Страница:
Мы заканчивали ужин, состоявший из сельдей в винном соусе, тушеных грибов и фазаньего филе в маринаде. На десерт были персики в сиропе. Не то чтобы мы так уж любили консервы, но от бизоньего жаркого нас уже мутило.
На импровизированном столике стояли две непочатых бутыли вина, но никто пока не выражал желания взяться за них.
Было слышно, как за стенкой трейлера негромко тянула свою бесконечную заунывную песню без слов Хитти, а Ингольф пытался ей подпевать.
«Оттащить, что ли, вино Ингольфу?» — лениво мелькнуло в голове.
Взяв одну бутылку, я вышел из трейлера, направившись к костру.
Оба певца сидели обнявшись, причем голова охотницы, не отличавшейся низким ростом, только немного возвышалась над плечом скандинава.
Их было только двое — вся остальная экспедиция уже благополучно спала.
Хитти выглядела довольно странно даже по меркам базы. Высокие мужские сапоги красного сафьяна на высоких, красных же каблуках — по моде восемнадцатого века. Синие джинсы, усаженные начищенными медными заклепками. И безрукавка из рысьей шкуры на голое тело. Короткую для ее метра восьмидесяти, крепкую накачанную шею обвивало ожерелье из искусственных гранатов и аметистов, а из-за голенища сапога торчала рукоять тесака.
Мышцы под загорелой кожей рук не так уж сильно уступали моим, но все равно рядом с Ингольфом она смотрелась тоненькой девочкой. Выглядела она лет на двадцать пять, если не на тридцать, хотя было ей двадцать с небольшим — тяжелое детство и трудная молодость успели наложить свой отпечаток.
Поблагодарив меня за выпивку, Ингольф вновь принялся подпевать замолкшей было Хитти, и я быстро ушел, подумав, что мое присутствие им мешает.
История появления Хитти на базе была весьма своеобразной и в какой-то мере поучительной.
Одна из наших флотилий сделала промежуточную остановку в мире, обозначенном на картах как безлюдный.
В действительности это оказалось не так — какие-то дикари там обитали.
И вот один из матросов — бывший сержант Иностранного легиона, — отправившись на прогулку, совсем недалеко от стоянки случайно наткнулся на купающуюся в ручье юную дикарку. Тупоумный легионер не удивился, обнаружив человеческое существо в якобы безлюдном мире, да и вообще, наверное, не стал терзать себя мыслями, откуда она тут. (А заодно — что рядом могут быть ее куда менее симпатичные соплеменники с каменными топорами.)
Он просто вознамерился сделать то, что привык делать с женщинами на тех войнах, в которых участвовал.
Он не учел того, что перед ним — первобытная девушка верхнего палеолита, способная пройти с тяжелым грузом десятки километров и голыми руками справиться с волком.
Прибежавшие на истошные крики бедолаги обнаружили его бессильно распростертым на песке без сознания, в то время как Хитти уже направлялась к нему со свежевыломанной суковатой дубиной, явно собираясь раскроить череп поверженной жертве.
Увидев новых врагов, она поступила весьма разумно, а именно — не пытаясь принимать неравный бой, кинулась бежать со скоростью, способной привести в восторг любого тренера по легкой атлетике. Никогда бы ей не попасть в плен, если бы случайно не подвернулась нога, запнувшаяся о корень. Воспользовавшись моментом, ее запутали в весьма кстати находившуюся неподалеку рыболовную сеть и в таком виде оттащили на корабль.
Насильник-неудачник, кроме сотрясения мозга, отделался тремя сломанными ребрами и открытым переломом запястья на левой руке. А также повреждением, называвшимся на языке медицины «гематома тестикул». Кроме того, он получил взыскание за самовольство и был понижен в должности за действия, которые могли навлечь на экспедицию нападение местных жителей.
С пленницей было сложнее.
Что с ней делать, не знал никто.
Ни один капитан не соглашался взять к себе в команду столь необычного матроса, да и учить ее пришлось бы слишком многому.
Определить в веселый дом — отпадало по многим причинам.
Взять ее в жены тоже никто особенно не рвался — по этому поводу ходила шутка, что как бы прекрасная дикарка в один прекрасный день не слопала супруга.
(Тем не менее мужским вниманием она не была обойдена, доказательством чему были двое детей.)
В конце концов, когда она малость пообвыклась на базе, ее определили во вспомогательную службу, где Хитти довольно быстро стала кем-то вроде старшего охотника.
Огнестрельное оружие после периода некоторого страха она освоила весьма неплохо, а по выносливости и знанию повадок разной живности ей и без того не было равных.
Когда я вернулся в фургон, Мидара и Дмитрий о чем-то тихо беседовали, но мое появление заставило их замолчать и вновь приняться за трапезу.
Я последовал их примеру.
Мидара подлила себе кипятку, мелкими глотками отпила из чашки. В отличие от нас, довольствовавшихся алюминиевыми кружками, она пила чай из чашки настоящего китайского фарфора ручной росписи, это был своего рода ритуал — в любых условиях, в самых тяжелых походах пить из дорогой и хрупкой посуды.
— Слыхали? — обратилась она к нам. — Скоро закроют Фальдор.
— Что так? — пожал я плечами. — Вроде там все спокойно, тихий такой континуум…
— Да говорят, слишком давно уже мы там пасемся. Опять же, после того как Тромп погиб, мы многих оттуда завербовали. Уже слухи пошли всякие: насчет кораблей с командами из утопленников с Проклятых островов да капитанов, которые нечистой силе душу продали и честных моряков к себе заманивают, чтобы и их души загубить.
— Ну так это же обычное дело, такие истории во всех мирах рассказывают, обычная моряцкая болтовня, — все еще недоуменно бросил я.
— Тхотончи вместе с магами решил портал законсервировать, а наше дело — исполнять, — подытожила Мидара.
Мы опять помолчали. И в этом молчании моих друзей мне почудилось нечто многозначительное. Я уловил странный взгляд Дмитрия, брошенный на Мидару, и мимолетное выражение лица вице-командора при этом.
Я было подумал, не хотят ли они мне что-то сказать, но оба по-прежнему молчали, уткнувшись в кружки.
Становилось прохладно. Мидара поглубже запахнула свою замшевую, индейского фасона, куртку с бахромой.
— Говорят, Ингольфа заберут от нас, — произнес в задумчивости Голицын.
— Куда?
— На «Грифон». Он же у нас викинг.
Я усмехнулся про себя. Помнится, Ингольф жутко обиделся, когда я случайно назвал его викингом.
— Всю жизнь был честным хевдингом, а ты меня как обозвал?! — возмутился он. Как выяснилось, в его время слово «викинг» было грубым ругательством, обозначавшим что-то очень нехорошее. Что-то вроде беспредельщика или отморозка, если пользоваться лексиконом Сашка.
— Жаль будет, — пожал я плечами. — Уже привыкли к нему, да и рулевой он — дай боже…
Мы еще немного поговорили о прошедшей охоте и о предстоящем переделе маршрутов из-за закрытия Фальдора, обсудили последние поселковые сплетни — капитан Сун Линь, он же Китаец, вознамерился будто бы взять в жены младшую дочь Беспредельного, на что требуется особое разрешение, ибо детей персонала не очень охотно оставляют на базах.
Между тем в душе у меня разрасталось некоторое беспокойство.
В беседе нашей проскальзывало нечто напряженное, натянутое. В воздухе как будто что-то висело. Я уже отчетливо догадывался, что затевается серьезный и необыкновенно важный разговор, но мои товарищи не знают, как лучше приступить к нему.
— Скажи, Василий, — вдруг вполголоса обратилась ко мне Мидара. — Скажи-ка мне: неужели ты никогда не задумывался о том, чтобы покинуть наших хозяев?
Я непроизвольно вздрогнул.
И, видимо, чтобы у меня не осталось сомнений, она совсем тихо произнесла:
— Ты никогда не хотел бежать отсюда?
Интерлюдия 3
Василий (продолжение)
Интерлюдия 3 (продолжение)
Василий (продолжение)
Интерлюдия 4
Интерлюдия 4 (Продолжение)
На импровизированном столике стояли две непочатых бутыли вина, но никто пока не выражал желания взяться за них.
Было слышно, как за стенкой трейлера негромко тянула свою бесконечную заунывную песню без слов Хитти, а Ингольф пытался ей подпевать.
«Оттащить, что ли, вино Ингольфу?» — лениво мелькнуло в голове.
Взяв одну бутылку, я вышел из трейлера, направившись к костру.
Оба певца сидели обнявшись, причем голова охотницы, не отличавшейся низким ростом, только немного возвышалась над плечом скандинава.
Их было только двое — вся остальная экспедиция уже благополучно спала.
Хитти выглядела довольно странно даже по меркам базы. Высокие мужские сапоги красного сафьяна на высоких, красных же каблуках — по моде восемнадцатого века. Синие джинсы, усаженные начищенными медными заклепками. И безрукавка из рысьей шкуры на голое тело. Короткую для ее метра восьмидесяти, крепкую накачанную шею обвивало ожерелье из искусственных гранатов и аметистов, а из-за голенища сапога торчала рукоять тесака.
Мышцы под загорелой кожей рук не так уж сильно уступали моим, но все равно рядом с Ингольфом она смотрелась тоненькой девочкой. Выглядела она лет на двадцать пять, если не на тридцать, хотя было ей двадцать с небольшим — тяжелое детство и трудная молодость успели наложить свой отпечаток.
Поблагодарив меня за выпивку, Ингольф вновь принялся подпевать замолкшей было Хитти, и я быстро ушел, подумав, что мое присутствие им мешает.
История появления Хитти на базе была весьма своеобразной и в какой-то мере поучительной.
Одна из наших флотилий сделала промежуточную остановку в мире, обозначенном на картах как безлюдный.
В действительности это оказалось не так — какие-то дикари там обитали.
И вот один из матросов — бывший сержант Иностранного легиона, — отправившись на прогулку, совсем недалеко от стоянки случайно наткнулся на купающуюся в ручье юную дикарку. Тупоумный легионер не удивился, обнаружив человеческое существо в якобы безлюдном мире, да и вообще, наверное, не стал терзать себя мыслями, откуда она тут. (А заодно — что рядом могут быть ее куда менее симпатичные соплеменники с каменными топорами.)
Он просто вознамерился сделать то, что привык делать с женщинами на тех войнах, в которых участвовал.
Он не учел того, что перед ним — первобытная девушка верхнего палеолита, способная пройти с тяжелым грузом десятки километров и голыми руками справиться с волком.
Прибежавшие на истошные крики бедолаги обнаружили его бессильно распростертым на песке без сознания, в то время как Хитти уже направлялась к нему со свежевыломанной суковатой дубиной, явно собираясь раскроить череп поверженной жертве.
Увидев новых врагов, она поступила весьма разумно, а именно — не пытаясь принимать неравный бой, кинулась бежать со скоростью, способной привести в восторг любого тренера по легкой атлетике. Никогда бы ей не попасть в плен, если бы случайно не подвернулась нога, запнувшаяся о корень. Воспользовавшись моментом, ее запутали в весьма кстати находившуюся неподалеку рыболовную сеть и в таком виде оттащили на корабль.
Насильник-неудачник, кроме сотрясения мозга, отделался тремя сломанными ребрами и открытым переломом запястья на левой руке. А также повреждением, называвшимся на языке медицины «гематома тестикул». Кроме того, он получил взыскание за самовольство и был понижен в должности за действия, которые могли навлечь на экспедицию нападение местных жителей.
С пленницей было сложнее.
Что с ней делать, не знал никто.
Ни один капитан не соглашался взять к себе в команду столь необычного матроса, да и учить ее пришлось бы слишком многому.
Определить в веселый дом — отпадало по многим причинам.
Взять ее в жены тоже никто особенно не рвался — по этому поводу ходила шутка, что как бы прекрасная дикарка в один прекрасный день не слопала супруга.
(Тем не менее мужским вниманием она не была обойдена, доказательством чему были двое детей.)
В конце концов, когда она малость пообвыклась на базе, ее определили во вспомогательную службу, где Хитти довольно быстро стала кем-то вроде старшего охотника.
Огнестрельное оружие после периода некоторого страха она освоила весьма неплохо, а по выносливости и знанию повадок разной живности ей и без того не было равных.
Когда я вернулся в фургон, Мидара и Дмитрий о чем-то тихо беседовали, но мое появление заставило их замолчать и вновь приняться за трапезу.
Я последовал их примеру.
Мидара подлила себе кипятку, мелкими глотками отпила из чашки. В отличие от нас, довольствовавшихся алюминиевыми кружками, она пила чай из чашки настоящего китайского фарфора ручной росписи, это был своего рода ритуал — в любых условиях, в самых тяжелых походах пить из дорогой и хрупкой посуды.
— Слыхали? — обратилась она к нам. — Скоро закроют Фальдор.
— Что так? — пожал я плечами. — Вроде там все спокойно, тихий такой континуум…
— Да говорят, слишком давно уже мы там пасемся. Опять же, после того как Тромп погиб, мы многих оттуда завербовали. Уже слухи пошли всякие: насчет кораблей с командами из утопленников с Проклятых островов да капитанов, которые нечистой силе душу продали и честных моряков к себе заманивают, чтобы и их души загубить.
— Ну так это же обычное дело, такие истории во всех мирах рассказывают, обычная моряцкая болтовня, — все еще недоуменно бросил я.
— Тхотончи вместе с магами решил портал законсервировать, а наше дело — исполнять, — подытожила Мидара.
Мы опять помолчали. И в этом молчании моих друзей мне почудилось нечто многозначительное. Я уловил странный взгляд Дмитрия, брошенный на Мидару, и мимолетное выражение лица вице-командора при этом.
Я было подумал, не хотят ли они мне что-то сказать, но оба по-прежнему молчали, уткнувшись в кружки.
Становилось прохладно. Мидара поглубже запахнула свою замшевую, индейского фасона, куртку с бахромой.
— Говорят, Ингольфа заберут от нас, — произнес в задумчивости Голицын.
— Куда?
— На «Грифон». Он же у нас викинг.
Я усмехнулся про себя. Помнится, Ингольф жутко обиделся, когда я случайно назвал его викингом.
— Всю жизнь был честным хевдингом, а ты меня как обозвал?! — возмутился он. Как выяснилось, в его время слово «викинг» было грубым ругательством, обозначавшим что-то очень нехорошее. Что-то вроде беспредельщика или отморозка, если пользоваться лексиконом Сашка.
— Жаль будет, — пожал я плечами. — Уже привыкли к нему, да и рулевой он — дай боже…
Мы еще немного поговорили о прошедшей охоте и о предстоящем переделе маршрутов из-за закрытия Фальдора, обсудили последние поселковые сплетни — капитан Сун Линь, он же Китаец, вознамерился будто бы взять в жены младшую дочь Беспредельного, на что требуется особое разрешение, ибо детей персонала не очень охотно оставляют на базах.
Между тем в душе у меня разрасталось некоторое беспокойство.
В беседе нашей проскальзывало нечто напряженное, натянутое. В воздухе как будто что-то висело. Я уже отчетливо догадывался, что затевается серьезный и необыкновенно важный разговор, но мои товарищи не знают, как лучше приступить к нему.
— Скажи, Василий, — вдруг вполголоса обратилась ко мне Мидара. — Скажи-ка мне: неужели ты никогда не задумывался о том, чтобы покинуть наших хозяев?
Я непроизвольно вздрогнул.
И, видимо, чтобы у меня не осталось сомнений, она совсем тихо произнесла:
— Ты никогда не хотел бежать отсюда?
Интерлюдия 3
Задумывался ли я когда-нибудь о побеге? Конечно, задумывался. Тем более бежать отсюда не слишком сложно. Достаточно лишь сойти на берег в любом из портов и не вернуться.
Тебя не будут особенно разыскивать, разве что, если особенно не повезет, твои приметы будут сообщены портовым бандитам и властям. Но уйти от тех и от других вполне возможно. Даже маг будет бессилен тебя отыскать — пусть израсходует хоть всю запасенную на обратную дорогу энергию.
Ну и что дальше? Что ждет человека, решившегося на такое? Непрерывная борьба за существование в чужом и чуждом для него мире? Ведь в свой мир и даже в близкий к своему человека, как бы ему ни доверяли, не пошлют — это правило наши хозяева не нарушат даже под страхом смерти. В большинстве из континуумов, куда мы ходим, вероятность отойти в мир иной в своей постели, окруженному чадами и домочадцами гораздо меньше, чем шанс сдохнуть от болезни, умереть от голода, получить пулю в лоб или стрелу под ребро на очередной войне. Если ты обладаешь какими-то знаниями и умениями, которых еще нет (или уже нет) в этом мире, — тем хуже для тебя. В девяти случаях из десяти ты станешь жертвой местных суеверий или местного правосудия, потому что в тебе увидят опасного колдуна, или попадешь в золотую клетку к какому-нибудь правителю, который заставит тебя делать порох или летательные машины.
А значит, о тебе почти наверняка услышат твои бывшие хозяева и примут меры…
Кроме того, надо считаться с опасностью, что на тебя решат устроить охоту по всем правилам, — такое хоть и очень редко, но бывает.
А после поимки последует показательная экзекуция, дабы поубавить у всех прочих слуг Хэолики охоту к бегству. Дважды за все время службы я был свидетелем подобного — зрелище достаточно впечатляющее.
Единственный выход — скрыться подальше, забиться в щель и тихо и незаметно влачить свое существование до того часа, пока смерть навсегда освободит тебя от всяких забот.
Есть еще одно. Пять шестых моих соратников происходят из миров и времен, скажем так, весьма неблагополучных (не берусь утверждать с точностью, но похоже, такова универсальная закономерность распределения континуумов).
Что они видели у себя дома? Однообразный, тяжелый, отнимающий все силы труд, плодами которого пользуются другие? Несытое (и это в лучшем случае), бесцветное и беспросветное существование? Плети и зуботычины хозяев? Произвол властей, смотрящих на подданных как на быдло, которому самой судьбой уготована участь безропотно трудиться и проливать кровь ради них? Войны и болезни?
В то же время хотя участь хэолийкского торговца нелегка и несет немало опасностей, но она же гарантирует сытость и кров над головой, излечение от почти всякой хвори, некоторый достаток и развлечения, а в перспективе — при удаче, разумеется, — спокойную мирную старость в Городе.
Наши хозяева хотя и суровы, а к отступникам даже беспощадны, но по-своему справедливы и без вины не накажут.
Наконец, почти каждый из нас со временем начинает находить известный вкус в этих странствиях по все новым и новым мирам.
Нужно иметь весьма веские причины, чтобы, рискуя головой, бросить все это ради весьма туманной перспективы обретения свободы, которой большинство в прежней жизни по-настоящему и не имело.
Я сам не раз и не два мог бы бежать, даже прихватив с собой немалое количество золота. Но к чему? Перспектива умереть от укуса бешеной собаки или чумной блохи меня не вдохновляла.
И было еще кое-что. То, что, может быть, держит очень многих крепче любого страха.
Надежда, что когда-нибудь судьба или слепой случай вернет тебя в свой мир…
Тебя не будут особенно разыскивать, разве что, если особенно не повезет, твои приметы будут сообщены портовым бандитам и властям. Но уйти от тех и от других вполне возможно. Даже маг будет бессилен тебя отыскать — пусть израсходует хоть всю запасенную на обратную дорогу энергию.
Ну и что дальше? Что ждет человека, решившегося на такое? Непрерывная борьба за существование в чужом и чуждом для него мире? Ведь в свой мир и даже в близкий к своему человека, как бы ему ни доверяли, не пошлют — это правило наши хозяева не нарушат даже под страхом смерти. В большинстве из континуумов, куда мы ходим, вероятность отойти в мир иной в своей постели, окруженному чадами и домочадцами гораздо меньше, чем шанс сдохнуть от болезни, умереть от голода, получить пулю в лоб или стрелу под ребро на очередной войне. Если ты обладаешь какими-то знаниями и умениями, которых еще нет (или уже нет) в этом мире, — тем хуже для тебя. В девяти случаях из десяти ты станешь жертвой местных суеверий или местного правосудия, потому что в тебе увидят опасного колдуна, или попадешь в золотую клетку к какому-нибудь правителю, который заставит тебя делать порох или летательные машины.
А значит, о тебе почти наверняка услышат твои бывшие хозяева и примут меры…
Кроме того, надо считаться с опасностью, что на тебя решат устроить охоту по всем правилам, — такое хоть и очень редко, но бывает.
А после поимки последует показательная экзекуция, дабы поубавить у всех прочих слуг Хэолики охоту к бегству. Дважды за все время службы я был свидетелем подобного — зрелище достаточно впечатляющее.
Единственный выход — скрыться подальше, забиться в щель и тихо и незаметно влачить свое существование до того часа, пока смерть навсегда освободит тебя от всяких забот.
Есть еще одно. Пять шестых моих соратников происходят из миров и времен, скажем так, весьма неблагополучных (не берусь утверждать с точностью, но похоже, такова универсальная закономерность распределения континуумов).
Что они видели у себя дома? Однообразный, тяжелый, отнимающий все силы труд, плодами которого пользуются другие? Несытое (и это в лучшем случае), бесцветное и беспросветное существование? Плети и зуботычины хозяев? Произвол властей, смотрящих на подданных как на быдло, которому самой судьбой уготована участь безропотно трудиться и проливать кровь ради них? Войны и болезни?
В то же время хотя участь хэолийкского торговца нелегка и несет немало опасностей, но она же гарантирует сытость и кров над головой, излечение от почти всякой хвори, некоторый достаток и развлечения, а в перспективе — при удаче, разумеется, — спокойную мирную старость в Городе.
Наши хозяева хотя и суровы, а к отступникам даже беспощадны, но по-своему справедливы и без вины не накажут.
Наконец, почти каждый из нас со временем начинает находить известный вкус в этих странствиях по все новым и новым мирам.
Нужно иметь весьма веские причины, чтобы, рискуя головой, бросить все это ради весьма туманной перспективы обретения свободы, которой большинство в прежней жизни по-настоящему и не имело.
Я сам не раз и не два мог бы бежать, даже прихватив с собой немалое количество золота. Но к чему? Перспектива умереть от укуса бешеной собаки или чумной блохи меня не вдохновляла.
И было еще кое-что. То, что, может быть, держит очень многих крепче любого страха.
Надежда, что когда-нибудь судьба или слепой случай вернет тебя в свой мир…
Василий (продолжение)
— Вот, взгляни, что у нас есть, — сообщила мне Мидара.
Из мешка, неприметно валявшегося под сиденьем, на свет божий был извлечен объемистый пакет из побелевшей от времени парусины.
Дмитрий вытащил оттуда потертый бамбуковый пенал, в котором прятался перевязанный лентой свиток.
Когда он ее развязал, свиток распрямился и моему взору предстал гибкий блестящий лист примерно тридцать на тридцать сантиметров и толщиной в мизинец. На его лицевой стороне по краям шла ломаная красная линия, а внизу полоса, разделенная на семь разноцветных прямоугольников.
Этот предмет был мне знаком, хотя я видел его считанное число раз, а в руках держал только однажды. У нас эта штука называлась планшеткой.
Это своего рода магический навигационный компьютер.
Первоначально предназначался он для того, чтобы показывать место мага в сплетении межпространственных путей.
С его помощью можно проложить курс до необходимого тебе мира и одновременно выяснить, в каком из миров ты находишься сейчас.
Он даже сообщит тебе сведения о нем — и вовсе не обязательно для этого, чтобы континуум был известен эораттанцам. Он, как вскользь упоминал мой приятель Рагун, черпает информацию из того, что одни зовут астралом, другие — Всеобщим информационным полем. Конечно, в таком случае многого ты не узнаешь, а лишь самый необходимый минимум — но все лучше, чем ничего.
В его памяти (или что у него там есть) точно приведены координаты каждой точки с описаниями местности, где она находится; с указаниями дистанции возможного временного провала, со всеми местами возможного выхода в несимметричных порталах, с кратким описанием соединяемых порталами миров и со всем прочим, от чего зависит, без преувеличения, жизнь хэоликийского торговца.
Под моим взглядом он ожил. На его поверхности возникла многоцветная миниатюрная карта мира.
Затем — карта Северной Атлантики. Всю ее испещряли крошечные красные точки, возле которых стояли мельчайшие буквы и цифры. Карта была весьма подробной. Синими и голубыми линиями были обозначены границы оледенений. Серыми заштрихованными контурами — затапливаемые океанами земли. Ярко-зелеными треугольниками — места стабильных сквозных проходов. Розовыми — периодических. Еще миг, и карта пропала — ведь никто не интересовался ею. Магия, одним словом!
Хорошая вещь. Хотя и бесполезная. Если только… Нет — вот уж это невозможно никак.
— Это все, что у вас есть?
— Что ты имеешь в виду?
— Тогда можешь отнести это туда, откуда взял, — отрезал я.
— Не понял тебя, дружище, — уставился на меня Дмитрий.
— А где ты возьмешь колдуна? Или вы отыскали Дорогу Богов?
Из мешка, неприметно валявшегося под сиденьем, на свет божий был извлечен объемистый пакет из побелевшей от времени парусины.
Дмитрий вытащил оттуда потертый бамбуковый пенал, в котором прятался перевязанный лентой свиток.
Когда он ее развязал, свиток распрямился и моему взору предстал гибкий блестящий лист примерно тридцать на тридцать сантиметров и толщиной в мизинец. На его лицевой стороне по краям шла ломаная красная линия, а внизу полоса, разделенная на семь разноцветных прямоугольников.
Этот предмет был мне знаком, хотя я видел его считанное число раз, а в руках держал только однажды. У нас эта штука называлась планшеткой.
Это своего рода магический навигационный компьютер.
Первоначально предназначался он для того, чтобы показывать место мага в сплетении межпространственных путей.
С его помощью можно проложить курс до необходимого тебе мира и одновременно выяснить, в каком из миров ты находишься сейчас.
Он даже сообщит тебе сведения о нем — и вовсе не обязательно для этого, чтобы континуум был известен эораттанцам. Он, как вскользь упоминал мой приятель Рагун, черпает информацию из того, что одни зовут астралом, другие — Всеобщим информационным полем. Конечно, в таком случае многого ты не узнаешь, а лишь самый необходимый минимум — но все лучше, чем ничего.
В его памяти (или что у него там есть) точно приведены координаты каждой точки с описаниями местности, где она находится; с указаниями дистанции возможного временного провала, со всеми местами возможного выхода в несимметричных порталах, с кратким описанием соединяемых порталами миров и со всем прочим, от чего зависит, без преувеличения, жизнь хэоликийского торговца.
Под моим взглядом он ожил. На его поверхности возникла многоцветная миниатюрная карта мира.
Затем — карта Северной Атлантики. Всю ее испещряли крошечные красные точки, возле которых стояли мельчайшие буквы и цифры. Карта была весьма подробной. Синими и голубыми линиями были обозначены границы оледенений. Серыми заштрихованными контурами — затапливаемые океанами земли. Ярко-зелеными треугольниками — места стабильных сквозных проходов. Розовыми — периодических. Еще миг, и карта пропала — ведь никто не интересовался ею. Магия, одним словом!
Хорошая вещь. Хотя и бесполезная. Если только… Нет — вот уж это невозможно никак.
— Это все, что у вас есть?
— Что ты имеешь в виду?
— Тогда можешь отнести это туда, откуда взял, — отрезал я.
— Не понял тебя, дружище, — уставился на меня Дмитрий.
— А где ты возьмешь колдуна? Или вы отыскали Дорогу Богов?
Интерлюдия 3 (продолжение)
Проходы — это не дыры, ведущие из одного мира в другой. Это скорее слабые места в ткани пространства-времени или ворота, которые, используя колдовскую энергию, могут открывать наши маги. Нет, сквозные проходы существуют, но они крайне редки и, как правило, хорошо известны. Возле них стоят таможни, дабы собирать пошлину с торгующих, а также отираются всякие незаметные личности, в служебные обязанности которых входит тщательно следить за теми, кто шляется туда-сюда. Проскользнуть через них незамеченным практически невозможно, разве что в сопровождении нескольких дюжин магов.
И это — в лучшем случае. Бывает, что такие проходы блокированы неприступными крепостями, гарнизонам которых предписано беспощадно уничтожать все движущееся, что появляется из дьявольской дыры.
Вооружены они, кстати, далеко не всегда одними луками и копьями.
Но невозможность обычному человеку открыть портал — еще далеко не все.
Каждый проход — это маленькая часть гигантской струны, что соединяет неведомое число параллельных вселенных, и у соединения этого есть множество правил.
Есть проходы, которые имеют выходы во всех континуумах, через которые проходит струна. Есть такие, которые выходят только в каждом пятом или десятом.
Иногда выйти можно в любой точке, иногда выходы квантуются: один выход отстоит от другого на годы и десятилетия. Есть порталы, которые действуют в течение года каждые десять или сто лет, и те, что открываются на час в сутки. Случается, в портал можно войти, но выйти через него невозможно. А бывает и наоборот. Иногда тоннели, или как их еще называют — струны, проходимы в одну сторону на протяжении десятков миров, а дальше, тоже на протяжении десятков миров, меняют знак.
И это не говоря уже о том, что порталы одной и той же струны могут выходить в разных точках земной поверхности, что называется «зигзаг» (и это свойство хэоликийцы частенько используют). Иногда хорошо известный и уже не первый век используемый портал может выкинуть тебя неизвестно куда — на нашем профессиональном жаргоне это называется «утащило в отнорок».
Располагаются эти миры безо всякой логики или, что вернее, — по своей логике, непонятной ни людям, ни даже, как я случайно узнал, эораттанцам. Рядом, на расстоянии одного перехода, могут находиться миры и почти одинаковые, и абсолютно не похожие.
Случается, чтобы проникнуть в нужный мир, нужно пройти через десяток, если не больше, порталов и струн, зачастую весьма далеко отстоящих друг от друга.
Подобный способ передвижения именуется у нас — «пройти по кольцу».
Бывает, порталы ведут одновременно в два мира, а то и в три (говорят, иногда это число доходит до пяти), и невозможно предсказать, в каком из них ты окажешься.
Но и это еще не все. Проходы могут вести не только в иные пространства, но и времена — это безотносительно к тому, что говорилось выше о течении времени в разных вселенных. Причем они в этом отношении отличаются особенным коварством. В большинстве они соединяют симметричные области времени, иногда плюс-минус несколько дней или недель. Но даже от самого стабильного прохода можно ожидать весьма неприятных сюрпризов. Дело в том, что проходы, в принципе, имеют вид проходящего сквозь четвертое измерение колодца, длина которого совпадает с длиной отрезка времени его существования. Вас может вышвырнуть обратно, при этом переправив в прошлое или будущее, вы можете провалиться в каменный век или даже мезозой, где вам придется ждать целый месяц, пока ваш маг настроит свои браслеты, чтобы вновь предпринять попытку пройти врата между мирами. А если, не дай бог, вышеупомянутого мага вдруг слопает плезиозавр или саблезубый тигр?
Опытный колдун может воспользоваться вышеописанным свойством для перемещения во времени, но они довольно затруднительны, более того — опасны: далеко не все, кто решался на такое, возвращались даже из первого броска.
Кроме того, в разных мирах время может течь по-разному — вернее, движется-то оно с одной и той же скоростью, но соседние континуумы иногда расположены под некоторым, что ли, углом друг к другу и поэтому между ними может быть разница в несколько дней или лет (или несколько тысячелетий). И во многих случаях одни и те же проходы ведут в разные времена сходных миров.
Что интересно, иногда, возвратившись в такой мир спустя какое-то время, мы обнаруживаем, что никто не помнит нашего предыдущего посещения, да и мир как будто немножко другой.
Почему и как это происходит, даже не спрашивайте — все равно никто не знает.
Вообще же очень многое здесь зависит от момента входа и выхода, от времени суток, от солнечной активности, магнитных бурь и аномалий, синусоиды напряжений в канале струны и множества других факторов. Сбить ориентировку может бушующая в сотне километров гроза и некстати случившееся землетрясение… Да черт еще знает что! Учесть все это под силу только весьма искусному магу, да и то не всегда.
Есть только один проход, который свободен от всех опасностей, который может легко привести в тот мир, что необходим тебе, и который доступен любому человеку. Называется он Дорогой Богов и существует, увы, лишь в легендах. Впрочем, как знать…
И это — в лучшем случае. Бывает, что такие проходы блокированы неприступными крепостями, гарнизонам которых предписано беспощадно уничтожать все движущееся, что появляется из дьявольской дыры.
Вооружены они, кстати, далеко не всегда одними луками и копьями.
Но невозможность обычному человеку открыть портал — еще далеко не все.
Каждый проход — это маленькая часть гигантской струны, что соединяет неведомое число параллельных вселенных, и у соединения этого есть множество правил.
Есть проходы, которые имеют выходы во всех континуумах, через которые проходит струна. Есть такие, которые выходят только в каждом пятом или десятом.
Иногда выйти можно в любой точке, иногда выходы квантуются: один выход отстоит от другого на годы и десятилетия. Есть порталы, которые действуют в течение года каждые десять или сто лет, и те, что открываются на час в сутки. Случается, в портал можно войти, но выйти через него невозможно. А бывает и наоборот. Иногда тоннели, или как их еще называют — струны, проходимы в одну сторону на протяжении десятков миров, а дальше, тоже на протяжении десятков миров, меняют знак.
И это не говоря уже о том, что порталы одной и той же струны могут выходить в разных точках земной поверхности, что называется «зигзаг» (и это свойство хэоликийцы частенько используют). Иногда хорошо известный и уже не первый век используемый портал может выкинуть тебя неизвестно куда — на нашем профессиональном жаргоне это называется «утащило в отнорок».
Располагаются эти миры безо всякой логики или, что вернее, — по своей логике, непонятной ни людям, ни даже, как я случайно узнал, эораттанцам. Рядом, на расстоянии одного перехода, могут находиться миры и почти одинаковые, и абсолютно не похожие.
Случается, чтобы проникнуть в нужный мир, нужно пройти через десяток, если не больше, порталов и струн, зачастую весьма далеко отстоящих друг от друга.
Подобный способ передвижения именуется у нас — «пройти по кольцу».
Бывает, порталы ведут одновременно в два мира, а то и в три (говорят, иногда это число доходит до пяти), и невозможно предсказать, в каком из них ты окажешься.
Но и это еще не все. Проходы могут вести не только в иные пространства, но и времена — это безотносительно к тому, что говорилось выше о течении времени в разных вселенных. Причем они в этом отношении отличаются особенным коварством. В большинстве они соединяют симметричные области времени, иногда плюс-минус несколько дней или недель. Но даже от самого стабильного прохода можно ожидать весьма неприятных сюрпризов. Дело в том, что проходы, в принципе, имеют вид проходящего сквозь четвертое измерение колодца, длина которого совпадает с длиной отрезка времени его существования. Вас может вышвырнуть обратно, при этом переправив в прошлое или будущее, вы можете провалиться в каменный век или даже мезозой, где вам придется ждать целый месяц, пока ваш маг настроит свои браслеты, чтобы вновь предпринять попытку пройти врата между мирами. А если, не дай бог, вышеупомянутого мага вдруг слопает плезиозавр или саблезубый тигр?
Опытный колдун может воспользоваться вышеописанным свойством для перемещения во времени, но они довольно затруднительны, более того — опасны: далеко не все, кто решался на такое, возвращались даже из первого броска.
Кроме того, в разных мирах время может течь по-разному — вернее, движется-то оно с одной и той же скоростью, но соседние континуумы иногда расположены под некоторым, что ли, углом друг к другу и поэтому между ними может быть разница в несколько дней или лет (или несколько тысячелетий). И во многих случаях одни и те же проходы ведут в разные времена сходных миров.
Что интересно, иногда, возвратившись в такой мир спустя какое-то время, мы обнаруживаем, что никто не помнит нашего предыдущего посещения, да и мир как будто немножко другой.
Почему и как это происходит, даже не спрашивайте — все равно никто не знает.
Вообще же очень многое здесь зависит от момента входа и выхода, от времени суток, от солнечной активности, магнитных бурь и аномалий, синусоиды напряжений в канале струны и множества других факторов. Сбить ориентировку может бушующая в сотне километров гроза и некстати случившееся землетрясение… Да черт еще знает что! Учесть все это под силу только весьма искусному магу, да и то не всегда.
Есть только один проход, который свободен от всех опасностей, который может легко привести в тот мир, что необходим тебе, и который доступен любому человеку. Называется он Дорогой Богов и существует, увы, лишь в легендах. Впрочем, как знать…
Василий (продолжение)
Мидара обернулась к Дмитрию, вопросительно глядя ему в глаза.
— Ладно, все равно придется сказать ему все.
— В общем, так, дружище… У нас в руках оказалась одна вещь, которая открывает порталы.
Все во мне замерло. Неужели она говорит о…
В руках у Мидары появилась маленькая коробочка черненого серебра; вот она открыла крышку…
В это невозможно было поверить. На ее ладони лежал небольшой золотисто-коричневый драгоценный камень. Мидара прикрыла глаза, и на его заискрившихся в полумраке гранях вдруг начали возникать и пропадать мерцающие символы, странные и замысловатые, от которых явственно веяло незапамятной древностью.
Они словно бы возникали откуда-то изнутри камня, наполнившегося в мгновение необыкновенно красивым янтарно-золотым светом. Светом, как по волшебству не выходившим за его пределы, не разгонявшим окружающий сумрак. Казалось, сейчас Мидара держит в руке выточенный из затвердевшего сияния кристалл.
Она опустила ладонь, и камень вновь стал похож на кусок стекла.
Я повидал столько удивительных вещей, что должен был бы разучиться удивляться чему бы то ни было. Но сейчас ощутил нарастающее сердцебиение и легкую дрожь в руках… Передо мной была обретшая плоть легенда.
Посмотрев в глаза Мидаре — можно? — я осторожно коснулся кристалла указательным пальцем и прикрыл глаза. Сначала ничего не происходило, но потом перед моим взором вспыхнула многоцветная ярчайшая радуга…
— Ладно, все равно придется сказать ему все.
— В общем, так, дружище… У нас в руках оказалась одна вещь, которая открывает порталы.
Все во мне замерло. Неужели она говорит о…
В руках у Мидары появилась маленькая коробочка черненого серебра; вот она открыла крышку…
В это невозможно было поверить. На ее ладони лежал небольшой золотисто-коричневый драгоценный камень. Мидара прикрыла глаза, и на его заискрившихся в полумраке гранях вдруг начали возникать и пропадать мерцающие символы, странные и замысловатые, от которых явственно веяло незапамятной древностью.
Они словно бы возникали откуда-то изнутри камня, наполнившегося в мгновение необыкновенно красивым янтарно-золотым светом. Светом, как по волшебству не выходившим за его пределы, не разгонявшим окружающий сумрак. Казалось, сейчас Мидара держит в руке выточенный из затвердевшего сияния кристалл.
Она опустила ладонь, и камень вновь стал похож на кусок стекла.
Я повидал столько удивительных вещей, что должен был бы разучиться удивляться чему бы то ни было. Но сейчас ощутил нарастающее сердцебиение и легкую дрожь в руках… Передо мной была обретшая плоть легенда.
Посмотрев в глаза Мидаре — можно? — я осторожно коснулся кристалла указательным пальцем и прикрыл глаза. Сначала ничего не происходило, но потом перед моим взором вспыхнула многоцветная ярчайшая радуга…
Интерлюдия 4
«Владели Древнейшие великим искусством — творить предметы, способные открывать без усилий и трудов дороги между мирами. Было три вида сих предметов, и лишь один из них пережил своих создателей.
Первые именовались „Застывшее Пламя", и могли они только на краткое время открывать путь. Имели они вид маленьких камешков, цвета прозрачного меда, и признаком, отличавшим их от иных подобных самоцветов, были вдруг сами собой являющиеся на них знаки, суть которых нам неведома. Камень сей не разрушим ни огнем, ни ударом, и даже, быть может, огонь чудовищного оружия, что измыслили в иных безумных мирах, не причинит ему вреда.
И еще — великое чудо: Застывшее Пламя властно и над временем и при должном искусстве вернет владеющего им в тот мир, откуда он пришел, вскоре после того, как он его покинул, даже если странствовал немало лет. Может даже вернуть спустя считанные мгновения после ухода, не может лишь вернуть во время, когда он обретался в том мире, чтобы тот не встретил самого себя, ибо было бы это противно рассудку и природе.
Вторые именовались „Властелин Перекрестков", и в воле обладающего ими было открыть сквозной путь между мирами на время, которое он определит сам.
Имели они вид длинных кристаллов, словно бы созданных из холодного пурпурного огня.
Третьи же именовались „Творец Путей", и могли они проложить дорогу между мирами в любом месте, где пожелает владеющий ими.
Однако же великая беда грозила…»
Отрывок из «Шахнаурако», иначе — «Книги Неведомых», рукописного сборника легенд торговцев Хэолики, посвященных цивилизации Древнейших и восходящей к временам начала межпространственной торговли.
Первые именовались „Застывшее Пламя", и могли они только на краткое время открывать путь. Имели они вид маленьких камешков, цвета прозрачного меда, и признаком, отличавшим их от иных подобных самоцветов, были вдруг сами собой являющиеся на них знаки, суть которых нам неведома. Камень сей не разрушим ни огнем, ни ударом, и даже, быть может, огонь чудовищного оружия, что измыслили в иных безумных мирах, не причинит ему вреда.
И еще — великое чудо: Застывшее Пламя властно и над временем и при должном искусстве вернет владеющего им в тот мир, откуда он пришел, вскоре после того, как он его покинул, даже если странствовал немало лет. Может даже вернуть спустя считанные мгновения после ухода, не может лишь вернуть во время, когда он обретался в том мире, чтобы тот не встретил самого себя, ибо было бы это противно рассудку и природе.
Вторые именовались „Властелин Перекрестков", и в воле обладающего ими было открыть сквозной путь между мирами на время, которое он определит сам.
Имели они вид длинных кристаллов, словно бы созданных из холодного пурпурного огня.
Третьи же именовались „Творец Путей", и могли они проложить дорогу между мирами в любом месте, где пожелает владеющий ими.
Однако же великая беда грозила…»
Отрывок из «Шахнаурако», иначе — «Книги Неведомых», рукописного сборника легенд торговцев Хэолики, посвященных цивилизации Древнейших и восходящей к временам начала межпространственной торговли.
Интерлюдия 4 (Продолжение)
Как все, что существует достаточно долго, затея хэоликийцев успела обрасти легендами, мифами, апокрифами и суевериями.
А поскольку дело это достаточно продолжительное — некоторые базы существуют уже больше тысячи лет, — то и преданий накопилось великое множество.
Легенды, повествующие о долгой истории межпространственных торговцев и множества посещавшихся ими миров. Легенды, взявшиеся бог весть откуда, переходящие из уст в уста уже, быть может, десять веков, рассказываемые в матросских кубриках между вахтами и в доверительных беседах в кают-компаниях. Передаваемые изустно. Записываемые в книги, которые потом передаются из поколения в поколение, а потом читаются вслух долгими зимними вечерами при свете масляных ламп.
Внушающие тревогу и откровенный страх, безобидные и невероятные, содержащие туманные намеки и вовсе кажущиеся бессмысленными.
С течением времени что-то неизбежно терялось, что-то забывалось, что-то невольно искажалось при переводе с одного языка на другой. Кроме того — разные вещи не только по-разному называются у разных народов, но и понимаются зачастую тоже по-разному… И уже невозможно угадать — была ли какая-то реальная основа у того или другого сказания или мифа или его породила просто чья-то неуемная фантазия.
Среди них есть одна история, рассказываемая едва ли не чаще всего.
Та единственная, о которой достоверно известно, что она правдива.
Это предание о Великих Древнейших.
Сотни тысяч, а быть может, и миллионы лет назад в одной из бесконечного множества вселенных зародился разум.
Предания не говорят, был ли он подобен человеческому и какой облик был у его носителей, так же как не говорят, что за цивилизацию он создал. Неизвестно даже, были ли то существа, рожденные Землей, или те, кто прибыли с других звезд.
Но как бы то ни было, они обладали величайшим могуществом и в числе прочего владели тайной путешествий между разными вселенными.
Перемещаться из мира в мир им было куда проще, чем людям переехать из одного города в другой. Больше того, именно они якобы расселили род человеческий по многим мирам, для чего создали Дорогу Богов — струну, проходящую через все миры и открытую для любого, а не только для владеющих магией. И все предания о добрых божествах, принесших людям знания и ремесла, — всего лишь отголоски воспоминаний об этой могущественной расе.
А иные легенды идут даже дальше, утверждая, что именно Великие Древнейшие и создали когда-то людей.
От них до наших дней не дошло почти ничего — и не только время тому причиной.
Но кое-что известно достоверно. Например, то, что ими были изготовлены некие магические предметы, истинное предназначение которых осталось неизвестным, но с помощью которых обычный человек может открыть двери между континуумами. И предания, в других случаях смутные и неопределенные, тут довольно точно их описывают, как и те признаки, которые позволяют отличить их от подобий или подделок.
А поскольку дело это достаточно продолжительное — некоторые базы существуют уже больше тысячи лет, — то и преданий накопилось великое множество.
Легенды, повествующие о долгой истории межпространственных торговцев и множества посещавшихся ими миров. Легенды, взявшиеся бог весть откуда, переходящие из уст в уста уже, быть может, десять веков, рассказываемые в матросских кубриках между вахтами и в доверительных беседах в кают-компаниях. Передаваемые изустно. Записываемые в книги, которые потом передаются из поколения в поколение, а потом читаются вслух долгими зимними вечерами при свете масляных ламп.
Внушающие тревогу и откровенный страх, безобидные и невероятные, содержащие туманные намеки и вовсе кажущиеся бессмысленными.
С течением времени что-то неизбежно терялось, что-то забывалось, что-то невольно искажалось при переводе с одного языка на другой. Кроме того — разные вещи не только по-разному называются у разных народов, но и понимаются зачастую тоже по-разному… И уже невозможно угадать — была ли какая-то реальная основа у того или другого сказания или мифа или его породила просто чья-то неуемная фантазия.
Среди них есть одна история, рассказываемая едва ли не чаще всего.
Та единственная, о которой достоверно известно, что она правдива.
Это предание о Великих Древнейших.
Сотни тысяч, а быть может, и миллионы лет назад в одной из бесконечного множества вселенных зародился разум.
Предания не говорят, был ли он подобен человеческому и какой облик был у его носителей, так же как не говорят, что за цивилизацию он создал. Неизвестно даже, были ли то существа, рожденные Землей, или те, кто прибыли с других звезд.
Но как бы то ни было, они обладали величайшим могуществом и в числе прочего владели тайной путешествий между разными вселенными.
Перемещаться из мира в мир им было куда проще, чем людям переехать из одного города в другой. Больше того, именно они якобы расселили род человеческий по многим мирам, для чего создали Дорогу Богов — струну, проходящую через все миры и открытую для любого, а не только для владеющих магией. И все предания о добрых божествах, принесших людям знания и ремесла, — всего лишь отголоски воспоминаний об этой могущественной расе.
А иные легенды идут даже дальше, утверждая, что именно Великие Древнейшие и создали когда-то людей.
От них до наших дней не дошло почти ничего — и не только время тому причиной.
Но кое-что известно достоверно. Например, то, что ими были изготовлены некие магические предметы, истинное предназначение которых осталось неизвестным, но с помощью которых обычный человек может открыть двери между континуумами. И предания, в других случаях смутные и неопределенные, тут довольно точно их описывают, как и те признаки, которые позволяют отличить их от подобий или подделок.