Страница:
Сибири.
А л е к с. В чем же твой план?
Н а з а р о в. Один техасский инженер-нефтяник, работавший у нас в
Сибири по контракту, изобрел установку для разработки таких вот загубленных
и истощенных месторождений. Нечто подобное уже было -- так называемые
установки "газлифт". Но эта проще и эффективнее. Если ими оснастить наших
нефтяников, можно получать сотни миллионов тонн дополнительной нефти в год.
Куда же этот чертов Карл запропастился?
А л е к с. Не боишься, что тебя обойдут?
Н а з а р о в. Нет. Я купил у техасца этот патент. Еще год назад. Он
обошелся мне, ну, скажем, не дешевле этой яхты.
А л е к с. А твои московские друзья? Не попытаются подставить подножку?
Н а з а р о в. Я с ними договорюсь. Или уничтожу. Не физически,
конечно. Но политическими трупами они станут, я знаю обо всех их делах
больше, чем они могут представить себе в самых кошмарных снах.
А л е к с. Ты сказал, что купил патент год назад. Почему же начинаешь
дело только сейчас?
Н а з а р о в. Нужно дождаться результатов президентских выборов в
России.
А л е к с. Не вижу связи. Ну, победит Ельцин...
Н а з а р о в. Я предпочел бы, чтобы победил он.
А л е к с. Несмотря на то что он предал тебя?
Н а з а р о в. "Предал" -- это из области морали. А в политике, сынок,
нет морали. Есть один критерий: политическая целесообразность. Если
президентом станет Зюганов, иностранных инвесторов кнутом в Россию не
загонишь.
А л е к с. А ты сам не можешь финансировать свой проект?
Н а з а р о в. Нужны очень крупные первоначальные вложения. Построить
завод для серийного производства установок, смонтировать их на скважинах.
Это сотни миллионов долларов... Да что это с Карлом? Сходи-ка поторопи этого
засранца! Заснул он там, что ли?
Пауза.
А л е к с (приглушенно, с палубы). Отец! Он свалился в воду!
Н а з а р о в. Как -- свалился?!
А л е к с. Не знаю! Вон он, метрах в двадцати! Плывет на спасательном
круге!
Очень короткая пауза.
Н а з а р о в. Немедленно прыгай за борт! Слышишь? Немедленно пры..."
Связь прервана.
Заголовки утренних немецких газет:
"Гамбургер беобахтер". "МОЩНЫЙ ВЗРЫВ УНИЧТОЖИЛ БРИТАНСКУЮ ЯХТУ В
ГАМБУРГСКОМ ПОРТУ".
"Франкфуртер альгемайне". "ПРИ ВЗРЫВЕ ЯХТЫ "АННА" В ГАМБУРГСКОМ ПОРТУ
ПОГИБЛИ ВЛАДЕЛЕЦ ЯХТЫ И ЕГО СЫН".
"Берлинер цайтунг". "ВЗРЫВ ЯХТЫ В ГАМБУРГЕ: ТРАГИЧЕСКАЯ СЛУЧАЙНОСТЬ ИЛИ
ТЕРРОРИСТИЧЕСКИЙ АКТ?"
Из дневного сообщения радио Гамбурга:
"По уточненным данным, во время вчерашнего взрыва яхты "Анна" погибли
не только ее владелец, известный русский бизнесмен и политический деятель
господин Назаров и его сын, аспирант Гарвардского университета Александр
Назаров, но и один из членов команды, находившийся во время взрыва в
радиорубке. Кроме того, сегодня утром возле набережной обнаружен труп
человека примерно тридцати лет, одетого в черный фрак. Как предполагает
полиция, это один из официантов ресторана "Четыре времени года",
обслуживавших праздничный прием, устроенный господином Назаровым на борту
своей яхты. Труп владельца яхты до сих пор не обнаружен. Водолазы и
спасательные команды ведут поиски в акватории Нордер-Эльбы. Полиция
продолжает расследование..."
Из протокола допроса менеджера ресторана "Четыре времени года"
гражданина Германии А. Кугельмана, сорока восьми лет, женатого, постоянно
проживающего в Гамбурге. Допрос проведен инспектором криминальной полиции Ф.
Шмидтом:
"Ш м и д т. Господин Кугельман, я вызвал вас на повторный допрос в
связи с выявлением новых обстоятельств взрыва яхты "Анна". Вам был
предъявлен для опознания труп человека, который, по нашим сведениям,
выполнял обязанности бармена во время приема на борту яхты. Вы по-прежнему
настаиваете на том, что не знаете этого человека и никогда раньше его не
видели?
К у г е л ь м а н. Да, господин инспектор. И я по-прежнему с полной
ответственностью утверждаю, что мы посылали на яхту только четырех
официантов, а не пятерых, как утверждаете вы.
Ш м и д т. Их было пятеро, это установлено бесспорно. Не могло так
случиться, что бармена для обслуживания приема пригласили из какого-нибудь
другого ресторана?
К у г е л ь м а н. Не могу отрицать такой возможности, но совершенно не
понимаю, для чего это могло понадобиться. Наш ресторан считается лучшим в
Гамбурге и одним из лучших во всей Германии. К тому же русский господин
Петров по имени Борис, который делал и оплачивал заказ, сказал, что поручает
нам все дела, связанные с обслуживанием приема.
Ш м и д т. В каком ателье вы заказываете фраки для своих официантов?
К у г е л ь м а н. У Люнсдорфа.
Ш м и д т. На фраке человека, о котором мы говорили, была обнаружена
этикетка ателье Бриана.
К у г е л ь м а н. Бриана? Вот вам, господин инспектор, самое
убедительное доказательство, что этот человек не был нашим официантом. Ни
один ресторан в мире не может позволить себе заказывать для своих служащих
фраки у Бриана. Это не Карден, конечно, и не Сен-Лоран, но это очень-очень
дорогое ателье. Возможно, этот человек вообще не был официантом или
барменом.
Ш м и д т. Тогда кем же он был?
К у г е л ь м а н. Полагаю, господин инспектор, ответ на этот вопрос
вам придется искать самому..."
На следующий день крупнейшие газеты всего мира вышли с пространными
статьями и комментариями, связанными со взрывом яхты "Анна" в Гамбурге.
Французская "Фигаро":
"Аркадий Назаров, погибший в минувшее воскресенье при взрыве его яхты в
Гамбурге, был, несомненно, звездой далеко не последней величины на
экономическом и политическом небосводе демократической России. Широко
образованный человек, талантливый предприниматель, он начал свою
деятельность еще во времена Брежнева, заметно расширил ее в период
горбачевской перестройки и был, как не без оснований полагают эксперты,
одним из инициаторов закона о кооперативах и отмены запрета на
частнопредпринимательскую деятельность, что явилось первым решительным шагом
перевода экономики бывшего СССР, а затем России на рельсы рыночного
хозяйства..."
Лондонская "Таймс":
"Стремительная карьера господина А. Назарова, выдвинувшегося в число
одного их крупнейших бизнесменов России, взявшей курс на экономическую
свободу, не была вместе с тем прямолинейной и безоблачной. Один из
создателей и руководителей Союза объединенных кооперативов России, человек,
оказывавший заметное влияние на политику правительства Гайдара, Назаров,
несмотря на это, постоянно подвергался нападкам со стороны
антидемократических сил. Эти нападки обострились после того, как А. Назаров
после путча 1991 года стал выступать с резкими публичными заявлениями в
адрес президента Ельцина, критикуя его за нерешительность в проведении
глубоких экономических преобразований. Замеченное в политических кругах
России охлаждение президента к своему давнему и верному союзнику превратило
эти нападки в травлю. Была даже сделана попытка возбудить против А. Назарова
уголовное преследование за якобы допущенные им злоупотребления в тот период,
когда он, еще при Горбачеве, возглавлял крупнейший в России многопрофильный
кооператив "Практика". Возможно, эта травля и заставила А. Назарова покинуть
пределы России.
Обосновавшись в Лондоне и осуществляя оттуда руководство деятельностью
сети фирм, ассоциаций и банковских структур, созданных им в Москве, А.
Назаров успешно ведет бизнес в Европе, использует свое влияние для
привлечения иностранных инвестиций в экономику России. Вместе с тем он не
скрывает своего резко критического отношения к аморфной и даже деструктивной
политике президента Ельцина и правительства Черномырдина, ведущей к
стагнации экономики России. Он выступает с этими заявлениями на крупнейших
международных симпозиумах. Ходили слухи, что после одного из таких
выступлений на А. Назарова было совершено покушение и он некоторое время
находился на излечении в Австрии. Слухи эти, к счастью, не подтвердились. Но
известие, поступившее из Гамбурга о гибели А. Назарова во время взрыва его
яхты, -- это уже не слухи (хотя тело Назарова до сих пор не найдено), а
факт, наводящий на очень серьезные размышления..."
Американская "Вашингтон пост":
"Смерть мистера Аркадия Назарова, одного из лидеров движения за
экономическое обновление России, наступившая при весьма загадочных и
требующих самого тщательного расследования обстоятельствах, -- это весьма
болезненный удар для всех истинных сторонников декларируемой правительством
Ельцина политики, направленной на расширение и углубление проходящих в
России реформ..."
Но глубже всех копнули газетчики из "Гамбургского обозревателя"
("Гамбургер беобахтер"). Их репортаж не был насыщен анализом ситуации в
России и деятельности Аркадия Назарова, но им каким-то образом удалось
узнать о посещении Назаровым и его сыном собора святого Михаила, они нашли,
расшифровали и перевели на немецкий язык техническую запись слов,
произнесенных Аркадием Назаровым с епископской кафедры. Газета полностью
привела в репортаже эти слова, а сам репортаж снабдила аршинной "шапкой":
Четыре дня поиски тела Аркадия Назарова велись в русле Нордер-Эльбы,
затем были перенесены в устье самой Эльбы. Десятки катеров береговой охраны
днем и ночью тщетно бороздили акваторию устья и прилегающего к ней участка
Северного моря в надежде обнаружить вынесенный сюда течением труп Назарова.
На десятый день поисковые работы были прекращены.
Тело аспиранта Гарвардского университета Александра Назарова было
перевезено друзьями его отца в Париж и погребено на кладбище
Сен-Жермен-де-Пре.
После официального запроса правительства России копии всех материалов,
собранных гамбургской криминальной полицией в ходе расследования
обстоятельств взрыва яхты "Анна", были переданы Москве.
Глава вторая
ПАСТУХОВ И ДРУГИЕ
И когда этот кривоногий ублюдок в полевой форме с погонами
генерал-майора Российской армии нехотя так, с ленцой поднял свой пистолет
Макарова и я понял, что он сейчас, без шуток, выстрелит прямо мне в голову
-- вот и палец уже шевельнулся на спусковом крючке, -- я скоренько откатился
в сторону, на ходу подхватил брошенный Тимохой "калаш" и, как был, лежа на
спине, высадил в эту зеленую гниду полмагазина. Его "макаров" с визгом, как
осколок мины, улетел куда-то к чертям собачьим, а на серой от времени
дощатой двери в овечий загон, против которой он стоял, нарисовался его
силуэт -- свежими выщербинами белого дерева, обнаженного пулями из-под слоя
гнили и грязи.
Аккуратный такой силуэт, мне даже самому понравился, четкий, почти
сплошной линией. Только очертания головы были немного несимметричны --
все-таки левое ухо я ему отстрелил, не все, конечно, чуть-чуть. На память о
нашей встрече на гребне над ущельем Ак-Су, квадрат 17-25, Республика
Ичкерия. Очень поманивало и яйца отстрелить. Но подумал: черт с ним, мужик
не старый еще, пусть себе живет и радуется жизни, пока из всех мужских
удовольствий у него не останется только удовольствие бриться.
Ребята между тем тоже времени не теряли. При первых моих выстрелах они
запрыгали на каменистом плато, как клоуны в цирке, похватали автоматы, и не
успел я долюбоваться силуэтом этого генерал-ублюдка, как четыре амбала,
прибывшие вместе с ним в открытом "лендровере" и ни с того ни с сего, без
единого слова объяснения, уложившие нас на землю под дулами своих коротких
десантных "калашниковых" какой-то новой модели, уже сидели у глинобитного
дувала овчарни со скрученными за спиной их же ремнями руками и ошарашенно
вертели головами, не понимая, как же это вышло: только что были в полном
порядке, а и трех секунд не прошло...
А чего тут понимать. Это вам не в бункерах вашей вшивой спецслужбы
штаны просиживать и строчить рапорты о своих героических подвигах. Лучше бы
просто сидели. А то стоит выйти на задание, спланированное по их
разведданным, так обязательно в какое-нибудь дерьмо вляпаешься.
Суки.
Ладно. У меня накопилось несколько вопросов к этому бравому генералу по
фамилии Жеребцов, я только ждал, когда он слегка очухается. Он стоял,
прислонясь к своему силуэту, скорчившись в три погибели: правую руку,
отсушенную после того, как я выбил из нее "макарова", сжимал между ляжками,
а левой держался за ухо -- между пальцами сочилась кровь. Наконец вроде бы
начал соображать, на каком он свете. Я уже хотел задать ему первый вопрос,
но в этот момент ко мне обратился Артист. Вообще-то он был старший лейтенант
Семен Злотников, но все называли его Артистом. Он ушел со второго или
третьего курса ГИТИСа, каким-то боком оказался в училище ВДВ, дело у него
неожиданно пошло -- да так, что через полгода после училища он уже получил
старшего лейтенанта и оказался в моей команде. И вопросов у меня к нему не
было: очень грамотно работал. Главное: нутром совпал с нашим делом. А это
нечасто бывает. Другой, бывает, вроде и тренированный малый, во всех делах
натасканный, растяжка, как у Брюса Ли, из двух автоматов на бегу сажает пуля
в пулю, чего еще? А нутром не совпадает. Я таких к себе никогда не беру.
Раза два прокололся, чутьем угадываю. Такого взять -- себе дороже. В
операции либо сам подставится, либо еще хуже -- других подставит.
Артист не такой был. Не знаю, получился бы из него второй
Смоктуновский, но спецназовец получился. Впрочем, артист, наверное, из него
тоже был бы неплохой, если бы он доучился. Верно говорят: если человек
талантливый, то он во всем талантливый. Единственное, что меня в нем
раздражало, -- это его привычка к уставному обращению. Кайф какой-то он
через это пижонство ловил. Как гусары раньше звенели шпорами. Или как
морская пехота выпендривается со своими кортиками.
Вот и теперь Артист повернулся ко мне и сказал:
-- Товарищ капитан!
-- Ну? -- отозвался я.
-- Товарищ капитан, там...
-- Ложись! -- рявкнул Боцман, он же старший лейтенант Дмитрий Хохлов.
Вот он-то как раз пришел к нам из морской пехоты -- потому и Боцман, хотя на
самом деле боцманом никогда не был.
Ну, о таких вещах нас два раза просить не надо. Мы с Артистом
одновременно плюхнулись в сухое овечье дерьмо, а сам Боцман блохой стебанул
в сторону, дав на лету короткую очередь поверх глинобитного дувала. И еще с
земли я увидел, как на дувале повис какой-то борец за независимость
доблестной Ичкерии, а из его рук вывалилась американская скорострельная
"М-16". Где они, подлюки, берут такие винтовки?
Я встал и отряхнул со своего добела выгоревшего хабэ остатки овечьей
жизнедеятельности.
-- Ну? -- спросил я Артиста. -- Что ты хотел мне сказать?
-- Да это и хотел. Мне показалось, что там мелькнул кто-то.
-- Артист, твою мать! Какое счастье, что я не гвардии
генерал-полковник!
-- Почему? -- задал он идиотский вопрос.
-- Потому! Пока ты выговаривал бы мое звание, этот "дух" из всех нас
мозги бы вышиб!
-- Виноват, товарищ капитан.
-- Отставить! -- заорал я. -- Пастух! Понял? Пастух. Повтори!
-- Как-то неудобно.
-- Ничего неудобного! Фамилия у меня Пастухов. Дед был пастухом. И
отец. И я сам после школы коров пас. И еще, может быть, придется.
Надо же, как в воду глядел!
-- И как раз очень удобно. Потому что Пастух произносится в три раза
быстрей, чем "товарищ капитан". На секунду как минимум. А за секунду знаешь,
что может случиться?
-- Все, -- согласился Артист. -- Больше не повторится... Пастух.
-- Так-то лучше, -- одобрил я и обратился, наконец, к генералу: --
Товарищ генерал-майор, не будете ли вы любезны объяснить нам, что
происходит?
Он уже пришел в себя и начал раздуваться, как жаба.
-- Вы пойдете под трибунал! Вы не выполнили боевой приказ!
Я возразил:
-- Мы получили приказ уничтожить бандформирование, обнаруженное вашей
службой в ущелье Ак-Су. Там вон! -- кивнул я за его спину, где за гребнем,
далеко внизу, по дну ущелья протекал жидкий ручеек под названием Ак-Су,
который, как говорили, во время таяния снегов превращается в ревущий поток.
Но время таяния уже прошло. -- Мы это сделали. Два боевика убиты, остальные
восемь обезоружены и связаны. Лежат там сейчас рядком.
-- Вам было приказано уничтожить бандитов, а не связывать их! Для этого
вам был выделен БТР, миномет и гранатометы!
-- Кроме десяти чеченских боевиков, там оказались и восемь наших. Их
захватили боевики, обезоружили и тоже связали. Мы не могли в этих условиях
использовать миномет и гранаты.
-- Какие наши?! -- загремел он. -- Там нет никаких наших!
-- Это по-вашему, -- сказал я. -- А они есть. Капитан медицинской
службы и с ним еще семь человек. В нашей форме, только без знаков различия.
И все без документов.
-- Дурак ты, капитан! Это не наши, а боевики, переодетые в нашу форму!
Я все еще старался разговаривать вежливо, хотя это становилось все
труднее.
-- Прошу прощения, генерал. Академию Генштаба я, конечно, не кончал, но
отличить чеченца от русского все же могу. Все эти восемь -- русские. И даже
если они работали на чеченцев, зачем боевикам нападать на них и
обезоруживать? Я по рации доложил обстановку и попросил срочно прислать
транспорт и солдат, чтобы вывезти всех в наше расположение. Вместо этого
являетесь вы со своими мордоворотами и без всяких объяснений укладываете нас
в овечье дерьмо. Да еще целите из своей пукалки мне в голову. Это что, нынче
такие шутки у вас в ходу?
-- Отставить разговоры! -- прикрикнул он. -- Я даю вам последний шанс
избежать трибунала. Немедленно выполняйте приказ!
Тут уж я не выдержал:
-- Но там же наши! За этот приказ ты пойдешь под трибунал, а не я!
-- Капитан Пастухов! Вы обращаетесь к старшему по званию!
-- Да шел бы ты знаешь куда? -- вежливо сказал я ему.
-- Ладно, -- кивнул он. -- Мы сами выполним этот приказ. Прикажите
освободить моих людей и вернуть им оружие!
-- Ага, разбежался!
По моему знаку Артист собрал их модернизированные "калаши" и отволок к
БТР, а Муха (лейтенант Олег Мухин, я нашел его в ставропольской бригаде
совершенно случайно и сумел всеми правдами и неправдами перетащить к себе)
развязал наших непрошеных гостей и кинул их ремни им на колени.
-- А теперь, генерал, берите азимут сто семь и дуйте вдоль Ак-Су, имея
солнце в правом глазу. Через тридцать два километра -- наш блок-пост. И
постарайтесь не нарваться на "духов" , мне почему-то кажется, что ничего
хорошего вам эта встреча не принесет.
Генерал подождал, пока его орлы заправят ремни и подтянут штаны, и
решительно направился к "лендроверу". Но возле него, лениво прислонясь
спиной к борту, уже стоял Трубач, старший лейтенант Коля Ухов, и поигрывал
американским револьвером кольт-коммандер 44-го калибра, который казался
детским пугачом в его огромной лапище. Этот кольт он добыл в одной из
операций, когда мы вызволяли в Грозном двух американских журналистов,
захваченных дудаевцами (Дудаев был тогда еще жив). Журналистов охраняли
чеченцы вместе с турками и иранцами. У одного из них и был этот кольт. Коля
как вцепился в него, так и не расставался -- даже ночью совал под подушку.
Боялся -- уведут. И пытались. По-всякому. То начальство приказывало сдать
трофейное оружие, то свои пробовали выменять или даже купить. Уж больно
хороша была игрушка. Начальству Коля заявил, что кольт он положит на стол
вместе с рапортом об увольнении (он был контрактником), а всем показал
огромную дулю. Когда кто-то притащил в офицерский клуб видеокассету с
фильмом "Грязный Гарри", где Клинт Иствуд играет крутого копа с такой же
устрашающей пушкой, Колю даже начали называть Грязным Гарри. Но прозвище не
привилось, так и остался он Трубачом. А потому Трубачом, что когда-то
закончил музыкальное училище по классу духовых, играл на всем, во что нужно
дуть. И хотя больше всего любил саксофон, Трубач -- это было проще. И
короче. Так и прилипло.
Так вот, он стоял у "лендровера" и вертел на указательном пальце правой
руки любимую свою игрушку, а сам вроде бы даже любовался высокими перистыми
облаками и низко над землей пролетающими стрижами. К непогоде примета. Но
облака были красивые, белоснежные и прозрачные. Как фата невесты.
Генерал остановился перед ним и приказал:
-- Прочь с дороги!
Трубач даже глаз от облаков не оторвал, только кольт в его руке замер,
как впаянный в ладонь, и сухо щелкнул взведенный курок.
Очень убедительно прозвучало. Генерал даже растерялся и оглянулся на
меня.
-- Да, именно так, -- подтвердил я. -- Ваш "лендровер" может нам
пригодиться. А вам придется топать пехом. Это полезно, жирок растрясете.
-- Но если нас захватят...
-- Мы вас освободим.
-- Но если убьют...
-- Мы похороним вас со всеми почестями.
Он, видно, понял, что спорить со мной бесполезно, кивнул своим и
зашагал по азимуту 107, имея солнце в правом глазу. Когда они отошли метров
на десять, я окликнул его:
-- Генерал! А свой портрет не хотите захватить? -- Стволом "калаша" я
показал на калитку овчарни. -- Хороший, по-моему, портрет. И выполнен в
нетрадиционной манере. Может, вас смущает, что он без подписи? Так это мы
сейчас исправим.
Двумя короткими очередями я нарисовал в нижнем правом углу калитки свои
инициалы: "С" и "П" (Сергей Пастухов). Немного подумал и после каждого
инициала поставил по точке. Калибром 7,62.
-- Вот и авторская подпись на месте. Повесите у себя в кабинете или в
гостиной на даче. Будете сами любоваться и рассказывать внукам о своих
геройских делах. А?
Но он, похоже, не одобрял авангардистов. Предпочитал, видно,
классическую манеру живописи. Поэтому молча повернулся и зашагал со своими
кадрами в заданном направлении.
-- Не ценится в наше время искусство, -- с сожалением констатировал я.
Ладно. Теперь нужно было разобраться с нашими пленниками. Что-то с ними
было не то. Иначе с чего бы этому генералу-ублюдку так беситься?
-- Артист, Боцман, Муха -- остаетесь здесь, -- приказал я. Красная
ракета -- сигнал тревоги. Отбой -- зеленая. Остальные за мной!
Мы начали ссыпаться по крутому каменистому откосу на дно ущелья. Ловчее
всех получалось у Тимохи. Он был верткий, как обезьяна, прыгал кузнечиком с
одного каменного выступа на другой. Ничего удивительного -- каскадер. На
"Мосфильме" когда-то работал. Лейтенант Тимофей Варпаховский. Тимоха в нашей
команде был единственным, к кому никакое прозвище не приклеилось. "Каскадер"
-- слишком длинно. А как еще? Так и осталось: Тимоха.
Трубач спускался по крутому откосу, как молодой слон. Не опасался,
видно, что к месту назначения прибудет с голой задницей. Мне как-то жалко
было свои заслуженные штаны, я старался цепляться за кустики. Хуже всего
дело шло у Дока. Неудивительно -- ему было уже тридцать пять. Не вечер, но
мышцы все же не те. Не совсем те. Док был, как и я, капитаном. Прозвище его
к нему пристало по делу. Он в самом деле был врачом, хирургом, закончил
Военно-медицинскую академию, с самого начала чеченской кампании работал в
полевом госпитале. Однажды их обложили дудаевцы. Док, как рассказывали,
вынул пулю из плеча какого-то бедолаги, велел ассистентке наложить швы, а
сам, как был, в зеленом халате и в зеленой хирургической шапочке, не снимая
с рук резиновых перчаток, взял из-под операционного стола свой "калашников"
и за двадцать минут свел численный перевес нападавших до минимума. Причем
укрыться там было практически негде -- три палатки да две санитарные машины.
Темноту, правда, он задействовал очень грамотно.
Когда мы подоспели на выручку, делать там было уже нечего. Я прямо
обалдел, когда утром проанализировал ситуацию. И главное -- ничему он
специально не учился, ни на что такое его никто не натаскивал. Нутро было
соответствующее. И тут я понял, что наша команда без него существовать
просто не может. Да и врач в такой группе, как наша, а тем более хирург, --
человек далеко не лишний. Я предложил ему перейти к нам. К моему удивлению,
Док легко согласился -- видно, и сам чувствовал, что не хирургом родился. И
с тех пор не пропустил ни одной нашей операции. И как заговоренный -- без
единой царапины. Мы, правда, его подстраховывали, но и сам он работал очень
даже грамотно и быстро набирал хватку.
Возраст, конечно, был не тот, чтобы из него получился такой скорохват,
как Боцман или Трубач. Зато у него было еще одно качество, которое
по-настоящему я оценил лишь позже. Он был не просто добродушным человеком,
но еще и как бы умиротворяющим. В его присутствии на корню засыхали мелкие
стычки, готовые вспыхнуть между нашими же ребятами, -- а это бывает, когда
люди подолгу на нервном пределе. Он любил нас, как младших братьев, а мы
любили его. Такой вот он был, наш Док -- капитан медицинской службы Иван
Перегудов.
Когда мы спустились наконец на дно ущелья, все там оставалось таким же,
как час назад, когда, заметив приближающийся "лендровер", нас вызвал красной
ракетой оставленный наверху, на стреме, Артист. Рядком лежали спеленутые
боевики, поодаль -- наши, все восемь, тоже связанные. Два трупа мы оттащили
в сторону и прикрыли каким-то рваньем.
Наших мы не то чтобы не успели развязать, на это времени хватило бы, но
что-то помешало мне это сделать сразу. Не знаю что. Понятия не имею.
Внутренний голос. А своему внутреннему голосу я привык доверять.
Трубач встал в сторонке со своим кольтом и "калашниковым" на плече --
страховал. Тимоха -- с другой стороны. Док принялся осматривать вещи наших
-- какие-то сумки, вроде спортивных, коробки с ручками -- как автомобильные
А л е к с. В чем же твой план?
Н а з а р о в. Один техасский инженер-нефтяник, работавший у нас в
Сибири по контракту, изобрел установку для разработки таких вот загубленных
и истощенных месторождений. Нечто подобное уже было -- так называемые
установки "газлифт". Но эта проще и эффективнее. Если ими оснастить наших
нефтяников, можно получать сотни миллионов тонн дополнительной нефти в год.
Куда же этот чертов Карл запропастился?
А л е к с. Не боишься, что тебя обойдут?
Н а з а р о в. Нет. Я купил у техасца этот патент. Еще год назад. Он
обошелся мне, ну, скажем, не дешевле этой яхты.
А л е к с. А твои московские друзья? Не попытаются подставить подножку?
Н а з а р о в. Я с ними договорюсь. Или уничтожу. Не физически,
конечно. Но политическими трупами они станут, я знаю обо всех их делах
больше, чем они могут представить себе в самых кошмарных снах.
А л е к с. Ты сказал, что купил патент год назад. Почему же начинаешь
дело только сейчас?
Н а з а р о в. Нужно дождаться результатов президентских выборов в
России.
А л е к с. Не вижу связи. Ну, победит Ельцин...
Н а з а р о в. Я предпочел бы, чтобы победил он.
А л е к с. Несмотря на то что он предал тебя?
Н а з а р о в. "Предал" -- это из области морали. А в политике, сынок,
нет морали. Есть один критерий: политическая целесообразность. Если
президентом станет Зюганов, иностранных инвесторов кнутом в Россию не
загонишь.
А л е к с. А ты сам не можешь финансировать свой проект?
Н а з а р о в. Нужны очень крупные первоначальные вложения. Построить
завод для серийного производства установок, смонтировать их на скважинах.
Это сотни миллионов долларов... Да что это с Карлом? Сходи-ка поторопи этого
засранца! Заснул он там, что ли?
Пауза.
А л е к с (приглушенно, с палубы). Отец! Он свалился в воду!
Н а з а р о в. Как -- свалился?!
А л е к с. Не знаю! Вон он, метрах в двадцати! Плывет на спасательном
круге!
Очень короткая пауза.
Н а з а р о в. Немедленно прыгай за борт! Слышишь? Немедленно пры..."
Связь прервана.
Заголовки утренних немецких газет:
"Гамбургер беобахтер". "МОЩНЫЙ ВЗРЫВ УНИЧТОЖИЛ БРИТАНСКУЮ ЯХТУ В
ГАМБУРГСКОМ ПОРТУ".
"Франкфуртер альгемайне". "ПРИ ВЗРЫВЕ ЯХТЫ "АННА" В ГАМБУРГСКОМ ПОРТУ
ПОГИБЛИ ВЛАДЕЛЕЦ ЯХТЫ И ЕГО СЫН".
"Берлинер цайтунг". "ВЗРЫВ ЯХТЫ В ГАМБУРГЕ: ТРАГИЧЕСКАЯ СЛУЧАЙНОСТЬ ИЛИ
ТЕРРОРИСТИЧЕСКИЙ АКТ?"
Из дневного сообщения радио Гамбурга:
"По уточненным данным, во время вчерашнего взрыва яхты "Анна" погибли
не только ее владелец, известный русский бизнесмен и политический деятель
господин Назаров и его сын, аспирант Гарвардского университета Александр
Назаров, но и один из членов команды, находившийся во время взрыва в
радиорубке. Кроме того, сегодня утром возле набережной обнаружен труп
человека примерно тридцати лет, одетого в черный фрак. Как предполагает
полиция, это один из официантов ресторана "Четыре времени года",
обслуживавших праздничный прием, устроенный господином Назаровым на борту
своей яхты. Труп владельца яхты до сих пор не обнаружен. Водолазы и
спасательные команды ведут поиски в акватории Нордер-Эльбы. Полиция
продолжает расследование..."
Из протокола допроса менеджера ресторана "Четыре времени года"
гражданина Германии А. Кугельмана, сорока восьми лет, женатого, постоянно
проживающего в Гамбурге. Допрос проведен инспектором криминальной полиции Ф.
Шмидтом:
"Ш м и д т. Господин Кугельман, я вызвал вас на повторный допрос в
связи с выявлением новых обстоятельств взрыва яхты "Анна". Вам был
предъявлен для опознания труп человека, который, по нашим сведениям,
выполнял обязанности бармена во время приема на борту яхты. Вы по-прежнему
настаиваете на том, что не знаете этого человека и никогда раньше его не
видели?
К у г е л ь м а н. Да, господин инспектор. И я по-прежнему с полной
ответственностью утверждаю, что мы посылали на яхту только четырех
официантов, а не пятерых, как утверждаете вы.
Ш м и д т. Их было пятеро, это установлено бесспорно. Не могло так
случиться, что бармена для обслуживания приема пригласили из какого-нибудь
другого ресторана?
К у г е л ь м а н. Не могу отрицать такой возможности, но совершенно не
понимаю, для чего это могло понадобиться. Наш ресторан считается лучшим в
Гамбурге и одним из лучших во всей Германии. К тому же русский господин
Петров по имени Борис, который делал и оплачивал заказ, сказал, что поручает
нам все дела, связанные с обслуживанием приема.
Ш м и д т. В каком ателье вы заказываете фраки для своих официантов?
К у г е л ь м а н. У Люнсдорфа.
Ш м и д т. На фраке человека, о котором мы говорили, была обнаружена
этикетка ателье Бриана.
К у г е л ь м а н. Бриана? Вот вам, господин инспектор, самое
убедительное доказательство, что этот человек не был нашим официантом. Ни
один ресторан в мире не может позволить себе заказывать для своих служащих
фраки у Бриана. Это не Карден, конечно, и не Сен-Лоран, но это очень-очень
дорогое ателье. Возможно, этот человек вообще не был официантом или
барменом.
Ш м и д т. Тогда кем же он был?
К у г е л ь м а н. Полагаю, господин инспектор, ответ на этот вопрос
вам придется искать самому..."
На следующий день крупнейшие газеты всего мира вышли с пространными
статьями и комментариями, связанными со взрывом яхты "Анна" в Гамбурге.
Французская "Фигаро":
"Аркадий Назаров, погибший в минувшее воскресенье при взрыве его яхты в
Гамбурге, был, несомненно, звездой далеко не последней величины на
экономическом и политическом небосводе демократической России. Широко
образованный человек, талантливый предприниматель, он начал свою
деятельность еще во времена Брежнева, заметно расширил ее в период
горбачевской перестройки и был, как не без оснований полагают эксперты,
одним из инициаторов закона о кооперативах и отмены запрета на
частнопредпринимательскую деятельность, что явилось первым решительным шагом
перевода экономики бывшего СССР, а затем России на рельсы рыночного
хозяйства..."
Лондонская "Таймс":
"Стремительная карьера господина А. Назарова, выдвинувшегося в число
одного их крупнейших бизнесменов России, взявшей курс на экономическую
свободу, не была вместе с тем прямолинейной и безоблачной. Один из
создателей и руководителей Союза объединенных кооперативов России, человек,
оказывавший заметное влияние на политику правительства Гайдара, Назаров,
несмотря на это, постоянно подвергался нападкам со стороны
антидемократических сил. Эти нападки обострились после того, как А. Назаров
после путча 1991 года стал выступать с резкими публичными заявлениями в
адрес президента Ельцина, критикуя его за нерешительность в проведении
глубоких экономических преобразований. Замеченное в политических кругах
России охлаждение президента к своему давнему и верному союзнику превратило
эти нападки в травлю. Была даже сделана попытка возбудить против А. Назарова
уголовное преследование за якобы допущенные им злоупотребления в тот период,
когда он, еще при Горбачеве, возглавлял крупнейший в России многопрофильный
кооператив "Практика". Возможно, эта травля и заставила А. Назарова покинуть
пределы России.
Обосновавшись в Лондоне и осуществляя оттуда руководство деятельностью
сети фирм, ассоциаций и банковских структур, созданных им в Москве, А.
Назаров успешно ведет бизнес в Европе, использует свое влияние для
привлечения иностранных инвестиций в экономику России. Вместе с тем он не
скрывает своего резко критического отношения к аморфной и даже деструктивной
политике президента Ельцина и правительства Черномырдина, ведущей к
стагнации экономики России. Он выступает с этими заявлениями на крупнейших
международных симпозиумах. Ходили слухи, что после одного из таких
выступлений на А. Назарова было совершено покушение и он некоторое время
находился на излечении в Австрии. Слухи эти, к счастью, не подтвердились. Но
известие, поступившее из Гамбурга о гибели А. Назарова во время взрыва его
яхты, -- это уже не слухи (хотя тело Назарова до сих пор не найдено), а
факт, наводящий на очень серьезные размышления..."
Американская "Вашингтон пост":
"Смерть мистера Аркадия Назарова, одного из лидеров движения за
экономическое обновление России, наступившая при весьма загадочных и
требующих самого тщательного расследования обстоятельствах, -- это весьма
болезненный удар для всех истинных сторонников декларируемой правительством
Ельцина политики, направленной на расширение и углубление проходящих в
России реформ..."
Но глубже всех копнули газетчики из "Гамбургского обозревателя"
("Гамбургер беобахтер"). Их репортаж не был насыщен анализом ситуации в
России и деятельности Аркадия Назарова, но им каким-то образом удалось
узнать о посещении Назаровым и его сыном собора святого Михаила, они нашли,
расшифровали и перевели на немецкий язык техническую запись слов,
произнесенных Аркадием Назаровым с епископской кафедры. Газета полностью
привела в репортаже эти слова, а сам репортаж снабдила аршинной "шапкой":
Четыре дня поиски тела Аркадия Назарова велись в русле Нордер-Эльбы,
затем были перенесены в устье самой Эльбы. Десятки катеров береговой охраны
днем и ночью тщетно бороздили акваторию устья и прилегающего к ней участка
Северного моря в надежде обнаружить вынесенный сюда течением труп Назарова.
На десятый день поисковые работы были прекращены.
Тело аспиранта Гарвардского университета Александра Назарова было
перевезено друзьями его отца в Париж и погребено на кладбище
Сен-Жермен-де-Пре.
После официального запроса правительства России копии всех материалов,
собранных гамбургской криминальной полицией в ходе расследования
обстоятельств взрыва яхты "Анна", были переданы Москве.
Глава вторая
ПАСТУХОВ И ДРУГИЕ
И когда этот кривоногий ублюдок в полевой форме с погонами
генерал-майора Российской армии нехотя так, с ленцой поднял свой пистолет
Макарова и я понял, что он сейчас, без шуток, выстрелит прямо мне в голову
-- вот и палец уже шевельнулся на спусковом крючке, -- я скоренько откатился
в сторону, на ходу подхватил брошенный Тимохой "калаш" и, как был, лежа на
спине, высадил в эту зеленую гниду полмагазина. Его "макаров" с визгом, как
осколок мины, улетел куда-то к чертям собачьим, а на серой от времени
дощатой двери в овечий загон, против которой он стоял, нарисовался его
силуэт -- свежими выщербинами белого дерева, обнаженного пулями из-под слоя
гнили и грязи.
Аккуратный такой силуэт, мне даже самому понравился, четкий, почти
сплошной линией. Только очертания головы были немного несимметричны --
все-таки левое ухо я ему отстрелил, не все, конечно, чуть-чуть. На память о
нашей встрече на гребне над ущельем Ак-Су, квадрат 17-25, Республика
Ичкерия. Очень поманивало и яйца отстрелить. Но подумал: черт с ним, мужик
не старый еще, пусть себе живет и радуется жизни, пока из всех мужских
удовольствий у него не останется только удовольствие бриться.
Ребята между тем тоже времени не теряли. При первых моих выстрелах они
запрыгали на каменистом плато, как клоуны в цирке, похватали автоматы, и не
успел я долюбоваться силуэтом этого генерал-ублюдка, как четыре амбала,
прибывшие вместе с ним в открытом "лендровере" и ни с того ни с сего, без
единого слова объяснения, уложившие нас на землю под дулами своих коротких
десантных "калашниковых" какой-то новой модели, уже сидели у глинобитного
дувала овчарни со скрученными за спиной их же ремнями руками и ошарашенно
вертели головами, не понимая, как же это вышло: только что были в полном
порядке, а и трех секунд не прошло...
А чего тут понимать. Это вам не в бункерах вашей вшивой спецслужбы
штаны просиживать и строчить рапорты о своих героических подвигах. Лучше бы
просто сидели. А то стоит выйти на задание, спланированное по их
разведданным, так обязательно в какое-нибудь дерьмо вляпаешься.
Суки.
Ладно. У меня накопилось несколько вопросов к этому бравому генералу по
фамилии Жеребцов, я только ждал, когда он слегка очухается. Он стоял,
прислонясь к своему силуэту, скорчившись в три погибели: правую руку,
отсушенную после того, как я выбил из нее "макарова", сжимал между ляжками,
а левой держался за ухо -- между пальцами сочилась кровь. Наконец вроде бы
начал соображать, на каком он свете. Я уже хотел задать ему первый вопрос,
но в этот момент ко мне обратился Артист. Вообще-то он был старший лейтенант
Семен Злотников, но все называли его Артистом. Он ушел со второго или
третьего курса ГИТИСа, каким-то боком оказался в училище ВДВ, дело у него
неожиданно пошло -- да так, что через полгода после училища он уже получил
старшего лейтенанта и оказался в моей команде. И вопросов у меня к нему не
было: очень грамотно работал. Главное: нутром совпал с нашим делом. А это
нечасто бывает. Другой, бывает, вроде и тренированный малый, во всех делах
натасканный, растяжка, как у Брюса Ли, из двух автоматов на бегу сажает пуля
в пулю, чего еще? А нутром не совпадает. Я таких к себе никогда не беру.
Раза два прокололся, чутьем угадываю. Такого взять -- себе дороже. В
операции либо сам подставится, либо еще хуже -- других подставит.
Артист не такой был. Не знаю, получился бы из него второй
Смоктуновский, но спецназовец получился. Впрочем, артист, наверное, из него
тоже был бы неплохой, если бы он доучился. Верно говорят: если человек
талантливый, то он во всем талантливый. Единственное, что меня в нем
раздражало, -- это его привычка к уставному обращению. Кайф какой-то он
через это пижонство ловил. Как гусары раньше звенели шпорами. Или как
морская пехота выпендривается со своими кортиками.
Вот и теперь Артист повернулся ко мне и сказал:
-- Товарищ капитан!
-- Ну? -- отозвался я.
-- Товарищ капитан, там...
-- Ложись! -- рявкнул Боцман, он же старший лейтенант Дмитрий Хохлов.
Вот он-то как раз пришел к нам из морской пехоты -- потому и Боцман, хотя на
самом деле боцманом никогда не был.
Ну, о таких вещах нас два раза просить не надо. Мы с Артистом
одновременно плюхнулись в сухое овечье дерьмо, а сам Боцман блохой стебанул
в сторону, дав на лету короткую очередь поверх глинобитного дувала. И еще с
земли я увидел, как на дувале повис какой-то борец за независимость
доблестной Ичкерии, а из его рук вывалилась американская скорострельная
"М-16". Где они, подлюки, берут такие винтовки?
Я встал и отряхнул со своего добела выгоревшего хабэ остатки овечьей
жизнедеятельности.
-- Ну? -- спросил я Артиста. -- Что ты хотел мне сказать?
-- Да это и хотел. Мне показалось, что там мелькнул кто-то.
-- Артист, твою мать! Какое счастье, что я не гвардии
генерал-полковник!
-- Почему? -- задал он идиотский вопрос.
-- Потому! Пока ты выговаривал бы мое звание, этот "дух" из всех нас
мозги бы вышиб!
-- Виноват, товарищ капитан.
-- Отставить! -- заорал я. -- Пастух! Понял? Пастух. Повтори!
-- Как-то неудобно.
-- Ничего неудобного! Фамилия у меня Пастухов. Дед был пастухом. И
отец. И я сам после школы коров пас. И еще, может быть, придется.
Надо же, как в воду глядел!
-- И как раз очень удобно. Потому что Пастух произносится в три раза
быстрей, чем "товарищ капитан". На секунду как минимум. А за секунду знаешь,
что может случиться?
-- Все, -- согласился Артист. -- Больше не повторится... Пастух.
-- Так-то лучше, -- одобрил я и обратился, наконец, к генералу: --
Товарищ генерал-майор, не будете ли вы любезны объяснить нам, что
происходит?
Он уже пришел в себя и начал раздуваться, как жаба.
-- Вы пойдете под трибунал! Вы не выполнили боевой приказ!
Я возразил:
-- Мы получили приказ уничтожить бандформирование, обнаруженное вашей
службой в ущелье Ак-Су. Там вон! -- кивнул я за его спину, где за гребнем,
далеко внизу, по дну ущелья протекал жидкий ручеек под названием Ак-Су,
который, как говорили, во время таяния снегов превращается в ревущий поток.
Но время таяния уже прошло. -- Мы это сделали. Два боевика убиты, остальные
восемь обезоружены и связаны. Лежат там сейчас рядком.
-- Вам было приказано уничтожить бандитов, а не связывать их! Для этого
вам был выделен БТР, миномет и гранатометы!
-- Кроме десяти чеченских боевиков, там оказались и восемь наших. Их
захватили боевики, обезоружили и тоже связали. Мы не могли в этих условиях
использовать миномет и гранаты.
-- Какие наши?! -- загремел он. -- Там нет никаких наших!
-- Это по-вашему, -- сказал я. -- А они есть. Капитан медицинской
службы и с ним еще семь человек. В нашей форме, только без знаков различия.
И все без документов.
-- Дурак ты, капитан! Это не наши, а боевики, переодетые в нашу форму!
Я все еще старался разговаривать вежливо, хотя это становилось все
труднее.
-- Прошу прощения, генерал. Академию Генштаба я, конечно, не кончал, но
отличить чеченца от русского все же могу. Все эти восемь -- русские. И даже
если они работали на чеченцев, зачем боевикам нападать на них и
обезоруживать? Я по рации доложил обстановку и попросил срочно прислать
транспорт и солдат, чтобы вывезти всех в наше расположение. Вместо этого
являетесь вы со своими мордоворотами и без всяких объяснений укладываете нас
в овечье дерьмо. Да еще целите из своей пукалки мне в голову. Это что, нынче
такие шутки у вас в ходу?
-- Отставить разговоры! -- прикрикнул он. -- Я даю вам последний шанс
избежать трибунала. Немедленно выполняйте приказ!
Тут уж я не выдержал:
-- Но там же наши! За этот приказ ты пойдешь под трибунал, а не я!
-- Капитан Пастухов! Вы обращаетесь к старшему по званию!
-- Да шел бы ты знаешь куда? -- вежливо сказал я ему.
-- Ладно, -- кивнул он. -- Мы сами выполним этот приказ. Прикажите
освободить моих людей и вернуть им оружие!
-- Ага, разбежался!
По моему знаку Артист собрал их модернизированные "калаши" и отволок к
БТР, а Муха (лейтенант Олег Мухин, я нашел его в ставропольской бригаде
совершенно случайно и сумел всеми правдами и неправдами перетащить к себе)
развязал наших непрошеных гостей и кинул их ремни им на колени.
-- А теперь, генерал, берите азимут сто семь и дуйте вдоль Ак-Су, имея
солнце в правом глазу. Через тридцать два километра -- наш блок-пост. И
постарайтесь не нарваться на "духов" , мне почему-то кажется, что ничего
хорошего вам эта встреча не принесет.
Генерал подождал, пока его орлы заправят ремни и подтянут штаны, и
решительно направился к "лендроверу". Но возле него, лениво прислонясь
спиной к борту, уже стоял Трубач, старший лейтенант Коля Ухов, и поигрывал
американским револьвером кольт-коммандер 44-го калибра, который казался
детским пугачом в его огромной лапище. Этот кольт он добыл в одной из
операций, когда мы вызволяли в Грозном двух американских журналистов,
захваченных дудаевцами (Дудаев был тогда еще жив). Журналистов охраняли
чеченцы вместе с турками и иранцами. У одного из них и был этот кольт. Коля
как вцепился в него, так и не расставался -- даже ночью совал под подушку.
Боялся -- уведут. И пытались. По-всякому. То начальство приказывало сдать
трофейное оружие, то свои пробовали выменять или даже купить. Уж больно
хороша была игрушка. Начальству Коля заявил, что кольт он положит на стол
вместе с рапортом об увольнении (он был контрактником), а всем показал
огромную дулю. Когда кто-то притащил в офицерский клуб видеокассету с
фильмом "Грязный Гарри", где Клинт Иствуд играет крутого копа с такой же
устрашающей пушкой, Колю даже начали называть Грязным Гарри. Но прозвище не
привилось, так и остался он Трубачом. А потому Трубачом, что когда-то
закончил музыкальное училище по классу духовых, играл на всем, во что нужно
дуть. И хотя больше всего любил саксофон, Трубач -- это было проще. И
короче. Так и прилипло.
Так вот, он стоял у "лендровера" и вертел на указательном пальце правой
руки любимую свою игрушку, а сам вроде бы даже любовался высокими перистыми
облаками и низко над землей пролетающими стрижами. К непогоде примета. Но
облака были красивые, белоснежные и прозрачные. Как фата невесты.
Генерал остановился перед ним и приказал:
-- Прочь с дороги!
Трубач даже глаз от облаков не оторвал, только кольт в его руке замер,
как впаянный в ладонь, и сухо щелкнул взведенный курок.
Очень убедительно прозвучало. Генерал даже растерялся и оглянулся на
меня.
-- Да, именно так, -- подтвердил я. -- Ваш "лендровер" может нам
пригодиться. А вам придется топать пехом. Это полезно, жирок растрясете.
-- Но если нас захватят...
-- Мы вас освободим.
-- Но если убьют...
-- Мы похороним вас со всеми почестями.
Он, видно, понял, что спорить со мной бесполезно, кивнул своим и
зашагал по азимуту 107, имея солнце в правом глазу. Когда они отошли метров
на десять, я окликнул его:
-- Генерал! А свой портрет не хотите захватить? -- Стволом "калаша" я
показал на калитку овчарни. -- Хороший, по-моему, портрет. И выполнен в
нетрадиционной манере. Может, вас смущает, что он без подписи? Так это мы
сейчас исправим.
Двумя короткими очередями я нарисовал в нижнем правом углу калитки свои
инициалы: "С" и "П" (Сергей Пастухов). Немного подумал и после каждого
инициала поставил по точке. Калибром 7,62.
-- Вот и авторская подпись на месте. Повесите у себя в кабинете или в
гостиной на даче. Будете сами любоваться и рассказывать внукам о своих
геройских делах. А?
Но он, похоже, не одобрял авангардистов. Предпочитал, видно,
классическую манеру живописи. Поэтому молча повернулся и зашагал со своими
кадрами в заданном направлении.
-- Не ценится в наше время искусство, -- с сожалением констатировал я.
Ладно. Теперь нужно было разобраться с нашими пленниками. Что-то с ними
было не то. Иначе с чего бы этому генералу-ублюдку так беситься?
-- Артист, Боцман, Муха -- остаетесь здесь, -- приказал я. Красная
ракета -- сигнал тревоги. Отбой -- зеленая. Остальные за мной!
Мы начали ссыпаться по крутому каменистому откосу на дно ущелья. Ловчее
всех получалось у Тимохи. Он был верткий, как обезьяна, прыгал кузнечиком с
одного каменного выступа на другой. Ничего удивительного -- каскадер. На
"Мосфильме" когда-то работал. Лейтенант Тимофей Варпаховский. Тимоха в нашей
команде был единственным, к кому никакое прозвище не приклеилось. "Каскадер"
-- слишком длинно. А как еще? Так и осталось: Тимоха.
Трубач спускался по крутому откосу, как молодой слон. Не опасался,
видно, что к месту назначения прибудет с голой задницей. Мне как-то жалко
было свои заслуженные штаны, я старался цепляться за кустики. Хуже всего
дело шло у Дока. Неудивительно -- ему было уже тридцать пять. Не вечер, но
мышцы все же не те. Не совсем те. Док был, как и я, капитаном. Прозвище его
к нему пристало по делу. Он в самом деле был врачом, хирургом, закончил
Военно-медицинскую академию, с самого начала чеченской кампании работал в
полевом госпитале. Однажды их обложили дудаевцы. Док, как рассказывали,
вынул пулю из плеча какого-то бедолаги, велел ассистентке наложить швы, а
сам, как был, в зеленом халате и в зеленой хирургической шапочке, не снимая
с рук резиновых перчаток, взял из-под операционного стола свой "калашников"
и за двадцать минут свел численный перевес нападавших до минимума. Причем
укрыться там было практически негде -- три палатки да две санитарные машины.
Темноту, правда, он задействовал очень грамотно.
Когда мы подоспели на выручку, делать там было уже нечего. Я прямо
обалдел, когда утром проанализировал ситуацию. И главное -- ничему он
специально не учился, ни на что такое его никто не натаскивал. Нутро было
соответствующее. И тут я понял, что наша команда без него существовать
просто не может. Да и врач в такой группе, как наша, а тем более хирург, --
человек далеко не лишний. Я предложил ему перейти к нам. К моему удивлению,
Док легко согласился -- видно, и сам чувствовал, что не хирургом родился. И
с тех пор не пропустил ни одной нашей операции. И как заговоренный -- без
единой царапины. Мы, правда, его подстраховывали, но и сам он работал очень
даже грамотно и быстро набирал хватку.
Возраст, конечно, был не тот, чтобы из него получился такой скорохват,
как Боцман или Трубач. Зато у него было еще одно качество, которое
по-настоящему я оценил лишь позже. Он был не просто добродушным человеком,
но еще и как бы умиротворяющим. В его присутствии на корню засыхали мелкие
стычки, готовые вспыхнуть между нашими же ребятами, -- а это бывает, когда
люди подолгу на нервном пределе. Он любил нас, как младших братьев, а мы
любили его. Такой вот он был, наш Док -- капитан медицинской службы Иван
Перегудов.
Когда мы спустились наконец на дно ущелья, все там оставалось таким же,
как час назад, когда, заметив приближающийся "лендровер", нас вызвал красной
ракетой оставленный наверху, на стреме, Артист. Рядком лежали спеленутые
боевики, поодаль -- наши, все восемь, тоже связанные. Два трупа мы оттащили
в сторону и прикрыли каким-то рваньем.
Наших мы не то чтобы не успели развязать, на это времени хватило бы, но
что-то помешало мне это сделать сразу. Не знаю что. Понятия не имею.
Внутренний голос. А своему внутреннему голосу я привык доверять.
Трубач встал в сторонке со своим кольтом и "калашниковым" на плече --
страховал. Тимоха -- с другой стороны. Док принялся осматривать вещи наших
-- какие-то сумки, вроде спортивных, коробки с ручками -- как автомобильные