. И отпрянули в стороны.
– Прошу прощения, сэр.
– Не за что, сержант. Мы преждевременно сошли с Паутины. Вы рассчитали задержку в графике, шкипер? – Тиммербах медленно выдохнул, беря себя в руки.
– Мы в момент схода были близки к якорной точке, капитан-лейтенант. Если наши расчеты правильны, мы будем в открытом космосе четыре дня. Доберемся до другой пряди – и вперед.
Джо слушала невнимательно. Она старалась одним глазом следить за Шолотом, а другим – за чудовищной звездой, бурлившей невдалеке, и за косяком звезд, в котором она плыла. Солдатам Стражей редко приходится видеть подобное.
– Благодарю, шкипер, – сказал Хагет. – Сейчас мы больше не будем путаться у вас под ногами.
У Джо загудел коммуникатор.
– Класс? Вайда говорит. Искатель зашевелился. Идет в вашу сторону.
– Класс, вас понял. Конец связи. Капитан-лейтенант, Вайда сообщает, что Искатель направляется на мостик.
Тиммербах это услышал.
– Как раз то, чего мне не хватало! Гад ползучий… держите его от меня подальше.
– Шкипер, менее всего я намереваюсь допустить нахождение чужака в центре управления корабля Канона. Класс! Вызовите всех.
– Есть, сэр.
Вызывая Дега и Эни-Каат, она смотрела на экраны внешнего обзора. Забавно, что такой огромный предмет, как «Траяна-4», в открытом космосе мог бы проскользнуть незамеченным.
– Странно, что ему здесь нужно? – спросил Хагет. – Старший лейтенант, мы будем ждать его в проходе. Сержант, свяжитесь с Вайдой – не изменил ли Искатель направление.
Она проверила. Не изменил.
– Зачем ему? – спросила она вслух. Хагет пожал плечами. Он проверил, что люк на мостик заперт, и теперь стоял вольно, отдыхая.
– От того, что только что было, понимаешь, каково управляться с малым кораблем, правда?
– Да.
Удивительно. От Хагета такого чисто человеческого замечания она не ждала. Джо тоже встала вольно.
– Вот он идет.
Искатель Потерянных Детей стал выше и царственнее. Джо подавила желание броситься на колени.
Этот импульс прошел так же неожиданно, как появился. И сменился желанием отступить в сторону.
– Он пытается мной манипулировать, – сказала она.
– Не поддавайтесь.
Существо замедлилось и остановилось. За ним появился Эра Вайда, следом – Дега и Эни-Каат, эти двое с оружием.
– Пассажирам не разрешается находиться в этой части тревеллера, – произнес Хагет. – Будьте добры вернуться в пассажирские отсеки.
Искатель не пошевелился. Джо старалась контролировать раздирающие ее эмоции и побуждения, которые ей не принадлежали. И не уступила.
Хагет повторил требование и добавил:
– Закон Канона запрещает вам находиться на командном мостике любого корабля, кроме управляемого существами вашего вида.
Этот корабль должен повернуть. Я пропустил одну из детей. Она в опасности.
Джо вздрогнула. Этот голос у нее внутри головы…
– Сэр, вы должны вернуться в пассажирские отсеки. Это требование закона. Если вы откажетесь повиноваться, я буду вынужден силой добиться его выполнения.
Джо удивилась, насколько он может быть вежлив и терпелив.
Искатель не слушал.
Отойдите в сторону. Я поверну этот корабль.
Как удары молота эти команды. Мучительно, но можно вынести. Джо выдержала. Хагету это не стоило видимых усилий.
Искатель, кажется, удивился. И огорчился.
– Мы в сложной ситуации, люди, – сказал Хагет. – Я не уверен, что он понимает мои предупреждения. Эни-Каат, поставьте парализатор на легкий удар. Дега, вы – на тяжелый. Я попробую поговорить еще раз.
Если Искатель и понял, он этого не показал. И на приказ Хагета вернуться в каюту не отреагировал. Он еще раз попробовал свою магию. Она снова не помогла.
– Осторожнее, капитан-лейтенант! – предупредила Джо. – Он начинает злиться.
Искатель двинулся вперед.
– Эни-Каат!
Эни-Каат с профессионализмом солдата со Стража выхватила парализатор и выстрелила. Чужак свалился. Джо осторожно его подвинула.
– Вайда! – резко скомандовал Хагет. – Проверьте метанодышащего. Немедленно! Дега, проверьте крекелена. Эни-Каат, прикроете нас, пока мы будем его перетаскивать.
Шкипер Тиммербах выглянул в щелочку люка и с тихим писком ее захлопнул, услышав слова Хагета:
– И не стесняйтесь пускать в ход парализатор.
Джо стала возле чужака на колени. Он не был полностью без сознания. Это не было то существо, с которым они только что стояли лицом к лицу, но мелькали вспышки сходства – как язычки пламени на пропитанном спиртом фитиле.
Но и то, что они видели, было не более реальным. Появлялись и исчезали, ритмично, как биение сердца, черные пятна. Джо чувствовала излучаемое существом горе.
– Я не думаю, что он по-настоящему хотел стычки, капитан-лейтенант. Я думаю, он просто не знал, как заставить нас понять.
Хагет встал на колени напротив нее.
– Вы готовы, Эни-Каат?
Эни-Каат обошла вокруг, заняв позицию у них за спиной.
– Готова.
Джо снова отметила профессионализм ее действий.
Коммуникатор пискнул.
– Сержант, это Вайда. У нас тут змеиный цирк. Метанохрюкающий с ума сходит.
– Скажите ему, пусть успокоится, – ответил Хагет. – Мы придем, как только эту тварь закинем в стойло.
Джо передала Вайде сказанное, и тут вклинился Дега:
– Здесь никого, сержант. Наш протейный дружок сбежал в самоволку.
– Как он смог? – удивилась Джо. – Военачальник сказал, что его запрограммировали.
– Смог. Очевидно, плохо запрограммировали, – ответил Хагет. – Эни-Каат, когда мы избавимся от этой штуки, поможете Дега.
– Есть, сэр.
Но голос у нее был обеспокоенный. Джо ощутила легчайшее прикосновение Искателя. Но смысла его не поняла.
– Он хочет что-то мне сказать, сэр.
– Пусть говорит хоть до посинения, когда мы запихаем пчел обратно в улей. Но порядок есть порядок.
Пчел? Откуда он знает про пчел? Из прошлой жизни? Искатель был легок. На вид Джо решила, что в нем кило сто, но оказалось не больше пятидесяти. Пятьдесят ползучих килограммов. В ней нарастало отвращение…
– Сержант, это Вайда. Шли бы вы лучше сюда. Эта чертова тварь пытается выбраться.
– Твою мать!
– Выбраться? – спросил Хагет. – Но…
– Эра, если понадобится – стреляй, – сказала Джо.
– Куда?
– Хороший вопрос! В воздух, да погромче! – Она оглянулась на Хагета. – Так?
Он кивнул. Они добрались до каюты Искателя.
– Заходи, приятель, – сказал Хагет, сгружая его внутрь. Дверь закрыли, Эни-Каат поставила оружие на «убой» и заварила дверь. Потом побежала.
– Нам бы тоже взять оружие, сержант.
Это заняло секунду. И они плечом к плечу побежали на уровень, где жил метанодышащий. Удивленные пассажиры шарахались в стороны. В коммуникаторе Джо захлебывался Вайда.
– Стрельба не помогла. Он разбухает и бесится все сильнее. Черт возьми! Он в самом деле лезет наружу!
Хагет выхватил у Джо коммуникатор:
– Если не можешь его остановить, сматывайся оттуда к чертовой матери! Быстро!
Они ворвались в коридор. В сорока метрах от них Вайда побежал им навстречу. За ним выбило дверь отсека.
– Ложись! – крикнула Джо, сбивая Хагета на пол. Они упали, а над ними встретились кислород и метан.
Гром, пламя и невыносимый вой тревожных сирен заполнили коридор на те секунды, что Джо еще оставалась в сознании. Последнее, что она видела, – как летит к ней Вайда, распятый фронтом взрывной волны.
28
Колокол Симона Трегессера выплывал из тени в ангар, когда Ной повесил трубку платного коммуникатора. Он вышел из будки, направляясь к убежищу, координаты которого ему сообщили.
Валерена считала, будто есть шансы, что он попал под подозрение, что он должен скрыться.
Он замедлил темп, потому что сквозь его занятые собой мысли пробилось ощущение чего-то неправильного.
И как гром, поразила его тишина.
Когда он входил в будку, это был ангар как ангар. Битком набитый, шумный, суматошный. Сейчас он был пуст, как если бы всю жизнь из него высосали.
Ной застыл.
Так быстро?
Если не считать вторжения из космоса, только одна сила могла очистить ангар так быстро.
Экипаж вояджера появился впереди и с обеих сторон. У каждого в руке был обнаженный ствол распылителя. И они приближались.
За спиной у Ноя загрохотал безумный смех. На этот раз, он знал, ему не увернуться от молнии.
И все же он попытался, зная, что ему не прорваться.
Валерена считала, будто есть шансы, что он попал под подозрение, что он должен скрыться.
Он замедлил темп, потому что сквозь его занятые собой мысли пробилось ощущение чего-то неправильного.
И как гром, поразила его тишина.
Когда он входил в будку, это был ангар как ангар. Битком набитый, шумный, суматошный. Сейчас он был пуст, как если бы всю жизнь из него высосали.
Ной застыл.
Так быстро?
Если не считать вторжения из космоса, только одна сила могла очистить ангар так быстро.
Экипаж вояджера появился впереди и с обеих сторон. У каждого в руке был обнаженный ствол распылителя. И они приближались.
За спиной у Ноя загрохотал безумный смех. На этот раз, он знал, ему не увернуться от молнии.
И все же он попытался, зная, что ему не прорваться.
29
Тварь, спрятанная в самом сердце цитадели Симона Трегессера в тупике космоса, ощутила вибрацию Паутины. Она исходила во всех направлениях, как неуловимый поток нейтрино самой вселенной.
И это сообщение полностью привело в чувство эту тварь.
Она позвала:
– Симон Трегессер!
Симон Трегессер не ответил.
Она позвала снова. Весть надо передать! По Паутине колесницей Джаггернаута катится катастрофа, и лишь вдохновенная импровизация может предотвратить ее накат на этот тупик раньше, чем это нужно.
Рок занес косу. Рок и козни врагов, о которых Внешник не предполагал даже, что они есть.
Трегессер не отвечал. Этот сумасшедший где-то развлекается. Если включить достаточно сигналов тревоги, ему придется ответить.
Но период здравого рассудка Внешника окончился, когда он стал напирать на границы своего обиталища. Он задергался в спазмах. Его компоненты обратились друг против друга. От судорог треснула герметизация, которая считалась неприступной для силового воздействия. Метан под высоким давлением вырвался наружу.
Взрыва не было. В панель управления вонзился трехметровый пламенный меч. Жар прервал работу схем, заклубился дым. Пластик загорелся. Взвыли сирены. Противопожарные системы сработали слишком поздно или не успели сработать. Температура нарастала, системы выходили из строя одна за другой.
Огонь дошел до запертого отсека, где хранились химикалии, создававшие среды для Трегессера и Внешника.
Тот Лупо, который первым добрался до камеры, увидел взрыв, разлетевшийся беспорядочно отлетающей от стен шрапнелью. Но Внешник об этом не знал. Его компоненты уже погибли – одни от асфиксии, другие от кислородного отравления, третьи – от декомпрессии, а все вместе уже превратились в хорошо прожаренное месиво.
Лупо смотрел, потом покачал головой и вернулся наверх посмотреть, не зарегистрировали ли приборы что-нибудь, что могло бы объяснить случившееся. Он сомневался, что что-нибудь узнает.
И не узнал.
Ему предстояло теряться в догадках.
И это сообщение полностью привело в чувство эту тварь.
Она позвала:
– Симон Трегессер!
Симон Трегессер не ответил.
Она позвала снова. Весть надо передать! По Паутине колесницей Джаггернаута катится катастрофа, и лишь вдохновенная импровизация может предотвратить ее накат на этот тупик раньше, чем это нужно.
Рок занес косу. Рок и козни врагов, о которых Внешник не предполагал даже, что они есть.
Трегессер не отвечал. Этот сумасшедший где-то развлекается. Если включить достаточно сигналов тревоги, ему придется ответить.
Но период здравого рассудка Внешника окончился, когда он стал напирать на границы своего обиталища. Он задергался в спазмах. Его компоненты обратились друг против друга. От судорог треснула герметизация, которая считалась неприступной для силового воздействия. Метан под высоким давлением вырвался наружу.
Взрыва не было. В панель управления вонзился трехметровый пламенный меч. Жар прервал работу схем, заклубился дым. Пластик загорелся. Взвыли сирены. Противопожарные системы сработали слишком поздно или не успели сработать. Температура нарастала, системы выходили из строя одна за другой.
Огонь дошел до запертого отсека, где хранились химикалии, создававшие среды для Трегессера и Внешника.
Тот Лупо, который первым добрался до камеры, увидел взрыв, разлетевшийся беспорядочно отлетающей от стен шрапнелью. Но Внешник об этом не знал. Его компоненты уже погибли – одни от асфиксии, другие от кислородного отравления, третьи – от декомпрессии, а все вместе уже превратились в хорошо прожаренное месиво.
Лупо смотрел, потом покачал головой и вернулся наверх посмотреть, не зарегистрировали ли приборы что-нибудь, что могло бы объяснить случившееся. Он сомневался, что что-нибудь узнает.
И не узнал.
Ему предстояло теряться в догадках.
30
Там, где никогда не бывал и куда не пошел бы по собственной воле ни один человек Канона, во мраке метана и аммиака десяток разумов-колоний прислушались к разнесшейся по Паутине последней судороге агональной боли. Их компоненты зашевелились, выражая общее чувство. Это могла быть скорбь, или гнев, или отчаяние, или что-то, чего не воспринял бы ни один человек. Наступил период неподвижности, который мог быть минутой молчания.
Потом совет соединил свои мозги, разрабатывая новый план.
Потом совет соединил свои мозги, разрабатывая новый план.
31
Панцирю отвели каюту, резервированную для визитов высоких гостей – лучшие апартаменты, которые он знал со времен Ужаса Лучезарного. Тюремная камера без решеток. На «Джемине-7» только сумасшедшие пленники, которые рискнули бы напасть на тюремщиков, нуждались в решетках. Страж знал положение любой частицы разума, перемещавшейся по его жилам из металла и пластика.
Панцирь мог свободно передвигаться по всему кораблю, кроме Сердца. Какой от него может быть вред?
Он был пойман надежнее, чем муха в паутине.
Янтарную Душу поместили в каюте рядом с ним и безжалостно изучали ее боль. Вначале Панцирь нигде больше не бывал. Он отказывался делать вид, что он нечто иное, чем просто пленник в лапах древнего врага.
Каюта Миднайт была рядом, но она редко с ними виделась. Свое время она проводила с Ханавером Стрейтом. Панцирь не осуждал ее. Она была тем, кем создана была быть.
Он лишь жалел Миднайт за ее боль и Янтарную Душу за ненужную муку.
Может быть, кто-то одной породы с Янтарной Душой мог бы проникнуть за ее барьеры. Для Панциря они были столь же непроницаемы, как экраны Стража.
Досада на собственную беспомощность перешла в беспокойство, которое он в конце концов стал разряжать, бродя по кораблю. Но это он делал вдалеке от жилых отсеков, в дальних концах корабля возле ангаров рейдеров, гнезд истребителей преследования и перехвата и пусковых шахт хеллспиннеров. Там были места, откуда можно было смотреть в открытый космос.
Панцирь подозревал, что тысячи членов команды Стража никогда не видели космоса иначе как в телетрансляции. Но у экрана есть границы. Ни один экран не дает портрета больше, чем малая плоская часть реальности. Эти люди не любят признавать, что они меньше соринки в глазу вселенной.
Он нашел заброшенную шахту хеллспиннера. «Джемина» позволила ему войти. Из купола отсека подготовки он увидел столько вселенной, сколько может объять разум. Он мог лежать на ложе мастера закрутки и погружаться в соблазнительную пятнистую тьму, где нет ни вчера, ни завтра, ни беспокойства, ни страха.
Он мог философствовать сколько влезет.
Военачальник нашел его при третьем посещении шахты. Конечно, «Джемина» не могла не доложить. Странно другое: что этот человек специально пришел, решив потратить свое время.
Военачальник сел у консоли, глядя в пустоту. «Джемина-7» была вне Паутины, чем занятая – Панцирь не знал. Он видел только малую луну, станцию, движущиеся искры местных перевозок.
Казалось, Военачальнику нечего сказать. Когда он заговорил, только подтвердилось то, о чем Панцирь догадался по его виду.
– Здесь покой. Оглядываясь назад, я испытываю тоску лишь по времени, когда я был мастером закрутки. Здесь ты наедине с собой. И иногда видишь лицом к лицу себя самого и то, чем ты мог бы стать.
Он усмехнулся, явно без расчета.
– Совсем не то, что выпустить хеллспиннер, а тем временем раннер прорвется внутрь, и ты должен быстро закручивать новый, пока он до тебя не добрался.
Панцирь возразил:
– Совсем не то, что прорываться внутрь, зная, что ты должен найти шахту, пока мастер закрутки не разнес тебя с твоим экипажем. Ты настолько стар?
– Военный экипаж много спит. А ты воевал на раннерах?
– Я изобрел эту тактику. Прорвавшиеся раннеры высаживали десантников на шкуру Стража. Солдаты Стражей против воинов квая ничего не стоили.
– Сейчас бы это не сработало.
– Сейчас больше нет кваев. У других видов нет таких рефлексов. Военачальник, где дети?
– Что?
– Ваши дети. Ваши малыши. Я был на борту трех Стражей. Когда мы взяли «Киренаику-16» – ненадолго, до ее взрыва. На «Скитике-22», пока военный экипаж не сбросил нас в космос. Теперь на «Джемине-7». И ни разу не видел детей.
Военачальник понял не сразу.
– У нас свои способы замены. Все, кто есть на борту, живут здесь с момента создания «Джемины-7».
– Но… я знаю, что Военный экипаж стареет только во время работы. Но остальные, кажется, ведут непрерывную жизнь.
– Так и есть – пока они не будут избраны или обожествлены. Большинство же просто умирает, и их записанная и скорректированная версия накладывается на молодой клон.
Панцирь не понял смысла этого.
– Они проживают свою жизнь снова и снова?
– Как говорит старая шутка, снова и снова, пока не проживут правильно.
Панцирь покачал головой. В этом не было смысла. Всю свою жизнь он изучал людей. Они были предсказуемы, но непонятны.
– Так это на «Джемине-7», Кез Маэфель. У других Стражей – свои способы. У некоторых – весьма странные.
Странные.
– Говорят, что ничего не меняется. Обвиняют в этом вас. Вы – замечательные дьяволы. Но я прожил каждую минуту этих нескольких тысяч лет. И вся вселенная стала странной. Может быть, вы не заметили.
– Почему мы могли не заметить?
– Вы не смотрите наружу, пока там не нарушают навязанные вами правила. Канон изменился, Военачальник. Я отсчитываю от времени, когда ярость против многоярусных городов впервые захлестнула Канон. До того негуманоиды были редкостью в космосе Канона – кроме миров Рубежа и Закрытых Договоров, да еще резерваций. Биороботов было мало. Они, как и я, создавались для благородных целей. Теперь они повсюду – несчастные игрушки. С ними играют, над ними издеваются, когда надоедят – выбрасывают. Миры людей задыхаются от тесноты. Паутина набита кораблями. Торговля выходит Вовне. Куда ушли триллионы людей, Военачальник? Ведь есть еще тысячи миров. Но их надо заполнить. А они пусты. Немногие оставшиеся населены густо, как тот чумной барак, где вы меня нашли. Почему? Нормальные у вас не размножаются. Сейчас те, кого держат в глубочайшем презрении, и есть тот клей, который не дает всему этому развалиться. Люди владеют Каноном, но нелюди и биороботы поддерживают в нем жизнь.
Военачальник обдумал его слова.
– Это и есть твой тезис?
– Нет, если ты этого раньше сам не видел.
– Ты говоришь, что эта долгая агония – наша вина?
– У меня нет своего мнения. Я – наблюдатель. Но смотрят и другие. И может быть, пристальнее. У них больше свободы передвижения, чем у меня.
– Пища для размышлений, Кез Маэфель.
– Передам тебе слух, Военачальник. Там, Вовне, есть расы, точащие зубы на космос Канона. Они чуют вакуум власти. Но есть одна сила, которая их сдерживает.
– Мы? – улыбнулся Военачальник. – Что нельзя взять силой, нужно приобрести кражей.
Панцирь хмыкнул:
– Ты хорошо меня штудировал.
– Ты достиг большего, чем кто-нибудь другой, и с меньшими средствами. Твоя тактика задала тон каждому восстанию и бунту. – Военачальник издал смешок. – Пока они держатся тактики, которая однажды чуть не сработала, вместо того, чтобы найти ту, которая сработает, я твой должник.
Панцирь мог свободно передвигаться по всему кораблю, кроме Сердца. Какой от него может быть вред?
Он был пойман надежнее, чем муха в паутине.
Янтарную Душу поместили в каюте рядом с ним и безжалостно изучали ее боль. Вначале Панцирь нигде больше не бывал. Он отказывался делать вид, что он нечто иное, чем просто пленник в лапах древнего врага.
Каюта Миднайт была рядом, но она редко с ними виделась. Свое время она проводила с Ханавером Стрейтом. Панцирь не осуждал ее. Она была тем, кем создана была быть.
Он лишь жалел Миднайт за ее боль и Янтарную Душу за ненужную муку.
Может быть, кто-то одной породы с Янтарной Душой мог бы проникнуть за ее барьеры. Для Панциря они были столь же непроницаемы, как экраны Стража.
Досада на собственную беспомощность перешла в беспокойство, которое он в конце концов стал разряжать, бродя по кораблю. Но это он делал вдалеке от жилых отсеков, в дальних концах корабля возле ангаров рейдеров, гнезд истребителей преследования и перехвата и пусковых шахт хеллспиннеров. Там были места, откуда можно было смотреть в открытый космос.
Панцирь подозревал, что тысячи членов команды Стража никогда не видели космоса иначе как в телетрансляции. Но у экрана есть границы. Ни один экран не дает портрета больше, чем малая плоская часть реальности. Эти люди не любят признавать, что они меньше соринки в глазу вселенной.
Он нашел заброшенную шахту хеллспиннера. «Джемина» позволила ему войти. Из купола отсека подготовки он увидел столько вселенной, сколько может объять разум. Он мог лежать на ложе мастера закрутки и погружаться в соблазнительную пятнистую тьму, где нет ни вчера, ни завтра, ни беспокойства, ни страха.
Он мог философствовать сколько влезет.
Военачальник нашел его при третьем посещении шахты. Конечно, «Джемина» не могла не доложить. Странно другое: что этот человек специально пришел, решив потратить свое время.
Военачальник сел у консоли, глядя в пустоту. «Джемина-7» была вне Паутины, чем занятая – Панцирь не знал. Он видел только малую луну, станцию, движущиеся искры местных перевозок.
Казалось, Военачальнику нечего сказать. Когда он заговорил, только подтвердилось то, о чем Панцирь догадался по его виду.
– Здесь покой. Оглядываясь назад, я испытываю тоску лишь по времени, когда я был мастером закрутки. Здесь ты наедине с собой. И иногда видишь лицом к лицу себя самого и то, чем ты мог бы стать.
Он усмехнулся, явно без расчета.
– Совсем не то, что выпустить хеллспиннер, а тем временем раннер прорвется внутрь, и ты должен быстро закручивать новый, пока он до тебя не добрался.
Панцирь возразил:
– Совсем не то, что прорываться внутрь, зная, что ты должен найти шахту, пока мастер закрутки не разнес тебя с твоим экипажем. Ты настолько стар?
– Военный экипаж много спит. А ты воевал на раннерах?
– Я изобрел эту тактику. Прорвавшиеся раннеры высаживали десантников на шкуру Стража. Солдаты Стражей против воинов квая ничего не стоили.
– Сейчас бы это не сработало.
– Сейчас больше нет кваев. У других видов нет таких рефлексов. Военачальник, где дети?
– Что?
– Ваши дети. Ваши малыши. Я был на борту трех Стражей. Когда мы взяли «Киренаику-16» – ненадолго, до ее взрыва. На «Скитике-22», пока военный экипаж не сбросил нас в космос. Теперь на «Джемине-7». И ни разу не видел детей.
Военачальник понял не сразу.
– У нас свои способы замены. Все, кто есть на борту, живут здесь с момента создания «Джемины-7».
– Но… я знаю, что Военный экипаж стареет только во время работы. Но остальные, кажется, ведут непрерывную жизнь.
– Так и есть – пока они не будут избраны или обожествлены. Большинство же просто умирает, и их записанная и скорректированная версия накладывается на молодой клон.
Панцирь не понял смысла этого.
– Они проживают свою жизнь снова и снова?
– Как говорит старая шутка, снова и снова, пока не проживут правильно.
Панцирь покачал головой. В этом не было смысла. Всю свою жизнь он изучал людей. Они были предсказуемы, но непонятны.
– Так это на «Джемине-7», Кез Маэфель. У других Стражей – свои способы. У некоторых – весьма странные.
Странные.
– Говорят, что ничего не меняется. Обвиняют в этом вас. Вы – замечательные дьяволы. Но я прожил каждую минуту этих нескольких тысяч лет. И вся вселенная стала странной. Может быть, вы не заметили.
– Почему мы могли не заметить?
– Вы не смотрите наружу, пока там не нарушают навязанные вами правила. Канон изменился, Военачальник. Я отсчитываю от времени, когда ярость против многоярусных городов впервые захлестнула Канон. До того негуманоиды были редкостью в космосе Канона – кроме миров Рубежа и Закрытых Договоров, да еще резерваций. Биороботов было мало. Они, как и я, создавались для благородных целей. Теперь они повсюду – несчастные игрушки. С ними играют, над ними издеваются, когда надоедят – выбрасывают. Миры людей задыхаются от тесноты. Паутина набита кораблями. Торговля выходит Вовне. Куда ушли триллионы людей, Военачальник? Ведь есть еще тысячи миров. Но их надо заполнить. А они пусты. Немногие оставшиеся населены густо, как тот чумной барак, где вы меня нашли. Почему? Нормальные у вас не размножаются. Сейчас те, кого держат в глубочайшем презрении, и есть тот клей, который не дает всему этому развалиться. Люди владеют Каноном, но нелюди и биороботы поддерживают в нем жизнь.
Военачальник обдумал его слова.
– Это и есть твой тезис?
– Нет, если ты этого раньше сам не видел.
– Ты говоришь, что эта долгая агония – наша вина?
– У меня нет своего мнения. Я – наблюдатель. Но смотрят и другие. И может быть, пристальнее. У них больше свободы передвижения, чем у меня.
– Пища для размышлений, Кез Маэфель.
– Передам тебе слух, Военачальник. Там, Вовне, есть расы, точащие зубы на космос Канона. Они чуют вакуум власти. Но есть одна сила, которая их сдерживает.
– Мы? – улыбнулся Военачальник. – Что нельзя взять силой, нужно приобрести кражей.
Панцирь хмыкнул:
– Ты хорошо меня штудировал.
– Ты достиг большего, чем кто-нибудь другой, и с меньшими средствами. Твоя тактика задала тон каждому восстанию и бунту. – Военачальник издал смешок. – Пока они держатся тактики, которая однажды чуть не сработала, вместо того, чтобы найти ту, которая сработает, я твой должник.