Латынина Юлия Леонидовна. Вейская империя (Том 1-5)

   - А ну убирайся отсюда, сопля на веревочке! Ты что, мой цеховой инспектор, чтобы проверять лицензию! Ходят тут всякие недоучки, слушают подзаборную дрянь, пугают честных людей!
   И с этими словами он подскочил к растерявшемуся лицеисту, схватил его за ворот и дал ему такого леща, что добродетельный член "Общества Тростниковых Стен" вылетел из двери, головой вперед, а сапожком зацепился за порог и растянулся поперек порога.
   - Вон отсюда, щенки, - заорал разъяренный трактирщик, с прутом в руках устремляясь на остальных защитников справедливости. Те с визгом катились к выходу. Они не привыкли к такому обращению.
   - Нету у вас права меня пороть! - орал им вослед трактирщик, черствая душа, скупщик краденого и любитель стихов Андарза. - А если человек не желает, чтобы его пороли, это его личное дело! И никто, кроме суда, пороть его права не имеет!
   Король в восторге затанцевал на стуле. А трактирщик продолжал:
   - И не ваше щенячье дело, какие стихи я хвалю, а какие ругаю! Стихи это не указы, чтобы их нельзя было обсуждать! И я так скажу, что если в стране не имеют права хвалить или ругать стихи, дрянь эта страна!
   Что же касается Шаваша, то он уже не слышал последних слов трактирщика. Видя, что глаза короля обращены на разбушевавшегося простолюдина, Шаваш рассудил, что сейчас самое время обрести свободу: он оборвал поводок, сунул его за пазуху и сиганул в раскрытое окно, чрезвычайно удачное расположенное как раз за его спиной.
   Шаваш спрыгнул на землю, - в ту же секунду чья-то твердая рука ухватила его за шкирку и с интересом потянула. Шаваш поднял глаза и понял, что со свободой он опоздал. Привлеченный визгом и криками, над ним улыбался молодой судья десятой управы, господин Нан.
   Молодой чиновник оглядел мальчишку. Тот был грязен и бос, с синяком под скулой, и Нану показалось, что от него пахнет всеми помойками, в которых тот ночевал несколько дней. Нан решил, что Шаваш сбежал от Андарза, и, вероятно, при этом обокрал его.
   Чиновник повел Шаваша за собой. Они пришли в харчевню с внутренней галереей, выложенной зелеными изразцами, и каменным белым богом посереди дворика. Бог был вредный и подземный, с восемью зрачками и крабьей клешней вместо правой руки.
   - Ты чего сбежал от Андарза, - спросил Нан.
   - Я сбежал не от Андарза, а от короля, - сказал Шаваш. - Андарз меня подарил, а я сбежал.
   - Почему, - осведомился чиновник.
   - Так, - сказал Шаваш.
   Тут пришла хозяйка харчевни, и Нан спросил Шаваша, чего он хочет есть. Шаваш больше всего на свете любил пирожки с финиковой начинкой, из желтого масла и белой муки, восхищающие разум и наполняющие сладостью душу: и Нан велел хозяйке принести столько пирожков, сколько Шавашу будет угодно. Шаваш съел три пирожка и сказал:
   - Король Аннар хочет завоевать Небесный Город. Он сказал, что если я поеду с ним, то через пять лет возвращусь в столицу во главе тысячи воинов, и он сделает меня своим сыном и большим чиновником, так как я умею читать.
   - И что же ты на это сказал?
   - Я ничего на это не сказал сразу, - ответил Шаваш, - но назавтра я беседовал с королем, и я сказал ему, что Осуя богаче Небесного Города, и что ее легче завоевать.
   И Шаваш повторил весь свой разговор с королем.
   - А еще ты ничего интересного не слышал, - спросил Нан.
   - Еще, - сказал Шаваш, - я слышал, что отряд Бар-Хадана взбунтовался потому, что секретарь Иммани не отдал Бар-Хадану тех двух миллионов, которые он вез с собой, и все варвары это знают, потому что если бы Бар-Хадан присвоил эти два миллиона, он бы давно проиграл их в карты.
   - У тебя заячьи уши и лисий нюх, - сказал Нан. - Это принесло бы много пользы, если бы ты остался при короле.
   Шаваш промолчал.
   - Ладно, - сказал Нан, - возвращайся к королю, и переночуй у него, чтобы твое отсутствие не было замечено. Вечером, в час Росы, я явлюсь к королю: смотри, попадись нам обоим на глаза.
   И, действительно, вечером следующего дня Нан явился к королю с подарками от Андарза. И вот, когда он выезжал со двора, чиновник увидел Шаваша, который сидел с поводком на шее и заплетал хвосты лошадям.
   - А это кто, - вдруг изумился Нан, тыча в мальчишку.
   - А, - сказал король, - это мне подарил господин Андарз.
   Чиновник в ужасе всплеснул руками.
   - Помилуйте, - сказал он, - как можно! Вы сватаетесь к государевой дочке! Господин Нарай только и ищет, чем вам навредить. Он непременно доложил государю: этот варвар не соблюдает приличий! Сватаясь к девушке, просит в подарок хорошеньких мальчиков, а ваш наставник потворствует разврату!
   Лицо короля вытянулось:
   - Клянусь той штукой, которой я делаю детей, - вскричал он, - я ничего такого... Пусть этот мальчишка убирается прочь!
   Нан схватил Шаваша за поводок на шее и потащил к воротам лагеря.
   Ворота между кварталами уже закрывались, и чиновник привел Шаваша к себе домой.
   Нан жил в небольшом домике на улице Семидесяти Облаков. Задняя стена домика примыкала к управам, но это был не казенный домик, а частный. Нан провел Шаваша в комнату для гостей. В комнате стояла кровать, отгороженная шелковой ширмой. На ширме была нарисована во всю длину ветка цветущего абрикоса. На стене висело несколько плетеных циновок, а под потолком качались сухие цветочные шары. Около кровати стояла бронзовая курильница в форме уточки и деревянный столик. Это была лучшая комната во всем доме.
   Нан уложил мальчика в постель и сказал, чтобы тот спал и ничего не боялся. Шаваш заплакал.
   - Ну, что такое? - спросил Нан.
   - Страну жалко, - вдруг сказал Шаваш.
   - Это хорошо, - сказал Нан, - Андарзу страну не жалко, государю не жалко, - спасибо, нашелся уличный мальчишка, пожалел.
   Шаваш продолжал плакать. Чиновник положил руку на волосы Шаваша, и сидел так, пока мальчик не заснул.
   Когда Шаваш проснулся, было давно светло. Через растворенное окно был виден маленький сад. В саду, под виноградным навесом, сидел господин Нан. Перед ним на столе стоял чайничек с душистым чаем, лепешки и варенье. Он читал какую-то книгу и завтракал.
   Шаваш оделся и вышел в сад.
   - Спасибо, - сказал он, подойдя к Нану.
   - Бери-ка пирожки, - сказал Нан, и раскрыл короб, стоявший позади чайничка: в коробе лежали свежие финиковые пирожки, круглые и светлые, как полная луна.
   Шаваш весь перемазался вареньем. Чиновник смотрел на него с улыбкой. Шаваш съел один пирожок, и другой, и третий, а четвертый положил перед собой и стал на пирожок глядеть. Потом спросил:
   - А что вы делаете для Андарза?
   Нан немного подумал, прежде чем ответить.
   - Он меня просил об одной услуге.
   - Найти убийцу того торговца, Ахсая?
   Нан неторопливо окунул в чашку ложечку. Чашка была белого фарфора, с узором из розоватых кленовых листьев. Ложечка тоже была отлита в форме кленового листа.
   - Да, - сказал Нан.
   - И вы его нашли?
   - Да, - сказал Нан.
   - Его убили по приказу Айр-Незима, да?
   - А ты откуда знаешь?
   - Так, - сказал Шаваш. - Я слыхал в Осуйском квартале, что этот Ахсай продал и погубил Айр-Незимова племянника, и еще я знаю одного человека по имени Свиной Зуб. Свиной Зуб исполняет для Айр-Незима дела, для каких нужен нож, а не взятка. Он убивает людей довольно необычным способом. У него есть два камня, соединенных тонкой жилой, которые он мечет в человека так, что жила обвивается вокруг горла, а потом он прыгает на человека и душит его до конца. Я видел этого мертвого Ахсая, и мне показалось, что у него, кроме следа от жилы, была еще и дуля от камней, под ухом и у скулы.
   - Да, - сказал Нан, - это похоже.
   - Отчего же вы не арестовали Свиного Зуба?
   - Опасаюсь за здоровье господина Нарая, - желчно сказал Нан, - а то его удар хватит от радости, что осуйского консула арестовали за этакую уголовщину.
   Подумал и прибавил:
   - Кстати, этот Свиной Зуб, должно быть, взял с покойника осуйских чеков на шестьсот тысяч. Неясно, что он с ними сделал. Вряд ли понес их к Айр-Незиму. Знаешь, что такое осуйские чеки?
   - Да, - сказал Шаваш.
   - Ты знаком с этим Свиным Зубом короче, чем я. Если как-нибудь услышишь, что он, или кто другой ищет, где бы сбыть осуйские чеки на шестьсот тысяч, ты скажешь мне?
   Шаваш вздохнул и стал есть четвертый пирожок. Он доел пирожок, вытер о штанишки руки, и полез в грязный мешочек, висевший у него на шее. Он высыпал из мешочка много разного сора и глиняную свистульку-печать. Он разломал печать, вытащил из нее четыре длинные розовые бумажки, и протянул их Нану.
   Нан поглядел на бумажки.
   - Как ты их достал, - спросил Нан.
   - Я, - сказал Шаваш, - раньше жил в старом дубе, напротив статуи Государя Иршахчана. В этом дубе есть дупло от верха до низа, и внизу оно выходит к воде. В ночь накануне Праздника Пяти Желтоперок я сидел на берегу канала и пытался поймать там желтоперку, рыбу удачи. Вдруг дверь управы раскрылась, из нее вышли четыре человека и вынесли мертвое тело. Они кинули тело в канал, и оно поплыло мимо дуба. Мне показалось, что я узнал одного из них, и я подумал: "Такие люди гоняются за крупными вещами. Может, и мне кое-что останется поклевать?" Но я испугался делать это на глазах государя Иршахчана. Поэтому я пошел за телом так, чтобы меня не было видно. Я подумал: "Хорошо бы укрыться под мостом, чтобы государь Иршахчан меня не увидел, а если государь видит сквозь камень, то я хотя бы укроюсь от глаз случайных соглядатаев." Я пошел за телом, пока его не занесло под мост. Там я стал копаться в мертвеце, и вытащил из него кошелек и золотой бубенчик, а из сапога, - вот эти бумаги. Это мне совсем не понравилось. Я подумал: "Ба! Если этого человека убили, но не ограбили, - как бы на того, кто украдет этот кошелек, не повесили убийства!"
   После этого Шавашу ничего не оставалось, кроме как рассказывать дальше. Шаваш кончил, Нан покачал головой, будто удивляясь, и сказал:
   - Стало быть, ты поступил в дом Андарза, чтобы разыскать документ, за которой Ахсай собирался платить деньги. Четверо могли его похитить: пасынок Андарза, эконом Дия и оба секретаря. Кто из них, по-твоему, виноват?
   - Я думаю, - сказал Шаваш, - что виноват Иммани.
   - Почему?
   - Он меня не любит.
   - Это серьезный довод, - сказал Нан.
   Они помолчали, и Шаваш спросил:
   - А что, нельзя арестовать всех четверых?
   - Нет, - сказал Нан, - если бы это были четыре лавочника или четыре нищих, я бы, конечно, арестовал всех четверых и кончил это дело. Но это четыре высоких лица, и их просто так арестовать нельзя.
   - Жалко, - вздохнул Шаваш, - что высоких людей нельзя арестовать, как маленьких. Все было бы гораздо лучше, если бы с высокими людьми можно было поступать также, как с маленькими.
   - Сдается мне, - сказал Нан, - если бы маленьких людей нельзя было арестовывать просто так, как и высоких, все было бы еще лучше.
   Между тем за всеми этими варварами мы совсем забыли о городе Осуе, где каждый свободен и богат, и о его консуле Айр-Незим, а этот город играет немалую роль в нашем повествовании.
   В царствование государыни Касии казна империи заняла у осуйского банка этак миллиона два золотых монет, под самые незначительные проценты, причем банк процентов, собственно, и не требовал, а довольствовался тем, что получал вместо них, каждый год, какое-нибудь полезное право: право на монопольную торговлю солью в провинции Чахар, или на монопольный вывоз инисского льна, и тому подобное.
   Но вот советник Нарай запретил ростовщичество, и ему показалось, конечно, обидным платить заграничным ростовщикам такие проценты, за которые собственным ростовщикам клеймили лоб.
   К тому же осуйский консул держался очень вызывающе. Как-то на приеме у Ишнайи он рассуждал о храбрости варваров. Нарай подошел к беседующим и сказал:
   - Сдается мне, что тетивы луков, которым стреляли ласы, были проданы им Осуей.
   - Мы, - ответил консул, - продаем то, на что есть спрос. Ласам мы продаем лубяные тетивы для луков, а вам, господин Нарай, можем продать конопляные веревки для виселиц.
   А другой раз Айр-Незим сказал так: "В империи теперь два государя, одного зовут Нарай, а имени другого я что-то не упомню".
   Все были шокированы таким поведением, и решили, что господин Айр-Незим зря распускает свой язык, и что Осуе теперь не видать процентов, как собственных ушей. Но мало того, что Нарай решил не платить процентов! Он представил государю смету доходов, которые Осуя получила от соляных и шерстяных монополий, и по этой смете с хитрой арифметикой вышло, что не только и проценты, и основную сумму банк давно получил, но что он еще и нажился за счет казны на двадцать три миллиона, и что хорошо бы эти двадцать три миллиона получить обратно. Документ был совершенно хамский, хотя и весьма талантливый, и Айр-Незим просто взбеленился, когда узнал, что одним из его соавторов является десятый судья Нан.
   И вот, когда, покинув Шаваша, господин Нан явился в управу советника Нарая, тот встретил своего молодого помощника очень весело. Если бы это был не господин Нарай, можно было бы сказать, что он танцевал.
   - Да, - сказал Нарай, - могу вас поздравить, государь подписал проект о прекращении выплат осуйского долга. Завтра, в Зале Ста Полей, Айр-Незим выслушает указ!
   Нан поклонился и произнес:
   - Множество вещей, полезных для государства в принципе, вредят ему в данный момент. Не лучше ли подождать до той поры, пока варвары не покинут столицу?
   Но Нарай только отмахнулся:
   - Этого требуют интересы государства, - сказал он, - к тому же я больше не желаю теперь насмешек Айр-Незима!
   Господин Нарай продиктовал ему несколько мыслей, подлежащих обработке, и вдруг спросил:
   - А что делает господин Андарз?
   - Господин Андарз, - сказал Нан, - вчера сочинил стихи о месяце, который плавает в пруду как желтый кораблик. Он выразил в них желание забраться на лунный кораблик и уплыть на нем далеко-далеко.
   Старый чиновник вдруг поднял голову и стал смотреть на почтительно стоявшего Нана, и будь у Нарая вместо глаз два сверла, они бы мигом провертели в чиновнике дырку.
   - У вас острый язык, господин Нан, - сказал Нарай, - хотел бы я знать, что вы говорите про меня Андарзу.
   - Я, - сказал Нан, - говорю Андарзу, что вы думаете о благе государства, и от этого он каждый раз принимается хохотать, потому что господин Андарз находит очень забавным, что бывают люди, которые думают о благе государства.
   - А вы думаете о благе государства, господин Нан?
   - Да, - сказал Нан, - все мои помыслы - о благе государства.
   Нарай кивнул головой, полузакрыл глаза. Казалось, ответ Нана вполне удовлетворил его. Вдруг он проговорил:
   - Вы слыхали, как чиновник Аян клялся в верности Золотому Государю?
   И, не дожидаясь ответа:
   - Он повесил правую руку в лубок, будто сломав ее, и поклялся в верности левой рукой: а правой рукой он в ту же ночь поклялся в верности заговорщику Канане, - и так он ходил два месяца, то по надобностям правой руки, то по надобностям левой руки.
   - Я могу поклясться обеими руками, - сказал тихо Нан.
   - Не надо. Идите. Я вполне вам верю, господин Нан, что вы день и ночь думаете о благе государства, как и я. Я почему-то не уверен, что под благом государства вы понимаете то же, что и я.
   Назавтра Айр-Незим явился в Залу Ста Полей.
   Дело было ровно в полдень: драконы, высеченные из яшмы, обвивались вокруг колонн и глядели на Айр-Незима страшными многогранными глазами, и огромные светильники чистого золота покачивались в солнечных лучах. Государь восседал на аметистовом троне. По одну сторону трона стоял господин Нарай, по другую - господин Андарз. На голове государя сверкала корона, которую государю преподнес в прошлом месяце советник Нарай: корона была сделана из золота и драгоценных камней, конфискованных у преступников. В одной руке государь держал медное зеркало, поглядев в которое, он видел все, что происходит в государства, а другой сжимал шнурок, на котором висела государственная печать. В белом платье государя была тысяча складок и ни одного шва. Что касается первого министра Ишнайи, то он почел нужным явиться в Зал Ста Полей с веревкой на атласном воротнике, и с волосами, посыпанными пеплом.
   Айр-Незим вступил в зал. На душе у него было так скверно, словно он съел мышь, но он не подавал и вида.
   Господин Нарай склонился к уху государя и прошептал:
   - Этот негодяй явился требовать выплаты процентов по государственному займу. Ни в коем случае нельзя соглашаться. Эти люди уже трижды получили с нас свои деньги!
   - А вы что скажете, господин Андарз, - спросил государь.
   - Я скажу, - промолвил Андарз, - что нет ничего приятней, чем не платить своих долгов, но что по новому уложению господина Нарая тот, кто не платит свои долги, лишается больших пальцев на обеих руках.
   Айр-Незим остановился около Ишнайи, и тот приветливо поклонился ему и спросил, как чувствует себя его супруга, в Осуе? Айр-Незим усмехнулся и ответил:
   - Моя супруга чувствует себя превосходно. Она прислала мне письмо, сообщающее цены на урожай, и она спрашивает, какова нынче мода в Небесном Городе. Я написал ей, что в небесном городе нынче мода носить конопляную веревку поверх воротника, и коротко стричь волосы, для удобства палача.
   Первый министр надулся.
   В это мгновение забили барабаны, засвистели серебряные раковины: государь встал с трона и сказал:
   - Все мои желания, - быть слугой и защитой моих подданных, где бы они не обитали, в городе Ламассе или в городе Осуе. Да не проживу я дольше, чем это нужно для блага народа: Говорите, господин судья одиннадцатого округа. Я готов выслушать вашу просьбу.
   Айр-Незим выступил вперед и произнес:
   - Я приношу жалобу от имени Совета Банка Осуи и от имени его вкладчиков. Во-первых, я приношу жалобу на первого министра Ишнайю, который в этом году не заплатил процентов от долга казны банку, в сумме девяноста тысяч золотых.
   Во-вторых, я требую возмещение и наказания чиновников, виновных в лихоимстве, и возмещения ущерба нашим купцам.
   Для купца Имана Тая - возвращения тысячи золотых, которые взял у него начальник пограничной заставы Оюн, приказав открыть сундуки и безо всякого на то основания.
   Для купца Рода Тая, - у которого вышеуказанный начальник управы взял пятьсот золотых и пять штук шелковой ткани.
   Для купца Ии Сорокопута, который был задержан наместником Иниссы, и наместник не отпускал его, пока купец не подарил ему восемьсот золотых в осуйских деньгах.
   Для детей купца Рода Родоя, которого чиновник Занасси посадил в тюрьму и там задушил, а баржу с товаром взял себе, и продал вышеуказанную баржу вместе с товаром и матросами варварам-ласам, благодаря чему это дело вышло наружу.
   Для купца Иони, корабль которого выкинуло на берег из-за ложного маяка, поставленного араваном Чахара: и вышеуказанный араван арестовал Иони за наезд на чужой берег и забрал корабль, и не отпускал Иони, пока тот не написал ему долговую расписку на двадцать тысяч золотых.
   Чиновники в зале зашевелились.
   - Что это значит? - зашипел государь Нараю. Вы говорили, что речь пойдет о процентах!
   Советник Нарай стоял бледный, как мел. Араван Чахара и судья Занасси были назначены им на должности два месяца назад, - еще ни один из чиновников, чьи имена упоминались в жалобе, не был связан с Андарзом, все были ставленники или любимцы Нарая! И подумать только - эти люди предали его: завтра же они будут арестованы! Скоро они составят компанию взяточнику Рушу! Скоро Нарай подарит государю новую корону!
   - Для купца Ваи Ремешка, - читал посол, - который приехал в Верхний Чахар с грузом чая, шелка, и перца, и которого наместник прибил гвоздями к стене, и не выдирал гвозди, пока Вая Ремешок не подарил наместнику половину корабля.
   Для купца Родды, которого чиновники вечного государя схватили в Белой Долине, и, когда он отказал во взятке, конфисковали судно и товар...
   Для купца Идака... Для купца Агина Серого... Для купцов Медена и Харны Лошадника...
   И так Айр-Незим читал звонким голосом полчаса, - и наконец кончил. В Зале Ста Полей воцарилась мертвая тишина. Пятеро или шестеро чиновников, упомянутых в списке, стояли белые: вот сейчас Нарай прикажет их арестовать!
   Государь вскочил с места и закричал:
   - Я не верю не единому вашему слову!
   - Каждый из этих случаев строго доказан. Я вручаю Вашей Вечности все необходимые документы.
   И Айр-Незим, поклонившись, поставил на столик при троне корзинку с бумагами. Государь отпихнул корзинку и закричал:
   - Берегитесь, - тому, кто лжет перед государем, приходится говорить правду под пыткой!
   - Ваша вечность, - сказал Айр-Незим, - мое государство не потерпит таких угроз своему послу.
   Как бы ни обстояли дела на самом деле, до сих пор в Зале Ста Полей никто не называл Осуи - государством. Чиновники окаменели. Государь всплеснул руками и вскочил с аметистового трона. Им овладел один из припадков ярости, страшной наследственной ярости, которая завелась в их семье с тех пор, как император Амар женился на дочери Бога Грома. Император схватил медное зеркало, которое держал в руке, и в котором было видно все, что происходит в государстве. Айр-Незим отпрянул от трона. Государь изволил налететь на него быстротой птицы страуса но, к несчастию, в этот самый миг запутался в тысяче складок своего парадного платья и поскользнулся вышитым сапожком. Послышался треск рвущейся ткани. Государь упал, ударившись белой рисовой маской о витой бортик ступеней. Андарз и Нарай бросились его поднимать. Но государь уже сам был на ногах. Он отпихнул Андарза и закричал:
   - Я... я... - государь стал задыхаться и рвать маску с лица - с ним начался приступ астмы.
   Айр-Незим, видя, что государь бьется, как карась в лотке, и что его никто не арестовал, - поспешил покинуть залу.
   Глаза Нана, стоявшего в ряду второстепенных чиновников государства, были белые от ужаса и изумления. "Мерзавец, - шептал он, глядя на Айр-Незима, - мерзавец".
   На следующий день господин Нан, судья десятого квартала, и господин Адани, судья пятого квартала, подъехали к стенам осуйского городка. Они были не одни: их сопровождали две сотни стражников и небольшая толпа, этак в семь тысяч человек. Слухи в этой толпе ходили самые разнообразные. Одни рассказывали, что на аудиенции в Зале Ста Полей осуйский посол Айр-Незим обвинил Нарая в том, что тот заколдовал государя, и что государь изволил снять с ножки туфлю и бить этой туфлей Айр-Незима. Другие - что Айр-Незим сделал список чиновников, не бравших с осуйцев взяток, и приписал этим чиновникам такие грехи, что государь упал замертво, пока советник Нарай не разъяснил ему, в чем дело. Третьи уверяли, что советник Нарай, наоборот, признал каждую строчку в обвинении справедливой и поклялся через неделю подарить императору вторую корону, из золота и камней, конфискованных у лиц, упомянутых в обвинении.
   Нан приблизился к запертым воротам и закричал, что государь, согласившись с неотступными просьбами народа, подписал указ об аресте всех жителей осуйского квартала и конфискации их имущества, и что если осуйцы откроют ворота, то с ними обойдутся честно и дружелюбно, и отправят их женщин и детей домой, разрешив каждой женщине взять столько добра, сколько она сама весит, а если осуйцы ворот не откроют, то чиновники не смогут препятствовать народному гневу, и пусть их женщины и дети пеняют на своих мужей.
   После этой приветственной речи на стене появился Айр-Незим, в сопровождении короля Аннара и его сына Маленькой Куницы, и Айр-Незим сказал, что он, как верный подданный императора, готов не только открыть ворота, но и сию же минуту отправиться на плаху, крича "Да здравствует государь!" Но что Большой Совет Банка, пугаясь за безопасность квартала, велел ему нанять на защиту квартала варваров, которые окажутся при этом в Небесном Городе, и что вот эти двое, Аннар и Маленькая Куница, не пускают его открыть ворота.
   Нан закричал королю, правда ли это, и король отвечал, что он получил плату за защиту городка и считает, что лучше его воинам отработать эту плату, пав мертвыми на стенах, нежели открыть ворота и отдать золото обратно.
   Тогда Нан напомнил королю Аннару по прозвищу Сорочье Гнездо его сватовстве к императорской дочке и спросил, не кажется ли ему лучше оставить при себе первую плату, за охрану города, и получить от империи еще одну, за его сдачу. От этого предложения Сорочье Гнездо погрузился в раздумье, а Айр-Незим, напротив, пришел в страшное беспокойство. Наконец Сорочье Гнездо сказал, что он получил от Айр-Незима десять тысяч золотых, и, так как советник Нарай втрое более благороден, чем купец Айр-Незим, он хочет получить от советника Нарая втрое больше. Нан сказал, что посоветуется с правительством, и уехал. А толпа в это время швыряла в Айр-Незима и короля тухлыми овощами.
   Спустя три часа господин Нан вернулся, и закричал королю, что он посоветовался с правительством, и что правительство, уважая храбрость Сорочьего Гнезда, решило подарить ему тридцать тысяч золотых. На что Сорочье Гнездо ответил, что за это время купец Айр-Незим тоже предложил ему тридцать тысяч золотых, в знак уважения и дружбы, и, так как в советнике Нарае втрое больше благородства, он хочет получить от Нарая втрое больше золота. Нан сказал, что посоветуется с правительством, и уехал. А толпа в это время бросала в Айр-Незима и короля тухлыми овощами, и Айр-Незиму стоило немалого труда уговорить варваров не бросать в толпу копьями.
   Вечером господин Нан вернулся и сообщил, что государь поразмыслил над достоинствами господина Сорочье Гнездо, и решил подарить ему девяносто тысяч золотых. На что Сорочье Гнездо отвечал со стены, что он поговорил за это время с купцом Айр-Незимом, и купец Айр-Незим обещал ему девяносто тысяч золотых в знак уважения и дружбы, и, так как в господине Нарае втрое больше благородства, чем в Айр-Незиме, то с господина Нарая причитается сто восемьдесят тысяч золотых. Нан сказал, что посоветуется с правительством, и уехал.