Страница:
К тому времени, когда эораттанские маги и хэолийкские торговцы, движимые алчностью, вышли на межмировые дороги, эта цивилизация уже тысячи лет как исчезла, то ли тихо угаснув, прожив отведенный ей срок, то ли, быть может, уйдя в отдаленные измерения.
Велико же было удивление, когда новоявленные хозяева этих дорог обнаружили, что не они были первыми на них.
Должно быть, маги не смогли сразу оценить все значение обнаруженных находок, в противном случае они бы не позволили, чтобы с ними ознакомились другие, и не только сами хэоликийцы, но и их слуги, набранные в других мирах.
В книгах, из-под полы передаваемых из поколения в поколение, говорится о руинах циклопических городов, о странных предметах, назначение которых невозможно понять, о еще действующей магии и заклятьях, порождающих удивительные эффекты. Говорилось, например, что в некоторые сооружения невозможно было войти, ибо невидимые стены преграждали путь, а попадавшие внутрь других больше не возвращались.
Но продолжалось это очень недолго. Эораттанцы, видимо сообразив, чем дело пахнет, жестко и бескомпромиссно оттеснили своих партнеров от обнаруженных ценностей.
Что именно произошло дальше — нам неизвестно, но именно наследие Древнейших привело к расколу среди повелителей магических стихий, завершившееся войной. В чем опять-таки была суть этого раскола и чего конкретно добивались противоборствующие, осталось неведомым.
Легенды же гласят, что «пробудилось древнее зло, погубившее некогда своих творцов». И более ничего не поясняют, ограничиваясь несколькими туманными и зловещими намеками. (Мне с самого начала казалось, что в этой части за ними стоят сами маги.)
Война была короткой, но жестокой, и проигравшие в ней были частично уничтожены, часть же разбежалась по множеству миров. Краем эта война как-то задела и Хэолику, отчего, понятно, любви к колдунам уостровитян не прибавилось.
Сразу же после ее завершения все известные следы Великих Древнейших были уничтожены; такая же судьба неизбежно постигала и вновь обнаруженные артефакты.
Но, как я теперь выяснил, было уничтожено далеко не все.
Мидара
Часть вторая
Василий
Велико же было удивление, когда новоявленные хозяева этих дорог обнаружили, что не они были первыми на них.
Должно быть, маги не смогли сразу оценить все значение обнаруженных находок, в противном случае они бы не позволили, чтобы с ними ознакомились другие, и не только сами хэоликийцы, но и их слуги, набранные в других мирах.
В книгах, из-под полы передаваемых из поколения в поколение, говорится о руинах циклопических городов, о странных предметах, назначение которых невозможно понять, о еще действующей магии и заклятьях, порождающих удивительные эффекты. Говорилось, например, что в некоторые сооружения невозможно было войти, ибо невидимые стены преграждали путь, а попадавшие внутрь других больше не возвращались.
Но продолжалось это очень недолго. Эораттанцы, видимо сообразив, чем дело пахнет, жестко и бескомпромиссно оттеснили своих партнеров от обнаруженных ценностей.
Что именно произошло дальше — нам неизвестно, но именно наследие Древнейших привело к расколу среди повелителей магических стихий, завершившееся войной. В чем опять-таки была суть этого раскола и чего конкретно добивались противоборствующие, осталось неведомым.
Легенды же гласят, что «пробудилось древнее зло, погубившее некогда своих творцов». И более ничего не поясняют, ограничиваясь несколькими туманными и зловещими намеками. (Мне с самого начала казалось, что в этой части за ними стоят сами маги.)
Война была короткой, но жестокой, и проигравшие в ней были частично уничтожены, часть же разбежалась по множеству миров. Краем эта война как-то задела и Хэолику, отчего, понятно, любви к колдунам уостровитян не прибавилось.
Сразу же после ее завершения все известные следы Великих Древнейших были уничтожены; такая же судьба неизбежно постигала и вновь обнаруженные артефакты.
Но, как я теперь выяснил, было уничтожено далеко не все.
Мидара
Тот день я запомнила очень хорошо.
С утра я явилась с очередным докладом к Тхотончи.
Основной темой доклада была обычная нехватка личного состава и меры борьбы с нею. И тема, и сами еженедельные доклады давно стали пустой формальностью.
В завершение я предложила: не разрешит ли почтенный командор базы включить в состав экипажа несколько человек из числа детей торговцев?
— Это противоречит законам Хэолики, и вы это знаете не хуже меня, — с самодовольным недоумением ответил он.
— Вы неправильно поняли меня, почтенный Тхотончи. Я вовсе не предлагаю включить их в состав экипажа навсегда. Я только предлагаю, чтобы они совершили по два-три плавания, пока мы не найдем людей для пополнения.
— Это противоречит законам Хэолики, — напыщенно повторил командор. — Я больше не задерживаю вас. Идите и исполняйте свой долг. — Фраза эта означала, что разговор закончен.
С мыслями, что опять придется посылать корабли с некомплектной командой и матросы на них будут стоять полуторную вахту, я вышла из резиденции командора.
По дороге я узнала о возвращении задержавшейся уже на три недели флотилии Ятэра и о случившейся с ним беде.
Но за всеми заботами я смогла навестить его только вечером.
Потом я жестоко корила себя за то, что не уделила Ятэру достаточно внимания в последние дни его земного существования, закрутившись в повседневных делах. Он был одним из моих лучших друзей, и более того, я была обязана ему слишком многим, ибо, когда я только попала сюда, тогдашний второй вице-командор подумывал отправить меня работать по моей последней «специальности». Но Ятэр-Ятэр был категорически против, и именно он сделал меня своим помощником, ничего не потребовав взамен.
Когда я увидела его, то ахнула, не сдержавшись: он, прежде крепкий и здоровый, несмотря на прожитые годы, теперь казался ожившей мумией.
Я чуть не расплакалась — такого не случалось со мной уже давно, — а он что-то успокаивающе говорил. Потом…
— Послушай меня, девочка, — забормотал вдруг старик. — Я должен тебе рассказать кое-что очень важное. Я хотел сделать это чуть позже, все присматривался к тебе, но теперь времени у меня, видать, совсем нет.
С напряженным вниманием я слушала рассказ Ятэра.
Он рассказывал долго, с детальными подробностями и длинными многословными отступлениями. Я не перебивала его, понимая, что ему очень нужно выговориться перед уже недалеким концом.
Все это случилось тридцать пять или тридцать шесть лет назад. Среди всех миров, до которых добрались разведчики хэоликийцев, был один, переживший атомную войну. Мир, в котором на выжженной смертоносным огнем планете копошились лишь жалкие остатки прежнего человечества, сражающиеся с жуткими тварями-мутантами и выкашиваемые болезнями и бедствиями.
Хотя война закончилась двести с лишним лет назад, мир этот был обозначен на картах как запрещенный для посещения, ибо это грозило многими бедами всякому, кто сунет туда нос.
Но вот запрет этот решили нарушить. Хэоликийцев на этот раз интересовала не торговля — да и что можно было купить в подобном месте? В это на редкость опасное путешествие их заставило пуститься стремление найти уцелевшее ядерное оружие.
Ятэру осталось неизвестным, собирались ли торговцы продать его кому-нибудь, или им просто захотелось иметь это чудовищное порождение людского разума в своих арсеналах.
В том рейсе несчастья начали сыпаться на флотилию буквально с первых дней… С самого начала все пошло хуже некуда — в порту, который они избрали промежуточной базой для проникновения в нужный мир, вспыхнула чума, и они спешно покинули его, толком не подготовившись к походу.
На третий день после того, как они появились в этом проклятом всеми светлыми и темными силами мире, погиб корабль разведчиков из Дормая, разнесенный буквально в пыль мощнейшим взрывом. То ли столкнулся с древней плавучей миной, то ли, быть может, получил торпеду с какой-нибудь подлодки. Не спасся никто из команды.
Ятэр сбивчиво и коротко поведал о том, что увидел в странствиях по лику полумертвой планеты. О руинах гигантских городов, где среди оплавленных камней до сих пор лежали десятки тысяч человеческих скелетов, непонятно как сохранившихся, о морских чудовищах, иное из которых без труда могло бы проглотить их корабль.
На проклятой планете взбесилось и пошло вразнос все, включая погоду. Яростные шторма, налетевшие внезапно, едва не пустили их ко дну. После испепеляющей жары вдруг резко холодало, и снег сыпался на тропические цветы. Днем солнце раскаляло камни, так что они трескались, а ночью на них оседал иней. Почти каждый день путешественникам приходилось спасаться от смерчей, магнитные бури и полярные сияния делали почти невозможной радиосвязь между кораблями. Айсберги встречались даже в тропических широтах, а иссушающие самумы сменяли ледяные шквалы.
Берега, мимо которых они плыли, покрывали мутировавшие джунгли, превратившиеся в смертельно опасный радиоактивный ад, откуда не возвращался никто из сунувшихся туда смельчаков. И лишь изредка доносившийся из чащоб рев, от которого бегали мурашки по коже даже у самых бывалых, давал понять, какие твари обитают в их глубине.
Они плыли все дальше, и окружающее начинало отдавать откровенной чертовщиной.
Бывало, стрелка компаса начинала без причины сходить с ума, вращаясь во все стороны, а потом так же внезапно прекращала.
Иногда над горизонтом вставали смутные миражи каких-то фантастических городов, и моряки, случалось, узнавали свои родные места.
А однажды они наткнулись на огромный ледник, спускавшийся в бухту с невысоких гор, хотя вокруг было довольно тепло.
У них была карта, неизвестно как и кем добытая, на которой были обозначены нужные им объекты. Но она очень мало помогала.
В поисках атомных бомб они с большим трудом раскопали больше десятка бункеров, расположенных среди руин мертвых городов и зловонных радиоактивных болот, но внутри взору их представала только ржавая труха — все, что осталось от оборудования, — да следы давних каннибальских трапез их обитателей. Иногда мумифицированные останки их представали сплетшимися в последних смертельных объятиях, вгрызшимися зубами в иссохшую плоть друг друга.
И почти ежедневно они недосчитывались кого-то.
Многие подхватили лучевую болезнь, несмотря на розданные людям дозиметры, кто-то погиб, подорвавшись, когда пытался копаться в старой технике. Кто-то умер от укусов ядовитых насекомых — их обитало здесь несколько видов, — а трое были досуха высосаны во сне какими-то огромными мерзкими червями лилового цвета. Без малого два десятка отравилось насмерть при вскрытии очередных подземелий, когда из-под разрезанного автогеном бронеколпака вырвалось облако ядовитого газа. Еще столько же погибло в другом многоэтажном бункере: под ними провалились сгнившие перекрытия нижних ярусов. Некоторые начинали слышать зовущие их куда-то голоса, и их пришлось удерживать силой от попыток немедленно бежать на зов неведомо куда (скорее всего — в последний путь). А несколько человек бесследно исчезли почти на глазах товарищей, среди бела дня буквально растворившись в воздухе.
Двое решили искупаться в небольшой речушке, воды которой были прозрачны как хрусталь и не несли никакой радиоактивной грязи. Через несколько дней они умерли в мучениях — все тело покрывали незаживающие гнойные язвы, кожа отслаивалась и свисала клочьями.
Наконец, сам Ятэр жестоко пострадал в схватке с каким-то шестилапым хищником, напоминавшим одновременно волка и ящера.
Тварь, неожиданно набросившаяся на него из зарослей, выпустила ему наружу внутренности, и только эликсир спас тогда ему жизнь.
Его спутнику повезло меньше — тому просто откусили голову.
Люди роптали, но открыто возражать никто не смел, ибо хэоликийцы в подобных случаях неповиновения не прощали, а бежать было некуда.
Со временем становилось только хуже. Пыльные бури несли радиоактивный пепел, забивавший легкие. В течение полутора месяцев едва ли не каждый четвертый из уцелевших к тому времени, включая даже одного мага, погиб от непонятной болезни, превращавшей мозги в буквальном смысле в жижу, вытекавшую из носа и ушей, и даже чудодейственный эликсир не всем помог — да и запасы его почти мгновенно истощились. На них не раз нападали многочисленные группы дикарей, не пугавшихся их огнестрельного оружия, а иногда имеющих свое собственное. Во время одной из таких схваток погиб еще один маг — был убит шальной пулей в голову. На следующий день упал за борт и утонул капитан одного из судов, причем один из матросов потом клялся головой, что видел, как его утащило возникшее из-под воды щупальце в мачту толщиной. Из-за нехватки людей пришлось бросить корабль, потом другой…
Наконец, после того как в пасти крокодила-мутанта нашел свой конец командовавший походом островитянин, они приняли решение возвращаться. К тому времени из восьми судов осталось три.
При переходе их постигла катастрофа — корабли расшвыряло по разным мирам.
С попытавшимся стабилизировать проход магом случился жуткий припадок, в результате головной корабль выбросило в какой-то совершенно незнакомый мир, находящийся далеко в стороне от известных трасс. Куда девались остальные два корабля — так и осталось неизвестным навсегда.
Они пристали к пустынному берегу и разбили временный лагерь в надежде, что колдун выздоровеет и им не придется коротать в этом, возможно, безлюдном мире остаток жизни.
За месяц, пока маг приходил в себя, умерли еще несколько человек, получивших смертельную дозу радиации.
А потом в один из дней Ятэр сделал невероятную находку.
Сделал он ее совершенно случайно, в одиночку решив прогуляться по лесу.
Вообще-то, в глубину леса они избегали соваться — слишком свежи были воспоминания о жутких лесах погубленного своими обитателями мира. Но в тот день он изменил привычкам, вернее, вернулся к привычкам своего отрочества, когда лес был для него родным домом. И в зарослях он случайно наткнулся на эти руины. Теперь это была просто груда поросших густым мхом и лишайниками камней. Правда, каждый камень был величиной в человеческий рост и до сих пор, несмотря на пролетевшие тысячелетия, сохранял правильную кубическую форму.
Приглядевшись, он понял, что и сам камень не совсем обычный — во всяком случае, не похожий на гранит или базальт.
Взобравшись наверх, он обнаружил нечто вроде колодца, в глубине которого виднелись выщербленные временем ступени.
Спустившись вниз, он через десяток шагов наткнулся на двустворчатые ворота из матово-блестящего, не тронутого временем белого металла.
Он давно уже не был новичком, не раз слышал старинные легенды и мгновенно понял, что это такое. И принял решение, что будет делать дальше.
Ему не составило труда незамеченным вернуться на корабль и взять из судовой кладовой все, что нужно, благо уцелевшие были озабочены совсем другим, нежели слежка за собственным капитаном.
Металл, из которого были сделаны двери, устоял против инструментов, но уступил термитной шашке.
За ними взору его предстал широкий и одновременно низкий коридор, который вел под уклон, в темноту.
Пройдя метров сто, освещая себе путь масляным фонарем, Ятэр оказался перед такими же воротами, через которые попал сюда.
Чтобы отворить их, оказалось достаточно нажатия плечом. Как он вспоминал, ему даже показалось, что перед тем, как он собрался их толкнуть, что-то чуть слышно щелкнуло, словно открылся запор.
Он оказался в небольшом, идеально круглом зале, стены, пол, потолок которого были облицованы идеально отполированными плитами полупрозрачного камня цвета морской волны. Несколько небольших шестигранных светильников на стенах излучали ровный мягкий свет.
Именно тогда у Ятэра исчезли последние сомнения относительно создателей этого удивительного подземелья. Такие вечные лампы были одной из немногих вещей Древнейших, которые весьма редко, но встречались в мирах людей. И всем хэоликийским торговцам было вменено в обязанность скупать их за любые деньги и немедленно передавать магам.
На каменных столах и в нишах стен было аккуратно расставлено множество вещей — он помнил их очень смутно. Там были какие-то прозрачные шары разных размеров, выточенные из горного хрусталя фигурки, странные, ни на что не похожие предметы, приборы или что-то похожее на них, замысловатой формы сосуды в рост человека из материала, похожего на черное стекло. Было много сложенных в стопки дисков, покрытых спиральными узорами, и еще много чего.
Ятэр сел прямо на один из столов и глубоко задумался.
Он знал, что если расскажет о находке магу, то может попросить какую угодно награду (кроме возвращения домой). Его могли, например, сделать разведчиком — заветная мечта любого из наших. Могли досрочно отпустить со службы или сделать вице-командором, да мало ли еще что.
Столько вещей Великих Древнейших сразу!
Он припомнил, что каменная кладка, внутри которой он сейчас находился, лишь краем выступала из склона высокого холма. Что там внутри и какие еще сокровища таятся — можно было только гадать. Не исключено, что в этих местах был погребен целый город…
В то же время он знал — по тем же легендам, — что пытавшиеся утаить хоть малость из созданного этими загадочными существами и уличенные в этом исчезали навсегда. Но что-то словно протестовало против того, чтобы бежать к эораттанцу.
Он еще раз внимательно осмотрелся вокруг.
У дальней стены, вокруг грубо отесанного и покрытого грубыми, стертыми временем узорами обсидианового валуна — может быть, алтаря — стояли чаши, по форме отдаленно напоминавшие раковины огромных моллюсков. Они были пусты. Все, кроме одной.
В тот миг, когда Ятэр взял это в руки, он восславил всех богов, какие есть в мире этом и всех других мирах.
То, что лежало на дне чаши, могло показаться обычным драгоценным камнем, если бы не странный отблеск, похожий на блики от текущей воды. Камень не был похож ни на один из виденных им раньше самоцветов, но зато точь-в-точь соответствовал описанию из старых полузапретных сказаний.
Четырехугольный, почти кубической формы, величиной с грецкий орех, со скошенными гранями, в руках Ятэра он медленно налился теплым медовым светом. Потом в его глубине что-то шевельнулось, и на гранях возникли замысловатые изменчивые знаки. По всему телу прошла колючая волна, и окружающее вдруг исчезло.
Когда Ятэр вновь увидел себя стоящим в этом древнем зале, он уже был другим человеком.
Многое из сообщенного ему талисманом Древнейших, или, как называли его сами творцы, Застывшим Пламенем, он просто не понял — в человеческом языке, как сказал он сам, не было таких слов.
Но главное, информация о том, что это такое и как им пользоваться, была усвоена им четко и основательно. Он даже предположил, что эта вещь была сделана именно из расчета, что ею сможет пользоваться и обычный человек. Главное же: он узнал, что легенды эти не лгали — талисман Древнейших способен не только открыть проход, но и зафиксировать его на очень долгое время, хотя это и не будет обычный сквозной портал. Эта информация не была передана словами или, к примеру, какими-нибудь схемами. Он просто обнаружил, что знает это и знает, как это можно сделать.
Но вначале следовало позаботиться о том, чтобы сохранить тайну находки, и прежде всего — от магов. Немного подумав, он спрятал его в серебряную табакерку — эораттанцы не очень уважали этот благородный металл — и покинул подземелье, не взяв больше ничего.
Матросам он запретил соваться в лес, сказав, что заметил там подозрительные следы. А через несколько дней маг пришел в себя, и они сразу же вернулись на базу.
Ятэр уже совсем было начал готовиться к бегству в свой мир: тогда он еще не знал, что координаты утеряны, но тут выяснилась нечто очень печальное.
Артефакт не подчинялся ему.
Он исправно порождал видения, о которых говорилось в преданиях, продолжал выдавать информацию о себе, даже позволял обнаруживать проходы, но упорно не желал открывать их.
После короткого приступа отчаяния Ятэр решил попробовать отыскать кого-нибудь, кто хотел бы бежать от хэоликийцев и кто окажется способным овладеть скрытыми в артефакте силами.
Он искал тех, кто оставил на родине что-то дорогое, или хотя бы тех, кто тяготится вынужденным повиновением островным торговцам. Перебирал известных ему людей, прикидывал, терзался сомнениями, вновь выбирал и никак не решался начать разговор.
А потом узнал, что даже приблизительные координаты его мира не известны никому.
С тех пор он оставил мысль о бегстве, ибо единственный мир, куда он стремился, был недоступен. Лишь несколько раз за все это время он вынимал талисман Древнейших из тайника и вглядывался в его глубину. И тогда на краткие минуты в его душе оживали смутные надежды…
— Оставляю его тебе, девочка. Поступай с ним, как сочтешь нужным… Там, в шкатулке черного дерева, еще пара штучек, которые тебе пригодятся… если решишься… Но его я спрятал не здесь. Помнишь то место неподалеку от Чертовых скал, большой трехголовый утес? Там на восточной стороне есть трещина…
С утра я явилась с очередным докладом к Тхотончи.
Основной темой доклада была обычная нехватка личного состава и меры борьбы с нею. И тема, и сами еженедельные доклады давно стали пустой формальностью.
В завершение я предложила: не разрешит ли почтенный командор базы включить в состав экипажа несколько человек из числа детей торговцев?
— Это противоречит законам Хэолики, и вы это знаете не хуже меня, — с самодовольным недоумением ответил он.
— Вы неправильно поняли меня, почтенный Тхотончи. Я вовсе не предлагаю включить их в состав экипажа навсегда. Я только предлагаю, чтобы они совершили по два-три плавания, пока мы не найдем людей для пополнения.
— Это противоречит законам Хэолики, — напыщенно повторил командор. — Я больше не задерживаю вас. Идите и исполняйте свой долг. — Фраза эта означала, что разговор закончен.
С мыслями, что опять придется посылать корабли с некомплектной командой и матросы на них будут стоять полуторную вахту, я вышла из резиденции командора.
По дороге я узнала о возвращении задержавшейся уже на три недели флотилии Ятэра и о случившейся с ним беде.
Но за всеми заботами я смогла навестить его только вечером.
Потом я жестоко корила себя за то, что не уделила Ятэру достаточно внимания в последние дни его земного существования, закрутившись в повседневных делах. Он был одним из моих лучших друзей, и более того, я была обязана ему слишком многим, ибо, когда я только попала сюда, тогдашний второй вице-командор подумывал отправить меня работать по моей последней «специальности». Но Ятэр-Ятэр был категорически против, и именно он сделал меня своим помощником, ничего не потребовав взамен.
Когда я увидела его, то ахнула, не сдержавшись: он, прежде крепкий и здоровый, несмотря на прожитые годы, теперь казался ожившей мумией.
Я чуть не расплакалась — такого не случалось со мной уже давно, — а он что-то успокаивающе говорил. Потом…
— Послушай меня, девочка, — забормотал вдруг старик. — Я должен тебе рассказать кое-что очень важное. Я хотел сделать это чуть позже, все присматривался к тебе, но теперь времени у меня, видать, совсем нет.
С напряженным вниманием я слушала рассказ Ятэра.
Он рассказывал долго, с детальными подробностями и длинными многословными отступлениями. Я не перебивала его, понимая, что ему очень нужно выговориться перед уже недалеким концом.
Все это случилось тридцать пять или тридцать шесть лет назад. Среди всех миров, до которых добрались разведчики хэоликийцев, был один, переживший атомную войну. Мир, в котором на выжженной смертоносным огнем планете копошились лишь жалкие остатки прежнего человечества, сражающиеся с жуткими тварями-мутантами и выкашиваемые болезнями и бедствиями.
Хотя война закончилась двести с лишним лет назад, мир этот был обозначен на картах как запрещенный для посещения, ибо это грозило многими бедами всякому, кто сунет туда нос.
Но вот запрет этот решили нарушить. Хэоликийцев на этот раз интересовала не торговля — да и что можно было купить в подобном месте? В это на редкость опасное путешествие их заставило пуститься стремление найти уцелевшее ядерное оружие.
Ятэру осталось неизвестным, собирались ли торговцы продать его кому-нибудь, или им просто захотелось иметь это чудовищное порождение людского разума в своих арсеналах.
В том рейсе несчастья начали сыпаться на флотилию буквально с первых дней… С самого начала все пошло хуже некуда — в порту, который они избрали промежуточной базой для проникновения в нужный мир, вспыхнула чума, и они спешно покинули его, толком не подготовившись к походу.
На третий день после того, как они появились в этом проклятом всеми светлыми и темными силами мире, погиб корабль разведчиков из Дормая, разнесенный буквально в пыль мощнейшим взрывом. То ли столкнулся с древней плавучей миной, то ли, быть может, получил торпеду с какой-нибудь подлодки. Не спасся никто из команды.
Ятэр сбивчиво и коротко поведал о том, что увидел в странствиях по лику полумертвой планеты. О руинах гигантских городов, где среди оплавленных камней до сих пор лежали десятки тысяч человеческих скелетов, непонятно как сохранившихся, о морских чудовищах, иное из которых без труда могло бы проглотить их корабль.
На проклятой планете взбесилось и пошло вразнос все, включая погоду. Яростные шторма, налетевшие внезапно, едва не пустили их ко дну. После испепеляющей жары вдруг резко холодало, и снег сыпался на тропические цветы. Днем солнце раскаляло камни, так что они трескались, а ночью на них оседал иней. Почти каждый день путешественникам приходилось спасаться от смерчей, магнитные бури и полярные сияния делали почти невозможной радиосвязь между кораблями. Айсберги встречались даже в тропических широтах, а иссушающие самумы сменяли ледяные шквалы.
Берега, мимо которых они плыли, покрывали мутировавшие джунгли, превратившиеся в смертельно опасный радиоактивный ад, откуда не возвращался никто из сунувшихся туда смельчаков. И лишь изредка доносившийся из чащоб рев, от которого бегали мурашки по коже даже у самых бывалых, давал понять, какие твари обитают в их глубине.
Они плыли все дальше, и окружающее начинало отдавать откровенной чертовщиной.
Бывало, стрелка компаса начинала без причины сходить с ума, вращаясь во все стороны, а потом так же внезапно прекращала.
Иногда над горизонтом вставали смутные миражи каких-то фантастических городов, и моряки, случалось, узнавали свои родные места.
А однажды они наткнулись на огромный ледник, спускавшийся в бухту с невысоких гор, хотя вокруг было довольно тепло.
У них была карта, неизвестно как и кем добытая, на которой были обозначены нужные им объекты. Но она очень мало помогала.
В поисках атомных бомб они с большим трудом раскопали больше десятка бункеров, расположенных среди руин мертвых городов и зловонных радиоактивных болот, но внутри взору их представала только ржавая труха — все, что осталось от оборудования, — да следы давних каннибальских трапез их обитателей. Иногда мумифицированные останки их представали сплетшимися в последних смертельных объятиях, вгрызшимися зубами в иссохшую плоть друг друга.
И почти ежедневно они недосчитывались кого-то.
Многие подхватили лучевую болезнь, несмотря на розданные людям дозиметры, кто-то погиб, подорвавшись, когда пытался копаться в старой технике. Кто-то умер от укусов ядовитых насекомых — их обитало здесь несколько видов, — а трое были досуха высосаны во сне какими-то огромными мерзкими червями лилового цвета. Без малого два десятка отравилось насмерть при вскрытии очередных подземелий, когда из-под разрезанного автогеном бронеколпака вырвалось облако ядовитого газа. Еще столько же погибло в другом многоэтажном бункере: под ними провалились сгнившие перекрытия нижних ярусов. Некоторые начинали слышать зовущие их куда-то голоса, и их пришлось удерживать силой от попыток немедленно бежать на зов неведомо куда (скорее всего — в последний путь). А несколько человек бесследно исчезли почти на глазах товарищей, среди бела дня буквально растворившись в воздухе.
Двое решили искупаться в небольшой речушке, воды которой были прозрачны как хрусталь и не несли никакой радиоактивной грязи. Через несколько дней они умерли в мучениях — все тело покрывали незаживающие гнойные язвы, кожа отслаивалась и свисала клочьями.
Наконец, сам Ятэр жестоко пострадал в схватке с каким-то шестилапым хищником, напоминавшим одновременно волка и ящера.
Тварь, неожиданно набросившаяся на него из зарослей, выпустила ему наружу внутренности, и только эликсир спас тогда ему жизнь.
Его спутнику повезло меньше — тому просто откусили голову.
Люди роптали, но открыто возражать никто не смел, ибо хэоликийцы в подобных случаях неповиновения не прощали, а бежать было некуда.
Со временем становилось только хуже. Пыльные бури несли радиоактивный пепел, забивавший легкие. В течение полутора месяцев едва ли не каждый четвертый из уцелевших к тому времени, включая даже одного мага, погиб от непонятной болезни, превращавшей мозги в буквальном смысле в жижу, вытекавшую из носа и ушей, и даже чудодейственный эликсир не всем помог — да и запасы его почти мгновенно истощились. На них не раз нападали многочисленные группы дикарей, не пугавшихся их огнестрельного оружия, а иногда имеющих свое собственное. Во время одной из таких схваток погиб еще один маг — был убит шальной пулей в голову. На следующий день упал за борт и утонул капитан одного из судов, причем один из матросов потом клялся головой, что видел, как его утащило возникшее из-под воды щупальце в мачту толщиной. Из-за нехватки людей пришлось бросить корабль, потом другой…
Наконец, после того как в пасти крокодила-мутанта нашел свой конец командовавший походом островитянин, они приняли решение возвращаться. К тому времени из восьми судов осталось три.
При переходе их постигла катастрофа — корабли расшвыряло по разным мирам.
С попытавшимся стабилизировать проход магом случился жуткий припадок, в результате головной корабль выбросило в какой-то совершенно незнакомый мир, находящийся далеко в стороне от известных трасс. Куда девались остальные два корабля — так и осталось неизвестным навсегда.
Они пристали к пустынному берегу и разбили временный лагерь в надежде, что колдун выздоровеет и им не придется коротать в этом, возможно, безлюдном мире остаток жизни.
За месяц, пока маг приходил в себя, умерли еще несколько человек, получивших смертельную дозу радиации.
А потом в один из дней Ятэр сделал невероятную находку.
Сделал он ее совершенно случайно, в одиночку решив прогуляться по лесу.
Вообще-то, в глубину леса они избегали соваться — слишком свежи были воспоминания о жутких лесах погубленного своими обитателями мира. Но в тот день он изменил привычкам, вернее, вернулся к привычкам своего отрочества, когда лес был для него родным домом. И в зарослях он случайно наткнулся на эти руины. Теперь это была просто груда поросших густым мхом и лишайниками камней. Правда, каждый камень был величиной в человеческий рост и до сих пор, несмотря на пролетевшие тысячелетия, сохранял правильную кубическую форму.
Приглядевшись, он понял, что и сам камень не совсем обычный — во всяком случае, не похожий на гранит или базальт.
Взобравшись наверх, он обнаружил нечто вроде колодца, в глубине которого виднелись выщербленные временем ступени.
Спустившись вниз, он через десяток шагов наткнулся на двустворчатые ворота из матово-блестящего, не тронутого временем белого металла.
Он давно уже не был новичком, не раз слышал старинные легенды и мгновенно понял, что это такое. И принял решение, что будет делать дальше.
Ему не составило труда незамеченным вернуться на корабль и взять из судовой кладовой все, что нужно, благо уцелевшие были озабочены совсем другим, нежели слежка за собственным капитаном.
Металл, из которого были сделаны двери, устоял против инструментов, но уступил термитной шашке.
За ними взору его предстал широкий и одновременно низкий коридор, который вел под уклон, в темноту.
Пройдя метров сто, освещая себе путь масляным фонарем, Ятэр оказался перед такими же воротами, через которые попал сюда.
Чтобы отворить их, оказалось достаточно нажатия плечом. Как он вспоминал, ему даже показалось, что перед тем, как он собрался их толкнуть, что-то чуть слышно щелкнуло, словно открылся запор.
Он оказался в небольшом, идеально круглом зале, стены, пол, потолок которого были облицованы идеально отполированными плитами полупрозрачного камня цвета морской волны. Несколько небольших шестигранных светильников на стенах излучали ровный мягкий свет.
Именно тогда у Ятэра исчезли последние сомнения относительно создателей этого удивительного подземелья. Такие вечные лампы были одной из немногих вещей Древнейших, которые весьма редко, но встречались в мирах людей. И всем хэоликийским торговцам было вменено в обязанность скупать их за любые деньги и немедленно передавать магам.
На каменных столах и в нишах стен было аккуратно расставлено множество вещей — он помнил их очень смутно. Там были какие-то прозрачные шары разных размеров, выточенные из горного хрусталя фигурки, странные, ни на что не похожие предметы, приборы или что-то похожее на них, замысловатой формы сосуды в рост человека из материала, похожего на черное стекло. Было много сложенных в стопки дисков, покрытых спиральными узорами, и еще много чего.
Ятэр сел прямо на один из столов и глубоко задумался.
Он знал, что если расскажет о находке магу, то может попросить какую угодно награду (кроме возвращения домой). Его могли, например, сделать разведчиком — заветная мечта любого из наших. Могли досрочно отпустить со службы или сделать вице-командором, да мало ли еще что.
Столько вещей Великих Древнейших сразу!
Он припомнил, что каменная кладка, внутри которой он сейчас находился, лишь краем выступала из склона высокого холма. Что там внутри и какие еще сокровища таятся — можно было только гадать. Не исключено, что в этих местах был погребен целый город…
В то же время он знал — по тем же легендам, — что пытавшиеся утаить хоть малость из созданного этими загадочными существами и уличенные в этом исчезали навсегда. Но что-то словно протестовало против того, чтобы бежать к эораттанцу.
Он еще раз внимательно осмотрелся вокруг.
У дальней стены, вокруг грубо отесанного и покрытого грубыми, стертыми временем узорами обсидианового валуна — может быть, алтаря — стояли чаши, по форме отдаленно напоминавшие раковины огромных моллюсков. Они были пусты. Все, кроме одной.
В тот миг, когда Ятэр взял это в руки, он восславил всех богов, какие есть в мире этом и всех других мирах.
То, что лежало на дне чаши, могло показаться обычным драгоценным камнем, если бы не странный отблеск, похожий на блики от текущей воды. Камень не был похож ни на один из виденных им раньше самоцветов, но зато точь-в-точь соответствовал описанию из старых полузапретных сказаний.
Четырехугольный, почти кубической формы, величиной с грецкий орех, со скошенными гранями, в руках Ятэра он медленно налился теплым медовым светом. Потом в его глубине что-то шевельнулось, и на гранях возникли замысловатые изменчивые знаки. По всему телу прошла колючая волна, и окружающее вдруг исчезло.
Когда Ятэр вновь увидел себя стоящим в этом древнем зале, он уже был другим человеком.
Многое из сообщенного ему талисманом Древнейших, или, как называли его сами творцы, Застывшим Пламенем, он просто не понял — в человеческом языке, как сказал он сам, не было таких слов.
Но главное, информация о том, что это такое и как им пользоваться, была усвоена им четко и основательно. Он даже предположил, что эта вещь была сделана именно из расчета, что ею сможет пользоваться и обычный человек. Главное же: он узнал, что легенды эти не лгали — талисман Древнейших способен не только открыть проход, но и зафиксировать его на очень долгое время, хотя это и не будет обычный сквозной портал. Эта информация не была передана словами или, к примеру, какими-нибудь схемами. Он просто обнаружил, что знает это и знает, как это можно сделать.
Но вначале следовало позаботиться о том, чтобы сохранить тайну находки, и прежде всего — от магов. Немного подумав, он спрятал его в серебряную табакерку — эораттанцы не очень уважали этот благородный металл — и покинул подземелье, не взяв больше ничего.
Матросам он запретил соваться в лес, сказав, что заметил там подозрительные следы. А через несколько дней маг пришел в себя, и они сразу же вернулись на базу.
Ятэр уже совсем было начал готовиться к бегству в свой мир: тогда он еще не знал, что координаты утеряны, но тут выяснилась нечто очень печальное.
Артефакт не подчинялся ему.
Он исправно порождал видения, о которых говорилось в преданиях, продолжал выдавать информацию о себе, даже позволял обнаруживать проходы, но упорно не желал открывать их.
После короткого приступа отчаяния Ятэр решил попробовать отыскать кого-нибудь, кто хотел бы бежать от хэоликийцев и кто окажется способным овладеть скрытыми в артефакте силами.
Он искал тех, кто оставил на родине что-то дорогое, или хотя бы тех, кто тяготится вынужденным повиновением островным торговцам. Перебирал известных ему людей, прикидывал, терзался сомнениями, вновь выбирал и никак не решался начать разговор.
А потом узнал, что даже приблизительные координаты его мира не известны никому.
С тех пор он оставил мысль о бегстве, ибо единственный мир, куда он стремился, был недоступен. Лишь несколько раз за все это время он вынимал талисман Древнейших из тайника и вглядывался в его глубину. И тогда на краткие минуты в его душе оживали смутные надежды…
— Оставляю его тебе, девочка. Поступай с ним, как сочтешь нужным… Там, в шкатулке черного дерева, еще пара штучек, которые тебе пригодятся… если решишься… Но его я спрятал не здесь. Помнишь то место неподалеку от Чертовых скал, большой трехголовый утес? Там на восточной стороне есть трещина…
Часть вторая
НАЧАЛО ПУТИ
Василий
За те недели, которые мы вынужденно пробыли здесь, я неплохо изучил этот город.
Город, похожий на восточную столицу из арабских сказок.
Город, чем-то напоминавший мне Стамбул, в котором я не бывал. Или Баку, в котором я прожил в бытность студентом целый месяц. Или Александрию, только не арабскую, а древнюю, греческую, которую я посетил дважды.
На улицах иноземцев было почти столько же, сколько местных жителей.
Старинные особняки-дворцы — обиталища древних родов — и многоэтажные бетонные ульи. Ветхие храмы и новые гостиницы, сверкающие стеклом больших окон. Лачуги и ночлежки. Маленькие бары — точь-в-точь копия знакомых мне европейских. Увеселительные заведения самого различного пошиба и приличия, какие-то подозрительные притоны, крохотные мастерские, лавчонки, торгующие всякой всячиной. В кофейнях и трактирах мужчины играли в шахматы, карты (мало похожие на известные в моем мире), слушали патефоны, музыкантов, певцов. Неторопливо вкушали напитки и сласти — время основательной еды наступит вечером. В специальных семейных трактирах люди с женами и детьми пили чай. В толпе шныряли девицы, на левом рукаве которых был нашит квадратный лоскут белого, синего или оранжевого цвета с вышитыми на нем цифрами, обозначавшими сумму, за которую означенную девицу можно было получить в пользование. Цвета означали, что проститутка обслуживает клиента либо в своем жилище, либо в номере дешевой гостиницы, либо же у него дома. Перечеркнутая лиловой полосой нашивка сообщала, что обслуживает эта девица представителей обоих полов. Здесь же отирались мелкие мошенники и контрабандисты, фальшивомонетчики и торговцы «травкой» — одинаковым во всех мирах гашишем. Дома в шесть или даже в восемь этажей, узкие улицы, заполненные народом, проносящиеся туда-сюда все еще редкие автомобили.
Изредка мелькали паланкины эбенового дерева, которые несли на своих плечах прикованные к ним черные рабы.
Значит, их обладатель и впрямь был необычайно богат.
Рабы стоят очень больших денег, и за ту же сумму, которую он истратил на покупку одного из своих негров, восемь свободных слуг согласились бы таскать его на себе круглый год по двенадцать часов в день. Именно из-за дороговизны рабов уже давно используют только на самых тяжелых, опасных и грязных работах, куда не идут даже голодающие бедняки.
Впрочем, это могут быть и обычные слуги, согласившиеся за дополнительную плату изображать невольников.
Вот мимо нас прошагали два горца, появившиеся тут по каким-то своим делам. На поясах болтались кривые сабли. У одного короткий карабин с подствольным барабаном как у револьвера, у другого допотопное шомпольное ружье. Ствол и барабан карабина были отлиты из бронзы. Оружие было довольно старым — ведь бронзовое оружие перестали делать уже больше ста лет назад.
Группа нарядно одетых девушек и молодых женщин, возвращавшихся с гуляния по случаю какого-то квартального или общинного праздника, обступила с беззлобным смехом юного послушника, бесстыдно его лапая — по-другому и не скажешь. Дело в том, что до посвящения в жрецы слуги здешних богов, включая местного бога блуда, должны были строго хранить целомудрие.
Вся наша компания в данный момент спускалась вниз по улочке. Здесь, в старом городе, они часто так узки, что даже повозка, не то что грузовик, не может пройти по ним, и товар приходится развозить на верблюдах.
На площади перед таможней с десяток извозчиков, управлявших неуклюжими фаэтонами под парусиновыми тентами, зазывали желающих покататься и посмотреть город.
Особенно мне запомнился один, обещавший показать «благородным гостям» воздвигнутый тысячу сто лет назад храм бога Солнца, с его «удивительным, ни на что не похожим и нигде больше не существующим алтарем»… Храм и в самом деле был весьма примечательным сооружением.
Он представлял собой круглое строение с колоннадами, без крыши, в центре которого был установлен алтарь, а вокруг него располагалось полторы сотни идеально отполированных гранитных плит на шарнирах.
Во дни торжеств на алтарный камень возлагали связанную жертву — обычно красавицу-рабыню, после чего служители по команде поворачивали плиты, и в один миг на алтаре концентрировались три сотни солнечных зайчиков размером два на два метра. Температура доходила до пяти тысяч градусов, и несчастная в минуту бесследно испарялась, к вящему восторгу верующих.
Мы спустились по узкой улочке, вымощенной обломками кораллов, которая вела к башне утаоранской цитадели. Сооружение это заслуживает того, чтобы о нем рассказать.
Когда я увидел ее башни в первый раз, то не смог сдержать удивленного возгласа. Подобной высоты сооружения мне приходилось видеть лишь у себя дома, да еще в Атлантиде. Из двух десятков башен не было ни одной ниже шестидесяти метров. А главная башня насчитывала почти сто метров от основания до верхнего этажа, не считая того, что сама стояла на довольно высоком уступе горы.
Я тогда не удержался, чтобы не выразить Ингольфу своего восхищения ею. Хлопнув меня по плечу (болезненно екнула селезенка), он сообщил, что может показать с полдюжины мест, где он во время осады без особого труда мог бы перебраться через стену и провести за собой отряд лихих рубак. У каждого свой взгляд на вещи, как говорится.
В древности две главные башни были выше еще на четверть, и на каждой стояло гигантское зеркало из полированного гранита, будто бы способное фокусировать солнечные лучи так, что могло поджечь вражеский корабль, — изделие того же хитроумного жреца, который создал упомянутый выше алтарь. Это, впрочем, не спасло Утаоран от предательства, из-за которого он и был захвачен в ходе Второй Ральской войны, после чего победители сбросили зеркала вниз и разрушили навершия башен.
Город, похожий на восточную столицу из арабских сказок.
Город, чем-то напоминавший мне Стамбул, в котором я не бывал. Или Баку, в котором я прожил в бытность студентом целый месяц. Или Александрию, только не арабскую, а древнюю, греческую, которую я посетил дважды.
На улицах иноземцев было почти столько же, сколько местных жителей.
Старинные особняки-дворцы — обиталища древних родов — и многоэтажные бетонные ульи. Ветхие храмы и новые гостиницы, сверкающие стеклом больших окон. Лачуги и ночлежки. Маленькие бары — точь-в-точь копия знакомых мне европейских. Увеселительные заведения самого различного пошиба и приличия, какие-то подозрительные притоны, крохотные мастерские, лавчонки, торгующие всякой всячиной. В кофейнях и трактирах мужчины играли в шахматы, карты (мало похожие на известные в моем мире), слушали патефоны, музыкантов, певцов. Неторопливо вкушали напитки и сласти — время основательной еды наступит вечером. В специальных семейных трактирах люди с женами и детьми пили чай. В толпе шныряли девицы, на левом рукаве которых был нашит квадратный лоскут белого, синего или оранжевого цвета с вышитыми на нем цифрами, обозначавшими сумму, за которую означенную девицу можно было получить в пользование. Цвета означали, что проститутка обслуживает клиента либо в своем жилище, либо в номере дешевой гостиницы, либо же у него дома. Перечеркнутая лиловой полосой нашивка сообщала, что обслуживает эта девица представителей обоих полов. Здесь же отирались мелкие мошенники и контрабандисты, фальшивомонетчики и торговцы «травкой» — одинаковым во всех мирах гашишем. Дома в шесть или даже в восемь этажей, узкие улицы, заполненные народом, проносящиеся туда-сюда все еще редкие автомобили.
Изредка мелькали паланкины эбенового дерева, которые несли на своих плечах прикованные к ним черные рабы.
Значит, их обладатель и впрямь был необычайно богат.
Рабы стоят очень больших денег, и за ту же сумму, которую он истратил на покупку одного из своих негров, восемь свободных слуг согласились бы таскать его на себе круглый год по двенадцать часов в день. Именно из-за дороговизны рабов уже давно используют только на самых тяжелых, опасных и грязных работах, куда не идут даже голодающие бедняки.
Впрочем, это могут быть и обычные слуги, согласившиеся за дополнительную плату изображать невольников.
Вот мимо нас прошагали два горца, появившиеся тут по каким-то своим делам. На поясах болтались кривые сабли. У одного короткий карабин с подствольным барабаном как у револьвера, у другого допотопное шомпольное ружье. Ствол и барабан карабина были отлиты из бронзы. Оружие было довольно старым — ведь бронзовое оружие перестали делать уже больше ста лет назад.
Группа нарядно одетых девушек и молодых женщин, возвращавшихся с гуляния по случаю какого-то квартального или общинного праздника, обступила с беззлобным смехом юного послушника, бесстыдно его лапая — по-другому и не скажешь. Дело в том, что до посвящения в жрецы слуги здешних богов, включая местного бога блуда, должны были строго хранить целомудрие.
Вся наша компания в данный момент спускалась вниз по улочке. Здесь, в старом городе, они часто так узки, что даже повозка, не то что грузовик, не может пройти по ним, и товар приходится развозить на верблюдах.
На площади перед таможней с десяток извозчиков, управлявших неуклюжими фаэтонами под парусиновыми тентами, зазывали желающих покататься и посмотреть город.
Особенно мне запомнился один, обещавший показать «благородным гостям» воздвигнутый тысячу сто лет назад храм бога Солнца, с его «удивительным, ни на что не похожим и нигде больше не существующим алтарем»… Храм и в самом деле был весьма примечательным сооружением.
Он представлял собой круглое строение с колоннадами, без крыши, в центре которого был установлен алтарь, а вокруг него располагалось полторы сотни идеально отполированных гранитных плит на шарнирах.
Во дни торжеств на алтарный камень возлагали связанную жертву — обычно красавицу-рабыню, после чего служители по команде поворачивали плиты, и в один миг на алтаре концентрировались три сотни солнечных зайчиков размером два на два метра. Температура доходила до пяти тысяч градусов, и несчастная в минуту бесследно испарялась, к вящему восторгу верующих.
Мы спустились по узкой улочке, вымощенной обломками кораллов, которая вела к башне утаоранской цитадели. Сооружение это заслуживает того, чтобы о нем рассказать.
Когда я увидел ее башни в первый раз, то не смог сдержать удивленного возгласа. Подобной высоты сооружения мне приходилось видеть лишь у себя дома, да еще в Атлантиде. Из двух десятков башен не было ни одной ниже шестидесяти метров. А главная башня насчитывала почти сто метров от основания до верхнего этажа, не считая того, что сама стояла на довольно высоком уступе горы.
Я тогда не удержался, чтобы не выразить Ингольфу своего восхищения ею. Хлопнув меня по плечу (болезненно екнула селезенка), он сообщил, что может показать с полдюжины мест, где он во время осады без особого труда мог бы перебраться через стену и провести за собой отряд лихих рубак. У каждого свой взгляд на вещи, как говорится.
В древности две главные башни были выше еще на четверть, и на каждой стояло гигантское зеркало из полированного гранита, будто бы способное фокусировать солнечные лучи так, что могло поджечь вражеский корабль, — изделие того же хитроумного жреца, который создал упомянутый выше алтарь. Это, впрочем, не спасло Утаоран от предательства, из-за которого он и был захвачен в ходе Второй Ральской войны, после чего победители сбросили зеркала вниз и разрушили навершия башен.