Хорошо, если это что-то вроде Античности или Раннего средневековья, когда люди имели смутное представление, что творится на противоположном конце их собственной страны. Ну а если это более цивилизованная эпоха?
   Конечно, скорее всего, он прикажет выпороть лгуна, ну а если задумается? Кроме того, раб может сбежать, получить свободу да, в конце концов, стать любимым слугой какого-нибудь правителя… Вдруг его странные рассказы побудят того заинтересоваться продавшими его.
   Далеко не всякому капитану и не всякой команде доверят возить живой товар из мира в мир и торговать им.
   К счастью, мой экипаж редко удостаивался этой сомнительной чести.
   Впрочем, на перепродажу идет хорошо если десятая часть рабов, еще столько же потребляет сам остров Хэолика. Остальное поглощает Эораттан. Как глухо обмолвился Тхотончи, рабы — едва ли не основная часть платы, взимаемой колдунами за свои услуги.
   Куда девается такая прорва людей — совершенно непонятно.
   Слухи ходят самые зловещие, вплоть до того, что человечина — одно из любимых, если вообще не единственное блюдо колдунов.
   Но лично я все-таки склоняюсь к тому, о чем говорил мой приятель — капитан пропавшей полгода назад «Касатки» Петр Приходько. По его мнению, на Эораттане просто некому работать, потому что все ушли в магию.

Василий (продолжение)

   Что называется — помяни черта!
   В окно я увидел медленно вышагивающую по серому песку долговязую фигуру в черном плаще магов, поверх которого была, однако, наброшена радужно переливающаяся накидка.
   Кроме того, от всех прочих эораттанцев его отличала ажурная диадема, венчающая высокий лоб. Имя его было скрыто от нас, непосвященных, а титуловать его полагалось — Магистр. Именно так — Магистр, с большой буквы, человек (будем надеяться), стоящий во главе семи десятков прикомандированных к нашей базе колдунов. На моей памяти он считанное число раз выбирался из магической берлоги на холме, и я надеюсь, его заставила это сделать не жалоба Тирусана Ооргенга на нерасторопность одного из капитанов, осмелившегося из за пустяка — каких-то встречных пиратов — прервать его драгоценный отдых.
   Даже с расстояния в пару десятков метров я, как мне показалось, хорошо разглядел его темно-желтые глаза — холодные и неподвижные, в самом деле до жути напоминающие глаза какой-нибудь хищной рептилии.
   Нет, и в самом деле лучше поменьше размышлять о них. Кстати, старожилы в самом начале мне именно так и советовали: чем меньше будешь думать о колдунах, тем лучше. Причем, вопреки общепринятому мнению, не думать о них было довольно легко — временами даже забываешь об их существовании.
   Может статься, тут опять же не обошлось без их участия.

Интерлюдия 2

   Их зовут магами, или попросту колдунами. Как они называют себя сами и что в действительности представляет из себя то, чем они занимаются, — неизвестно и, наверное, никогда не станет известным. Стоит только в беседе с кем-то из них коснуться этой или подобной темы, как они тут же резко обрывают разговор и принимаются смотреть сквозь тебя. Весьма неприятное чувство, смею уверить, — ощутить на себе такой взгляд.
   Что мы вообще знаем о магах? Что те могут жить очень долго, хотя, как и мы, подвержены старости и смерти. Но сколько это — долго? Двести, триста или тысячу лет? Среди них есть и мужчины и женщины; хотя женщины крайне редко появляются среди странствующих между мирами, и никто из всех, кого я знаю, не мог похвастаться тем, что имел с ними какие-то отношения, кроме чисто деловых.
   Еще то, что средней силы маг легко может скрутить двух-трех человек, не пошевелив пальцем (это если он не воспользуется заранее накопленной энергией), вылечить не слишком тяжелую болезнь, предсказать за несколько часов или дней — это зависит от обстоятельств — землетрясения, цунами и тайфуны, и еще много других полезных вещей. По крайней мере так, или примерно так, с поправкой на лингвестр, звучали эти объяснения в устах Эргаса Фагуна Тао — единственного мага, с кем у меня установилось некое подобие приятельских отношений. Был он, в отличие от большинства своих собратьев, достаточно молод и, как следствие, любопытен, так что во время плавания мы немало времени проводили в беседах.
   Впрочем, даже он сказал мне очень и очень мало.
   Совершенно неизвестно и то, как они живут в своем неведомом далеком мире, о котором мы не знаем ничего, кроме его названия.
   При этом об Эораттане ничего не знаем не только мы — простые подданные Хэолики, но даже — как мне достоверно известно от самих островитян — и они сами. Никто не бывал в их обиталище, нависавшем над поселком, и не имеет представления, как оно выглядит изнутри. Был, правда, вздорный слух, что дома — это только декорация, а живут маги в вырытых под ними земляных норах, уходящих на громадную глубину.
   На место знания, как водится, приходят досужие слухи и россказни.
   Говорят, что колдуны не рождаются от женщин и вообще не рождаются, а происходят из числа особым образом умерщвленных, а затем воскрешенных людей, причем только один из ста убитых обретает жизнь и магические способности (и, мол, именно с этой целью Эораттан скупает рабов везде, где только может). Говорили, что, достигнув совершеннолетия, колдуны разбиваются на пары и вступают друг с другом в магические поединки, которые должны закончиться смертью одного из них, и так продолжается, пока не остается только один колдун из десяти и его наставник, с которым, в свою очередь, тот через какое-то время вступает в смертельную схватку и при удаче занимает его место. Что купленные рабы приносятся в жертву демонам, а из их расчлененных тел готовят эликсиры, в которых-то и содержится весь секрет магии. Легенды, одна страшней другой, ходят между подданными хэоликийских правителей, и могу поклясться, что по крайней мере за некоторыми из ужасных историй стоят сами колдуны. В действительности нам остаются неведомыми даже самые простые вещи.
   Вот хотя бы: что означают их степени посвящения? Ранг в неведомой нам властной иерархии? Членство в каком-нибудь ордене? Магические способности и мастерство? Древность рода? Или еще что-нибудь, нам неизвестное, а может, и непонятное?
   Единственное, что можно сказать с достаточной уверенностью, так только то, что они в основе своей все-таки люди. Лучшее доказательство тому — рожденные от них дети.
   Впрочем, если вдуматься — неизвестно, откуда эти дети берутся. Искусственное осеменение было придумано отнюдь не в двадцатом веке, а внушить женщине можно все что угодно. Так что, быть может, внутри пустой человеческой оболочки скрывается…
   И что за идиотские мысли лезут в мою голову? Нервы, должно быть, разыгрались. Надо поменьше смотреть фильмы ужасов.
   Фильмы ужасов…
   Помню, на моих глазах, когда разъяренная толпа в Танрае принялась громить лавки иноземцев и поджигать их корабли, наш колдун, даже не выходя из каюты, напустил на заполнивших причал ревущих оборванцев дракона. Хотя я и знал, что это только видимость, но и мне стало очень не по себе, когда из воды поднялся зеленовато-бурый скользкий треугольник плавника, а затем на причал выбралось, расправляя крылья, жуткое чудовище с шестью когтистыми лапами и длинными щупальцами, свисавшими с морды.
   К великому счастью, никакая магия (во всяком случае, в нашей вселенной) не способна превратить человека в покорного раба, служащего господам не за страх, а за совесть. Вернее, способна, но для этого придется выжечь человеку начисто мозги, превратив его в тупое бессловесное животное, пригодное только к самому примитивному физическому труду, да и то если приставить к нему надсмотрщика.
   Применяемая к торговцам обработка не сможет помешать тебе рассказать о странствующих по мирам торговцах, если ты этого уж очень сильно захочешь (как сильно — это зависит от тебя самого), и не поможет смолчать под пыткой. Однако она дает полную гарантию, что ты не выболтаешь секрет случайно, в минуту слабости или же под влиянием паров спирта, ударивших в голову.
   Возможности магов ограничивает еще одно обстоятельство. Все магические приспособления и талисманы, какими бы они могущественными ни были изначально, в наших континуумах становятся просто бесполезными кусками камня, дерева и металла. Есть, правда, исключения. Например, те самые лингвестры, которые позволяют нам без перевода понимать любой язык и говорить на нем. Они питаются, в отличие от большинства им подобных штучек, биологической энергией человека, их носящего. Их действие мне объяснил года три назад один умный человек, оказавшийся тут случайно, так же как и я. Дело в том, что человек мыслит, собственно, не словами как таковыми, а мыслеобразами, своего рода понятийными иероглифами, которые уже в лобных долях мозга оформляются в фонемы. Видимо, эти мыслеобразы одинаковы у всех людей, и их-то и улавливает магическое приспособление. Прибор воздействует на подсознание, транслируя в него мыслеобразы, извлекаемые из мозга собеседника, придавая им нужное словесное и звуковое оформление. При этом кажется, что собеседник говорит с тобой на твоем родном языке. Именно поэтому при помощи лингвестра невозможно разобрать написанный текст, точно так же, как и переданное по радио сообщение воспринимается как непонятное бормотание.
   Зато слова, произносимые собеседником, да и тобой самим, кажутся звучащими на твоем родном языке, в то время как для него ты говоришь именно на его языке.
   Вообще-то, принцип действия лингвестра не так прост. Так, например, когда я говорю с людьми, скажем, в других мирах, я говорю с ними на каком-то одном языке — русском ли, хэоликийском ли, даже если их несколько и у каждого — свой родной язык. В то же время каждый из живущих на базе слышит свою родную речь. Как эта штучка различает, когда в каком режиме работать, совершенно не представляю.
   Это, в общем, все, что знает любой из нас об Эораттане и эораттанцах. Совсем немного, в сущности.
   О Хэолике, напротив, я знал достаточно много, в основном из рассказов благоволившего ко мне Тхотончи. Он, как и многие старики, был склонен жаловаться на молодежь, благодаря чему я составил в некоторой степени представление об образе жизни на этом благословенном острове. К настоящему времени, правда, собственно Хэолика представляет собой лишь столицу обширных и процветающих земель, включающих в себя несколько архипелагов и огромный — в две Гренландии величиной — остров, почти материк, лежащий в трех тысячах километрах к западу от древнего острова. Он был открыт вскоре после знакомства островитян с эораттанцами.
   Но все равно хэоликийцы любят называть себя, в память о прошлом, островитянами.
   Если подбирать аналогии из знакомой мне истории, жизнь там больше всего напоминает ту, которой жили высшие слои Римской империи времен ее расцвета.
   Даже представители незнатных и небогатых — по островным меркам — родов имеют великолепные дворцы со всеми удобствами, которые может дать им цивилизация, десятками слуг и гаремами из красивейших наложниц изо всех миров. К их услугам самые разнообразные зрелища и развлечения.
   У некоторых есть свои собственные корабли с персонально закрепленными за ними магами, чтобы они могли свободно путешествовать между мирами. Хотя этот вид развлечения и был сравнительно мало распространен, но мне дважды в жизни приходилось сопровождать таких туристов.
   Что уж говорить о высшем слое правящих магнатов, по сравнению с которыми любой нефтяной шейх или банкир показался бы жалким бедняком.
   Специально для них предназначалось даже некоторое число безлюдных планет, с которыми их мир соединяли сквозные порталы (между прочим, весьма дорогое удовольствие), где у них были поместья и охотничьи угодья.
   Живут они долго — лет до ста пятидесяти — двухсот как минимум: тут постарались их деловые партнеры. При этом относительное здоровье и бодрость они сохраняют буквально до последних лет жизни.
   Неудивительно, что у хозяев всех этих сокровищ категорически не возникало желания отправляться куда-то за тридевять земель (в буквальном смысле слова), сменив роскошные виллы на качающуюся палубу корабля.
   Бесконечные странствия на маленьких судах, в тесных каютах почти без удобств, с риском отправиться на дно — ну нет, это не для благородных хэоликийцев.
   Даже роскошные по земным меркам апартаменты командора базы, как не раз сетовал сам Тхотончи, были недостаточно комфортабельны — и это при том, что он был, по сравнению с другими его соплеменниками, просто верх неприхотливости.
   Только очень немногочисленные островитяне — авантюристы и искатели приключений по натуре — и составляли хэоликийский персонал торговых факторий. Изредка появлялись, правда, молодые волонтеры, которым начали приедаться привычные развлечения. Но, сходив раз-другой в плавание, они спешили вернуться к себе домой, чтобы, наверное, до конца жизни похваляться перед друзьями и родными своей храбростью и стойкостью.
   Однако командор базы всенепременно назначался из островитян, и, как мне известно, подобрать человека на эту должность было не очень просто.
   Пожалуй, они вполне могли бы поручить иноземцам и руководство, но тут была еще одна проблема — маги.
   Передоверить чужакам отношения с этой могущественной силой, на союзе с которой и держались вся мощь и богатство острова и которой, как я понял по случайным обмолвкам командора Тхотончи, хэоликийцы продолжали опасаться, — ну уж нет!
   Как живет остальная планета, Хэолику совершенно не интересует. Они сами по себе, а всякие дикари сами по себе. Подозреваю, кстати, что им помогают остаться дикарями.
   Простых смертных на острова не пускают. Единственное место, куда могут приставать наши корабли и проживать те, кто зачем-то нужен хозяевам, это порт на южной оконечности столичного острова под названием Дормай.
   Именно сюда везут корабли товары и рабов для Хэолики и, кстати, именно сюда выходит тоннель, соединяющий его с Эораттаном.
   Отсюда расходятся по всем базам, точное число которых держится в секрете, магические талисманы, способные открывать порталы, и, естественно, сами их хозяева.
   Плавания в Дормай я любил, пожалуй, больше всех прочих.
   Ведь, без преувеличения, это самый замечательный порт из тех, которые я повидал. Перекресток не сотен даже — тысяч морей из тысяч миров. А чего только не везут на этот благословенный остров! Каких только товаров я не видел в этом порту!
   Шкатулки с голубым жемчугом и ацтекскими украшениями, казавшимися мне на редкость уродливыми, но пользовавшимися бешеным успехом среди хэоликийских модниц. Стеклянные витражи, изразцы, фарфоровую и золотую посуду. Драгоценные тонкие ткани, свежие фрукты и вина, живых дюгоней и морских коров — их мясо весьма ценилось местными гурманами. Саблезубых тигров и шерстистых носорогов для зверинцев богачей и устраиваемых ими охот и турниров, больших крылатых ящеров, приученных под седло, — мне случалось бывать в местах, где такие водятся.
   Массу всяческой бытовой техники, автомобили, спортивные самолеты и вертолеты. (Остается гадать, куда островитяне девают мусор, остающийся от всего этого, — разве что в море.)
   В тавернах и барах Дормая можно встретить людей со всех торговых баз, принадлежащих Хэолике. Тут готовят кушанья на любой вкус и предлагают самые разнообразные развлечения.
   Тут встречаются люди из тысяч и тысяч миров, представители самых разных времен и цивилизаций, самых разных цветов кожи и рас.
   Тут происходят встречи старых знакомых, которые видятся только здесь, на этом странном перекрестке миров. Короткие романы, зарождающиеся и гаснущие за несколько дней, изначально приправленные горечью неизбежного скорого расставания…
   Одним словом, Дормай показался бы мне городом, вполне подходящим для жизни, если бы еще я сумел забыть свой родной.

Василий (продолжение)

   Стук в дверь вернул меня от размышлений к действительности.
   — Не заперто, — буркнул я.
   При появлении гостя, вернее, гостьи я встал.
   Меня решила посетить не кто иная, как Мидара Акар.
   На вице-командоре был ее любимый костюм: штаны из тонкой мягкой оленьей замши, высокие сапоги без каблуков, сверху пестрая шелковая грудная повязка — что-то среднее между длинным шарфом и шалью, в несколько рядов, как индийское сари, обернутое вокруг тела, — скрепленная двумя золотыми застежками, изящно и, как ни странно, довольно целомудренно обнажающая плечи и живот.
   Толстая коса была подвязана золочеными цепочками к украшенному самоцветами поясу.
   С левого плеча элегантно свисала короткая куртка из кожи какого-то экзотического пресмыкающегося — чуть ли не королевской кобры.
   Я невольно залюбовался ею, — несмотря на все пережитое, она в полной мере сохранила молодость и немалую привлекательность, а ее изящные движения сделали бы честь самой искусной танцовщице. Она вполне могла бы сыграть воительницу в каком-нибудь сериале фэнтези, снимаемых в любой из четырех известных культур, где их вообще снимали. Впрочем, неудивительно — ведь она и была ею.
   Интересно, зачем ко мне пожаловала четвертый вице-командор базы?
   (Их всего четыре. Первый ведает кораблями, второй — торговыми операциями, третий — снабжением, и четвертый, в данном случае моя гостья, — личным составом.)
   Ответ на мой вопрос я получил почти сразу.
   — Послезавтра отправляемся на охоту, — сообщила мне Мидара после обмена приветствиями.
   — То есть как?! — возмутился я. — Только вчера из рейса пришел, и на тебе!
   — Мое дело приказать, твое дело подчиниться, — парировала она. — Мясо на исходе, а кроме вас больше некому. Две трети команд в разгоне, а снимать людей с переоборудования кораблей я не стану, да и Тхотончи не позволит. Или прикажешь девчонок из веселого дома послать бизонов гонять?
   — Так что, больше и некого, кроме них? — ядовито осведомился я.
   — Почему же нет, есть. Только вот плавания у них были потяжелее твоего. У Савмака из пяти два корабля сожгли, едва людей снять успел, а Ятэр-Ятэр месяц во льдах простоял.
   — Ятэр? — Я был удивлен до глубины души. — Как это он ухитрился?
   — Зайди к нему и спроси. Да заодно и посочувствуй: вернулся больной и уже не встает почти. Правую руку так обморозил, что, похоже, придется по локоть отнять.
   — И ты молчала? — Я даже вскочил. Ятэр там лежит больной, в одиночестве, а я тут предаюсь глубокомысленному переливанию из пустого в порожнее!
   — Так что собирайся, а чтоб тебя утешить, скажу, что на этот раз я тоже поеду…
   «М-да, вот тебе и срочная работа! Накликал на свою голову, оленина тебе не нравилась!» — с раздражением подумал я, когда дверь за четвертым вице-командором захлопнулась.
   Мелькнула мысль пойти пожаловаться командору базы, но я быстро отбросил ее.
   Почтенный Тхотончи совершенно не вникает в текущие дела, давным-давно свалив все на помощников. Он, разумеется, будет всецело на стороне Мидары да еще и возмутится: как это такой исправный служака, как я, устроил склоку из-за пустяка?
   Но главное, надо сейчас же навестить Ятэра.
   Накинув плащ, я быстро вышел из дома и зашагал по берегу, переступая через бурые плети тины и сухие раковины.
   — Мое почтение, капитан!
   Меня окликнул бредущий навстречу по каким-то своим делам мой старый знакомый и почти земляк Александр Антонов.
   Он начинал свою службу матросом у меня, а ныне состоял в абордажной команде на «Грифоне» — приписанном к нашей базе корабле-охотнике, проще говоря — на капере.
   (Справедливости ради уточню, что у хэоликийцев имелись свои представления о порядочности и свой кодекс чести, осуждавший обычное пиратство, поэтому в задачу наших охотников входила исключительно ловля (так сказать, «на живца») пиратов а также работорговцев.)
   Александр Антонов или, как он называет сам себя, Сашок — личность довольно примечательная, и, несмотря на то что происходит почти из одного мира со мной, он кажется мне одним из самых непонятных и малоприятных людей. И это при том, что я за все эти годы видал-перевидал самых разных субъектов, вплоть до кроманьонцев.
   Представьте себе громадную тушу — два с лишним метра росту, с бычьими мускулами, кистями рук с лопату величиной, бритой головой и лицом сонного дебила. Оденьте ее в потертый малиновый пиджак поверх драной тельняшки, с неизменной золотой цепью на шее, не намного уступающей по толщине якорной, и дополните массивными безвкусными перстнями на пальцах толщиной с сосиску.
   Два слова, которые от него можно чаще всего услышать, это «пожрать» и «телка».
   Даже у себя на родине я с такими вот типами не сталкивался (от бандитов я вообще старался держаться подальше).
   Попал Антонов к нам по несчастному стечению обстоятельств. Историю его я знаю хорошо — он очень любит ее рассказывать, жалуясь на судьбу. Тем более часть ее произошла на моих глазах.
   «Бригада», к которой он принадлежал (а в его мире бандюки набрали силу даже побольше, чем в моем), собирала дань чуть ли не с половины Новороссийска.
   Внезапно в поле их зрения попала какая-то странная компания торговцев оружием.
   Компания эта действительно показалась бы странной кому угодно — два китайца или вьетнамца, девушка, говорящая по-русски с архаическими оборотами, благообразный джентльмен, напоминающий почтенного ученого, при котором она состояла секретаршей, и великан почти двухметрового роста, с густой белокурой шевелюрой. Установить даже приблизительно, откуда они явились, не удалось — паспорта какой-то островной карибской республики никого не могли обмануть. Вели они себя крайне странно, не знали многих самых элементарных вещей и, наконец, интересовались не чем-нибудь, а легкими противокорабельными ракетами.
   Особенно же поразило наблюдавших за ними то, что возглавлявший их человек как ни в чем не бывало спросил у агента, нельзя ли купить безоткатные орудия. Они были сняты с вооружения уже лет тридцать, о чем он, как выяснилось, даже понятия не имел (все равно как кто-нибудь озаботился закупкой катапульт или арбалетов).
   Бандиты же, не вдаваясь в такие тонкости и не удивляясь, просто решили, не мудрствуя лукаво, что перед ними какие-то «лохи» с деньгами, которых можно с выгодой и без опаски потрясти.
   И как-то утром без малого десяток уголовничков с бесшумными пистолетами ворвались в снимаемую гостями квартиру.
   Первыми выстрелами они сразили одного из китайцев, которого бандиты почему-то приняли за телохранителя. Профессорского вида джентльмен (он же Луи Боваль, вест-индийский пират семнадцатого века) попытался выхватить пистолет, но после первых же выстрелов немедленно бросил оружие и поднял руки.
   Зато рослый блондин — он же Ингольф Сигурдсон, — заревев, как десяток медведей разом, бросился на бандитов и, дважды раненный, успел, прежде чем был сбит с ног, голыми руками искалечить троих, а одного — в прошлом капитана морской пехоты — отправил на тот свет, свернув ему шею, как цыпленку.
   Разъяренные преступники тут же, на глазах у захваченных в плен, изнасиловали девушку. К своему счастью, Антонова в их числе не было, потому что после удара кулаком в висок он валялся без сознания.
   Кстати, когда я впервые услышал обо всей этой истории, то больше всего удивился тому, что он вообще остался жив: как-то, будучи в подпитии, чтобы позабавить нас, Ингольф одним движением сбил с ног лошадь.
   После этого Луи, девушка и тяжело раненный скандинав были увезены в неизвестном направлении в качестве заложников. Второго китайца, с переломом трех ребер, отпустили, «забив стрелку» его хозяевам за городом, на заброшенном проселке.
   За их жизни и в качестве компенсации за потери был установлен выкуп в полмиллиона долларов.
   К удивлению бандитов, в назначенный час на «стрелку» подъехала вовсе не шикарная иномарка, а самый обыкновенный, к тому же старый КамАЗ, из крытого кузова которого спрыгнули, один за другим, три человека, среди которых был и негр, увешанные мотками веревок. После них из кабины выбрался немолодой седобородый человек в длинном балахоне черного цвета, запястья которого украшали серые браслеты. Дальше началось нечто ужасное и непонятное. С глубочайшим презрением оглядев собравшихся бандитов, направивших на него стволы, старик сообщил им, что они — грязные безмозглые животные, которые должны быть примерно наказаны за то, что вмешались в дела порядочных людей. Потом браслеты на его руках брызнули красным и синим огнями и… больше ничего Александр не помнит.
   Когда он очнулся, то укрепился в мысли, что рехнулся.
   Вся его «бригада», пятьдесят с лишним человек, включая и оставшихся в городе, связанная по рукам и ногам, вповалку лежала в каком-то большом шатре. Исключением стал возглавлявший их авторитет, который болтался вниз головой на перекладине, прибитой к наскоро врытому в землю столбу. Вокруг стояла толпа людей, предводительствуемых дикого вида женщиной — в кожаных штанах, заправленных в длинные ботфорты, чья грудь была еле прикрыта небрежно обернутым пару раз вокруг тела шелковым шарфиком, и с распущенными длинными рыжими волосами ниже пояса.
   Убранство незнакомки дополнял висевший на голом плече короткий автомат неизвестной Александру марки.
   Только это необыкновенное зрелище помешало ему обратить внимание на разнообразные инструменты, которые держали в руках некоторые из собравшихся.