Лещенко Владимир. Идущие сквозь миры

   Вновь она была на ногах: я не уловил даже, как ей это удалось. То, что происходило дальше, напоминало со стороны некий танец смерти. Сила и тупая мощь против ловкости и быстроты, топор против сабли, тигр против змеи.
   Он двигался заметно медленнее Мидары, хотя, пожалуй, быстрее любого из нас, стараясь ухватить ее и подмять по-медвежьи под себя. Удайся ему это — схватка была бы, скорее всего, кончена в пользу седого.
   Но схватить Мидару ему не удавалось — всякий раз в последний момент она уклонялась, обманывая его стремительными, следующими без перерыва один за другим финтами, уходами, высокими прыжками с переворотами. А мы стояли и смотрели на происходящее, словно завороженные этой бешеной пляской, где секунды растягивались десятикратно.
   Искусство рукопашного боя у таххарцев так особо и не развилось — слишком быстро тут от единоборств и молодецких схваток грудь на грудь перешли к массовым армиям в сотни тысяч бойцов. А в нынешнее технизированное время, наверное, телохранителей тут учили владеть оружием, а не обходиться без него.
   Выйдя из ступора, сбоку на телохранителя зашел Секер Анк, надеясь хотя бы отвлечь его внимание от капитана. Вернее, попытался зайти. Взмах кулака на развороте — обычный, как говорят у меня на родине, «ресторанный» удар с проносом, — и с залитым кровью лицом наш товарищ упал на колени. Сзади с импровизированной удавкой, изготовленной из кушака, подскочил Рихард — и еле успел уклониться от удара ногой: у телохранителя словно были глаза на затылке.
   И в этот же момент Мидара вновь перешла в атаку.
   Руки ее распростерлись наподобие крыльев орла, и нацелившиеся перехватить их лапищи последнего из бойцов схватили только воздух. Ноги стальными пружинами подбросили тело в высоком прыжке, и ладони в стремительном ударе сомкнулись на шее врага.
   Без звука он упал ничком на бетон.
   И только тут я сорвался с места, чтобы принять участие в схватке.
   И снова замер, не отрывая взгляд от дула толстоствольного лазерного пистолета, смотревшего мне в лицо. Седой успел достать его прежде, чем Ингольф, успевший разделаться с последним из громил, смог до него добраться. И теперь скандинав стоял перед ним, обреченно опустив руки, в одной из которых был зажат револьвер, отобранный у валявшегося у его ног противника.
   Боковым зрением я увидел Дмитрия и Орминиса — один, присев у наших вещей, держал наготове автомат, другой целился в спутника Мидары из разрядника.
   — Не надо, Тцар, — послышался негромкий, какой-то бесконечно усталый голос нашего капитана. — Прошу, не надо, все равно толку не будет…
   И, переступив через тихонько постанывающего Хатонара, она направилась неторопливыми шагами в его сторону.
   Все время, пока она шла к нему, тот, кого она назвала Тцаром, неотрывно смотрел ей в лицо. Не на великана-скандинава, что стоял совсем недалеко от него — вооруженный и опасный безо всякого оружия, — не на Дмитрия с его автоматом, не на Орминиса с разрядником, не на окровавленного Секера с дубинкой, утерянной одним из телохранителей. Только на нее.
   Когда между ними осталось пять или шесть шагов, он опустил пистолет. Не проронив ни слова, он покорно дал обезоружить и связать себя Ингольфу и Тронку, весьма активному, как всегда, когда не надо было рисковать.
   Когда Мидара повернулась к нам, она выглядела не лучшим образом. Пережитое напряжение заметно отразилось на ней, отпечатавшись черными кругами вокруг глаз и резко обозначившимися складками у рта.
   Даже Секер с текущей из носа юшкой — более серьезных повреждений ему удалось, по счастью, избежать — смотрелся не намного хуже нее.
   — Василий, убери куда-нибудь этих, — указала она на валявшихся без чувств бодигардов. — А то при взлете сгорят чего доброго… — На запястье устало махнувшей руки болталась накрепко обмотанная цепь с Застывшим Пламенем, и звенья до синевы врезались в кожу.
   Мы с Ингольфом и Тронком торопливо оттащили три бесчувственных тела к дальней стене, ограждающей взлетно-посадочную площадку.
   Спиной я ощущал взгляд телекамер, расставленных по углам, — стоит только кому-то из диспетчерской службы полюбопытствовать, что здесь происходит, и конец всему.
   Отворив дверь, через которую мы сюда вошли, и, кряхтя (туши весили немало), мы втащили их внутрь, где и оставили, предварительно освободив от лишних предметов, вроде кастетов и пистолетов.
   Когда мы бегом вернулись к гравиплану, то обнаружили, что Мидаре, воспользовавшейся извлеченным из кармана Хатонара пультом, удалось открыть входную дверь. Выдвигаясь из порожка, вниз начала медленно спускаться металлическая лесенка с невысокими перильцами, но Мидара, не дожидаясь окончания процесса, ухватилась за нижний край дверного проема и, подтянувшись на руках, ловко забросила тело наверх.
   — Давай этих…
   Мы быстро втолкнули в дверь спутника Мидары и плейбоя, забросили вещи, после чего заскочили внутрь.
   Последним влез Ингольф, в одной руке держа тяжелый дальнобойный разрядник, обнаруженный в сумке старшего телохранителя. Другой рукой он волочил за шкирку все еще сонную Файтах, еле шевелящую ногами.
   — Это как же понимать? — уставилась на него Мидара, словно впервые ее заметив (или в самом деле лишь сейчас обратив на нее внимание). — Какого… ты вообще ее сюда притащил? Забыл, что я сказала?
   Ингольф только махнул рукой, закинув сжавшуюся девушку внутрь.
   Мы гурьбой проскочили тамбур — металлический куб, выкрашенный белой эмалью, с круглой дверью в торце, с диском цифрового замка и тремя черными крестами — местным знаком радиационной опасности.
   Прошмыгнули узким коридорчиком с двумя маленькими дверьми. Ввалились в салон с большими квадратными иллюминаторами (сейчас закрытыми стальными шторками), замысловатым компьютерным терминалом, баром с резными створками, обтянутыми натуральной кожей креслами вдоль стен и овальным столом черного дерева.
   В одном из кресел мы устроили связанного претендента на руку и сердце капитана, который, похоже, только сейчас полностью осознал, что случилось с ним.
   На лице его была написана вовсе не ярость из-за совершенного над ним грубого насилия или упущенной сладкой добычи, нет. Какая-то тоска и глухое отчаяние, как у человека, совершившего непоправимую ошибку. Внезапно он всхлипнул, но тут же упрямо сжал челюсти, подавил явное желание расплакаться… или выругаться.
   — Надо же, — только и смог процедить он, окончательно справившись с собой. — Как мальчишку поймала… Ловка!
   Тем временем Мидара распахнула двустворчатые двери, отделявшие салон от кабины пилотов.
   Нам повезло — система управления гравипланом была самой современной из существующих. На первых, говорят, даже реактором управляли вручную.
   Против опасений, она была похожа на кабину обычного земного самолета — те же циферблаты и табло приборов. Правда, их было поменьше.
   Ряды треугольных кнопок и клавиш.
   Только на месте штурвалов перед креслами первого и второго пилотов — они были помечены большими цифрами на спинках — рукояти джойстиков. И вместо стекла блистера — серые ниши отключенных голоэкранов.
   Сбоку от пульта возвышался здоровенный шкаф зеленого цвета, вводные устройства которого закрывал опломбированный колпак из бронестекла, украшенный вдобавок цифровым замком. То был компьютер, управлявший реактором и навигационными устройствами. Ими занималась специальная служба, и попытка самостоятельно перепрограммировать его сулила большие неприятности.
   Еще бы — кому охота получить летающий Чернобыль?
   Волоком подтащив бесчувственное тело Хатонара к пульту, Дмитрий взял его за вялую кисть и вставил гравированный алмаз в гнездо на лицевой панели.
   Над гнездом тут же засияла алая мерцающая лампа, и через несколько секунд низкий и одновременно писклявый голос что-то пробормотал.
   — Что он спрашивает? — толкнула Мидара в бок связанного Тцара.
   Недоуменно уставившись на нее, он ответил:
   — Просит подтвердить стартовую готовность, чего же еще?
   — И как это сделать? — Ее ноздри нервно раздулись.
   — Вон та клавиша над рукоятью горизонтальной аэродинамической тяги — там же написано…
   Кивок головы в мою сторону, и я осторожно нажал клавишу. На центральном экране одна из колонок начала наливаться красным, за ней другая, третья…
   Одновременно в компьютере что-то загудело и застрекотало.
   Затем мигнули зеленоватые вспышки лазеров, и над пультом возникла картинка стартовой площадки.
   — Это вы хорошо придумали: этого конструктора не предусмотрели. — Видимо, Тцар имел в виду нашу идею с перстнем. — Но только вопрос: куда вы рассчитываете сбежать? Через час, самое большее через полтора, там будут патрульные катера. Я знаю, что на этой птичке, конечно, можно и в космос улететь, если орбитальная полиция не догонит, только что вы там будете делать? Может, поговорим спокойно? Для вас еще не все потеряно.
   И, с сожалением глядя на Мидару, добавил:
   — Я ведь собирался перевести на тебя четверть моего капитала — через сутки после подписания брачного контракта.
   — Через сутки, говоришь? — фамильярно хлопнул его по плечу Ингольф. — Через час нас тут уже не будет.
   — Ах да, — рассмеялся он каркающим смешком. — Все забываю, кто вы такие…
   На пульте управления тем временем зажигались новые огоньки и шкалы.
   Про себя я повторял, чтобы не забыть ненароком в нужный момент, местную шкалу цветовой индикации: красный — все нормально, желтый — повышенное внимание, лиловый — опасность.
   Зеленый сундук продолжал стрекотать и звякать — местные электронные машины грузились очень долго.
   Но вот наконец вспыхнули лампы, скрытые внутри джойстиков. Именно так — мы знали это благодаря местным фильмам — обозначается готовность к старту.
   Мы — я и Дмитрий — заняли кресла пилотов.
   Теперь, если верить вызубренной инструкции, надо было нажать кнопки на рукоятях и плавно повести их на себя.
   Мы так и сделали.
   Первые десять-пятнадцать секунд ничего не происходило, и мы начали с тревогой переглядываться, но вдруг что-то гулко хлопнуло, как пробка от бутыли с шампанским, и на носу и крыльях машины вспыхнули, с каждым мгновением наливаясь яркой синевой, три мерцающих шара коронных разрядов.
   Взлетная полоса с разбросанным, забытым нами барахлом дернулась и пошла вниз.
   Три… пять… семь метров. На экране услужливо высветился взлетный эшелон, каковым нам следовало покинуть лигэлский космопорт. Только вот как это сделать, ведь сегодня был наш самый первый (и не исключено, что последний) полет на гравиплане?
   Медлить было нельзя: бестолково болтающийся в воздухе над одним из самых оживленных портов летательный аппарат должен мгновенно привлечь внимание.
   Мы переглянулись с Дмитрием, а затем он, перекрестившись, потянул рукоять управления на себя.
   Машину бросило сначала вперед и вправо, потом влево, затем меня вдавило в кресло, как будто на меня навалился медведь, и приборная доска запрокинулась под углом градусов сорок пять.
   Позади взвыли негодующие голоса. Я не обращал на них внимания: все мои силы уходили на то, чтобы удерживать рукоять в нужном положении.
   Затем что-то громко щелкнуло, и динамик разразился чем-то вроде истеричного визга встревоженной свиньи. Кажется, наш взлет не остался незамеченным кем-то из диспетчеров космопорта. Впрочем, было бы странно ожидать иного. Наверняка со стороны казалось, что нашей яхтой управляют или вдрызг пьяные, или окончательно рехнувшиеся пилоты.
   Как нам удалось выровнять машину и поставить на нужный курс — честно говоря, уже толком и не вспомню. В памяти осталась только дикая боковая перегрузка и до боли сведенные мышцы рук, которыми удерживал рукоять джойстика.
   Потом я бессильно откинулся в кресле, предоставив нашу участь автоматике и удаче.
   Когда способность и желание воспринимать мир вернулись ко мне, Лигэл остался уже километрах в двухстах позади нас.
   Вглядевшись в сияющую многоцветьем индикаторную панель, я обнаружил, что мы идем на высоте полтора километра, со скоростью примерно в полтысячи километров.
   Хатонар по-прежнему валялся в отключке, и его идеальный когда-то нос, украшенный потеками засохшей крови, формой и цветом теперь напоминал сливу.
   У соседнего кресла Дмитрий и Мидара сравнивали изображение на экране планшетки с тем, которое было в красках отображено на панели курсографа.
   Оказалось, что курс, которым мы шли, нужно было всего лишь слегка подправить, и мы выходили прямиком к порталу.
   Прямо по пути как раз лежал небольшой островок — весьма подходящее место, чтобы высадить наших пленников.
   На полу заворочался и застонал, перемежая стенания с проклятиями, хозяин яхты.
   — Спокойно, дружочек, — деловито склонилась над ним Мидара. — Сейчас все будет хорошо. Ты только отключи «Бриллиантовый щит» — или как там ваши замочки называются? — и переведи все на нормальное ручное управление. Лады?
   При этом она небрежно поигрывала маленьким ножиком для фруктов в непосредственной близости от перекошенной, измазанной засохшей кровью физиономии Хатонара.
   — Хатонар, не де… — взвился было седой и тут же запнулся: могучая ладонь скандинава заткнула ему рот.
   Мидаре пришлось еще раз повторить просьбу и придвинуть ножик ближе, прежде чем тот понял, что от него требуется.
   — Не отключается… Невозможно… — еле слышно прошептал хозяин.
   — Так, и что нам делать, подскажи… — нарочито сухо произнесла Мидара, и лезвие в ее ладони приблизилось почти вплотную к шее плейбоя.
   Я невольно поморщился — того и гляди, повторится утаоранская история.
   — Мидара, оставь его, — бросил Дмитрий. — Ничего не надо делать: просто не отключать пульт управления при посадке и не гасить до конца реактор, тогда перстень не понадобится.
   На курсовом экране вдалеке из набегающих волн поднялся рыжий скалистый берег.
   Затормозив машину в воздухе над береговой линией — вернее, попытавшись это сделать, на самом деле мы пролетели еще с километр, — Дмитрий плавно опустил машину на землю.
   Без особых церемоний мы выбросили на сыпучий песок полубесчувственного Хатонара, за ним выпрыгнул развязанный Тцар.
   А за ним выскочила Мидара.
   Мы втроем — я, Орминис и Ингольф — сгрудились у входа, внимательно наблюдая за сценой прощания. Может, это и не совсем вежливо, зато безопасно.
   — Ну что, прощай, дорогая. Честно говоря, не ожидал, — сказал Тцар, делая вид, что рассматривает растущие на дюнах кривые сосенки. Потом добавил с грустной улыбкой: — Все-таки очень жаль, что ты не останешься со мной! Наш сын стал бы сенатором, унаследуй он хоть половину твоего ума и решительности! Не передумаешь?
   — Может быть, ты и прав, — наигранно-весело сообщила ему Мидара, — только вот не так давно я отказалась от возможности стать баронессой. И вообще — не надо было тебе со мной… так. Не по-людски это, дружище… Возьми, — она сняла ожерелье, протянула ему. — Извини, не могу принять такой дорогой дар. И без того уже создала тебе столько проблем…
   — Тревога, капитан, — подал голос Голицын, высунувшись из кабины. — Позади два объекта, идут на высоте… — секунду-другую Дмитрий пересчитывал в уме местные меры длины, — пятьдесят тысяч метров, со скоростью примерно три пятьсот. Прут довольно целеустремленно, прямо на нас. Мы окажемся в радиусе поражения минут через десять.
   Через две минуты мы взлетели.
   Еще через одиннадцать минут с небольшим мы оказались возле ближайшей точки перехода и снизились.
   Дергая штурвал, Дмитрий ухитрился как-то зафиксировать машину на месте.
   Затем мы четверо во главе с Мидарой опрометью выскочили в тамбур. Разблокировав дверь, Секер с натугой распахнул её.
   Внизу, метрах в пятнадцати, пенными барашками плескалось море. Балла три-четыре будет… Ветер довольно-таки ощутимо раскачивал наше транспортное средство.
   — Держите меня — и покрепче! — распорядилась Мидара, застегивая на талии снятые с кресел пристяжные ремни, из которых наскоро соорудила что-то вроде страховочного пояса альпинистов.
   Мы четверо вцепились в ремни, Ингольф для надежности даже обмотал их вокруг запястья.
   Вытянув вперед кисть с крепко зажатым кристаллом Застывшего Пламени, Мидара начала священнодействие.
   — Ничего не выходит! — прямо-таки простонала она минуты через четыре. — Надо подвинуться ближе.
   Короткими рывками машина прошла еще метров сто.
   — Проклятье, они уже здесь! — взвыл Дмитрий, так что Тронк едва не выпустил свой конец ремня — хорошо, мы трое держали по-прежнему крепко.
   Подтверждение сообщения мы увидели своими глазами.
   В небе мелькнула яркая искорка — преследователи были совсем близко.
   Но скорость их подвела: они пролетели к самому горизонту, прежде чем им удалось затормозить свою машину, наверняка заметно более тяжелую, чем наша. Теперь мы имели полную возможность наблюдать стремительный полет яркой точки в нашу сторону, означавший крах всех наших надежд.
   — Да что же это такое?! — чуть не со слезами выкрикнула Мидара, и в то же мгновение впереди выросла колонна знакомого туманного сияния. Вперед! — хрипло выкрикнула она, закашлявшись. Лицо ее побагровело от напряжения. — Не больше двух минут…
   Мы еле успели затворить показавшуюся такой тяжелой дверь, когда рывок гравиплана швырнул нас всех пятерых на стену реакторного отсека: Ингольфа на Тронка, Секера на Ингольфа, меня на Секера, Мидару на меня. Перед тем как дверь захлопнулась, я успел увидеть, как на стоп-кадре, тройную звезду плазменных выхлопов в синеватом вечернем небе и фонтан пара от предупредительного выстрела метрах в пятидесяти от борта.
   «Эх, не повезло этому ее жениху — затаскают теперь по допросам», — искренне пожалел я таххарца, когда под тяжеловесные проклятия скандинава и жалобные стенания Тронка мы выбирались из получившейся кутерьмы.
   Когда мы появились в салоне, на экранах уже был пейзаж другого мира — синий океан с плавающими белыми глыбами, бледное небо с солнцем у горизонта и звездами.
   — Эк, куда нас занесло! — прокомментировал Дмитрий. — Это, кажется, Антарктида, если я только что-то понимаю в мореходной астрономии. — Примерно шестидесятая широта. Вот это, я понимаю, зигзаг!
   Мидара плюхнулась рядом со мной в кресло.
   — Все получилось, слава всем богам или что там есть вместо них! Я ведь до последней секунды боялась, что дело не выгорит! Думала даже: может, отдать вам побрякушку, и дело с концом. Кстати, мы угодили в безлюдный мир, и география тут базовая — пять материков. Больше ничего безмозглая штуковина, — она тряхнула планшеткой, — мне не показала.
   Мидара, не стесняясь, стянула блузку, под которой оказался шикарный лифчик ажурного плетения, расшитый золотой нитью, утерла ею лицо.
   — Да, старею, — она без сил откинулась в кресле, — сказал бы кто, что буду от страха умирать, хоть год назад… Аж взмокла вся… Вы мои вещи-то взяли? — уже другим, деловитым и собранным тоном спросила она. — Переодеться бы, всю жизнь ненавидела эти ваши юбки и платья!
   Порывшись в одном из кофров, Таисия извлекла тючок с одеждой нашего капитана.
   — Пропала куртка, — пожаловалась Мидара, через две минуты выскочив из-за дверей туалета уже облаченная в привычное одеяние. — Осталась на память бедолаге Тцару. Жаль, такую теперь точно я уже не куплю.
   «Куплю?!» — вдруг молнией ударила меня мысль.
   — А, черт! — хлопнул я себя по лбу. — Накрылись наши денежки!
   — То есть как? — прямо-таки подскочил на месте Орминис.
   Вслед за этим в мою сторону разом обернулись все. Я вытащил из кармана на поясе стопку золотых кредиток.
   — И где мы их теперь обналичим? Хоть обратно возвращайся!
   — Да, — скорчила раздраженную гримасу Мидара, — вот это вылетело у меня из головы! Не предупредила — моя вина! Можно было бы хоть побрякушку какую-нибудь купить… Да, братья, не годимся мы с вами в «пролагатели дорог», — (так на «высоком наречии» Хэолики именовались разведчики). — И на что теперь еду будем покупать — непонятно.
   — А вот ожерелок на девке, — ткнула пальцем Тая в прикорнувшую в углу Файтах.
   — Девку, между прочим, ты, Инго, зря притащил, — хмыкнула Мидара, обращаясь к скандинаву. — Тут для нее был мир самый подходящий. Ну да ладно. Да и деньги нам особенно теперь не нужны — чувствую, с такой машиной мы дома будем совсем скоро!
   — Ты сначала научись ею управлять толком, — буркнул князь. — Я хоть и пилот, а как будем на ней садиться — не очень представляю. Тут приводная автоматика завязана на причальные радиомаяки, а ручное управление чуть ли не хуже, чем на моей авиетке.
   — Ничего, сумели взлететь — как-нибудь сядем! — подбодрил его Секер.
   — А куда мы теперь?
   — Думаю… — помолчал князь, — нам лучше всего сейчас до Гренландии — и через тамошние порталы… Удобнее всего идти поперек Антарктиды, вдоль меридиана.
   Возражений не последовало.
   Мы поднимались все выше. Небо за иллюминаторами на глазах темнело, на нем льдистыми крапинками проступали звезды. А внизу была Земля. Я все-таки увидел ее из космоса. И это было в самом деле очень красивое зрелище — казавшаяся вогнутой в центре чаша синего и зеленого сияния с жемчужной дымкой облачности.
   — Ах, дьявол и Хель тебе в задницу! — восхищенно выругался Ингольф, указывая на левый иллюминатор. Там ярким серебряным блюдом на фиолетовом небе светила Луна. В правый било ослепительное Солнце. — Вот красота-то! По мирам я шастал, в небо летал, молниями, как сам Тор, стрелял, Землю с небес видел! Я вот подумал: что, если мне все-таки вернуться к себе с разрядником да и поджарить этого свинского конунга Харальда Косматого?! — весело ревел Ингольф. — Ребята, может, махнем ко мне? С таким летуном мы будем королями мира!
   Внезапно в кабине прозвучал неприятно резанувший слух сигнал. Звук грубый, терзающий барабанные перепонки, похожий на хрип какой-нибудь хищной пресмыкающейся твари.
   Из динамиков полился речитатив скороговорки на незнакомом языке.
   Мы в панике принялись шарить взглядами по экранам, старясь понять, в чем дело. Признаюсь, в тот момент я испугался: только представить, что в агрегате что-то сломается и мы, кувыркаясь, рухнем на землю из стратосферы, не имея ни единого шанса на спасение.
   Пульт перемигивался разноцветными индикаторами, место синих и желтых занимали лиловые. Рычаще-мяукающим голосом что-то выкрикивал динамик, а мы с проклятиями — надо было лучше учить язык, мля! — пытались понять, в чем дело.
   Дмитрий лихорадочно листал на коленях тетрадку, в которой был записан со слов сантехника перевод краткого руководства по управлению гравипланом.
   Наконец удалось отыскать источник беспокойства, и, видит Бог, легче нам не стало. Шкала, показывающая скорость реакции и температуру в урановом котле, медленно наливалась красным. Видимо, мы что-то не так сделали при запуске, или Хатонар успел что-то незаметно испортить, а может, произошла обычная авария, — выяснять, в чем дело, времени да и смысла уже не было.
   Правый пульт-экран выдал вместо индикационной таблицы какую-то белиберду и отключился.
   — Сажай машину, и давай быстро вылазим! Взорвемся ведь! — Тронк испуганно подскакивал на месте.
   — Как вылезешь? — простонал Дмитрий. — Снаружи сейчас не меньше тысячи рентген! — Он ткнул пальцем в какие-то цифры.
   — Вы рехнулись?! — взревел пришедший в себя Ингольф, рывком джойстика выравнивая машину. — Куда сажать — под нами лед! — Судя по карте на курсографе, мы были над Антарктидой.
   Найдя на схеме рычаг аварийной защиты, я отжал его до отказа. Эффекта это почти не возымело. По-прежнему визгливой скороговоркой частил динамик, и алая полоса на экране пусть медленнее, чем раньше, но ползла к синей черте.
   — Надо катапультироваться, — почти простонал Дмитрий, найдя наконец нужную страницу.
   Он опрометью кинулся в кресло пилота и принялся жать на клавиши.
   На курсовом экране вспыхнула карта Южного полушария, где синим крестиком было помечено наше местоположение.
   Затем красный пунктир очертил окружность, центром которой служил крестик.
   Я совместил алый треугольник с южной оконечностью Новой Зеландии — кроме нее да еще нескольких островов Тихого океана никакой суши в пределах нашей досягаемости не было. Дважды нажал кнопку на рукояти джойстика.
   Компьютер удовлетворенно запищал, и карта исчезла. Отныне программа пойдет автоматически. Электроника спустит кабину по идеальной баллистической траектории, используя маневренные ракетные двигатели. Осталось только взломать опломбированную дверцу на стене слева, разбить стекло и повернуть рычаг. И я сделал это, от волнения пару раз промахнувшись.
   Погасла половина огней на клавиатуре — аварийная программа вбила стержни экстренной защиты в гнезда, намертво заблокировав цепную реакцию.
   За спиной что-то грохнуло железом, — обернувшись, я увидел, как на месте двери в тамбур появилась металлическая стена. Я еще успел подумать: не дай бог в тамбуре оказался бы сейчас кто-то из наших, — когда сильный толчок в спину швырнул меня на пульт — это отстрелился агрегатный отсек.
   Погасли все приборы, и на приборной доске остались мигать лишь несколько сиротливых огоньков.
   Подступившая невесомость заклубилась в желудке почти забытой — семь лет назад я последний раз летал на самолете — дурнотой.
   Через минуту или две, показавшихся такими долгими, тяжесть немилосердно вдавила нас в кресла — корабль, отскочив от плотных слоев атмосферы, устремился обратно в космос, гася скорость.