Латынина Юлия Леонидовна. Вейская империя (Том 1-5)

   Теперь чернь повсюду разносила пророчество, - откуда оно взялось, бог весть - что божий суд свершится над городом, если тот вздумает противиться империи. Граждане Ламассы, были, однако, люди рассудительные. Божий суд, испытания огнем и водой и прочие чудеса давно были запрещены в городском суде и происходили только в судах королевских и поместных. С чего бы божьему суду свершиться над городом? Граждане Ламассы за чудесными мечами не гонялись, а ковали и продавали лишь обычные.
   Впрочем, люди состоятельные пригласили колдунов, колдуны облили бычьей кровью каждый уголок в каждом частном доме, и домохозяева окончательно успокоились.
   После этого городская депутация явилась в замок Белых Кречетов, и застала там множество рыцарей и уважаемых людей из других городов.
   Народу было так много, что сначала сели за столы в серединной зале, потом вышли на поле, где играют в мяч, а потом стали ставить столы за стенами.
   Горожане и рыцари не очень задирались, потому что сходились в почитании хозяина, - а хозяином сегодня был, бесспорно, Марбод Белый Кречет, а не его старший брат.
   Кроме того, была еще и хозяйка. На женщине была атласная юбка-колокольчик, затканная цветами и травами, атласная же кофта с распашными рукавами, отороченными куньим мехом, и накидка с перьями кречета.
   Горожане шептались, что, хотя горожанку взяли в дом второй женой, она принимает гостей, как - первая. А рыцари видели, как она и Марбод Белый Кречет смотрят друг на друга, и говорили, что тем, кто так смотрит друг на друга, все позволено.
   Солнце уже перевалило за полдень, и было много съедено и сказано много дельных слов, когда монашек-ятун принес Марбоду записку и нефритовое кольцо. Кольцо было то самое, что Марбод дал на прощание Клайду Ванвейлену. Женщина взяла записку, спрятала в рукав и дала монашку серебряную монетку, но тот отказался, - подставил котелок, получил половник каши и ушел.
   Через некоторое время ушел от гостей и Марбод Белый Кречет: все вздохнули, вспомнив его руки. Позвали гадателей, и вышло следующее: что в роду такой случай уже был. Ранут Белый Кречет был отличным воином, а лишившись руки и глаза, стал прорицателем. Так что теперь Марбоду боги послали знамение, что не руками ему надлежит драться.
   В горнице, меж тем, Марбод Кукушонок читал письмо Ванвейлена.
   Советник писал, что понял: позавчерашний разговор не окончен. Он хотел бы его продолжить сегодня, в час второго прилива, у речной часовни, у Золотой Горы. В конце была приписка: как вам это ни тяжело, прошу вас быть одному. Зная, что вы безоружны, я тоже буду без меча.
   Письмо пошло по кругу.
   Большинство товарищей Марбода считало, что ехать можно.
   Шодом Опоссум, человек рассудительный, сказал:
   - Не такой человек Клайд Ванвейлен, чтобы убить безоружного и потерять лицо.
   А Белый Эльсил, сидя у ног Кукушонка, возразил:
   - Золотая Гора стала скверным местом. Помните, король ходил в гости к Золотому Государю? Туда скакали, а обратных следов не было: вернулись во дворец через зеркало.
   Марбод сидел, положив перед собой забинтованные руки, глядел на кольцо и думал: можно ли так - поменяться с противником кольцами, а потом сжечь ему руки? А ведь знал, знал - так и ел руки глазами... Но и не идти невозможно: все может перемениться от такой встречи.
   Марбод сказал:
   - Мы поедем вместе с Эльсилом. Что он, что я, - один человек. Засмеялся и добавил: - А то я один свалюсь с лошади и не влезу обратно.
   Золотая Гора была примерно на четверть пути между королевским замком и храмом Золотого Государя, ехать до нее было часа три, и люди Марбода удивились, что он стал собираться сразу же. Марбод отвечал, что он хочет быть у горы много раньше.
   Марбод и Эльсил оделись неброско, но хорошо, руки Марбод спрятал под широким жемчужно-зеленым плащом.
   Доехали до развилки к королевскому замку - Марбод повернул серого в яблоках коня. Эльсил удивился про себя. В лощинке, близ храма Виноградного Лу, спешились. Марбод велел привязать коней. Марбод понимал, что в замок ему сейчас не пробраться, даже если б руки были целы, однако Эльсил кое-как его переволок через разрушенные стены в бывший сад, к озеру, где Марбод последний раз виделся с Айлиль.
   - Тихо! - вдруг сказал Марбод, выглянув из пышных рододендронов. По берегу озерца прыгала фигурка: Неревен!
   Послушник очистил длинный прут, вынул из-за пояса крючок и волос, приладил их к пруту и стал закидывать. Было ясно, чего он хотел: зацепившись за лист водяного ореха, на воде покачивался кусочек шитого покрова. Марбод сначала подумал, что маленький колдун не умеет плавать, потом решил, что тот боится лезть в воду Серединного Океана, хотя бы и бывшего. Марбод подивился силе колдовства: мальчишка ловил свой путы, хотя бы и разорванные, и не думал, что здесь, у замка, его могли застать люди короля.
   Наконец маленький колдун выловил большую часть клочков, разложил их на траве, видимо, в правильном порядке, сел рядом и заплакал. Вышивка была грязна, облеплена тиной, в фигурке мальчишки было что-то до того жалкое, что Марбод вспомнил, как хорош тот поет.
   Неревен собрал клочки и пошел. Когда он проходил мимо кустов, Марбод кивнул головой: Эльсил прыгнул мальчишке на плечи, зажал рот, обмотал плащом и поволок.
   Марбод и Эльсил принесли послушника в храм Виноградного Лу. Эльсил обыскал его, вытащил объеденную вышивку, небольшой кинжал, а из рукава черепаховую трубку. Эльсил глянул в трубку и дал посмотреть Марбоду. В трубке сидел такой же морок, как в подземных храмах Ятуна: то, что вдали, казалось тем, что вблизи. Эльсил снял с послушника пояс и связал ему руки за спиной, голову положил себе на колени, а под подбородок подставил обнаженный кинжал. Неревен лежал, не бился и не кричал, только дышал, как ящерка. "Вот и славный способ спросить, - подумал Марбод, - с ведома или без ведома Арфарры явится к Золотой Горе советник Ванвейлен".
   Кукушонок подтолкнул носком сапога вышивку, спрятал руки под плащ и сказал:
   - Мой первый вопрос будет самый неважный: "Как расколдовать Айлиль?"
   Неревен молчал.
   - Ну? - сказал Кукушонок, пошевелил его носком сапога и нагнулся. Глаза мальчишки были от ужаса такие большие, что можно было в них утонуть.
   А Неревен поглядел на Марбода и вдруг подумал: "Ты меня бросил, Парчовый Бужва, в этой стране. И когда мы вернемся в Варнарайн, может статься, учитель попросит у экзарха мою голову, и тот скажет: "Бери." И поскольку в тот раз я спасся от Марбода не тобой, а чужеземцем, то и в этот раз я спасусь не тобой, а чужеземцем".
   Неревен вздохнул, закрыл глаза, открыл опять и сказал:
   - Это судьба. Я вам все расскажу, только вы меня не убивайте, потому что без меня вам не будет удачи.
   Эльсил открыл было рот, но Марбод страшно глянул на него и сказал:
   - Клянусь божьим зобом, - не убью, если без тебя нам не будет удачи.
   - Это, - сказал Неревен про вышивку, - не колдовство. Это донесение для экзарха Варнарайна об учителе. Понимаете, от Арфарры все равно ничего не спрятать, лучше на виду держать. Это же не просто вышивка, а запретное письмо.
   - Разве, - удивился Марбод, - советник не знает запретного письма?
   - Знает, но оно надлежащим образом перепутано, и, кроме того, у нас в деревне особый тайный язык. Так что даже если распутать знаки, это будет все равно как прочесть по слогам надпись на незнакомом языке. А у господина экзарха секретарь из нашей деревни.
   Марбод из всего этого понял главное:
   - Стало быть, господин Даттам прав, и Арфарра-советник и экзарх Варнарайна - враги, какие бы слухи сегодня ни ходили?
   - Нет, - ответил Неревен, это экзарх Варнарайна послал сюда советника.
   - А тебе велел шпионить? - спросил изумленно Марбод. - За другом?
   - Да.
   - И брат твой всегда говорил, что он шпион, - заметил Белый Эльсил.
   А Марбод прибавил:
   - Эти люди империи... А если бы Арфарра узнал, что его друг приставил к нему шпиона?!
   Неревен опустил глаза и нерешительно сказал:
   - Почему Арфарра-советник должен обижаться? Что плохого, если государю известны мысли и настроения народа? Это здесь его испортили...
   И заплакал.
   Марбод тихо выругался.
   - Так, - сказал он. - Но господин Даттам не знал, что Арфарра-советник - по-прежнему друг Харсомы?
   - Думаю, - сказал Неревен, - что до вчерашнего дня он ничего такого не думал, и боялся, что Арфарра хочет воевать с империей, и поэтому выполнял обещание, данное экзарху: набирать ему вассалов, вот как вас, господин Эльсил. А иначе он бы этого обещания не выполнял... Но думаю, что вчера он все сразу понял, а вам, господин Марбод, попросту соврал.
   Тут Неревен пискнул, потому что рука у Эльсила вздрогнула, и кинжал чуть оцарапал послушнику подбородок. Эльсил убрал руку с кинжалом, а Марбод сказал:
   - Поздравляю тебя, друг, с таким господином. Славные у него понятия о чести.
   Подбил ногами кучку сухих листьев, сел, облокотился на каменную бровку и продолжал:
   - Ну и что же ты писал тут в донесении об Арфарре?
   Неревен улыбнулся одними губами и сказал:
   - Больше всего я писал о Клайде Ванвейлене и его товарищах, потому что это неизмеримо важнее.
   - Что же ты писал?
   - Понимаете, - сказал Неревен, - как-то так повелось, что в Небесном Городе - слава и ученость, а чем дальше от империи, тем темнее люди. Арфарра-советник сразу решил, что этот корабль из очень темных мест, тем более что эти люди все время хвалили свое народовластие, а народовластие бывает только в маленьких городах.
   Только есть тут несколько обстоятельств: например, варварам все время нравится империя, а эти, как слышали про то, что от воли императора распускаются цветы, - смеялись. Или: было с ними связано много колдовства, а они себя колдунами никогда не любили называть.
   А в мире, понимаете ли, есть два вида колдовства.
   Одно знали с древности. Порчу наслать, глаза отвести, покойника позвать. И тут человек должен обязательно объявить себя колдуном, прежде чем наслать порчу, иначе не подействует.
   Есть, однако, колдовство недавнее, и у него другие законы. Вот у вас в руках, господин Эльсил, Шакуников глаз.
   Тут Эльсил, нахмурившись, стал опять крутить черепаховую трубку.
   - А вот, - продолжал Неревен, - у Арфарры-советника есть хрустальный шар - магическое зеркало. С одной стороны, магическое зеркало сильнее потому, что в него можно увидеть и прошлое, и будущее, и то, что на другом конце мира. А Шакуников глаз только немного приближает предметы. Однако, в магическом зеркале - когда увидишь, а когда и не увидишь, и увидит не всякий, а увидев, еще надо отличить морок от правды. А Шакуников глаз, когда ни погляди, морока не показывает.
   Дальше: если магическое зеркало разбить на тысячу осколков, каждый сохранит свойства целого. А если разбить Шакуников глаз - части утратят свойства целого. Если в магическое зеркало смотреть не в том месте и не в то время, то ничего не будет. А свойства Шакуникова глаза не зависят от места и времени.
   - Да к чему ты это? - досадливо спросил, Марбод.
   - Я к тому, - продолжал Неревен, что магия второго рода - слабее, но безотказней.
   - Так, - сказал Марбод, - мои руки - это магия второго рода?
   - Да, - ответил Неревен.
   - А чудеса, которые Даттам устроил в Голубых Горах - тоже магия второго рода?
   - Да.
   - То есть, если воевать против страны Великого Света, то это не то, чтобы повесить амулет на шею и полить поле боя бычьей кровью - и весь морок кончится?
   - Да.
   - А в замке герцога Нахии, - спросил Марбод, вспоминая виденную жуткую картину, - тоже?
   - Да.
   - То-то они были такие синие и вывороченные... А когда у меня вот на этом самом месте от удара Бредшо развалился меч?
   Неревен вздохнул.
   - Вот тут-то, - сказал он, - и начинается самое неприятное. Храм считает, что магией второго рода, кроме него, никто не владеет, и пока он хранит ее тайны - он всесилен. Притом у храма нет такой возможности, чтоб располосовать меч. Удивительные фокусы, однако, можно проделывать со светом, морочить головы зеркалами, или поджечь линзой сухой трут. Так что очень может быть, что через несколько лет можно будет располосовать меч лучом света, как я это видел, и вы это видели в этом самом месте. И вот я подумал, - продолжал Неревен, - а что, если эти люди, Клайд Ванвейлен и остальные, тоже владеют магией второго рода? И когда я это подумал, многое встало на свои места. Потому что я не раз видел, что эти люди узнают то, что не могли еще узнать, и видят то, что не должны были бы видеть. А между тем души их совершенно глухи к магии первого рода, и мертвые для них не живут, и небо им кажется черным, и душа у них пустая, вот как у Даттама.
   - Клянусь божьим зобом! - сказал Белый Эльсил, - мальчишка прав! Когда мы гнались за этим Бредшо, - как он узнал о том, что мы гонимся за ним? И потом - он разлил за собой горный ручей. А еще потом - мы оставили его одного, связанного. Сделался гром, как в Голубых Горах, башня расселась. Мы думали, что его щекотунчики унесли и сохранили, а теперь я думаю, что он сам, без щекотунчиков, управился.
   Марбод вспомнил, как два месяца назад, в далеком Золотом Улье на берег выбежал медведь, и тогда незнакомый еще Ванвейлен показал на него каким-то железным сучком - и мишку закрутило и разорвало...
   - Тогда, однако, получается, что магия чужеземцев будет посильнее магии империи?
   Неревен кивнул.
   - А мои руки, - медленно спросил Марбод, - это чья магия, Арфарры или Ванвейлена?
   - В том-то и дело, - сказал Неревен. Это выдумка Арфарры. Ванвейлен делал, что ему велят, и никто ему ничего не объяснял. А Ванвейлен однажды напился, и, наверно, это его сильно мучило, потому что он стал хохотать и говорить: "Зачем советнику голова Кукушонка, у таких, как он, не голова опасна, а руки и меч в руках..." Стало быть, догадался!
   - И я подумал, - сказал Неревен, - что Ванвейлен сильнее учителя в магии второго рода и слабей учителя в магии первого рода. И что учитель совсем заколдовал его душу, потому что совсем недавно он, чтоб вас спасти, рассказал о том, что происходило на его корабле в его отсутствие. А если честно - этот-то рассказ его и погубил, потому что он все очень точно описал.
   А хотя это часто бывает, что преступления разгадываются на небесах, небеса всегда ниспосылают эту разгадку в виде первичных символов, а не вторичных толкований и фактов.
   И вот понимаете, - сказал Неревен, - я не мог объяснить Арфарре-советнику про чужеземцев, не признавшись, что я шпионил и за ним. А с другой стороны, я понимал, что эти люди идут в империю как лазутчики, и написал про них все, что знал.
   Марбод подумал о том, что он бы сделал в первую очередь, и спросил:
   - А на корабль ихний ты не лазил?
   Неревен усмехнулся.
   - Понимаете, господин Марбод... Если бы вы, например, залезли в храмовые мастерские, вы бы там мало поняли, много испортили и почти наверняка убились бы... Нет уж! - если их допрашивать в империи, то поймешь больше, чем если обыскивать их корабль в Ламассе... И я думаю, что мне было бы так же не уйти от этого дракона на их корабле, как вам бы не уйти от ядовитого газа в наших кувшинах...
   - Так, - сказал Марбод. - И что же советник Ванвейлен делает сейчас?
   Неревен неожиданно засмеялся.
   - Вот за этим я вам все и рассказываю. Потому что позавчера, после того, как вы зачитали прошение, господа советники поругались. И Ванвейлен сказал, что правда на вашей стороне, и что у него дома строй такой же, как вы предлагаете. А больше он ничего не успел сказать.
   - Он мне написал, - удивился Марбод.
   - Это не он вам писал. Взяли бумаги, подделали почерк и приложили кольцо.
   - А кто меня ждет у Золотой Горы?
   - Советник Ванвейлен - только мертвый. Арфарра сказал: "Кукушонок пойдет на встречу, однако возьмет с собой товарища. И после этой встречи Кукушонок и его товарищ будут живы, а безоружный человек - мертв. А человек сам написал, что придет один и без оружия, и когда-то спас Кукушонку жизнь, и читал прошение, во всем противоположное вашему.
   Неревен помолчал и добавил:
   - А еще там найдут мертвым - меня, потому что советник Арфарра сильно рассердился на меня за соглядатайство. И когда я это услышал, я решил пойти и рассказать ему про Ванвейлена, чтобы он если не меня простил, то хотя бы его допросил. А Арфарры не было, и я пошел, как он велел, ловить вышивку.
   - Итак, - еще раз спросил Марбод, - что же случится у Золотой Горы?
   - В Золотой Горе, - ответил Неревен, - есть ход. Этим ходом еще Золотой Государь ходил из города на гору молиться богам. Хаммар Кобчик со слугой приведут через ход Ванвейлена, в таком деле не нужно много свидетелей, и я был бы с ними, а как теперь, - не знаю. У Золотой Горы есть глаза - станут через них смотреть. От Храма проедет человек в плаще советника, тот, что уехал туда позавчера, оставит лошадь и уйдет в скалу. Вы приедете к часовне, не дождетесь Ванвейлена и уедете. А надо сказать, что в это время на поле возле часовни пойдет процессия из деревни, а это государев лес и государевы егеря. Они вас встретят по дороге, а потом найдут мертвого, теплого, по обстоятельствам, и ваши следы, и лошадь. Ну, теперь, конечно, и меня...
   - Так! - сказал Кукушонок. - Однако, если через два часа Ванвейлен будет теплый, то сейчас он - еще живой.
   Неревен улыбнулся. Кукушонок на лету все схватывал!
   - Не совсем живой, - сказал Неревен, - так, сильно сонный. Это тоже магия второго рода, однако преходящая. Времени поэтому, - продолжал Неревен, - у нас нет, и подмоги тоже. И я вам предлагаю вот что: к речной часовне мы сейчас не пойдем, а пойдем наискосок к левому боку Золотой Горы. Там есть еще один ход в гору, в подземный храм Ятуна. Государев ход ведет через этот храм, другого хода нет. Я вас там научу, где спрятаться, потому что вы без меня и в храм не попадете, и в храме пропадете, и нас будет трое против них двоих.
   Неревен говорил быстро. Он понимал: если не все рассказать Кукушонку не понадобится живой Ванвейлен. Если все рассказать - Кукушонок возьмет его с собой проводником. А потом, когда освободят Ванвейлена, тот никогда не позволит убить Неревена. Он такой, - добрый, как зимородок.
   - Не трое против двоих, - горько сказал Неревену Эльсил, а один меч против двух мечей.
   - Да, ты хорошо придумал, - сказал Марбод. - Но я придумал еще лучше. Золотой Горы я, правда, не знаю, - а вот ятунов храм и без тебя найду. Стало быть, все правильно предсказала мне колдунья, что в родовом храме я найду солнечный меч... А вот времени у меня мало - это ты прав.
   Тут-то Неревен хотел закричать, да разве успеешь?
   У Эльсила с собой было два кинжала, и один он оставил в спине Неревена. Во-первых, чтобы зря ни на кого не думали, во-вторых, чтобы отвести беду от нарушенного слова. Ну и, конечно, кто вытащит кинжал, тот берет на себя месть, если найдутся охотники.
   Через час полезли в Золотую Гору. Эльсил видел, как трудно лезть Кукушонку, и подумал: "Хаммар Кобчик - кровный враг Марбода... Стало быть, он мне не позволит убить его, будет драться сам, с такими руками".
   И сказал вслух:
   - Вот я гляжу на Даттама и Арфарру, и сдается мне, что магия второго рода сильно портит человека. И если советник Ванвейлен в ней сильней, чем они, то как бы ты не раскаялся, связавшись с ним. То-то он третьего дня бранился, что мы смотрим на жизнь, как на поединок. В поединке, однако, спорят на равных, а если сыпать с воздуха голубые мечи...
   Марбод ответил:
   - Молчи! Я-то угадал с самого начала, что чужеземец может мне помочь. А он - не угадал.
   Усмехнулся и прибавил:
   - А Хаммара Кобчика постарайся застрелить первым. Потому что есть в мире вещи поважнее моей чести.
   В это самое время, в час, когда ставят вторую закваску для хлеба, через два часа после того, как Марбод Кукушонок и Белый Эльсил незаметно уехали из замка, в замок явился Даттам.
   Увидев, сколько вооруженных людей вокруг, Даттам сделался очень задумчив.
   Даттам, как и никто вокруг, не понимал, что происходит, однако, в отличие от многих, отдавал себе в этом отчет. Он знал, что историю нельзя предсказывать, и именно поэтому можно делать.
   Неожиданная прыть городских властей немало поразила его. Короли и прежде приглашали бюргеров в свой совет. Расходы на поездку приходилось оплачивать городу, представитель города вез королю подарки и привозил известие о новом налоге, и немудрено, что эта повинность была из самых ненавистных. А теперь граждане Ламассы торопились сказать, что от них представителей должно быть втрое больше, чем от прочих.
   Даттам посматривал на юго-восток, в сторону дамбы, и понимал, что холодная вода смоет весь их пыл, но, заодно, и доброе имя Арфарры.
   Даттам всю ночь разглядывал мысль Кукушонка, как привык разглядывать мысль, кипящую в пробирке: выйдет прибыль или не выйдет? "Я ведь хорошая повивальная бабка", - думал он.
   В конце концов Даттам решил, что выборные представители ничуть не хуже вассальных рыцарей. Стоить Даттаму они будут, конечно, дороже. Зато преимущество их в том, что свои, то есть оплаченные, решения, они будут навязывать стране не мечом, а словом, и что такой механизм контроля над законами если и не менее разорителен, чем казенная инспекция, то, во всяком случае, менее разрушителен, чем гражданская война.
   Основные сомнения, мучившие Даттама, заключались в том, что представители местечек будут стоить дешево, а вот представители городских цехов - очень дорого, много дороже государева чиновника, ибо чиновник хочет лишь кусок пирога, а представитель цеха метит на место того, кто печет пирог.
   Итак, Даттам приехал в замок, чтоб поговорить с Кукушонком. Вышел брат Кукушонка, Киссур Ятун, провел к себе и попросил подождать:
   - Марбод спит. Лекари чем-то его напоили, от рук.
   Даттам кивнул, спустился в залу и стал ходить меж гостей.
   Через полчаса он вновь предстал перед Киссуром Ятуном и сказал, холодно улыбаясь:
   - Есть, однако, обстоятельства, из-за которых я должен переговорить с вашим братом тотчас же.
   - Какие именно?
   - Такие, что я не бог, и когда я выбираю, кому выиграть, я не гадаю на черепахе.
   Тогда Киссур Ятун, рассудив, что Марбода уже не догнать, протянул Даттаму записку.
   Даттам прочитал ее, повертел, поднес к носу и долго нюхал. Его тонкое обоняние, обоняние жителя империи, химика и эстета, уловило, как ему показалось, характерный запах храмовых подземелий, - смесь старинных благовоний и химических реактивов. Даттам вспомнил о подземных ходах в Золотой Горе, усмехнулся и подумал: "Ну, ладно. Какой строй будет в этой стране, это мы еще посмотрим, но Арфарру-советника я из нее при всех случаях выкину."
   - Эту записку, - сказал Даттам, - советник Ванвейлен писал с разрешения советника Арфарры. И уверяю вас, что честь будущего наместника, или аравана, или еще какого чиновника будущей провинции Горный Варнарайн, Клайда Ванвейлена, не пострадает от того, каким способом он расправится с вашим братом.
   Не прошло и времени, потребного для того, чтоб сварить горшок каши, Даттам, Киссур Ятун, Шодом Опоссум и еще десятеро вылетели из ворот замка, и кони их перепрыгивали прямо через столы, расставленные во дворе.
   Когда Марбод и Эльсил пришли в пещерный храм, Эльсил поначалу испугался. Морок! Высятся стены там, где их нет, цветут и опадают небесные своды, девушки танцуют с мечами на стенах.
   - Клянусь божьим зобом! - сказал Эльсил, показав на золотого юношу с золотым луком, нарисованного вверху. Это сам Ятун!
   - Не сам Ятун, - усмехнулся Марбод, - а его Свойство, или Атрибут. Сам Ятун, писали, безобразный и бесконечный, тела у него нет. Стало быть, и рук тоже нет, - злобно добавил Марбод. Он очень устал.
   Отыскали конец подземного хода, договорились, что делать. Эльсил встал в божьем саду за серебристым лопухом в сорок локтей, упер в основание лопуха лук, обмотанный лакированным пальмовым волокном, вынул из колчана две стрелы и наложил их на тетиву. Стрелы были рогатые, из белого тростника, с лебединым оперением, и два пера были окрашены в зеленый цвет храма, а остальные были белые, как и полагалось вассалу экзарха Харсомы.
   Потом Эльсил покачал головой, вышел из-за лопуха и промерил расстояние до входа на пальцах; зеркальный морок сильно мешал.
   Слева от входа, на приступке у белого столба, стоял идол. Марбод пихнул его и встал на его место. Идол свалился вниз, а рук у него было целых восемь.
   Прошло столько времени, сколько нужно, чтобы зажарить среднего гуся. Послышались шаги. В залу вошел Хаммар Кобчик, а за ним целых трое стражников вели советника Ванвейлена. Ванвейлен был несвязанный, однако квелый, как тритон зимой.
   Белый Эльсил спустил тетиву. Он метил одной стрелой в Хаммара Кобчика, а другой - в стражника. В стражника он попал точно, а Хаммару Кобчику только оцарапал руку, - морок мешал. Тут Марбод со своего приступка метнул в Хаммара дротик. Это был хороший бросок для человека, у которого руки были как два шелковых яйца, но Хаммар уже был настороже и успел повернуться на пятке, и дротик пролетел мимо.
   Тут Марбод прыгнул на Кобчика, потому что в глубине души он был рад, что Эльсил в него не попал, а Эльсил стал драться с обоими дружинниками. Те выпустили Ванвейлена, а советник сел на землю и начал спать.
   - Клянусь божьим зобом, - сказал Эльсил. - Вот опять мы деремся за чужеземца, а он сидит и спит, словно это его не касается.