Страница:
28.28 Огонь, горящий в Томашове
Рабби Мендл и его ученики прожили в Томашове около двух лет. Это были годы огромного духовного взлёта. По местечкам Польши пошёл слух о необыкновенном молодом человеке, который живёт в Люблинском воеводстве, который превратил искру, зажённую в Пшиске, в мощное пламя. Раздавались голоса: «Огонь горит в Томашове, новый свет исходит оттуда!».
Рабби Мендл притягивал сердца хасидов, слетавшихсся к нему, как бабочки на свет. Молодые парни приходили в Томашов, как будто притянутые волшебными канатами. Желание познать сокровенное, внутреннюю часть Торы, т.е. Каббалу, гнало людей в Томашов. Их воображение разгоралось от рассказов о рабби Мендле, о ярком черноволосом человеке, покоряющем всех – и гениев, великих знатоков Торы и простых людей.
Люди оставляли всё – молодых жён, столы своих богатых тестьев, другие бросали свои магазины и лавки. В Томашов ехали знаменитые раввины, известные знатоки Торы, которые сами были духовными руководителями целых хасидских направлений. Некоторые из них уже сами были своими постижениями в духовных мирах.
В этот период духовное напряжение хасидов достигло кульминации. Ученики, окружавшие своего рава, совершенно забыли о материальном мире. Они отбросили заботы о материальном и взвалили на себя ношу совершенно другого рода. Они перенесли себя в мир духовного. Рабби Мендл видел, что он приближается к цели. С такими людьми можно прорваться в духовные миры!
28.29 Слёзы жён
Об этом периоде рассказывает преданнейший ученик рабби Мендла, рабби Ицхак Меир: Работа спорилась. Все томашовские хасиды оказались способными достичь высочайшего духовного уровня, уровня самого Бааль-Шем Това, но…но и тёмные силы не дремали.
Тут стоит напомнить, что никакой «самостоятельности» у тёмных сил нет. Бааль-Шем Тов говорил: "-Тот, кто говорит, что в мире существует еще иная сила, кроме силы Творца, например, «клипот» («тёмные силы»), тот является идолопоклонником…Только Творец управляет миром. Великий каббалист нашего времени рав Барух Ашлаг пишет: -Нет никакой другой силы в мире, у которой бы была возможность что-либо делать против воли Творца.
…Помехи пришли со стороны. Толпы разъярённых женщин ворвались в Томашов. Они искали своих мужей на постоялых дворах. Мужья прятались от них где только могли и не хотели их видеть. В гневе и со слезами на глазах жёны окружили большой барак и ворвались в него. Они подошли даже к двери от комнаты рабби Мендла. Женщины размахивали палками возле его окна и требовали чтобы он вернул им их мужей. Они кричали, что их дома опустели и разрушаются, что дети растут без отцовского присмотра и воспитания, что голод навис над ними…
К толпам женщин присоединились родители хасидов и родители их жён, которые тоже были крайне недовольны поведением своих сыновей и зятьёв. Но их плач и стенания остались без ответа. «Слёзы созданы для женщин» – так считали томашовские хасиды. Они относились к слезам, как к чему-то несущественному, никчемному. «Они уже научились показывать фигу всему миру»…
Рабби Мендл прекрасно знал заранее, что его путь идёт наперекор всему материальному миру и всем известным идеологиям и мировоззрениям. Тот, кто хочет познать Истину, не может быть лавочником или быть привязанным к переднику жены. Рабби Мендл никогда не склонялся перед мнением других, даже если это было мнение всего мира. Это мнение сопровождалось слезами. И рабби Мендл, и его ученики остались глухи к требованию женщин.
Но всё же появилась причина, заставившая рабби Мендла задуматься о перемене места. В Томашове поселился один из учеников «Провидца из Люблина», рабби Йосеф из Ярчева. Ещё будучи в окружении Провидца в Люблине, рабби Йосеф противился новому пути «Святого Йегуди». Он был одним из тех, кто требовал от старого рабби Авраама Йешуа отлучения рабби Бунима и его учеников.
Ещё больше, естественно, он противодействовал рабби Мендлу, чья концепция была ещё более радикальной, чем у его учителей – «Святого Йегуди» и рабби Бунима. Несмотря на то, что рабби Йосеф тоже был хасидом, а не «митнагедом», он решительно боролся с этими хасидскими равами. Своим мозгом благообразного, добропорядочного еврея он чувствовал, что «Святой Йегуди», рабби Буним и, особенно, рабби Мендл вышли уже за рамки хасидизма – они проповедовали чистую Каббалу. Поэтому он и ополчился на них.
Времена Бааль-Шем Това прошли. Хасидизм всё более приобретал внешнюю челуху и мишуру, постепенно отдаляясь от внутреннего понимания Торы – Каббалы. Этот процесс продолжается и в наши дни: хасидские адморы не очень-то жалуют Каббалу, забывая, что хасидизм возник именно как массовое каббалистическое течение. Рабби Йосеф усилил требования бунтующих женщин и призвал жителей города изгнать рабби Мендла и его хасидов.
Напомним слова рабби Ицхака Меира: «Все томашовские хасиды оказались способными достичь высочайшего духовного уровня, уровня Бааль-Шем Това, но…Но победило противодействие».
Рабби Мендл собрал своих учеников и сказал им: "Вы помните, что сказано в Талмуде: «Два мудреца живут в одном городе и не довольны друг другом в вопросах выполнения заповедей – один из них умер, а второй был изгнан». Я, намекнул рабби Мендл, предпочитаю быть изгнанным.
Ученики поняли его намёк. За считанные дни они собрались и переехали из Томашова в Коцк. Это произошло в 1829 году, когда рабби Мендлу было 42 года.
28.30 Из Томашова в Коцк
Почему они выбрали именно Коцк? Одна из версий гласит, что это произошло потому, что один из учеников рабби Мендла, рабби Матитьяу Ковнер из Косова был в Коцке главным раввином. Он-то и пригласил своего рава в Коцк.
Но хасидам больше нравилась другая версия, согласно которой, всё было как раз наоборот:…Рабби Мендл и его хасиды скитались из местечка в местечка в поисках нового пристанища. Но какое бы местечко хасиды не предлагали, рабби Мендл говорил: «Нет!»
Однажды они пришли в маленькое местечко Коцк. Жители местечка, зная о странном поведении рабби Мендла и его хасидов, встретили их градом камней и спустили на них собак. Рабби Мендл увидев это, вскинул свои брови, улыбнулся и сказал ученикам: Мне нравятся жители этого местечка – они умеют постоять за то, что они считают Истиной. Город, в котором бросают камни – это действительно город! Остаёмся здесь!
С тех пор как рабби Мендл избрал Коцк местом своего пристанища, он превратился из серого дремлющего местечка в символ духовности, в символ Каббалы, известный всему еврейскому миру. По сей день короткое сочетание букв – «Коцк» будоражит сердце и воображение, хотя с тех пор прошло более полутора веков.
28.31 Бедный и богатый в знаниях
В Коцке нет системы и нет формул. В Коцке всё находится над любой системой и выходит за рамки любой привычной схемы. Не придаётся никакой важности одежде (традиционным чёрным одеяниям) и внешней форме бейт-мидраша. Вообще не уделяется никакого внимания ничему внешнему.
Бейт-мидраш в Коцке был высоким, длинным, лишённым всяких украшениёй. Он стоял в центре пустого двора. Стены стояли с облупившейся штукатуркой. Окна летом – пустые, а зимой затянуты тряпками. Длинные столы из неструганных досок стоят покосившись, шатаясь при малейшем прикосновении. Книги, которые лежат на столах, порваны, без обложек.
Хасиды выгледят также как и их бейт-мидраш. Чистое внутреннее содержание без малейшего внимания на внешнее. Хасиды в Коцке не носили одежду. Она как бы висела на них. Шёлковые плащи были потрёпанными и позеленевшими, штреймлы – истрёпаны и облезлые. Вместо поясов они подпоясывались обычными верёвками. На голове – капустный лист, на ногах – деревянные башмаки, как будто только они одни существуют в мире пред Творцом и не надо никого стесняться.
По вечерам они собирались все вместе, ели кусок хлеба и пили немного водки. Водку пили для того, чтобы ещё больше сблизиться. Деньгам в Коцке не придавалось никакого значения. Богатым считался не тот, у кого было много денег, а тот у кого было много знаний, духовного постижения, близости с Творцом.
В шкале ценностей Коцка количество материального имущества не имело места. Во главу ставился бедный хасид. Как говорят в народе – «Бедность не позор, но и почестей не приносит». В Коцке же бедность стала идеей, воспитательной задачей, вырывающей у человека любовь к деньгам.
Богатый хасид чувствовал себя в Коцке чем-то исключительным, ненормальным. Слово «богач» стало в Коцке ругательным. В Коцке существовало правило: каждый хасид, в первый раз переступивший порог бейт-мидраша, должен был дать деньги на покупку водки на всю братию. Но если приходил богач, открывал кошелёк и хотел дать больше, чем необходимо на хлеб и водку, у него денег не брали, чтобы у группы не появлялись деньги, чтобы полагаться только на Творца. Более того, когда хасиды Коцка пили водку, они заворачивали бутылку в тряпку, чтобы никто не видел сколько осталось драгоценного напитка в бутылке.
28.32 Заповеди скрыто – проступки открыто
В Коцке полностью отменили все социальные, возрастные и прочие различия, отделяющие человека от человека. Все материальные приобретения человека отменялись. Бывали случаи, что ученик получал от богатого тестя деньги из приданого, предназначенные на открытие своего торгового дела. Но вместо того, чтобы ехать в город покупать товары, ученик бежал в Коцк и все деньги отдавал в общую кассу, а сам ходил как и остальные в тряпье.
Коцкие хасиды не придерживались правила «не выделяйся из общества». Они отделились от других и у них был целый ряд признаков обособления. Их путь был в скромности. Они скрывали свои действия, особенно хорошие. Всё делалось скромно и скрыто. Никто внешне не проявлял тёплые чувства, и на первый взгляд казалось, что коцкие хасиды равнодушны ко всему. Никаких гримас, никакой жестикуляции. Внутри горит испепеляющий огонь, всё бурлит – а человек даже глазом не моргнёт.
Словом, у коцких хасидов служение Творцу внешне никак не проявлялось, из их уст не слышались речи из Торы (диврей Тора), их служение Творцу было глубоко запрятано в потайные уголки сердца.
Однажды рабби Мендл сказал своим ученикам: «Пророк рассказывает про жителей Ниневии, что когда на них обрушились неприятности, они громко позвали Творца. Служение жителей Ниневии было грубой работой, работой крестьян. Обращение ко Всевышнему не должно быть громким, а должно рваться изнутри, из глубин сердца, незаметно для посторонних. Посторонний не должен ничего знать о том, что у меня в душе, в сердце». Коцкие хасиды были внутренне очень серьёзны, но умели скрывать серьёзность под маской легкомысленности.
В Коцке было широко распространено выражение: «Во всём мире заповеди выполняют открыто, а проступки (грехи) совершают тайно. а у нас, в Коцке, всё наоборот, мы выполняем заповеди скрыто, а проступки совершаем открыто». Другое острое выражение добавляло: «Легче поймать другого на грехе, сделанном скрыто, чем поймать коцкого хасида при выполнении заповеди скрыто».
Коцкие хасиды умели молчать. Рабби Мендл как-то спросил их: «Что значит „молчание – ограда мудрости?“ Если молчание – это лишь ограда для мудрости, в чём же тогда сама мудрость?» Сам спросил, и он же ответил: «Человек, умеющий оставлять при себе свои мысли, не высказывающий их вслух, ещё не настоящий мудрец. Такое молчание только граничит с мудростью, но не является ею. Настоящий мудрец не обратит внимание ни на плохие чувства, ни на хорошие чувства. Обычный мудрец молчит, но истинный мудрец молчит в сердце».
Публично, днём никто не видел коцких хасидов учащими Тору, они учили Тору по ночам. Бейт-мидраш в Коцке не был погружён во тьму по ночам. Всегда в его окнах горел свет. Ученик мог всю ночь простоять возле книжного шкафа, читая в одиночестве, а потом на рассвете помолиться утреннюю молитву и лечь после этого в постель и притвориться спящим. Когда все вставали, он тоже вставал. Но когда все начинали молиться он уже начинало работать.
Коцкие хасиды хорошо умели скрывать свои намерения от посторонних. На первый взгляд они выглядели проказниками, но их озорство всегда содержало глубокий смысл. Внутри внешнего озорства была заключена внутренняя серьёзность.
Коцкие хасиды оставались такими же и в старости: умирает старый коцкий хасид, он лежит на смертном одре, окружённый близкими, такими же как и он коцкими хасидами. Вдруг он открывает глаза и говорит: "Друзья, а я ведь первый раз в жизни лежу на кровати. Согласно Закону Торы я должен сказать благословение «Шееэхияну», ведь тот кто пробует что-то в первый раз должен сказать это благословение. Исчезла серьёзная атмосфера в комнате умирающего, вместо неё засверкали улыбки.
28.33 Стопка водки в Йом Кипур
Очень разнообразны рассказы о силе притяжения Коцка, о силе, которая заставляла людей, выросших в достатке, бросить родное спокойное гнездо и отправиться в Коцк. Расскажем одну из самых странных и интересных историй о том, как попал в Коцк рабби Лейбеле Эйгер, представитель очень знатной династии мудрецов Торы, сын известного противника хасидизма и признанного знатока Торы рабби Шломо Эйгера из Варшавы и внук рабби Акивы Эйгера из Позна, руководителя еврейского мира того времени.
Рабби Лейбеле женился на девушке из очень богатой и знатной семьи знатоков Торы, жившей в Люблине. Там они и поселились. Его тесть, рабби Эзриэль Меир Герчин, тоже был большим противником хасидизма. Во время сватовства рабби Лейбеле с его дочерью он настоял на внесении в ктубу (свадебный контракт) специального пунка, запрещавшего любые контакты с «членами секты», т.е. хасидами вообще, и с хасидами Коцка в особенности.
В тоже время рабби Мендл в разговоре с одним из своих учеников, жившем в Люблине, намекнул, что хорошо бы, чтобы этот талантлевейший парень, внук рабби Акивы Эйгера, Лейбеле, присоединился к ним. Человеку с такой великой душой, как рабби Лейбеле, место в Коцке. Этого намёка было достаточно для того чтобы заставить коцких хасидов, живших в Люблине, серьёзно задуматься над тем, как привлечь рабби Лейбеле к себе.
Эта задача была совсем не простой. Зная о привязавнности рабби Лейбеле к Торе, они решили попробовать с её помощью привлечь рабби Лейбеле. В том же бейт-мидраше, в котором рабби Лейбеле просиживал дни и ночи над Талмудом были и коцкие хасиды. Двое из них, большие знатоки Торы, имевшие, как и все коцкие хасиды, острейший ум, садились недалеко от рабби Лейбеле и начинали ввести дискуссию между собой в надежде, что рабби Лейбеле не выдержит и вступит в спор. Но ничего не получалось: чем ближе подсаживались коцкие хасиды к нему, тем старательнее он отворачивался от них. Запрет тестя, противника хасидизма, и специальный пункт в ктубе побеждали. Он не слушал их дискуссию и не вступал в беседу. Но коцкие хасиды не были бы коцкими хасидами, если бы они сдались. Они продолжали своё дело, надеясь, что рано или поздно они добьются успеха.
И вот настала ночь Йом-Кипура. Вечерняя молитва давно окончилась, все отдыхают в своих домах, собираясь с силами для дневных молитв. Только рабби Лейбеле сидит в бейт-мидраше возле горящих свечей. Он сидит в одиночестве за столом и учит Рамбама. Потихоньку в бейт-мидраш входит некто в будничной одежде, он приближается к столу за которым сидит рабби Лейбеле. Тот на мгновение отрывает глаза от книги, чтобы посмотреть на подошедшего и узнает его – это рабби Элазар из Белостока – один из самых непреклонных коцких хасидов. Рабби Элазар берёт одну из книг, лежавших на столе, открывает её и начинает читать, потом он кладёт на открытую страницу свой красный платок…и ложится на скамейку спать!
Звук храпа в пустом бейт-мидраше злит рабби Лейбеле. Разве так должен вести себя еврей в Йом-Кипур?! Пока он размышлял о смысле такого странного поведения рабби Элазара, дверь с шумом распахнулась и в бейт-мидраш ввалились ещё несколько молодых коцких хасидов. Все они были какие-то подозрительно весёлые. Они тоже подошли к столу, за которым сидел рабби Лейбеле, недалеко от скамьи, где храпел развалившись их товарищ Элазар.
Рабби Лейбеле сделал вид, что он не обращает на них никакого внимания. Коцкие хасиды начинают вполголоса напевать коцкую мелодию. Рабби Элазар вроде бы просыпается, трёт глаза, потирает руки, и обращаясь к одному из парней, приказывает принести ему немного водки. Тот вытаскивает из кармана бутылку водки и ставит её на стол, из другого кармана он достаёт стакан и наливает в него немного водки.
Рабби Лейбеле содрогнулся, он ошеломлён и напуган, его сердце тревожно стучит от страха. Неужели они совсем забыли о святости этой ночи, ночи Судного Дня. Он уже был готов вмешаться, прикрикнуть на них, но тут он вспомнил о своём обещании тестю не разговаривать с «членами секты». Рабби Элазар недолго думая подносит стакан к губам. Тут рабби Лейбеле не выдержал. Предотвращение страшного нарушения, ведущего к духовной смерти, перевешивает любое обещание. Он вскочил с места и закричал рабби Элазару: «Ты что, совсем с ума сошёл?!»
Лёд тронулся. Рабби Элазар не очень-то впечатлился от этого окрика. Он отодвинул стакан от рта и продолжая держать его в руке «наивно» спросил:
– Что за шум?
– Так ведь сегодня Йом-Кипур! – ответил рабби Лейбеле.
– Ну и что? Что будет если я выпью немного водки в Йом-Кипур? Где написано, что это запрещено?
– Что за вопрос «где?». Тора повелевает нам поститься в этот день!
– Ну и что, что Тора запрещает – продолжает притворяться наивным рабби Элазар.
– Но ведь Тора дана нам Всевышним!
– Ну и что? Кто этот Всевышний, которого я должен бояться?
–?!!!
– Парень! если ты хочешь узнать кто Творец – поезжай с нами в Коцк! перед началом Йом-Кипура все обеты были отменены. Запрет, который твой тесть написал в ктубе, уже потерял свою силу.
Замысел хасидов удался. Рабби Лейбеле присаоединился к ним. Позже он стал главой большой хасидской общины в Люблине и руководил ею 34 года.
28.34 Разговор в молчании
«В Коцке живёт поколение знания. Там ничего не видят и ничего не слышат. Тем не менее, тот у кого есть глаз, тот видит, а тот у кого есть ухо – слышит». – Это высказывание было широко распространено среди хасидов рабби Мендла.
В Коцке ничего не видели и ничего не слышали. Там говорили на языке намёков. У них не было свободного времени, чтобы читать лекции. Каждую свободную минкуту старались использовать для того, чтобы углубиться в свои мысли. Человек должен был пройти много испытаний, прежде чем его принимали в группу учеников в Коцке. После того, как он проходил их всех, к нему подходил один из членов группы, хлопал его по плечу и говорил: «Теперь ты один из нас, ты поймёшь начало тайны…»
Посредственность не могла проникнуть в Коцк. Ученик рабби Мендла должен был быть выдающимся. В те дни каждый день в комнате у рабби Мендла собиралась маленькая группа для совместного изучения Торы. Ученику, не участвовавшему в обсуждениях в течении 3-х дней, намекалось, что он может вернуться домой к жене и магазинчику.
Но кроме учёбы коцкий ученик должен был понимать тайный смысл Торы. В Коцке нет бесед и нет рассказов. Музыка тоже не занимает важное место – вместо всего этого царит тайный, каббалистический смысл всех деяний Творца в мироздании, во всем, происходящем. Несказанное ценится выше, чем сказанное. Целые миры заключены в краткое, как молния, как удар грома, высказывания, состоящие из считанных слов.
28.35 Умному достаточно намёка
Коцкие хасиды, в отличие от других, не рассказывали истории о величии своего Ребе, и тем более истории о «сотворённых» им чудесах. Они скупились даже на передачу слов рабби Мендла о Торе. Там царило стржайшее ограничение на разговоры. В Коцке выражали мысль словом – намёком, а иногда даже лишь выражением лица. Это касалось и рава, и хасидов. К разговору в стиле «умному достаточно намёка» рабби Мендл был привычен ещё со времён юности.
Как-то, в молодые годы, рабби Мендл ехал вместе с рабби Ицхаком из Верки в Пшиску, к своему раву – рабби Буниму. Уже прошло изрядно времени и они проголодались. Когда телега приблизилась к местечку, они увидели женщину несущую корзину с бубликами. Рабби Ицхак слез с телеги, а рабби Мендл остался в ней. Рабби Ицхак подошёл к женщине и начал торговаться – та хотела пять монет, а рабби Ицхак предлагал ей четыре. Рабби Мендл не выдержал, высунулся из телеги и сказал:
– Ицхак, разве: «Не разговаривай, не стоит монеты?» – он имел ввиду заповедь: «Не разговаривай с женщиной чрезмерно».
На языке Каббалы под «женщиной» подразумевается эгоизм человека, его эгоистическое желание наслаждаться, ничего не отдавая взамен. Следовательно, на языке Каббалы эта заповедь звучит так: «Не прислушивайся к эгоистическим желаниям».
Однажды в бейт-мидраш рабби Бунима в Пшиске приехал один большой знаток Торы из Литвы. Поговорив с ним о Торе, рабби Буним посоветовал ему подойти к рабби Мендлу из Гураи. В ходе беседы с рабби Мендлом, литвакский мудрец заявил, что он сможет разрешить любой трудный вопрос из Талмуда, какую только ему предложит хасидский мудрец, т.е. рабби Мендл.
Рабби Мендл, который ненавидел хвастовство такого рода, спрсил его: "Объясни мне вопрос о «капитане».
Литвакский мудрец не понял о чём идёт речь и рабби Мендл пошёл своей дорогой. Один из хасидов Пшиски объяснил ему, что речь шла о капитане корабля, на котором плыл пророк Йона. Вопрос заключался в том, что же спросил капитан Йону, в тот момент когда разбушевавшаяся пучина могла поглотить корабль. А спросил он: «Ты что? Уснул? Встань и обратись к Богу твоему…»
28.36 Вся Тора в одном слове
Рабби Мендл передавал своим ученикам знание как выразить глубокие мысли с помощью мудрости намёков. Часто огромный смысл был заключён в одном единственном слове.
Ещё более характерным для рабби Мендла была способность выражать свои мысли с помощью интонации и пауз. Однажды в субботу, в которую читали недельную главу из Торы «Святыми вы будете», один из старейших коцких хасидов не выдержал и спрятался возле двери в комнату рабби Мендла. Он хотел подслушать как рабби Мендл трактует эту недельную главу.
До него донёсся глухой голос рабби, который проворчал с вопросительной интонацией: «…И возлюби ближнего как самого себя…– А? Как самого себя?»…И после длительной паузы продолжил: «Ага, как самого себя!»
Подслушивавший хасид не понял, что имел в виду рабби. Он рассказал то что слышал рабби Гиршу, одному из самых близких раву людей. Тот объяснил, что сначала рабби спросил – Тора обязывает любить товарища так же, как ты любишь себя – «как самого себя». Но разве человеку разрешено любить самого себя?
Ведь это идёт вразрез с тем, что говорит Каббала, что всегда учили в Коцке – корень всего плохого заключается в любви к себе, в эгоизме, именно эгоизм приводит к самообману, к фальши. Разве любовь к себе, эгоизм – это не тот самый «вор», который скрыт в каждом человеке, каждый из нас должен его поймать и исправить. Ответ рабби: «Как самого себя!» Именно в этом и заключается задача человека в этом мире – исправить себя, исправление за исправлением, пока не достигнешь совершенства – только тогда ты сможешь любить своего товарища как себя.
28.37 Беседы хасидов
Рабби Мендл пользовался языком тонких намёков и этим же языком пользовались его хасиды. Одним из старейших хасидов в Коцке был рабби Залижель из Пшитика. Когда он состарился, старость притупила ему зрение, согнула его, но он не потерял сияние Коцка. Он и в старости обладал острым и язвительным умом. У рабби Залижеля было своё постоянное место в конце одного из столов, там он обычно сидел и учил. Однажды он увидел, что молодой ученик вошёл в бейт-мидраш и с зазнайством и высокомерием молодого бунтовщика начал шагать из угла в угол, погружённый вроде бы в свои мысли. старик встал со своего места, спокойно подошёл к молодому ученику, подозвал его пальцем и шепнул на ухо: «Парень, посмотри на меня, у меня тоже когда-то была жена и свадебная ночь…» Сказал то, что сказал и спокойно пошёл на своё место возле стола.
Коцкий хасид как-то объяснял противнику хасидизма разницу между ними в служении Всевышнему:
Вы, митнагдим, противники хасидизма, служите Таорцу по часам. Всё у вас идёт по распорядку. Утром – утренняя молитва. Когда стрелки часов приближаются к полудню – вы молитесь полуденную молитву, когда приближаются к ночи – вечернюю молитву. Мы же служим Творцу сдельно – заканчиваем одну работу и, когда нам хочется начать новую работу, мы с радостью её начинаем. В Коцке нет часов, в Коцке есть душа.
Конечно, заповедь молиться в миньяне очень важна, но если в данное время сердце не пробуждается для молитвы? Мы молимся в ту минуту, когда сердце пробуждается. Если молитва в одиночестве может углубить намерение (кавану), то мы молимся в одиночвестве. Если сокращение молитвы приводит к увеличению концентрации – то можно сократить молитву. Лучше меньше, но с правильным намерением всего сердца к Творцу, чем длинная пустая молитва.
В Коцке молитва была короткой. Одевали затасканные талиты и быстро ходили по бейт-мидрашу из угла в угол, молясь. Во время молитвы «Шмона эсрэ» стояли в углу или возле столба минуту-другую, и быстро снимали тфилин. Даже в Йом-Кипур вечером они молились обычную вечернюю молитву без праздничных добавок. в молитве «Дней Трепета» они опускали «пиютим» – стихи и песни. В их бейт-мидраше вообще практически не было «махзоров» – молитвенников на особые празничные дни.