Левашов Виктор. Их было семеро

натянул их на себя. День был солнечный, теплый, вода в Чесне успела
прогреться, но после неожиданного купания кожа на щуплом теле полковника
пошла пупырышками, а зубы поклацывали от холода.
Сергей снял с себя телогрейку и бросил полковнику:
-- Накинь.
-- Спасибо. А закурить не найдется?
-- Не курю.
-- Жалко. А то мои размокли... Ладно. Так вот, Пастух, уцелел твой
Тимоха. Несколько переломов ног, рук, сильное сотрясение мозга, что-то с
позвоночником, но, в общем, выкарабкался. Сейчас у них в госпитале, где-то в
горах.
-- Как узнали? -- спросил Сергей. -- Разведка?
-- Нет, они сами на нас вышли. Высчитали его -- что он из твоей
команды. А за твою голову они, сам знаешь, миллион долларов назначили. Вот и
предложили нам...
-- Обменять?
-- Нет, выкупить. И заломили -- сначала триста тысяч баксов, потом
сбавили до двухсот.
-- И в чем проблема? -- спросил Сергей, хотя и сам понимал в чем.
-- Если за каждого нашего пленного мы будем платить по двести тысяч
баксов...
-- Лейтенант Варпаховский -- не каждый.
-- Дело в принципе. Заплати за одного, всех остальных будут нам
продавать. А когда у них останется с десяток наших, а у нас -- хоть тысяча
их пленных, согласятся на обмен: всех на всех. Как это принято во всем мире.
И нам придется согласиться. Такой вот, Пастух, расклад.
-- Вы давно из Чечни?
-- Да уж месяца три. Перевели в Москву. Да ты можешь и на "ты", я не
гордый. Или, если хочешь, по отчеству: Константин Дмитриевич.
-- Откуда вы все это узнали?
-- Дней десять назад мне позвонил полковник Дьяков. Попросил меня найти
твой адрес и сообщить о Тимохе. Он же знает, что вы были как братья.
-- А он что, моего адреса не мог в части узнать?
-- Нет больше твоего адреса в части. И нигде нет. Ни твоего, ни твоих
ребят. И в компьютерах нет. Все ваши личные дела -- в архиве Минобороны. Там
я твой адрес и узнал. Хотел написать, да вот выпал случай приехать.
-- Судачка половить?
-- Вроде того.
-- Знаете, Константин Дмитриевич, мы все-таки не дипломаты. Поэтому
давайте -- карты на стол. Зачем приехали?
-- Дело к тебе, Пастух, есть. И к твоим ребятам.
Сергей поднялся.
-- Нет у нас никаких дел с Российской армией. И никогда больше не
будет.
-- Да ты сядь, не кончен разговор. Я не от армии.
-- А от кого? ФСБ?
-- И не от ФСБ. Не знаю, нужно ли говорить. Ну да ладно. Управление по
планированию специальных мероприятий. Небось даже не слыхал о таком?
-- Почему? -- возразил Сергей. -- Даже начальника видел. Высокий, с
худым таким лицом, в золотых очках. Ходит в штатском. Зовут Анатолий
Федорович.
-- Откуда ты его знаешь?
-- Пришлось встретиться. Думаю, не меньше, чем генерал-лейтенант. С
командующим разговаривал на равных.
-- Верно, генерал-лейтенант. Волков Анатолий Федорович.
-- В чьем он подчинении?
-- Ни в чьем. Выходы -- прямо на Белый дом. Или на Кремль. А на кого
именно -- никто в Управлении этого не знает.
-- Что ему от нас понадобилось?
-- Важное дело, Пастух. Трудное. И очень опасное.
-- И очень грязное, -- предположил Сергей.
-- Скажем так -- деликатное.
-- Так и возьмите у генерала Жеребцова его мордоворотов. Они любят
деликатные дела.
-- У генерала Жеребцова уже ничего не возьмешь. Погиб он, подорвался на
мине. На окраине Грозного, у нашего блок-поста.
-- Как там могла оказаться мина?
-- Это интересный вопрос. Саперы сказали: обычная противопехотка. Но
мне почему-то не больно в это поверилось. Послал своих спецов. Никакая это
была не противопехотка. Безоболочковое взрывное устройство с
радиоуправлением новейшей конструкции. Всего десять штук поступило на
спецсклад. Первая опытная партия. А после этого осталось только девять.
-- Когда это было?
-- Как раз вечером того дня, когда вас уволили и вывезли в Ставрополь.
-- Вон даже как!.. -- Сергей надолго задумался, потом спросил: --
Значит, ваш Волков считает, что только мы можем справиться с этим делом?
-- Нет, это я так считаю, -- поправил Голубков. -- Но он со мной
согласится. У него просто нет выбора.
-- Почему именно мы?
-- Во-первых, профессионалы. А во-вторых , и это главное, вы -- никто.
Не имеете никакого отношения ни к армии, ни к ФСБ, ни к каким спецслужбам.
Кто ты? Пастух, и только. А твои ребята -- обыкновенные обыватели. Ну,
служили когда-то в армии, а кто из молодых ребят не служил?
-- Значит, мы будем работать без прикрытия?
-- Да. Полностью на свой страх и риск. И если провалитесь, рассчитывать
вам не на кого.
-- Веселенькая перспектива! Насколько важное это дело?
-- Если группа создается за полчаса в усиленном составе, а сам
начальник Управления лично курирует операцию -- важное это дело? Форс-мажор!
-- Мы сделаем то, что нужно, -- помедлив, проговорил Сергей. -- Но
только после того, как выкупят Тимоху и доставят сюда.
Голубков с сомнением покачал головой:
-- Вряд ли Волков на это пойдет.
-- Значит, и никакого дела не будет. Но я так думаю, что пойдет.
Скажите ему, что лейтенант Варпаховский знает все о программе "Помоги
другу".
-- Что это за программа?
-- Вы ничего не знаете о ней?
-- Даже краем уха не слышал.
-- Вам повезло. А Волков слышал. И если Тимохе надоест гнить в
чеченском зиндане и он расскажет об этой программе, Волкову недолго
останется ходить в генерал-лейтенантах и начальниках Управления.
-- А ты не перебарщиваешь? -- усомнился Голубков.
-- Жеребцову провал этой операции стоил жизни. Тимоха знает, конечно,
намного меньше, но Волкову и этого хватит. И он это понимает.
-- В опасные игры играешь, Серега!
-- Не я их начинал.
-- Что ж, доложу. Посмотрим, что из этого выйдет.
-- Посмотрим, -- согласился Сергей.
Голубков подошел к лодке, вытащил из кормового отсека завернутый в
целлофан портативный радиопередатчик и сказал в него несколько слов. Через
три минуты откуда-то из заречной ложбины поднялся легкий вертолет и
опустился на пригорке, распугав шумом двигателя коров. Голубков сунул голые
ноги в резиновые сапоги, сгреб в охапку штаны и ватник и, вернув Сереге его
телогрейку, зашагал к машине.
-- А лодка? -- крикнул ему вдогонку Сергей.
Голубков махнул рукой:
-- Себе оставь. Может, когда и выберусь порыбачить!..
Он скрылся в люке, вертолет взмыл и ушел в сторону Москвы. Ольга,
хлопотавшая возле избы, проводила его взглядом и с тревогой спросила Сергея:
-- Кто это был?
-- Так, знакомый, -- неопределенно отозвался он. -- Передал привет от
полковника Дьякова.
И он защелкал кнутом, сбивая в кучу стадо и отгоняя его на сухотину.

Через три дня другой вертолет, военно-транспортный Ми-8, всполошил
гулом двигателя всех дворняг в округе и взрябил воду в тихих заводях Чесны.
Он опустился на том же пригорке неподалеку от пастуховской избы. Когда
двигатель заглох и словно бы опали лопасти, из люка выставили лесенку, потом
четыре солдата осторожно снесли по ней инвалидную коляску и поставили ее на
землю.
В коляске сидел Тимоха.
Лейтенант Тимофей Варпаховский. В парадной форме, с медалью "За отвагу"
и "Орденом Мужества".
Худущий. Бледный. Небритый.

Живой.

Ольга как увидела его, так сначала глазам своим не поверила, а потом
ахнула и разрыдалась, уткнувшись лицом в его колени. А Тимоха лишь смущенно
улыбался, гладил ее короткие черные волосы и бормотал:
-- Да что ты? Оль! В натуре! Ну, перестань, все путем, я уже ходить
немного могу. Ну, Оль! Слышь? Кончай плакать!..
Следом за солдатами из вертолета появился полковник Голубков. На этот
раз он был в сером костюме, сидевшем на нем как-то наперекосяк, будто бы
пиджак был застегнут не на ту пуговицу. А с ним -- еще один штатский, лет
тридцати, накачанный такой малый, с хорошим открытым лицом. Голубков пожал
Сергею руку, представил спутника:
-- Майор Васильев, он в нашей группе. Вадим Алексеевич.
-- Просто Вадим, -- поправил тот, здороваясь с Сергеем. -- А вы,
значит, и есть тот самый Пастух? Много о вас слышал.
-- Ну вот, Серега, твое условие выполнено, -- проговорил Голубков. --
Может, пора нам и о деле поговорить?
Сергей кивнул:
-- Теперь можно...

III

Святые угодники! Если бы кто-нибудь сказал, что мне предложат такое
дело и я за него возьмусь, даже не знаю, куда бы я послал этого провидца. Но
очень далеко. Очень. Я и теперь не взялся бы за него ни за какие коврижки.
Если бы не Тимоха. Они сделали сильный ход. Очень сильный. И выйти из игры я
уже не мог.
И главное было совсем не в том, что мы должны будем работать в чужой
стране, о которой ни черта не знаем, кроме того, что там танцуют сиртаки. И
не в том, что без какого-либо прикрытия. Про оружие и не говорю, какое там
может быть оружие! И если бы нужно было выкрасть -- или, как выразился
полковник Голубков, переместить -- какого-нибудь бандюгу или
агента-двойника, вопросов бы не было. Но речь-то шла совсем о другом
человеке -- об Аркадии Назарове!
Который во время путча девяносто первого года нес от биржи стометровый
российский флаг.
Который стоял рядом с Ельциным на танке возле Белого дома.
И который через несколько месяцев после этого сказал Ельцину прямо в
лицо перед десятками телекамер:
-- Борис Николаевич, своим бездействием вы просрали нашу победу!
Он, конечно, не совсем так сказал, но смысл был именно такой, и все это
поняли. В том числе и сам Ельцин.
И этого человека "несанкционированно переместить" в Россию?
Полковник Голубков излагал суть дела короткими фразами, без рассуждений
-- так, как ставят боевую задачу. Но мне показалось, что немногословие его
вызвано другим -- стремлением поскорее с этим покончить.
-- Таким образом, ваше задание состоит из трех частей, -- подвел он
итог. -- Первая: блокировать контакты объекта с третьими лицами. Вторая:
обеспечить безопасность объекта. Это -- одна из важнейших задач операции. И
наконец, третья -- переместить объект в пункт, который будет указан вам
позже. Вопросы есть?
-- По первым двум частям -- нет. По третьей... Чем вызвана эта
необходимость? -- спросил я.
-- Не в курсе.
-- Вот как?
-- Мы солдаты, Серега. Нам отдают приказ -- мы выполняем.
-- Каждый солдат должен знать свой маневр. Это еще Суворов сказал, --
напомнил я.
-- Свой, -- подчеркнул Голубков. -- Даже Суворов не объяснял гренадерам
общий замысел.
-- Я не гренадер. А вы не Суворов. Если я что-то делаю, я должен
понимать, для чего. Кто в курсе?
-- В Управлении, думаю, только сам Волков.
-- Я хочу с ним встретиться.
Голубков кивнул:
-- Доложу.
-- И еще, -- продолжал я. -- Мне нужна вся информация, которая у вас
есть. Досье, агентурные данные, все остальное.
-- Это сверхсекретные документы.
-- Константин Дмитриевич, мы можем работать без оружия. Мы можем
работать без прикрытия. Но с завязанными глазами не можем. И никто не может.
-- Он прав, -- заметил майор Васильев, молчаливо присутствовавший при
разговоре.
-- Но я же не могу дать ему допуск. И Нифонтов не может. Это наш
начальник, -- объяснил мне Голубков. -- Генерал-майор.
-- Волков может? -- не отставал я.
-- Он-то, конечно, может.
-- Пусть он и даст. Мне без разницы, от кого я получу документы. Хоть
от вашей уборщицы.
Голубков поднялся с бревна, на котором мы сидели.
-- Попробую с ним связаться, -- сказал он и направился к вертолету.
-- Хорошие у вас тут места, -- заметил майор Васильев. -- Тишина.
Простор. Настоящая Россия. А там -- церковь? -- кивнул он в сторону Заулка,
где виднелись три купола, один большой и два поменьше, поблескивающие в
закатном солнце позолотой крестов.
-- Да. Спас-Заулок.
-- Действующая?
-- Действующая.
-- Это хорошо. Бабка моя говорила: если храм стоит, значит, земля
живая...
Я огляделся. Солдаты подтащили коляску с Тимохой к избе, Ольга уже
поила его молоком. Молоко здесь было такое, что к утру в банке набегало
сливок на четыре пальца, на нем Тимоха быстро отъестся. Буренки, пользуясь
недосмотром, разбрелись по всему берегу Чесны. Я взял кнут и направил стадо
в пойму.
Когда я вернулся, майор Васильев стоял у бревна и курил сигарету.
-- Богатый у тебя кнут, -- оценил он.
-- Еще дедовский. Настоящая сыромять. Четыре с половиной метра.
-- Ловко ты им управляешься. Трудно, наверное?
-- Чего тут трудного? -- удивился я и выщелкнул кончиком кнута окурок
прямо у него изо рта.
Он отпрянул, а потом рассмеялся, обнажив ровные белоснежные зубы.
-- Ты прямо ковбой! Лихо! Дай попробовать!
-- Ну попробуй, -- сказал я и на всякий случай отошел подальше.
Майор примерился к кнуту, с форсом размахнулся и врезал себе по заднице
так, что бросил кнутовище и обеими руками схватился за ожженное место.
Полковник Голубков, подоспевший от вертолета, только головой покачал.
-- Пацаны, да и только!.. Беги переодевайся, -- кивнул он мне. --
Волков встретится с тобой в двадцать пятнадцать.
-- К чему такая спешка? -- удивился я.
-- К тому. Есть свежая информация. Зафиксирован телефонный звонок.
Завтра с компаньоном Назарова встречается какой-то тип. Скорей всего --
эмиссар КПРФ. Вероятно, будет договариваться о встрече с самим Назаровым.
Нужно успеть предотвратить этот контакт.
-- Но я не могу так сразу. Надо найти, кто бы меня подменил. Стадо без
присмотра не бросишь.
-- Боже ты мой, какой только ерундой не приходится заниматься!
Голубков, конечно, не совсем так выразился, но в этом смысле. Он
повернулся к майору:
-- Вадим Алексеевич, километрах в пятнадцати отсюда воинская часть.
ПВО. Мы тебя высадим возле нее, возьмешь у командира машину и двух солдат --
молодых, деревенских. И привезешь сюда. Пусть ходят за стадом, пока Сергея
не будет. А не будет его дней десять. Сам потом доедешь до Луховиц, а там
электричкой до Москвы.
-- Где же они будут жить? -- спросил я.
-- Палатку поставят. У тебя связь с ребятами есть?
-- Адреса. У Артиста, Мухи и Трубача -- телефоны.
-- За сколько ты их сможешь собрать?
-- Ну, дня за три.
-- Отставить. День -- на все. Послезавтра вы должны вылететь в Никосию.
Самолет в восемнадцать тридцать из Шереметьева-два.
-- Больно вы шустрый, Константин Дмитриевич! Док в Подольске живет. А
Боцман вообще в Калуге.
-- Получишь машину. Хорошую. И с хорошим водителем. С рассветом
выедешь, быстро обернешься.
-- А загранпаспорта, визы, билеты?
-- Не твоя забота. Три минуты на сборы. Паспорт не забудь!..
В избе я натянул джинсы и коричневую кожаную курточку, купленную по
случаю в Грозном у какого-то турка, сунул ноги в кроссовки, показал Ольге,
где лежат деньги -- остатки моего последнего офицерского жалованья.
-- Опять в Чечню? -- упавшим голосом спросила она.
-- Ни Боже мой! Совсем в другую сторону. На Кипр.
-- Не врешь?
-- Разве я тебе когда-нибудь врал?
-- А то нет? Всю дорогу. "Рекогносцировка, рекогносцировка"! А потом я
узнаю, что за твою голову назначили миллион долларов.
-- Жалко, ко мне не пришли. Я бы, может, и продал. А что? С миллионом
баксов можно и без головы прожить. Живут же многие. Было бы куда водку лить.
-- Куда же ее лить, если рта нет?
-- Никаких проблем! Можно через задницу. Как водители-дальнобойщики.
Засадил клизму граммов в двести -- и запаха никакого, и полный кайф! Извини.
Шутка, конечно, казарменная. Больше не буду. Ну, постараюсь!
-- Да я уж привыкла... В том месте, которое ты назвал Кипром, -- там
действительно не стреляют?
-- Да они и слова такого не знают! -- заверил я. -- Они сиртаки
танцуют, когда им стрелять.
-- И что ты там будешь делать?
-- Что и все. Танцевать сиртаки.
-- Перед отлетом заедешь?
-- Не знаю. Может быть. Постараюсь.
Я поцеловал ее и Настену, обнял Тимоху.
-- Как же вы будете без меня? -- спросил он, и в голосе его была такая
тоска, что мне стало не по себе.
-- Без тебя, Тимоха, нам будет, конечно, очень трудно, -- ответил я. --
Но у тебя сейчас другая задача -- приходить в норму. Чтобы к нашему
возвращению стометровку за десять секунд бегал. Приказ ясен?
-- Так точно, капитан!
-- Так-то лучше...

Минут через десять после того, как мы взлетели, вертолет снизился у КПП
воинской части, о принадлежности которой к ПВО говорили огромные полусферы
радаров. Здесь майор Васильев выпрыгнул, а мы взяли курс на Москву. Еще
через час, пересев на военном аэродроме с вертолета в неприметную серую
"Волгу", въехали в Москву и остановились возле жилого дома где-то в районе
Гольянова. На восьмом этаже полковник Голубков отпер своим ключом стальную,
обшитую простеньким дерматином дверь и посторонился, пропуская меня внутрь.
Это была обычная трехкомнатная квартира с узкой прихожей и
десятиметровой кухней. Но обставлена она была, как присутственное место.
Лишь в самой большой комнате были не столы, а четыре кровати с тумбочками,
заправленные без особых затей, отчего комната напоминала офицерское
общежитие.
-- Мы сюда баб водим, -- с усмешкой объяснил мне полковник Голубков,
хоть я его ни о чем не спрашивал.
Я кивнул. Понятно, каких баб они сюда водили.
В кухне сидел какой-то молодой парень в штатском и читал "Известия",
придерживая страницы одной рукой. Вторая лежала у него на коленях, на черном
атташе-кейсе, от ручки кейса к запястью тянулась короткая стальная цепочка.
При нашем появлении он молча встал, открыл шифрованные замки и передал
Голубкову толстую серую папку. После чего опустился на тонконогий кухонный
табурет и вновь принялся за газету. Голубков провел меня в одну из комнат и
положил папку на письменный стол.
-- Садись. Вникай. Записей -- никаких. Вопросы можешь задавать.
-- А где Волков? -- спросил я.
-- Подъедет. Сейчас девятнадцать ноль пять. Времени у тебя хватит.
Я развязал тесемки и раскрыл папку. Вопросы у меня появились довольно
быстро, и хотя я понимал, что Голубков ответить на них не сможет, один
все-таки задал:
-- Свежая информация -- от кого?
-- Есть там человек.
-- Резидент?
-- Да.
-- В Никосии?
-- В Ларнаке. Это на южном берегу Кипра. Объект живет там. Снимает
виллу в пригороде на берегу моря.
-- Этот резидент -- ваш, из Управления?
-- Нет.
-- ФСБ? Служба внешней разведки?
-- Неважно. В этой операции он работает на нас.
-- У нас с ним будет связь?
-- Нет. У него с вами -- будет. Конкретно -- с тобой. Если позвонят и
попросят Сержа -- это он и есть. Так что насчет информационного обеспечения
не беспокойся.
Насчет этого я не очень и беспокоился. Беспокоило меня совсем другое.
-- Шесть человек на это дело -- не слишком много?
-- Начальство решило -- нет. Ты что, не хочешь дать своим ребятам
немного подзаработать?
-- Немного -- не хочу, -- ответил я. -- Хочу -- много.
Голубков усмехнулся:
-- Тем более...

В начале девятого я покончил с документами и закрыл папку. Голубков
отнес ее на кухню и передал штатскому. Тот спрятал папку в кейс, защелкнул
замки и вышел из квартиры. И все это -- без единого слова.
Ровно в двадцать пятнадцать стукнула входная дверь и вошел Волков.
Видно, и у него был свой ключ. Он был в светлом летнем костюме и почему-то
не в надетом, а лишь в наброшенном на плечи легком плаще. После нашей
встречи в Грозном, в кабинете командующего армией, он нисколько не
изменился. Да и с чего бы, времени-то всего прошло чуть больше трех месяцев.
При его появлении Голубков встал. Поднялся и я -- сработала многолетняя
армейская привычка.
-- Добрый вечер, -- поздоровался Волков.
-- Здравия желаю, -- ответил Голубков. -- Познакомьтесь, Анатолий
Федорович. Это Сергей Пастухов.
-- Мы знакомы. Садитесь, товарищи. Рад, Пастухов, что вы согласились
поработать на нас. Не сомневаюсь, что ваша команда справится с этим делом. У
вас есть вопросы ко мне. Задавайте. Все. Потому что больше мы с вами не
встретимся.
Я начал с главного:
-- Что будет с Назаровым, когда мы доставим его в Москву?
-- Не в Москву, -- возразил Волков. -- Ваша задача -- переместить его в
Россию. А еще точнее -- на польско-белорусскую границу в указанном месте.
-- На польско-белорусскую границу? -- переспросил я.
-- С детальной разработкой он еще не знаком, -- объяснил Голубков
Волкову.
-- Понятно.
-- И все-таки, -- повторил я. -- Рано или поздно он окажется в Москве.
Волков, видимо, понял, что -- хочет он того или нет -- отвечать на мой
вопрос придется.
-- Попробую объяснить. Хоть это и не мой вопрос. Как вы, надеюсь,
поняли из этих документов, -- указал он взглядом на письменный стол, словно
бы на нем еще лежала серая папка, -- наш объект -- фигура весьма крупного
масштаба, человек, широко известный и популярный на Западе и в среде нашей
либеральной интеллигенции, с прочным имиджем деятеля демократического толка.
-- Я и раньше об этом знал, -- заметил я.
-- И как вы оцениваете его деятельность?
-- Насчет всей деятельности -- не скажу, не в курсе. Но он мне
нравится. А вам?
-- Я отдаю должное его организаторским способностям и умению мыслить
государственными категориями, -- уклонился Волков от прямого ответа. -- Так
вот, разногласия нашего объекта с Борисом Николаевичем Ельциным уже давно
дают недоброжелателям на Западе и оппонентам внутри страны возможность
трактовать их как отход президента от провозглашенной им политики реформ.
После неудачного покушения на господина Назарова наши контрагенты усилили
пропагандистскую кампанию, обвиняя высшее руководство страны в попытках
возродить практику политического террора. Понятно, что это наносит ущерб
престижу России и мы не можем с этим мириться.
-- Кто организовал взрыв яхты "Анна"?
-- Я ожидал, что вы зададите этот вопрос. У нас нет сомнений, что это
дело рук конкурентов Назарова или его партнеров по бизнесу.
Я промолчал.
-- Если бы это было поручено нашим спецслужбам, как заявляют некоторые
западные газеты, он бы не уцелел, -- счел нужным добавить Волков.
Я хотел снова промолчать, но это было уже как-то неудобно и я кивнул:
-- Ну, допустим.
-- Наша задача, таким образом: обесценить карты наших противников, --
продолжал Волков, решив, видно, что его доводы меня убедили. -- Это можно
сделать разными путями. Один из них: организовать встречу господина Назарова
и Бориса Николаевича, не один на один, конечно, а в ходе какого-нибудь
мероприятия. И показать ее по телевидению. Чтобы все убедились, что господин
Назаров и президент общаются, как уважающие друг друга политические деятели.
Есть еще один вариант. Если вы внимательно читали документы, то должны были
обратить внимание на проект Назарова по восстановлению нефтеносности наших
загубленных и истощенных месторождений. Он хочет осуществить его с немецкими
партнерами. Мы предложим ему средства Центробанка или уполномоченных
коммерческих банков, дадим соответствующие гарантии. Эффект понятен: Россия
получает миллионы тонн нефти, открываются тысячи новых рабочих мест, а
господин Назаров активно включается в деловую жизнь России. И руководит
своими фирмами и предприятиями не из Женевы или Лондона, а из Москвы. После
этого его уже никому не удастся использовать в политической игре. Я ответил
на ваш вопрос?
Я спросил:
-- Если все так, для чего вообще эта операция с перемещением? Почему бы
просто не объяснить все это самому Назарову? Может быть, это его убедит
добровольно вернуться в Москву?
-- Объясните. Ничего не имею против. Это было бы идеальным решением.
-- Вы прекрасно понимаете, что это должен сделать не я.
-- А кто? Сам президент?
-- Или человек, достаточно близкий к нему.
-- Не уверен, что такой человек согласится лететь на Кипр для
переговоров с Назаровым. И не очень уверен, что эти переговоры могли бы
кончиться успехом.
-- По-вашему, Назаров будет сговорчивей, если мы привезем его со
связанными руками и ногами и с кляпом во рту?
-- Послушайте, Пастухов, -- проговорил Волков, -- мы не о том сейчас
говорим. Я имею определенные указания и обязан их выполнить. Обсуждать
последствия этой акции -- не в моей компетенции. И не в вашей. Давайте в
этих рамках и вести разговор. У вас есть конкретные вопросы?
У меня были конкретные вопросы. И не один. Но я понял, что он будет
отвечать на них так же. Поэтому сказал:
-- Нет.
-- В таком случае давайте обсудим размер вашего гонорара за эту работу,
-- предложил Волков.
-- По пятьдесят тысяч баксов каждому, -- сказал я. -- Плюс все расходы.
-- Вы сможете обосновать эту цифру?
-- Вам кажется, что это слишком много?
-- Я сейчас не говорю о том, много это или мало, -- возразил Волков. --
Я хочу понять, откуда она взялась. Просто потому, что это красивая круглая
цифра, или еще почему?
-- Если мы попадемся на этом деле, все или один из нас, то получим по
двадцать лет тюрьмы. Наши семьи должны будут на что-то жить. Пятьдесят тысяч
на двадцать лет -- не ахти что, но прожить можно.
-- В вашем обосновании мне больше всего не нравится слово "если", --
заметил Волков.
-- Если бы вы знали, как оно не нравится мне! Но мы должны считаться с
этой возможностью.
-- Мы уже заплатили двести тысяч долларов за лейтенанта Варпаховского.
-- Вы заплатили не нам. Вы просто оплатили его работу в Чечне. И
гораздо дешевле, чем она стоит. Кстати, вы вышибете его из армии так же, как
нас?
-- Нет. Он будет уволен по состоянию здоровья.
-- И на том спасибо, -- сказал я.
Волков ненадолго задумался, потом спросил:
-- Как я понимаю, вы не даете мне выбора?
-- Нет.
-- Что ж, я вынужден согласиться. Пятьдесят процентов сейчас, пятьдесят
-- после завершения операции. Мы откроем для вас валютные счета в Сбербанке.
-- Никаких Сбербанков, никаких счетов, никаких пятьдесят процентов. Все
-- вперед и наличными.
-- Вы не доверяете мне?
-- Конечно, нет. Если бы я имел с вами дело как с частным лицом, я бы
подумал, как ответить. Но вы -- представитель государственного учреждения. А
сейчас в России госучреждениям доверяют лишь последние идиоты. И их
становится все меньше.
На этот раз он думал чуть дольше. Наконец кивнул: