Страница:
этим: снимал офис, закупал оборудование. А я вел переговоры с людьми,
которые будут в этом центре работать. Политологи, экономисты, социологи.
-- Таких центров в Москве десятки, -- заметил я. -- Зачем Назарову был
нужен еще один? Дать сыну престижную должность?
-- Десятки, -- согласился Губерман. -- Но все они ангажированы.
Правительством или оппозицией. Назаров хотел иметь детальную и объективную
информацию о положении в стране. Этим и должен был заниматься центр. Ну и
понятно: должность президента такого центра вводила Александра во
влиятельную политическую элиту.
-- Вернемся к делу. Значит, в Гамбург Розовский прилетел из Москвы?
Когда?
-- За день до прибытия яхты. Двадцать пятого мая. Я оформлял им визы и
заказывал билеты. И бронировал гостиницу в Гамбурге. "Хилтон", разумеется.
-- Им?
-- Да, ему и его жене.
-- Он всегда берет в поездки жену?
Губерман даже засмеялся.
-- Никогда в жизни не брал. Он же редкостный бабник. А она --
откровенная стерва. Я даже удивился, зачем он ее взял в этот раз.
-- Почему он не остался на яхте после окончания приема?
-- Как раз из-за нее. Она, видите ли, не переносит качки. И не может,
естественно, ночевать на яхте, когда у них трехкомнатный "люкс" в "Хилтоне".
-- Вы хорошо знаете Розовского?
-- До сегодняшней ночи мне казалось -- да.
-- Гуляка? Игрок? Мот?
-- Шикануть любит. Игрок? В меру. И уж точно не мот. Тут он, скорее,
немец. Прежде чем расплатиться в ресторане, три раза проверит счет. Я не
понимаю, Сергей, направления ваших вопросов.
-- Это и хорошо, не будете контролировать ответы. Невольно, конечно. С
кем вы разговаривали в Гамбурге?
-- Со всеми, кто имел хоть малейшее отношение к Назарову. От капитана
яхты до музыкантов оперного театра, фотомоделей и официантов.
-- Вы виделись с менеджером ресторана "Четыре времени года"?
-- Я был у него с директором детективного агентства. Допрашивали его
минут тридцать. Сделали даже ксерокопию счета за обслуживание приема.
-- Какой был счет?
-- Около двух тысяч марок. Розовский заплатил наличными. Долларами.
Была суббота, банки закрыты, он не мог поменять доллары на марки.
-- Счет был общий? Или с калькуляцией?
-- И с очень подробной: какие напитки, сколько чего, закуски,
обслуживание, транспорт.
-- Было ли указано в счете, сколько официантов будут обслуживать прием?
-- Да, конечно. Четверо.
-- Мог ли Розовский не обратить на это внимание?
- Совершенно исключено. Менеджер вспомнил, что они
даже специально обсуждали этот вопрос. И решили, что четверых вполне...
Губерман вдруг умолк и молчал не меньше минуты.
Наконец произнес:
- Господи Боже! Значит, по-вашему, он уже тогда...
Он не мог не знать, что бармен -- лишний!
-- Не по-моему, Ефим, -- поправил я. -- А так оно и есть.
-- Уже тогда! -- повторил он. -- А мне почему-то казалось, что он вошел
в контакт с Вологдиным уже после взрыва яхты... А выходит... Не могу в это
поверить! Вот, значит, от кого этот проклятый бармен узнал, когда яхта
придет в Гамбург!
Я возразил:
-- Не факт. Мог сообщить радист. Или кто-то из команды. Но скорее
радист. В досье есть расшифровка прослушки разговоров на яхте. И последнего
разговора Назарова с сыном -- перед самым взрывом.
-- Радист? -- переспросил Губерман. -- Но команда была сформирована еще
год назад, при покупке яхты. И с тех пор не менялась. Значит, подготовка к
взрыву началась уже тогда?
-- Все сходится, -- подтвердил Док. -- Год назад ушел из ФСБ Вологдин.
И тогда же -- бармен.
-- А цель? Цель-то какая? Просто так не взрывают яхты! И не готовятся к
этому целый год!
-- Что значит -- какая цель? -- вмешался Муха, с интересом, как и все
ребята, прислушивавшийся к нашему разговору. -- Убрать Назарова и
наследника. Ужу ясно.
-- Остаются другие наследники: жена, сестра, ее племянники. Их двое --
мальчишки.
- Жена недееспособна, -- напомнил я. -- Может быть, Розовский хотел
стать опекуном и сам управлять концерном Назарова?
-- Ни в коем случае. Он -- хороший исполнительный директор. И не более
того. И сам об этом прекрасно знает. У него нет ни хватки, ни связей, ни
влияния Назарова. Он развалил бы все дело за полгода. Назаров не раз
предлагал передать ему часть фирм. Розовский отказывался. И очень
решительно. Все свои деньги он вкладывал в концерн Назарова. Чтобы они
крутились в общем деле. И имел от этого хороший и стабильный доход. Нет,
никакой выгоды Розовскому от смерти Назарова быть не могло, -- убежденно
заключил Губерман.
-- А если Назаров кому-то крупно навредил и за это его решили убрать?
-- предположил Боцман.
Губерман усмехнулся.
-- Вы рассуждаете на бытовом уровне. Это алкаш может за подлянку
раскроить череп собутыльнику. Или муж убить жену за измену. А в бизнесе с
оборотом в миллиарды долларов убивают не за что, а зачем. По принципу
технологической достаточности. Для достижения какой-то строго определенной
цели. И только. Здесь нет места эмоциям.
-- Мы возвращаемся к главному вопросу, -- отметил я. -- Что это за
цель?
-- Да, это главное, -- кивнул Губерман. -- И пока мы на этот вопрос не
ответим, ничего не поймем.
-- Вы неправильно подошли к делу, -- вступил в разговор Артист. --
Когда в театре берут к постановке пьесу, начинают с так называемого
застольного периода. Не водку пьют за столом, а читают пьесу и анализируют.
И одна из задач -- найти то, что называется основным событием. Событие, без
которого пьесы не было бы. Ну, например: какое основное событие в "Отелло"?
-- Как какое? -- удивился Муха. -- "Молилась ли ты на ночь, Дездемона?"
И ее... это самое. А потом себя.
-- Совсем другое, -- возразил Артист. -- "Она меня за муки полюбила".
Вот какое. Если бы Отелло не влюбился в Дездемону, никакой трагедии так бы и
не состоялось. Еще пример. Какое основное событие "Гамлета"?
-- То, что Шекспир был педиком, -- не удержался Боцман.
Артист укоризненно на него посмотрел:
-- Митя! И тебе не стыдно воровать чужую гениальную мысль? Она у
человека всего-то одна-единственная!
-- Но я же не выдаю ее за свою, -- нашелся Боцман. -- Я ее взял в
кавычки. Неужели ты не заметил?
-- Шекспир -- педик? Что за чушь собачья? -- удивился Губерман.
-- Не обращайте внимания. Это наши маленькие домашние шутки, --
объяснил я ему.
-- Убийство короля-отца -- вот основное событие "Гамлета", -- вернулся
Артист к прерванной мысли. -- Такое событие нужно найти и в нашем сюжете.
Кровавом вполне по-шекспировски. И произошло оно год назад. Или чуть раньше.
И тут у меня в мозгах щелкнуло.
-- Патент! Год назад Назаров купил патент на какую-то установку,
которая позволяет разрабатывать истощенные и загубленные нефтяные
месторождения! И сказал, что он обошелся ему подороже яхты. -- Я обернулся к
Губерману: -- Может это быть тем самым событием?
Он с недоумением покачал головой:
-- Патент? Ничего не знаю о патенте. Знаю, что у него в работе какой-то
крупный проект, связанный с нефтью. Но что именно...
-- Он сказал сыну, что это самое крупное дело в его жизни. Они
разговаривали в капитанской рубке перед самым взрывом. Назаров сказал, что с
помощью этих установок можно получать дополнительно сотни миллионов тонн
нефти в год.
-- Сотни миллионов?! -- недоверчиво переспросил Губерман. -- Весь
знаменитый Самотлор дает всего сто двадцать миллионов тонн в год. Вы не
спутали?
-- Нет. Я два раза перечитывал расшифровку этого разговора. Потому что
подумал: в этом вся жизнь, люди говорят о грандиозных планах на будущее, а
бомба уже отсчитывает последние секунды. Речь шла именно о сотнях миллионов
тонн. Могло это стать толчком к нашему сюжету?
Губерман кивнул:
-- Да. И не только к нашему... И Розовский об этом знал! Точно!
-- Почему вы в этом уверены? -- спросил я.
-- Он присутствовал при переговорах Назарова с немецкими банкирами. И
ни слова не мне сказал о патенте. Ни полслова! Теперь понятно, почему он был
в такой панике!
-- Он и сейчас в панике, -- проговорил Док. -- Когда вы ушли на
свидание... ну, с нашим общим знакомым из отеля "Малага"... часа через
полтора включился "голосовик" -- "жучок" на дубе выдал импульс.
Разговаривали Назаров и Розовский...
-- Я видел, как они разговаривали, -- подтвердил я. -- В стереотрубу,
из отеля.
-- Но не слышал о чем.
-- Как я мог слышать?
-- Тогда послушай. Вам, Ефим, это тоже будет интересно...
Док перемотал пленку на магнитофоне и включил воспроизведение.
Послышались веселые мужские голоса, говорившие по-гречески или по-турецки,
громкий плеск воды.
-- Это турки, ребята из охраны, купаются, -- объяснил Док. -- Сейчас,
секунду...
Голоса стихли, в динамике раздался легкий металлический щелчок.
Пошла запись:
" -- Опять бессонница?.. Фима говорит, что тебе нужно надраться до
поросячьего визга и как следует поматериться, облегчить душу... Может,
сейчас и начнем?
- Сядь, не мельтеши.
-- Что ж, придется одному... Будь здоров, Аркадий!
-- Ты слишком много пьешь.
-- Разве?
-- Что с тобой происходит?.. Да кури, черт с тобой, только отсядь
подальше!.. Ну? Я спросил: что с тобой творится?
-- А с тобой? С тобой ничего не творится?.. А со мной творится. Да! И
ты прекрасно знаешь что!
-- Что?
-- Ты хочешь, чтобы я произнес это вслух? Изволь. Я боюсь. Мы в
смертельной опасности. Мы с тобой работаем тридцать лет. И в таком положении
не были ни разу!
-- Это ты не был. А я был.
-- Тебе этого мало?.. Послушай, Аркадий. Мы должны немедленно уехать.
Исчезнуть. Я все продумал. У нас есть прекрасные, надежные документы. Мы
наймем катер и переплывем в Бейрут. Оттуда улетим в Нью-Йорк. Это огромный
город, там полно русских, никто на нас даже внимания не обратит. Там можно
скрываться годами. И телекоммуникационная сеть такая, что можно управлять
делами, не боясь расшифроваться. И без всякого ущерба для нашего бизнеса!
Поверь, это идеальный вариант!
-- Нет.
-- Не хочешь в Нью-Йорк? Ладно -- в Берлин, в Сингапур, в Сидней.
Только скажи -- куда?
-- Я тебе уже говорил. Никуда. Мы не сдвинемся с места, пока все не
выясним.
-- Когда?! Когда мы все выясним?!
-- Вопрос к Губерману. Этим занимаются его люди.
-- Да нас же размажут по стенам, как этих семерых на вилле "Креон"!
Неужели это до тебя не доходит?!
-- Усиль охрану.
-- У нас и так уже десять человек! Да хоть полк нагони! Ты что, не
понял, с кем мы имеем дело? Это не просто убийцы, это настоящие профи! Ну
что ты пожимаешь плечами, будто речь идет не о твоей жизни?!
-- Если они такие профи, нам и в Сингапуре от них не скрыться. А если
так, нечего и дергаться.
-- Тебе плевать на свою жизнь? Так подумай хотя бы об Анне! Если тебя
убьют, кто будет заботиться о ней? Кто будет оплачивать счета за ее лечение?
-- Ты.
-- Ха! Спасибо за доверие. Но боюсь, что в очереди к вратам небесным я
буду стоять сразу за тобой. Или даже впереди тебя.
-- Тебя не убьют.
-- Что ты хочешь этим сказать?
-- Я думал обо всем этом... Ефим прав. Здесь не политика. Здесь --
нефть. Я должен был понять это раньше!
-- Ну так и продай им этот проклятый патент! Я тебе сразу об этом
сказал! Вспомни: я с самого начала был за то, чтобы заключить с ними сделку!
Не так, скажешь?
-- Так. Поэтому тебя не убьют.
-- Ты... Почему ты так говоришь?
-- Они знают твою позицию. Мы, собственно, и не скрывали наших
разногласий. Это была самая главная наша ошибка. Если меня убьют, ты продашь
им патент. В этом и есть их расчет.
-- Ты с ума сошел. Ты подозреваешь меня в предательстве?
-- Я просто констатирую факт... Ну что ты вскочил? Сядь, ради Бога!.. У
меня и в мыслях не было тебя в чем-то подозревать. Что ты, Борька! Мы
тридцать лет вместе. Ты -- один из очень немногих близких людей, которые у
меня остались. Я часто был к тебе несправедлив. Орал на тебя, обзывал
трусом...
-- Это была не трусость, а осторожность.
-- Да, конечно. Поверь, мне очень стыдно. Если бы люди заранее знали об
утратах, они жили бы совсем по-другому. И к Анне я был часто несправедлив. И
к Сашке...
-- Ты их любил. И они это знали.
-- Тебя я тоже люблю. И хочу, чтобы ты это знал.
-- Спасибо, Аркадий. Я это знаю... И очень ценю..."
"Боже милостивый! -- мелькнуло у меня в голове. -- Сейчас он его
поцелует! Неужели посмеет?!."
" -- Налей и мне... Давай выпьем за нашу дружбу. За тебя, Борька!
-- За тебя, Аркаша!..
- Царица ночь!.. В странном мы месте, а? Там -- Эллада. Там -- Иудея. И
пустыня египетская, по которой Моисей сорок лет водил свой народ, чтобы
вытравить из него рабство... А для нас этот путь еще впереди.
-- Для нас? Кого ты имеешь в виду?
-- Да всех нас. Россию...
-- Извини, Аркадий, что опускаю тебя на грешную землю. Но нужно что-то
решать. И немедленно. Предлагаю продать патент. Они и тогда предлагали за
него хорошие деньги. А сейчас заплатят вдвое и даже втрое. Ситуация для них
крайне острая. Акции тюменских компаний упали до минимального уровня. Если
ты обнародуешь свой проект, Самотлор и вся Западная Сибирь уплывет из их
рук. Они заплатят столько, сколько ты скажешь. Они не будут торговаться.
-- Нет.
-- Но это же колоссальные деньги! Конечно, можно получить в десятки раз
больше, если самим внедрять установку. Но вспомни, сколько нужно вложить!
Сотни миллионов долларов! И потом ждать отдачи не год и не два! А так ты
получаешь все сразу и без всякой головной боли!
-- Нет.
-- Но почему?! Можешь ты объяснить почему?!
-- Ты сам знаешь, что они сделают с патентом.
-- Да пусть делают что хотят! Нас это уже не будет касаться! И главное:
нас оставят в покое! Все равно ты не сможешь сам реализовать проект. Тебе
придется вложить в него все до последнего цента! И все равно не хватит! А
иностранные инвесторы не дадут ни копейки. Ты слишком опасный партнер. А
Россия сейчас не та страна, в которую умные люди вкладывают деньги. Неужели
и это тебя не убеждает?
-- Нет.
-- Послушай, Аркадий... Я понимаю, ты не можешь простить им Сашку... Но
вспомни, ты же сам всегда говорил, что в политике и в бизнесе нет места
эмоциям!
-- Я ошибался.
-- Ну, знаешь!.. Все. Сдаюсь. Выхожу из игры. Ты поставил на своей
жизни крест, а мне это ни к чему. Я еще хочу спокойно пожить. Хватит с меня.
Уеду на какие-нибудь Канары или Бермуды и даже телевизор не буду включать.
Извини, Аркадий, но я уезжаю.
-- Твое право. Распорядись, чтобы твои деньги перевели на счет в
Женеву. Свою долю ты знаешь. Допуск к счету у тебя есть.
-- И ты больше ничего мне не скажешь?
-- Скажу. Хорошо, что мы успели выпить за нашу дружбу. Спокойной ночи,
Борис.
-- Спокойной ночи, Аркадий..."
"Стоп".
Некоторое время в гостиной моего апартамента царило молчание.
-- Ну, Иуда! -- пробормотал Артист.
Губерман вынул из кармана радиопередатчик.
-- Я Первый, вызываю "Эр тридцать пять"! Прием!.. Первый вызывает "Эр
тридцать пять"!.. Я Первый, я Первый. "Эр тридцать пять", ответьте Первому!
Прием!..
-- Спят, наверно, -- заметил Боцман. -- Шесть утра, самый сон.
-- Я им посплю! Вахтенный должен дежурить!.. Первый вызывает "Эр
тридцать пять", я Первый, я Первый, прием!..
-- Я "Эр тридцать пять", -- отозвались, наконец, с буксира. -- Слышу
вас, Первый. Прием.
-- Передать всем. Наблюдение с "Трех олив" снять. Двое -- на внешнюю
охрану виллы. Двое -- в наружку. Объект -- Розовский. Как поняли?
-- Понял вас, Первый. Объект Розовский.
-- Глаз не спускать. Иметь при себе документы, деньги. Следовать за
ним, куда бы ни уехал или ни улетел. Держать со мной связь. Обо всех
контактах докладывать.
-- Ясно, Первый, все ясно.
-- Конец связи.
Губерман убрал рацию.
-- Где вы взяли буксир? -- поинтересовался я.
-- Специально арендовали. Очень удобно. И внимания не привлекает. И
люди всегда под рукой. -- Он кивнул на магнитофон: -- Что скажете?
-- "Они". "Им". Кто эти "они"?
-- Об этом нужно спросить у Назарова. Или у Розовского.
-- Я не стал бы спрашивать у Розовского.
-- Я и не собираюсь... -- Губерман ткнул сигарету в переполненную
пепельницу и долго протирал очки. Потом надел их и сокрушенно покачал
головой: -- Понятия не имею, как я обо всем этом буду рассказывать шефу. Это
будет для него сильный удар. Они дружили больше тридцати лет.
-- А вы и не рассказывайте, -- посоветовал я. -- Предоставьте это мне.
-- Он задаст вам вопрос "Кто вы?", -- предупредил Губерман. -- И вам
придется на него ответить.
-- Я постараюсь.
Когда Губерман ушел, я открыл настежь все балконные двери, чтобы
вытянуло дым, -- крепко накадили Губерман с Доком. В низких лучах солнца
серебрились узкие листья олив, окружавших пансионат. Пахло сосновой хвоей,
еще чем-то пряным, будто корицей. Может, эти кустики внизу и в самом деле
были корицей, откуда мне знать, корицу я видел только в жестяной баночке на
кухне у Ольги.
-- Все, расходимся, -- сказал я ребятам. -- Нужно хоть немного
вздремнуть. Неизвестно, каким будет день.
-- Минутку, -- остановил меня Боцман. -- Ты уверен, что мы занимаемся
тем, чем надо?
-- Что ты имеешь в виду?
-- Да все это. Вникаем в проблемы Назарова, в его отношения с
компаньоном.
-- А как же без этого?
-- Да очень просто. У нас есть задание. Мы должны были блокировать
контакты Назарова с этим долбаным полковником. Сделали. Устранить угрозу
жизни Назарова. Сделали. Осталось доставить Назарова в Россию -- и все дела.
-- Как?
-- Вот об этом и надо думать. А не о том, как сообщить Назарову, что
его друг-блондин вовсе ему не друг, а последняя сволочь. Это не наши
проблемы.
-- Ты рассуждаешь, как настоящий наемник.
-- А мы и есть наемники. Тут нечем гордиться. Так получилось. Ну так и
давайте заниматься своим делом. А Назаров пусть занимается своим. Я
допускаю, что он честный человек. И что свои миллионы или миллиарды
заработал честно. Хоть и не представляю, как это можно сделать. Он покупает
яхты, патенты, создает центры для сына, проворачивает какие-то крупные дела
с нефтью и имеет от этого сложности. Но это его сложности. А у нас и своих
хватает.
Последние фразы Боцман произнес с нескрываемым раздражением.
Ни хрена себе. Это была классовая ненависть. И ничуть не меньше.
Голосом Боцмана говорила нищая, осатаневшая от новых времен Калуга. Да и
только ли Калуга? А может быть, вся Россия? Интересно, а как в Штатах
относятся к ихним Морганам и Рокфеллерам?
Я оглядел ребят. Судя по выражению лиц, слова Боцмана их озадачили.
Лишь Док с явным неодобрением покачивал головой.
-- Возможно, я согласился бы с тобой, -- обратился я к Боцману. -- Если
бы не одно "но". Проблемы Назарова напрямую связаны с нашими. Они вытекают
одна из другой, как... Как даже не знаю что.
-- Как музыкальные темы, -- подсказал Трубач. -- Это называется двойной
концерт. У каждого исполнителя своя тема.
-- Наш культурный уровень стремительно повышается, -- констатировал я.
-- Мы уже усвоили, что такое застольный период. А теперь вот узнали, что
такое двойной концерт. Но если мы будем рассуждать, как ты, вряд ли эти
знания пригодятся нам для воспитания наших детей. А теперь спроси: почему?
-- Почему? -- спросил Боцман.
-- Потому что мы их не увидим. Я понимаю: на буксире ты лежал
связанный, не до того было, чтобы вслушиваться в посторонние тексты. И тем
более вдумываться. -- Я обернулся к Доку: -- Где пленка резидента?
Но он уже сам все понял. Вставил кассету в диктофон и нашел нужное
место. В динамике зазвучали голоса Розовского и полковника Вологдина:
"...как будут развиваться события дальше?.."
Док чуть дальше перемотал пленку.
"...Вы арендуете самолет на чужое имя, мы перелетаем в Варшаву, оттуда
добираемся до местечка Нови Двор возле польско-белорусской границы. В
условленный час и в условленном месте вы, я и господин Назаров перейдем
границу..."
-- Достаточно, -- кивнул я.
Док выключил диктофон.
-- Откуда он знал про Нови Двор? -- встревоженно спросил Боцман. -- Это
же наше задание!
Ему уже было не до классовой ненависти.
-- Ты задал правильный вопрос. Если у тебя есть ответ, мы немедленно
займемся детальной разработкой третьего этапа нашей операции.
Боцман покачал головой:
-- Я не знаю ответа. А ты знаешь?
-- Его подсказал Док. Я было назвал это научной фантастикой...
-- Положим, ты его назвал совсем не так, -- заметил Док.
-- Но в этом смысле. Но чем больше я об этом думаю... Есть еще один
способ это проверить. -- Я обернулся к Трубачу: -- У тебя осталась хоть
сотня из своих бабок? После того, как купил пианино?
-- Какое пианино? -- удивился Артист.
-- Такое. Сорок четвертого калибра.
Трубач заглянул в бумажник.
-- Есть. Три стольника. Тебе все?
-- Нет, только один.
Я расправил купюру и положил перед собой на стол. Бумажка была
новенькая, с крупным портретом Франклина в овале.
Как во всяком респектабельном заведении (а Шнеерзон из кожи вон лез,
чтобы сделать свой пансионат респектабельным), в "Трех оливах" был сейф со
стальными ячейками, где постояльцы могли хранить свои бриллианты и жемчуга.
Не знаю, много ли драгоценностей лежало в ячейках, но наша была занята: в
ней мы держали баксы Вологдина и двадцать тысяч, которые я получил в
"Парадиз-банке" в Ларнаке. Ключ от ячейки был у Дока, я попросил его
спуститься вниз и принести стольник из вологдинских денег и еще стольник --
из ларнакских. Когда он вернулся, я положил купюры в ряд и начал изучать
серии и номера. Все баксы были выпуска девяносто шестого года, уже новые.
Картина получалась такая:
стольник из "Парадиз-банка" -- Д6 ЕА12836122Д,
вологдинский -- Б2 АБ47604462Е,
трубачевский -- Б2 АБ47588212Е.
Разница между вологдинской и трубачевской купюрами была 72 тысячи 250
баксов.
-- Что это значит? -- спросил Муха, когда я поделился результатами
своих арифметических действий.
-- Я знаю, -- сказал Боцман. -- Когда из банка привозят новые баксы,
номера идут все подряд. -- Он ткнул пальцем в вологдинскую и трубачевскую
купюры. -- Эти баксы -- из одного банка.
-- И даже наверняка из одного сейфа, -- добавил я. -- Нетрудно
догадаться, где этот сейф стоит. В кабинете начальника Управления по
планированию специальных мероприятий. Или в бухгалтерии Управления.
-- Погодите! -- Боцман даже головой потряс. -- Выходит, Вологдин
работал на Управление? Как и мы?
-- Извини, Док, за научную фантастику, -- сказал я.
Он отмахнулся:
-- Да я сначала и сам себе не поверил.
До Боцмана доходило не слишком быстро, но основательно.
-- Да это же... Да... Суки! Они же нас специально подставили! Они и
послали нас, чтобы подставить! -- Он растерянно огляделся. -- Ведь так
получается!
-- Фигня какая-то, -- проговорил Артист. -- Они заплатили двести тысяч
баксов за Тимоху, триста штук нам плюс двадцать на расходы, не говоря о
карманных бабках. Больше чем "пол-лимона" зеленых! И все это для того, чтобы
нас сразу угрохали?
-- Диковато выглядит, -- согласился Док. -- Но этому есть еще одно
подтверждение. -- Он повернулся ко мне: -- Когда ты получил в
"Парадиз-банке" эти двадцать тысяч?
-- Вчера утром.
-- А в тот день, когда вы ездили в Никосию, их еще не было. Мы решили,
что бухгалтерия не сработала. А если дело вовсе не в бухгалтерии? Сами
судите: зачем переводить деньги, если их некому будет получать?
-- Но вчера же перевели, -- напомнил я.
-- Потому что, как выяснилось, получать их есть кому.
Это и была та самая реакция Москвы на сообщение об инциденте на вилле
"Креон". Все сошлось.
-- Но зачем?! -- заорал Боцман. -- Зачем?!
-- Вот как раз этого мы и не знаем, -- сказал я. -- Поэтому и ищем
ответ. Везде, где только можно. В том числе и в проблемах Назарова. И пока
не найдем, и шага не сделаем. Потому что он может стать нашим последним
шагом. Теперь тебе все ясно?
-- Все, -- буркнул Боцман.
-- И еще, -- продолжал я. -- Мы наемники, правильно. Можем говорить:
солдаты удачи. Суть от этого не меняется. Да, наемники. Но не знаю, кто как,
а я все еще считаю себя офицером армии свободной России. Не той армии, какая
сейчас. А той, какая должна быть. И может быть, будет. Вот теперь все.
-- Аминь, -- подвел итог Трубач.
Когда ребята разошлись по своим номерам, я навел в гостиной порядок,
постоял под душем и улегся на кровати, которая была рассчитана человек эдак
на шесть. Двоим на ней было бы, наверное, скучновато. А одному и вовсе
пустынно.
Сна не было ни в одном глазу. Голова только что не гудела, как
трансформаторная будка. И лишь один вопрос метался в ней, как шайба по
хоккейной площадке: зачем?
На полях старинных лоций писали: "Там, где неизвестность, предполагай
ужасы".
То, что нас подставили, было совершенно ясно. Не случайно. Задуманно.
Случайность была лишь в том, что мы выскользнули из ловушки.
Но.
Это сколько же всего нужно было сделать, чтобы создать для нас ловушку
на вилле "Креон"! Выкупить у чеченцев Тимоху, собрать всех нас и в жуткой
спешке, в один день, переправить на Кипр. А бабки какие? "Пол-лимона" за
Тимоху и нам. Двадцать с лишним штук на наши расходы. Да еще пятьдесят тысяч
зеленых Пану и его своре. За то, чтобы Вологдин мог пощелкать своим
"Никоном", а потом показать эти снимки Назарову? Чтобы тот обомлел от ужаса
и согласился на все условия?
Нет. Слишком сложно. Слишком громоздкая схема. Такие комбинации никогда
не срабатывают. Любой профессионал это знает. По ходу дела -- да, может
такого навертеться, что черт ногу сломит. Но планировать такую хитроумную
схему загодя -- это может только сумасшедший или полнейший дилетант. А те,
кто стоял за всем этим, не были ни сумасшедшими, ни дилетантами. У них был
свой точный расчет. Какой?
Господи, вразуми!
Еще раз. С нуля. С центра поля. Цель операции? Назаров, конечно. Не мы
же. Кому мы нужны? Были, конечно, люди, которые не упустили бы возможности
посчитаться с нами. Недаром за мою голову назначили миллион баксов после
того, как мы увели из-под носа Басаева корреспондента Си-Эн-Эн Арнольда
которые будут в этом центре работать. Политологи, экономисты, социологи.
-- Таких центров в Москве десятки, -- заметил я. -- Зачем Назарову был
нужен еще один? Дать сыну престижную должность?
-- Десятки, -- согласился Губерман. -- Но все они ангажированы.
Правительством или оппозицией. Назаров хотел иметь детальную и объективную
информацию о положении в стране. Этим и должен был заниматься центр. Ну и
понятно: должность президента такого центра вводила Александра во
влиятельную политическую элиту.
-- Вернемся к делу. Значит, в Гамбург Розовский прилетел из Москвы?
Когда?
-- За день до прибытия яхты. Двадцать пятого мая. Я оформлял им визы и
заказывал билеты. И бронировал гостиницу в Гамбурге. "Хилтон", разумеется.
-- Им?
-- Да, ему и его жене.
-- Он всегда берет в поездки жену?
Губерман даже засмеялся.
-- Никогда в жизни не брал. Он же редкостный бабник. А она --
откровенная стерва. Я даже удивился, зачем он ее взял в этот раз.
-- Почему он не остался на яхте после окончания приема?
-- Как раз из-за нее. Она, видите ли, не переносит качки. И не может,
естественно, ночевать на яхте, когда у них трехкомнатный "люкс" в "Хилтоне".
-- Вы хорошо знаете Розовского?
-- До сегодняшней ночи мне казалось -- да.
-- Гуляка? Игрок? Мот?
-- Шикануть любит. Игрок? В меру. И уж точно не мот. Тут он, скорее,
немец. Прежде чем расплатиться в ресторане, три раза проверит счет. Я не
понимаю, Сергей, направления ваших вопросов.
-- Это и хорошо, не будете контролировать ответы. Невольно, конечно. С
кем вы разговаривали в Гамбурге?
-- Со всеми, кто имел хоть малейшее отношение к Назарову. От капитана
яхты до музыкантов оперного театра, фотомоделей и официантов.
-- Вы виделись с менеджером ресторана "Четыре времени года"?
-- Я был у него с директором детективного агентства. Допрашивали его
минут тридцать. Сделали даже ксерокопию счета за обслуживание приема.
-- Какой был счет?
-- Около двух тысяч марок. Розовский заплатил наличными. Долларами.
Была суббота, банки закрыты, он не мог поменять доллары на марки.
-- Счет был общий? Или с калькуляцией?
-- И с очень подробной: какие напитки, сколько чего, закуски,
обслуживание, транспорт.
-- Было ли указано в счете, сколько официантов будут обслуживать прием?
-- Да, конечно. Четверо.
-- Мог ли Розовский не обратить на это внимание?
- Совершенно исключено. Менеджер вспомнил, что они
даже специально обсуждали этот вопрос. И решили, что четверых вполне...
Губерман вдруг умолк и молчал не меньше минуты.
Наконец произнес:
- Господи Боже! Значит, по-вашему, он уже тогда...
Он не мог не знать, что бармен -- лишний!
-- Не по-моему, Ефим, -- поправил я. -- А так оно и есть.
-- Уже тогда! -- повторил он. -- А мне почему-то казалось, что он вошел
в контакт с Вологдиным уже после взрыва яхты... А выходит... Не могу в это
поверить! Вот, значит, от кого этот проклятый бармен узнал, когда яхта
придет в Гамбург!
Я возразил:
-- Не факт. Мог сообщить радист. Или кто-то из команды. Но скорее
радист. В досье есть расшифровка прослушки разговоров на яхте. И последнего
разговора Назарова с сыном -- перед самым взрывом.
-- Радист? -- переспросил Губерман. -- Но команда была сформирована еще
год назад, при покупке яхты. И с тех пор не менялась. Значит, подготовка к
взрыву началась уже тогда?
-- Все сходится, -- подтвердил Док. -- Год назад ушел из ФСБ Вологдин.
И тогда же -- бармен.
-- А цель? Цель-то какая? Просто так не взрывают яхты! И не готовятся к
этому целый год!
-- Что значит -- какая цель? -- вмешался Муха, с интересом, как и все
ребята, прислушивавшийся к нашему разговору. -- Убрать Назарова и
наследника. Ужу ясно.
-- Остаются другие наследники: жена, сестра, ее племянники. Их двое --
мальчишки.
- Жена недееспособна, -- напомнил я. -- Может быть, Розовский хотел
стать опекуном и сам управлять концерном Назарова?
-- Ни в коем случае. Он -- хороший исполнительный директор. И не более
того. И сам об этом прекрасно знает. У него нет ни хватки, ни связей, ни
влияния Назарова. Он развалил бы все дело за полгода. Назаров не раз
предлагал передать ему часть фирм. Розовский отказывался. И очень
решительно. Все свои деньги он вкладывал в концерн Назарова. Чтобы они
крутились в общем деле. И имел от этого хороший и стабильный доход. Нет,
никакой выгоды Розовскому от смерти Назарова быть не могло, -- убежденно
заключил Губерман.
-- А если Назаров кому-то крупно навредил и за это его решили убрать?
-- предположил Боцман.
Губерман усмехнулся.
-- Вы рассуждаете на бытовом уровне. Это алкаш может за подлянку
раскроить череп собутыльнику. Или муж убить жену за измену. А в бизнесе с
оборотом в миллиарды долларов убивают не за что, а зачем. По принципу
технологической достаточности. Для достижения какой-то строго определенной
цели. И только. Здесь нет места эмоциям.
-- Мы возвращаемся к главному вопросу, -- отметил я. -- Что это за
цель?
-- Да, это главное, -- кивнул Губерман. -- И пока мы на этот вопрос не
ответим, ничего не поймем.
-- Вы неправильно подошли к делу, -- вступил в разговор Артист. --
Когда в театре берут к постановке пьесу, начинают с так называемого
застольного периода. Не водку пьют за столом, а читают пьесу и анализируют.
И одна из задач -- найти то, что называется основным событием. Событие, без
которого пьесы не было бы. Ну, например: какое основное событие в "Отелло"?
-- Как какое? -- удивился Муха. -- "Молилась ли ты на ночь, Дездемона?"
И ее... это самое. А потом себя.
-- Совсем другое, -- возразил Артист. -- "Она меня за муки полюбила".
Вот какое. Если бы Отелло не влюбился в Дездемону, никакой трагедии так бы и
не состоялось. Еще пример. Какое основное событие "Гамлета"?
-- То, что Шекспир был педиком, -- не удержался Боцман.
Артист укоризненно на него посмотрел:
-- Митя! И тебе не стыдно воровать чужую гениальную мысль? Она у
человека всего-то одна-единственная!
-- Но я же не выдаю ее за свою, -- нашелся Боцман. -- Я ее взял в
кавычки. Неужели ты не заметил?
-- Шекспир -- педик? Что за чушь собачья? -- удивился Губерман.
-- Не обращайте внимания. Это наши маленькие домашние шутки, --
объяснил я ему.
-- Убийство короля-отца -- вот основное событие "Гамлета", -- вернулся
Артист к прерванной мысли. -- Такое событие нужно найти и в нашем сюжете.
Кровавом вполне по-шекспировски. И произошло оно год назад. Или чуть раньше.
И тут у меня в мозгах щелкнуло.
-- Патент! Год назад Назаров купил патент на какую-то установку,
которая позволяет разрабатывать истощенные и загубленные нефтяные
месторождения! И сказал, что он обошелся ему подороже яхты. -- Я обернулся к
Губерману: -- Может это быть тем самым событием?
Он с недоумением покачал головой:
-- Патент? Ничего не знаю о патенте. Знаю, что у него в работе какой-то
крупный проект, связанный с нефтью. Но что именно...
-- Он сказал сыну, что это самое крупное дело в его жизни. Они
разговаривали в капитанской рубке перед самым взрывом. Назаров сказал, что с
помощью этих установок можно получать дополнительно сотни миллионов тонн
нефти в год.
-- Сотни миллионов?! -- недоверчиво переспросил Губерман. -- Весь
знаменитый Самотлор дает всего сто двадцать миллионов тонн в год. Вы не
спутали?
-- Нет. Я два раза перечитывал расшифровку этого разговора. Потому что
подумал: в этом вся жизнь, люди говорят о грандиозных планах на будущее, а
бомба уже отсчитывает последние секунды. Речь шла именно о сотнях миллионов
тонн. Могло это стать толчком к нашему сюжету?
Губерман кивнул:
-- Да. И не только к нашему... И Розовский об этом знал! Точно!
-- Почему вы в этом уверены? -- спросил я.
-- Он присутствовал при переговорах Назарова с немецкими банкирами. И
ни слова не мне сказал о патенте. Ни полслова! Теперь понятно, почему он был
в такой панике!
-- Он и сейчас в панике, -- проговорил Док. -- Когда вы ушли на
свидание... ну, с нашим общим знакомым из отеля "Малага"... часа через
полтора включился "голосовик" -- "жучок" на дубе выдал импульс.
Разговаривали Назаров и Розовский...
-- Я видел, как они разговаривали, -- подтвердил я. -- В стереотрубу,
из отеля.
-- Но не слышал о чем.
-- Как я мог слышать?
-- Тогда послушай. Вам, Ефим, это тоже будет интересно...
Док перемотал пленку на магнитофоне и включил воспроизведение.
Послышались веселые мужские голоса, говорившие по-гречески или по-турецки,
громкий плеск воды.
-- Это турки, ребята из охраны, купаются, -- объяснил Док. -- Сейчас,
секунду...
Голоса стихли, в динамике раздался легкий металлический щелчок.
Пошла запись:
" -- Опять бессонница?.. Фима говорит, что тебе нужно надраться до
поросячьего визга и как следует поматериться, облегчить душу... Может,
сейчас и начнем?
- Сядь, не мельтеши.
-- Что ж, придется одному... Будь здоров, Аркадий!
-- Ты слишком много пьешь.
-- Разве?
-- Что с тобой происходит?.. Да кури, черт с тобой, только отсядь
подальше!.. Ну? Я спросил: что с тобой творится?
-- А с тобой? С тобой ничего не творится?.. А со мной творится. Да! И
ты прекрасно знаешь что!
-- Что?
-- Ты хочешь, чтобы я произнес это вслух? Изволь. Я боюсь. Мы в
смертельной опасности. Мы с тобой работаем тридцать лет. И в таком положении
не были ни разу!
-- Это ты не был. А я был.
-- Тебе этого мало?.. Послушай, Аркадий. Мы должны немедленно уехать.
Исчезнуть. Я все продумал. У нас есть прекрасные, надежные документы. Мы
наймем катер и переплывем в Бейрут. Оттуда улетим в Нью-Йорк. Это огромный
город, там полно русских, никто на нас даже внимания не обратит. Там можно
скрываться годами. И телекоммуникационная сеть такая, что можно управлять
делами, не боясь расшифроваться. И без всякого ущерба для нашего бизнеса!
Поверь, это идеальный вариант!
-- Нет.
-- Не хочешь в Нью-Йорк? Ладно -- в Берлин, в Сингапур, в Сидней.
Только скажи -- куда?
-- Я тебе уже говорил. Никуда. Мы не сдвинемся с места, пока все не
выясним.
-- Когда?! Когда мы все выясним?!
-- Вопрос к Губерману. Этим занимаются его люди.
-- Да нас же размажут по стенам, как этих семерых на вилле "Креон"!
Неужели это до тебя не доходит?!
-- Усиль охрану.
-- У нас и так уже десять человек! Да хоть полк нагони! Ты что, не
понял, с кем мы имеем дело? Это не просто убийцы, это настоящие профи! Ну
что ты пожимаешь плечами, будто речь идет не о твоей жизни?!
-- Если они такие профи, нам и в Сингапуре от них не скрыться. А если
так, нечего и дергаться.
-- Тебе плевать на свою жизнь? Так подумай хотя бы об Анне! Если тебя
убьют, кто будет заботиться о ней? Кто будет оплачивать счета за ее лечение?
-- Ты.
-- Ха! Спасибо за доверие. Но боюсь, что в очереди к вратам небесным я
буду стоять сразу за тобой. Или даже впереди тебя.
-- Тебя не убьют.
-- Что ты хочешь этим сказать?
-- Я думал обо всем этом... Ефим прав. Здесь не политика. Здесь --
нефть. Я должен был понять это раньше!
-- Ну так и продай им этот проклятый патент! Я тебе сразу об этом
сказал! Вспомни: я с самого начала был за то, чтобы заключить с ними сделку!
Не так, скажешь?
-- Так. Поэтому тебя не убьют.
-- Ты... Почему ты так говоришь?
-- Они знают твою позицию. Мы, собственно, и не скрывали наших
разногласий. Это была самая главная наша ошибка. Если меня убьют, ты продашь
им патент. В этом и есть их расчет.
-- Ты с ума сошел. Ты подозреваешь меня в предательстве?
-- Я просто констатирую факт... Ну что ты вскочил? Сядь, ради Бога!.. У
меня и в мыслях не было тебя в чем-то подозревать. Что ты, Борька! Мы
тридцать лет вместе. Ты -- один из очень немногих близких людей, которые у
меня остались. Я часто был к тебе несправедлив. Орал на тебя, обзывал
трусом...
-- Это была не трусость, а осторожность.
-- Да, конечно. Поверь, мне очень стыдно. Если бы люди заранее знали об
утратах, они жили бы совсем по-другому. И к Анне я был часто несправедлив. И
к Сашке...
-- Ты их любил. И они это знали.
-- Тебя я тоже люблю. И хочу, чтобы ты это знал.
-- Спасибо, Аркадий. Я это знаю... И очень ценю..."
"Боже милостивый! -- мелькнуло у меня в голове. -- Сейчас он его
поцелует! Неужели посмеет?!."
" -- Налей и мне... Давай выпьем за нашу дружбу. За тебя, Борька!
-- За тебя, Аркаша!..
- Царица ночь!.. В странном мы месте, а? Там -- Эллада. Там -- Иудея. И
пустыня египетская, по которой Моисей сорок лет водил свой народ, чтобы
вытравить из него рабство... А для нас этот путь еще впереди.
-- Для нас? Кого ты имеешь в виду?
-- Да всех нас. Россию...
-- Извини, Аркадий, что опускаю тебя на грешную землю. Но нужно что-то
решать. И немедленно. Предлагаю продать патент. Они и тогда предлагали за
него хорошие деньги. А сейчас заплатят вдвое и даже втрое. Ситуация для них
крайне острая. Акции тюменских компаний упали до минимального уровня. Если
ты обнародуешь свой проект, Самотлор и вся Западная Сибирь уплывет из их
рук. Они заплатят столько, сколько ты скажешь. Они не будут торговаться.
-- Нет.
-- Но это же колоссальные деньги! Конечно, можно получить в десятки раз
больше, если самим внедрять установку. Но вспомни, сколько нужно вложить!
Сотни миллионов долларов! И потом ждать отдачи не год и не два! А так ты
получаешь все сразу и без всякой головной боли!
-- Нет.
-- Но почему?! Можешь ты объяснить почему?!
-- Ты сам знаешь, что они сделают с патентом.
-- Да пусть делают что хотят! Нас это уже не будет касаться! И главное:
нас оставят в покое! Все равно ты не сможешь сам реализовать проект. Тебе
придется вложить в него все до последнего цента! И все равно не хватит! А
иностранные инвесторы не дадут ни копейки. Ты слишком опасный партнер. А
Россия сейчас не та страна, в которую умные люди вкладывают деньги. Неужели
и это тебя не убеждает?
-- Нет.
-- Послушай, Аркадий... Я понимаю, ты не можешь простить им Сашку... Но
вспомни, ты же сам всегда говорил, что в политике и в бизнесе нет места
эмоциям!
-- Я ошибался.
-- Ну, знаешь!.. Все. Сдаюсь. Выхожу из игры. Ты поставил на своей
жизни крест, а мне это ни к чему. Я еще хочу спокойно пожить. Хватит с меня.
Уеду на какие-нибудь Канары или Бермуды и даже телевизор не буду включать.
Извини, Аркадий, но я уезжаю.
-- Твое право. Распорядись, чтобы твои деньги перевели на счет в
Женеву. Свою долю ты знаешь. Допуск к счету у тебя есть.
-- И ты больше ничего мне не скажешь?
-- Скажу. Хорошо, что мы успели выпить за нашу дружбу. Спокойной ночи,
Борис.
-- Спокойной ночи, Аркадий..."
"Стоп".
Некоторое время в гостиной моего апартамента царило молчание.
-- Ну, Иуда! -- пробормотал Артист.
Губерман вынул из кармана радиопередатчик.
-- Я Первый, вызываю "Эр тридцать пять"! Прием!.. Первый вызывает "Эр
тридцать пять"!.. Я Первый, я Первый. "Эр тридцать пять", ответьте Первому!
Прием!..
-- Спят, наверно, -- заметил Боцман. -- Шесть утра, самый сон.
-- Я им посплю! Вахтенный должен дежурить!.. Первый вызывает "Эр
тридцать пять", я Первый, я Первый, прием!..
-- Я "Эр тридцать пять", -- отозвались, наконец, с буксира. -- Слышу
вас, Первый. Прием.
-- Передать всем. Наблюдение с "Трех олив" снять. Двое -- на внешнюю
охрану виллы. Двое -- в наружку. Объект -- Розовский. Как поняли?
-- Понял вас, Первый. Объект Розовский.
-- Глаз не спускать. Иметь при себе документы, деньги. Следовать за
ним, куда бы ни уехал или ни улетел. Держать со мной связь. Обо всех
контактах докладывать.
-- Ясно, Первый, все ясно.
-- Конец связи.
Губерман убрал рацию.
-- Где вы взяли буксир? -- поинтересовался я.
-- Специально арендовали. Очень удобно. И внимания не привлекает. И
люди всегда под рукой. -- Он кивнул на магнитофон: -- Что скажете?
-- "Они". "Им". Кто эти "они"?
-- Об этом нужно спросить у Назарова. Или у Розовского.
-- Я не стал бы спрашивать у Розовского.
-- Я и не собираюсь... -- Губерман ткнул сигарету в переполненную
пепельницу и долго протирал очки. Потом надел их и сокрушенно покачал
головой: -- Понятия не имею, как я обо всем этом буду рассказывать шефу. Это
будет для него сильный удар. Они дружили больше тридцати лет.
-- А вы и не рассказывайте, -- посоветовал я. -- Предоставьте это мне.
-- Он задаст вам вопрос "Кто вы?", -- предупредил Губерман. -- И вам
придется на него ответить.
-- Я постараюсь.
Когда Губерман ушел, я открыл настежь все балконные двери, чтобы
вытянуло дым, -- крепко накадили Губерман с Доком. В низких лучах солнца
серебрились узкие листья олив, окружавших пансионат. Пахло сосновой хвоей,
еще чем-то пряным, будто корицей. Может, эти кустики внизу и в самом деле
были корицей, откуда мне знать, корицу я видел только в жестяной баночке на
кухне у Ольги.
-- Все, расходимся, -- сказал я ребятам. -- Нужно хоть немного
вздремнуть. Неизвестно, каким будет день.
-- Минутку, -- остановил меня Боцман. -- Ты уверен, что мы занимаемся
тем, чем надо?
-- Что ты имеешь в виду?
-- Да все это. Вникаем в проблемы Назарова, в его отношения с
компаньоном.
-- А как же без этого?
-- Да очень просто. У нас есть задание. Мы должны были блокировать
контакты Назарова с этим долбаным полковником. Сделали. Устранить угрозу
жизни Назарова. Сделали. Осталось доставить Назарова в Россию -- и все дела.
-- Как?
-- Вот об этом и надо думать. А не о том, как сообщить Назарову, что
его друг-блондин вовсе ему не друг, а последняя сволочь. Это не наши
проблемы.
-- Ты рассуждаешь, как настоящий наемник.
-- А мы и есть наемники. Тут нечем гордиться. Так получилось. Ну так и
давайте заниматься своим делом. А Назаров пусть занимается своим. Я
допускаю, что он честный человек. И что свои миллионы или миллиарды
заработал честно. Хоть и не представляю, как это можно сделать. Он покупает
яхты, патенты, создает центры для сына, проворачивает какие-то крупные дела
с нефтью и имеет от этого сложности. Но это его сложности. А у нас и своих
хватает.
Последние фразы Боцман произнес с нескрываемым раздражением.
Ни хрена себе. Это была классовая ненависть. И ничуть не меньше.
Голосом Боцмана говорила нищая, осатаневшая от новых времен Калуга. Да и
только ли Калуга? А может быть, вся Россия? Интересно, а как в Штатах
относятся к ихним Морганам и Рокфеллерам?
Я оглядел ребят. Судя по выражению лиц, слова Боцмана их озадачили.
Лишь Док с явным неодобрением покачивал головой.
-- Возможно, я согласился бы с тобой, -- обратился я к Боцману. -- Если
бы не одно "но". Проблемы Назарова напрямую связаны с нашими. Они вытекают
одна из другой, как... Как даже не знаю что.
-- Как музыкальные темы, -- подсказал Трубач. -- Это называется двойной
концерт. У каждого исполнителя своя тема.
-- Наш культурный уровень стремительно повышается, -- констатировал я.
-- Мы уже усвоили, что такое застольный период. А теперь вот узнали, что
такое двойной концерт. Но если мы будем рассуждать, как ты, вряд ли эти
знания пригодятся нам для воспитания наших детей. А теперь спроси: почему?
-- Почему? -- спросил Боцман.
-- Потому что мы их не увидим. Я понимаю: на буксире ты лежал
связанный, не до того было, чтобы вслушиваться в посторонние тексты. И тем
более вдумываться. -- Я обернулся к Доку: -- Где пленка резидента?
Но он уже сам все понял. Вставил кассету в диктофон и нашел нужное
место. В динамике зазвучали голоса Розовского и полковника Вологдина:
"...как будут развиваться события дальше?.."
Док чуть дальше перемотал пленку.
"...Вы арендуете самолет на чужое имя, мы перелетаем в Варшаву, оттуда
добираемся до местечка Нови Двор возле польско-белорусской границы. В
условленный час и в условленном месте вы, я и господин Назаров перейдем
границу..."
-- Достаточно, -- кивнул я.
Док выключил диктофон.
-- Откуда он знал про Нови Двор? -- встревоженно спросил Боцман. -- Это
же наше задание!
Ему уже было не до классовой ненависти.
-- Ты задал правильный вопрос. Если у тебя есть ответ, мы немедленно
займемся детальной разработкой третьего этапа нашей операции.
Боцман покачал головой:
-- Я не знаю ответа. А ты знаешь?
-- Его подсказал Док. Я было назвал это научной фантастикой...
-- Положим, ты его назвал совсем не так, -- заметил Док.
-- Но в этом смысле. Но чем больше я об этом думаю... Есть еще один
способ это проверить. -- Я обернулся к Трубачу: -- У тебя осталась хоть
сотня из своих бабок? После того, как купил пианино?
-- Какое пианино? -- удивился Артист.
-- Такое. Сорок четвертого калибра.
Трубач заглянул в бумажник.
-- Есть. Три стольника. Тебе все?
-- Нет, только один.
Я расправил купюру и положил перед собой на стол. Бумажка была
новенькая, с крупным портретом Франклина в овале.
Как во всяком респектабельном заведении (а Шнеерзон из кожи вон лез,
чтобы сделать свой пансионат респектабельным), в "Трех оливах" был сейф со
стальными ячейками, где постояльцы могли хранить свои бриллианты и жемчуга.
Не знаю, много ли драгоценностей лежало в ячейках, но наша была занята: в
ней мы держали баксы Вологдина и двадцать тысяч, которые я получил в
"Парадиз-банке" в Ларнаке. Ключ от ячейки был у Дока, я попросил его
спуститься вниз и принести стольник из вологдинских денег и еще стольник --
из ларнакских. Когда он вернулся, я положил купюры в ряд и начал изучать
серии и номера. Все баксы были выпуска девяносто шестого года, уже новые.
Картина получалась такая:
стольник из "Парадиз-банка" -- Д6 ЕА12836122Д,
вологдинский -- Б2 АБ47604462Е,
трубачевский -- Б2 АБ47588212Е.
Разница между вологдинской и трубачевской купюрами была 72 тысячи 250
баксов.
-- Что это значит? -- спросил Муха, когда я поделился результатами
своих арифметических действий.
-- Я знаю, -- сказал Боцман. -- Когда из банка привозят новые баксы,
номера идут все подряд. -- Он ткнул пальцем в вологдинскую и трубачевскую
купюры. -- Эти баксы -- из одного банка.
-- И даже наверняка из одного сейфа, -- добавил я. -- Нетрудно
догадаться, где этот сейф стоит. В кабинете начальника Управления по
планированию специальных мероприятий. Или в бухгалтерии Управления.
-- Погодите! -- Боцман даже головой потряс. -- Выходит, Вологдин
работал на Управление? Как и мы?
-- Извини, Док, за научную фантастику, -- сказал я.
Он отмахнулся:
-- Да я сначала и сам себе не поверил.
До Боцмана доходило не слишком быстро, но основательно.
-- Да это же... Да... Суки! Они же нас специально подставили! Они и
послали нас, чтобы подставить! -- Он растерянно огляделся. -- Ведь так
получается!
-- Фигня какая-то, -- проговорил Артист. -- Они заплатили двести тысяч
баксов за Тимоху, триста штук нам плюс двадцать на расходы, не говоря о
карманных бабках. Больше чем "пол-лимона" зеленых! И все это для того, чтобы
нас сразу угрохали?
-- Диковато выглядит, -- согласился Док. -- Но этому есть еще одно
подтверждение. -- Он повернулся ко мне: -- Когда ты получил в
"Парадиз-банке" эти двадцать тысяч?
-- Вчера утром.
-- А в тот день, когда вы ездили в Никосию, их еще не было. Мы решили,
что бухгалтерия не сработала. А если дело вовсе не в бухгалтерии? Сами
судите: зачем переводить деньги, если их некому будет получать?
-- Но вчера же перевели, -- напомнил я.
-- Потому что, как выяснилось, получать их есть кому.
Это и была та самая реакция Москвы на сообщение об инциденте на вилле
"Креон". Все сошлось.
-- Но зачем?! -- заорал Боцман. -- Зачем?!
-- Вот как раз этого мы и не знаем, -- сказал я. -- Поэтому и ищем
ответ. Везде, где только можно. В том числе и в проблемах Назарова. И пока
не найдем, и шага не сделаем. Потому что он может стать нашим последним
шагом. Теперь тебе все ясно?
-- Все, -- буркнул Боцман.
-- И еще, -- продолжал я. -- Мы наемники, правильно. Можем говорить:
солдаты удачи. Суть от этого не меняется. Да, наемники. Но не знаю, кто как,
а я все еще считаю себя офицером армии свободной России. Не той армии, какая
сейчас. А той, какая должна быть. И может быть, будет. Вот теперь все.
-- Аминь, -- подвел итог Трубач.
Когда ребята разошлись по своим номерам, я навел в гостиной порядок,
постоял под душем и улегся на кровати, которая была рассчитана человек эдак
на шесть. Двоим на ней было бы, наверное, скучновато. А одному и вовсе
пустынно.
Сна не было ни в одном глазу. Голова только что не гудела, как
трансформаторная будка. И лишь один вопрос метался в ней, как шайба по
хоккейной площадке: зачем?
На полях старинных лоций писали: "Там, где неизвестность, предполагай
ужасы".
То, что нас подставили, было совершенно ясно. Не случайно. Задуманно.
Случайность была лишь в том, что мы выскользнули из ловушки.
Но.
Это сколько же всего нужно было сделать, чтобы создать для нас ловушку
на вилле "Креон"! Выкупить у чеченцев Тимоху, собрать всех нас и в жуткой
спешке, в один день, переправить на Кипр. А бабки какие? "Пол-лимона" за
Тимоху и нам. Двадцать с лишним штук на наши расходы. Да еще пятьдесят тысяч
зеленых Пану и его своре. За то, чтобы Вологдин мог пощелкать своим
"Никоном", а потом показать эти снимки Назарову? Чтобы тот обомлел от ужаса
и согласился на все условия?
Нет. Слишком сложно. Слишком громоздкая схема. Такие комбинации никогда
не срабатывают. Любой профессионал это знает. По ходу дела -- да, может
такого навертеться, что черт ногу сломит. Но планировать такую хитроумную
схему загодя -- это может только сумасшедший или полнейший дилетант. А те,
кто стоял за всем этим, не были ни сумасшедшими, ни дилетантами. У них был
свой точный расчет. Какой?
Господи, вразуми!
Еще раз. С нуля. С центра поля. Цель операции? Назаров, конечно. Не мы
же. Кому мы нужны? Были, конечно, люди, которые не упустили бы возможности
посчитаться с нами. Недаром за мою голову назначили миллион баксов после
того, как мы увели из-под носа Басаева корреспондента Си-Эн-Эн Арнольда