Лифанов Сергей. Приют изгоев

   Вот я говорил с одним из офицеров Королевской Охоты. Блестящие рекомендации! Чуть ли не единственный, кто вернулся по амнистии… А вы знаете, моя княжна, что их осталось едва ли две дюжины! Это из трех сотен!.. Я пытался отписать практически каждому, с просьбой вернуться в Столицу и продолжить службу Трону. И вот… Передо мной сидел тупой солдафон, который, казалось, не понимал ни слова из того, что я ему говорю!.. А ведь я готов был дать Охоте такие права, которых они не имели при покойном Императоре! Я не заставлял их приносить мне присягу. Я хотел, чтобы они находились на страже, пока не восстановится Династия! Я знал, что этого мои родственники не допустят, но я надеялся пробить этот проект через сенат!.. Но, проклятие, этот офицер тупо пожирал меня глазами, бодал воздух и при каждом моем слове щелкал каблуками. Он не собирался меня понимать!
   — Вы заслужили этого! — резко сказала Эйли. Она вскочила с кресла, отошла к стене подальше от света; так легче было произнести то, что она наконец решилась сказать. Голос ее стал тверд и-звонок: — Даже если бы я была той важной фигурой, которой вы меня считали, наш брак был бы все равно невозможен. Вы не можете не быть одиноки, потому что не вас предали все, а вы сами предали всех. Даже если бы я захотела, брак между нами был бы невозможен. Потому что ради вас убит Император, мой отец. И вы убили моего брата…
   — Послушайте, княжна! Вы ничего не поняли… — Князь встал, выпрямившись.
   — Не приближайтесь! — Эйли отступила от стены и задела юбками столик. В голове молнией мелькнула неожиданная мысль — Эйли попробовала отогнать ее, но рука, опережая и боясь, что разум помешает чувству, уже медленно открывала ящик и самостоятельно шарила внутри.
   — Моя княжна, поверьте, я, как и вы, во всей этой трагической суматохе с переворотом виноват менее всего…
   — Перестаньте! — с мукой в голосе воскликнула Эйли. Рука наконец нашла то, что искала. Эйли судорожно выдохнула — пусть будет как будет! — и выдернула из ящика аркебузет.
   Курок оружия был взведен, и Эйли выстрелила не целясь.
   Князь отшатнулся, едва увидел аркебузет, и пуля не задела его.
   Эйли, оглушенная грохотом выстрела и собственным поступком, все еще стояла, высоко держа оружие.
   В комнате клубился едкий пороховой дым, и Эйли оглушительно чихнула.
   С каменным лицом князь шагнул к Эйли и забрал аркебузет из ее руки.
   В гостиную ворвалась перепуганная Гомейза, из-за ее спины выглядывали боязливые и жадные от любопытства лица служанок.
   Князь обернулся и рявкнул:
   — Вон!
   Гомейза вытолкала девушек и, быстро кланяясь, исчезла сама; дверь плотно затворилась.
   Князь сильной рукой взял Эйли за запястье, подвел к креслу и усадил. Она была покорна и тиха. Первым делом князь нараспашку открыл окно. Потом подошел к столу, налил из графина в высокий стакан лимонада и подал девушке. Эйли не сразу поняла, чуть отстранилась, но князь настоял и заставил ее выпить несколько глотков.
   За его спиной опять открылась дверь.
   — Я же сказал… — грозно начал он, оборачиваясь. И замолчал. В комнату рвался юный граф Заниах; верная Гомейза сдерживала его, но тщетно.
   — Оставьте его! — приказал князь. — Пусть войдет.
   Гомейза тут же отпустила мальчика, и он вбежал в комнату. Дверь тихо закрылась.
   — Здесь стреляли, — дрожащим от волнения голосом произнес он, указывая на лежащий на столе аркебузет. Князь чуть покачал головой.
   — Тебе не следовало приходить сюда, мой мальчик.
   — Мне нужно было поговорить с княжной Сухейль Делено! — сказал Заниах.
   — Ты выбрал неудачное время, — продолжал настаивать князь.
   — Она стреляла в вас, — сказал Заниах. — Вы отправите княжну в крепость?
   — Никто ни в кого не стрелял, — спокойно ответил князь.
   — Княжна ваш враг? — не мог успокоиться мальчик. Князь обреченно вздохнул:
   — Она думает, что я ей враг.
   Мальчик подошел к Эйли и внимательно посмотрел на нее, потом смело обернулся к князю:
   — Тогда я, видимо, тоже должен думать, что вы мой враг.
   — Та-ак… — протянул князь и сел в свое кресло. — А почему вы-то, мой мальчик?
   Заниах взял в свои руки безвольную ладонь княжны.
   — Ведь это же тетя Зукки! — воскликнул он.
   — Что?! — Князь привстал и снова опустился в кресло. Эйли смотрела на мальчика непонимающим взглядом.
   — Я тебя узнал вот по этому. — Мальчик протянул руку и тронул украшение, которое Эйли носила как медальон — единственную оставшуюся у нее киммериевую серьгу с хрустальной линзой. — У меня есть такая же. — Он сунул руку в карман и вынул оттуда родную сестру этой серьги.
   Эйли смотрела на пару и ничего не понимала.
   Князь, кажется, начал понимать, но еще не мог себе поверить.
   — Тетя Зукки! — проговорил он со странным выражением лица. — О Боги! Тетя Зукки!..
   Мальчик, которому Князь-Сенешаль дал титул графа Заниаха, был найден потерявшимся в восточных предгорьях. Его принесла на себе Адда, любимая охотничья собака Князя-Сенешаля. Трехлетний мальчик бесстрашно ехал верхом на грозном грифоне, весело молотя пятками мощные бока, крепко вцепившись в серебристую гриву, и при этом весело смеялся — уже одно это доказывало благородное происхождение ребенка: дети простонародья были давно и прочно запуганы мамашами, которые считали огромных бычьих грифонов людоедами. Когда малыша, одетого в какое-то рванье, начали расспрашивать, он, как и можно было ожидать, отвечал очень непонятно; от него узнали только то, что папа у него очень высокий и сильный, у него есть сабля и он убивает ей врагов; мама тоже высокая, и у нее много платьев. Есть еще тетя Зукки, с которой они ехали домой к тете. На вопрос, сколько лет тете Зукки, мальчик ответил уверенно — сорок. Его переспросили, и мальчик уточнил, что она старая.
   В недавних смутных событиях Империи могло произойти и не такое, чтобы мальчик благородного происхождения оказался в обносках посреди чистого поля. Поэтому Князь-Сенешаль попытался на основе этих скудных сведений разыскать жен-щину, которую малыш называл тетей Зукки, чтобы вернуть мальчика и помочь оказавшейся в трудном положении благородной семье, но никаких следов найти не удалось. Не дали результатов и попытки найти его родителей через данные в газетах объявления.
   Пока шли поиски, мальчик жил в покоях князя в императорском дворце, и князь настолько привык к мальчику, что вместо того, чтобы, как предполагал поначалу, подыскать для него приемных родителей, решил, что он и сам вполне сможет обеспечить для мальчика достойное дворянина воспитание. И вот вдруг оказывается, что тетя Зукки — это княжна Сухейль Делено, которой в год переворота никак не могло быть сорок лет. А высокий и сильный папа с саблей, таким образом, превратился в худощавого среднего роста Императора, который держал в руках оружие разве только на охоте и во время пышных дворцовых церемониалов.
   Эйли наконец поняла, что происходит. Ахнув, она схватила мальчика за плечи и крепко прижала к себе. Потом, вся в слезах, начала снимать с него камзольчик, задрала рубашку, сверяясь с родимыми пятнами на спине мальчика…
   — Бедный мой! Бедный попрыгунчик, — всхлипнула она.
   — Это Наследник, — бесцветным голосим проговорил Князь-Сенешаль.
   Эйли с отчаянием обернулась к нему. Ей вдруг стало страшно. Мальчик выбрал самый неудачный момент, чтобы объявиться — сейчас, когда его тайну знали только двое, князю ничего не стоило избавиться от Наследника, а ее отправить на плаху, как убийцу и заговорщицу.
   Она еще крепче прижала к себе ничего не понимающего мальчика.
   За дверями вновь послышался какой-то шум.
   Князь-Сенешаль резко встал и шагнул к ним.
   Дверь распахнулась, и на пороге гостиной замерли несколько фигур.
   Эйли сначала решила, что это стража, вызванная прислугой, однако люди были не в мундирах, а в штатском.
   Эйли беспомощно повела взглядом по их лицам, узнавая одних и удивляясь, откуда они все здесь, и не узнавая других.
   Один из ворвавшихся бесцеремонно проскочил в центр комнаты и остановился, грозно положив ладонь на эфес короткой шпаги; он настороженно переводил взгляд с Князя-Сенешаля на Эйли и обратно.
   Князь-Сенешаль, однако, казалось, не замечал угрозы. Он смотрел на другого человека. Этим человеком был князь Сабик.
   — Менкар! — почти счастливо воскликнула Эйли. — Менкар, пожалуйста, сделай что-нибудь!

ЭПИЛОГ
И ВСЕ, ВСЕ, ВСЕ…

   — Скандал! — прошипела княгиня Морайя. Ее сын повел плечами.
   — Это не лезет ни в какие ворота! И я еще хотела, чтобы ты женился на этой рыбоедке! — Княгиня кипела от негодования. — У этого сброда нет никакого понятия о чести. Дочь Императора, дочь княгини, пусть и тапасской, девица, знатней которой в Империи трудно кого-то найти — и что же? — выбирает себе в мужья отставного поручика-краевика, дед которого землю пахал! А ее мамаша, вместо того чтобы навести порядок, дочку под надежный замок посадить, а женишка незваного запороть до полусмерти, чтобы неповадно было знатных девиц соблазнять… Так нет же! Матушка-княгиня присылает благословение! И богатые подарки будущему зятю!.. Нувориш! Альфонс!.. Спрашивается, как после этого можно уважать рыбоедов? И я еще хотела, чтобы эта безнравственная девчонка стала моей невесткой!
   — Видела бы ты, какие счастливые глаза у нее были, когда она увидела своего поручика, — заметил князь Сегин, внутренне усмехаясь.
   — Я же говорю — вертихвостка!..
   Князь Сегин сделал лицо, отложил в сторону газету, которую все это время просматривал, а точнее — за которой прятал улыбающиеся глаза, и поглядел на часы.
   — Вас ожидает куафер, матушка, — напомнил он. — Как бы вам не пришлось показаться на коронации без ваших шиньонов и в домашнем халате…
   — Ноги моей не будет на коронации! — запальчиво сказала княгиня.
   — Ну, мне-то, во всяком случае, уже пора, — проговорил князь, поцеловал матушке руку и удалился, помахивая тростью.
   Что бы там сгоряча ни обещала госпожа Морайя, на коронации она появилась в первых рядах среди имперских аристократов. Шиньонов в ее прическе было не меньше, чем обычно, платье поражало роскошью, сверкающие драгоценности стоили не меньше, чем коронационные регалии, а на лице ее была приветливая улыбка, которой княгиня одаряла всех без разбору, лишь бы показать, что она довольна жизнью и всем происходящим. Она улыбнулась даже приближенным князя Сабика, и в том числе Менкару, который неожиданно для себя стал графом после того, как посватался к княжне Сухейль: княжне как-то неприлично выходить замуж меньше чем за графа.
   Князь Сегин и князь Сабик стояли на возвышении в церемониальных одеждах со старинными мечами в руках наголо, охраняли коронационные реликвии, разложенные на покрытом златотканой скатертью аналое. Лица у обоих были совершенно непроницаемые.
   В зале шептались. Происходящее обещало стать весьма интересным. Князь-Сенешаль фактически передавал свою власть малолетнему Императору, принимая на себя вместо этого обязанности регента, причем собирался разделить их с князем Сабиком. Говорили еще, что в Столицу прибыл для переговоров князь Тевир из товьярских Тевиров, и речь на них пойдет о придании Северному краю того же статуса формальной автономии, что сейчас существует у Таласа. Совсем уж шепотом говорили, что этот самый князь Тевир и есть колдун Абраксас, который несколько лет назад произвел смуту в Империи и своими действиями вызвал политический переворот.
   Запели трубы, возвещая появление Наследника…
 
   1998 г., 2000-2002 г.
   Нижний Новгород — Гомель — Нижний Новгород