Латынина Юлия Леонидовна. Вейская империя (Том 1-5)

   - У меня нет сдачи, - сказал хмуро продавец.
   - Знаешь нового судью десятой управы? - спросил банкир.
   - Я не знаю, а пятки мои с ним знакомы, - со вздохом сообщил продавец, которого неделю назад по приказу Нана били двадцать раз по пяткам за совершеннейшие пустяки.
   - Сегодня в полдень - сказал Айр-Незим, - молодой судья будет в часовне Исии-ратуфы, что у северного канала. Ваше дело - сделать так, чтобы он оттуда не вышел.
   - А с чего это молодой судья пойдет в такое скверное место?
   - Вы передадите ему, - сказал Айр-Незим, что один лесной человек хочет переговорить в часовне судьей относительно письма, которое тот разыскивает. Так и передадите: "Относительно письма".
   Продавец повертел бумажки, данные ему Айр-Незимом, и сказал:
   - Этот пирожок вам дешевле, чем за пять тысяч, никто не продаст.
   На лице Айр-Незима выразилось возмущение:
   - За такого маленького человека такие большие деньги!
   Они немного поторговались, и сошлись на том, что пирожок, заказанный Айр-Незимом, стоит шесть тысяч.
   "Вот ведь какое дело! - думал Айр-Незим через десять минут, наблюдая за разгрузкой баржи-губошлепа и рассеянно выслушивая причитания капитана через три дня этого человека будет убить легче, чем проглотить яйцо, а его, как назло, надо убить именно сегодня!"
   К полудню следующего дня множество чиновников было осведомлено об убийстве жены Андарза, но мало кто поспешил лично выразить свое соболезнование. Большинство ограничилось подарками, а иные и подарков не прислали. Зато народ собрался под стенами дворца благожелательной толпой, - множество людей в столице не любило Нарая за ущерб, причиненный имуществу или пяткам, но эти люди были совершенно неорганизованы, и принуждены молчать под напором маленького, но агрессивного меньшинства. Кроме того, послезавтра был день Пяти Гусениц. В этот день Андарз, по обыкновению, выдавал каждому кварталу и цеху определенную сумму на угощение, и устраивал особую еду для всех, кто приходил к его дворцу. Теперь толпа тревожилась, - будет угощение или нет; прошел слух, что отпуском денег на угощение заведовал как раз убитый любовник женщины, и что люди советника Нарая опечатали все его бумаги; рассказывали также, что Андарз от горя превратился в белого журавля и улетел в Голубые Горы. Люди заволновались за судьбу Андарза и угощения. Им казалось, что неопытный журавль пропадет в диких горах. Больше всего их возмущало, что ни один из высших чиновников не решился нанести Андарзу визит соболезнования.
   Поэтому, когда к полудню они увидели осуйского консула Айр-Незима и варварского короля Аннара, которые, в сопровождении слуг пробирались на конях между густой толпы, запрудившей площадь, они радостно закричали, а когда Аннар и Айр-Незим принялись кидать в толпу деньги, прямо-таки запрыгали от восторга.
   Обоих гостей почтительно провели в библиотеку. Андарз сидел в глубоком кресле, укутанный до подбородка каким-то покрывалом с васильковой опушкой и золотыми кисточками по нижнему краю. Стены были затянуты мягкими гобеленами, и Андарз рассеянно смотрел на один из них, - на гобелене были вышиты маленькие домики столицы, и над ними, подпоясанный каналом, возвышались сверкающие стены государева дворца: серебряные гуси, охраняющие дворец, били на стене крыльями, и два маленьких бога в вышине разворачивали над дворцом свиток.
   - Сколько народу, - сказал Айр-Незим, - сколько народу! Удивительная вещь - внимание народа. Оно преображает человека, как философский камень преображает металлы. Талант, если его знают тысячи, становится гением; предприниматель, если ему доверяют тысячи, становится миллионером, чиновник, если его обожают тысячи, может поменять местами небо и землю.
   - Не беспокойтесь, - сказал Андарз, - эти люди волнуются не за меня, а за праздничное угощение.
   - Огромная толпа, - покачал головой Айр-Незим. - Как бы в этой толпе после угощения не вспыхнул бунт!
   - У меня нет денег на угощение, - коротко сказал Андарз, - государь передал мои чахарские земли Мнадесу, а рудники в Лахаре переданы наместнику Иниссы. Так что если бунт и будет, то не в мою пользу.
   - Я могу ссудить вас деньгами на этакий праздник, - сказал Айр-Незим.
   - Вы вряд ли допроситесь своих денег назад у моей отрезанной головы. И мне нечего продавать, кроме своего государства.
   - Этот товар меня устроит, - сказал Айр-Незим.
   Тут Андарз слегка приподнял брови и стал разглядывать своего собеседника.
   - Дорогой консул, - ласково сказал Андарз, - вы забыли, где вы находитесь. Здесь вам не город Осуя, где ратуша стоит прямо посереди городской площади, для удобства народа, который имеет привычку выкидывать каждые четыре месяца магистратов из окошек. Поднять бунт в столице нетрудно, добиться чего-нибудь с его помощью - невозможно. Когда ворота дворца закрыты, даже таракан не пролезет внутрь.
   И в доказательство справедливости своих слов Андарз указал на гобелен с изображением дворца и богов, разворачивающих над дворцом свиток.
   - И наружу! - вскричал Айр-Незим, - и наружу! Вы не можете себе представить, господин Андарз, - как жутко мне было на этой злосчастной аудиенции: пока я не выскочил из ворот, я только и думал: "Сейчас нагонят! Сейчас арестуют!" И я очень хорошо себе представил, какая это страшная западня - дворец! Ведь мы, торговцы, не отличаемся храбростью. Ох, я даже собирался от испуга утопиться в ближайшем фонтане.
   И Рай Адан растопырил рукава и замахал ими так, что король Аннар, глядевший на него с недоумением, не мог удержаться от смеха.
   - Но ведь необязательно ходить во дворец через ворота, - сказал король Аннар. - Я слыхал, что во дворец ведут подземные ходы, и что господин Андарз заведовал их строительством.
   - Ходы давно занесло песком, - дернул губой Андарз, - уж в этом-то я, как начальник стройки, ручаюсь. Да и не помню я о них ни черта.
   - Вы не помните, - сказал Айр-Незим, - зато ваш эконом помнит отлично.
   - Мой эконом вчера уехал в Иниссу.
   - Думаю, - сладко сожмурился Айр-Незим, - что он уехал гораздо дальше. И на прощанье оставил мне вот это, - и с этими словами Айр-Незим помахал перед растерявшимся Андарзом планом подземных ходов.
   Андарз, догадывавшийся уже некоторое время, к чему идет разговор, стал белее яичной скорлупы.
   - Что вы хотите? - пробормотал он.
   - Господин Андарз! - развел руками Айр-Незим, - ведь бунт все равно вспыхнет! Обязательно вспыхнет, причем народ, со свойственной ему легкомыслием, будет, с одной стороны, бунтовать против Нарая, а с другой громить нашу слободу. И вот я подумал: эти народные бунты, все равно что печка в чистом поле, - сгорает много, а толку никакого. Почему бы не построить вокруг печки стены? Почему бы, пока народ бьет горшки, не забраться во дворец и не объяснить государю, что следует прислушиваться к голосу народа!
   На красивом лице императорского наставника появилось странное выражение.
   - Государя не тронем, - продолжал Айр-Незим, - Аннар женится на его дочке. Я составил список сторонников Нарая, подлежащих устранению, можете внести в него добавления. Как только народ узнает, что Нарай убит, он тут же расправится с его приспешниками. Каждому воину выдадите из казны по тысяче золотых, а Осуе возместите убытки в сумме пяти миллиардов.
   - Одного миллиарда, - сказал Андарз.
   - Да как вы смеете торговаться, - возмутился Айр-Незим. - Мы спасаем вашу голову, а вы проявляете неблагодарность! Мы бы и без вас могли проникнуть во дворец!
   - А на следующий день, - сказала Андарз, - после государственного переворота, произведенного варварами и осуйскими купцами, вся страна бы восстала против вас! Может быть, три сотни варваров и могут перерезать дворцовую стражу, но только мое имя привлечет на вашу сторону и население столицы, и одобрение высоких чиновников.
   Осуец надулся. Он знал, что он непопулярен в столице. Такова уж судьба торговца! Вот, допустим, чиновник посылает чиновнику подарок, - и оба они чувствуют взаимную дружбу. А вот, допустим, торговец посылает чиновнику деньги, - разве чиновник чувствует дружбу? Он чувствует: "Да эта бесчестная сволочь дает мне взятку! Как бы слупить с него еще?"
   - Как вы уверены! - сказал Андарз, - как вы уверены, что я соглашусь! Что я не явлюсь к императору, не покончу с собой наконец! Что вы тогда будете делать?
   - Господин Андарз, - мягко сказал осуец, - я действительно уверен в вас. Скоро вас арестуют. У вашего дворца очень большая толпа, но вы знаете, что в ней все меньше простых нищих и все больше воровских соглядатаев, которые караулят миг вашего ареста, чтобы быть здесь первыми после стражников? Вы знаете, что главы городских шаек уже спорят о том, как поддерживать порядок во время грабежа? А если вас арестуют, - мне бы хватило двух горстей золота, чтобы освободить вас, и я бы диктовал совсем другие условия освобожденному нами из тюрьмы Андарзу!
   - Дайте мне подумать, - сказал Андарз.
   - Э, нет, - возразил король Аннар, - надобно решать сейчас! Когда вам отрубят голову, решать будет поздно!
   Андарз опустил голову.
   - Поверьте мне, - вкрадчиво продолжал посланник, - мы осторожные люди! Если бы у Осуи был какой-нибудь другой выход, разве мы бы пошли на такое? Но у нас нет никакого выхода, и если мы не начнем действовать завтра, то послезавтра вас - арестуют, короля, благодаря интригам Нарая, перевыберут на Росомаху, а город Осуя, того и гляди, потеряет свободу!
   - Да помилуйте, - вдруг заорал Андарз, что вы так носитесь с этой свободой, как с яйцом? Чего эта свобода значит?
   - Свобода очень много значит, - обиделся посланник, - свобода значит, что я плачу налоги только в городскую казну, а при несвободе я буду платить еще и в казну империи.
   Андарз опустил голову. Он понимал, что его загнали, как ежа в кувшин. Притворно согласиться, и рассказать все государю? Невозможно, - в нынешнем своем состоянии государь не поверит, что это не Андарз был главным зачинщиком: откуда тогда взялся план подземных ходов? От Андарзова управителя? А кто, кроме Андарза, мог велеть ему составить план?
   План Айр-Незима безумен не был: и более удивительные вещи происходили с империей. Но что будет дальше? Дальше осуйские купцы будут хозяйничать по всей стране, варвары, от Чахара до Ламассы, будут жиреть данью и кровью, а он, Андарз - он будет стоять во главе декоративного правительства, единственным правом которого будет рубить столько голов неугодных Андарзу чиновников, сколько ему захочется. Андарз никогда особенно не думал о благе государства: это Нан незаметно заразил его дурной привычкой. Что бы посоветовал Нан?
   Андарз заглянул в лежащий перед ним список чиновников, подлежащих устранению: на последней странице было поспешно приписано имя Нана.
   - Чем это вам так насолил молодой судья? - справился Андарз.
   - Нана надо убить! - заявил Айр-Незим, - это соглядатай Нарая, любитель держать ноги в обеих стременах. Если хочешь остаться в живых в смутные времена, надо убивать по одному подозрению!
   "Он хочет устранить всех, кто способен управлять империей, а не только ее продавать, - вдруг подумал Андарз, - а меня он хочет оставить, я его устраиваю".
   - Хорошо, - сказал Андарз, - я согласен.
   Через полчаса, под восторженные крики толпы, из дома Андарза на палевой лошади выехал секретарь Теннак. Он подъехал к красному лаковому столбу для объявлений, и прямо поверх нового указа советника Нарая о запрете группировок, клик и больших семей, наклеил извещение господина Андарза: императорский наставник Андарз угощал народ в день Десяти Гусениц.
   В это время Шаваш, взъерошенный и немытый, сидел в комнатке Таси, у окна, и, подперев кулачками щеки, глядел на улицу. Свежее, пряное солнце рассыпалось о репчатые луковках веселых флигелей, утопающих в зелени, утренние торговки стучались в двери с рыбой и зеленью, и через реку победно изгибался мост, с черно-красной, как гусеница-пожарник, крышей, с ослепительно сверкающими на солнце красными лаковыми столбами, и трепещущими зонтиками лоточников, чистящих перышки в ожидании первой публики.
   Дверь отворилась, и вошла Тася с двумя кадушечками воды: от кадушечек пахнуло жаром, и пар вился над них горлышком.
   - Ну и влип я, - сказал Шаваш.
   - Да, - сказала Тася, выливая воду в большой медный таз, - точно влип. Андарзу скоро отрубят голову.
   - Ничего ему не отрубят голову, - сказал Шаваш, - это он отрубит голову Нараю.
   Тася изумилась и сказала:
   - Это хорошо.
   - Ничего хорошего, - вздохнул Шаваш, - потому что как только Андарза арестуют, Айр-Незим поднимет в городе бунт, а варвары в это время залезут во дворец по подземному ходу. И после этого Айр-Незим положит в ихний банк одну половинку страны, а варвары разграбят другую половинку, а Андарзу они разрешат воровать все, что осталось.
   - Откуда ты это узнал? - изумилась девица Тася.
   - Это не я узнал, - сказал Шаваш, - случайно это узнал господин Нан, а я был в это время неподалеку.
   - Вряд ли господин Нан допустит такую вещь, - сказала Тася, наверное, он уже у Нарая.
   - Нет, - сказал Шаваш, - господин Нан по уши запутан в осуйских взятках. Он делал дела еще почище, чем покойник Ахсай, только осторожней был. Если он донесет на Айр-Незима, он поедет на тот свет в одной с ним лодке. Этим людям все равно, что будет с государством, им бы лишь голова была цела и карман полон. Скорее всего Айр-Незим даст ему тысяч пятьдесят, да и возьмет в приспешники.
   Шаваш вздохнул и добавил:
   - Если бы мне дали тысяч пятьдесят, я бы тоже на многое согласился.
   - А Андарз об этом знает?
   Шаваш покрутил головой в знак неосведомленности.
   - Может быть, - предложила Тася, - рассказать все господину Андарзу? Наверняка ему будет неприятно, если он узнает, что варвары хотят схватить государя и разграбить город.
   - Нет, - отказался Шаваш, - Андарза такие соображения не всегда занимают. Неделю назад он ездил во храм молиться, "Наверное, господин Андарз молился о спасении государства" - говорит государю Ишнайя, а Андарз, живо обернувшись: "Ничуть, у меня болели зубы". Так что Андарза в этом деле взволнует только то, что он сможет отрубить головы Нараю и еще кое-кому, а сколько при этом голов отрубят варвары, его не очень-то заинтересует.
   Тут Тася с шумом вылила воду в кадушечку для купания.
   - Нет, - сказал Шаваш, - тут надо рассказать все другому человеку. Дай-ка мне, Тася, ту бумагу, что у тебя в коробке для притираний.
   Тася пошла за бумагой, а когда она вернулась, Шаваш уже фыркал в окутанной паром кадушечке, и лил себе на головы дымящийся кувшин. Выкупавшись и обсохнув, он переоделся в подобающее ему, как слуге Андарза, платье: в бархатные штанишки василькового цвета, и такого же цвета курточку с кружевом у воротника и серебряной вышивкой у рукавов. На ноги он одел мягкие, плетеные из полосок замши туфли, а на голову, - черную шапочку, из-под которой выбивались золотистые, чуть вьющиеся волосы мальчишки.
   Сунул бумагу за пазуху - и был таков.
   Утро только начиналось: румяный пекарь выставлял на окне свежие лепешки с отпечатанной на них печатью, свидетельствующей о государственной лицензии, - мясник поддувал козу, чтобы содрать с нее шкуру, и чернокнижник в дырявом халате громко извещал улицу, что он всего за два медяка готов наведаться на небо и произвести исправления в книге судьбы.
   Напротив кукольник раскладывал свой кожаный помост.
   - Господин Андарз затеял заговор против государя, - говорил кукольник стекавшейся толпа, - его жена об этом узнала, и он ее убил. Ничего, все это дойдет до государя!
   Никто из зрителей не возражал - у кукольника были прыгающие глаза казенного соглядатая.
   - А, - раздалось над ухом Шаваша, - вот ты-то мне и нужен!
   Шаваш оглянулся: Справа от него стоял лаковый столб для объявлений, и поверх казенного указа Нарая, о ношении бирок, висело известие о завтрашнем угощении, устраиваемом господином Андарзом. За столбом, радостно дивясь на объявление, стоял разбойник Свиной Зуб, который так нехорошо обошелся с Шавашем.
   - Ты-то мне и нужен, - продолжал Свиной Зуб, зацепив Шаваша лапой и радостно скалясь, - ты ведь знаешь судью Десятой Управы, Нана. Иди к нему и передай, что один лесной человек хочет переговорить с судьей относительно письма, которое тот разыскивает. Этот человек ждет его в полдень в часовне Исии-ратуфы, у северного канала. Так и передай: "Относительно письма".
   - Хорошо, - сказал Шаваш и побежал к десятой управе.
   Теперь он очень торопился: он чуть не опрокинул лепешечника с двумя коромыслами, полными лепешек с прозрачной сахарной корочкой, проскочил длинный красный лаковый мост, и припустился по широкой набережной, где торговцы и ремесленники уже разворачивали свои вредные зонтики. Задняя, выходящая на набережную, стена десятой управы была заперта: за стеной шелестели и пахли в казенном саду деревья, и сквозь них виднелась невысокое, с облупившейся синей башенкой здание управы, погруженное в утреннюю тень от вздымавшегося по соседству храма Парчового Бужвы.
   Кляня проклятых сторожей, которые запирают двери на час раньше и отпирают на час позже, Шаваш полетел дальше, туда, где за острым углом начинался прямой мощеный проход к передним улицам.
   Шаваш завернул за угол и замер: перед ним, расположившись полукругом, стояло двенадцать подростков. В правой руке подростки держали пальмовую ветку, на левой имели желтую повязку с надписью "Благоденствие государства". На них были аккуратные хлопчатые костюмы, и по этим костюмам Шаваш сразу понял, что это не какие-нибудь дети сапожников, а лицеисты из "Общества Тростниковых Стен", чистые чиновники пятнадцати лет.
   - Ты куда спешить? - спросил предводитель отряда, хорошенький мальчик лет пятнадцати.
   А другой обошел его со всех сторон и сказал:
   - Если ты из семьи чиновника, почему ты не в школе? Если ты из народа, то как ты смеешь носить атласную куртку и кружева на запястье. Кто твой отец?
   - Вор его отец, - сказал кто-то и дернул сзади Шаваша за кружево на воротнике.
   - У меня нет отца, - сказал Шаваш, - я раб господина Андарза.
   Изумление и отвращение изобразилось на лицах лицеистов. Слухи о распутстве Андарза среди них ходили самые невероятные. Шаваш услышал несколько непристойных шуток.
   - У меня нет отца, - повторил Шаваш, - он умер от голода и поборов в одном из поместий Андарза. В это время там был его секретарь Иммани: я бросился ему в ноги, умоляя простить семье долги. А Иммани велел оформить меня как недоимку и забрал в столицу. Этот Иммани чернокнижник и негодяй: в его флигеле не раз пропадали дети. Как-то он пришел ночью в комнату для слуг и понес меня к себе, а я стал царапаться и кусаться. Тогда он подговорил Андарза продать меня варварам, как будто я не свободный подданный императора! Сегодня ночью я сбежал от варваров и я клянусь, что у меня нет ни отца, ни жилья, ни родной души на свете, и варвары вот уже третий день меня не кормили и держали на веревке, вот, смотрите:
   И Шаваш, расстегнув кружевной воротничок, показал след от веревки, которую накинул на него вчера секретарь Иммани. Засим Шаваш, как был, в шелковых штанишках, повалился на землю.
   - Этот маленький развратник лжет нам! - заявил один из лицеистов, он ждет не дождется, чтобы сплести ноги со своим хозяином!
   Но предводитель, Лахар, напустил на него:
   - Как ты смеешь не верить человеку из народа! - закричал он, - народ всегда проявляет большую добродетель, чем продажные чиновники! Мы не можем оставить этого мальчишку в беде! Мы должны отвести его к советнику Нараю!
   По правде говоря, Шавашу не хотелось ни в темный колодец, ни в глубокий омут, ни к советнику Нараю, ни в какое другое подобное место, и он рассчитывал сбежать по дороге, но это оказалось не так-то легко: юные защитники справедливости защемили ему руки в маленькую лакированную колодку с надписью "общество тростниковых стен", и с торжеством поволокли за собой.
   Вскоре толпа детей прибежала к дворцовой управе советника Нарая: стражники почтительно расступились. "Ладно, - подумал Шаваш, стараясь унять дрожь, - какое дело господину Нараю до десятилетнего раба Андарза! Я даже в суде не имею права свидетельствовать! Велит разомкнуть колодку, и дать леща в зад!"
   Тут Шаваш поднял глаза: на веранде второго этажа стоял высокий худой старик в развевающемся, синем с золотом платье и шапке, опоясанной тремя рядами жемчужных нитей. Глаза старика, как раскаленные пятаки, там и прижгли Шаваша. За спиной старика что-то шептал лицеист. Нарай отдал негромкое распоряжение: через пять минут явились двое стражников и отволокли Шаваша в каменный мешок.
   13
   Через два часа - время, достаточное, чтобы испугаться и проголодаться, - Шаваш стоял в кабинете советника Нарая: ресницы мальчика дрожали от ужаса, и на мордочке Шаваша было потерянное выражение плотвички, которую кладут в суп.
   Нарай, откинув голову на подушки и полуприкрыв прозрачные куриные глаза, глядел на мальчишку. Нарай видел Минну, сводного брата государя, раз или два, но имел хорошую память и сразу заметил, что в мальчишке достаточно сходства с Минной, чтобы возбудить тоску и злобу государя. Заметил он и другое: мальчишка был старше Минны года на два и хрупок от недоедания в детстве: вечно жестокие чиновники угнетают крестьян; Минна же был просто деликатного сложения. Нарай тотчас понял, что Андарз не замышлял из мальчика самозванца, - иначе он бы нашел одногодка Минны. Нарай также понял, что государь, юноша мнительный, увидев мальчишку, будет поражен злонамеренным сходством.
   - Почему, - спросил всесильный советник, - Андарз принял тебя в число слуг?
   - Не знаю, господин, - испуганно проговорил Шаваш. Лицо его приняло довольно глупое выражение.
   - Время от времени, - сказал Нарай, кривя рот, - Андарз принимает в свой дом мальчиков, а потом они исчезают неведомо куда. Этот человек занимается гнусной магией: сначала развращает мальчиков, а потом гадает на их печени!
   - Ой, - сказал Шаваш, выкатив глазки, - что это вы такое говорите?
   - Приставал ли к тебе Андарз с гнусными домогательствами? Трогал ли за разные части, ходил ли с тобой в баню?
   Шаваш замялся.
   - Ну, что ты молчишь! Признавайся!
   Шаваш потупился и стыдливо прошептал:
   - Если по правде, господин, то не трогал, но как вам надо... то есть для блага государства...
   Нарай внезапно и визгливо расхохотался.
   - Значит, - сказал он, - ты готов подтвердить перед кем бы то ни было, что Андарз преследовал тебя гнусными домогательствами?
   Шаваш кивнул.
   - Одевал ли в одежду, достойную самого государя?
   - Да, - сказал Шаваш, - подарил мне этакую курточку с жемчужными рукавами.
   - Знаешь ли ты, чья это курточка?
   - Знаю, - прошептал Шаваш. - Минны, которого он убил.
   - Скажешь просто: Минны! Что он хотел при этом? Не говорил ли, что вот, мол, Минна пропал, но ты сойдешь и за Минну?
   - Ах, - сказал Шаваш, - господин Андарз такой человек, что сам Черный Бужва не может разобрать его мыслей; но однажды он сказал, что я много понятливей иных его учеников.
   - У императорского наставника, - сказал Нарай, усмехаясь, - был один ученик. - Этому ученику ты и повторишь андарзовы слова.
   Шаваш, белый, как исподняя сторона сыроежки, кивнул. Потом вдруг всплеснул руками и бухнулся советнику в ноги:
   - Господин Нарай! Сделайте милость!
   - Что такое, - удивился чиновник.
   - Я - учиться хочу! Я к Андарзу пришел, надеясь на учебу, а он учит меня, как кошка мышь... Возьмите меня в лицей Белого Бужвы! Я - ради блага государства...
   Растроганный чиновник поднял мальчишку.
   - Ладно, - сказал он, - но правильно ли я понял, что ты пришел к Андарзу, чтобы учиться, а тот вместо этого стал гоняться за тобой с гнусностями? А неделю назад ты пришел в ужас, увидев, как тот зарезал младенца и гадал по его печенке, и прибежал ко мне, ища защиты.
   - Точно так, - испуганно сказал Шаваш.
   Нан увел мальчишку, а советник Нарай остался сидеть в кресле, время от времени стряхивая пальцы. Встреча почему-то оставил в Нарае неопределенное ощущение гадливости. С чего бы? Андарз должен умереть, это человек бессовестный, враг Нарая. И мальчишка, - мальчишка мечтает о чине, как и полагается в юном возрасте, недаром сказано, что в стране великого света даже пастух может стать первым министром. Но... разве вот что, - чиновником становишься для того, чтобы блюсти справедливость. А этот мальчишка, - разве он будет блюсти справедливость? Выпороли его у Андарза, и за дело, небось, выпороли, - вот он и злится.
   Через час Нарай доложил государю:
   - Государь! Андарз намерен уехать с варварами и поднять мятеж, выставив кандидатом на престол самозванца под именем Минны! Он убил свою жену, пришедшую в ужас от его планов, но замыслы его легко обнаружить: покорнейше прошу вызвать изменника во дворец и послать за мальчиком, которого он неотступно держит при себе! Дети не умеют лгать, - я готов положиться на слова мальчишки!
   Государь расплакался и велел послать за Андарзом.
   Императорский посланец нашел Андарза в садовой беседке: тот сидел, раскрыв рот и глядя на озеро, и во взгляде его гонцу почудилось безумие. Во всяком случае, когда гонец объявил, что император желает его видеть, Андарз подергал губами и сказал:
   - Я себя нехорошо чувствую. Видать, объелся на вчерашнем обеде.
   Великий Вей! Разве в здравом уме можно так отвечать? Посланец в ужасе убрался.
   Прошло еще три часа: Андарз все так же сидел в беседке, а за ним на корточках сидел Теннак: варвар очень боялся, что хозяин что-нибудь над собой учинит. Только один раз Андарз пошевелился и велел сыскать Шаваша: но проклятый мальчика опять где-то, верно, ворон гонял. Вдруг в доме послышался шум, на дорожке замелькали факелы. Андарз повернул голову и растерялся: перед ним, на пороге беседки, в сером плаще, из-под которого виднелись квадратные носки сапожек, стоял государь.