Лещенко Владимир. Идущие сквозь миры

   Уже у самого борта он обернулся к нам, глаза его полыхнули угрюмой ненавистью.
   — Ладно, пока, — бросил он, — До встречи на Небесных Полях! — С силой оттолкнувшись, он бросился в темнеющие волны.
   Не проронив ни звука, мы стояли и смотрели, как широкими, размашистыми гребками он рассекает волны. Все дальше и дальше уплывал он по темно-золотой дорожке, проложенной заходящим солнцем.
   Его голова уже казалась маленькой черной точкой на ее фоне, а мы все стояли и молча смотрели вслед…
 
   Клонящееся к закату солнце тысячами бликов отражалось от штилевого океана.
   Наш бриг лежал в дрейфе в самом центре Атлантики.
   Дмитрий с Ингольфом в очередной раз забрасывали обнаруженную в подшкиперской тунцеловную снасть, Мустафа курил, стоя у штурвала, а наши женщины улеглись на слегка покачивающейся палубе, обсыхая после купания. Таисия облачилась в шикарный закрытый купальник не то от Версачи, не то от Кардена, стоивший, если я не ошибаюсь, пару тысяч долларов. В прошлом году у нас случился пожар на складах, в ходе которого народ растащил немало добра. На Мидаре было всего несколько клочков ткани — два небольших треугольника на тонких бретельках, прикрывавшие (или открывавшие) груди, и узкая полоска между ног, поддерживаемая шнурком на талии. Лицо ее от солнца прикрывала пестрая косынка. Она как будто дремала.
   Позади, во вчерашнем дне и в другом мире, остался переход через портал между двумя вселенными и все, что случилось перед тем.
   Невольно я скосил глаза на бак.
   Там на медово-желтых досках палубы выделялись два более светлых пятна. Пролившуюся сутки назад кровь Таисия с Секером тщательно отскребли стальными скребками для очистки корпуса от ракушек, а после еще протерли палубу пемзой.
   Гибко поднявшись, Мидара встала на руки и приподнялась на кончиках пальцев. Постояв так с полминуты, она обратным сальто вскочила на ноги, бросив в нашу сторону довольный взгляд — мол, кто-нибудь из вас вот так может?
   Легко оттолкнувшись, она прыгнула за борт.
   Я уловил восхищенный вздох Ингольфа.
   — Сколько ты можешь продержаться под водой? — спросил я Мидару, когда она вновь выбралась на палубу.
   — Не особо напрягаясь — пять минут.
   Она села на горячие доски, выжимая волосы, теперь коротко (до плеч) и не очень ровно обрезанные: со своей шикарной косой, едва не ставшей причиной смерти, она распростилась еще вчера, спустя пару часов после всего.
   — Однажды продержалась почти семь, но тогда уже в глазах темнело и грудь потом болела полдня. Когда я училась ходить под парусом, у меня был наставник, который знал кое-какие древние секреты: особое дыхание и все такое, — объяснила она. — Если хочешь, могу научить. Времени, правда, мало — может, скоро уже расстанемся…
   Мидара доброжелательно улыбнулась.
   Усилием воли я отогнал вчерашнее воспоминание — окровавленный шмат человеческой плоти, небрежно брошенный движением изящной ладони в волны.
   Уж сколько раз зарекался судить окружающих!
   В чем, если вдуматься, она виновата? В том, что родилась в жестоком мире, в стране, которая вела непрерывную войну невесть сколько лет? Что для мужчин ее отечества женщина не более чем утеха и средство для продолжения рода и что она не захотела этого принять? Но ведь за свой выбор она уже заплатила сполна — и не приведи бог никому так расплатиться…
   Что я мог ей сказать? Что я вообще мог ей сказать, ей, чей мир куда дальше от моего, чем даже самые дикие племена моей родной Земли?
   Бесполезно убеждать волчицу в пользе вегетарианства.
   Вдруг мне стало безотчетно жаль ее, эту сильную и много пережившую женщину.
   Она взвалила почти непосильную ношу — отыскать среди мириадов прочих свой родной мир. Ей суждено, может быть, многие годы, если не десятилетия, брести в одиночестве бесконечными путями, соединяющими их, и сгинуть, так и не вернувшись домой.
   Впрочем, я этого уже никогда не узнаю… Неумолимое «никогда» разделит нас.
   Вслед за этой мыслью неожиданно пришла другая.
   А как поступит Мидара с талисманом Древнейших, когда вернется в свой мир?
   Не возникнет ли у нее соблазн во имя блага своей отчизны раскрыть его тайну и дать Йооране возможность стать владыкой целых планет?
   Соблазн этот может оказаться слишком велик…
   И следом возникла совсем уж странная мысль: а как бы поступил я сам на ее месте?
   Да, конечно, я понимаю, что подобная вещь не должна попасть в ненадежные руки… Но одно дело рассуждать об этом теоретически и морализировать, и совсем другое — когда у тебя в руках действительно оказывается нечто, способное принести твоей стране колоссальное могущество. А тебе самому, между прочим, — воистину бессмертную славу и несказанные почести.
   А кстати, что ждет меня самого?
   Смогу ли я вернуться именно в свое время, именно в те дни, когда я покинул родину? Как объясню свое отсутствие, если это не получится?
   И что, если к моменту моего возвращения все уже станет другим? Ведь есть же примеры, как быстро может рухнуть устоявшийся уклад.
   Все эти годы я почти не задумывался ни о чем подобном, потому что не привык изводить себя бессмысленными мечтами, а последнее время был слишком занят гонкой через миры.
   А вот теперь представил себе, как пройду по улицам своего города, воспоминаниям о котором, казалось, уже столетия, как открою ключом, который хранил неизвестно зачем почти семь лет, дверь своей маленькой квартирки в панельной пятиэтажке.
   Как предъявлю пропуск на проходной, кивну вахтеру и поднимусь в свой кабинет. Как поздороваюсь с дамами из своего отдела, выслушаю дежурные вопросы о проведенном отпуске и комплименты моему загару и приступлю к работе.
   Буду знакомиться с женщинами, ходить в рестораны и кино, ездить в отпуск к Черному морю или в Анталью.
   Буду (а смогу ли?) просто жить там, где родился и куда стремлюсь всей душой (всей ли?).
   И буду с грустью (да, с грустью) вспоминать эти годы, эту невероятную, полную впечатлений жизнь.
   Вспоминать уютные кабачки Рарди, где подают ароматный кофе с вкуснейшими колбасками, и припортовые трущобы Домба, великолепный Карфаген, Александрию и Афины, красивые особой, какой-то зловещей красотой города Атлантиды и затянутые туманом винландские поселения…
   Небо, горящее всеми красками тропических закатов, прибой у подножия уходящих в самое небо пиков, рядом с которыми твой корабль кажется таким маленьким перед ликом вечных гор и вечного океана, чужие незнакомые созвездия.
   Вспоминать пасущихся в степном высокотравье мамонтов и непуганых косуль, доверчиво подходивших прямо к нашим палаткам. Горьковатый дым костра и вкус свежеприготовленного на огне мяса.
   Ярко-синее прозрачное осеннее небо над светлым золотом девственных буковых лесов с багряными островками кленовых рощиц.
   Ароматы лесной сырости и прелых листьев, блеск летящих паутинок на багрянце кленов.
   Эрдена Чорджи, монгола, с которым я был знаком всего несколько дней, заслонившего меня от стрелы. Умирая, он, пересиливая боль, напевал какую-то веселую мелодию без слов. Буду вспоминать боцмана Келли Горна и Ятэра-Ятэра; Иветту Солсбери в черной шубке из убитой мной пумы, со смехом кидавшую в меня снежки… И других. Своих товарищей по несчастью… нет — по судьбе, таких разных и в то же время схожих в главном, как схожи все люди.
   Даже девушек из нашего веселого дома — среди них были очень добрые и хорошие.
   И только немногие будут замечать в моих глазах затаенную тоску, но и они будут не в силах ее понять.
   Впрочем, мысли эти были пока что неуместны. Сперва надо вернуться. А пока…
   Перед нами простиралась бескрайняя спокойная Атлантика. И далекий, бесконечно далекий путь через многие миры. Домой.

Часть третья
ПЛЕННИКИ И ГОСТИ

Василий

   Опалесцирующая пленка межпространственного барьера беззвучно лопнула, разойдясь, и вновь моему взору предстала синяя морская гладь, такая же, как исчезнувшая минуту назад, после входа в очередной портал.
   И на этой ласковой бирюзовой глади мои глаза узрели нечто, в буквальном смысле заставившее остановиться мое сердце.
   За прошедшие годы я выслушал множество леденящих душу рассказов — о проходах, ведущих прямиком в жерла вулканов или в миры со смертельно ядовитой атмосферой и озерами кипящей кислоты, о ловушках, которые устраивают маги-отступники, о чудовищах, обитающих в межпространственных тоннелях. Но то, что ждало нас здесь и сейчас, было немногим лучше. Сам Сатана, который, по слухам, обитает именно в пространстве между вселенными, не мог бы устроить большей пакости.
   «Вот и кончилось наше путешествие!» — отрешенно подумал я.
   Прямо на нас, развернувшись в кильватерную колонну, шли боевые корабли. Дым от десятков труб поднимался к небу.
   То, что это были именно боевые корабли, похоже, понял даже ничего подобного не видевший до этого Тронк.
   Молча мы стояли на палубе «Чайки», напряженно вглядываясь в приближающийся флот.
   — Какая дистанция? — наконец нарушила тишину Мидара.
   — Миль пять, — ответил Дмитрий. — Интересно, достанут ли нас их орудия?
   — Смотря какие у них пушки. Если такие, как были на моем фрегате, могут и не достать… — Было видно, что сам Мустафа не очень на это надеется.
   — Уйти не успеем? — дрогнувшим голосом спросила Тая.
   — Исключено, — сухо бросила Мидара. — Портал односторонний, а до ближайшего — сутки хода.
   Один из кораблей, изменив курс, направился в нашу сторону.
   — Заметили, — обреченно констатировал Дмитрий.
   В локоть мне вцепились твердые пальцы. Мидара оттащила меня к кормовой надстройке. Глаза у нее были сейчас — не приведи боже увидеть.
   — Значит, так, — быстро зашептала она мне в ухо, — говори, что хочешь, но только знай тверди одно — кристалл пропал при переходе. Тебе должны поверить — ты единственный, кто был рядом со мною!
   Оставив меня, она что-то быстро сказала Таисии, и они обе сбежали вниз по трапу.
   От идущего в нашу сторону корабля отделились два маленьких силуэта и быстро помчались к бригу.
   В подзорную трубу было видно, что палубы катеров заполняли люди в пестрых мундирах, держащие в руках оружие.
   Маленькие пушчонки на носу смотрели в нашу сторону. В случае чего от нашей скорлупки только щепки полетят. Вернее, поплывут.
   — Эх, ну и влип я с вами! — заявил Тронк с напряженным интересом, которым пытался замаскировать страх. — Только-только спина зажила! Интересно, что тут больше палачи любят: огонь, железяки или просто кнут?
   Ответить на столь оптимистичное замечание мне было решительно нечего.
   Подойдя метров на двадцать, катера заглушили моторы. Я сумел разглядеть стоявших на их палубах в деталях.
   Облик, что называется, «как у людей». По большей части на вид южане: темноволосые, смуглые, рослые, хотя было несколько рыжих и русых. А один — уже немолодой, низенький и широкоплечий (в ширину чуть меньше, чем в высоту) — грубыми чертами плоского лица, темной кожей и редкой бороденкой напоминал не то эскимоса, не то еще кого-то из представителей северных народцев.
   В руках у одних были короткие винтовки, у других — неуклюжие автоматы с дисками.
   В другое время и в другом месте я бы не удержался от улыбки — уж больно смешными могли показаться их мундиры. Посередине проходила продольная оранжевая полоса, с одной стороны которой ткань была синей, а с другой — белой. Это одеяние было усеяно пестрыми нашивками, металлическими блестящими побрякушками, украшениями из эмали и золота (может быть, орденами), витыми разноцветными шнурами. Штаны были точно такой же расцветки. На ногах короткие мягкие сапоги с бронзовыми бляшками и пластинами, а на широких кушаках болтались кинжалы. Длинные концы кушаков, завязанных сзади, свисали вниз, вроде раздвоенного хвоста. Но самым смешным было не это. На головах у всех были шапки желтого и серого цветов, форма которых была точь-в-точь шутовские колпаки.
   — Эй, кто вы такие и как здесь оказались? — выкрикнули с мостика катера.
   — Мы не помним, с нами случилось несчастье, мы даже не знаем, куда попали! — ответил я первое, что пришло в голову, чувствуя, как предательски подрагивают колени. В эти минуты я старался даже не задумываться, что нас теперь ожидает.
   Головной катер фыркнул мотором, и его нос ощутимо стукнул нам в борт.
   На палубу начали прыгать моряки.
   Среди них были двое, в которых я безошибочно определил начальство.
   Первый — еще молодой, высокий, в четырехрогом колпаке и с нефритовыми браслетами на запястьях. Второй был намного старше, на рогах его головного убора болтались длинные серебряные кисточки. На шее второго на шелковой ленте висела витая бронзовая раковина. У обоих на поясах вместо кинжалов — короткие мечи.
   Вот один из моряков грубо толкнул Ингольфа, тот резко развернулся в его сторону, сжав кулаки.
   Матрос начал медленно заносить приклад — то ли действительно собираясь ударить, то ли просто пугая. Крепкая рука опустилась ему на плечо.
   — Уймись, братец, — бросил молодой офицер. — Или ты забыл устав?
   Нас быстро обыскали. При этом из-за обшлага рукава моего кафтана был извлечен кинжал, и обнаруживший его матрос бросил на меня издевательский взгляд: мол, кого обмануть хотел?
   — Господин капитан, посмотрите-ка! — подал голос один из матросов, обыскивавших Тронка. Развернув нашего спутника на сто восемьдесят градусов, он задрал на его спине рубаху.
   Окружающие на секунду замолчали. Свежие красные шрамы говорили сами за себя.
   — В хорошей переделке ты побывал, парень, — с явным сочувствием в голосе бросил старший офицер.
   Из трюма вывели Мидару. На ней была длинная синяя туника с широкими рукавами, со множеством карманов и карманчиков. Поверх была накинута черная парусиновая блуза на молнии.
   Все правильно: как бы там ни было, незачем лишний раз дразнить морячков еще и полуобнаженным женским телом.
   Капитан уставился на Мидару, и на лице его возникла гримаса глубочайшего недоумения, даже рот приоткрылся на пару мгновений.
   Казалось, он вот-вот изречет что-нибудь вроде: «И какого дьявола эта баба оскверняет своим присутствием благородные доски палубы?!»
   Но он почти сразу же успокоился, пробормотав себе под нос что-то неразборчивое и помотав головой. На появившуюся следом Таисию он едва взглянул.
   Из рубки взявшего нас на абордаж катера высунулся человек, что-то выкрикнул, офицер в ответ махнул рукой.
   Через несколько секунд на мачте заплясали искры. Стало быть, радиосвязь, пусть и примитивная, уже имеет здесь место.
   Мой интерес стоящий рядом моряк истолковал по-своему:
   — Что, радио никогда не видал? А вроде на дикаря не похож…
   Позади нас команды двух других катеров принялись сноровисто заводить буксирные концы на наш бриг.
   Тем временем всех нас разделили на три равные группы и загнали на катера.
   Меня и Тронка завели в рубку флагманского катера и оставили под присмотром невысокого крепыша, чья рука покоилась на расстегнутой кобуре.
   Наверху, на мостике, о чем-то оживленно переговаривались офицеры.
   Я навострил уши.
   — Что я говорю? — в ответ на вопрос, которого я не расслышал, сердито говорил старший из офицеров. — А что видел, то и говорю! Ты тоже, кстати, видел — как-никак, рядом со мной у дальномера стоял!
   — Ну мало ли что померещиться могло, — не очень уверенно отвечал другой. — Всякое может быть: мираж какой-нибудь, оптический обман… На море это случается…
   — Ну да, как же! — Старший хохотнул. — А почему, скажи на милость, тогда с разведчика их не заметили? Им тоже померещилось? — И после короткой паузы: — Стало быть, адмиралу Архасу все это тогда не привиделось.
   — Так то было двести лет назад, — не очень уверенно пробормотал младший.
   — Да хоть в Темный Век!
   Внизу, в кубрике, насколько я смог расслышать, беседовали на ту же тему.
   — Говорю тебе: сначала было такое серое пятно, а потом из него корабль появился! — яростно доказывал кто-то — судя по голосу, тот, что отобрал у меня кинжал.
   — Да? — насмешливо осведомился другой. — А Великого Спрута вместе с Драконом Моря ты там не заметил, случайно?
   — Нет, ребята, тут и впрямь дело не так просто, — вступил в разговор третий. — Их и впрямь не было, иначе бы их давно засекли. Вспомни — разведчик ведь только что здесь пролетал… Кстати, не находишь, кум: странная вообще компания у них подобралась. Канак, хиндиец, две бабы непонятно откуда… И еще, вдобавок, этот аркаимец.
   — Где это ты аркаимца углядел?
   — Да тот здоровяк беловолосый.
   — Ну ты сказал — аркаимец! Из него одного двоих аркаимцев можно сделать, хоть сейчас заряжающим на главный калибр ставь.
   — А ведь правда, непонятная смесь получается.
   — Чего непонятного? С Южного материка они или из Перу. Или из Дего. Там со всего мира сброд отирается.
   Мы стремительно приближались к эскадре. В ней было четыре гиганта, которые я определил как линейные корабли, шесть или семь крейсеров и десятка два, не меньше, низких вытянутых кораблей с хищными акульими очертаниями. Про себя я окрестил их эсминцами.
   Но корабль, к которому мы приближались, был много больше даже линкоров. Он возвышался перед нами как какая-то плавучая скала темно-серого с разводами окраса. Было видно, что он много больше всех остальных судов эскадры.
   «Тысяч тридцать пять тонн, не меньше», — прикинул я.
   Над палубой грозно возвышались пять четырехорудийных башен главного калибра. Пушки классом помельче высовывали свои длинные хоботы из нависших над водой бортовых казематов.
   Ясное дело — нас везли на флагман.
   Мы подошли вплотную к серому, проклепанному борту корабля.
   Сверху сбросили толстый канат, разделяющийся на конце на несколько длинных линьков с крючьями. Матросы быстро продели их в рымы, глухо завыла лебедка, и наш катер начал подниматься вверх.
   Через минуту катер уже стоял в гнездах шлюпбалки. Рядом с ней на талях висел маленький гидросамолет. В отличие от хемских аппаратов, он почти не отличался от знакомых мне.
   Тронк не понимал обращенных к нему слов, и тогда его, довольно грубо подхватив под руки, поволокли куда-то к корме.
   Меня повели в противоположную сторону.
   Перед тем как меня втолкнули в дверной проем, я успел, к своему облегчению, заметить, как следом за катером поднимают и наш кораблик.
   Потом меня довольно долго вели по узким, тускло освещенным коридорам с рядами плотно закрытых дверей, несколько раз мы спускались по винтовым трапам, пока наконец не остановились возле железной двери. Старший из приведших меня отворил ее массивным ключом и хмуро указал — мол, проходи.
   После того как дверь за мной захлопнулась, я внимательно оглядел свое узилище.
   Это была квадратная каморка, длиной и шириной в полтора человеческих роста. Ничего похожего на иллюминаторы не было. Маленький столик, лежащий на возвышении матрас, пустая полка. Стены покрывала масляная краска густо-салатного цвета — ни надписей, ни изображений. На потолке, до которого без труда можно было дотянуться рукой, горела тускловатая электрическая лампочка в «наморднике» — точно такая же, как у меня на родине. Ни табуретки, ни стула.
   За узенькой дверцей располагался крошечный туалет с умывальником.
   Не то каюта для не слишком высокого чина, не то камера для особо важных заключенных.
   Сев на лежак, я принялся обдумывать создавшееся положение.
   Итак, какая судьба нас может ожидать?
   Насколько можно судить по уровню техники, здешняя цивилизация примерно соответствует уровню первых десятилетий моего двадцатого века. Особого оптимизма это не вызывало — в то время хватало всякого.
   Если тут, к примеру, идет война, будет трудно доказать, что мы не вражеские лазутчики. Это самое первое, что придет в голову взявшим нас в плен.
   А если мир?
   Предположим, я — младший лейтенант, в бытность на военных сборах, патрулируя вверенный мне участок балтийского побережья, вдруг замечаю приставший к берегу баркас незнакомого вида, из которого вылезает компания вооруженных незнакомым оружием людей в клоунских мундирах и на чистом русском языке заявляет мне, что вообще-то они черт знает откуда и как сюда попали — не ведают.
   Как бы я поступил?
   Разумеется, отконвоировал бы странных субъектов в расположение части и сдал начальству с рук на руки. Трудно сказать, какова была бы их дальнейшая судьба. Пожалуй, и даже весьма вероятно, что в конце концов они оказались бы в некоем заведении за высокими стенами, в компании с Наполеонами, изобретателями вечных двигателей и космическими пришельцами.
   Ну что же — если нас определят в местный сумасшедший дом, это будет наилучшим вариантом. Из любой психбольницы мы уйдем без особого труда — я даже усмехнулся, представив себе незавидную участь тамошних служителей, если те вдруг да попытаются нам помешать.
   Однако, похоже, на такой исход надежды немного.
   Что же делать? Даже если бы удалось сговориться как следует, все равно любой следователь очень быстро расколол бы нас.
   Через два или три часа молодой матрос с непроницаемым лицом принес мне на многоугольном алюминиевом подносе еду. Густая похлебка из овощей и мелко крошенного мяса в высоком судке, тарелка с чем-то вроде оладьев или пончиков и несколько зажаренных на вертеле безголовых тушек каких-то зверьков, напоминавших мелких кроликов. Вспомнилось давнее: как я точно так же, ничего не понимая и не представляя еще, что со мной стряслось, сидел в каюте незнакомого корабля…
   Но делать было нечего, и я принялся за еду, хотя аппетита совершенно не было.
   Затрудняюсь определить, сколько прошло времени (но не очень много — пищу мне принесли еще один раз), когда на пороге моей тюрьмы появились два вооруженных человека и вновь повели меня по коридорам и трапам, теперь уже наверх.
   За двустворчатой дверью красного дерева оказалась просторная каюта, богатством убранства и тонкостью отделки похожая на аристократический салон.
   Яркое солнце било в большие квадратные иллюминаторы.
   В каюте, кроме меня, было четыре человека.
   Тот, в ком я безошибочно опознал хозяина роскошных апартаментов, был еще не старый, плотный мужчина в знакомом мне мундире, только что золотых украшений на нем висело куда больше да к поясу вместо меча или кинжала был подвешен небольшой потрескавшийся жезл резной слоновой кости, пожелтевший от старости.
   Двое других также носили форму, только к их колпакам — у одного с тремя, у другого с пятью рогами — были прикреплены красные ленты.
   Четвертый, самый старший из присутствующих, был одет в белый балахон ниже колен, безо всяких украшений. Только на шее на кожаном ремешке висел маленький серебряный меч.
   — Слушайте меня внимательно, — начал старший (про себя я назвал его адмиралом). — Сейчас вы расскажете все о том, кто вы такой и как здесь оказались. Предупреждаю: у нас есть действенные способы отличить ложь от правды, и от того, насколько вы будете откровенны, во многом зависит отношение к вам и ваша дальнейшая участь.
   «Совсем как в плохом кино. Для полноты картины не хватает палача с набором блестящих штучек, в качестве иллюстрации возможной дальнейшей участи. Однако подождем сдаваться».
   — А что я должен рассказывать? — с невинным выражением лица задал я вопрос.
   Мой расчет строился на хорошо известном каждому следователю факте, что, прежде чем о чем-то спрашивать, надо для начала четко представлять, что ты хочешь знать.
   Но, похоже, эти люди досконально изучили все подобные уловки.
   — Всю правду, — коротко ответил один из обладателей красных лент тоном, не предвещавшим ничего хорошего упорствующему. — И побыстрее, пожалуйста.
   Внутри у меня что-то оборвалось, наверное, я даже побледнел, потому что заметил хищную усмешку, мгновенно промелькнувшую на лице ближайшего ко мне офицера.
   — Не найдется ли у вас что-нибудь выпить? — попросил я. — В горле пересохло.
   За то время, пока стюард принес поднос с высоким стаканом, я быстро обдумал положение, в котором оказался, и пришел к выводу, что лучше всего, если я скажу этим людям правду.
   В худшем случае они решат, что я сознательно лгу, и тогда, вполне возможно, на сцене появится упомянутый мной только что служитель истины и закона с соответствующими инструментами.
   В лучшем — нас ждет местное учреждение для скорбных умом, а уж там…
   Неторопливо, мелкими глотками, я осушил стакан. В нем оказалось горьковато-кислое пиво с мятным привкусом.
   — Итак, уважаемые господа, — начал я, — вы будете удивлены тем, что я сейчас скажу, но мы прибыли из другого мира…
   После того как я закончил свой рассказ, с минуту все четверо хранили полное молчание.
   — Говорите, — коротко приказал наконец адмирал.
   Державший мое запястье поднялся.
   — Я могу сказать только то, что если этот человек и не говорит всей правды, то в главном не врет, — по-военному лаконично сообщил он и вновь сел.
   — Что я могу сказать? — пожал плечами старший. — Когда трое из пяти говорят одно и то же, это, скорее всего, соответствует действительности. Тем более что выдумывать подобную историю смысла нет. Да и то, что мы взяли на шхуне, выглядит достаточно странно. Конечно, все это слишком уж невероятно звучит, чтобы сразу дать ответ, но, по моему мнению, это дело не для меня и даже не для Верховной секретной канцелярии. Скорей уж, для мудрецов из Академии.