Страница:
Когда рабби Мендл вырос и стал духовным руководителем ему было странно слушать стариков своего поколения – о чём они думали в детстве? Менделе ещё будучи ребёнком размышлял о смысле Творения, есть ли в нём логика и противоречия. Похоже уже тогда его мучил вопрос – в чём смысл его жизни? Несёт ли он в себе семена разрушения и небытия? Этот вопрос волновал его всю жизнь.
Однажды, когда мальчик немного подрос, его учитель повёл учеников гулять в зеленеющие поля, окружавшие местечко. Менделе был вместе с ними, но на обратном пути исчез. Он остался в поле, поднялся на вершины окрестных гор, и там будучи один начал плясать и петь: «Жаждет Тебя, моя душа, сердце моё и плоть моя радуются Тебе, живой Бог». Он много раз повторил: «сердце моё и плоть моя». Как будто это не рот пел и ноги танцевали, а само сердце хотело слиться с Неведомым, как будто пела сама плоть. Уже тогда жаждал он невиданной жаждой, уже тогда у него было желание постичь Источник Всего.
Менделе-подросток погрузил свой ум в безбрежный океан Талмуда. Его учителя отмечали его таланты и его быстрое и чёткое схватывание материала. Но были периоды когда во время рассмотрения какой-нибудь проблемы из Талмуда, Менделе зажмуривал глаза и уносился на крыльях своего воображения в другой мир, далеко стоящий от мира владельцев коровы и осла (много места в Талмуде уделяется именно этим вопросам). Однажды, во время того, как учитель в хедере (начальной религиозной школе) с возбуждением объяснял какую-то проблему в Талмуде, Менделе задал вопрос: – Когда наши предки шли по пустыне и ели манну, когда каждый получал своё пропитание в равной мере со всеми, – омер (единица объёма) на человека, – как они выполняли тогда заповедь благотворительности?
Учитель и другие ученики изумлённо посмотрели на него и ничего не ответили. Тогда ответил сам Менделе: – Наши предки осуществляли благотворительность в знаниях. Тот, у кого было больше знаний, делился с тем у кого их было меньше.
С раннего возраста на Менделе стоял знак притивоборства с окружающим. Он не был близок сверстникам, потому что его не интересовали их действия и игры. У него был всего лишь один друг, которому он поверял свои чувства и размышления.
Это был сын портного. Он также, как и Менделе был мечтателем, был склонен к уединению. Уже в раннем детстве начала проявляться его натура, его подход к жизни, который впоследствии сделает его рыцарем Истины.
Однажды в дом его отца, ворвалась разгневанная женщина, торговавшая на рынке. и пожаловалась на то, что Менделе перевернул её корзину с яблоками и рассыпал их по базару. Когда же отец спросил его зачем он это сделал. Менделе ответил, что когда он проходил мимо, то увидел, что эта женщина кладёт хорошие яблоки сверху, а гнилые прячет под ними. Менделе не мог перенести эту ложь, он подошёл и перевернул корзину на глазах у всех, чтобы никто не смел скрывать правду от глаз людей.
Странным мальчиком был Менделе, и странными были его поступки. Он не танцевал в кругу вместе со всеми, не участвовал в детских играх, не вступал в беседы детей. Обычно он убегал от своих сверстников в поля, распластывался на земле и смотрел на небо. Его глаза следили за облаками, проплывавшими над местечком, за Солнцем, садящимся за горизонт. Он любил карабкаться на окрестные горы, взбираться на их вершины и смотреть с большой высоты вниз, обозревая просторы. Смотреть с высоты на всё…
Ему нравилось очарование ночи. Он любил вслушиваться в звуки своих быстрых шагов, раздававшихся во время его прогулок в долгие зимние ночи.
Рабби Мендлу ещё не было 20 лет, внём боролись острый ум и бурные чувства. Дом его отца в Гураи и дом тестя в Томашове были полны светом Торы, исходившим из комнаты Гаона из Вильно рабби Элияу, проникавшим и сюда, в маленькие местечки Польши. Образ Гаона из Вильно витал в доме где родился и вырос Менделе. Этот образ требовал от молодого человека ни на минуту не раслабляться, не отрываться от учения.
И действительно, Менделе, который чрезвычайно почитал Гаона из Вильно, всё время погружался в глубокий и безбрежный океан Талмуда и его комментариев. Но буря, бушевавшая в сердце Менделе не успокаивалась во время изучения Талмуда. Он не нашёл там ответы на вопросы, волновавшие его душу. Наоборот, чем больше он учил Талмуд, тем больше возникало у него вопросов и сомнений.
Длинными зимними ночами Менделе уединялся в углу синагоги, от заката и до утра открытая книга лежала перед ним, но его мысли витали в других мирах, в мирах, которые недоступны описанию человеческой речью. Его наполняли вопросы о Тайнах Творения, Мироздания, тайны Начала, Космоса и его последних дней. Он весь старался быть слит с Тайной Бытия. Его душа не могла удовлетвориться простым изучением Талмуда, она жаждала Каббалы…
Хотя Менделе был ещё очень молод, один из богачей Томашова взял его себе в зятья. Не случайно был заброшен в это маленькое местечко старый хасид. В одну из ночей, когда они остались в синагоге вдвоём, старик открыл для Менделе мир хасидизма.
Он рассказал о свете, который спустил в наш мир Бааль-Шем Тов, об его учениках, о учениках его учеников, которые разносят свет Бааль-Шем Това, идя новым путём. Менделе внимательно слушал и словно свежим ветром обдуло его. Он умел рассазывать, – сказал Рабби Мендл о своём тесте, – а я умел слушать.
Надо сказать, что хасидизм возник как чисто каббалистическое течение. Это была первая попытка распространить Каббалу в самых широких массах. По непонятным для нас причинам хасидизм был встречен в штыки величайшим каббалистом Гаоном из Вильно.
Кстати, Гаон из Вильно получил известность именно как каббалист и лишь потом он стал известен и как большой знаток Талмуда и других частей Торы. Его противодействие хасидизму основывалось именно на разногласиях в вопросах Каббалы. Но повторяю, в чём именно заключались эти разногласия нам не понятно.
Сторонники простого, пресного изучения Торы, фактически втаптывающие Её в грязь подняли Виленского Гаона на свои знамёна и организовали настоящую травлю хасидов. Пережитки этой борьбы сохраняются по сей день. В те времена в Юго-Восточной Польше, где жил рабби Мендл, проходил самый настоящий фронт между хасидами и их противниками – митнагдим.
Были местечки, где преобладали хасиды (Томашов, Люблин), а были местечки, где заправляли митнагдим (Гураи). Как мы вскоре увидим, этот водораздел прошёл и по семье рабби Мендла – его отец был решительным противником хасидизма.
После этой беседы молодой Менделе отправился в Люблин, к великому каббалисту рабби Якову Ицхаку, которого называли «Провидец из Люблина», источнику хасидизма и раву равов в своём поколении.
Сияющий венец коронует голову рабби Якова Ицхака. Лучше всего передал его величие Рабби Ашер из Ропшиц, который сказал: – Приехавшему в Люблин к Провидцу казалось, что Люблин это Земля Израиля, двор синагоги – Иерусалим, сама синагога – Храмовая гора, Провидец – Святая Святых, а его голос – голос Шхины (Божественного отркровения).
Но рабби Мендл пришёл к Провидцу не как все хасиды, наполнявшие дороги, ведущие в Люблин. Его гнал духовный голод. Он знал, что просить у человека, которого он предназначил быть своим духовным учителем, Равом. Но то чего он хотел, он в Люблине не получил.
Не помогла та приязнь, которую проявил Провидец к нему с того самого момента, как Мендл переступил порог его комнаты, не помогла длинная беседа наедине, того чего лишь избранные удостаивались – ведь старый каббалист видел духовный потенциал юноши.
Рабби не приобрёл сердце Мендла, даже тогда, когда присоединил его, никому не известного парня, к группе своих избранных учеников, в которой были только лучшие из лучших, люди серьёзно учившие Каббалу. Все эти почести, которые Мендл получил от Провидца лишь ослабили его желание быть его хасидом. Не для того приехал он в Люблин, чтобы получать почести, а для того, чтобы найти Рабби.
Пребывание Мендла в Люблине, его контакты с Провидцем испортило его взаимоотношения с отцом. Отец Мендла, рабби Лейбуш, был ярый «митнагед», т.е. противник хасидизма и Каббалы. Он был чистым талмудистом и уделял всё внимание педантичному исполнению заповедей. Когда до него дошли слухи, что его сын стал на путь хасидизма, он немедленно отправился в Люблин и потребовал от Мендла, чтобы тот вернулся на старый, испробованный путь «классического» иудаизма (как его понимали противники хасидизма), т.е. путь пресного, схоластического изучения Талмуда, без понимания его внутреннего, каббалистического смысла, путь механического, бездумного, педантичного исполнения заповедей. Отец Мендла и ему подобные считали, что от такого пути вреда не будет, чего не скажешь о Каббале и новоявленном хасидизме. Но Мендл жёстко возразил: – Разве не написано в Торе: "Это Бог мой, и я Его, Бог моего Отца и Его восхвалю я". Человек должен сначала сказать: "Это Бог мой, и только после этого он может восхвалить Бога отца своего…"
Рабби Мендл хотел постичь Творца своим собственным путём, а не путём, доставшимся ему по наследству. Провидец буквально излучал возможность постижения Творца, он был готов поделиться этой возможностью с каждым, но Рабби Мендл не хотел ничего готового, никакого проложенного пути. Он хотел постичь Творца по-своему, своими силами. Он не хотел света, полученного по наследству, он хотел обрести свой собственный, внутренний свет. Он искал рава, который не даст ему готовое, а поможет найти дорогу, подходящую для его, и только его, души.
Рабби Лейбуш который всегда считал, что его сын станет великим, содрогнулся от такого дерзкого ответа Мендла. Он подумал немного и спросил: – Ну, Мендл, нашёл ли ты свой путь здесь, в Люблине?
– Никогда человек не достигнет своей цели, если не будет к ней идти. Прежде всего он должен идти, идти искать учителя, идти и искать путь в жизни, идти и выйти из рутины. Даже если не смог найти того, чего искал – сам путь становится для него оплатой…
Так же как он не был в восторге от рава, так же ему не очень нравились его друзья в Люблине. Они шли по течению, делали всё то, что им говорил рав – и это было против самой сущности Мендла. У них всё было просто и гладко: «Так делает рабби» – раз так делает рабби – значит всё нужно делать только так. Но рабби Мендл родился для непрерывного поиска, и этот поиск всегда был связан с сомнениями.
Уже в Люблине рабби Мендл почувствовал, что он не такой как все. Не то, чтобы он был выше или ниже других – он был другой. Корень его души был другим. Это ощущение оказало главное влияние на формирование его личности, и привело к освобождению от рамок, привычных для всех, к прокладыванию своей собственной дороги. Ощущение того, что он отличается от других, прошло несколько этапов развития, пока не достигло пика своего развития на 53-ем году жизни, когда он закрылся в одиночестве.
Старый каббалист Провидец сразу увидел с кем он имеет дело, уже во время их первой встречи он сказал Мендлу: – Мендл, твой путь ведёт к меланхолии и он не нрвится мне!
В дерзком ответе чётко проявляется одна из главнейших черт личности рабби Мендла – абсолютная независимость. Так ответил никому неизвестный парень всеми уважаемому раву-каббалисту: – Если путь, который я избрал, нравится мне, почему бы мне не идти по нему, неужели только потому, что он не нравится Вам, уважаемый рав?!
Будучи человеком совершенно независимым, рабби Мендл, не боялся, что его путь не понравится другим, пусть даже самым великим и достойным. Этому же он учил и своих учеников, когда сам стал равом.
Уже в молодые годы было видно, что у рабби Мендла есть огромные стремления, как и положено человеку, рождённому быть вождём. Его товарищи в Люблине скоро обратили внимание на то, что Мендл старается отдалиться от других, что он часто исчезает и уединяется. Один товарищ однажды спросил его: – Почему ты уединяешься? Ты хочешь быть вторым Бааль-Шем Товом?
Рабби Мендл нисколько не смутился и сразу ответил: – Точно! Разве не может появиться новый Бааль-Шем Тов, даже более великий, чем первый? Разве запрещено достигать его уровень?
Рабби Мендл был тогда всего лишь 20-летним парнем, но уже тогда он думал о том, чтобы достичь уровня Бааль-Шем Това. Он уже видел в себе силы не только достичь этот уровень, но и подняться выше.
Мятежная душа рабби Мендла, похоже, не смогла укорениться на почве добропорядочного Люблина. Тем не менее, один из лучших учеников Провидца, рабби Яков Ицхак, очень понравился рабби Мендлу уже во время их первой встречи. Рабби Якова Ицхака все называли «Святой Йегуди из Пшиски», потому что он взвалил на себя огромную ношу духовной работы.
Йегуди – происходит от слова «йихуд» – соединение, слияние – имеется в виду соединение человека с Творцом. Поэтому неправильно переводить слово Йегуди как еврей, происходящее от слово «эвэр» – «из-за» реки. Так называли Авраама жители Израиля, потому что он пришел к ним из Месопотамии, из-за реки.
Позже рабби Мендл рассказывал о своей первой встрече с «Йегуди»: – Когда я пришёл первый раз к «Йегуди», он сказал мне «шалом» и продолжил: "Мендл, помни, что сказал величайший мудрец: «Счастлив, взваливший на себя ярмо с отрочества». Эти слова глубоко запали мне в сердце.
Взвалить на себя тяжёлую ношу – эта идея очень подходила рабби Мендлу, действительно, рабби Мендл взвалил на себя тяжесть всего мира, он страдал страданиями всего мира и эти страдания не давали ему покоя всю его жизнь.
Так Мендл выбрал себе Рава, по этому же принципу он выбирал себе учеников, когда сам стал равом. Он не терпел учеников, которые искали себе рава, который гладил бы их по головке. Рабби Мендл выбирал тех, кто также как и он, был готов взвалить себе на плечи весь мир.
Личность рабби Якова Ицхака «Йегуди», его образ жизни, его учение – всё это пришлось по душе рабби Мендлу. Он почувствовал подлинное родство душ с «Йегуди». Здесь, у рабби Якова Ицхака Мендл научился правильной пропорции между «работой в сердце» и работой разума" – пропорции между чувством и знанием. Новые друзья в Пшиске тоже пришлись по душе Мендлу. Это была группа лучших из лучших – у всех блестящий ум, все дерзкие, самостоятельные в решениях, знающие. Здесь были рабби Моше Аарон (Гаон из Котна), рабби Давид Ицхак из Пиотракова, рабби Ицхак, впоследствии ставший рабби из Верки, который был близок рабби Мендлу как брат, но в то же время их мировозрения были противоположны; рабби Ханох Гейнех, впоследствие ставший рабби из Александра. Здесь же Мендл встретил своего будущего рава – Симху Бунима, большого знатока Торы, человека с острым, критическим умом. Он был старше Мендля на 22 года. Тогда же и возникла между ними прочная связь, продолжавшаяся до самой смерти рабби Бунима.
В те времена, когда Мендл был ещё новичком в царстве хасидизма, его друг рабби Ицхак вернулся от праведника из Чернобыля. Мендл спросил его: – Что ты там видел, в Чернобыле? Рабби Ицхак ответил ему: – Я видел там стол Бааль-Шем Това (т.е. ему открылся путь Бааль-Шем Това).
Мендл сказал ему: – Ты видел стол, которому приблизительно сто лет (со времени кончины Бааль Шем Това), а наш ребби из Пшиски показывал нам стол, которому около 6000 лет. Он показывал нам стол Творца – Небо и Землю и Того, кто сотворил их…
Атмосфера у «Йегуди» была иной, чем у «Провидца из Люблина»: здесь, в отличие от Люблина, не витали в облаках, здесь не были слышны рассказы о чудесах. Ученики не считали своего рава чудотворцем. Они дали ему имя «Золотой колос», подчеркнув этим, что ожидают от него не чудес, а совсем другого – что его действия будут чисты, подобно тому как золото чисто от примесей. Мысли рава должны быть чистыми, без греха, как золотой колос, в котором все чисто от примесей.
Однажды, в один из зимних дней по пути из Томашова в Пшиску, Мендл встретил телегу, полную хасидов. Он сел на эту телегу и уселся между ними. Мороз в этот день был страшен, а в кармане – ни гроша. Не сказав никому ни слова, Мендл сошёл с телеги на одной из промежуточных остановок и вскоре вернулся с бутылкой водки в руке, но без пальто. Из-за безденежья продал он пальто, подаренное ему богатым тестем, и купил вместо неё водку, чтобы развеселить сердца замёрзших хасидов, едущих к своему Ребе.
Пшиска была школой для достижения полноты развития человеческой души. Именно здесь рабби Мендл осознал, какие вещи бьют по человеческой сущности. Прежде всего «Йегуди» научил его не считаться с желаниями тела. Он слышал, как Рабби как-то раз назвал тело: «Мой большой враг», враг изощрённый, стоящий на пути развития души человека. Одним из важнейших условий для продвижения духа человека вперёд считалось пренебрежение желаниями тела.
И ещё одно правило рабби Мендл твёрдо выучил в Пшиске – никто другой не должен знать о твоём духовном уровне. Поведение, хорошее действие – всё должно быть скрыто от глаз посторонних. В особенности духовный подъём. «Йегуди» учил своих учеников: – Также как известность вредна в нашем мире, так же она вредна и в мире духовном.
Это не значит, что человек должен отделиться от своих товарищей, чтобы они не могли обсуждать его. Напротив, человек должен быть связан с другими людьми, помогать им, но внутренне, духовно он должен быть удалён от всех. «Йегуди» учил своих учеников мудрости быть одновременно и внутри группы, и вне её. Даже внутри группы не должно быть никакого фактора, влияющего на самостоятельное мировоззрение человека.
Во дворе «Йегуди» ходило высказвание: – Если ты можешь показать себе фигу, покажи её всему миру! Человек, чья самокритика и самоконтроль достигли высокого уровня, может не считаться с мнением других. В Пшиске поняли значение намерения (каваны) в действии. Внешнее, механическое исполнение заповеди, исполнение без правильного намерения – ущербно. Заповедь без правильного намерения – как тело без души. Действие, исполнение заповеди это лишь внешнее проявление желания человека. «Заповедь – это сосуд, намерение это суть, наполняющая его».
Из этого следует выход за пределы принятых рамок в отношении молитвы. Существует чёткое время для каждой молитвы. А что делать если человек внутренне не готов к ней? – Можно отложить молитву до того момента, когда душа будет готова к ней. Главное – это молитва в сердце, которой не нужны слова. Поэтому хасиды Пшиски опаздывали на молитвы, но если они уже начинали молиться – то это была настоящая молитва – «вся моя сущность говорит», т.е. всё их существо молилось – но прежде всего у них было намерение, цель. «Святой Йегуди» говорил: – Если молящегося рубят мечом и он чувствует боль, то его молитва не стоит ничего!
Связь между действием (исполнением заповеди) и намерением объянил рабби Мендлу однажды рабби Ханох Гейнех из Александра: – Мендл, до того как мы пришли к «Йегуди», мы спрашивали себя: «Что освящает Субботу? Меховая шапка, одеваемая в этот день? Мы чувствуем дух Субботы в ней? Субботний пирог, который мы едим?» Но когда мы пришли в Пшиску, мы поняли истинную сущность Субботы: не внешние действия являются сутью Субботы, а его внутренняя наполненность, т.е. слияние наших мыслей с Тем, кто дал нам Субботу.
Ещё одну важную вещь выучил рабби Мендл в Пшиске. «Йегуди» говорил своим ученикам, что у праведника каждую ночь исчезают всё постижение, которое он приобрёл в течении дня и он падает со своего духовного уровня. Ночь, с точки зрения Каббалы, это духовное падение, отсутствие света – обязательный этап в развитии человека. Также как природа обновляется каждый день, так и человек должен начать новый день как бы сначала, чтобы достичь свой вчерашний уровень. привычки непостоянны. «Сегодня» – это не продолжение «вчера» – это нечто совершенно новое. Каждый день это новое творение. Если стремление души, с помощью которого он достиг вчерашнего духовного уровня, не возобновляется сегодня, то и вчерашнее достижение отрезается от естественной подпитки и исчезает. Отсюда постоянное стремление к обновлению.
Как только рабби Мендл получил от своего рава основы его учения, он немедленно, ещё в Пшиске, начал прокладывать свой собственный путь. Уже здесь он отошёл от рутины. Его молитва была беззвучной, она рвалась изнутри, из глубин сердца и ей не нужны были слова, сотрясения воздуха. Во время смертельной болезни, которая унесла «Святого Йегуди», его ученики истово молились, они наполнили звуком Небо и Землю. Лишь рабби Мендл стоял на своём месте, смотрел в одну точку – и молчал…
Потом рабби Мендл сам рассказывал о том случае своему ученику рабби Ханоху Гейнеху из Александра: – Все ученики говорили Псалмы. Я же стоял рядом с печкой и молчал. Ко мне подошёл рабби Буним и спросил: «Почему ты так сильно требуешь»?
Рабби Мендл требовал от Творца не с помощью слов, а с помощью молчания. Рабби Мендлу было 27 лет, когда умер его первый рав – «Святой Йегуди». Это было в 1814…
После кончины своего рава Мендл погрустнел. «Йегуди» открылся ему во сне и утешил его в трауре: «Не волнуйся, я был тебе равом при жизни, я буду тебе равом ипосле смерти». Но ученик, чья душа была слита с душой рава при жизни ответил: «Я не хочу иметь мёртвого рава, рава из того мира…»
В страхе проснулся рабби Мендл, с бурей в сердце пошёл посреди ночи в синагогу. Там он нашёл нескольких своих товарищей. Вдруг к нему подошёл рабби Симха Буним и сказал: – Рабби больше нет, но он оставил нам трепет перед Творцом. Знай, Мендл, что трепет перед Творцом нельзя спрятать в табакерку. Там где слышны слова Рабби, там он и находится… Мысли его, слова, которым он нас учил – это сам Рабби, его внутренняя сущность, без тени материальности.
Осиротевшее место в Пшиске недолго оставалось пустым. Ученики посадили на него самого великого своего товарища – Рабби Симху Бунима. Ещё при жизни Рава, все знали, что рабби Буним – старший среди учеников. Он был известен как человек образованный, знающий много языков, дипломированный фармацевт, купец из Данцига. Но друзья знали, что это лишь маска, за которой скрывается совершенно другой человек – великий каббалист. Рабби Буним хорошо постиг науку маскировки, которой учил его Рав. «Йегуди» называл его: «Остриё моего сердца». Под этими словами он имел в виду, что это был единственный ученик, который смог проникнуть в глубины его учения. Рабби Буним научил свой внутренний глаз и своё внутреннее ухо видеть и слышать то, что ускользает от обычных, внешних глаз и ушей.
Однажды рабби Буним вместе со своими учениками ехал в телеге. Лучи заходящего солнца окрасили всё в красный цвет. Они увидели издалека хижину и остановились помолиться. Зайдя в хижину, они увидели, что та полуразрушена. Один из хасидов сказал, что не следует молится в этой развалюхе, и что недалеко отсюда есть просторный постоялый двор и там молиться гораздо лучше.
Все быстро сели на телегу и поспешили к этому постоялому двору. Рабби Буним ехал в телеге и размышлял, через некоторое время он сказал: – Я слышу голос прорывающийся из той несчастной хижины. Знайте, что её стены предстали пред Небесным Судом, и их спрашивают, почему мы пренебрегли ими… Они вернулись в ту хижину и с воодушевлением помолились там.
Новый бейт-мидраш рабби Бунима стал прямым продолжением дела «Йегуди», его мировоззрения. Рабби Буним, разумеется добавил и новое к основам, которые заложил его великий Рав. Из бейт-мидраша рабби Бунима был полностью выброшен культ авторитетов. Ученики видели в своём новом Раве дерзкого вождя и воспитателя, прорубающего дорогу себе и готовящего учеников идти вслед за ним. Его авторитет основывался на совершенно других началах, чем у других хасидских адморов. Ученики из Пшиски бывало гоаорили: – Наш рав может извлечь душу из тела, очистить её от грязи – и вернуть её. уже чистую на своё место.
Рабби Буним отказался от масс. Он предпочёл находиться среди небольшой группы отборных молодых учеников, интересующихся только духовным, тех, которые могли отбросить заботу о материальном. Для простых, обычных людей не было места в Пшиске рабби Бунима. член группы должен быть умным, с полётом мысли и знающим. Все эти способности чётко выделялись в личности рабби Мендла и все признали в нём главного в группе учеников.
Рабби Буним тоже ценил величие этого своего ученика. Как-то раз, во время пасхального седера рабби Буним сидел за своим столом в окружении своих лучших учеников. Но прежде, чем начать седер, рабби выбрал один из кубков, которые стояли перед ним на столе, поднял его и сказал: – Этот кубок принадлежит человеку у которого ум самый большой из всех нас! – встал и поставил кубок возле места, где сидел рабби Мендл.
Надо сказать, что под «умом» рабби Буним, как и все каббалисты, подразумевал совершенно другое, чем простое значение этого слова. С точки зрения Каббалы слова «ум», «разум» обозначается способность человека постигать духовное, с постижением Творца, а не способоность человека быстро и глубоко думать.
Перед тем, как посвятить своего ученика в тайны своих мыслей, рабби Буним объяснил, что такое тайная Тора (Каббала), которую он получил от своего Рава: – Знаешь ли ты, что такое тайна? Тайна – это то, что открыто говорят всем, но никто не слышит, кроме человека, которому она предназначена
Однажды, когда мальчик немного подрос, его учитель повёл учеников гулять в зеленеющие поля, окружавшие местечко. Менделе был вместе с ними, но на обратном пути исчез. Он остался в поле, поднялся на вершины окрестных гор, и там будучи один начал плясать и петь: «Жаждет Тебя, моя душа, сердце моё и плоть моя радуются Тебе, живой Бог». Он много раз повторил: «сердце моё и плоть моя». Как будто это не рот пел и ноги танцевали, а само сердце хотело слиться с Неведомым, как будто пела сама плоть. Уже тогда жаждал он невиданной жаждой, уже тогда у него было желание постичь Источник Всего.
Менделе-подросток погрузил свой ум в безбрежный океан Талмуда. Его учителя отмечали его таланты и его быстрое и чёткое схватывание материала. Но были периоды когда во время рассмотрения какой-нибудь проблемы из Талмуда, Менделе зажмуривал глаза и уносился на крыльях своего воображения в другой мир, далеко стоящий от мира владельцев коровы и осла (много места в Талмуде уделяется именно этим вопросам). Однажды, во время того, как учитель в хедере (начальной религиозной школе) с возбуждением объяснял какую-то проблему в Талмуде, Менделе задал вопрос: – Когда наши предки шли по пустыне и ели манну, когда каждый получал своё пропитание в равной мере со всеми, – омер (единица объёма) на человека, – как они выполняли тогда заповедь благотворительности?
Учитель и другие ученики изумлённо посмотрели на него и ничего не ответили. Тогда ответил сам Менделе: – Наши предки осуществляли благотворительность в знаниях. Тот, у кого было больше знаний, делился с тем у кого их было меньше.
28.6 Случай с яблоками
С раннего возраста на Менделе стоял знак притивоборства с окружающим. Он не был близок сверстникам, потому что его не интересовали их действия и игры. У него был всего лишь один друг, которому он поверял свои чувства и размышления.
Это был сын портного. Он также, как и Менделе был мечтателем, был склонен к уединению. Уже в раннем детстве начала проявляться его натура, его подход к жизни, который впоследствии сделает его рыцарем Истины.
Однажды в дом его отца, ворвалась разгневанная женщина, торговавшая на рынке. и пожаловалась на то, что Менделе перевернул её корзину с яблоками и рассыпал их по базару. Когда же отец спросил его зачем он это сделал. Менделе ответил, что когда он проходил мимо, то увидел, что эта женщина кладёт хорошие яблоки сверху, а гнилые прячет под ними. Менделе не мог перенести эту ложь, он подошёл и перевернул корзину на глазах у всех, чтобы никто не смел скрывать правду от глаз людей.
Странным мальчиком был Менделе, и странными были его поступки. Он не танцевал в кругу вместе со всеми, не участвовал в детских играх, не вступал в беседы детей. Обычно он убегал от своих сверстников в поля, распластывался на земле и смотрел на небо. Его глаза следили за облаками, проплывавшими над местечком, за Солнцем, садящимся за горизонт. Он любил карабкаться на окрестные горы, взбираться на их вершины и смотреть с большой высоты вниз, обозревая просторы. Смотреть с высоты на всё…
Ему нравилось очарование ночи. Он любил вслушиваться в звуки своих быстрых шагов, раздававшихся во время его прогулок в долгие зимние ночи.
28.7 Рабби Мендл ищет духовного руководителя. На распутье…
Рабби Мендлу ещё не было 20 лет, внём боролись острый ум и бурные чувства. Дом его отца в Гураи и дом тестя в Томашове были полны светом Торы, исходившим из комнаты Гаона из Вильно рабби Элияу, проникавшим и сюда, в маленькие местечки Польши. Образ Гаона из Вильно витал в доме где родился и вырос Менделе. Этот образ требовал от молодого человека ни на минуту не раслабляться, не отрываться от учения.
И действительно, Менделе, который чрезвычайно почитал Гаона из Вильно, всё время погружался в глубокий и безбрежный океан Талмуда и его комментариев. Но буря, бушевавшая в сердце Менделе не успокаивалась во время изучения Талмуда. Он не нашёл там ответы на вопросы, волновавшие его душу. Наоборот, чем больше он учил Талмуд, тем больше возникало у него вопросов и сомнений.
Длинными зимними ночами Менделе уединялся в углу синагоги, от заката и до утра открытая книга лежала перед ним, но его мысли витали в других мирах, в мирах, которые недоступны описанию человеческой речью. Его наполняли вопросы о Тайнах Творения, Мироздания, тайны Начала, Космоса и его последних дней. Он весь старался быть слит с Тайной Бытия. Его душа не могла удовлетвориться простым изучением Талмуда, она жаждала Каббалы…
Хотя Менделе был ещё очень молод, один из богачей Томашова взял его себе в зятья. Не случайно был заброшен в это маленькое местечко старый хасид. В одну из ночей, когда они остались в синагоге вдвоём, старик открыл для Менделе мир хасидизма.
Он рассказал о свете, который спустил в наш мир Бааль-Шем Тов, об его учениках, о учениках его учеников, которые разносят свет Бааль-Шем Това, идя новым путём. Менделе внимательно слушал и словно свежим ветром обдуло его. Он умел рассазывать, – сказал Рабби Мендл о своём тесте, – а я умел слушать.
Надо сказать, что хасидизм возник как чисто каббалистическое течение. Это была первая попытка распространить Каббалу в самых широких массах. По непонятным для нас причинам хасидизм был встречен в штыки величайшим каббалистом Гаоном из Вильно.
Кстати, Гаон из Вильно получил известность именно как каббалист и лишь потом он стал известен и как большой знаток Талмуда и других частей Торы. Его противодействие хасидизму основывалось именно на разногласиях в вопросах Каббалы. Но повторяю, в чём именно заключались эти разногласия нам не понятно.
Сторонники простого, пресного изучения Торы, фактически втаптывающие Её в грязь подняли Виленского Гаона на свои знамёна и организовали настоящую травлю хасидов. Пережитки этой борьбы сохраняются по сей день. В те времена в Юго-Восточной Польше, где жил рабби Мендл, проходил самый настоящий фронт между хасидами и их противниками – митнагдим.
Были местечки, где преобладали хасиды (Томашов, Люблин), а были местечки, где заправляли митнагдим (Гураи). Как мы вскоре увидим, этот водораздел прошёл и по семье рабби Мендла – его отец был решительным противником хасидизма.
После этой беседы молодой Менделе отправился в Люблин, к великому каббалисту рабби Якову Ицхаку, которого называли «Провидец из Люблина», источнику хасидизма и раву равов в своём поколении.
28.8 В Люблине у «Провидца»
Сияющий венец коронует голову рабби Якова Ицхака. Лучше всего передал его величие Рабби Ашер из Ропшиц, который сказал: – Приехавшему в Люблин к Провидцу казалось, что Люблин это Земля Израиля, двор синагоги – Иерусалим, сама синагога – Храмовая гора, Провидец – Святая Святых, а его голос – голос Шхины (Божественного отркровения).
Но рабби Мендл пришёл к Провидцу не как все хасиды, наполнявшие дороги, ведущие в Люблин. Его гнал духовный голод. Он знал, что просить у человека, которого он предназначил быть своим духовным учителем, Равом. Но то чего он хотел, он в Люблине не получил.
Не помогла та приязнь, которую проявил Провидец к нему с того самого момента, как Мендл переступил порог его комнаты, не помогла длинная беседа наедине, того чего лишь избранные удостаивались – ведь старый каббалист видел духовный потенциал юноши.
Рабби не приобрёл сердце Мендла, даже тогда, когда присоединил его, никому не известного парня, к группе своих избранных учеников, в которой были только лучшие из лучших, люди серьёзно учившие Каббалу. Все эти почести, которые Мендл получил от Провидца лишь ослабили его желание быть его хасидом. Не для того приехал он в Люблин, чтобы получать почести, а для того, чтобы найти Рабби.
28.9 Это Бог мой
Пребывание Мендла в Люблине, его контакты с Провидцем испортило его взаимоотношения с отцом. Отец Мендла, рабби Лейбуш, был ярый «митнагед», т.е. противник хасидизма и Каббалы. Он был чистым талмудистом и уделял всё внимание педантичному исполнению заповедей. Когда до него дошли слухи, что его сын стал на путь хасидизма, он немедленно отправился в Люблин и потребовал от Мендла, чтобы тот вернулся на старый, испробованный путь «классического» иудаизма (как его понимали противники хасидизма), т.е. путь пресного, схоластического изучения Талмуда, без понимания его внутреннего, каббалистического смысла, путь механического, бездумного, педантичного исполнения заповедей. Отец Мендла и ему подобные считали, что от такого пути вреда не будет, чего не скажешь о Каббале и новоявленном хасидизме. Но Мендл жёстко возразил: – Разве не написано в Торе: "Это Бог мой, и я Его, Бог моего Отца и Его восхвалю я". Человек должен сначала сказать: "Это Бог мой, и только после этого он может восхвалить Бога отца своего…"
Рабби Мендл хотел постичь Творца своим собственным путём, а не путём, доставшимся ему по наследству. Провидец буквально излучал возможность постижения Творца, он был готов поделиться этой возможностью с каждым, но Рабби Мендл не хотел ничего готового, никакого проложенного пути. Он хотел постичь Творца по-своему, своими силами. Он не хотел света, полученного по наследству, он хотел обрести свой собственный, внутренний свет. Он искал рава, который не даст ему готовое, а поможет найти дорогу, подходящую для его, и только его, души.
Рабби Лейбуш который всегда считал, что его сын станет великим, содрогнулся от такого дерзкого ответа Мендла. Он подумал немного и спросил: – Ну, Мендл, нашёл ли ты свой путь здесь, в Люблине?
– Никогда человек не достигнет своей цели, если не будет к ней идти. Прежде всего он должен идти, идти искать учителя, идти и искать путь в жизни, идти и выйти из рутины. Даже если не смог найти того, чего искал – сам путь становится для него оплатой…
Так же как он не был в восторге от рава, так же ему не очень нравились его друзья в Люблине. Они шли по течению, делали всё то, что им говорил рав – и это было против самой сущности Мендла. У них всё было просто и гладко: «Так делает рабби» – раз так делает рабби – значит всё нужно делать только так. Но рабби Мендл родился для непрерывного поиска, и этот поиск всегда был связан с сомнениями.
Уже в Люблине рабби Мендл почувствовал, что он не такой как все. Не то, чтобы он был выше или ниже других – он был другой. Корень его души был другим. Это ощущение оказало главное влияние на формирование его личности, и привело к освобождению от рамок, привычных для всех, к прокладыванию своей собственной дороги. Ощущение того, что он отличается от других, прошло несколько этапов развития, пока не достигло пика своего развития на 53-ем году жизни, когда он закрылся в одиночестве.
Старый каббалист Провидец сразу увидел с кем он имеет дело, уже во время их первой встречи он сказал Мендлу: – Мендл, твой путь ведёт к меланхолии и он не нрвится мне!
В дерзком ответе чётко проявляется одна из главнейших черт личности рабби Мендла – абсолютная независимость. Так ответил никому неизвестный парень всеми уважаемому раву-каббалисту: – Если путь, который я избрал, нравится мне, почему бы мне не идти по нему, неужели только потому, что он не нравится Вам, уважаемый рав?!
Будучи человеком совершенно независимым, рабби Мендл, не боялся, что его путь не понравится другим, пусть даже самым великим и достойным. Этому же он учил и своих учеников, когда сам стал равом.
28.10 Счастлив, взваливший на себя ярмо
Уже в молодые годы было видно, что у рабби Мендла есть огромные стремления, как и положено человеку, рождённому быть вождём. Его товарищи в Люблине скоро обратили внимание на то, что Мендл старается отдалиться от других, что он часто исчезает и уединяется. Один товарищ однажды спросил его: – Почему ты уединяешься? Ты хочешь быть вторым Бааль-Шем Товом?
Рабби Мендл нисколько не смутился и сразу ответил: – Точно! Разве не может появиться новый Бааль-Шем Тов, даже более великий, чем первый? Разве запрещено достигать его уровень?
Рабби Мендл был тогда всего лишь 20-летним парнем, но уже тогда он думал о том, чтобы достичь уровня Бааль-Шем Това. Он уже видел в себе силы не только достичь этот уровень, но и подняться выше.
Мятежная душа рабби Мендла, похоже, не смогла укорениться на почве добропорядочного Люблина. Тем не менее, один из лучших учеников Провидца, рабби Яков Ицхак, очень понравился рабби Мендлу уже во время их первой встречи. Рабби Якова Ицхака все называли «Святой Йегуди из Пшиски», потому что он взвалил на себя огромную ношу духовной работы.
Йегуди – происходит от слова «йихуд» – соединение, слияние – имеется в виду соединение человека с Творцом. Поэтому неправильно переводить слово Йегуди как еврей, происходящее от слово «эвэр» – «из-за» реки. Так называли Авраама жители Израиля, потому что он пришел к ним из Месопотамии, из-за реки.
Позже рабби Мендл рассказывал о своей первой встрече с «Йегуди»: – Когда я пришёл первый раз к «Йегуди», он сказал мне «шалом» и продолжил: "Мендл, помни, что сказал величайший мудрец: «Счастлив, взваливший на себя ярмо с отрочества». Эти слова глубоко запали мне в сердце.
Взвалить на себя тяжёлую ношу – эта идея очень подходила рабби Мендлу, действительно, рабби Мендл взвалил на себя тяжесть всего мира, он страдал страданиями всего мира и эти страдания не давали ему покоя всю его жизнь.
Так Мендл выбрал себе Рава, по этому же принципу он выбирал себе учеников, когда сам стал равом. Он не терпел учеников, которые искали себе рава, который гладил бы их по головке. Рабби Мендл выбирал тех, кто также как и он, был готов взвалить себе на плечи весь мир.
28.11 Стол Творца
Личность рабби Якова Ицхака «Йегуди», его образ жизни, его учение – всё это пришлось по душе рабби Мендлу. Он почувствовал подлинное родство душ с «Йегуди». Здесь, у рабби Якова Ицхака Мендл научился правильной пропорции между «работой в сердце» и работой разума" – пропорции между чувством и знанием. Новые друзья в Пшиске тоже пришлись по душе Мендлу. Это была группа лучших из лучших – у всех блестящий ум, все дерзкие, самостоятельные в решениях, знающие. Здесь были рабби Моше Аарон (Гаон из Котна), рабби Давид Ицхак из Пиотракова, рабби Ицхак, впоследствии ставший рабби из Верки, который был близок рабби Мендлу как брат, но в то же время их мировозрения были противоположны; рабби Ханох Гейнех, впоследствие ставший рабби из Александра. Здесь же Мендл встретил своего будущего рава – Симху Бунима, большого знатока Торы, человека с острым, критическим умом. Он был старше Мендля на 22 года. Тогда же и возникла между ними прочная связь, продолжавшаяся до самой смерти рабби Бунима.
В те времена, когда Мендл был ещё новичком в царстве хасидизма, его друг рабби Ицхак вернулся от праведника из Чернобыля. Мендл спросил его: – Что ты там видел, в Чернобыле? Рабби Ицхак ответил ему: – Я видел там стол Бааль-Шем Това (т.е. ему открылся путь Бааль-Шем Това).
Мендл сказал ему: – Ты видел стол, которому приблизительно сто лет (со времени кончины Бааль Шем Това), а наш ребби из Пшиски показывал нам стол, которому около 6000 лет. Он показывал нам стол Творца – Небо и Землю и Того, кто сотворил их…
Атмосфера у «Йегуди» была иной, чем у «Провидца из Люблина»: здесь, в отличие от Люблина, не витали в облаках, здесь не были слышны рассказы о чудесах. Ученики не считали своего рава чудотворцем. Они дали ему имя «Золотой колос», подчеркнув этим, что ожидают от него не чудес, а совсем другого – что его действия будут чисты, подобно тому как золото чисто от примесей. Мысли рава должны быть чистыми, без греха, как золотой колос, в котором все чисто от примесей.
Однажды, в один из зимних дней по пути из Томашова в Пшиску, Мендл встретил телегу, полную хасидов. Он сел на эту телегу и уселся между ними. Мороз в этот день был страшен, а в кармане – ни гроша. Не сказав никому ни слова, Мендл сошёл с телеги на одной из промежуточных остановок и вскоре вернулся с бутылкой водки в руке, но без пальто. Из-за безденежья продал он пальто, подаренное ему богатым тестем, и купил вместо неё водку, чтобы развеселить сердца замёрзших хасидов, едущих к своему Ребе.
28.12 Большой враг – тело…
Пшиска была школой для достижения полноты развития человеческой души. Именно здесь рабби Мендл осознал, какие вещи бьют по человеческой сущности. Прежде всего «Йегуди» научил его не считаться с желаниями тела. Он слышал, как Рабби как-то раз назвал тело: «Мой большой враг», враг изощрённый, стоящий на пути развития души человека. Одним из важнейших условий для продвижения духа человека вперёд считалось пренебрежение желаниями тела.
И ещё одно правило рабби Мендл твёрдо выучил в Пшиске – никто другой не должен знать о твоём духовном уровне. Поведение, хорошее действие – всё должно быть скрыто от глаз посторонних. В особенности духовный подъём. «Йегуди» учил своих учеников: – Также как известность вредна в нашем мире, так же она вредна и в мире духовном.
Это не значит, что человек должен отделиться от своих товарищей, чтобы они не могли обсуждать его. Напротив, человек должен быть связан с другими людьми, помогать им, но внутренне, духовно он должен быть удалён от всех. «Йегуди» учил своих учеников мудрости быть одновременно и внутри группы, и вне её. Даже внутри группы не должно быть никакого фактора, влияющего на самостоятельное мировоззрение человека.
Во дворе «Йегуди» ходило высказвание: – Если ты можешь показать себе фигу, покажи её всему миру! Человек, чья самокритика и самоконтроль достигли высокого уровня, может не считаться с мнением других. В Пшиске поняли значение намерения (каваны) в действии. Внешнее, механическое исполнение заповеди, исполнение без правильного намерения – ущербно. Заповедь без правильного намерения – как тело без души. Действие, исполнение заповеди это лишь внешнее проявление желания человека. «Заповедь – это сосуд, намерение это суть, наполняющая его».
Из этого следует выход за пределы принятых рамок в отношении молитвы. Существует чёткое время для каждой молитвы. А что делать если человек внутренне не готов к ней? – Можно отложить молитву до того момента, когда душа будет готова к ней. Главное – это молитва в сердце, которой не нужны слова. Поэтому хасиды Пшиски опаздывали на молитвы, но если они уже начинали молиться – то это была настоящая молитва – «вся моя сущность говорит», т.е. всё их существо молилось – но прежде всего у них было намерение, цель. «Святой Йегуди» говорил: – Если молящегося рубят мечом и он чувствует боль, то его молитва не стоит ничего!
Связь между действием (исполнением заповеди) и намерением объянил рабби Мендлу однажды рабби Ханох Гейнех из Александра: – Мендл, до того как мы пришли к «Йегуди», мы спрашивали себя: «Что освящает Субботу? Меховая шапка, одеваемая в этот день? Мы чувствуем дух Субботы в ней? Субботний пирог, который мы едим?» Но когда мы пришли в Пшиску, мы поняли истинную сущность Субботы: не внешние действия являются сутью Субботы, а его внутренняя наполненность, т.е. слияние наших мыслей с Тем, кто дал нам Субботу.
Ещё одну важную вещь выучил рабби Мендл в Пшиске. «Йегуди» говорил своим ученикам, что у праведника каждую ночь исчезают всё постижение, которое он приобрёл в течении дня и он падает со своего духовного уровня. Ночь, с точки зрения Каббалы, это духовное падение, отсутствие света – обязательный этап в развитии человека. Также как природа обновляется каждый день, так и человек должен начать новый день как бы сначала, чтобы достичь свой вчерашний уровень. привычки непостоянны. «Сегодня» – это не продолжение «вчера» – это нечто совершенно новое. Каждый день это новое творение. Если стремление души, с помощью которого он достиг вчерашнего духовного уровня, не возобновляется сегодня, то и вчерашнее достижение отрезается от естественной подпитки и исчезает. Отсюда постоянное стремление к обновлению.
28.13 Молитва без слов
Как только рабби Мендл получил от своего рава основы его учения, он немедленно, ещё в Пшиске, начал прокладывать свой собственный путь. Уже здесь он отошёл от рутины. Его молитва была беззвучной, она рвалась изнутри, из глубин сердца и ей не нужны были слова, сотрясения воздуха. Во время смертельной болезни, которая унесла «Святого Йегуди», его ученики истово молились, они наполнили звуком Небо и Землю. Лишь рабби Мендл стоял на своём месте, смотрел в одну точку – и молчал…
Потом рабби Мендл сам рассказывал о том случае своему ученику рабби Ханоху Гейнеху из Александра: – Все ученики говорили Псалмы. Я же стоял рядом с печкой и молчал. Ко мне подошёл рабби Буним и спросил: «Почему ты так сильно требуешь»?
Рабби Мендл требовал от Творца не с помощью слов, а с помощью молчания. Рабби Мендлу было 27 лет, когда умер его первый рав – «Святой Йегуди». Это было в 1814…
После кончины своего рава Мендл погрустнел. «Йегуди» открылся ему во сне и утешил его в трауре: «Не волнуйся, я был тебе равом при жизни, я буду тебе равом ипосле смерти». Но ученик, чья душа была слита с душой рава при жизни ответил: «Я не хочу иметь мёртвого рава, рава из того мира…»
В страхе проснулся рабби Мендл, с бурей в сердце пошёл посреди ночи в синагогу. Там он нашёл нескольких своих товарищей. Вдруг к нему подошёл рабби Симха Буним и сказал: – Рабби больше нет, но он оставил нам трепет перед Творцом. Знай, Мендл, что трепет перед Творцом нельзя спрятать в табакерку. Там где слышны слова Рабби, там он и находится… Мысли его, слова, которым он нас учил – это сам Рабби, его внутренняя сущность, без тени материальности.
28.14 В Пшиске у рабби Симхи Бунима
Осиротевшее место в Пшиске недолго оставалось пустым. Ученики посадили на него самого великого своего товарища – Рабби Симху Бунима. Ещё при жизни Рава, все знали, что рабби Буним – старший среди учеников. Он был известен как человек образованный, знающий много языков, дипломированный фармацевт, купец из Данцига. Но друзья знали, что это лишь маска, за которой скрывается совершенно другой человек – великий каббалист. Рабби Буним хорошо постиг науку маскировки, которой учил его Рав. «Йегуди» называл его: «Остриё моего сердца». Под этими словами он имел в виду, что это был единственный ученик, который смог проникнуть в глубины его учения. Рабби Буним научил свой внутренний глаз и своё внутреннее ухо видеть и слышать то, что ускользает от обычных, внешних глаз и ушей.
28.15 Стены предстали перед судом
Однажды рабби Буним вместе со своими учениками ехал в телеге. Лучи заходящего солнца окрасили всё в красный цвет. Они увидели издалека хижину и остановились помолиться. Зайдя в хижину, они увидели, что та полуразрушена. Один из хасидов сказал, что не следует молится в этой развалюхе, и что недалеко отсюда есть просторный постоялый двор и там молиться гораздо лучше.
Все быстро сели на телегу и поспешили к этому постоялому двору. Рабби Буним ехал в телеге и размышлял, через некоторое время он сказал: – Я слышу голос прорывающийся из той несчастной хижины. Знайте, что её стены предстали пред Небесным Судом, и их спрашивают, почему мы пренебрегли ими… Они вернулись в ту хижину и с воодушевлением помолились там.
Новый бейт-мидраш рабби Бунима стал прямым продолжением дела «Йегуди», его мировоззрения. Рабби Буним, разумеется добавил и новое к основам, которые заложил его великий Рав. Из бейт-мидраша рабби Бунима был полностью выброшен культ авторитетов. Ученики видели в своём новом Раве дерзкого вождя и воспитателя, прорубающего дорогу себе и готовящего учеников идти вслед за ним. Его авторитет основывался на совершенно других началах, чем у других хасидских адморов. Ученики из Пшиски бывало гоаорили: – Наш рав может извлечь душу из тела, очистить её от грязи – и вернуть её. уже чистую на своё место.
Рабби Буним отказался от масс. Он предпочёл находиться среди небольшой группы отборных молодых учеников, интересующихся только духовным, тех, которые могли отбросить заботу о материальном. Для простых, обычных людей не было места в Пшиске рабби Бунима. член группы должен быть умным, с полётом мысли и знающим. Все эти способности чётко выделялись в личности рабби Мендла и все признали в нём главного в группе учеников.
Рабби Буним тоже ценил величие этого своего ученика. Как-то раз, во время пасхального седера рабби Буним сидел за своим столом в окружении своих лучших учеников. Но прежде, чем начать седер, рабби выбрал один из кубков, которые стояли перед ним на столе, поднял его и сказал: – Этот кубок принадлежит человеку у которого ум самый большой из всех нас! – встал и поставил кубок возле места, где сидел рабби Мендл.
Надо сказать, что под «умом» рабби Буним, как и все каббалисты, подразумевал совершенно другое, чем простое значение этого слова. С точки зрения Каббалы слова «ум», «разум» обозначается способность человека постигать духовное, с постижением Творца, а не способоность человека быстро и глубоко думать.
Перед тем, как посвятить своего ученика в тайны своих мыслей, рабби Буним объяснил, что такое тайная Тора (Каббала), которую он получил от своего Рава: – Знаешь ли ты, что такое тайна? Тайна – это то, что открыто говорят всем, но никто не слышит, кроме человека, которому она предназначена