Страница:
По слову вождя мы вышли на волю. Мы узрели его во всей силе. Был он похож на тебя, о Фингал, в юные годы твои, когда ты впервые поднял копье. Словно сияющий солнечный круг, было его лицо, ничто не мрачило его чела. Но он привел свои тысячи в Уллин на помощь рыжеволосому Карбару, и ныне грядет он отметить его смерть, о король лесистого Морвена".
"Пусть он грядет, - ответил король, - любезен мне враг, подобный Кахмору. Душой он высок, десницей могуч, прославлены битвы его. А низменная душа - это пар, что плывет над болотной трясиною; никогда не подымется он на зеленый холм, дабы ветры его не развеяли; он таится в пещере и высылает оттуда свои смертоносные стрелы.
Наши младые герои, о ратники, достойны славы своих отцов. Они сражаются в юности, они погибают, их имена остаются в песне. Фингал достиг середины своих закатных годов. Но он не поляжет, как дряхлый дуб поперек потока безвестного. Лежит этот дуб под ветром, а мимо проходит охотник. "Как свалилось дерево это?" Он, насвистывая, путь продолжает.
Воспойте же песнь веселья, барды Морвена, чтобы наши души забыли прошедшее. Алые звезды глядят на нас из-за туч и молча нисходят долу. Скоро забрезжится серый утренний луч и покажет нам супостатов Кормака. Филлан, возьми копье короля, ступай к темно-бурым склонам Моры. Да охватят очи твои всю вересковую пустошь, словно огонь пламенный. Наблюдай врагов Фингаловых и пути великодушного Кахмора. Я слышу далекий шум, словно падают скалы в пустыне. Но ударяй временами в свой щит, чтобы они не прокрались ночью и не угасла слава Морвена. Я становлюсь одиноким, мой сын, и страшусь, что погибнет слава моя".
Раздались голоса бардов. Король склонился на щит Тренмора. Сон низошел на вежды его; грядущие битвы явились ему в сновидениях. Вокруг покоится войско. Темно-русый Филлан следит за врагом. Он шагает по дальнему холму; временами до нас долетает звон его щита.
----
Один из отрывков старинных стихотворений, опубликованных недавно, иначе излагает обстоятельства смерти Оскара, сына Оссиана. Хотя переводчику хорошо известно более достоверное предание о судьбе этого героя, он не пожелал отвергнуть поэму, которая, если и не сочинена в действительности самим OCCHOHOMV все же очень близка к его манере и сжатому слогу. Более исправный список настоящего отрывка, попавший с тех пор в руки переводчика, позволил ему избежать ошибки, в которую, по сходству имен, впадали те, кто сохранял поэму в устном предании. Герои этого произведения - Оскар, сын Карута, и Дермид, сын Диарана. Оссиан или, возможно, его подражатель открывает поэму плачем по Оскару и затем свободно переходит к рассказу о судьбе Оскара, сына Карута, который не только носил то же имя, что и сын Оссиана, но и обладал, видимо, таким же характером. Хотя переводчик считает, что у него достаточно оснований, чтобы исключить этот отрывок из сочинений Оссиана, тем не менее, коль скоро на этот счет все же существуют сомнения, он прилагает его здесь.
Зачем, о сын Альпина, отверзаешь ты вновь источник скорби моей, вопрошал о гибели Оскара? Очи мои ослепли от слез, но память жива в моем сердце. Как расскажу я о горестной смерти главы народа! Вождь ратоборцев, Оскар, мой сын, ужель я тебя не увижу вовек!
Он скрылся, как в бурю луна, как солнце в средине пути своего, когда подымаются тучи с пучины морской, когда чернотой облекает буря утес Арданнидера. Я, словно Морвена дряхлый дуб, один стою, истлевая. Ветер ветви мои обломал, я дрожу, когда север крылами взмахнет. Вождь ратоборцев, Оскар, мой сын, ужель я тебя не увижу вовек!
Но, сын Альпина, знай, что герой не полег покорно, словно трава полевая; кровь могучих струилась с его меча, и со смертью об руку шествовал он сквозь ряды их гордыни. Но ты, Оскар, Карута сын, ты повержен без славы! Не супостат полег от десницы твоей. Кровью друга твое копье обагрилось.
Дермид и Оскар были едины. Вместе они пожинали бранную ниву. Их дружба была крепка, как булат, и об руку с ними смерть ходила на битву. Они на врагов устремлялись, как низвергаются два утеса с вершины Ардвена. Мечи их багрились кровью отважных. Бойцы ужасались, заслыша их имена. Кто, кроме Дермида, равен был Оскару? и кто, кроме Оскара, - Дермиду?
Они сразили могучего Дарго на поле брани, Дарго, не знавшего страха. Как утро, прелестна была его дочь, нежна, словно луч ночной. Очи ее, словно две звезды под завесой дождя, дыхание - ветер весенний, перси, как свежевыпавший снег, что колышется с волнами вереска. Герои узрели деву и полюбили ее; сердца их прикованы к ней. Каждый ее любил, как славу свою, каждый желал ею владеть иль погибнуть. Но сердце ее приковано к Оскару, Карута сын стал избранником девы. Она позабыла кровь своего отца и возлюбила десницу, сразившую Дарго. "Карута сын, - промолвил Дермид, - я люблю. Ах Оскар, я люблю эту деву. Но сердце ее предалось тебе, и нет исцеления Дермиду. Оскар, пронзи эту грудь; освободи меня, друг мой, своим мечом".
"Мой меч, о Диарана сын, вовек не будет запятнан кровью Дермида".
"Кто же достоин сразить меня, Оскар, сын Карута? Да не прервется безвестно жизнь моя. Да не буду сражен я никем, кроме Оскара. Дай мне с честью сойти в могилу и да прославится смерть моя".
"Дермид, свой меч подыми, Диарана сын, ополчись булатом. О, если б с тобою мне пасть, чтобы я смерть приял от десницы Дермида!"
Они сражались близ горной реки, возле источника Бранно. Кровь обагряла бегущий поток, запекаясь вкруг мшистых камней. Пал величавый Дермид; он пал, улыбаясь смерти.
"И ты повержен, Диарана сын, ты повержен рукою Оскара! Дермид, который досель не отступал на войне, и что же? я зрю - ты повержен!"
Он пошел и вернулся к возлюбленной деве, вернулся к ней, но она приметила горе его.
"Откуда эта кручина, Карута сын? Что омрачает могучую душу твою?"
"Прежде я лучником слыл знаменитым, о дева, а ныне лишился славы своей. Над потоком холма повешен на дерево щит отважного Гормура, в битве сраженного мною. Тщетно я день потерял, а его не смог поразить своею стрелой".
"Дай попытаю я, Карута сын, искусство дочери Дарго. Длани мои обучены ЛУКУ; отец утешался моим искусством".
Они пошли. Он встал позади щита. Взлетела стрела и пронзила грудь его.
"Благословенна та снежная длань, благословен тот тисовый лук! Кто, кроме дочери Дарго, достоин насмерть сразить сына Карута? Положи меня в землю, прелестная, положи меня рядом с Дермидом".
"Оскар, - ответила дева, - мне душу свою оставил Дарго могучий. Сладостно будет мне встретить смерть. Я смогу прекратить свои горести". Она пронзила булатом белую грудь. Пала она, содрогнулась и умерла.
Возле ручья на холме они покоятся вместе; сквозистая тень берез осеняет их могилу. На зеленой могильной насыпи часто пасутся ветвисторогие чада гор, когда пламенеет полдень и на холмах царит тишина.
КНИГА ВТОРАЯ
СОДЕРЖАНИЕ КНИГИ ВТОРОЙ
Действие в этой книге начинается, как можно полагать, около полуночи, и открывает его монолог Оссиана, который удалился от войска, чтобы оплакать сына своего Оскара. Заслышав шум приближающейся рати Кахмора, он поспешил к брату своему Филлану, который стоял на страже Фингалова войска на холле Моры. В разговор братьев введен рассказ о первом короле Ирландии Конаре, сыне Тренмора, и о причине распря между гэлами и фирболгами - двумя народами, которые первыми завладели островом. Оссиан разжигает костер на холме; завидя огонь, Кахмор отказывается от первоначального намерения напасть тайком на каледонское войско. Он созывает совет своих вождей и выговаривает Фолдату за то, что тот предлагает ночное нападение, хотя ирландское войско намного превосходит численностью противника. Бард Фонар рассказывает повесть о Кротаре, предке короля, которая проливает свет на последующую историю Ирландии и возникновение притязаний династии Аты на престол. Ирландские вожди ложатся отдохнуть, а на стражу заступает сам Кахмор. Обходя свое войско, он встречается с Оссианом. Описывается беседа двух героев. Оссиан обещает Кахмору, что прикажет воспеть погребальную песнь над могилой Карбара: по понятиям тех времен без такого отпевания души мертвых не могли обрести покоя. Наступает утро. Кахмор и Оссиан расходятся, и последний, случайно повстречав Карила, сына Кинфены, посылает барда пропеть погребальную песнь на могиле Карбара.
Отец героев Тренмор! * обитатель крутящихся вихрей, где грома стезя багровая озаряет смятенные тучи! Отверзи свой бурный чертог, и да приблизятся барды старинные, да приблизятся они с песнями и с арфами, едва различимыми. То не житель туманной долины, не охотник, безвестный на реках своих, то колесницевластный Оскар возносится с пажитей брани. Сколь внезапно, мой сын, изменился ты с той поры, когда был ты на темной Мой-лене! Вихрь окутал тебя своим покрывалом и, свистя, уносит по небу.
* Обращение к духам павших воинов обычны в сочинениях Оссиана. Однако он выбирает при этом такие выражения, которые устраняют всякую возможность полагать, будто он воздает умершим божественные почести, как это было принято У других народов. Из того, что следует за этим обращением, выясняется, что Оссиан удалился от войска, чтобы тайно оплакать смерть своего сына Оскара. Такой косвенный метод повествования имеет много общего с приемами, характерными для драмы, и производит большее впечатление, нежели исторически правильная последовательность событий. Прерывистая манера Оссиана часто делает его темным для невнимательных читателей. Те, кто помнят его поэмы наизусть, по-видимому, понимают это и обычно, прежде чем начать исполнение поэмы, подробно излагают се содержание.
Хотя в этой книге немного событий, она является немаловажной частью "Теморы". В нескольких вставных эпизодах поэт прослеживает причины войны до самых ее истоков. Первые обитатели Ирландии, войны между народами, которые искони владели островом, первая королевская династия и перевороты в правительстве страны - все эти важные сведения изложены поэтом со столь малой примесью домысла, что трудно не предпочесть его рассказы невероятным выдумкам шотландских и ирландских историков. Милезские легенды этих господ носят отпечаток позднего происхождения. Было бы нетрудно выявить их источники, но исследование такого рода слишком расширило бы это примечание.
Разве не видишь ты своего отца у ночного потока? Вожди Морвена спят вдалеке. Они не теряли сына. Но вы потеряли героя, вожди многоводного Морвена! Кто с ним сравниться мог в силе, когда на него катилась битва, словно мрак стесненной пучины? Зачем лежит это облако на душе Оссиана? Она должна воспылать при виде опасности. Эрин близко с войском своим. Одинок король Морвена. Но не будешь ты одинок, отец мой, доколе я в силах поднять копье!
Я восстал в гремящих своих доспехах. Я прислушался к ветру ночному. Не слышно щита Филлана.* Я устрашился за сына Фингала. Ужель супостат явился в ночи, и пал темно-русый воин? Вздымается дальний зловещий ропот, словно шум на озере Лего, когда в морозные дни его стесненные воды с треском ломают лед. Жители Лары глядят в небеса и предвидят бурю. Я шагал все дальше по вереску, в длани моей копье Оскара. Багряные звезды сверху глядели. Мои доспехи мерцали в ночи. Я узрел пред собою безмолвного Филлана, он склонился с утеса Моры. Он услышал вопли врага, его душа взвеселилась. Он услышал мои шаги и копье повернул подъятое.
* Мы знаем из предыдущей книги, что Кахмор находился поблизости со своим войском. Когда был убит Карбар, сопровождавшие его племена отступили и перешли к Кахмору, который, как выясняется ниже, принял решение напасть на Фингала ночью. Филлан был отправлен на холм Моры, возвышавшийся перед каледонцами, чтобы наблюдать за передвижениями Кахмора. Таково было положение дел, когда Оссиан, заслышав, как шумит вражеская рать, пошел на поиски брата. Их разговор естественно вводит рассказ о Конаре, сыне Тренмора, первом короле Ирландии, столь необходимый, чтобы понять причины восстания Карбара и Кахмора и захвата ими престола. Филлан был младшим из оставшихся в живых сыновей Фингала. Он и Босмина, упоминаемая в "Битве при Лоре", были единственными детьми короля от Клато, дочери Катуллы, короля Инис-тора. которую он взял в жены после смерти Рос-краны, дочери короля Ирландии Кормака, сына Конара.
"С миром ли, ночи сын, ты приходишь? Иль ты являешься встретить мой гнев? Враги Фингала - мои враги. Говори иль страшись моей стали. Не напрасно стою здесь я, щит племени Морвена".
"Да не будешь вовек ты стоять напрасно, сын синеокой Клато. Фингал становится одиноким, мрак сгущается вкруг его уходящих дней. Но есть у него два сына,** и они воссияют в бранях. И они озарят, словно два луча, его прощанье с жизнью".
** То есть два сына в Ирландии. Фергус, второй сын Фингала, находился тогда в походе, который упоминается в одной из малых поэм Оссиана. Согласно некоторым преданиям, он был предком Фергуса, сына Эрка, или Арката, именуемого обычно в истории Шотландии _Фергусом вторым_. Наиболее достоверные шотландские хроники относят начало правления Фергуса над шотландцами к четвертому году пятого века - спустя целый век после смерти Оссиана. Горные сенахии устанавливают генеалогию его рода следующим образом: Fergus Mac-Arcath, Mac-Chongael, Mac-Fergus, Mac-Fion-gael na buai', то есть Фергус сын Арката, сына Конгала, сына Фергуса, сына Фингала-_победителя_.
"Сын Фингала, - ответил юноша, - немного прошло времени с той поры, как смог я поднять копье. Мало следов оставил мой меч в сраженьях, но душа моя пылает огнем. Вожди Болги *** теснятся вокруг щита великодушного Кахмора. Они сгрудились на вереске. Не приблизиться ли мне к их войску? Я уступал одному лишь Оскару в состязаниях наших на Коне".
*** Южная часть Ирландии одно время называлась Болга по имени народа фирболгов или британских белгов, основавших там поселение. Bolg означает _колчан_, - отсюда и происходит Fir-bolg, то есть _лучники_, названные так потому, что они пользовались луком больше, нежели соседние с ними народы.
"Филлан, не надо тебе приближаться к их войску, да не погибнешь бесславно. Имя мое живет уже в песне; если будет нужда, я пойду вперед. Под покровами ночи стану я следить за движением ратей, во мраке мерцающих. Но, Филлан, зачем помянул ты Оскара, чтобы вновь пробудить мои вздохи? Я должен забыть героя, пока не минует нас буря.* Нет места печали рядом с опасностью, а слезам - в очах войны. Наши отцы забывали павших сынов, пока не стихал оружия звон. Тогда возвращалась скорбь на могилу и раздавалась песнь бардов.
* Примечательно, что после этого места Оскар ни разу больше не упоминается во всей "Теморе". Положения, в которые попадают действующие лица поэмы, настолько занимательны, что иные персонажи, не связанные с ее сюжетом, не могли бы занять в ней сколько-нибудь заметного места. Хотя следующий вставной эпизод, по-видимому, естественно вытекает из разговора братьев, тем не менее, как я уже показал в одном из предшествующих примечаний, у поэта был более широкий замысел. Ирландские историки, правда, не соглашаются с Оссианом в иных частностях, но весьма вероятно, что упоминаемый здесь Конар - это не кто иной, как их Conar-mor, то есть _Конар великий_, которого они относят к первому веку.
Конар ** был братом Тратала, первого из смертных. Он бился на всех берегах. Тысяча рек уносила кровь его неприятелей. Слава его летела по зеленому Эрину, словно ласковый ветер. Народы стекались в Уллин и благословляли короля, короля - продолжателя рода их праотцев из края ланей.
** Конар, первый король Ирландии, был сыном Тренмора, прадеда Фингала Именно эта родственная связь явилась причиной столь многократного участия Фингала в войнах на стороне династии Конара. Хотя в поэмах Оссиана упоминаются лишь немногие подвиги Тренмора, тем не менее, судя по его почетным наименованиям, можно заключить, что во времена поэта он считался самым прославленныv героем древности. Наиболее правдоподобным является предположение, что он первый объединил каледонские племена и возглавил их борьбу против вторгшихся римлян. Северные составители родословных прослеживают его род от глубоко: древности и начинают перечень его предков с Cuan-mor nan lan или _Конмора мечей_, который, согласно их утверждениям, первый пересек _великое море_ и достиг Каледонии, чем и объясняется его имя, означающее _Великий Океан_. Однако на столь древние генеалогии трудно полагаться.
Юга вожди *** собирались во мраке своей гордыни. В мерзостной пещере Момы спрягали они тайные речи. Есть слух, что часто туда слетались духи их праотцев, являя обличья бледные из растреснутых скал и призывая вспомнить о чести Болги: "Зачем вами правит Конар, сын многоводного Морвена?"
*** То есть вожди фирболгов, которые владели югом Ирландии, по-видимому, до того, как гэлы из Каледонии и Гебридских островов обосновались в Ольстере Из дальнейшего ясно, что фирболги были очень сильным народом, и, вероятно, гэлы покорились бы им, если бы их родина не послала на помощь им войско под началом Конара.
Они устремились в бой сотней ревущих племен, словно потоки пустыни. Конар встал перед ними скалой: они, сокрушась, откатились в разные стороны. Но они возвращались снова, и падали ратники Уллина. Король стоял посреди могил своих воинов, мрачно склоняя горестный лик. Наглухо замкнулась его душа, он место уже назначил, где ему пасть суждено, но тут появился во всей своей силе Тратал, вождь туманного Морвена. И не один он явился: Колгар был рядом с ним, Колгар, сын короля и белогрудой Солинь-кормы.*
* Colg-er - _воин свирепого вида_. Sulin-corma - _синие очи_, Колгар был старшим сыном Тратала. Комхал, отец Фингала, был еще очень молод, когда состоялся этот поход в Ирландию. Примечательно, что из всех своих предков меньше всего поэт упоминает Комхала, что,_вероятно, объясняется злополучной судьбой и безвременной смертью этого героя. Из нескольких мест, в которых говорится о нем, мы действительно узнаем, что он был храбр, но ему не хватало обходительности и, как выражается Оссиан, _душа его была мрачна_. Такое беспристрастие по отношению к столь близкому человеку делает честь поэту.
Как обвитый перунами Тренмор, из чертогов грома низвергшись, изливает черную бурю на возмущенное море, так Колгар, низвергшись в битву, опустошал гулкозвучное поле. Отец восхищался героем, но вдруг прилетела стрела. Без слез воздвиглась могила. Королю надлежало сперва отомстить за сына. Он засверкал в сражении, пока не сдалася Болга на брегах потоков своих.
Когда же мир вернулся в страну и синие волны принесли короля в Морвен, тогда он вспомнил о сыне и пролил слезу в молчаньи. Трижды барды в пещере Фурмоно душу Колгара призывали. Они призывали его на родные холмы, он слышал их в тумане своем. Тратал оставил свой меч в пещере, чтобы дух его сына исполнился радости".
"Колгар, сын Тратала, - молвил Филлан, - ты прославился в юные годы. А король не заметил меча моего, ярко на поле брани сверкавшего. Я устремляюсь вперед со всеми, я возвращаюсь, хвалы не стяжав.** Но, Оссиан, враги приближаются, я слышу их голоса на вересковой пустоши. Их шаги грохочут, как гром в недрах земли, когда холмы, сотрясаясь, колышут деревья, хоть не струит ветров омраченное небо".
** Поэт начинает здесь яркими красками рисовать характер Филлана, которому предстоит играть важную роль в поэме. Он нетерпелив, честолюбив и пылок, как это и полагается молодому герою. Воспламененный мыслью о славе Колгара, он забывает о его безвременной гибели. Слова Филлана в этом месте позволяют заключить, что Фингал не обращал на него внимания, считая его слишком юным.
Внезапно я вспять повернул, опершись на копье, и возжег на вершине дуб. Я дал ему разгореться под ветром Моры. Кахмор прервал наступление. Он стоял, мерцая доспехами, словно утес, где по склонам гуляют ветры; они хватают его родники гулкозвучные и одевают их льдом. Так стоял он, друг чужеземцев.*** Ветер вздымал его тяжкие кудри. Ты всех выше в племени Эрина, король многоводной Аты!
*** Кахмор отмечен этим почетным наименованием за свою щедрость по отношению к чужеземцам, которая была столь велика, что выделялась даже в те гостеприимные времена.
"Первый мой бард, - промолвил Кахмор, - Фонар,**** сзывай вождей Эрина. Зови рыжеволосого Кормара, темнобрового Малтоса, косоглазого мрачного Маронана. Пусть появятся гордый Фолдат и багровые очи вращающий Турлото. Не забудь и Хидаллу, чей голос в грозную пору приятен, как шум дождя, когда проливается он на выжженный дол близ источника Аты иссохшего".
**** Fonar - _муж песни_. В дохристианские времена человек получал имя лишь, после того, как он совершил какое-то примечательное деяние, на основе которого это имя и составлялось. Поэтому имена в поэмах Оссиана вполне соответствуют характерам их носителей.
Они пришли, бряцая доспехами. Они склонились, внимая гласу его, как будто им из ночного облака вещали тени отцов. Страшно сверкали они при огне, как водопад Брумо,* когда метеор освещает его в ночи. Путник трепещет, завидя его; он прерывает свой путь и ждет не дождется луча денницы.
* Брумо было местом поклонения (см.: Фингал, кн. 6) на Краке предположительно одном из Шетландских островов. Считалось, что духи умерших слетаются туда по ночам, и это придает особенно мрачный оттенок приведенному здесь описанию. _Зловещий круг Брумо, где часто, как вещает молва, призраки мертвых стенали вкруг камня, ужас на них наводившего_.
"Почему так по нраву Фолдату, - молвил король, - проливать кровь неприятеля по ночам? ** Или при свете дня десница ему изменяет в бою? Мало врагов перед нами, зачем нам в тумане таиться? Любо отважным у всех на виду отличаться в сраженьях родной страны.
** Это место показывает, что именно Фолдат советовал совершить ночное нападение. Фолдат с его угрюмым нравом должным образом противостоит великодушному и открытому Кахмору. Оссиану особенно удается такое сопоставление различных характеров, что позволяет ему подчеркнуть особенности, присущие каждому. Фолдат, очевидно, был любимцем Карбара, и надо признать, что он как нельзя лучше подходил для роли приближенного при таком господине. Он был жесток и запальчив, но обладал, по-видимому, большими воинскими достоинствами.
Совет твой напрасен, вождь Момы: бодрствуют очи Морвена. Бдят они, как орлы на мшистых утесах. Пусть каждый из вас соберет под сенью своей мощь своего шумноголосого племени. Завтра при свете дня я пойду навстречу противникам Болги. Могуч он был, поверженный вождь из рода Борбар-дутула!" ***
*** Это восклицание Кахмора показывает, что он намерен отомстить за смерть своего брата Карбара.
"И я не прошел незамечен пред родом твоим, - сказал Фолдат. - При свете дня я встречал супостатов Карбара. Воин ценил мои подвиги. Но без слез был воздвигнут могильный камень ему! Ни единый бард не воспел короля Эрина.**** Неужто дозволим его врагам веселиться на мшистых холмах? Нет, не будут они веселиться: он был другом Фолдату. Наши речи тайно спрягались в безмолвной пещере Момы в ту пору, как ты еще отроком гонялся в полях за пухом чертополоха. С сынами Момы я ринусь вперед, я найду супостата на сумрачных холмах его. Без песни поляжет Фингал, седовласый король Сельмы".
**** Не удостоиться погребального пения над могилой считалось в те времена самым большим несчастьем, какое может выпасть на долю человека, потому что в этом случае душе его не было доступа в воздушный чертог его праотцев.
"Неужли ты думаешь, немощный муж, - возразил ему вождь Аты, - неужли ты думаешь, что он может погибнуть в Эрине, славы своей не стяжав? Разве смогут барды молчать у могилы Фингала могучего? Их песня прорвется хоть втайне, и дух короля взвеселится. Вот когда доведется погибнуть тебе, барды забудут про песни. Черен душою ты, вождь Момы, хотя проносится бурей десница твоя в сражениях. Разве я позабыл короля Эрина в тесном его жилище? Не потеряно сердце мое для Карбара, моего любезного брата. Я замечал, как сияние радости сходило на пасмурный дух его, когда возвращался со славой я в многоводную Ату".
Король повелел, и величаво они удалились, каждый к своему угрюмому племени; и люди их с гулом глухим раскатились по вереску, тускло мерцая под звездами, словно волны, ночными ветрами гонимые в каменистом заливе. Под дубом улегся вождь Аты; высоко над ним висел сумрачный круг его щита. Близ него прислонился к скале чужеземец кудрявый из Инис-хуны,* сей светлый луч, залетевший с оленьего Лумона. Вдалеке зазвучало пение Фонара о делах старинных дней. Временами голос его терялся в нарастающем рокоте Лубара. "Кротар,** - начал бард, - поселился первый на мшистом потоке Аты. Тысячи горных дубов составляли его гулкозвучный чертог.*** Там собирался народ на пиру короля синеглазого. Но кто из вождей мог сравниться с царственным Кротаром? При его появлении возгоралось мужество ратников. Юные девы вздыхали по нем. В Алнекме **** все почитали воина, первого из племени Болги.
* _Чужеземец из Инис-хуны_ - это Суль-мала, дочь Конмора, короля Инисхуны, как в древности называлась часть южной Британии, находящаяся напротив ирландского побережья. Переодетая в мужское платье, она следовала за Кахмором. Подробно о ней рассказано в четвертой книге.
** Кротар был предком Кахмора, первым из рода, кто обосновался в Ате. В его время вспыхнули первые войны между фирболгами и гэлами. Приведенный рассказ вполне здесь уместен, поскольку распря, первоначально возникшая между Кротаром и Конаром, продолжалась между их потомками и явилась основой событий настоящей поэмы.
*** Эта подробность позволяет заключить, что при Кротаре искусство возведения каменных строений еще не было известно в Ирландии. Лишь по прошествии длительного времени в ирландских поселениях начали развиваться мирные искусства: так, мы встречаем относящееся ко времени Кахмора выражение башни Аты, которое вряд ли могло быть приложено к деревянным строениям. В Каледонии начали строить из камня очень рано. У Фингала не было деревянных домов, за исключением Ти-фоирмала. Ти-фоирмал представлял собою большое помещение, где ежегодно собирались барды и повторяли свои сочинения, прежде чем вынести их на суд короля Сельмы. При каком-то несчастном случае этот дом сгорел, и некий древний бард, якобы сам Оссиан, оставил нам любопытный перечень находившейся там мебели. В настоящий момент я не располагаю этой поэмой, иначе представил бы здесь читателю ее перевод. Она не обладает особыми поэтическими достоинствами и явно относится к более позднему времени, чем то, в какое жил Фингал.
"Пусть он грядет, - ответил король, - любезен мне враг, подобный Кахмору. Душой он высок, десницей могуч, прославлены битвы его. А низменная душа - это пар, что плывет над болотной трясиною; никогда не подымется он на зеленый холм, дабы ветры его не развеяли; он таится в пещере и высылает оттуда свои смертоносные стрелы.
Наши младые герои, о ратники, достойны славы своих отцов. Они сражаются в юности, они погибают, их имена остаются в песне. Фингал достиг середины своих закатных годов. Но он не поляжет, как дряхлый дуб поперек потока безвестного. Лежит этот дуб под ветром, а мимо проходит охотник. "Как свалилось дерево это?" Он, насвистывая, путь продолжает.
Воспойте же песнь веселья, барды Морвена, чтобы наши души забыли прошедшее. Алые звезды глядят на нас из-за туч и молча нисходят долу. Скоро забрезжится серый утренний луч и покажет нам супостатов Кормака. Филлан, возьми копье короля, ступай к темно-бурым склонам Моры. Да охватят очи твои всю вересковую пустошь, словно огонь пламенный. Наблюдай врагов Фингаловых и пути великодушного Кахмора. Я слышу далекий шум, словно падают скалы в пустыне. Но ударяй временами в свой щит, чтобы они не прокрались ночью и не угасла слава Морвена. Я становлюсь одиноким, мой сын, и страшусь, что погибнет слава моя".
Раздались голоса бардов. Король склонился на щит Тренмора. Сон низошел на вежды его; грядущие битвы явились ему в сновидениях. Вокруг покоится войско. Темно-русый Филлан следит за врагом. Он шагает по дальнему холму; временами до нас долетает звон его щита.
----
Один из отрывков старинных стихотворений, опубликованных недавно, иначе излагает обстоятельства смерти Оскара, сына Оссиана. Хотя переводчику хорошо известно более достоверное предание о судьбе этого героя, он не пожелал отвергнуть поэму, которая, если и не сочинена в действительности самим OCCHOHOMV все же очень близка к его манере и сжатому слогу. Более исправный список настоящего отрывка, попавший с тех пор в руки переводчика, позволил ему избежать ошибки, в которую, по сходству имен, впадали те, кто сохранял поэму в устном предании. Герои этого произведения - Оскар, сын Карута, и Дермид, сын Диарана. Оссиан или, возможно, его подражатель открывает поэму плачем по Оскару и затем свободно переходит к рассказу о судьбе Оскара, сына Карута, который не только носил то же имя, что и сын Оссиана, но и обладал, видимо, таким же характером. Хотя переводчик считает, что у него достаточно оснований, чтобы исключить этот отрывок из сочинений Оссиана, тем не менее, коль скоро на этот счет все же существуют сомнения, он прилагает его здесь.
Зачем, о сын Альпина, отверзаешь ты вновь источник скорби моей, вопрошал о гибели Оскара? Очи мои ослепли от слез, но память жива в моем сердце. Как расскажу я о горестной смерти главы народа! Вождь ратоборцев, Оскар, мой сын, ужель я тебя не увижу вовек!
Он скрылся, как в бурю луна, как солнце в средине пути своего, когда подымаются тучи с пучины морской, когда чернотой облекает буря утес Арданнидера. Я, словно Морвена дряхлый дуб, один стою, истлевая. Ветер ветви мои обломал, я дрожу, когда север крылами взмахнет. Вождь ратоборцев, Оскар, мой сын, ужель я тебя не увижу вовек!
Но, сын Альпина, знай, что герой не полег покорно, словно трава полевая; кровь могучих струилась с его меча, и со смертью об руку шествовал он сквозь ряды их гордыни. Но ты, Оскар, Карута сын, ты повержен без славы! Не супостат полег от десницы твоей. Кровью друга твое копье обагрилось.
Дермид и Оскар были едины. Вместе они пожинали бранную ниву. Их дружба была крепка, как булат, и об руку с ними смерть ходила на битву. Они на врагов устремлялись, как низвергаются два утеса с вершины Ардвена. Мечи их багрились кровью отважных. Бойцы ужасались, заслыша их имена. Кто, кроме Дермида, равен был Оскару? и кто, кроме Оскара, - Дермиду?
Они сразили могучего Дарго на поле брани, Дарго, не знавшего страха. Как утро, прелестна была его дочь, нежна, словно луч ночной. Очи ее, словно две звезды под завесой дождя, дыхание - ветер весенний, перси, как свежевыпавший снег, что колышется с волнами вереска. Герои узрели деву и полюбили ее; сердца их прикованы к ней. Каждый ее любил, как славу свою, каждый желал ею владеть иль погибнуть. Но сердце ее приковано к Оскару, Карута сын стал избранником девы. Она позабыла кровь своего отца и возлюбила десницу, сразившую Дарго. "Карута сын, - промолвил Дермид, - я люблю. Ах Оскар, я люблю эту деву. Но сердце ее предалось тебе, и нет исцеления Дермиду. Оскар, пронзи эту грудь; освободи меня, друг мой, своим мечом".
"Мой меч, о Диарана сын, вовек не будет запятнан кровью Дермида".
"Кто же достоин сразить меня, Оскар, сын Карута? Да не прервется безвестно жизнь моя. Да не буду сражен я никем, кроме Оскара. Дай мне с честью сойти в могилу и да прославится смерть моя".
"Дермид, свой меч подыми, Диарана сын, ополчись булатом. О, если б с тобою мне пасть, чтобы я смерть приял от десницы Дермида!"
Они сражались близ горной реки, возле источника Бранно. Кровь обагряла бегущий поток, запекаясь вкруг мшистых камней. Пал величавый Дермид; он пал, улыбаясь смерти.
"И ты повержен, Диарана сын, ты повержен рукою Оскара! Дермид, который досель не отступал на войне, и что же? я зрю - ты повержен!"
Он пошел и вернулся к возлюбленной деве, вернулся к ней, но она приметила горе его.
"Откуда эта кручина, Карута сын? Что омрачает могучую душу твою?"
"Прежде я лучником слыл знаменитым, о дева, а ныне лишился славы своей. Над потоком холма повешен на дерево щит отважного Гормура, в битве сраженного мною. Тщетно я день потерял, а его не смог поразить своею стрелой".
"Дай попытаю я, Карута сын, искусство дочери Дарго. Длани мои обучены ЛУКУ; отец утешался моим искусством".
Они пошли. Он встал позади щита. Взлетела стрела и пронзила грудь его.
"Благословенна та снежная длань, благословен тот тисовый лук! Кто, кроме дочери Дарго, достоин насмерть сразить сына Карута? Положи меня в землю, прелестная, положи меня рядом с Дермидом".
"Оскар, - ответила дева, - мне душу свою оставил Дарго могучий. Сладостно будет мне встретить смерть. Я смогу прекратить свои горести". Она пронзила булатом белую грудь. Пала она, содрогнулась и умерла.
Возле ручья на холме они покоятся вместе; сквозистая тень берез осеняет их могилу. На зеленой могильной насыпи часто пасутся ветвисторогие чада гор, когда пламенеет полдень и на холмах царит тишина.
КНИГА ВТОРАЯ
СОДЕРЖАНИЕ КНИГИ ВТОРОЙ
Действие в этой книге начинается, как можно полагать, около полуночи, и открывает его монолог Оссиана, который удалился от войска, чтобы оплакать сына своего Оскара. Заслышав шум приближающейся рати Кахмора, он поспешил к брату своему Филлану, который стоял на страже Фингалова войска на холле Моры. В разговор братьев введен рассказ о первом короле Ирландии Конаре, сыне Тренмора, и о причине распря между гэлами и фирболгами - двумя народами, которые первыми завладели островом. Оссиан разжигает костер на холме; завидя огонь, Кахмор отказывается от первоначального намерения напасть тайком на каледонское войско. Он созывает совет своих вождей и выговаривает Фолдату за то, что тот предлагает ночное нападение, хотя ирландское войско намного превосходит численностью противника. Бард Фонар рассказывает повесть о Кротаре, предке короля, которая проливает свет на последующую историю Ирландии и возникновение притязаний династии Аты на престол. Ирландские вожди ложатся отдохнуть, а на стражу заступает сам Кахмор. Обходя свое войско, он встречается с Оссианом. Описывается беседа двух героев. Оссиан обещает Кахмору, что прикажет воспеть погребальную песнь над могилой Карбара: по понятиям тех времен без такого отпевания души мертвых не могли обрести покоя. Наступает утро. Кахмор и Оссиан расходятся, и последний, случайно повстречав Карила, сына Кинфены, посылает барда пропеть погребальную песнь на могиле Карбара.
Отец героев Тренмор! * обитатель крутящихся вихрей, где грома стезя багровая озаряет смятенные тучи! Отверзи свой бурный чертог, и да приблизятся барды старинные, да приблизятся они с песнями и с арфами, едва различимыми. То не житель туманной долины, не охотник, безвестный на реках своих, то колесницевластный Оскар возносится с пажитей брани. Сколь внезапно, мой сын, изменился ты с той поры, когда был ты на темной Мой-лене! Вихрь окутал тебя своим покрывалом и, свистя, уносит по небу.
* Обращение к духам павших воинов обычны в сочинениях Оссиана. Однако он выбирает при этом такие выражения, которые устраняют всякую возможность полагать, будто он воздает умершим божественные почести, как это было принято У других народов. Из того, что следует за этим обращением, выясняется, что Оссиан удалился от войска, чтобы тайно оплакать смерть своего сына Оскара. Такой косвенный метод повествования имеет много общего с приемами, характерными для драмы, и производит большее впечатление, нежели исторически правильная последовательность событий. Прерывистая манера Оссиана часто делает его темным для невнимательных читателей. Те, кто помнят его поэмы наизусть, по-видимому, понимают это и обычно, прежде чем начать исполнение поэмы, подробно излагают се содержание.
Хотя в этой книге немного событий, она является немаловажной частью "Теморы". В нескольких вставных эпизодах поэт прослеживает причины войны до самых ее истоков. Первые обитатели Ирландии, войны между народами, которые искони владели островом, первая королевская династия и перевороты в правительстве страны - все эти важные сведения изложены поэтом со столь малой примесью домысла, что трудно не предпочесть его рассказы невероятным выдумкам шотландских и ирландских историков. Милезские легенды этих господ носят отпечаток позднего происхождения. Было бы нетрудно выявить их источники, но исследование такого рода слишком расширило бы это примечание.
Разве не видишь ты своего отца у ночного потока? Вожди Морвена спят вдалеке. Они не теряли сына. Но вы потеряли героя, вожди многоводного Морвена! Кто с ним сравниться мог в силе, когда на него катилась битва, словно мрак стесненной пучины? Зачем лежит это облако на душе Оссиана? Она должна воспылать при виде опасности. Эрин близко с войском своим. Одинок король Морвена. Но не будешь ты одинок, отец мой, доколе я в силах поднять копье!
Я восстал в гремящих своих доспехах. Я прислушался к ветру ночному. Не слышно щита Филлана.* Я устрашился за сына Фингала. Ужель супостат явился в ночи, и пал темно-русый воин? Вздымается дальний зловещий ропот, словно шум на озере Лего, когда в морозные дни его стесненные воды с треском ломают лед. Жители Лары глядят в небеса и предвидят бурю. Я шагал все дальше по вереску, в длани моей копье Оскара. Багряные звезды сверху глядели. Мои доспехи мерцали в ночи. Я узрел пред собою безмолвного Филлана, он склонился с утеса Моры. Он услышал вопли врага, его душа взвеселилась. Он услышал мои шаги и копье повернул подъятое.
* Мы знаем из предыдущей книги, что Кахмор находился поблизости со своим войском. Когда был убит Карбар, сопровождавшие его племена отступили и перешли к Кахмору, который, как выясняется ниже, принял решение напасть на Фингала ночью. Филлан был отправлен на холм Моры, возвышавшийся перед каледонцами, чтобы наблюдать за передвижениями Кахмора. Таково было положение дел, когда Оссиан, заслышав, как шумит вражеская рать, пошел на поиски брата. Их разговор естественно вводит рассказ о Конаре, сыне Тренмора, первом короле Ирландии, столь необходимый, чтобы понять причины восстания Карбара и Кахмора и захвата ими престола. Филлан был младшим из оставшихся в живых сыновей Фингала. Он и Босмина, упоминаемая в "Битве при Лоре", были единственными детьми короля от Клато, дочери Катуллы, короля Инис-тора. которую он взял в жены после смерти Рос-краны, дочери короля Ирландии Кормака, сына Конара.
"С миром ли, ночи сын, ты приходишь? Иль ты являешься встретить мой гнев? Враги Фингала - мои враги. Говори иль страшись моей стали. Не напрасно стою здесь я, щит племени Морвена".
"Да не будешь вовек ты стоять напрасно, сын синеокой Клато. Фингал становится одиноким, мрак сгущается вкруг его уходящих дней. Но есть у него два сына,** и они воссияют в бранях. И они озарят, словно два луча, его прощанье с жизнью".
** То есть два сына в Ирландии. Фергус, второй сын Фингала, находился тогда в походе, который упоминается в одной из малых поэм Оссиана. Согласно некоторым преданиям, он был предком Фергуса, сына Эрка, или Арката, именуемого обычно в истории Шотландии _Фергусом вторым_. Наиболее достоверные шотландские хроники относят начало правления Фергуса над шотландцами к четвертому году пятого века - спустя целый век после смерти Оссиана. Горные сенахии устанавливают генеалогию его рода следующим образом: Fergus Mac-Arcath, Mac-Chongael, Mac-Fergus, Mac-Fion-gael na buai', то есть Фергус сын Арката, сына Конгала, сына Фергуса, сына Фингала-_победителя_.
"Сын Фингала, - ответил юноша, - немного прошло времени с той поры, как смог я поднять копье. Мало следов оставил мой меч в сраженьях, но душа моя пылает огнем. Вожди Болги *** теснятся вокруг щита великодушного Кахмора. Они сгрудились на вереске. Не приблизиться ли мне к их войску? Я уступал одному лишь Оскару в состязаниях наших на Коне".
*** Южная часть Ирландии одно время называлась Болга по имени народа фирболгов или британских белгов, основавших там поселение. Bolg означает _колчан_, - отсюда и происходит Fir-bolg, то есть _лучники_, названные так потому, что они пользовались луком больше, нежели соседние с ними народы.
"Филлан, не надо тебе приближаться к их войску, да не погибнешь бесславно. Имя мое живет уже в песне; если будет нужда, я пойду вперед. Под покровами ночи стану я следить за движением ратей, во мраке мерцающих. Но, Филлан, зачем помянул ты Оскара, чтобы вновь пробудить мои вздохи? Я должен забыть героя, пока не минует нас буря.* Нет места печали рядом с опасностью, а слезам - в очах войны. Наши отцы забывали павших сынов, пока не стихал оружия звон. Тогда возвращалась скорбь на могилу и раздавалась песнь бардов.
* Примечательно, что после этого места Оскар ни разу больше не упоминается во всей "Теморе". Положения, в которые попадают действующие лица поэмы, настолько занимательны, что иные персонажи, не связанные с ее сюжетом, не могли бы занять в ней сколько-нибудь заметного места. Хотя следующий вставной эпизод, по-видимому, естественно вытекает из разговора братьев, тем не менее, как я уже показал в одном из предшествующих примечаний, у поэта был более широкий замысел. Ирландские историки, правда, не соглашаются с Оссианом в иных частностях, но весьма вероятно, что упоминаемый здесь Конар - это не кто иной, как их Conar-mor, то есть _Конар великий_, которого они относят к первому веку.
Конар ** был братом Тратала, первого из смертных. Он бился на всех берегах. Тысяча рек уносила кровь его неприятелей. Слава его летела по зеленому Эрину, словно ласковый ветер. Народы стекались в Уллин и благословляли короля, короля - продолжателя рода их праотцев из края ланей.
** Конар, первый король Ирландии, был сыном Тренмора, прадеда Фингала Именно эта родственная связь явилась причиной столь многократного участия Фингала в войнах на стороне династии Конара. Хотя в поэмах Оссиана упоминаются лишь немногие подвиги Тренмора, тем не менее, судя по его почетным наименованиям, можно заключить, что во времена поэта он считался самым прославленныv героем древности. Наиболее правдоподобным является предположение, что он первый объединил каледонские племена и возглавил их борьбу против вторгшихся римлян. Северные составители родословных прослеживают его род от глубоко: древности и начинают перечень его предков с Cuan-mor nan lan или _Конмора мечей_, который, согласно их утверждениям, первый пересек _великое море_ и достиг Каледонии, чем и объясняется его имя, означающее _Великий Океан_. Однако на столь древние генеалогии трудно полагаться.
Юга вожди *** собирались во мраке своей гордыни. В мерзостной пещере Момы спрягали они тайные речи. Есть слух, что часто туда слетались духи их праотцев, являя обличья бледные из растреснутых скал и призывая вспомнить о чести Болги: "Зачем вами правит Конар, сын многоводного Морвена?"
*** То есть вожди фирболгов, которые владели югом Ирландии, по-видимому, до того, как гэлы из Каледонии и Гебридских островов обосновались в Ольстере Из дальнейшего ясно, что фирболги были очень сильным народом, и, вероятно, гэлы покорились бы им, если бы их родина не послала на помощь им войско под началом Конара.
Они устремились в бой сотней ревущих племен, словно потоки пустыни. Конар встал перед ними скалой: они, сокрушась, откатились в разные стороны. Но они возвращались снова, и падали ратники Уллина. Король стоял посреди могил своих воинов, мрачно склоняя горестный лик. Наглухо замкнулась его душа, он место уже назначил, где ему пасть суждено, но тут появился во всей своей силе Тратал, вождь туманного Морвена. И не один он явился: Колгар был рядом с ним, Колгар, сын короля и белогрудой Солинь-кормы.*
* Colg-er - _воин свирепого вида_. Sulin-corma - _синие очи_, Колгар был старшим сыном Тратала. Комхал, отец Фингала, был еще очень молод, когда состоялся этот поход в Ирландию. Примечательно, что из всех своих предков меньше всего поэт упоминает Комхала, что,_вероятно, объясняется злополучной судьбой и безвременной смертью этого героя. Из нескольких мест, в которых говорится о нем, мы действительно узнаем, что он был храбр, но ему не хватало обходительности и, как выражается Оссиан, _душа его была мрачна_. Такое беспристрастие по отношению к столь близкому человеку делает честь поэту.
Как обвитый перунами Тренмор, из чертогов грома низвергшись, изливает черную бурю на возмущенное море, так Колгар, низвергшись в битву, опустошал гулкозвучное поле. Отец восхищался героем, но вдруг прилетела стрела. Без слез воздвиглась могила. Королю надлежало сперва отомстить за сына. Он засверкал в сражении, пока не сдалася Болга на брегах потоков своих.
Когда же мир вернулся в страну и синие волны принесли короля в Морвен, тогда он вспомнил о сыне и пролил слезу в молчаньи. Трижды барды в пещере Фурмоно душу Колгара призывали. Они призывали его на родные холмы, он слышал их в тумане своем. Тратал оставил свой меч в пещере, чтобы дух его сына исполнился радости".
"Колгар, сын Тратала, - молвил Филлан, - ты прославился в юные годы. А король не заметил меча моего, ярко на поле брани сверкавшего. Я устремляюсь вперед со всеми, я возвращаюсь, хвалы не стяжав.** Но, Оссиан, враги приближаются, я слышу их голоса на вересковой пустоши. Их шаги грохочут, как гром в недрах земли, когда холмы, сотрясаясь, колышут деревья, хоть не струит ветров омраченное небо".
** Поэт начинает здесь яркими красками рисовать характер Филлана, которому предстоит играть важную роль в поэме. Он нетерпелив, честолюбив и пылок, как это и полагается молодому герою. Воспламененный мыслью о славе Колгара, он забывает о его безвременной гибели. Слова Филлана в этом месте позволяют заключить, что Фингал не обращал на него внимания, считая его слишком юным.
Внезапно я вспять повернул, опершись на копье, и возжег на вершине дуб. Я дал ему разгореться под ветром Моры. Кахмор прервал наступление. Он стоял, мерцая доспехами, словно утес, где по склонам гуляют ветры; они хватают его родники гулкозвучные и одевают их льдом. Так стоял он, друг чужеземцев.*** Ветер вздымал его тяжкие кудри. Ты всех выше в племени Эрина, король многоводной Аты!
*** Кахмор отмечен этим почетным наименованием за свою щедрость по отношению к чужеземцам, которая была столь велика, что выделялась даже в те гостеприимные времена.
"Первый мой бард, - промолвил Кахмор, - Фонар,**** сзывай вождей Эрина. Зови рыжеволосого Кормара, темнобрового Малтоса, косоглазого мрачного Маронана. Пусть появятся гордый Фолдат и багровые очи вращающий Турлото. Не забудь и Хидаллу, чей голос в грозную пору приятен, как шум дождя, когда проливается он на выжженный дол близ источника Аты иссохшего".
**** Fonar - _муж песни_. В дохристианские времена человек получал имя лишь, после того, как он совершил какое-то примечательное деяние, на основе которого это имя и составлялось. Поэтому имена в поэмах Оссиана вполне соответствуют характерам их носителей.
Они пришли, бряцая доспехами. Они склонились, внимая гласу его, как будто им из ночного облака вещали тени отцов. Страшно сверкали они при огне, как водопад Брумо,* когда метеор освещает его в ночи. Путник трепещет, завидя его; он прерывает свой путь и ждет не дождется луча денницы.
* Брумо было местом поклонения (см.: Фингал, кн. 6) на Краке предположительно одном из Шетландских островов. Считалось, что духи умерших слетаются туда по ночам, и это придает особенно мрачный оттенок приведенному здесь описанию. _Зловещий круг Брумо, где часто, как вещает молва, призраки мертвых стенали вкруг камня, ужас на них наводившего_.
"Почему так по нраву Фолдату, - молвил король, - проливать кровь неприятеля по ночам? ** Или при свете дня десница ему изменяет в бою? Мало врагов перед нами, зачем нам в тумане таиться? Любо отважным у всех на виду отличаться в сраженьях родной страны.
** Это место показывает, что именно Фолдат советовал совершить ночное нападение. Фолдат с его угрюмым нравом должным образом противостоит великодушному и открытому Кахмору. Оссиану особенно удается такое сопоставление различных характеров, что позволяет ему подчеркнуть особенности, присущие каждому. Фолдат, очевидно, был любимцем Карбара, и надо признать, что он как нельзя лучше подходил для роли приближенного при таком господине. Он был жесток и запальчив, но обладал, по-видимому, большими воинскими достоинствами.
Совет твой напрасен, вождь Момы: бодрствуют очи Морвена. Бдят они, как орлы на мшистых утесах. Пусть каждый из вас соберет под сенью своей мощь своего шумноголосого племени. Завтра при свете дня я пойду навстречу противникам Болги. Могуч он был, поверженный вождь из рода Борбар-дутула!" ***
*** Это восклицание Кахмора показывает, что он намерен отомстить за смерть своего брата Карбара.
"И я не прошел незамечен пред родом твоим, - сказал Фолдат. - При свете дня я встречал супостатов Карбара. Воин ценил мои подвиги. Но без слез был воздвигнут могильный камень ему! Ни единый бард не воспел короля Эрина.**** Неужто дозволим его врагам веселиться на мшистых холмах? Нет, не будут они веселиться: он был другом Фолдату. Наши речи тайно спрягались в безмолвной пещере Момы в ту пору, как ты еще отроком гонялся в полях за пухом чертополоха. С сынами Момы я ринусь вперед, я найду супостата на сумрачных холмах его. Без песни поляжет Фингал, седовласый король Сельмы".
**** Не удостоиться погребального пения над могилой считалось в те времена самым большим несчастьем, какое может выпасть на долю человека, потому что в этом случае душе его не было доступа в воздушный чертог его праотцев.
"Неужли ты думаешь, немощный муж, - возразил ему вождь Аты, - неужли ты думаешь, что он может погибнуть в Эрине, славы своей не стяжав? Разве смогут барды молчать у могилы Фингала могучего? Их песня прорвется хоть втайне, и дух короля взвеселится. Вот когда доведется погибнуть тебе, барды забудут про песни. Черен душою ты, вождь Момы, хотя проносится бурей десница твоя в сражениях. Разве я позабыл короля Эрина в тесном его жилище? Не потеряно сердце мое для Карбара, моего любезного брата. Я замечал, как сияние радости сходило на пасмурный дух его, когда возвращался со славой я в многоводную Ату".
Король повелел, и величаво они удалились, каждый к своему угрюмому племени; и люди их с гулом глухим раскатились по вереску, тускло мерцая под звездами, словно волны, ночными ветрами гонимые в каменистом заливе. Под дубом улегся вождь Аты; высоко над ним висел сумрачный круг его щита. Близ него прислонился к скале чужеземец кудрявый из Инис-хуны,* сей светлый луч, залетевший с оленьего Лумона. Вдалеке зазвучало пение Фонара о делах старинных дней. Временами голос его терялся в нарастающем рокоте Лубара. "Кротар,** - начал бард, - поселился первый на мшистом потоке Аты. Тысячи горных дубов составляли его гулкозвучный чертог.*** Там собирался народ на пиру короля синеглазого. Но кто из вождей мог сравниться с царственным Кротаром? При его появлении возгоралось мужество ратников. Юные девы вздыхали по нем. В Алнекме **** все почитали воина, первого из племени Болги.
* _Чужеземец из Инис-хуны_ - это Суль-мала, дочь Конмора, короля Инисхуны, как в древности называлась часть южной Британии, находящаяся напротив ирландского побережья. Переодетая в мужское платье, она следовала за Кахмором. Подробно о ней рассказано в четвертой книге.
** Кротар был предком Кахмора, первым из рода, кто обосновался в Ате. В его время вспыхнули первые войны между фирболгами и гэлами. Приведенный рассказ вполне здесь уместен, поскольку распря, первоначально возникшая между Кротаром и Конаром, продолжалась между их потомками и явилась основой событий настоящей поэмы.
*** Эта подробность позволяет заключить, что при Кротаре искусство возведения каменных строений еще не было известно в Ирландии. Лишь по прошествии длительного времени в ирландских поселениях начали развиваться мирные искусства: так, мы встречаем относящееся ко времени Кахмора выражение башни Аты, которое вряд ли могло быть приложено к деревянным строениям. В Каледонии начали строить из камня очень рано. У Фингала не было деревянных домов, за исключением Ти-фоирмала. Ти-фоирмал представлял собою большое помещение, где ежегодно собирались барды и повторяли свои сочинения, прежде чем вынести их на суд короля Сельмы. При каком-то несчастном случае этот дом сгорел, и некий древний бард, якобы сам Оссиан, оставил нам любопытный перечень находившейся там мебели. В настоящий момент я не располагаю этой поэмой, иначе представил бы здесь читателю ее перевод. Она не обладает особыми поэтическими достоинствами и явно относится к более позднему времени, чем то, в какое жил Фингал.