В общем-то хорошо, что ее сейчас нет на базе и мне не придется прощаться. Хотя прошло уже почти три недели, и кораблям Хильперика пора вернуться. Дай бог, чтобы с ней ничего не случилось. Я этого уже, к сожалению, не узнаю. Увы, вместе мы можем быть только здесь. Ни ей не будет места в моем мире, ни тем более мне в ее, даже если бы я этого хотел. Да и ей, между прочим, тоже проблематично было бы вернуться на родину — так уж сложилась там ее жизнь…
   В конце концов я решил прогуляться и, накинув плащ, вышел на улицу.
   Поселок уже погрузился в сон. Только на крылечке одного из бараков сидели в обнимку парень с девушкой, да в окнах двух молитвенных домов еще горел свет.
   Невольно я бросил взгляд в сторону обиталища магов. Там не было видно ни одного огонька. Ночью там всегда темно. Только однажды, три года назад, целых пять ночей на верхушке башни горело странное мерцающее свечение довольно зловещих оттенков, а потом пропало. Маги, как всегда, ничего не объясняли, а попробовавший приставать к ним с расспросами моряк в наказание на несколько дней онемел.
   Я вышел к причалам.
   Холодный ветер нес соленые брызги, шевелил высохшие водоросли, длинные бороды которых валялись на песке у кромки прибоя. Скользившие по небу облака время от времени закрывали луну.
   Вдалеке отлив обнажил остов затонувшего лет пятьдесят назад галиота. Кажется, перетерся якорный канат и ветер оттащил его на скалы — про этот случай и сейчас рассказывают новичкам.
   Порывистый норд-вест раскачивал корабли, и они иногда сталкивались бортами. Плохо зарифленный парус хлопал по ветру. Невидимые волны плескались в борта.
   Трухлявая будка у входа на пирс была пуста. В ней положено было сидеть караульному, но на моей памяти он там никогда не появлялся, даже в те дни, когда нашу базу посещали проверяющие с острова.
   Часовые выставлялись только на промежуточных стоянках в населенных мирах. Но и там, насколько я знаю, никогда никто не пытался угонять корабли от причала. Никто и никогда не бежал так. Уходили с кораблей в портах, отставали от караванов, не возвращались из сухопутных маршрутов и одиночной разведки. Ночами спускали шлюпки или даже пробовали вплавь добраться до недалекого берега. Прятались в трюмах судов, направлявшихся в их родные миры. В отчаянии поднимали бунты, пытаясь под угрозой смерти заставить колдунов проложить дорогу домой… Последнее было наиболее бесполезным.
   Я почувствовал легкую грусть при мысли, что в последний раз вижу это место. Место, которое, если вдуматься, было моей тюрьмой все эти шесть лет. Можно ли тосковать по тюрьме? Вернувшись к себе, я так и не смог уснуть, задремав только перед рассветом…
   А назавтра уже созерцал с мостика уходящий вдаль знакомый берег. Теперь уже в последний раз…
 
   Пора было начинать собираться. Я выволок из-под койки тяжелый, почти неподъемный рундук мореного дуба. Открыв крышку, я выбросил на пол заполнявшее его барахло и поднял второе дно. Каждый капитан, по крайней мере из тех, кого я знаю, имел небольшую заначку на случай непредвиденных обстоятельств, которую пополнял всеми правдами и неправдами. Была такая и у меня. В ней имелись запасной мини-радар, два легких прибора ночного видения (они входили в комплект снаряжения одной из сухопутных экспедиций, которой мне пришлось командовать, и я их просто прикарманил), миниатюрный яхтенный гирокомпас — таких, между прочим, на наших судах не устанавливали. Имелось и оружие — пистолет Стечкина с лазерным прицелом, в деревянной кобуре, маленький браунинг — оба с запасными обоймами, два помповых ружья и около сотни патронов к ним. Здесь же лежал и автомат — подарок Ятэра — с тремя запасными магазинами. Тут же было несколько увесистых холщовых мешочков.
   В одном из них был мой золотой запас, в других — патроны к автомату в количестве трех сотен штук, — их мне как-то удалось выпросить у Ли.
   Кроме этого там было еще то, что, пожалуй, стоило дороже всего перечисленного.
   В коробочке из тонкого, но очень прочного пластика канареечного цвета в гнездах располагались небольшие ампулы непривычной тупоносой формы, вроде пистолетных патронов. Там, где тельце переходило в скругленную головку, проходил серебристый ободок. И все. Больше никаких обозначений, букв, символов. Однако всякий из нас великолепно знал, что внутри было самое сильное лекарство, быть может, из всех, когда-либо изобретенных родом людским. Откуда берется это лекарство, из какого времени и мира — нам было неизвестно. Но зато прекрасно было известно, что оно могло исцелить рак в последней стадии и помочь приживить свежеоторванную ногу или руку, залечивало переломы позвоночника и пробитые черепа — да так, что не оставалось никаких последствий. Оно заживляло самые тяжелые раны и ожоги, могло даже воскресить пораженный радиацией организм. Против него равным образом были бессильны СПИД, бешенство, проказа и чума. Не зря его называли в нашем кругу «эликсиром жизни», или кратко — «эликсиром».
   Но было одно «но». Уже после одной ампулы могла возникнуть жуткая наркомания, против которой не могло помочь уже ничего. Человек испытывал ни с чем не сравнимые муки, и их можно было остановить только дозой все того же эликсира… на пару часов. Даже магия не помогала, и мне довелось однажды услышать от ее знатока, колдуна шестой степени посвящения, что это вещество каким-то образом поражает астральное тело человека, да так, что даже в Мирах Левой Руки чародей бессилен спасти несчастного…
   Выбрав из кучи барахла длинный и просторный плащ, висевший на мне как на пугале, я сбросил камзол и рубаху и принялся собираться.
   Приборы ночного видения, запасные магазины и мешочки с патронами я приклеил скотчем на голое тело. Сверху вновь натянул рубаху и камзол и еще кожаную безрукавку, чтобы хоть немного скрыть выпирающие за пазухой предметы. В карманы безрукавки рассовал обоймы. Гирокомпас, радар и «Стечкин» повесил на шею, примотав патронташем.
   Разобранные ружья и АК засунул в заблаговременно пришитые петли на подкладке плаща, в карман которого положил драгоценный эликсир. В другом кармане лежал поставленный на боевой взвод браунинг.
   Накинув плащ, прошелся туда-сюда по каюте, заглядывая в зеркало.
   Вроде нигде ничего не выпирало и почти не брякало. Чтобы замаскировать звон, демонстративно повесил на пояс оттягивающий ремешок кошель.
   На поясе же пристроился абордажный кортик — чтобы отбить охоту у кого бы то ни было на этот кошелек покуситься.
   Общий сбор был назначен возле маленькой, почти покинутой часовни духов — покровителей человеческой печени на окраине. Подобных культовых сооружений тут немало — есть посвященные покровителям костей, желудка, кишок и даже духам — защитникам от зубной боли.
   Когда я появился у этого скособоченного, ветхого каменного сооружения, строитель которого явно был не силен в архитектуре, все наши были уже в сборе. Наша группа производила впечатление, надо сказать, довольно странное — во всяком случае, так мне показалось. Вроде бы ничего особенного: несколько человек в длинных плащах, кучкой стоящие у древней часовни, но все-таки что-то было в лицах и даже позах моих товарищей…
   Мы вошли в часовню, аккуратно притворив за собой дверь.
   Последний раз люди были тут довольно давно. На стоявшем в углу уродце из обожженной глины висели нехитрые приношения местных жителей, уже порядком покрывшиеся пылью. Пыль танцевала в солнечных лучах, проникавших через несколько слуховых окон в черепичной кровле и в проем единственного окна над алтарной плитой. Пыль лежала и на полу, пересеченном лишь цепочками мышиных следов — серые приходили сюда, должно быть, отведать остатки масла из расставленных в нишах лампад. Именно отсюда нам предстояло стартовать — часовня стояла как раз на границе точки перехода. Все складывалось замечательно: хотя это время дня горожане предпочитают проводить в домах, и место глухое, но все равно — хорошо, что даже случайный взгляд не обнаружит наше внезапное исчезновение, да еще сопровождающееся спецэффектами.
   Глубоко вздохнув, Мидара вытащила из-за ворота платья кристалл на цепочке…
   — А если она не сработает — что, интересно, мы будем делать? — озабоченно спросил Орминис.
   Лицо Мидары на секунду помрачнело.
   — Тогда… как пришли сюда, так и вернемся, только и всего.
   — Нужно было заранее проверить эту штучку, — фыркнул Ингольф. — Тогда бы и беспокоиться не пришлось.
   Мидара, подняв голову, нарочито безразлично уставилась в синеву неба за окном с ползущими косматыми тучами.
   — Где я его должна была проверять? Может, нужно было сразу его к главному колдуну снести — мол, научи, господин, как с этим обращаться? Ну что, приступим?
   — Подожди, — вступил Дмитрий, — вначале прикинем, что у нас есть.
   Мидара указала на автомат, потом вытащила из кармана пистолет. Затем вынула из-за пазухи холщовый сверток, развернула тряпицу. Внутри блеснули золотом и радугой самоцветов драгоценности.
   — Это все? — с иронией прокомментировал Дмитрий.
   — У меня же нет капитанской заначки.
   Секер вытащил из сумки на поясе две полицейские дымовые гранаты, отогнул полу кафтана, продемонстрировал висящий в ременной петле массивный короткоствольный револьвер с несоразмерно толстым барабаном.
   Подбросил на ладони дюжины две золотых.
   — Не копил, — коротко пояснил он.
   У Орминиса имелся вечный электрический фонарик с атомной батарейкой, маленький транзисторный приемник — вещь на базе бесполезная, но могущая помочь при определении характера посещаемого мира. Кроме того, он прихватил целую сумку лекарств, благо наш аптечный склад почти не охранялся.
   Так что, в придачу к моему эликсиру, мы могли располагать менее сильнодействующими средствами.
   Порошки, щепотка которых прекращала простуду и даже начавшееся воспаление легких, мазь, незаменимая для гноящихся ран и язв, и многое другое.
   Были тут и «иглы» — тонкие твердые заостренные стерженьки, которые загонялись под кожу, где за пару минут начисто растворялись. Антибиотики совершенно убойного действия, в основном использовавшиеся у нас для исцеления болезней, полученных при нарушении заповеди «не прелюбодействуй».
   Ингольф мог похвастаться своей любимой снайперской винтовкой, которую умудрился вынести с корабля в разобранном виде под одеждой, вместе с неимоверным количеством патронов. Впрочем, при его габаритах это было несложно.
   Некоторое время мы стояли молча, словно не зная, что делать дальше.
   Потом Мидара вновь сжала кристалл в ладони, поднесла к глазам.
   Текли секунды, а ничего не происходило. А потом вдруг что-то словно сорвалось с ее ладоней — как будто дрожание воздуха над раскаленными камнями пустыни, — и метрах в пяти перед ней возник бледный, переливающийся дымчатым опалом овал высотой чуть больше человеческого роста и шириной — в три.
   На секунду мне показалось, что там, в глубине, возник рисунок спирали с широкими витками. Потом пространство в глубине его налилось багряным и спустя мгновение засветилось так хорошо знакомым мне радужным перламутром межпространственного барьера. Сердце мое сжало вдруг необыкновенное чувство: впервые на моих глазах это сотворил человек. Такой же, как и я.
   Мидара сделала первый шаг, бесследно пропав в туманном зеркале.
   За ней шагнул Дмитрий, следующей порывисто скользнула Тая, крепко зажмурившись. В колеблющейся пустоте исчезли Мустафа, Орминис, Секер.
   Ингольф и я переглянулись.
   — Давай, пошел, — он пихнул меня вперед, — я буду последним.
   И вот сделал шаг я, ощутив, как на краткий миг замерло сердце.
   Первый шаг на пути, который, как хотелось верить, вернет меня домой…
   И который пока привел лишь сюда — в этот город и мир, где я задержался почти на полтора месяца и который совсем скоро без сожаления оставлю.
   От размышлений и воспоминаний меня отвлекла Мидара.
   Подойдя неслышно сзади, положила мне руку на плечо. Лицо ее было осунувшимся и озабоченным.
   — Пойдем, кое-что покажу.
   Следом за ней я спустился в трюм, где под сбитыми из кедровых реек пайолами плескалась вода.
   Присев, она подняла решетку:
   — Смотри.
   — Куда?
   Пожав плечами, Мидара вытащила нож и ткнула его в просмоленное днище.
   Острие ушло в смолу пальца на два. Затем слегка постучала по тому месту, где откос борта загибался к днищу, и звук получился чуть-чуть отличающийся от того, какой бывает, когда по другую сторону — вода.
   — Тебе это ничего не напоминает?
   — Ты хочешь сказать, что это хэоликийский корабль… — начал было я и тут понял, что именно она имела в виду.
   Одновременно я понял, что как бы там ни было, а Мидара Акар не зря ела свой хлеб в йооранской секретной службе.
   — Может быть, они не знали?.. — начал было я.
   Мидара помотала головой:
   — Он говорил, что корабль чинили год назад, а при ремонте это в любом случае выплыло бы…
   Пока Мидара побежала оповещать остальных членов экипажа, я принялся обдумывать наше положение.
   Итак, внутри, скорее всего, спрятаны люди, и намерения их насчет нас вряд ли доброжелательные.
   Похоже, это был специальный корабль-ловушка, который хозяева время от времени подсовывали чужакам, у которых нет заступников и при исчезновении которых никто не хватится. Да уж, повезло так повезло!
   Что за сюрприз они нам приготовили? Может быть, в назначенное время спрятавшиеся за двойным дном откроют незаметное отверстие и подожгут курильницу с хуаком — местной смертоносной смесью из дюжины листьев и трав? Нет, это вряд ли. От их дыма не существует противоядия, и он погубит прежде всего самих убийц. Или все-таки существует?
   А может, они каким-то образом ухитрились подсунуть нам отравленные припасы?
   Последняя мысль показалась мне наиболее вероятной.
   Спустя минут пять все мы собрались в кружок возле анкерка с питьевой водой, глядя, как прозрачная струйка наполняет оловянную кружку в руке Орминиса — обладателя самого тонкого вкуса, способного обнаружить лишнюю столовую ложку воды в бутылке вина.
   Орминис недоверчиво обнюхал воду в кружке, попробовал на язык. Зло сморщился:
   — Не пойму, то ли есть чего-то, то ли нет… А вроде есть…
   «Хреново, — подумал я. — До ближайшего острова миль триста, двое суток, а в Утаоран не вернешься».
   — Ладно, что будем делать, братья? — спросил Ингольф, поправляя кобуру на поясе.

Мидара

   Все время, пока мы грузились на нашу скорлупку и торопливо отплывали, меня не покидало чувство, что что-то не так. Что-то фальшивое было в их поведении, в том, как они преувеличенно-вежливо кланялись, в приклеенных улыбках…
   И еще те взгляды, которые почтенный Красо на меня бросал, — не обычные похотливые, которые уже давно меня не раздражают, а другие — так смотрят на уже купленную вещь. Несколько раз я даже ловила себя на том, что выражение его хари напоминает мне лица, которые я видела у клиентов нашего гарнизонного борделя.
   Наверное, если бы я не знала про двойное дно наших кораблей, я бы не догадалась, где искать. А может быть, пробудились кое-какие мои старые навыки — времен, когда я была Стражем. Или — как знать? — может быть, общение с колдунами не проходит бесследно?
   Мои товарищи смотрели на меня с безоговорочным доверием, ожидая приказаний. Так же смотрели на меня мои подчиненные — те, кто умер на моих глазах в тот проклятый день, когда наш штаб был окружен войсками Броуга.
   А я напряженно думала, как оправдать их доверие.
   Что делать? Рубить второе днище? А если у них в запасе «колотушка»? Или хотя бы местные револьверы, после выстрела которых остаются раны, в которые можно просунуть кулак?
   — Ложимся в дрейф, — скомандовала я.

Василий

   Они решили начать, когда солнце уже коснулось горизонта.
   Сперва мы услышали негромкий скрежет петель отпираемого люка и топот грубых башмаков — судя по нему, врагов было не больше пяти-шести.
   Затем послышалась негромкая перебранка — видимо, бандиты выясняли, кому из них идти первым. Хотя чего им опасаться: мы ведь уже должны были валяться без сознания.
   Шум смолк, из распахнутого люка высунулось лицо человека лет тридцати пяти, украшенное черной бородкой. Удовлетворенно хмыкнув, он бросил взгляд на весьма натурально притворявшегося спящим Орминиса и разметавшуюся на досках полубака Таисию и скрылся. Через полминуты посланные по наши души один за другим выбрались на палубу.
   Все держали наизготовку широкие навахи, а идущий за бородатым — кривую саблю. У него и еще у двоих за поясом были длинноствольные револьверы.
   Стиль и особый шик местных бандитов — как можно реже пользоваться огнестрельным оружием.
   Чернобородый, осклабившись, направился к Тае и, нагнувшись, протянул руку…
   Надо полагать, дуло браунинга, направленного ему прямо в лицо, пусть даже и зажатого в девичьей ладони, было для него весьма неприятным сюрпризом.
   В следующую секунду незваные гости обнаружили, что находятся под прицелом без малого десятка стволов.
   Несколько мгновений они явно колебались, но все решило то, что в их руках были лишь ножи, а в наших — пистолеты и автоматы.
   Побросав клинки, они подняли руки, после чего дали себя беспрепятственно связать и обезоружить.
   Правда, один из них шевельнулся, когда линь начал обвивать его запястья. Трудно сказать, было то невольное движение или он намеревался что-то предпринять, однако Ингольф, связывавший его, наверное, даже не успел подумать об этом. Кулак скандинава резко метнулся вперед, и пират, не вскрикнув, рухнул на колени.
   — Отвечайте, кто вы такие? — сдвинув брови, задала вопрос Мидара, когда все было закончено.
   — Уверяем тебя, госпожа, мы не хотели вам зла… — всхлипнув, пробормотал кто-то из пленников.
   — Интересно, сколько раз достопочтенный Красо уже продавал этот кораблик? — подал голос Дмитрий.
   — Я не знаю, я служу у хозяина только три месяца… Клянусь вам, уважаемые господа, мы только хотели убежать из Утаорана… — жалобно пропищал чернобородый крепыш, в котором я чутьем угадал главаря.
   Мидара задумчиво поигрывала отнятым у врагов кинжалом.
   Я примерно представлял, о чем она сейчас думает.
   Внутри могло сидеть еще столько же людей, ждущих только удобного момента, чтобы прийти на помощь своим товарищам. По нашим следам могли послать погоню. Правда, до радиосвязи и радиопеленгации тут не додумались, зато сил местных экстрасенсов вполне может хватить, чтобы навести на нас почтенного Красо. Да и экстрасенсов, если прикинуть, не надо — возможные трассы и господствующие ветра в этих водах хорошо известны.
   Мидара наконец приняла решение. Схватив ближайшего к ней разбойника за шиворот, она выволокла его из шеренги, подтащив к фальшборту.
   Тычком в грудь она повалила его на палубу и опустилась на корточки рядом.
   — Мидара… — нерешительно начала Таисия.
   — Что? — повернувшись в сторону подруги, холодно спросила та, одновременно разрезая на пирате штаны.
   Тая запнулась, отступив на шаг и отвернувшись. Было что-то такое в голосе ее подруги, от чего у любого пропала бы мысль пытаться возражать ей.
   — Ну как, дружочек, не хочешь что-нибудь сказать?
   На лице молодого пирата, неотрывно смотревшего на клинок в руке нашего капитана, читался нескрываемый ужас.
   — Достопочтенная, клянусь, я только три месяца… — со слезами забормотал лежащий.
   — Ну, как знаешь…
   Одной рукой она захватила содержимое мотни и коротким рассчитанным движением другой отсекла его под корень.
   Жуткий, полный ужаса и боли вопль ударил нам в уши. Несчастный забился на досках палубы, как пойманная акула.
   С каменным лицом она швырнула окровавленный кусок мяса за борт и небрежно вытерла руку о рубаху жертвы.
   — Теперь будете говорить? Ты следующий. — Палец ее указал на чернобородого.
   И тогда начал говорить самый младший, за ним наперебой вступили остальные. Да, Красо действительно послал их, как это и в самом деле бывало не раз, чтобы захватить их в плен и доставить для допроса к хозяину.
   — Но клянусь вам, клянусь богами-покровителями, мы не должны были вас убивать, нам было приказано, чтобы ни один волос не упал с вашей головы.
   — Зачем мы понадобились этому вашему Красо? — задал вопрос Ингольф.
   — Хозяин… он не знал… не мог понять, кто вы такие… он думал, вы пираты с Архипелага или искатели сокровищ… Или даже с той стороны… Из младшего мира…
   — Ну ладно… пока поверим вам.
   Небрежно, как какое-то неодушевленное бревно, даже не оборачиваясь, она начала толкать ногой утаоранца, стонущего в луже крови, к борту.
   — Что делать с вами, мы еще решим, — как бы между прочим бросила она. — А пока надо убрать мусор…
   — Мидара! — Крик Ингольфа заставил нас обратиться в камень.
   Она развернулась на месте, инстинктивно хватаясь за оружие, и это стало ее роковой ошибкой. Искалеченный разбойник каким-то образом сумел освободить руки. Прежде чем кто-то из нас успел что-нибудь сделать или предупредить Мидару, он мертвой хваткой вцепился ей в косы, нечеловеческим усилием рванул их, так что молодая женщина прогнулась назад с криком боли, и в то же мгновение оттолкнулся ногами от переборки и рухнул за борт. Плеск двух тел прозвучал для нас всех как гром.
   «Пламя!!!» Сердце мое сдавил ни с чем не сравнимый ужас, подобного которому я не испытывал в жизни… ужас, от которого померк окружающий мир.
   Но тут же в мозгу вспыхнуло воспоминание, как полчаса назад наша капитанша на моих глазах спрятала кристалл в шкатулку в своей каюте. Хотя и со стыдом, но признаю, что мысль о драгоценном талисмане в те мгновения вытеснила в моей душе все прочие. Между тем на палубе происходило следующее. С истошным воплем Тая бросилась вперед и уже перенесла ногу через планширь, но Орминис успел схватить ее за плечо и опрокинуть на палубу. Один из разбойников, каким-то ловким движением выскользнув из пут, кинулся на Дмитрия, тот прикончил его выстрелом в голову, почти в упор. Одновременно Ингольф, имевший свой собственный, вполне определенный взгляд на обращение с пленными, тремя молниеносными ударами весла уложил троих оставшихся, тоже лихорадочно пытавшихся освободиться от веревок.
   — Кристалл!! Мы все погибли, Василий!! — выкрикнул Секер и принялся биться головой о мачту.
   — Да цел он, успокойся! — с силой встряхнул его я.
   — Цел?! — Лицо его просветлело, и он без сил сполз на палубу.
   Оставив его, я присоединился к сгрудившимся на полубаке товарищам.
   Прошла минута, затем другая… третья… Мы молча стояли у фальшборта, только Таисия по-прежнему лежала на палубе, захлебываясь рыданиями.
   Дмитрий стащил с головы зюйдвестку с коротким «эх!», его примеру последовал Ингольф.
   Внезапно метрах в пяти от брига из воды с плеском вынырнула так хорошо нам знакомая рыжеволосая голова.
   Стоящий рядом со мной Орминис пошатнулся, чертя в воздухе указательным пальцем знак против зла.
   Несколькими широкими размашистыми движениями Мидара пересекла разделявшее нас расстояние, и вот она уже протягивает нам руку… вот она уже стоит рядом с нами.
   Распустившаяся коса закрывала ей половину лица, плечи и живот расцарапаны в кровь, грудная повязка сорвана. Но она довольно улыбается, даже дыхание ее почти не участилось.
   — Госпожа, госпожа! — рыдала, совсем потеряв голову, Таисия, обнимая ее колени. — Вы не погибли, великий Боже, вы живы!!
   — Ну что ты, Тейси, не плачь. — Мидара ласково гладила ее по волосам. — Я и не собиралась умирать. — Она повернулась к нам, ничуть не стесняясь своей наготы. — Черт, автомат утонул, жалко. Еще с Йоораны со мной. — Она с досадой взмахнула рукой: — Уй, ладонь прокусил, сволочь!
   Мы обернулись к нашим пленникам.
   Двое, издавая слабые стоны, приподнялись на четвереньки. Один лежал неподвижно, вокруг головы растекалась лужица, казавшаяся в сумерках черной.
   — Крепковато я его приложил, — констатировал Ингольф. — Ну да жалеть незачем.
   Покачиваясь, двое поднялись на ноги.
   — Должно быть, великая Сехмит хранит тебя, воительница, — криво усмехнулся чернобородый главарь, не стесняясь уставившись на обнаженную грудь Мидары. — И половчее тебя не могли выскользнуть из лап Шустрого — да будет его путь на Поля Сетха легок.
   — А что, в ваш рай пускают кастратов? — осведомился Ингольф.
   — Красо зря связался с вами, — пропустив мимо ушей слова Ингольфа, как бы подумал вслух главарь. — Не знаю уж, кто вы такие, может, даже и демоны, но зря…
   Второй молчал, пошатываясь на подгибающихся ногах, — видимо, еще не отошел от удара по голове.
   Мидара внимательно посмотрела на нас, словно что-то стараясь прочесть в наших лицах, а потом молча указала пленникам на волны:
   — Туда. И побыстрее.
   Никто из нас не попытался возразить.
   — Дайте хоть шлюпку! — еле шевеля языком, взмолился младший.
   — Вы пришли за нашими жизнями, почему мы должны щадить ваши? — отрезала Мидара.
   — Сами мы за борт прыгать не будем. Придется вам нас выкидывать, — с кислой ухмылкой заявил бородач. Это не была пустая бравада. Похоже, он действительно не очень боялся смерти.
   — Как хотите. Тогда вас просто убьют, а так у вас будет хоть какой-то шанс.
   Молодой, шатаясь как лунатик, подошел к лееру и мешком вывалился за борт.
   Он сразу же камнем ушел ко дну, наверное решив, что нет смысла напрасно продлевать муки.
   Бородатый нарочито медленно разделся, аккуратно сложил вещи на палубу, поставил рядом башмаки. Замешкался, чтобы закрыть глаза двум своим товарищам — застреленному Дмитрием и убитому Ингольфом. С его лица все это время не сходило выражение какого-то добродушного спокойствия.