На вершине агрегата теперь уже пустая сеть медленно разворачивалась. Внешники сделали разрез в ней на три четверти, когда астероид освободился. Теперь эта сеть тянулась за агрегатом подобно вуали, зацепившейся сверху за кажущийся бесконечным стержень.
Капитан Николсон объявил всем судам и шаттлам, что первый этап успешно завершен и все идет согласно расписанию.
Теперь шаттлы должны были поместить у каждой из пяти поперечных пластин вдоль агрегата по бригаде из двух внешников, которые станут освобождать стержень Альфа. Пиндара с Широй разместили на агрегате в 420 километрах от пластины, и те начали прорезаться сквозь Альфу, чтобы отделить ее от остальных 260 километров. На верхней пластине Том Сколари вместе со своими людьми вернулись к работе, стараясь побыстрее завершить разрезы. Когда они закончат работу, стержень Альфа, соединительная пластина и сеть окажутся отделены от всего агрегата.
Драммонд со своей командой пристально наблюдали за всеми этими действиями. В это мгновение их главной заботой было обеспечить одновременное отъединение стержня во всех местах. Если этого не получится, если один конец Альфы начнет дрейфовать, пока другая часть все еще будет связана с агрегатом, то стержень может сломаться.
С шаттла Сколари видели приближение Майлза и Филиппа Зосимова, чье изображение несколько секунд мерцало на экране Драммонда, когда отделялся астероид.
– Мы можем подойти ближе, чтобы взглянуть? – спросил Зосимов.
– Подождите. Еще несколько минут, – ответил Драммонд «Звезде» по открытой связи. Марсель, стараясь контролировать выражение лица, посмотрел на него в ответ.
– В точности по расписанию, – сказал Драммонд. – Приготовьтесь к выходу.
Людям Сколари на пластине оставалось три минуты, чтобы закончить надрезы. Они прекратили работу, дожидаясь сигнала от Драммонда. Аналогичное случилось по всему агрегату: все пять бригад на поперечных пластинах, одна за другой, а также Пиндар и Джейн на дальнем конце Альфы достигли состояния трехминутной готовности и доложили об этом Драммонду, который следил за происходящим по своему хронометру.
Когда перекличка закончилась, он велел им ждать сигнала. И сообщил о происходящем Марселю. Тот ответил: «Продолжайте».
– Леди и джентльмены, – обратился Драммонд к команде внешников, – режьте!
* * *
Марсель с Николсоном на капитанском мостике «Звезды» слушали доклады, поступающие к Драммонду.
Точка Два отъединена.
Противоположный конец освобожден.
Точки Один и Пять.
Точка Три.
Драммонд запросил Четвертую.
– Минуточку, Джон. – И затем: – Да.
* * *
Для тех, кто работал на агрегате не возле астероида, в ходе операции имелось два опасных момента. Первый – когда астероид освобождался. Вторая – когда прорезается пятнадцатый стержень и агрегат разделяется.
Сколари надеялся, что процесс будет постепенным. Внешники прорезали большинство стержней и трудились над тремя оставшимися, когда стержни начали сами спокойно отваливаться один за другим, а Альфа стала уплывать в сторону, утаскивая за собой пластину и растянувшуюся на километр сеть.
В результате потери массы агрегат тряхнуло. И все закончилось.
– Пластина свободна, – сообщил Драммонд Марселю.
* * *
– Никто не пострадал? – спросила Джанет.
Сколари осмотрелся.
– Все здесь, – ответил он.
– Превосходно, – проговорила она. – Отличная работа.
Том посмотрел вниз, вдоль агрегата. Здравый смысл подсказывал ему, что прочие пятнадцать стержней, отделившись от пластины, уплывут в сторону или станут дрейфовать вместе. Ну, или что-нибудь в этом роде. Казалось невозможным, что эти трубы способны сохранить безукоризненный ряд – но они сделали это. Он понимал, что на агрегате остались другие поперечные пластины. Но самая ближняя находилась в восьмидесяти километрах. Однако стержни оставались параллельными.
Сколари все еще сжимал резак. Потом убрал его в жилет. Голос в наушниках произнес:
– Сюда идет наше такси, Том.
Это оказался шаттл Академии, который доставил их на агрегат двумя часами раньше. Он замер рядом, и пилот предупредил их, чтобы они поторапливались. Открылся шлюз, все забрались в него, подождали, пока он наполнился воздухом, потом вошли в шаттл и поздравили друг друга.
Клео лучезарно улыбалась.
– Бывает, в нас скрывается неведомый талант, – заметила она.
* * *
Марсель незаметно сделал знак Николсону. Тот нажал на кнопку. Голос Лори сообщил:
– Активируется фаза два.
Стержень Альфа, отделенный от самого агрегата, теперь имел процентов тридцать прежней длины. Лори, управляющий ИИ, дожидалась поступления данных от огромного комплекса сенсоров.
С удовлетворением отметив, что все в порядке и настала пора начать обратный отсчет, Лори врубила вспомогательные маневренные реактивные двигатели на «Цвике» и «Уайлдсайде», чтобы увести Альфу от агрегата. Стараясь при этом ни на что не наткнуться, Лори начала долгий разворот, который направит сеть и пластину вниз, в сторону Туманного моря, над которым, как все надеялись, через двадцать часов должна произойти встреча с посадочным модулем Хатч.
Лори продолжала мониторинг, не тщательный, но вполне приемлемый, и, когда они остаточно отдалились, врубила главные двигатели на «Уайлдсайде», а спустя пять минут – на «Цвике». Стержень начал разворачиваться, чтобы оказаться направленным так, как надо.
Примерно через шестнадцать минут после запуска двигателей «Уайлдсайда» Лори выключила их, а через несколько минут сделала то же самое с двигателями «Цвика».
Теперь наступила очередь долгого скольжения, которое завершится самым напряженным этапом операции – собственно погружением части стержня в атмосферу.
Внешники «Уайлдсайда» и «Цвика» спешно вернулись наружу и отъединили корабли от стержня. Они не стали тратить время на возвращение на корабли и просто привязали себя к корпусу. Когда добровольцы доложили, что они в безопасности, Лори осторожно изменила положение кораблей по отношению к стержню, повернув их в обратную сторону. Когда это было сделано, внешники опять занялись сваркой.
Тем временем два других судна, «Вечерняя звезда» и «Венди», прижались к стержню сверху в намеченных позициях. Бóльшая часть людей Джанет высыпала из воздушных шлюзов и приварила Альфу к кораблям.
Джанет наблюдала за этой сложной операцией, и особенно за тем, как все происходило на «Венди». Одной из добровольцев, исследовательнице из числа ученых, в невесомости стало плохо, и ее стошнило съеденным обедом. Силовое поле не предусматривало такого рода событий. Оно выгнулось и освободило место, но несчастная едва не захлебнулась собственной рвотой. В панике женщина лишилась контакта с корпусом и улетела в сторону от корабля.
На ее место спешно встал дублер, а шаттл отправили в спасательную операцию. Замена была произведена так, что от графика почти не отклонились.
Это была очень сложная часть операции, поскольку все требовалось выполнить в определенный срок, менее чем за два часа, иначе спасатели упускали нужный момент. Когда они закончили, никто не пострадал, и все, включая женщину с обедом, спустя одиннадцать минут вернулись в свои корабли. Все четыре судна выстроились в ряд по всей длине стержня.
По сигналу Лори четыре сверхсветовых врубили главные двигатели и мягко потащили Альфу вперед, начав долгий путь к Туманному морю.
* * *
Наземной группе попалось несколько мест, где пол был покороблен или осел потолок. Кое-где в маленьких комнатках в скоплении каких-то обломков люди обнаруживали фрагменты волокнистых материалов. По-видимому, одежду, но очень маленькую.
Они взяли образцы, продолжая фиксировать места находок и делать довольно подробные записи.
Поступил вызов от Кэньона.
– Хатч, – проговорил он. – Мне бы очень хотелось сделать репортаж прямо с ковша. Если вы не против.
Путники уже участвовали в его репортажах, и он надеялся, что Хатч не станет возражать, тем более, что для Земли это будет сюжет экстракласса. Каждому будет интересно увидеть и услышать ее реакцию на происходящее.
– Отстаньте, Август. Я не могу постоянно позировать вам, демонстрируя на разном фоне свой жилет.
– И не надо. Просто несколько чисто спонтанных эпизодов. Это было бы прекрасно! Мы будем не в прямом эфире и сможем реконструировать, если пропустим что-то важное. Не стоит волноваться: мы сможем отредактировать материал, выкинуть все неудачные моменты – в общем, всё, что вы захотите. Я постараюсь сделать величайший репортаж. И буду очень вам обязан.
– Вы мало чего увидите. Тут такой туман!
– Знаю. Нам нравится туман. Это создает атмосферу. – И он засмеялся собственной шутке.
«Академии это понравится. Романтическая история о приключениях археологов». Хатч посмотрела на Найтингейла. Тот кивнул. Дескать, ничего страшного.
– Ну хорошо, – согласилась она. – Время от времени я стану комментировать то, что сама посчитаю нужным. А вы воздержитесь от вопросов. Оставьте меня в покое, позвольте делать свою работу, и тогда я попытаюсь с вами сотрудничать.
– Хатч, честное слово, я только хочу взять интервью.
– Я занята, – отрезала она.
– Ну что ж, конечно! Безусловно. Как угодно. Я все хорошо понимаю.
– Перед нами длинный пустой коридор, – сказала она. – Наверное, таким он и оставался последние три тысячи лет.
– Три тысяч лет? Вы действительно считаете, что он такой древний? – спросил он.
– Август, ты неизлечим!
– Извини.
– Ладно, ладно. Я понимаю, что тебе очень сложно заниматься своей работой, когда ты там, а мы здесь.
Он мгновенно сменил тон.
– Знаешь, – произнес он спокойно, – я почти готов сам спуститься к вам. Такой репортаж этого стоит.
– Почти, – с улыбкой повторила она.
– Да. Почти.
Занятно, но ей стало жалко Августа.
* * *
Особое внимание Хатч уделяла надписям. Шесть языков встречались всегда в одном и том же порядке.
Позади того места, где сходились несколько проходов, среди маленьких комнаток и коридоров они обнаружили седьмой алфавит.
– Я видела такое прежде, – проговорила Хатч, глядя на надпись, висящую в конце коридора, где он расходился под прямыми углами. Две группы букв были выгравированы над символами, которые могли обозначать только стрелки. Они наверняка нуждались в туалетах. В ванных. Здесь сувениры, а там мороженое. Багаж от вас слева.
Найтингейл похлопал себя по губе указательным пальцем.
– Я скажу, где мы это видели. На памятнике у судна на воздушной подушке.
В это мгновение где-то наверху раздался щелчок.
Отчетливый и резкий звук повис в воздухе.
Сердце Хатч остановилось. Найтингейл затаил дыхание.
– Животное, – прошептала она.
Они ждали, пытаясь хоть что-то разглядеть сквозь туман.
Двери с обеих сторон коридора были закрыты. Пока Хатч наблюдала, одна из них шевельнулась. Движение было едва различимо, дверь приоткрылась на ширину пальца. И замерла.
Люди подошли ближе. Хатч достала резак. Стояла мертвая тишина. Они не решались произнести ни слова.
Ничего не происходило. Хатч подошла к двери еще ближе.
Та захлопнулась, и Хатч вздрогнула от неожиданности.
Дверь снова открылась.
– Может, нам лучше убраться отсюда? – пробормотал Найтингейл.
– Подождите.
Хатч на цыпочках подкралась и попыталась выглянуть в образовавшееся отверстие, но ничего не увидела. Пустая комната, и все.
Она глубоко вздохнула и слегка нажала на дверь. Та отворилась чуть шире, и Хатч успела осмотреть помещение. Затем дверь снова закрылась.
– Сенсоры? – осведомился Найтингейл.
– По-видимому. И все еще работают.
Она вспомнила, что здание, похоже, оборудовано солнечными батареями.
Дверь была не больше трех метров высотой и сделана из того же пластического материала, который они уже не раз встречали в этом шестиугольнике. И снова на двери не было ни засова, ни ручки. Однако Хатч заметила диагональную полоску, которая вполне могла оказаться датчиком. И еще одну зеленую полоску с едва заметными выцветшими буквами, наверное, указанием, кто занимал офис или какие обязанности исполнял.
Несмотря на свои заверения, Кэньон снова вступил в беседу:
– Хатч, это был острый момент! Что ты чувствовала, когда впервые услышала этот звук?
Ее следующие слова, очевидно, услышал весь мир. Хатч тут же пожалела, что разрешила Августу и его двухмиллиардной аудитории подслушивать. Она бы с удовольствием побеседовала с пресыщенным внешним миром, держась, как следует это делать героине, но без этих проклятых внезапных звуков.
– Испуг, – ответила она.
Дверь снова открылась.
Земля содрогнулась. Затем последовал еще один толчок.
Люди пошли вперед. Дверь продолжила открываться и закрываться, и только этот шорох нарушал полнейшую тишину.
Исследователи взошли на пандус и попали в помещение, разделенное на отсеки. Восемь или девять комнат, некоторые – с низким потолком. На уровне пояса здесь тоже были какие-то знаки. В комнатах стояли маленькие скамейки, а вдоль перегородок шли перильца, примерно на уровне колена. Лесенка, габаритами для сверчков, поднималась на верхнюю площадку.
Несколько помещений имели ряды стульев – это было похоже на то, что они видели в судне на воздушной подушке. В одной комнате была панель с приборами, размещенная на высоте, удобной для местных жителей.
У этого комплекса не было другого выхода, так что пришлось возвращаться вниз по пандусу и обратно в предыдущий зал.
– Полагаю, мы только что побывали в самом ковше, – заметила Хатч.
Если так, то все механизмы, которые могли бы заставить его работать, были тщательно скрыты.
– Наверное, вы правы. – Найтингейл рассматривал крошечные перильца.
– Это была довольно отсталая культура, – сказала Хатч. – Интересно, как тут встретили прибывших ястребов? И как восприняли их уверения, что всем необходимо убираться отсюда?
31
Традиционно принято считать, что разум дарует при эволюции преимущество. А где же доказательства? Мы окружены верующими в духовное исцеление, в астрологию, сны, мечты и наркотики. Неужели мы примем, что эти орды несчастных – потомки разумных предков?
Я готов допустить, что глупость не способствует выживанию. Может быть кто-нибудь в конце концов поймет, что нельзя тыкать тигра палочкой. Однако способность мыслить порождает любопытство, а любопытство никогда не являлось качеством, которое помогало бы человеку внести свои гены в общий генофонд. Правда, наверное, лежит где-то посередине. Как бы там ни было, в основном живет и процветает именно посредственность.
Грегори Макаллистер. Раздумья босоногого журналиста
* * *
Расчетное время до разрушения: 29 часов
* * *
Несколько сотен человек собралось в театральном зале «Звезды», где можно было наблюдать за спасательной операцией на экранах и в то же время выпить с друзьями. Марсель бродил по гигантскому кораблю, стараясь сосредоточиться на событиях. Он направлялся в театральный зал, когда Бикман его позвал. Спустя несколько минут они встретились в небольшом отгороженном отсеке неподалеку от смотровой палубы. Руководитель проекта был мертвенно бледен.
– Что-то не так, Гунни? – осведомился Марсель.
Они остановились напротив большого экрана, показывающего в виде слайдшоу историю создания «Вечерней звезды». Вот как оно началось: Ордвэй Коновер объясняет инженерам, что ему необходим самый лучший сверхсветовой корабль, какой когда-либо был построен. Вот «Звезда» – на орбите Земли и выглядит всего лишь баржей для перевозки угля или чем-то в этом роде. Вот создаются расположенные повсюду электронные инсталляции и бассейн для пассажиров на палубе «Дельта». И наконец знаменитости, явившиеся наблюдать за отправкой корабля в первый рейс. Его первый капитан, Бардетт Холлингер, бородатый, седой и сероглазый казался невероятно компетентным и очень смахивал на всеми горячо любимого дядюшку.
– Знаете, – произнес Бикман, – кое-кто на «Венди» считает, что мы поступаем неправильно.
Это заявление напугало Марселя. Он понял: Бикман намекает, что спасательная операция может полностью провалиться, что упущено нечто очень важное – теперь уже безвозвратно.
– И почему они так считают? – поинтересовался он почти шепотом. – Чего мы недосмотрели?
– Они считают, что мы должны отказаться от этой операции.
Марсель ощутил облегчение, а потом, когда лучше понял смысл слов Бикмана, – недоверие. И наконец ему пришлось подавить в себе нарастающий гнев.
– А как вы считаете?
Бикман ответил не сразу.
– Не знаю, – проговорил он наконец. – Мы никогда больше не сможем наблюдать ничего подобного. Никому из находящихся здесь не суждено увидеть такое когда-либо еще. Мы сейчас узнали о гравитационных воздействиях и внутреннем устройстве планеты намного больше, чем за целый век теоретизирования. Марсель, по правде говоря, истина заключается в том, что мы упускаем бесценную возможность.
– Вы хотите бросить Келли?
– Разумеется, нет.
– Мы не сможем угнаться сразу за двумя зайцами, Гунни.
– Вы спросили, хочу ли я бросить ее. Нет. И вам это прекрасно известно. Но мы с вами оба понимаем, что эта большая палка вряд ли сработает. Слишком многое может пойти не так. Может быть, нам лучше посмотреть правде в глаза и снова сосредоточиться на том, ради чего мы сюда прилетели?
Марсель глубоко вздохнул.
– Гюнтер, давайте посмотрим на это с другой стороны. Скажите, что вы решили? Что вы собираетесь делать?
– И вы примете мое решение?
Марсель поднял глаза на картину в рамке, изображающую молодую пару на пикнике. В иллюминаторе рядом виделась Крабовидная туманность.
– Да, – ответил он. – Я приму. Так что нам делать? Мне что, списать Келли? И остальных?
Бикман в ответ посмотрел на Марселя и вслед за ним перевел взгляд на картину. Он долго и пристально смотрел на нее.
– Это чрезмерно, – произнес он наконец.
– Что «это»?
– Вы знаете, о чем я говорю.
– Безусловно. Следует принять этот вызов, вопреки критике. – Марсель громко прокашлялся.
– Отлично, – резюмировал Бикман. – Сделаю все, как вы считаете нужным. Но где-то на этом пути нам предстоит ответить за все наши поступки.
* * *
Офицерская команда на капитанском мостике охала и ахала при виде чужеземных надписей, полуразрушенных коридоров и облаченных в царские одеяния ястребов, проплывающих на экранах. Лори время от времени производил обработку изображений, делая их четкими и красочными. Все наблюдали за рядами пустых комнатушек вдоль широкого открытого пространства, мягко сворачивающим проходом с целой цепочкой дверей с выгравированными на них символами чужеземного алфавита. Марсель гадал: указана ли здесь должность того, кто по ту сторону двери, или его имя?
И сами ястребы... На что была похожа их жизнь? Может быть, по вечерам они усаживались и играли в нечто вроде покера? А может, наслаждались обсуждением блюд, вкушаемых за ужином? Слушали ли они музыку?
Ему бы больше пришлось по вкусу решение спасти весь этот средневековый мир, окутанный густым туманом. Какие же гигантские инженерные усилиям пришлось совершить здешним обитателям, которые, очевидно, даже не владели спайковой технологией! Интересно, какова численность спасшихся? И куда они запропастились?
Он услышал, как завыла силовая установка, почувствовал, что корабль снова корректирует курс.
Шестиугольник был пуст. На главный настенный экран вывели его схему, и он обрел форму. Комнатки на одного человека в западном крыле здания, значительные открытые пространства, похожие на залы ожидания или склады, и верхние этажи, до которых исследователи даже не добрались. Марселю показалось, что на полках в северной части здания он увидел какие-то предметы, однако его не было в тот момент, когда они проползли мимо на экране; он видел только запись. Хатч с Найтингейлом или пропустили эти фигуры, или сочли их слишком незначительными, чтобы тратить на них время. Позднее он отбросил мысли об этом.
– Это место – просто бесценный клад, – заметил Драммонд, наблюдавший то же самое на борту шаттла. – Как жаль, что нет времени как следует осмотреть его.
«Скажите спасибо, – подумал Марсель, – что видели хоть что-то». Он подозревал, что ученые будут годами корпеть над этими записями.
Неожиданно рядом с ним появился Бикман. Он избегал смотреть Марселю в глаза после их разговора.
– Мне кажется, – произнес он, стараясь сделать вид, что между ними ничего не произошло, – когда мы все вернемся, наверху наверняка произойдут очень большие изменения. Гомес придется уйти.
– Вы считаете? – спросил Марсель. Ирэн Гомес более десяти лет была директором Академии.
– Она – одна из тех, кто настаивал на решении отказаться от исследования этой планеты после фиаско Найтингейла. А теперь мы наблюдаем здесь вот такое. И всё это будет безвозвратно потеряно. А еще есть материал, снятый тем типом из «Всеобщих новостей»... как там его?
– Кэньон.
– Верно, Кэньон. Послезавтра они отправят это на Землю. Совет директоров созовет чрезвычайное собрание. Держу пари, что Гомес к концу следующей недели снимут. А вместе с ней и ее руководителей департаментов.
Похоже, его эта перспектива вполне устраивала. Марсель не общался с директором и ни разу в жизни не видел ее. Однако он знал, что Гомес не внушает ни уважения, ни преданности делу людям, работающим в Академии. «Но при этом, – решил он, – Гюнтеру, чтобы стать знаменитым ученым, необходимо, чтобы все перестали заниматься наземной группой».
– Бесценный материал, – продолжал Бикман.
Судя по его тону, он хотел сказать: «Даже если мы потеряем этих людей, собранные ими сведения вероятно будут стоить того».
Прозвучал голос Лори:
– Предварительные маневры завершены. Идем заданным курсом.
* * *
В одной из комнатушек земляне обнаружили картину.
Она висела на стене, скрытая толстым слоем пыли, но Хатч провела по ней рукавом, и изображение стало отчетливым.
В центре они увидели ястреба, а с каждого его бока – по сверчку. Ястреб был втрое больше своих «сопровождающих». Трудно было точно определить его размеры, поскольку он был изображен только от верхней часть груди.
У сверчков было бесстрастное выражение «лиц» философов. Оба они были с капюшонами, у одного из них тот покрывал голову, у второго – отброшен назад. Волос на этой голове не было, и Хатч не заметила даже намека на брови. Несмотря на некоторое предубеждение, ввиду знания о низком техническом уровне развития этих существ, Хатч увидела на их лицах мысль.
Внешность ястреба, напротив, внушала страх, что принижало тех, кого он держал. Единственным украшением его строгого одеяния являлась темная лента, повязанная через плечо. Грудь была широкой, а гребень на голове гордо стоял совершенно прямо.
То, что эти существа были компаньонами, не вызывало никаких сомнений.
У ястреба были хищные глаза, когти и шерсть там, где Хатч предполагала увидеть легкое оперение. Ее изумило самообладание сверчков, которых подобное создание легко могло проглотить.
И тут она заметила еще кое-что.
– В чем дело? – осведомился Найтингейл.
Определить пол сверчков не было никакой возможности. А что ястреб?
– Сдается мне, ястреб женского пола, – сказала Хатч.
Найтингейл вздохнул.
– Почему ты так решила?
– Не знаю, Рэнди. – Она попыталась проанализировать свой ответ. – Наверное, что-то в глазах.
Найтингейл протянул руку к картине и обрадовался, когда та легко отделилась от возвышения. Она была слишком крупной, чтобы положить ее в пакет, поэтому он просто понес ее.
К этому времени исследователи составили план большей части наземного уровня здания. Подъемник к орбитальной станции располагался на восточной стороне, в месте соединения северо-южного и восточно-западного залов ожидания. Верхние этажи, судя по их размерам, похоже, были приспособлены для ястребов. Видимо, для сверчков предназначался только первый этаж.
Когда они добрались до северной стороны, уже стемнело. Здесь передвигаться приходилось очень осторожно, ибо это была та часть строения, которая, по словам Марселя, нависала над краем горы.
Они подошли к обвалившимся перилам и посмотрели вниз, на вестибюль, где находилась еще одна картина. Вопреки возражениям Найтингейла, Хатч воспользовалась лианой, чтобы спуститься и забрать ее. На картине был изображен ястреб в полный рост.
У него не было крыльев.
– Эти существа... – проговорил Найтингейл. – Они слишком велики, чтобы летать.
– Даже если бы у них были большие крылья?
Найтингейл рассмеялся, но быстро оборвал смех.
– Разве что очень большие, – произнес он. – Нечто столь же массивное, как мы, какой, очевидно, была эта тварь, неспособно само оторваться от земли.
– Может быть, оно прибыло сюда с планеты, где очень слабая гравитация.
Они постоянно говорили приглушенно, будто боялись потревожить кого-то громкими голосами. Сейчас, словно бы напоминая им о том, что будет, если разговаривать громко, звук возвратится эхом.
– Возможно, – согласился Найтингейл. – Однако гравитация не могла быть очень слабой. Если бы это было так, думаю, эти существа очень неуютно ощущали бы себя на Малейве-3. Нет, вряд ли в этих созданиях сохранилось что-то от птиц. Могу поспорить, что ни они, ни их предки никогда не летали. Сходство с ястребом просто сбивает нас с толку.
Хатч знала, что Келли наверняка хочется хоть краем глаза взглянуть на все это, а они уже пробыли внутри довольно долго.