Взял в автомате бокал бесплатного пива (тьфу!) и пристроился в углу.
   По другую сторону прозрачного столика разместился человек лет сорока, внимательно разглядывающий меня.
   На нем была форма серебристого цвета или, как он официально назывался, «цвета звездного луча». Люди в ней не так часто, но все же попадались мне на улицах. Как-никак в пространстве работало около двух с половиной миллионов человек.
   На экране над входом в заведение между тем возник курс местных валют по отношению к имперской марке. В разных частях мира еще уцелело полтора десятка вассальных полунезависимых королевств со своими армиями, монетой и династиями, чьи принцессы занимали места старших жен в сералях таххарских императоров, принцев и вельмож. То были главным образом нации, отличающиеся особой воинственностью, и основной их обязанностью было подавлять смуту в окрестных землях, буде такая возникнет. Собственно говоря, только поэтому им и позволили существовать. Завоевывать их было так же бессмысленно, как жарить кошку, — визгу и шерсти много, а толку мало. Куда разумнее было превратить их в цепных псов империи.
   Потом курс исчез.
   Передавали расписание на сегодня.
   Я с трудом разбирал ползущие по табло буквы.
   «Рейс Таххар — Торсан — Арей — Таххар».
   «Рейс Таххар — Мара — Эштар — трамп».
   «Рейс Таххар — Торсан — Туан — Хон — Арей — Таххар».
   Арей — это Марс, Эштар — Венера. Торсан — столица астероидного пояса. Около десяти тысяч жителей, шесть шахт, космопорт, резиденция имперского наместника — все это на камешке размером в полтысячи километров. Ничего больше узнать я не смог — не зная языка, был не в состоянии воспользоваться справочниками.
   На затемненном подиуме появилась группа из шести спортивного вида девушек, без намека на одежду, двигавшихся в быстром темпе под стремительный барабанный бой. Искусное мерцающее освещение не позволяло разглядеть извивающиеся обнаженные тела танцовщиц в подробностях, отчего зрелище не становилось менее эротичным.
   — А хуже места, чем Хон, во всем поясе не найдешь, — повернувшись ко мне, сообщил сосед.
   По своему немалому опыту я уже догадался, что мой визави умеренно выпил и теперь имеет желание поговорить.
   — Туан — хоть перевалочная база. А на Хон рейсы хорошо если раз в полгода. Не вдруг выберешься. Ну ты же помнишь, что там случилось? Брат мой двоюродный как раз тогда по глупости завербовался на рудники. Три года оттрубил на астероидах, выковыривая кристаллы, из которых делают лазерные генераторы, — продолжил он. — Натерпелся тогда, когда очередной транспорт гробанулся.
   Я было собрался деликатно встать и уйти, но тут же спохватился: у меня наверняка не представится больше случая поговорить с настоящим космонавтом. В конце концов, разве не для этого я сюда приперся?
 
   Через час с небольшим я уже знал, что передо мной — Бургун Дари, космический инженер первого класса, специалист по системам жизнеобеспечения, что провел он в пространстве ни много ни мало пятнадцать лет. Он летал на больших транспортниках, на трампах астероидного пояса и на дальних транспортных фрегатах, ходивших ко внешним планетам, принимал участие в строительстве последнего на сегодняшний день межзвездного корабля-автомата. В промежутках заведовал жизнеобеспечением в одном из марсианских городов и в поселении на Меркурии.
   Между делом он успел дважды жениться, на Марсе-Арее и Луне-Артэмизе, и от каждой жены у него было по сыну. Это не считая брака в ранней молодости, тут, на планете, от которого у него была уже совсем взрослая дочь.
   — Чудо что за парни, — с улыбкой протянул он мне объемные фотографии симпатичных детишек лет по семь-восемь. — Хорошо, что на внеземные территории все эти законы насчет рождаемости не распространяются.
   Ограничение рождаемости, надо сказать, было одним из пунктиков императорского правительства. Сейчас планету населяло около восьми миллиардов человек. И власть предержащие были обеспокоены этим фактом, рисуя друг перед другом и перед подданными картины костлявой руки голода, которая вот-вот схватит человечество за горло, если оно не умерит свою склонность к размножению.
   По закону разрешалось свободно иметь не более двух детей, и власти всемерно призывали ограничиваться одним. На третьего и последующих приходилось брать разрешения, иногда бесплатные, чаще — прилично стоившие. Все зависело от социального статуса семьи, провинции проживания и тому подобного. Во многих, естественно, третьеразрядных провинциях практиковалась принудительная стерилизация после рождения второго, а то и первого ребенка, но без особой пользы.
   — Вообще-то, скажу тебе, при желании человека можно с планеты вывезти, так что никто не заметит, — продолжал он скороговоркой какую-то свою мысль, начало которой я не уловил. — Там, знаешь, особый мир. Не Гэлль, конечно, но тоже… всякое случается. Так что кое-кто, кого тут ищут с фонарем, у нас отдыхает. Бывают, конечно, и пакостные случаи — накачают дурью шлюшку из молодых, из тех, что на «порошке» или «шариках», но еще не подсела как следует, и — фьюить!
   Он выразительно махнул рукой снизу вверх.
   — Я на Таххаре мало где был, — невпопад продолжил он. — Только в родных краях, в столице, когда учился, да еще на островах, на отдыхе. И честно скажу — не очень мне местные порядки нравятся. У нас, — тычок вверх, — если что — вытащат, собой рискуя. У нас и еще у моряков это осталось. А здесь… сдохни — никому не интересно. Ну да, что уставился?
   Он добродушно хлопнул меня по плечу:
   — Небось подумал: полный гражданин, да еще коренной имперец, а порядки ругает. Ругаю и буду р-ругать.
   Он тяжело поднялся, опустив кулаки на стол:
   — Все люди одинаковы, и кровь у всех красная. И дерьмо тоже, между прочим, одного цвета. У нас это сразу узнается — что у человека внутри. У нас не Таххар. Все за одного и один за всех. Вот так и никак иначе…
   Он подлил мне в бокал вина (слава богу, не пива).
   — А кровь не имеет значения: что ты таххарец, что не таххарец… да хоть гранд империи!
   Я кивнул. Видимо, он прав. Я видел в местной хронике картины жизни на космических объектах. Тесные, вырубленные в скалах тоннели, переоборудованные пещеры, стеклянные купола. Не очень уютная обстановка.
   Он вновь осушил рюмку.
   — Воздух — и тот не такой. Вроде и незаметно, а как вернешься сюда, так почувствуешь сразу. — Он как будто прочел мои мысли.
   На эстраде между тем танцовщиц сменила певица. В первый момент я невольно вздрогнул: такой необыкновенной и вместе с тем словно даже и нечеловеческой показалась мне ее красота.
   Потом я вспомнил, в чем тут дело.
   Вначале, накладывая друг на друга фотоснимки красавиц, добивались некоей идеальной красоты. Затем искусные хирурги, пользуясь всеми достижениями таххарской медицины, отделывали лицо клиентки до полного соответствия этой идеальной модели.
   Не так давно это было повальным увлечением, правда, в последнее десятилетие стала больше цениться натуральная красота, и спрос упал.
   Она запела, и в первый момент я испугался — слова были мне непонятны.
   «Сдох?!» — холодея, подумал я о лингвестре.
   Лишь через несколько секунд я догадался: она просто поет наизусть заученные слова, не понимая смысла. Или, что вернее, под фонограмму. Хотя нет, исполнение под фонограмму запретил лет пятьдесят назад местный император. Вернее — «всемилостивейше повелеть соизволил» запретить.
   Тут объявили рейс какого-то трансконтинентального гравиплана, и мой новый знакомый торопливо со мной распрощался.
 
   Перед тем как сесть в вагончик, я обернулся в сторону космодрома.
   В скрещенных лучах прожекторов-гигантов сверху бесшумно опускался матовый блестящий шар в ореоле высоковольтных разрядов — садился очередной корабль.
   Странно все же: казалось бы, подобное зрелище должно завораживать меня. А вот привык и даже внимания не обращаю.
   В вечернем небе, подсвеченном сиянием мегаполиса, среди звезд медленно плыли почти вплотную две ярких серебряных горошины — орбитальные города Хелос-1 и Хелос-2. В первом живет двадцать две тысячи человек, во втором — тринадцать. И это не считая туристов. Искусственная гравитация на жилых уровнях, невесомость в рекреационных, сотня ресторанов… Связаны они друг с другом эластичным тоннелем длиной километров тридцать.
   Хелос, насколько я мог понять из сериала все о том же Хиракле Богоборце, это божество Солнца у древних ахайев.
   Будь у нас побольше денег, мы могли бы слетать туда на несколько дней. В общем-то, это стоило не так дорого.
   Мысль эта зацепила меня, и я обдумывал ее так и этак всю дорогу до гостиницы. У дверей номера меня встретил осунувшийся Дмитрий. Из-за его спины выглядывала напуганная физиономия Тронка.
   — Что-то случилось? — спросил я. Все радужные мысли о космических экскурсиях мгновенно улетучились.
   — Кажется, дружище, мы влипли всерьез.
   — Конец нам! — обреченно выдал Тронк.
   — Да что случилось?!
   — Файтах сбежала!

Мидара

   — Пожалуйста, повтори еще раз, и помедленнее. Кажется, я не вполне поняла тебя.
   — Я предлагаю тебе стать моей женой, — тоном, не допускающим сомнений и возражений, вновь произнес Тцар.
 
   Почти весь этот вечер мы провели в шикарном ресторане на сто каком-то этаже местного делового центра.
   Одна из стен ресторана представляла собой толстое прочное стекло, за которым колыхались водоросли и плавали большие разноцветные рыбы в толще сине-зеленой воды. Аквариум этот, однако, предназначался не просто для украшения. Как мне объяснил Тцар, в этом аквариуме время от времени устраивались настоящие гладиаторские бои между почти обнаженными молодыми девушками. Хотя в их задачу и не входило кого-то убить, но изредка случалось, что проигравшую не удавалось откачать. Наверное, еще и поэтому «Сражения морских дев», как поэтично именовались эти соревнования, всегда привлекали немало зрителей.
   Он тут же сообщил, что если у меня есть желание, то он может сводить меня на подобное представление.
   Я вежливо промолчала, хотя такое зрелище показалось мне не слишком интересным — вкуса к созерцанию драк в любой форме я не имела, наверное, потому, что не раз приходилось самой драться.
   Потом он отвез меня к себе домой, и настроение его, сдержанно-легкомысленное, не предвещало ничего подобного.
   И вдруг эти его слова посреди обычного разговора…
   В течение не столь уж долгой жизни мне не раз доводилось выслушивать признания в любви и предложения руки и сердца. И не только от мужчин.
   Но почему-то слова, только что сказанные Тцаром, удивили и даже ошарашили меня. «Похоже, дядечка здорово запал на тебя, девонька», — подумала я про себя, растерянно сжав пальцы. И дело было совсем не в том, что это была лишь седьмая по счету наша встреча.
   — Послушайте… — негромко начала я.
   — Мы ведь, кажется, перешли на «ты», — поднял Тцар руку.
   — Хорошо. Но это дела не меняет.
   — Что останавливает тебя? — последовал незамедлительный вопрос.
   — Не обо мне пока речь: у тебя двое детей, и тебе почти пятьдесят — зачем я тебе нужна?
   — Ну, не преувеличивай, мне всего сорок четыре. А дети — уж, право, завести одного ребенка я всегда смогу, на крайний случай, купить.
   — Нет, прости, я тебя не понимаю…
   — Что же тут непонятного? Ты, конечно, можешь смеяться, но я влюблен в тебя как восемнадцатилетний мальчишка. Если конкретнее — я безумно жажду обладать тобой. Спать с тобой. Ну, и все такое, что с этим связано.
   Если он думал огорошить меня этой откровенностью, то своего он почти добился. Почти…
   — И это все?? — Я постаралась придать своему голосу выражение недоуменного разочарования.
   — А разве этого не достаточно? — совершенно искренне заявил Тцар. — Я хочу тебя, хочу постоянно и на всю оставшуюся жизнь. Неужели не ясно? И еще мне хочется сына. И почему-то именно от тебя.
   Я с удивлением смотрела на этого человека, внезапно вспомнив, что мне еще никто ни разу в жизни не говорил, что именно меня хочет видеть матерью своих детей.
   — Ты знаешь меня всего несколько дней…
   — Ну и что? — вновь непринужденно ответил он.
   — Да, действительно… — Больше ничего мне в голову не пришло.
   С удивлением я обнаружила, что не знаю, как возразить этому человеку. Оставалось испробовать последнее средство.
   — Ты не знаешь, кем я была… — начала я. — По-моему, я не пара тебе… в этом смысле.
   — О, мощный Хиракл!! — всплеснул руками Тцар. — Ты что же — считаешь меня совсем уж полным идиотом? Или мальчишкой с первого курса лицея? Да достаточно только раз взглянуть на вашу компанию, чтобы все уразуметь.
   «Так, — промелькнула мысль на задворках сознания, — про ребят он тоже знает. А что еще?»
   — Ты что, думаешь меня испугать своим прошлым? Тем, что тебе приходилось расплачиваться за блага жизни своим телом? Или тем, что случалось пускать в ход оружие? Если хочешь знать, даже кое-кто из сенаторов имеет жен из числа куртизанок.
   — Мне приходилось убивать… — сообщила я. Сравнение с куртизанками меня не задело — приходилось быть кое-кем и похуже.
   — Мне тоже, — коротко ответил он. — Да послушай, о чем мы говорим? Какая разница, кто ты, кем ты была и кто твои родители? Если у тебя предки не гранды империи — что с того? В тебе чувствуется сильная порода. И у нас с тобой получится отличный сын…
   Он не договорил, и рука его решительно опустилась на мое плечо.
   Я не стряхнула ее, уже приняв решение.
   И восприняла все дальнейшее с каким-то странным спокойствием, словно наблюдая со стороны. И то, как он довольно ловко расстегивал на мне одежду, и все, что последовало за тем, когда последняя тряпка упала на ковер…
 
   Встав с пола, ставшего, высокопарно выражаясь, ложем страсти, я прислушалась к своим ощущениям. После короткого раздумья нашла их вполне удовлетворительными.
   По крайней мере, получила удовольствие. Не самый худший мужчина в моей жизни. Иным молодым до него далеко.
   Я скосила глаза в его сторону — он лежал на ковре, прикрыв глаза.
   — Ванная — за красным ковром и по коридору налево, — не поднимая век, сообщил он.
   Ванная на вилле Тцара была под стать дому — огромная, облицованная полированным черным мрамором, даже с бассейном.
   Стала под душ и включила холодную воду, отвернув до отказа кран.
   Ледяные струи жгли кожу, одновременно возвращая бодрость и ясность ума.
   Потом я внимательно оглядела себя в зеркале на стене. Местным канонам я не очень соответствовала. Поджарое, мускулистое тело, слишком широкие плечи и наработанный плечевой пояс. Плоский, даже слегка втянутый живот с еле заметным шрамом от скользящего удара ножом, протянувшийся наискось почти до паха. (Тот ублюдок, когда его подтягивали на дыбе, все кричал, что больше жизни жалеет, что не сумел вывернуть мне наружу кишки.) Руки, привыкшие ласкать отнюдь не мужскую плоть да еще вдобавок отправившие в неведомое путешествие не одну людскую душу.
   Ноги хотя и стройные, но слишком худые… «Что он в тебе нашел, девонька? Дурь нашла, не иначе». А ведь кажется, все это у него всерьез…
   Я села на мраморный, приятно прохладный бордюр, спустив ноги в бассейн, посидела так, подперев голову руками, потом скользнула в воду, в несколько гребков пересекла его, оттолкнувшись рукой от стенки, сплавала туда-обратно несколько раз. Вновь выбралась на бордюр и задумалась.
   Мелькнула мысль: мне надо сейчас же одеться и уйти и не возвращаться больше никогда, навсегда забыть об этом вечере и этом человеке, иначе…
   Что «иначе», я не додумала — отсекать нелепые мысли я научилась уже очень давно, еще в прежней жизни.
   Когда я вернулась, он лежал, приподнявшись на локте, улыбаясь каким-то своим мыслям.
   Сев напротив, я принялась разглядывать его — а что еще оставалось делать?
   Для своих лет выглядит неплохо. Ни живота, ни даже складок. Жира почти нет, мускулы совсем наоборот — присутствуют. Пожалуй, на пятый десяток и не выглядит.
   Подумала еще мельком, что по возрасту он уже годится, или почти годится (жениться на Таххаре можно даже в пятнадцать лет), мне в отцы, но разницы между нами почему-то не ощущала. Ни душой, ни телом.
   Оглядела его с ног до головы еще раз. Он поймал мой взгляд и тоже, в ответ, принялся внимательно разглядывать меня. Во взоре его мелькали веселые искорки. Я ничуть не смутилась. С чего мне смущаться — с моим-то жизненным опытом?
   Тем более что как-никак, а мы только что стали любовниками.
   — Я заказал нам легкий ужин, — сообщил он. — Как раз подходящий к случаю — рыбный паштет и чай.
   — Чай? На ночь?
   — А ты разве собралась сегодня спать? — доброжелательно рассмеялся он. — Если хочешь еще чего-то, скажи — служанка принесет.
   Впервые я услышала от него о существовании слуг, хотя догадывалась, что в таком доме они просто обязаны быть. Может быть даже, эта служанка была на моем месте — и не раз… Когда она появилась из дверей лифта, я поняла, что ошиблась.
   То была маленькая сутулая пожилая женщина, весь облик которой напрочь отвергал саму мысль, что когда-либо она предавалась любовным утехам.
   Инстинктивно потянулась за покрывалом и вновь поймала его веселый взгляд. И тоже улыбнулась. Ладно — скрывать и самом деле мне уже нечего. Да еще от служанки. Тем более что она уже уходила, исчезнув бесшумно, как тень, — так же, как и появилась, — поставив перед нами блюдо с несколькими маленькими тарелочками и дымящимся горшком.
   Он долил в чай из фигурного кувшина той коричневой виноградной дряни, которую очень любят Дмитрий и Василий, именуя ее словом «коньяк» и всячески ею восхищаясь. Протянул сосуд мне. Я не отказалась, надеясь, что чай отобьет вкус этого свиного пойла.
   Взяв горшочек, принялась тянуть через соломинку горячий напиток.
   Еще раз посмотрела мысленно на себя со стороны. Голая девка, бесстыдно выставившая перед мужиком все прелести, как ни в чем не бывало уселась и лакает горячительный напиток. Ну и ладно. Почему бы и нет? Живем ведь лишь раз, и не часто выпадает такая возможность — получить от нее хоть немного простых человеческих радостей. Почему я должна быть исключением из правил, ведь неизвестно, что ждет меня впереди?

Дмитрий

   Началось с того, что пару дней назад Файтах внезапно попросила нас сводить ее куда-нибудь — хотя бы в гостиничный бар.
   Она вела себя как капризная девчонка. Она все время хныкала, что раз уж мы взяли ее в плен, то должны проявить хоть немного сочувствия, что она была в нескольких мирах, а почти ничего не видела, что Таххар — такое замечательное место, а она вынуждена знакомиться с ним только по голо, что она измучилась, сидя в четырех стенах, и тому подобное.
   Странно сказать, но тогда мы почти обрадовались, что ставшие почти неотъемлемой ее чертой апатия и тоска наконец-то отступили и теперь можно будет делать из нее полноценного члена команды.
   Зачем это нам, мы толком не знали. Наверное, подсознательно мы чувствовали ответственность за нее, а может, где-то и вину.
   Вообще, у меня, как у второго человека в команде (так, по крайней мере, сложилось явочным порядком), была мысль оставить ее тут, а заодно с ней — и весь балласт: Тронка и семейство Ван Даммов.
   Естественно, не насильно — за вычетом, может быть, Файтах. Просто, по моему мнению, мира, более удобного для поселения — в смысле обыденной жизни и спокойствия, — на нашем пути уже не попадется (не считая разве что моей родины).
   Я даже собирался переговорить об этом с ними, но все откладывал, тем более что без совета с Мидарой делать это не считал возможным.
   Но я отвлекся.
   Разумеется, ни в чем таком Файтах мы не заподозрили.
   Куда и зачем — ей, одинокой, не знающей языка и не имеющей такой удобной вещи, как лингвестр? Неужели участь бездомной, безъязыкой бродяжки так уж привлекательна?
   Признаюсь, никто не ждал от этой девицы подобного коварства и изощренности.
   Мы, в конце концов, всего лишь люди.
   И вот сегодня, после того как Василий ушел в город, Ингольф с Таисией взялись сводить ее в развлекательный центр, располагавшийся в одном квартале от отеля.
   Дальнейшее объяснять не нужно. После очередного аттракциона они обнаружили, что знатной юницы рядом нет. Целый час они бегали среди веселящихся людей, надеясь, что она просто заблудилась, и спрашивая у встречных-поперечных: не видели ли они высокую девушку с длинными черными волосами, в лиловом платье?
   Затем кто-то подсказал им, что видели ее на станции монорельса.
   И тогда им стало ясно окончательно, что Файтах просто надула их и теперь искать ее бесполезно.
   И вот сейчас всхлипывающая Тая забилась в самую дальнюю комнату, а Ингольф молча сидел за столом, угрюмо подперев ладонями голову.
   А мы, включая и Тронка, обдумывали: как нам быть?

Мидара

   Пожалуй, подобного выбора передо мной не стояло никогда. Приходилось выбирать между свободой и жизнью. И между жизнью и смертью — что да, то да.
   И между смертью быстрой и отложенной — тоже. Впрочем, нет: тогда выбора не было.
   А вот теперь… Я должна была выбирать между обычным человеческим счастьем — счастьем немедленно и сейчас — и своей мечтой. Судьба готова была предложить мне это счастье — кажется, впервые за всю жизнь. Поселиться тут, в этом самом благополучном из миров, где я побывала, стать женой почтенного человека, искренне полюбившего меня, и матерью его детей… Путешествовать по Земле в свое удовольствие (побывала в сотне миров, а много ли видела?). Слетать на другие планеты и посмотреть из космоса на Землю. Наконец, просто пожить в своем доме, вечерами пить через трубочку местный ароматный чай в обществе мужа. Воспитывать детей, потом дожидаться внуков… Сохранить молодость и красоту еще лет на тридцать, самое меньшее. Прожить до ста лет, а если очень повезет — то и до двухсот… И не нужно было для этого никаких усилий — просто сказать «да»…
   Только для этого Мидаре Кэйтан придется окончательно умереть, уступив место Тэльде Тцар, мелкой авантюристке, которой несказанно повезло охмурить богача.
   Отказаться от того, что было моей тайной надеждой и стало смыслом жизни. Больше никогда не увидеть мест, где родилась и выросла, не возжечь огонь на священном камне рода… Не вернуться домой, чтобы… нет, не отомстить, ведь даже к тем, кто лишил меня всего и обрек на позорную участь рабыни для солдатских утех, я не испытываю ненависти: ведь, если бы случилось победить Совету Властителей, разве не сделали бы мы с нашими врагами то же самое, что они с нами? Разве не сочла бы я своим долгом отправить в казенный веселый дом дочерей и сестер моих судей?
   Нет, просто воздать по заслугам тем, кто вверг Йоорану в кровавые бедствия. Зачем же тогда я покинула своих хозяев-хэоликийцев, поставив все на карту? Я ведь вполне могла и дальше существовать, наслаждаясь скромными радостями жизни на базе.
   Мне ведь надо не так уж много.
   Жила бы, не особенно напрягаясь, выдала бы Тейси в свое время замуж, а со временем нашла бы мужчину, который стал бы отцом моего ребенка: слава богам, маги подремонтировали мою испорченную прежней жизнью утробу.
   Но, быть может, судьба не просто так привела меня сюда? Может быть, именно тут, в этом мире, я и должна обрести смысл жизни, о котором говорила мне служительница Великой Матери? Может, пришло время забыть все остальное и отныне жить только для себя? Йоорана как-то переживет потерю одного — и не самого лучшего — бойца.
   Тяжело выбирать… вот так. Мне случалось выбирать между жизнью и смертью. Но никогда — между мечтой и счастьем.
   И я до сих пор не знаю, какой выбор сделать…

Василий

   Капитана с нами не было, и никто из нас не горел желанием принять командование. Особенно в такой ситуации.
   Так что мы, все семеро, среди которых было трое бывших капитанов и один князь, в основном бестолково суетились, совершенно не представляя, что делать дальше.
   Итак, Файтах сбежала. Предположим, что она не угодит под машину, не попадется случайно подвернувшемуся у нее на пути местному криминальному элементу, и другие неприятные вещи с ней тоже не произойдут (хотя неизвестно, что для нас было бы лучше). Значит, рано или поздно она окажется в полиции. Итак, ее схватят и начнут допрашивать…
   Лингвестра у нее, конечно, нет, но этого и не надо. Что-то они и так разберут.
   Они выяснят, кто она такая и откуда, и на всякий случай арестуют странных типов, ее спутников. То, что нашим бумагам не выдержать серьезной проверки, — это ясно, как божий день.
   Затем, повозившись с нами какое-то время, полицейские начнут догадываться (допустим даже, что они особенно тупые и не поймут этого сразу), что дело тут нечисто. И передадут нас в местную контрразведку, или что там у них вместо нее.
   Там нас начнут раскручивать по полной программе и очень скоро выяснят все или почти все… В том числе — что это за камешек на шее у Мидары и что можно сделать с его помощью.
   Что нас ждет в таком случае? Вроде бы наследник престола собирает всякие редкости… Дюжина пришельцев из других миров, вполне вероятно, станет достойной жемчужиной его коллекции. Впрочем, единственными экземплярами в ней мы, в случае чего, останемся ненадолго.