Страница:
При последних словах адмирал вдруг оживился, словно вспомнил нечто приятное.
— А что думаете по этому поводу вы? — обратился адмирал к служителю культа, хранившему до сих пор молчание.
Тот ответил не сразу, пребывая в напряженных раздумьях.
— Если вы спросите меня, могли ли боги сотворить еще миры, подобные нашему, то я отвечу утвердительно, хотя вы, как и многие нынешние молодые люди, в богов не верите, — наконец вымолвил он. — Что же до прочего… Надеюсь, вы позвали меня сюда не для того, чтобы, подобно темным простолюдинам, выяснить, не демоны ли это.
— Хорошо, — подытожил после короткого раздумья адмирал. — Вы правы, дело это не такое простое, совсем не простое, и все нужно хорошо обдумать.
Он надавил невидимую кнопку на столе, и по обе стороны от меня появились конвойные…
Орминис
Василий
Василий (продолжение)
— А что думаете по этому поводу вы? — обратился адмирал к служителю культа, хранившему до сих пор молчание.
Тот ответил не сразу, пребывая в напряженных раздумьях.
— Если вы спросите меня, могли ли боги сотворить еще миры, подобные нашему, то я отвечу утвердительно, хотя вы, как и многие нынешние молодые люди, в богов не верите, — наконец вымолвил он. — Что же до прочего… Надеюсь, вы позвали меня сюда не для того, чтобы, подобно темным простолюдинам, выяснить, не демоны ли это.
— Хорошо, — подытожил после короткого раздумья адмирал. — Вы правы, дело это не такое простое, совсем не простое, и все нужно хорошо обдумать.
Он надавил невидимую кнопку на столе, и по обе стороны от меня появились конвойные…
Орминис
Кто были мои предки, где я родился и как начал свою жизнь — не столь важно. Точно так же не важно, почему я стал пиратом.
Скажу только, что жил я на великом континенте, название которого никому, кроме моих соплеменников, ничего не скажет, и лежал этот континент там, где во всех без исключения остальных мирах — Тихий океан.
Из большого пресного моря в его центре вытекали две великих реки, одна из которых текла на восток, впадая в Восходное море, а другая на запад, к Бескрайнему океану, пересекая границы десятков государств.
Именно на этих реках, как и на море, мы делали свое дело. Особо не зверствовали: зачем нужно, чтобы за тобой охотились, как за бешеным волком?
Но жизнь есть жизнь.
Так я жил до того дня, пока наш корабль у самого устья Скьяо — второй из рек — атаковал внешне ничем не примечательного купца.
Как обычно, наша миопарона, таившаяся в лабиринте между речными островками, устремилась в погоню, подгоняемая ударами весел и ветром с моря, наполнявшим ее черные паруса.
Самой обычной была и жалкая суета на палубе торгаша — я видел такую множество раз, за множество пережитых абордажей и схваток.
Затем палуба его вдруг резко опустела — так тоже случалось, когда, осознав бессмысленность сопротивления, команды жертв сдавались на милость и милость эту получали.
А потом, когда мы подошли почти вплотную, над кормой корабля вдруг возникло бурое с рыжиной облако и, собравшись в шар, стремительно полетело нам навстречу.
Потом, много позже, я узнал, что эораттанские маги способны силой своего чародейства двигать предметы и даже тучи усыпляющего газа. Но тогда я просто не понял, что случилось.
Шар достиг нас и беззвучно лопнул, растекшись во все стороны полупрозрачными струйками.
Я тут же почувствовал, как мои мышцы превратились в какой-то кисель, и рухнул на палубу.
Словно со стороны, глядел я, как вновь высыпавшие на палубу люди подтягивают наш корабль к своему борту, как по-хозяйски ходят между телами моих товарищей, надевают на них странные кандалы, хитроумно соединенные тонкими, на вид непрочными цепочками.
Связав, они перетащили нас к себе на борт и принялись осматривать и щупать, как связанных овец или свиней. Так и было: ведь невольник ничем не лучше домашнего животного.
Потом появились двое.
Один — в пестрой одежде купца средней руки из окрестностей Великого озера, другой — высокий и… какой-то чужой, в длинном черном плаще.
Они остановились почти рядом со мной.
«Купец» пересчитал нас, загибая пальцы.
— Сорок пять человек, — подвел он итог. — Жаль, маловато. Было бы их на десяток больше, база закрыла бы все бреши в личном составе. А так, еще наверняка половину отбракуют. Ну да ничего, в любом случае вице-командор будет доволен.
— Что ж, — сказал черный человек, — и Эораттан и Хэолика тоже будут довольны.
Половины из сказанных слов я не понял, но почему-то сердце мое сжалось от ужаса — с нами явно хотели сотворить что-то страшное.
Беспомощных, нас всех сволокли на бак — так же равнодушно, как мешки, — и накрыли брезентом. Я все видел, все слышал и чувствовал, но не мог даже закрыть глаза. Так, наверное, чувствует себя похороненный заживо, когда над ним правят погребальный обряд.
Мы плыли вниз по реке, по ее середине — берегов не было видно.
Так прошел весь день.
В сумерках мимо нас проследовал сторожевой корвет, и длинноствольная реактивная бомбарда на его палубе смотрела в нашу сторону. Как я молился про себя всем богам и богиням, чтобы его капитану взбрело в голову досмотреть судно (никогда не мог подумать, что настанет такой момент!).
Но нас не остановили: кому какое дело до двух небольших суденышек?
Та маскировка, что выручала нас столько раз, нынче стала нашим проклятьем.
А потом нас всех сволокли в трюм и заперли. Без еды и воды мы провели три дня, все в том же оцепенении, и освободили нас уже на базе. Вернее, освободили двоих из нас — меня и кока. Что стало с остальными — я не знаю и боюсь даже думать, тем более зная, что говорят об этом у нас. А я уже через неделю вышел в свое первое плавание на корабле Великой Хэолики.
Так что в плен мне попадать не впервой.
Скажу только, что жил я на великом континенте, название которого никому, кроме моих соплеменников, ничего не скажет, и лежал этот континент там, где во всех без исключения остальных мирах — Тихий океан.
Из большого пресного моря в его центре вытекали две великих реки, одна из которых текла на восток, впадая в Восходное море, а другая на запад, к Бескрайнему океану, пересекая границы десятков государств.
Именно на этих реках, как и на море, мы делали свое дело. Особо не зверствовали: зачем нужно, чтобы за тобой охотились, как за бешеным волком?
Но жизнь есть жизнь.
Так я жил до того дня, пока наш корабль у самого устья Скьяо — второй из рек — атаковал внешне ничем не примечательного купца.
Как обычно, наша миопарона, таившаяся в лабиринте между речными островками, устремилась в погоню, подгоняемая ударами весел и ветром с моря, наполнявшим ее черные паруса.
Самой обычной была и жалкая суета на палубе торгаша — я видел такую множество раз, за множество пережитых абордажей и схваток.
Затем палуба его вдруг резко опустела — так тоже случалось, когда, осознав бессмысленность сопротивления, команды жертв сдавались на милость и милость эту получали.
А потом, когда мы подошли почти вплотную, над кормой корабля вдруг возникло бурое с рыжиной облако и, собравшись в шар, стремительно полетело нам навстречу.
Потом, много позже, я узнал, что эораттанские маги способны силой своего чародейства двигать предметы и даже тучи усыпляющего газа. Но тогда я просто не понял, что случилось.
Шар достиг нас и беззвучно лопнул, растекшись во все стороны полупрозрачными струйками.
Я тут же почувствовал, как мои мышцы превратились в какой-то кисель, и рухнул на палубу.
Словно со стороны, глядел я, как вновь высыпавшие на палубу люди подтягивают наш корабль к своему борту, как по-хозяйски ходят между телами моих товарищей, надевают на них странные кандалы, хитроумно соединенные тонкими, на вид непрочными цепочками.
Связав, они перетащили нас к себе на борт и принялись осматривать и щупать, как связанных овец или свиней. Так и было: ведь невольник ничем не лучше домашнего животного.
Потом появились двое.
Один — в пестрой одежде купца средней руки из окрестностей Великого озера, другой — высокий и… какой-то чужой, в длинном черном плаще.
Они остановились почти рядом со мной.
«Купец» пересчитал нас, загибая пальцы.
— Сорок пять человек, — подвел он итог. — Жаль, маловато. Было бы их на десяток больше, база закрыла бы все бреши в личном составе. А так, еще наверняка половину отбракуют. Ну да ничего, в любом случае вице-командор будет доволен.
— Что ж, — сказал черный человек, — и Эораттан и Хэолика тоже будут довольны.
Половины из сказанных слов я не понял, но почему-то сердце мое сжалось от ужаса — с нами явно хотели сотворить что-то страшное.
Беспомощных, нас всех сволокли на бак — так же равнодушно, как мешки, — и накрыли брезентом. Я все видел, все слышал и чувствовал, но не мог даже закрыть глаза. Так, наверное, чувствует себя похороненный заживо, когда над ним правят погребальный обряд.
Мы плыли вниз по реке, по ее середине — берегов не было видно.
Так прошел весь день.
В сумерках мимо нас проследовал сторожевой корвет, и длинноствольная реактивная бомбарда на его палубе смотрела в нашу сторону. Как я молился про себя всем богам и богиням, чтобы его капитану взбрело в голову досмотреть судно (никогда не мог подумать, что настанет такой момент!).
Но нас не остановили: кому какое дело до двух небольших суденышек?
Та маскировка, что выручала нас столько раз, нынче стала нашим проклятьем.
А потом нас всех сволокли в трюм и заперли. Без еды и воды мы провели три дня, все в том же оцепенении, и освободили нас уже на базе. Вернее, освободили двоих из нас — меня и кока. Что стало с остальными — я не знаю и боюсь даже думать, тем более зная, что говорят об этом у нас. А я уже через неделю вышел в свое первое плавание на корабле Великой Хэолики.
Так что в плен мне попадать не впервой.
Василий
Судя по моему субъективному ощущению, прошло три дня или около того.
На палубу меня не выпускали и на допросы больше не вызывали. На мои робкие вопросы приносивший еду моряк отвечал непроницаемым молчанием.
А потом вместо него появились четверо с револьверами наизготовку и скомандовали на выход.
Вновь меня вели по узким коридорам и крутым трапам, и вновь, как и прежде, на пути не попалось никого из команды. Не иначе, подумал я, наш маршрут был заранее расчищен от посторонних. Правда, однажды в другом конце коридора появились двое матросов, несших на плечах клетку с мелкими зверьками, в которых я угадал морских свинок и понял (впрочем, без отвращения), чьим мясом нас тут потчевали.
И вот я на палубе, невольно зажмурившись в первый момент от дневного света, от которого успел отвыкнуть. Сердце мое наполнилось радостью, когда я увидел, что здесь же и все мои товарищи, включая Тронка. И мою радость вовсе не уменьшило то, что их окружал внушительный конвой с непроницаемыми, хотя и напряженными лицами, словно ожидавший кого-то или чего-то.
Я попытался сделать движение в их сторону, но мой сопровождающий преградил мне путь, одновременно делая знак молчать.
Корабль стоял у причальной стенки, и палуба его возносилась над ней на высоту семиэтажного дома. Справа и слева от нас стояли такие же линкоры, у бортов которых вытянули хищные щучьи тела показавшиеся мне отсюда совсем крошечными подлодки.
А вокруг расположился огромный порт, не уступающий в размерах самым большим портам моей родной Земли. Огражденный далеко уходящими в море волнорезами, он был заполнен судами — от рыбачьих шхун и больших парусников до сухогрузов и танкеров, размерами не уступающих нашему кораблю.
Но как раз сейчас в порт входил настоящий гигант — низкосидящий, шириной с футбольное поле, с разнесенными к бортам надстройками и пустой гладкой палубой. «Э, да у них тут и авианосцы имеются».
Я повернул голову к берегу. Передо мной расстилалась панорама огромного города.
Утренняя дымка не позволяла разглядеть его в деталях, но я различал и широкие улицы, и кварталы многоэтажек, и черепичные крыши домиков предместий, и многочисленные фабричные трубы. То тут, то там возвышались затейливые ступенчатые сооружения с островерхими крышами, похожие на китайские пагоды, — может быть, храмы или дворцы здешних владык…
Зрелище это заворожило меня. Впервые за долгое время я видел настоящий современный город, почти такой же, как мой родной. Если убрать несколько деталей, вроде этих башен, можно представить, что ты где-нибудь на Дальнем Востоке или в Калининграде…
Да, цивилизация.
Тут появился адмирал в сопровождении небольшой свиты — видимо, его и ждали наши сторожа.
Все вместе мы пошли по трапу, побуждаемые хотя и достаточно вежливыми, но непреклонными конвоирами.
Прямо к трапу подъехал мрачный автобус пестрой маскировочной расцветки с узкими окнами-амбразурами и заостренной мордой. На его проклепанном борту отворилась дверь, из которой выглянул тип в полосатом плаще.
Адмирал поприветствовал его как старого доброго знакомого, после чего тот выскочил на бетон причала и жестом предложил нам войти.
— Карета подана, можете садиться, — кисло усмехнулся Голицын.
Один за другим мы влезли внутрь.
За рулем, больше напоминающим штурвал, сидел моряк в каком-то небольшом чине. Еще два автоматчика пристроились на заднем сиденье и как будто дремали
Прошло не час и не два — часов пять, не меньше, прежде чем машина сначала замедлила ход, потом свернула несколько раз и наконец остановилась.
Перебросившись парой слов, конвоиры открыли двери и выпустили нас.
Машина стояла в тесном дворике, со всех сторон окруженном высокими стенами, сложенными из гранитных валунов, с десятком узких мутноглазых окошек.
Пройдя темным сводчатым коридором, мы (вооруженное сопровождение незаметно исчезло) оказались в обширном холле, пол которого был украшен многоцветной мозаикой, а стены — затканными золотом гобеленами. В ряд выстроились высокие бронзовые шандалы на витых ножках, на полтора десятка свечей каждый.
Оттуда нас провели в обширную гостиную, пол которой был застелен мохнатыми коврами, там, к нашему удивлению, мы увидели богато сервированный стол, накрытый на десять персон.
Стол и резные кресла красного дерева были инкрустированы багряным перламутром и черным деревом. Орнамент этих узоров слагали переплетенные или сражающиеся друг с другом кракены, драконы, змеи. На расставленных в ряд столовых приборах матового стекла и серебра были обильно разложены кушанья, источавшие соблазнительные ароматы. Сквозь витражи, бросая цветные блики, било заходящее солнце. Я даже не сразу понял, что все это великолепие предназначалось нам.
Была тут и густая похлебка, заправленная черепашьим мясом, и копченый окорок серны, и уже знакомые нам морские свинки.
Слуги, приведшие нас сюда, так же молча исчезли — мы это поняли как приглашение приступить к трапезе, что и сделали.
— Слушай, что-то мне не нравится все это! — прошептал мне на ухо Тронк, не переставая обгладывать грудку индюка. — Им бы нас в тюрьму упрятать, а они во дворце вон поселили и кормят на убой. Ох, нутром чую, что-то им от нас нужно…
Предпочтя не отвечать на его реплику, я решил отведать местных напитков.
В круглой бутылке синего стекла, стоявшей слева от меня, оказалась янтарная жидкость, по запаху и вкусу похожая на коньяк и, надо думать, им и являвшаяся.
Как только мы закончили трапезу, двустворчатая дверь распахнулась, и, сопровождаемый двумя седыми лакеями в попугайских ливреях, вошел тот, в ком мы все безошибочно узнали хозяина дома.
Это был высокий и благообразный старик, весь облик которого, казалось, излучал достоинство и мудрость. Длинная седая борода, аккуратно расчесанная и заплетенная в две косички, спускалась на грудь мантии, искусно сшитой из множества ярких разноцветных лоскутьев. Дополняли картину очки с маленькими квадратными стеклами в ажурной золотой оправе.
Мидара вскочила первой, и вслед за ней инстинктивно поднялись мы все, приветствуя его.
— Весьма рад видеть вас в своем доме, уважаемые гости, — сановито махнув рукой в ответ на приветствие, сообщил нам старец. — Надеюсь, дорога не утомила вас, а мое скромное угощение утолило ваш голод. Надеюсь, что вы готовы уделить мне часть своего времени…
На палубу меня не выпускали и на допросы больше не вызывали. На мои робкие вопросы приносивший еду моряк отвечал непроницаемым молчанием.
А потом вместо него появились четверо с револьверами наизготовку и скомандовали на выход.
Вновь меня вели по узким коридорам и крутым трапам, и вновь, как и прежде, на пути не попалось никого из команды. Не иначе, подумал я, наш маршрут был заранее расчищен от посторонних. Правда, однажды в другом конце коридора появились двое матросов, несших на плечах клетку с мелкими зверьками, в которых я угадал морских свинок и понял (впрочем, без отвращения), чьим мясом нас тут потчевали.
И вот я на палубе, невольно зажмурившись в первый момент от дневного света, от которого успел отвыкнуть. Сердце мое наполнилось радостью, когда я увидел, что здесь же и все мои товарищи, включая Тронка. И мою радость вовсе не уменьшило то, что их окружал внушительный конвой с непроницаемыми, хотя и напряженными лицами, словно ожидавший кого-то или чего-то.
Я попытался сделать движение в их сторону, но мой сопровождающий преградил мне путь, одновременно делая знак молчать.
Корабль стоял у причальной стенки, и палуба его возносилась над ней на высоту семиэтажного дома. Справа и слева от нас стояли такие же линкоры, у бортов которых вытянули хищные щучьи тела показавшиеся мне отсюда совсем крошечными подлодки.
А вокруг расположился огромный порт, не уступающий в размерах самым большим портам моей родной Земли. Огражденный далеко уходящими в море волнорезами, он был заполнен судами — от рыбачьих шхун и больших парусников до сухогрузов и танкеров, размерами не уступающих нашему кораблю.
Но как раз сейчас в порт входил настоящий гигант — низкосидящий, шириной с футбольное поле, с разнесенными к бортам надстройками и пустой гладкой палубой. «Э, да у них тут и авианосцы имеются».
Я повернул голову к берегу. Передо мной расстилалась панорама огромного города.
Утренняя дымка не позволяла разглядеть его в деталях, но я различал и широкие улицы, и кварталы многоэтажек, и черепичные крыши домиков предместий, и многочисленные фабричные трубы. То тут, то там возвышались затейливые ступенчатые сооружения с островерхими крышами, похожие на китайские пагоды, — может быть, храмы или дворцы здешних владык…
Зрелище это заворожило меня. Впервые за долгое время я видел настоящий современный город, почти такой же, как мой родной. Если убрать несколько деталей, вроде этих башен, можно представить, что ты где-нибудь на Дальнем Востоке или в Калининграде…
Да, цивилизация.
Тут появился адмирал в сопровождении небольшой свиты — видимо, его и ждали наши сторожа.
Все вместе мы пошли по трапу, побуждаемые хотя и достаточно вежливыми, но непреклонными конвоирами.
Прямо к трапу подъехал мрачный автобус пестрой маскировочной расцветки с узкими окнами-амбразурами и заостренной мордой. На его проклепанном борту отворилась дверь, из которой выглянул тип в полосатом плаще.
Адмирал поприветствовал его как старого доброго знакомого, после чего тот выскочил на бетон причала и жестом предложил нам войти.
— Карета подана, можете садиться, — кисло усмехнулся Голицын.
Один за другим мы влезли внутрь.
За рулем, больше напоминающим штурвал, сидел моряк в каком-то небольшом чине. Еще два автоматчика пристроились на заднем сиденье и как будто дремали
Прошло не час и не два — часов пять, не меньше, прежде чем машина сначала замедлила ход, потом свернула несколько раз и наконец остановилась.
Перебросившись парой слов, конвоиры открыли двери и выпустили нас.
Машина стояла в тесном дворике, со всех сторон окруженном высокими стенами, сложенными из гранитных валунов, с десятком узких мутноглазых окошек.
Пройдя темным сводчатым коридором, мы (вооруженное сопровождение незаметно исчезло) оказались в обширном холле, пол которого был украшен многоцветной мозаикой, а стены — затканными золотом гобеленами. В ряд выстроились высокие бронзовые шандалы на витых ножках, на полтора десятка свечей каждый.
Оттуда нас провели в обширную гостиную, пол которой был застелен мохнатыми коврами, там, к нашему удивлению, мы увидели богато сервированный стол, накрытый на десять персон.
Стол и резные кресла красного дерева были инкрустированы багряным перламутром и черным деревом. Орнамент этих узоров слагали переплетенные или сражающиеся друг с другом кракены, драконы, змеи. На расставленных в ряд столовых приборах матового стекла и серебра были обильно разложены кушанья, источавшие соблазнительные ароматы. Сквозь витражи, бросая цветные блики, било заходящее солнце. Я даже не сразу понял, что все это великолепие предназначалось нам.
Была тут и густая похлебка, заправленная черепашьим мясом, и копченый окорок серны, и уже знакомые нам морские свинки.
Слуги, приведшие нас сюда, так же молча исчезли — мы это поняли как приглашение приступить к трапезе, что и сделали.
— Слушай, что-то мне не нравится все это! — прошептал мне на ухо Тронк, не переставая обгладывать грудку индюка. — Им бы нас в тюрьму упрятать, а они во дворце вон поселили и кормят на убой. Ох, нутром чую, что-то им от нас нужно…
Предпочтя не отвечать на его реплику, я решил отведать местных напитков.
В круглой бутылке синего стекла, стоявшей слева от меня, оказалась янтарная жидкость, по запаху и вкусу похожая на коньяк и, надо думать, им и являвшаяся.
Как только мы закончили трапезу, двустворчатая дверь распахнулась, и, сопровождаемый двумя седыми лакеями в попугайских ливреях, вошел тот, в ком мы все безошибочно узнали хозяина дома.
Это был высокий и благообразный старик, весь облик которого, казалось, излучал достоинство и мудрость. Длинная седая борода, аккуратно расчесанная и заплетенная в две косички, спускалась на грудь мантии, искусно сшитой из множества ярких разноцветных лоскутьев. Дополняли картину очки с маленькими квадратными стеклами в ажурной золотой оправе.
Мидара вскочила первой, и вслед за ней инстинктивно поднялись мы все, приветствуя его.
— Весьма рад видеть вас в своем доме, уважаемые гости, — сановито махнув рукой в ответ на приветствие, сообщил нам старец. — Надеюсь, дорога не утомила вас, а мое скромное угощение утолило ваш голод. Надеюсь, что вы готовы уделить мне часть своего времени…
Василий (продолжение)
— …И какая жалость, молодые люди, что этот ваш таинственный предмет бесследно исчез!
— Так вы не верите нам, мудрейший? — Мне почти не пришлось притворяться, подпуская в голос толику обиды.
— Ну что вы! Я-то как раз вам верю, хотя, клянусь Небом, то, что вы рассказали, превосходит самую смелую фантазию. Но мои оппоненты в Академии, боюсь, будут иного мнения. У них хватит ума заявить, что все это подстроил я, пользуясь своими связями и состоянием. Понимаете, я уже давно с глубоким сожалением убедился, что в стенах прежнего храма мудрости, каковым в течение сотен лет была Академия, свили себе гнездо зависть, интриги, глупое чванство…
В большом восьмиугольном зале, где мы беседовали перед рдеющим углями камином, сгущались сумерки. Камин был выложен плиткой из алого порфира, каминная решетка представляла собой настоящее произведение искусства.
Возле камина лежала аккуратная стопка четырехугольных сосновых чурок. Тут же, в самом центре, стоял длинный стол, чью столешницу из распиленного вдоль ствола векового дуба (а может быть, граба или бука — я в мебели не слишком разбираюсь) покрывала замысловатая резьба.
Вокруг него, как поросята вокруг свиноматки, расположились в беспорядке с десяток низеньких хрупких столиков и таких же низких резных табуретов, обитых малиновым бархатом.
Стены украшали чеканные мельхиоровые фризы, изображавшие горные пейзажи.
А в окна хорошо была видна терраса, откуда в этот вечерний час слуги убирали вывешенную проветриться меховую одежду. Среди выставленных на террасе вещей мое внимание привлекла огромная шуба из по меньшей мере полудюжины разных зверей, где серая белка соседствовала с белоснежным песцом, а рыжая лисица-огневка — с чернобуркой и горностаем.
Вот уже вторую неделю пользовалась наша компания гостеприимством почтеннейшего Яригго. За это время мы вывалили на нашего хозяина целую кучу легенд, слухов, досужих россказней, имевших хождение среди торговцев, познакомили его со всеми теориями о природе пространства, времени, мироздания и сущности перемещений в параллельные миры, о которых когда-либо слышали, подробно описали места, в которых нам довелось побывать.
Разумеется, упомянули мы и о магах, и о Древнейших, чем повергли ученого мужа в почти мистический трепет.
Вдобавок я усердно пичкал его всеми теми обрывками знаний о квантовой механике и теории относительности, которые застряли в моей голове в результате нечастого знакомства с журналами «Наука и жизнь» и «Знание — сила» еще в прошлой жизни.
Он внимал мне почти с благоговением, но, когда я принялся излагать ему теорию кварковых суперструн, попытавшись связать ее с порталами, он не выдержал и, всплеснув руками, принялся уговаривать меня отложить подробное знакомство со знаниями моего замечательного мира на более позднее время.
Поскольку мы находились не в руках компетентных органов, а в распоряжении науки, то имели возможность до некоторой степени договориться, о чем будем рассказывать, а о чем — нет.
Поэтому о лингвестрах мы благоразумно решили не сообщать — из чисто научного любопытства их вполне могли вырезать из наших тел, что было бы во всех отношениях неприятно. Свою способность понимать незнакомые языки мы объяснили тем, что подверглись колдовской обработке, не слишком погрешив против истины.
Естественно, мы не могли не упомянуть и о Пламени, но, слава богу, нам удалось убедить нашего хозяина, что приведший нас в его мир магический кристалл бесследно исчез, как только мы тут оказались.
Мир, куда мы попали, назывался на местном языке «Исэйя», что, как несложно догадаться, означало просто «Земля».
Названия и очертания стран этого мира, за исключением нескольких государств в Южной Америке да еще лежавшего за Волгой (здесь Ра) Аркаима, так же как немногочисленные ставшие известными мне события и имена местной истории, ничего не говорили мне.
Государство, гостеприимством которого мы против желания вынуждены были воспользоваться, носило имя Ангрон. Располагался Ангрон на территории Южной Франции и Северной Испании, одновременно ему принадлежал немалый кусок Северной Америки, в районе Великих Озер. Кстати, именно в Америке и располагалась его столица с непроизносимым названием, неподалеку от которой находилось поместье, ставшее местом нашего… заключения? Или содержания? А может быть — гостевания?
Ангрон принадлежал к числу цивилизованных стран. Яригго в первые же дни растолковал нам, что это означает. В цивилизованных странах имелось что-то похожее на парламенты, рабство и пытки были под запретом, и людей не казнили и не лишали свободы по первой прихоти власть имущих. В нецивилизованных ничего подобного не было, а жизнь человеческая не ставилась и в грош. Цивилизованные страны давно прекратили воевать между собой, осознав, что война обходится во всех отношениях дороже разумного компромисса. Однако поскольку среди нецивилизованных стран были и такие, что достаточно неплохо освоили производство бронемашин и самолетов, приходилось вести войны с ними. Последняя такая большая война произошла два с лишним десятка лет назад.
Высший слой Ангрона составляли соединенные узами родства (зачастую очень дальнего) группировки, именовавшиеся «домами». Кроме них были и объединения другого рода — братства, в которые входили люди, давшие друг другу клятву верности. Иные братства насчитывали десятки тысяч человек. Что касается формы правления, то она была чем-то средним между республикой и выборной монархией, и правитель, назначаемый пожизненно, носил громкий и, на мой взгляд, несколько претенциозный титул — Великий Капитан.
Правда, честно говоря, особо внимательно в здешние географию, политику и историю я не вникал, ибо мысли мои были заняты совсем другим.
Впрочем, был один эпизод здешней истории, который не мог нас — меня, во всяком случае — не заинтересовать. О нем я вскользь услышал еще в первые минуты своего пребывания в плену, и о нем рассказал нам Яригго в первый вечер нашего знакомства. Это был рассказ о странном происшествии с адмиралом Архасом и его флотилией. История эта произошла триста с небольшим лет назад. Надо сказать, адмирал Архас для ангронцев — фигура почти культовая.
Открыватель новых земель и торговых путей, победитель пиратов, разгромивший почти вдвое превосходящий его по числу кораблей аркаимский флот, грозивший стереть с лица земли столицу, видный астроном. И одновременно, как ни странно, — изобретатель усовершенствованного плуга, заметно увеличившего урожаи. За это он особенно почитаем крестьянами — и по сию пору.
Его потомки ныне — третий по значению клан в местной иерархии.
Вот что приключилось с ним однажды. В расцвете своей карьеры Архас был назначен командиром эскадры, посланной в Великое Южное море (местное название центральной части Тихого океана) с целью найти более короткий и удобный путь к азиатским берегам, а заодно и открыть новые земли, если такие встретятся на их пути.
И вот в один из дней впередсмотрящие обнаружили прямо по курсу нечто необычное.
Как гласит книга самого Архаса «О земле по другую сторону миража», это было похоже «на большое мутное зеркало, что вздымалось из волн, отражавшее все вокруг, но неточно, словно бы отражение имело свою жизнь и менялось само».
Удивительно зрелище заставило адмирала лечь в дрейф, а потом бросить якоря на отмели.
Так прошло несколько дней. Мираж не исчезал, бросая вызов всему опыту и знаниям мореходов. Но мало того! В зеркале отображалось штормовое море — и порывы ветра «оттуда» раскачивали парусники. В зеркале пару раз промелькнули лодки незнакомого вида, хотя никаких обитаемых земель поблизости не было.
Адмирал послал шлюпку обследовать странное явление — и она свободно прошла сквозь зеркало и вернулась. По словам моряков, за зеркалом море заметно отличается от здешнего: оно глубже и лишено островов, а на горизонте виднеются вершины какой-то большой земли.
Пошли разговоры о колдовстве и непонятных кознях морских демонов даже среди офицеров, но это не остановило адмирала.
Он сам на трех кораблях лично вошел в загадочное зеркало и высадился на открытой им земле, где обнаружил большое поселение аборигенов.
Сперва те убежали прочь, но потом, видя, что пришельцы не пытаются их преследовать, вернулись. Их язык не был понятен никому из переводчиков, что плыли вместе с эскадрой, но тем довольно скоро удалось его выучить.
Остров был частью архипелага из четырех больших и несчетного числа маленьких островов. Жители их — смуглые с темно-красным отливом — строили длинные каноэ, ловили в океане рыбу, добывали жемчуг, разводили кокосовые пальмы и хлебное дерево.
Но не это было самым удивительным.
По их словам, по другую сторону земли Тао-Юман, к востоку от архипелага тянулась широкая дуга коралловых атоллов длиной в тысячи миль до побережья большой земли — наверное, материка, населенного краснокожими людьми, строящими большие города и корабли.
Они даже показали вещи, сделанные на этой земле: бронзовые и стальные ножи, мечи, украшения, которые дошли к ним, минуя множество рук.
Каноэ, при благоприятных ветрах, могло бы дойти до нее за два месяца, хотя они и не плавали туда, да и суда с этой неведомой земли появлялись у здешних берегов раз в десять-пятнадцать лет. Почти вся торговля шла через посредников — обитателей атоллов.
С трудом адмирал удержался от желания немедленно отплыть к этому неведомому материку — долг призывал его как можно скорее вернуться на родину и рассказать об удивительном открытии.
Поэтому, пробыв на новооткрытой земле две недели, Архас вернулся к эскадре, объявив остров собственностью Ангрона и оставив на незнакомом берегу несколько заболевших матросов и одного офицера, вызвавшегося добровольно пожить тут до возвращения соотечественников и все разузнать.
Но когда через год с небольшим фрегат, посланный Архасом, прибыл в эти места, то ничего похожего на загадочное зеркало не обнаружил.
Наверное, если бы героем и участником этой истории не был такой известный человек, чья храбрость и здравый ум не подвергались сомнению, она пополнила бы коллекцию распространенных во всех мирах баек насчет таинственных островов и земель, где будто бы высаживались отважные капитаны.
В этом месте мне припомнились похожие истории, про которые я слышал еще у себя дома, и подумал: может статься, что они тоже находили похожие проходы?
Может, не зря говорят, что в прежние времена их было больше?
Такие случаи обычно — во всяком случае, в моем мире — становились поводом для насмешек и обвинений во лжи и быстро забывались.
Но благодаря безупречной репутации Архаса и большому числу вовлеченных во все это людей данный эпизод не канул в Лету.
Не раз ученые и биографы бравого адмирала пытались найти объяснение этому темному — с их точки зрения — моменту.
Дело было, по их мнению, в несовершенстве тогдашних средств навигации, в действительно необычном мираже, в скверном переводе или в прямой лжи дикарей, что из страха перед грозными пришельцами наплели невесть что, и даже в испарениях редкого и неизвестного науке сорта глубоководных водорослей, вызвавших коллективные галлюцинации.
Называлось даже пять или шесть островов, которые и были загадочной землей Тао-Юман, иные в тысячах километрах от обозначенной точки.
Что же касается нас, то любой из тех, кто хотя бы полгода отпахал на хэоликитов, узнал бы в странном природном явлении сквозной стохастический или долгопериодичный портал.
Так что одну из загадок местной истории мы раскрыли одним своим появлением.
Положение, в котором мы оказались, было, надо сказать, довольно двусмысленным.
Наш хозяин, насколько я понял, был нечто среднее между талантливым дилетантом и действительно видным ученым-энциклопедистом.
Он жил один, давным-давно овдовев. Единственная дочь покинула страну в свите местной принцессы, ставшей супругой какого-то заокеанского монарха, вышла там замуж и по тамошним законам не могла даже на короткое время покинуть свою новую родину; точно так же, как не имели права сделать это ее дети.
Неудивительно, что единственной его страстью стала наука.
По несколько часов в день он беседовал с нами — по очереди или одновременно, вытягивая из нас подробность за подробностью, а его стенографист покрывал лист за листом вязью знаков, чуть не высунув язык от усердия.
В остальное время мы были предоставлены самим себе и развлекались как нам заблагорассудится. Я лично ненавязчиво расспрашивал замковую челядь о мире, где оказался.
Места эти, в противоположность моему миру, были весьма мало населены — обжитые по-настоящему края начинались километров на сто пятьдесят южнее.
К замку примыкало больше двухсот квадратных километров девственного леса с невысокой скальной грядой, несколькими речушками, множеством ручьев и небольшими озерами с островками, где так чудесно можно отдохнуть вдвоем (как доверительно сообщила служанка Дмитрию, не устоявшая перед княжеским обаянием, — миловидная упитанная пышечка с румянцем во всю щеку.
В лесу водились олени и лани, изрядно расплодившиеся благодаря тому, что на них почти не охотились.
Там же, в чаще, стояло несколько охотничьих домиков, но нас туда, понятное дело, не приглашали.
И все это было безраздельной собственностью почтенного Яригго, вернее сказать, того семейного клана, главой коего в данный момент он являлся.
Вблизи замка лес переходил в запущенный, почти не окультуренный парк. В нем вместе росли угрюмые темные ели, высокие старые сосны, а рядом — клены и дубы. Столетние деревья парка могли своей высотой поспорить со стенами замка. В гуще орешника и молодых дубков прятались крошечные озерца с проточной водой, образующие, как я вскоре обнаружил, целый каскад, соединенный каналами и водоводами. Кроме того, что они украшали парк, в них жили откармливаемые к герцогскому столу угри и осетры.
— Так вы не верите нам, мудрейший? — Мне почти не пришлось притворяться, подпуская в голос толику обиды.
— Ну что вы! Я-то как раз вам верю, хотя, клянусь Небом, то, что вы рассказали, превосходит самую смелую фантазию. Но мои оппоненты в Академии, боюсь, будут иного мнения. У них хватит ума заявить, что все это подстроил я, пользуясь своими связями и состоянием. Понимаете, я уже давно с глубоким сожалением убедился, что в стенах прежнего храма мудрости, каковым в течение сотен лет была Академия, свили себе гнездо зависть, интриги, глупое чванство…
В большом восьмиугольном зале, где мы беседовали перед рдеющим углями камином, сгущались сумерки. Камин был выложен плиткой из алого порфира, каминная решетка представляла собой настоящее произведение искусства.
Возле камина лежала аккуратная стопка четырехугольных сосновых чурок. Тут же, в самом центре, стоял длинный стол, чью столешницу из распиленного вдоль ствола векового дуба (а может быть, граба или бука — я в мебели не слишком разбираюсь) покрывала замысловатая резьба.
Вокруг него, как поросята вокруг свиноматки, расположились в беспорядке с десяток низеньких хрупких столиков и таких же низких резных табуретов, обитых малиновым бархатом.
Стены украшали чеканные мельхиоровые фризы, изображавшие горные пейзажи.
А в окна хорошо была видна терраса, откуда в этот вечерний час слуги убирали вывешенную проветриться меховую одежду. Среди выставленных на террасе вещей мое внимание привлекла огромная шуба из по меньшей мере полудюжины разных зверей, где серая белка соседствовала с белоснежным песцом, а рыжая лисица-огневка — с чернобуркой и горностаем.
Вот уже вторую неделю пользовалась наша компания гостеприимством почтеннейшего Яригго. За это время мы вывалили на нашего хозяина целую кучу легенд, слухов, досужих россказней, имевших хождение среди торговцев, познакомили его со всеми теориями о природе пространства, времени, мироздания и сущности перемещений в параллельные миры, о которых когда-либо слышали, подробно описали места, в которых нам довелось побывать.
Разумеется, упомянули мы и о магах, и о Древнейших, чем повергли ученого мужа в почти мистический трепет.
Вдобавок я усердно пичкал его всеми теми обрывками знаний о квантовой механике и теории относительности, которые застряли в моей голове в результате нечастого знакомства с журналами «Наука и жизнь» и «Знание — сила» еще в прошлой жизни.
Он внимал мне почти с благоговением, но, когда я принялся излагать ему теорию кварковых суперструн, попытавшись связать ее с порталами, он не выдержал и, всплеснув руками, принялся уговаривать меня отложить подробное знакомство со знаниями моего замечательного мира на более позднее время.
Поскольку мы находились не в руках компетентных органов, а в распоряжении науки, то имели возможность до некоторой степени договориться, о чем будем рассказывать, а о чем — нет.
Поэтому о лингвестрах мы благоразумно решили не сообщать — из чисто научного любопытства их вполне могли вырезать из наших тел, что было бы во всех отношениях неприятно. Свою способность понимать незнакомые языки мы объяснили тем, что подверглись колдовской обработке, не слишком погрешив против истины.
Естественно, мы не могли не упомянуть и о Пламени, но, слава богу, нам удалось убедить нашего хозяина, что приведший нас в его мир магический кристалл бесследно исчез, как только мы тут оказались.
Мир, куда мы попали, назывался на местном языке «Исэйя», что, как несложно догадаться, означало просто «Земля».
Названия и очертания стран этого мира, за исключением нескольких государств в Южной Америке да еще лежавшего за Волгой (здесь Ра) Аркаима, так же как немногочисленные ставшие известными мне события и имена местной истории, ничего не говорили мне.
Государство, гостеприимством которого мы против желания вынуждены были воспользоваться, носило имя Ангрон. Располагался Ангрон на территории Южной Франции и Северной Испании, одновременно ему принадлежал немалый кусок Северной Америки, в районе Великих Озер. Кстати, именно в Америке и располагалась его столица с непроизносимым названием, неподалеку от которой находилось поместье, ставшее местом нашего… заключения? Или содержания? А может быть — гостевания?
Ангрон принадлежал к числу цивилизованных стран. Яригго в первые же дни растолковал нам, что это означает. В цивилизованных странах имелось что-то похожее на парламенты, рабство и пытки были под запретом, и людей не казнили и не лишали свободы по первой прихоти власть имущих. В нецивилизованных ничего подобного не было, а жизнь человеческая не ставилась и в грош. Цивилизованные страны давно прекратили воевать между собой, осознав, что война обходится во всех отношениях дороже разумного компромисса. Однако поскольку среди нецивилизованных стран были и такие, что достаточно неплохо освоили производство бронемашин и самолетов, приходилось вести войны с ними. Последняя такая большая война произошла два с лишним десятка лет назад.
Высший слой Ангрона составляли соединенные узами родства (зачастую очень дальнего) группировки, именовавшиеся «домами». Кроме них были и объединения другого рода — братства, в которые входили люди, давшие друг другу клятву верности. Иные братства насчитывали десятки тысяч человек. Что касается формы правления, то она была чем-то средним между республикой и выборной монархией, и правитель, назначаемый пожизненно, носил громкий и, на мой взгляд, несколько претенциозный титул — Великий Капитан.
Правда, честно говоря, особо внимательно в здешние географию, политику и историю я не вникал, ибо мысли мои были заняты совсем другим.
Впрочем, был один эпизод здешней истории, который не мог нас — меня, во всяком случае — не заинтересовать. О нем я вскользь услышал еще в первые минуты своего пребывания в плену, и о нем рассказал нам Яригго в первый вечер нашего знакомства. Это был рассказ о странном происшествии с адмиралом Архасом и его флотилией. История эта произошла триста с небольшим лет назад. Надо сказать, адмирал Архас для ангронцев — фигура почти культовая.
Открыватель новых земель и торговых путей, победитель пиратов, разгромивший почти вдвое превосходящий его по числу кораблей аркаимский флот, грозивший стереть с лица земли столицу, видный астроном. И одновременно, как ни странно, — изобретатель усовершенствованного плуга, заметно увеличившего урожаи. За это он особенно почитаем крестьянами — и по сию пору.
Его потомки ныне — третий по значению клан в местной иерархии.
Вот что приключилось с ним однажды. В расцвете своей карьеры Архас был назначен командиром эскадры, посланной в Великое Южное море (местное название центральной части Тихого океана) с целью найти более короткий и удобный путь к азиатским берегам, а заодно и открыть новые земли, если такие встретятся на их пути.
И вот в один из дней впередсмотрящие обнаружили прямо по курсу нечто необычное.
Как гласит книга самого Архаса «О земле по другую сторону миража», это было похоже «на большое мутное зеркало, что вздымалось из волн, отражавшее все вокруг, но неточно, словно бы отражение имело свою жизнь и менялось само».
Удивительно зрелище заставило адмирала лечь в дрейф, а потом бросить якоря на отмели.
Так прошло несколько дней. Мираж не исчезал, бросая вызов всему опыту и знаниям мореходов. Но мало того! В зеркале отображалось штормовое море — и порывы ветра «оттуда» раскачивали парусники. В зеркале пару раз промелькнули лодки незнакомого вида, хотя никаких обитаемых земель поблизости не было.
Адмирал послал шлюпку обследовать странное явление — и она свободно прошла сквозь зеркало и вернулась. По словам моряков, за зеркалом море заметно отличается от здешнего: оно глубже и лишено островов, а на горизонте виднеются вершины какой-то большой земли.
Пошли разговоры о колдовстве и непонятных кознях морских демонов даже среди офицеров, но это не остановило адмирала.
Он сам на трех кораблях лично вошел в загадочное зеркало и высадился на открытой им земле, где обнаружил большое поселение аборигенов.
Сперва те убежали прочь, но потом, видя, что пришельцы не пытаются их преследовать, вернулись. Их язык не был понятен никому из переводчиков, что плыли вместе с эскадрой, но тем довольно скоро удалось его выучить.
Остров был частью архипелага из четырех больших и несчетного числа маленьких островов. Жители их — смуглые с темно-красным отливом — строили длинные каноэ, ловили в океане рыбу, добывали жемчуг, разводили кокосовые пальмы и хлебное дерево.
Но не это было самым удивительным.
По их словам, по другую сторону земли Тао-Юман, к востоку от архипелага тянулась широкая дуга коралловых атоллов длиной в тысячи миль до побережья большой земли — наверное, материка, населенного краснокожими людьми, строящими большие города и корабли.
Они даже показали вещи, сделанные на этой земле: бронзовые и стальные ножи, мечи, украшения, которые дошли к ним, минуя множество рук.
Каноэ, при благоприятных ветрах, могло бы дойти до нее за два месяца, хотя они и не плавали туда, да и суда с этой неведомой земли появлялись у здешних берегов раз в десять-пятнадцать лет. Почти вся торговля шла через посредников — обитателей атоллов.
С трудом адмирал удержался от желания немедленно отплыть к этому неведомому материку — долг призывал его как можно скорее вернуться на родину и рассказать об удивительном открытии.
Поэтому, пробыв на новооткрытой земле две недели, Архас вернулся к эскадре, объявив остров собственностью Ангрона и оставив на незнакомом берегу несколько заболевших матросов и одного офицера, вызвавшегося добровольно пожить тут до возвращения соотечественников и все разузнать.
Но когда через год с небольшим фрегат, посланный Архасом, прибыл в эти места, то ничего похожего на загадочное зеркало не обнаружил.
Наверное, если бы героем и участником этой истории не был такой известный человек, чья храбрость и здравый ум не подвергались сомнению, она пополнила бы коллекцию распространенных во всех мирах баек насчет таинственных островов и земель, где будто бы высаживались отважные капитаны.
В этом месте мне припомнились похожие истории, про которые я слышал еще у себя дома, и подумал: может статься, что они тоже находили похожие проходы?
Может, не зря говорят, что в прежние времена их было больше?
Такие случаи обычно — во всяком случае, в моем мире — становились поводом для насмешек и обвинений во лжи и быстро забывались.
Но благодаря безупречной репутации Архаса и большому числу вовлеченных во все это людей данный эпизод не канул в Лету.
Не раз ученые и биографы бравого адмирала пытались найти объяснение этому темному — с их точки зрения — моменту.
Дело было, по их мнению, в несовершенстве тогдашних средств навигации, в действительно необычном мираже, в скверном переводе или в прямой лжи дикарей, что из страха перед грозными пришельцами наплели невесть что, и даже в испарениях редкого и неизвестного науке сорта глубоководных водорослей, вызвавших коллективные галлюцинации.
Называлось даже пять или шесть островов, которые и были загадочной землей Тао-Юман, иные в тысячах километрах от обозначенной точки.
Что же касается нас, то любой из тех, кто хотя бы полгода отпахал на хэоликитов, узнал бы в странном природном явлении сквозной стохастический или долгопериодичный портал.
Так что одну из загадок местной истории мы раскрыли одним своим появлением.
Положение, в котором мы оказались, было, надо сказать, довольно двусмысленным.
Наш хозяин, насколько я понял, был нечто среднее между талантливым дилетантом и действительно видным ученым-энциклопедистом.
Он жил один, давным-давно овдовев. Единственная дочь покинула страну в свите местной принцессы, ставшей супругой какого-то заокеанского монарха, вышла там замуж и по тамошним законам не могла даже на короткое время покинуть свою новую родину; точно так же, как не имели права сделать это ее дети.
Неудивительно, что единственной его страстью стала наука.
По несколько часов в день он беседовал с нами — по очереди или одновременно, вытягивая из нас подробность за подробностью, а его стенографист покрывал лист за листом вязью знаков, чуть не высунув язык от усердия.
В остальное время мы были предоставлены самим себе и развлекались как нам заблагорассудится. Я лично ненавязчиво расспрашивал замковую челядь о мире, где оказался.
Места эти, в противоположность моему миру, были весьма мало населены — обжитые по-настоящему края начинались километров на сто пятьдесят южнее.
К замку примыкало больше двухсот квадратных километров девственного леса с невысокой скальной грядой, несколькими речушками, множеством ручьев и небольшими озерами с островками, где так чудесно можно отдохнуть вдвоем (как доверительно сообщила служанка Дмитрию, не устоявшая перед княжеским обаянием, — миловидная упитанная пышечка с румянцем во всю щеку.
В лесу водились олени и лани, изрядно расплодившиеся благодаря тому, что на них почти не охотились.
Там же, в чаще, стояло несколько охотничьих домиков, но нас туда, понятное дело, не приглашали.
И все это было безраздельной собственностью почтенного Яригго, вернее сказать, того семейного клана, главой коего в данный момент он являлся.
Вблизи замка лес переходил в запущенный, почти не окультуренный парк. В нем вместе росли угрюмые темные ели, высокие старые сосны, а рядом — клены и дубы. Столетние деревья парка могли своей высотой поспорить со стенами замка. В гуще орешника и молодых дубков прятались крошечные озерца с проточной водой, образующие, как я вскоре обнаружил, целый каскад, соединенный каналами и водоводами. Кроме того, что они украшали парк, в них жили откармливаемые к герцогскому столу угри и осетры.