Страница:
"Нет, - со вздохом ответствовал юноша, - люди Ламора живы. Они венчаются славою в битве, отец, но погибла слава Хидаллана. Мне суждено одиноко сидеть на береге Балвы, когда загрохочет сраженье".
"Но отцы твои одиноко вовек не сидели, - гордо ответил Ламор, - они одиноко вовек не сидели на береге Балвы, когда грохотало сраженье. Видишь ли эту могилу? Уже мои очи не различают ее: там опочил благородный Гармаллон, вовек от войны не бежавший. "Приди, увенчанный славою в битве, - он говорит, - приди на могилу отца твоего". Как же могу я славой венчаться, Гармаллон, если сын мой бежал от войны!"
"Король многоводной Балвы, - молвил Хидаллан со вздохом, - зачем ты терзаешь мне душу? Ламор, вовек не ведал я страха. Фингал скорбел по Комале, потому он изгнал Хидаллана из сражений своих. "Ступай к седым потокам твоей страны, - он сказал мне, - и там истлевай, как безлистый дуб, что бурей склонен над Балвой и вовеки уже не воспрянет"".
"Неужто, - Ламор ответил, - удел мой слушать одинокую поступь Хидаллана? Неужто он будет склоняться над моими седыми потоками, когда тысячи славой венчаются в битве? Дух благородный Гармаллона, отведи ты Ламора к месту его покоя; очи его потухли, скорбна душа, а сын его славы лишился!".
"Где же искать мне славы, - юноша молвил, - чтобы Ламора душу возвеселить? Откуда смогу я вернуться прославленный, чтобы звоном своих доспехов усладить его слух? Если пойду на ловитву ланей, мое имя никто не услышит: Ламор не станет наощупь ласкать моих псов, довольный, что сын воротился с холма. Он не спросит меня о горах своих или о темно-бурых оленях своих пустынь".
"Я должен пасть, - Ламор сказал, - как безлистый дуб; он рос на скале, но буря низвергла его. На холмах моих увидят мой дух, скорбящий о юном Хидаллане. Ужель вы, туманы, ввысь поднимаясь, его не сокроете от взоров моих? Сын мой, войди в жилище Ламора, там висит оружие наших предков. Принеси мне меч Гармаллона, он отнял его у врага".
Он пошел и принес меч с ремнями богато украшенными. Он подал его отцу. Седовласый герой ощупал его острие.
"Сын мой, веди меня на могилу Гармаллона; она возвышается рядом с тем шелестящим древом. Длинные травы вокруг иссохли: я слыхал, как свистел там ветер. Рядом журчит ручеек и струит свои воды в Балву. Там я хочу отдохнуть. Уже полдень, и солнце сияет в наших полях".
Он отвел его на могилу Гармаллона. Ламор пронзил там грудь своего сына. Они почиют вместе, а древние их чертоги рассыпаются в прах на береге Балвы. Там духи являются в полдень, долина безмолвна, и люди страшатся приблизиться к месту упокоения Ламора".
"Печальна повесть твоя, сын старинных времен! - молвил Оскар. - Сердце мое скорбит о Хидаллане: пал он во дни своей юности. В вихрях пустыни носится он, скитаясь по чуждым странам.
Сыны гулкозвучного Морвена, приближьтесь к врагам Фингала. Проведите ночь в пении и следите за воинством Кароса. А Оскар пойдет к воителям прошлых времен, к теням безмолвного Ардвена, где его смутные праотцы сидят на своих облаках, созерцая грядущие брани. Не там ли и ты, Хидаллан, как метеор угасающий? Явись моим очам в скорби своей, вождь ревущей Балвы!"
Герои шествуют с песнями. Оскар медленно всходит на холм. Метеоры ночные на вереск пред ним опускаются. Еле слышен потока дальнего рев. Изредка ветра порывы пролетают сквозь ветви старых дубов. Тускло-багровый ущербный месяц скрывается за холмом. Слабые вопли над вереском слышатся. Оскар свой меч извлек.
"Придите, - молвит герой, - о вы, духи моих праотцев, вы, что сражались против властителей мира! Поведайте мне о грядущих делах и о ваших беседах пещерных, когда встречаетесь вы и созерцаете потомков своих на полях доблести".
Тренмор сошел с высоты на зов потомка могучего. Туча, как конь чужеземный, несла воздушные члены. Одежда его - туманы озера Лано, что приносят людям погибель. Его меч - метеор угасающий. Лик его неясен и темен. Он трижды вздохнул над героем, и трижды взревели вокруг ветры ночные. Много слов говорил он Оскару, но только обрывки их долетали до наших ушей. Были они темны, как преданья минувших времен, пока на них не прольется свет песнопений. Медленно он исчезал, словно таял под солнцем туман на холме.
С этой поры, о Тоскара дочь, опечалился сын мой. Он предвидел погибель племени своего и становился порою задумчив и мрачен, словно солнце, что лик свой скрывает в туче,* но потом опять озаряет Коны холмы.
*
Лик лучезарный оно темнотой багровеющей скрыло.
Вергилий [Георгики, I, 467].
Оскар провел эту ночь среди праотцев, серое утро застало его на береге Каруна.
Зеленый дол окружает могилу, что воздвигнута в древние годы. Поодаль холмы небольшие поднимают верхи и подставляют ветру старые дерева. Там сидели воины Кароса, ибо ночью они перешли поток. В бледном сияньи рассвета они казались стволами дряхлеющих сосен.
Оскар встал на могилу и трижды возвысил грозный свой глас. Скалистые горы окрест отозвались, встрепенулись косули и прочь поскакали, А дрожащие духи мертвых улетели, вопя, на тучах своих. Так грозен был глас моего сына, когда созывал он друзей.
Поднялась вокруг тысяча копий, поднялось воинство Кароса. Зачем, дочь Тоскара, зачем эти слезы? Сын мой бесстрашен, пусть он и один, Оскар подобен лучу небесному; он сверкнет, и падают люди. Длань его, словно десница духа, когда тот простирает ее из-за тучи; невидим прозрачный образ его, но люди в долине мрут.
Мой сын узрел приближенье врага, и встал он в мрачном безмолвии силы своей. "Разве один я, - Оскар спросил, - средь тысячи супостатов? Много здесь копий и много свирепых очей устремлены на меня! Что же, бежать мне на Ардвен? Но разве бежали когда-нибудь предки мои! Их десница оставила след в тысяче битв. Оскар тоже прославится. Придите вы, смутные духи предков, узреть мои бранные подвиги! Я паду, может быть, но буду прославлен, как народ гулкозвучного Морвена!"*
* Это место очень похоже на монолог Улисса, произнесенный в сходных обстоятельствах.
Горе! что будет со мною? позор, коль, толпы устрашася,
Я убегу; но и горше того, коль толпою постигнут
Буду один я: других аргивян громовержец рассыпал.
Но почто мою душу волнуют подобные думы?
Знаю, что подлый один отступает бесчестно из боя!
Кто на боях благороден душой, без сомнения, должен
Храбро стоять, поражают его, или он поражает!
Гомер. Илиада, XI [404].
Он стоял, возрастая на месте своем, словно поток, что вздымается в узкой долине. Грянула битва, но пали они; Оскара меч обагрился. Люди его на Кроне заслышали шум, они устремились к нему, как сотня потоков. Побежали воины Кароса, а Оскар остался недвижен, словно скала, отливом морским покинутая.
Тогда Карос двинул все силы свои и всех своих скакунов, как поток глубокий и мрачный; малые ручьи исчезают в стремленьи его, и земля вокруг содрогается. Битва простерлась от края до края; десять тысяч мечей сразу сверкнули под твердью небесной. Но к чему Оссиану петь о сражениях? Ибо вовек не блистать моей стали в боях. Со скорбью я вспоминаю дни своей юности, когда чувствую, как ослабела десница моя. Счастливы те, кто в юности пал в полном сиянии славы! Не довелось им увидеть могилы друзей или тщетно пытаться натягивать лук своей мощи. Счастлив ты, Оскар, средь шумных вихрей. Часто приходишь ты на поля своей славы, где Кароса гнал твой подъятый меч.
Мрак нисходит на душу мою, о прекрасная дочь Тоскара. Уже я не вижу облика сына на Каруне, и на Кроне не вижу Оскара. Далеко унесли его шумные ветры, и печально сердце отца.
Но отведи меня, о Мальвина, туда, где разносится шелест моих лесов и рев моих горных потоков. Дай мне услышать охоту на Коне, чтобы я мог вспомянуть дни минувших годов, и принеси мне арфу, о дева, чтобы я коснулся ее, когда просветлеет душа моя. Ты же будь рядом и выучи песню, и тогда времена грядущие услышат об Оссиане.
Потомки слабых людей возвысят свой голос на Коне и скажут, взглянув на скалы: "Здесь жил Оссиан". Они станут дивиться вождям старины и народу, какого уж нет. А мы тогда, о Мальвина, будем носиться на облаках, на крыльях ревущих ветров. Иногда голоса наши будут слышны в пустыне, и ветры скалы разнесут нашу песнь.
Война Инис-тоны*
ПОЭМА
* Inis-thona, т. е. _остров волн_, - один из скандинавских островов, где был свой король, зависевший, однако, от короля Лохлина. Поэма представляет собою вводный эпизод, включенный в большое произведение Оссиана, повествующее о подвигах его друзей, равно как и любимого его сына Оскара. Это произведение утрачено, но устное предание сохранило некоторые эпизоды, в том числе и рассказ положенный в основу настоящей поэмы. До сих пор еще живы люди, которые в юности слышали повествование целиком.
Наша юность, как сон зверолова на вересковом холме. Он засыпает под кротким сиянием солнца, он пробуждается средь бушующей бури; алая молния вьется окрест, и ветр сотрясает верхушки деревьев. Отрадно вспомнить ему тогда солнечный день и сладостные свои сновидения!
Вернется ли вновь Осеианова юность, усладится ли слух его звоном оружия? Буду ль я вновь, подобно Оскару, выступать в блеске стали своей? ** Придите, холмы Коны, ручьями увитые, и внемлите гласу Оссиана. Песня восходит, как солнце, в душе моей, и сердце мое ощутило радость минувших времен.
** Выступающий в полной силе своей.
Книга пророка Исайи, LXIII, 4
Я вижу, о Сельма, башни твои и дубы тенистой стены. В ушах моих шум твоих потоков. Герои вкруг собираются. Фингал сидит посреди, опираясь на щит Тренмора; он копье прислонил к стене и внемлет пению бардов. Они славят деянья десницы его и подвиги юных дней короля.
Оскар вернулся с ловитвы и услышал хвалу герою. Он снял со стены щит Бранно,*** слезами наполнились очи его. Зарделись ланиты юноши. Задрожал его тихий голос. Блистающее острие моего копья сотрясалось в длани его; он сказал королю Морвена.
*** Бранно - отец Эвиралин и дед Оскара. Ирландец по происхождению, он правил краем вокруг озера Лего. Предание о его великих подвигах передается из поколения в поколение, а его гостеприимство вошло в поговорку.
"Фингал, король героев! Оссиан, первый за ним во брани! Ваша юность прошла в сражениях, имена ваши в песнях прославлены. А Оскар, словно туман над Коной: как появился, так и исчезнет. Бард не узнает моего имени. Охотник не станет искать могилы моей среди вереска, О герои, позвольте сразиться мне в битвах Инис-тоны. Далеко лежит земля брани моей; не услыхать вам о гибели Оскара! Разве лишь некий бард найдет меня там и даст мое имя песне. Дочь чужеземца увидит могилу мою и оплачет воителя юного, что пришел издалека. Бард на пиру возгласит: "Слушайте песнь об Оскаре из чужедальней земли!""
"Оскар, - ответил король Морвена, - ты будешь сражаться, сын моей славы! Готовьте корабль темногрудый, да унесет моего героя на Инис-тону. Сын моего сына, чти нашу славу, ибо твой род знаменит. Да не дерзнут сказать отпрыски чужеземцев: "Слабы сыны Морвена!" Будь же а сражении бурей ревущей, а в дни мира - кроток, как солнце вечернее. Скажи, Оскар, королю Инис-тоны, что Фингал вспоминает юность свою, когда сходились мы в поединке во дни Агандеки".
Они подняли шумный парус. В мачтовых ремнях * свистали ветры. Волны бились о скалы, покрытые тиной, мощь океана ревела. С высокой волны мой сын увидал поросший дубравами край. Он устремился в залив гулкозвучный Руны и послал свой меч властителю копий Анниру.
* Кожаные ремни употреблялись во времена Оссиана вместо веревок.
Увидя Фингалов меч, встал седовласый герой. Очи его исполнились слез, и он вспомнил битвы их юности. Трижды вздымали они свои копья пред Агандекой любезной; герои стояли поодаль от них, словно два духа мерились силами.
"Но теперь, - начал король, - я уже стар, праздно покоится меч в чертоге моем. О ты, отрасль племени Морвена! Было время, участвовал Аниир в состязании копий, но поблек он ныне и высох, словно дуб у Лано. Нет сыновей у меня, чтобы радостно встретить тебя иль проводить в чертоги предков своих. Бледен почиет Аргон в могиле, и нет уже более Руро. Дочь моя в чужеземном чертоге и жаждет узреть могилу мою. Ее супруг сотрясает десять тысяч копий и движется, словно туча смерти с озера Лано.** Приди ж разделить пиршество Аннира, сын гулкозвучного Морвена".
** Кормало затеял войну против своего тестя Аннира, короля Инис-тоны, чтобы захватить его владения. Несправедливость его притязаний так возмутила Фингала, что тот послал своего внука Оскара на помощь Анниру. Вскоре оба войска вступили в битву, в которой благоразумие и доблесть Оскара обеспечили ему полную победу. Гибель Кормало, павшего в поединке от руки Оскара, положила конец войне. Такой рассказ сохранило предание, но поэт, желая возвысить своего сына, делает зачинщиком похода самого Оскара.
Три дня они пировали вместе, на четвертый Аннир услышал имя Оскара.*** Они тешились чашей**** и гонялись за вепрями Руны.
*** В те героические дни считалось нарушением правил гостеприимства спрашивать имя чужеземца до окончания трехдневного пиршества в большом родовом чертоге. Выражение _тот, кто спрашивает имя чужеземца_, до сих пор служит на севере поносной кличкой негостеприимного человека.
**** _Тешиться чашей_ - выражение, означающее пышное пиршество, на котором много пьют.
Возле источника мшистых камней отдыхали герои усталые. Тайно скатилась слеза по ланите Аннира, и тяжкий вздох исторгся из груди его. "Здесь, промолвил герой, - почиют во тьме чада моей юности! Этот камень - могила Руро, то древо шумит над останками Аргона. Слышите ль вы мой глас, о сыны, в вашем тесном жилище? Или вы говорите в шелесте этих листьев, когда подымаются ветры пустыни?"
"Король Инис-тоны, - Оскар спросил, - как пали юные чада? Их могилы нередко дикий вепрь попирает, но он не тревожит охотников.***** На оленей облачных они охотятся и напрягают воздушные луки. Им по-прежнему милы забавы юности и любо верхом на ветре скакать".
***** У Оссиана было такое же представление о загробной жизни, как у древних греков и римлян. Они полагали, что души, отделившись от тела, продолжают предаваться прежним занятиям и удовольствиям.
Тот дивится вдали колесницам мужей и доспехам
Праздным. Копья стоят, воткнутые в землю, и кони
Вольно пасутся в полях. Насколько тех колесницы
И оружье живых утешало, насколько любили
Гладких пасти лошадей, страсть та же у мертвых осталась.
Вергилий [Энеида, VI, 651].
Видел я там, наконец, и Ираклову силу, один лишь
Призрак воздушный...
Мертвые шумно летали над ним, как летают в испуге
Хищные птицы; и темной подобяся ночи, держал он
Лук напряженный с стрелой на тугой тетиве, и ужасно
Вкруг озирался, как будто готовлен выстрелить; страшный
Перевязь блеск издавала, ему поперек перерезав
Грудь златолитным ремнем, на котором с чудесным искусством
Львы грозноокие, дикие вепри, лесные медведи,
Битвы, убийства, людей истребленье изваяны были...
Гомер. Одиссея, XI [601].
"Кормало, - ответил король, - вождь десяти тысяч копий. Он обитает у вод мрачно-бурного Лано, что высылают облако смерти.* Он пришел к гулкозвучным чертогам Руны, чтобы снискать себе почесть копья.** Юноша был прекрасен, как первый луч солнца, и мало кто мог сойтись с ннм в бою. Герои мои покорились Кормало, а дочь полюбила детище Лано.
* Лано, озеро в Скандинавии; во времена Оссиана считалось, что осенью оно выделяет смертоносные испарения. А ты, о бесстрашный Духомар, ты был, как туман над болотистым Лано, когда плывет он по осенним равнинам и приносит смерть людям (Фингал, кн. I).
** Под почестью копья подразумевается особого рода поединон, распространенный среди древних северных народов.
Аргон я Руро вернулись с охоты и пролили слезы гордыни. Молча взирали они на героев Руны, ибо те сдались чужеземцу. Три дня они пировали с Кормало, на четвертый мой Аргон сразился. Но кто ж мог сражаться с Аргоном? Вождь Лано повержен. Уязвленной гордыни исполнилось сердце его, и он втайне решил, что увидит смерть моих сыновей.
Они пошли на холмы Руны и погнались за темно-бурыми ланями. Тайно взвилась стрела Кормало, и пали дети мои. Он пришел к деве своей любви, к темноволосой деве Инис-тоны. Они бежали через пустыню, и Аннир остался один.
Ночь наступила, за нею день появился, но не дошел до ушей моих ни Аргона глас, ни Руро. Наконец примчался любимый их пес, быстроскачущий Рунар. Он вбежал в чертог и завыл, и казалось, что он туда обращает свой взор, где пали они. Мы пошли ему вслед и нашли их и положили на бреге потока мшистого. Там приют излюбленный Аннира после охоты на ланей. Я склоняюсь над ними, как ствол дряхлого дуба, и слезы текут непрестанно".
"О Роннан и Огар, властитель копий! - сказал, поднимаясь, Оскар, зовите ко мне героев моих, сынов многоводного Морвена. Сегодня пойдем мы к озеру Лано, что высылает облако смерти. Недолго радоваться Кормало, часто смерть осеняет наших мечей острие".
Через пустыню пошли они, как грозовые тучи, когда ветры несут их над вереском; их края обвивает молния, и гулкозвучные рощи предчувствуют бурю. Раздался Оскара рог боевой, и возмутилися воды Дано. Чада озера собрались вокруг звонкого щита Кормало.
Оскар сражался, как всегда в битве несокрушимый. Кормало пал под его мечом, я сыны зловещего Лано бежали в свои сокровенные долы. Оскар привез дочь Инис-тоны в гулкозвучные чертоги Аннира. Старца лицо озарилось радостью, он благословил властелина мечей.
Как ликовал Оссиан, когда он узрел вдалеке парус сыновний! Парусявился, подобный светлому облаку, что на восходе вздымается, когда путник скорбит в незнакомом краю, а зловещая ночь, своих духов собрав, восседает вокруг него.
С песнями мы проводили его в чертоги Сельмы. Фингал повелел приготовить пиршество чаш. Тысячи бардов славили имя Оскара, и Морвен ответствовал пению. Дочь Тоскара была с нами, и голос ее звенел, словно" арфа, когда вечерней порой нежновеющий ветер долины приносит звук отдаленный.
О вы, кто еще видит солнце, положите меня возле утеса моих холмов, чтобы кругом густой орешник стоял, а рядом - шумящий дуб. Да упокоюсь я среди зелени, куда донесется потока дальнего гул. Тоскара дочь, возьми арфу и спой мне сладостную песню Сельмы, чтобы, исполнена радости, в сон погрузилась моя душа, чтоб воротились видения юности и дни Фингала могучего.
Сельма, я вижу башни твои, дерева и тенистую стену. Я зрю героев Морвена и слышу пение бардов. Оскар вздымает меч Кормало, и его ремнями украшенными восхищаются тысяча юных бойцов. Они изумленно взирают на моего сына и восхищаются силой его десницы. Они замечают радость в глазах отца, они жаждут такой же славы.
И вы обретете славу, сыны многоводного Морвена! Душа моя часто озаряется песней, и я вспоминаю товарищей юности. Но сон нисходит со звуками арфы, и встают виденья утешные. Вы, сыны ловитвы, останьтесь вдали, не смущайте моего покоя.* Бард минувших времен беседует ныне с праотцами, вождями дней стародавних. Сыны ловитвы, останьтесь вдали, не смущайте снов Оссиана.
* Заклинаю вас, дщери Иерусалимские, сернами и ланями полей, не будите и не тревожьте возлюбленного, доколе ему угодно.
Песнь песней Соломона [VIII, 4].
Битва при Лоре
ПОЭМА
СОДЕРЖАНИЕ
Эта поэма представляет собой законченное произведение; устное предание не дает повода считать ее вставным эпизодом из какого-либо большого сочинения Оссиана. В оригинале она называется Duan a Chuldich, или _Песнь Кульди_, потому что обращена к одному из первых христианских миссионеров, которых за их уединенный образ жизни прозвали кульди, то есть _уединенные люди_. - Эта история имеет большое сходство с историей, положенной в основу Илиады. Фингал, изгнав из Ирландии Сварана и возвратившись в родной край, задал пир своим героям, но при этом забыл пригласить Маронана и Альдо, двух вождей, не участвовавших в его походе. Обиженные таким невниманием, они отправились к Эрагону, королю скандинавской страны Соры, заклятому врагу Фингала. Альдо вскоре прославился в Соре своей доблестью, и Лорма, прекрасная жена Эрагона, влюбилась в него. Ему удалось тайно бежать с ней и вернуться к Фингалу, который находился тогда на западном побережье вблизи Сельмы. Эрагон вторгся в Шотландию, отверг мирные условия, предложенные ему Фингалом, и пал в битве от руки Гола, сына Морни. Во время этой войны погиб и Альдо в поединке со своим соперником Эрагоном, а несчастная Лорма умерла от горя.
Сын далекой земли, обитатель сокровенной кельи! Слышу ль я шелест рощи твоей иль это глас твоей песни? В моих ушах рокотал поток, но я слышал глас благозвучный. Кого восхваляешь ты - вождей ли родной земли, духов ли ветра? * Но, одинокий житель скалы, взгляни на тот вересковый дол. Ты увидишь могилы зеленые, на них густая трава шуршащая, на них камни, поросшие мхом. Ты увидишь их, сын скалы, но глаза Оссиана ослепли.
* Поэт подразумевает кульдийские религиозные гимны.
Горный поток низвергается с ревом и стремит свои воды вокруг зеленой горы. На вершине ее вздымаются четыре замшелых камня средь засохшей травы. Два древа, склоненные бурею, простирают вокруг шумливые ветви. Это твое жилище, Эрагон,** это твой тесный дом! Звон твоих чаш давно уже в Соре забыт, и щит потемнел в чертоге твоем. Эрагон, король кораблей! вождь далекой Соры! Как ты пал в наших горах? *** Как повержен могучий?
** Erragon или Ferg-thonn означает _ярость волн_; возможно, это поэтичное имя дал ему Оссиан, потому что в преданиях он зовется Анниром.
*** Краса твоя, о Израиль, поражена на высотах твоих! как пали сильные!
Вторая книга Царств, I, 19.
Как пали сильные на брани! Сражен Ионафан на высотах твоих.
Там же, I, 25.
Сын сокровенной кельи, тешат ли песни тебя? Так слушай о битве при Лоре; звон ее стали давно утих. Так гром прогремит над омраченным холмом и снова все умолкает. Солнце, вернувшись, безмолвно струит лучи. Улыбаются скалы блестящие и зеленые выси гор.
Залив Коны принял наши суда с бушующих волн Уллина; * белые паруса бессильно повисли на мачтах, и буйные ветры ревели за рощами Морвена. Рог короля прозвучал, и олени прочь побежали с утесов. Наши стрелы в леса полетели; на холме уготовано пиршество. Славно мы веселились на скалах в честь победы над грозным Свараном.
* Это произошло, когда Фингал возвращался с войны против Сварана.
Два героя были забыты на пиршестве нашем, и гневом они воспылали. Тайно вращали они багровые очи; у каждого стон из груди вырывался. Видели их, когда они меж собой говорили и копья бросали наземь. Они были две темные тучи среди радости нашей, словно столпы тумана среди покойного моря. Оно сверкает на солнце, но моряки опасаются бури.
"Подними паруса мои белые, - молвил Маронан, - подними, и пусть их наполнит западный ветер. Понесемся, Альдо, сквозь пену северных волн. Нас на пиру позабыли, хоть наши десницы багрились кровью. Покинем холмы Фингала и станем служить властителю Соры. Свиреп его лик, и клубится война вкруг его копья. Стяжаем славу, о Альдо, в боях гулкозвучной Соры".
Они взяли мечи и щиты с ремнями и устремились к заливу шумному Лумара. Пришли они к надменному королю Соры, вождю скакунов ретивых. Эрагон вернулся с охоты; копье его кровью обагрено. Он долу склонял лицо свое темное и насвистывал на ходу. Он пригласил чужеземцев на свои пиры. Они сражались и побеждали в бранях его.
Возвращался Альдо, увенчанный славой, к высоким стенам Соры. С башни смотрела супруга Эрагона, смотрели влажные, томные очи Лормы. Ее темно-русые волосы развевает ветр океана, белые перси колышатся, словно снег на вереске, когда подъемлются легкие ветры и тихо вздымают его на свету. Она увидела младого Альдо, подобного лучу заходящего солнца Соры. Нежное сердце ее вздохнуло, слезы наполнили очи, и глава склонилась на белую руку.
Три дня сидела она в чертоге, скрывая горе весельем. На четвертый она бежала с героем по бурному морю. Они достигли замшелых башен Коны и пришли к Фингалу, властителю копий.
"Альдо надменносердый, - сказал, вставая, король Морвена, - стану ль тебя защищать я от гнева короля оскорбленного Соры? Кто примет моих людей в чертогах своих, кто пир задаст чужеземцам после того, как Альдо, ничтожный душой, похитил красавицу Соры? Ступай на холмы свои, бессильная длань, и сокройся в свои пещеры. Прискорбна битва, что нам предстоит с королем омраченным Соры. Дух благородного Тренмора! Когда же Фингал перестанет сражаться? Я рожден среди битв,** и мне суждено по крови шагать до могилы. Но десница моя не обидела слабого, мой булат не коснулся того, кто не владел оружием. Я предвижу бури, о Морвен, что ниспровергнут мои чертоги, когда чада мои погибнут в бою и никого не останется в Сельме. Тогда придут бессильные, но они не найдут могилы моей; слава моя в песне, и почтут времен; грядущие мои подвиги сновидением".
** Комхал, отец Фингала, был сражен в битве против племени Морни в тот самый день, когда Фингал родился, поэтому вполне уместно сказать, что он был _рожден среди битв_.
Вкруг Эрагона собрался его народ, как бури вкруг духа ночи, когда сзывает он их с вершины Морвена, чтоб устремить в далекий иноплеменный край. Он дошел до берега Коны и послал к королю барда, требуя битвы тысяч или земли многих холмов.
Фингал сидел в чертоге своем в кругу товарищей юности. Младые герои охотились и зашли далеко в пустыню. Седые вожди толковали о делах своей юности и о минувших годах, когда пришел престарелый Нартмор, король многоводной Лоры.*
"Но отцы твои одиноко вовек не сидели, - гордо ответил Ламор, - они одиноко вовек не сидели на береге Балвы, когда грохотало сраженье. Видишь ли эту могилу? Уже мои очи не различают ее: там опочил благородный Гармаллон, вовек от войны не бежавший. "Приди, увенчанный славою в битве, - он говорит, - приди на могилу отца твоего". Как же могу я славой венчаться, Гармаллон, если сын мой бежал от войны!"
"Король многоводной Балвы, - молвил Хидаллан со вздохом, - зачем ты терзаешь мне душу? Ламор, вовек не ведал я страха. Фингал скорбел по Комале, потому он изгнал Хидаллана из сражений своих. "Ступай к седым потокам твоей страны, - он сказал мне, - и там истлевай, как безлистый дуб, что бурей склонен над Балвой и вовеки уже не воспрянет"".
"Неужто, - Ламор ответил, - удел мой слушать одинокую поступь Хидаллана? Неужто он будет склоняться над моими седыми потоками, когда тысячи славой венчаются в битве? Дух благородный Гармаллона, отведи ты Ламора к месту его покоя; очи его потухли, скорбна душа, а сын его славы лишился!".
"Где же искать мне славы, - юноша молвил, - чтобы Ламора душу возвеселить? Откуда смогу я вернуться прославленный, чтобы звоном своих доспехов усладить его слух? Если пойду на ловитву ланей, мое имя никто не услышит: Ламор не станет наощупь ласкать моих псов, довольный, что сын воротился с холма. Он не спросит меня о горах своих или о темно-бурых оленях своих пустынь".
"Я должен пасть, - Ламор сказал, - как безлистый дуб; он рос на скале, но буря низвергла его. На холмах моих увидят мой дух, скорбящий о юном Хидаллане. Ужель вы, туманы, ввысь поднимаясь, его не сокроете от взоров моих? Сын мой, войди в жилище Ламора, там висит оружие наших предков. Принеси мне меч Гармаллона, он отнял его у врага".
Он пошел и принес меч с ремнями богато украшенными. Он подал его отцу. Седовласый герой ощупал его острие.
"Сын мой, веди меня на могилу Гармаллона; она возвышается рядом с тем шелестящим древом. Длинные травы вокруг иссохли: я слыхал, как свистел там ветер. Рядом журчит ручеек и струит свои воды в Балву. Там я хочу отдохнуть. Уже полдень, и солнце сияет в наших полях".
Он отвел его на могилу Гармаллона. Ламор пронзил там грудь своего сына. Они почиют вместе, а древние их чертоги рассыпаются в прах на береге Балвы. Там духи являются в полдень, долина безмолвна, и люди страшатся приблизиться к месту упокоения Ламора".
"Печальна повесть твоя, сын старинных времен! - молвил Оскар. - Сердце мое скорбит о Хидаллане: пал он во дни своей юности. В вихрях пустыни носится он, скитаясь по чуждым странам.
Сыны гулкозвучного Морвена, приближьтесь к врагам Фингала. Проведите ночь в пении и следите за воинством Кароса. А Оскар пойдет к воителям прошлых времен, к теням безмолвного Ардвена, где его смутные праотцы сидят на своих облаках, созерцая грядущие брани. Не там ли и ты, Хидаллан, как метеор угасающий? Явись моим очам в скорби своей, вождь ревущей Балвы!"
Герои шествуют с песнями. Оскар медленно всходит на холм. Метеоры ночные на вереск пред ним опускаются. Еле слышен потока дальнего рев. Изредка ветра порывы пролетают сквозь ветви старых дубов. Тускло-багровый ущербный месяц скрывается за холмом. Слабые вопли над вереском слышатся. Оскар свой меч извлек.
"Придите, - молвит герой, - о вы, духи моих праотцев, вы, что сражались против властителей мира! Поведайте мне о грядущих делах и о ваших беседах пещерных, когда встречаетесь вы и созерцаете потомков своих на полях доблести".
Тренмор сошел с высоты на зов потомка могучего. Туча, как конь чужеземный, несла воздушные члены. Одежда его - туманы озера Лано, что приносят людям погибель. Его меч - метеор угасающий. Лик его неясен и темен. Он трижды вздохнул над героем, и трижды взревели вокруг ветры ночные. Много слов говорил он Оскару, но только обрывки их долетали до наших ушей. Были они темны, как преданья минувших времен, пока на них не прольется свет песнопений. Медленно он исчезал, словно таял под солнцем туман на холме.
С этой поры, о Тоскара дочь, опечалился сын мой. Он предвидел погибель племени своего и становился порою задумчив и мрачен, словно солнце, что лик свой скрывает в туче,* но потом опять озаряет Коны холмы.
*
Лик лучезарный оно темнотой багровеющей скрыло.
Вергилий [Георгики, I, 467].
Оскар провел эту ночь среди праотцев, серое утро застало его на береге Каруна.
Зеленый дол окружает могилу, что воздвигнута в древние годы. Поодаль холмы небольшие поднимают верхи и подставляют ветру старые дерева. Там сидели воины Кароса, ибо ночью они перешли поток. В бледном сияньи рассвета они казались стволами дряхлеющих сосен.
Оскар встал на могилу и трижды возвысил грозный свой глас. Скалистые горы окрест отозвались, встрепенулись косули и прочь поскакали, А дрожащие духи мертвых улетели, вопя, на тучах своих. Так грозен был глас моего сына, когда созывал он друзей.
Поднялась вокруг тысяча копий, поднялось воинство Кароса. Зачем, дочь Тоскара, зачем эти слезы? Сын мой бесстрашен, пусть он и один, Оскар подобен лучу небесному; он сверкнет, и падают люди. Длань его, словно десница духа, когда тот простирает ее из-за тучи; невидим прозрачный образ его, но люди в долине мрут.
Мой сын узрел приближенье врага, и встал он в мрачном безмолвии силы своей. "Разве один я, - Оскар спросил, - средь тысячи супостатов? Много здесь копий и много свирепых очей устремлены на меня! Что же, бежать мне на Ардвен? Но разве бежали когда-нибудь предки мои! Их десница оставила след в тысяче битв. Оскар тоже прославится. Придите вы, смутные духи предков, узреть мои бранные подвиги! Я паду, может быть, но буду прославлен, как народ гулкозвучного Морвена!"*
* Это место очень похоже на монолог Улисса, произнесенный в сходных обстоятельствах.
Горе! что будет со мною? позор, коль, толпы устрашася,
Я убегу; но и горше того, коль толпою постигнут
Буду один я: других аргивян громовержец рассыпал.
Но почто мою душу волнуют подобные думы?
Знаю, что подлый один отступает бесчестно из боя!
Кто на боях благороден душой, без сомнения, должен
Храбро стоять, поражают его, или он поражает!
Гомер. Илиада, XI [404].
Он стоял, возрастая на месте своем, словно поток, что вздымается в узкой долине. Грянула битва, но пали они; Оскара меч обагрился. Люди его на Кроне заслышали шум, они устремились к нему, как сотня потоков. Побежали воины Кароса, а Оскар остался недвижен, словно скала, отливом морским покинутая.
Тогда Карос двинул все силы свои и всех своих скакунов, как поток глубокий и мрачный; малые ручьи исчезают в стремленьи его, и земля вокруг содрогается. Битва простерлась от края до края; десять тысяч мечей сразу сверкнули под твердью небесной. Но к чему Оссиану петь о сражениях? Ибо вовек не блистать моей стали в боях. Со скорбью я вспоминаю дни своей юности, когда чувствую, как ослабела десница моя. Счастливы те, кто в юности пал в полном сиянии славы! Не довелось им увидеть могилы друзей или тщетно пытаться натягивать лук своей мощи. Счастлив ты, Оскар, средь шумных вихрей. Часто приходишь ты на поля своей славы, где Кароса гнал твой подъятый меч.
Мрак нисходит на душу мою, о прекрасная дочь Тоскара. Уже я не вижу облика сына на Каруне, и на Кроне не вижу Оскара. Далеко унесли его шумные ветры, и печально сердце отца.
Но отведи меня, о Мальвина, туда, где разносится шелест моих лесов и рев моих горных потоков. Дай мне услышать охоту на Коне, чтобы я мог вспомянуть дни минувших годов, и принеси мне арфу, о дева, чтобы я коснулся ее, когда просветлеет душа моя. Ты же будь рядом и выучи песню, и тогда времена грядущие услышат об Оссиане.
Потомки слабых людей возвысят свой голос на Коне и скажут, взглянув на скалы: "Здесь жил Оссиан". Они станут дивиться вождям старины и народу, какого уж нет. А мы тогда, о Мальвина, будем носиться на облаках, на крыльях ревущих ветров. Иногда голоса наши будут слышны в пустыне, и ветры скалы разнесут нашу песнь.
Война Инис-тоны*
ПОЭМА
* Inis-thona, т. е. _остров волн_, - один из скандинавских островов, где был свой король, зависевший, однако, от короля Лохлина. Поэма представляет собою вводный эпизод, включенный в большое произведение Оссиана, повествующее о подвигах его друзей, равно как и любимого его сына Оскара. Это произведение утрачено, но устное предание сохранило некоторые эпизоды, в том числе и рассказ положенный в основу настоящей поэмы. До сих пор еще живы люди, которые в юности слышали повествование целиком.
Наша юность, как сон зверолова на вересковом холме. Он засыпает под кротким сиянием солнца, он пробуждается средь бушующей бури; алая молния вьется окрест, и ветр сотрясает верхушки деревьев. Отрадно вспомнить ему тогда солнечный день и сладостные свои сновидения!
Вернется ли вновь Осеианова юность, усладится ли слух его звоном оружия? Буду ль я вновь, подобно Оскару, выступать в блеске стали своей? ** Придите, холмы Коны, ручьями увитые, и внемлите гласу Оссиана. Песня восходит, как солнце, в душе моей, и сердце мое ощутило радость минувших времен.
** Выступающий в полной силе своей.
Книга пророка Исайи, LXIII, 4
Я вижу, о Сельма, башни твои и дубы тенистой стены. В ушах моих шум твоих потоков. Герои вкруг собираются. Фингал сидит посреди, опираясь на щит Тренмора; он копье прислонил к стене и внемлет пению бардов. Они славят деянья десницы его и подвиги юных дней короля.
Оскар вернулся с ловитвы и услышал хвалу герою. Он снял со стены щит Бранно,*** слезами наполнились очи его. Зарделись ланиты юноши. Задрожал его тихий голос. Блистающее острие моего копья сотрясалось в длани его; он сказал королю Морвена.
*** Бранно - отец Эвиралин и дед Оскара. Ирландец по происхождению, он правил краем вокруг озера Лего. Предание о его великих подвигах передается из поколения в поколение, а его гостеприимство вошло в поговорку.
"Фингал, король героев! Оссиан, первый за ним во брани! Ваша юность прошла в сражениях, имена ваши в песнях прославлены. А Оскар, словно туман над Коной: как появился, так и исчезнет. Бард не узнает моего имени. Охотник не станет искать могилы моей среди вереска, О герои, позвольте сразиться мне в битвах Инис-тоны. Далеко лежит земля брани моей; не услыхать вам о гибели Оскара! Разве лишь некий бард найдет меня там и даст мое имя песне. Дочь чужеземца увидит могилу мою и оплачет воителя юного, что пришел издалека. Бард на пиру возгласит: "Слушайте песнь об Оскаре из чужедальней земли!""
"Оскар, - ответил король Морвена, - ты будешь сражаться, сын моей славы! Готовьте корабль темногрудый, да унесет моего героя на Инис-тону. Сын моего сына, чти нашу славу, ибо твой род знаменит. Да не дерзнут сказать отпрыски чужеземцев: "Слабы сыны Морвена!" Будь же а сражении бурей ревущей, а в дни мира - кроток, как солнце вечернее. Скажи, Оскар, королю Инис-тоны, что Фингал вспоминает юность свою, когда сходились мы в поединке во дни Агандеки".
Они подняли шумный парус. В мачтовых ремнях * свистали ветры. Волны бились о скалы, покрытые тиной, мощь океана ревела. С высокой волны мой сын увидал поросший дубравами край. Он устремился в залив гулкозвучный Руны и послал свой меч властителю копий Анниру.
* Кожаные ремни употреблялись во времена Оссиана вместо веревок.
Увидя Фингалов меч, встал седовласый герой. Очи его исполнились слез, и он вспомнил битвы их юности. Трижды вздымали они свои копья пред Агандекой любезной; герои стояли поодаль от них, словно два духа мерились силами.
"Но теперь, - начал король, - я уже стар, праздно покоится меч в чертоге моем. О ты, отрасль племени Морвена! Было время, участвовал Аниир в состязании копий, но поблек он ныне и высох, словно дуб у Лано. Нет сыновей у меня, чтобы радостно встретить тебя иль проводить в чертоги предков своих. Бледен почиет Аргон в могиле, и нет уже более Руро. Дочь моя в чужеземном чертоге и жаждет узреть могилу мою. Ее супруг сотрясает десять тысяч копий и движется, словно туча смерти с озера Лано.** Приди ж разделить пиршество Аннира, сын гулкозвучного Морвена".
** Кормало затеял войну против своего тестя Аннира, короля Инис-тоны, чтобы захватить его владения. Несправедливость его притязаний так возмутила Фингала, что тот послал своего внука Оскара на помощь Анниру. Вскоре оба войска вступили в битву, в которой благоразумие и доблесть Оскара обеспечили ему полную победу. Гибель Кормало, павшего в поединке от руки Оскара, положила конец войне. Такой рассказ сохранило предание, но поэт, желая возвысить своего сына, делает зачинщиком похода самого Оскара.
Три дня они пировали вместе, на четвертый Аннир услышал имя Оскара.*** Они тешились чашей**** и гонялись за вепрями Руны.
*** В те героические дни считалось нарушением правил гостеприимства спрашивать имя чужеземца до окончания трехдневного пиршества в большом родовом чертоге. Выражение _тот, кто спрашивает имя чужеземца_, до сих пор служит на севере поносной кличкой негостеприимного человека.
**** _Тешиться чашей_ - выражение, означающее пышное пиршество, на котором много пьют.
Возле источника мшистых камней отдыхали герои усталые. Тайно скатилась слеза по ланите Аннира, и тяжкий вздох исторгся из груди его. "Здесь, промолвил герой, - почиют во тьме чада моей юности! Этот камень - могила Руро, то древо шумит над останками Аргона. Слышите ль вы мой глас, о сыны, в вашем тесном жилище? Или вы говорите в шелесте этих листьев, когда подымаются ветры пустыни?"
"Король Инис-тоны, - Оскар спросил, - как пали юные чада? Их могилы нередко дикий вепрь попирает, но он не тревожит охотников.***** На оленей облачных они охотятся и напрягают воздушные луки. Им по-прежнему милы забавы юности и любо верхом на ветре скакать".
***** У Оссиана было такое же представление о загробной жизни, как у древних греков и римлян. Они полагали, что души, отделившись от тела, продолжают предаваться прежним занятиям и удовольствиям.
Тот дивится вдали колесницам мужей и доспехам
Праздным. Копья стоят, воткнутые в землю, и кони
Вольно пасутся в полях. Насколько тех колесницы
И оружье живых утешало, насколько любили
Гладких пасти лошадей, страсть та же у мертвых осталась.
Вергилий [Энеида, VI, 651].
Видел я там, наконец, и Ираклову силу, один лишь
Призрак воздушный...
Мертвые шумно летали над ним, как летают в испуге
Хищные птицы; и темной подобяся ночи, держал он
Лук напряженный с стрелой на тугой тетиве, и ужасно
Вкруг озирался, как будто готовлен выстрелить; страшный
Перевязь блеск издавала, ему поперек перерезав
Грудь златолитным ремнем, на котором с чудесным искусством
Львы грозноокие, дикие вепри, лесные медведи,
Битвы, убийства, людей истребленье изваяны были...
Гомер. Одиссея, XI [601].
"Кормало, - ответил король, - вождь десяти тысяч копий. Он обитает у вод мрачно-бурного Лано, что высылают облако смерти.* Он пришел к гулкозвучным чертогам Руны, чтобы снискать себе почесть копья.** Юноша был прекрасен, как первый луч солнца, и мало кто мог сойтись с ннм в бою. Герои мои покорились Кормало, а дочь полюбила детище Лано.
* Лано, озеро в Скандинавии; во времена Оссиана считалось, что осенью оно выделяет смертоносные испарения. А ты, о бесстрашный Духомар, ты был, как туман над болотистым Лано, когда плывет он по осенним равнинам и приносит смерть людям (Фингал, кн. I).
** Под почестью копья подразумевается особого рода поединон, распространенный среди древних северных народов.
Аргон я Руро вернулись с охоты и пролили слезы гордыни. Молча взирали они на героев Руны, ибо те сдались чужеземцу. Три дня они пировали с Кормало, на четвертый мой Аргон сразился. Но кто ж мог сражаться с Аргоном? Вождь Лано повержен. Уязвленной гордыни исполнилось сердце его, и он втайне решил, что увидит смерть моих сыновей.
Они пошли на холмы Руны и погнались за темно-бурыми ланями. Тайно взвилась стрела Кормало, и пали дети мои. Он пришел к деве своей любви, к темноволосой деве Инис-тоны. Они бежали через пустыню, и Аннир остался один.
Ночь наступила, за нею день появился, но не дошел до ушей моих ни Аргона глас, ни Руро. Наконец примчался любимый их пес, быстроскачущий Рунар. Он вбежал в чертог и завыл, и казалось, что он туда обращает свой взор, где пали они. Мы пошли ему вслед и нашли их и положили на бреге потока мшистого. Там приют излюбленный Аннира после охоты на ланей. Я склоняюсь над ними, как ствол дряхлого дуба, и слезы текут непрестанно".
"О Роннан и Огар, властитель копий! - сказал, поднимаясь, Оскар, зовите ко мне героев моих, сынов многоводного Морвена. Сегодня пойдем мы к озеру Лано, что высылает облако смерти. Недолго радоваться Кормало, часто смерть осеняет наших мечей острие".
Через пустыню пошли они, как грозовые тучи, когда ветры несут их над вереском; их края обвивает молния, и гулкозвучные рощи предчувствуют бурю. Раздался Оскара рог боевой, и возмутилися воды Дано. Чада озера собрались вокруг звонкого щита Кормало.
Оскар сражался, как всегда в битве несокрушимый. Кормало пал под его мечом, я сыны зловещего Лано бежали в свои сокровенные долы. Оскар привез дочь Инис-тоны в гулкозвучные чертоги Аннира. Старца лицо озарилось радостью, он благословил властелина мечей.
Как ликовал Оссиан, когда он узрел вдалеке парус сыновний! Парусявился, подобный светлому облаку, что на восходе вздымается, когда путник скорбит в незнакомом краю, а зловещая ночь, своих духов собрав, восседает вокруг него.
С песнями мы проводили его в чертоги Сельмы. Фингал повелел приготовить пиршество чаш. Тысячи бардов славили имя Оскара, и Морвен ответствовал пению. Дочь Тоскара была с нами, и голос ее звенел, словно" арфа, когда вечерней порой нежновеющий ветер долины приносит звук отдаленный.
О вы, кто еще видит солнце, положите меня возле утеса моих холмов, чтобы кругом густой орешник стоял, а рядом - шумящий дуб. Да упокоюсь я среди зелени, куда донесется потока дальнего гул. Тоскара дочь, возьми арфу и спой мне сладостную песню Сельмы, чтобы, исполнена радости, в сон погрузилась моя душа, чтоб воротились видения юности и дни Фингала могучего.
Сельма, я вижу башни твои, дерева и тенистую стену. Я зрю героев Морвена и слышу пение бардов. Оскар вздымает меч Кормало, и его ремнями украшенными восхищаются тысяча юных бойцов. Они изумленно взирают на моего сына и восхищаются силой его десницы. Они замечают радость в глазах отца, они жаждут такой же славы.
И вы обретете славу, сыны многоводного Морвена! Душа моя часто озаряется песней, и я вспоминаю товарищей юности. Но сон нисходит со звуками арфы, и встают виденья утешные. Вы, сыны ловитвы, останьтесь вдали, не смущайте моего покоя.* Бард минувших времен беседует ныне с праотцами, вождями дней стародавних. Сыны ловитвы, останьтесь вдали, не смущайте снов Оссиана.
* Заклинаю вас, дщери Иерусалимские, сернами и ланями полей, не будите и не тревожьте возлюбленного, доколе ему угодно.
Песнь песней Соломона [VIII, 4].
Битва при Лоре
ПОЭМА
СОДЕРЖАНИЕ
Эта поэма представляет собой законченное произведение; устное предание не дает повода считать ее вставным эпизодом из какого-либо большого сочинения Оссиана. В оригинале она называется Duan a Chuldich, или _Песнь Кульди_, потому что обращена к одному из первых христианских миссионеров, которых за их уединенный образ жизни прозвали кульди, то есть _уединенные люди_. - Эта история имеет большое сходство с историей, положенной в основу Илиады. Фингал, изгнав из Ирландии Сварана и возвратившись в родной край, задал пир своим героям, но при этом забыл пригласить Маронана и Альдо, двух вождей, не участвовавших в его походе. Обиженные таким невниманием, они отправились к Эрагону, королю скандинавской страны Соры, заклятому врагу Фингала. Альдо вскоре прославился в Соре своей доблестью, и Лорма, прекрасная жена Эрагона, влюбилась в него. Ему удалось тайно бежать с ней и вернуться к Фингалу, который находился тогда на западном побережье вблизи Сельмы. Эрагон вторгся в Шотландию, отверг мирные условия, предложенные ему Фингалом, и пал в битве от руки Гола, сына Морни. Во время этой войны погиб и Альдо в поединке со своим соперником Эрагоном, а несчастная Лорма умерла от горя.
Сын далекой земли, обитатель сокровенной кельи! Слышу ль я шелест рощи твоей иль это глас твоей песни? В моих ушах рокотал поток, но я слышал глас благозвучный. Кого восхваляешь ты - вождей ли родной земли, духов ли ветра? * Но, одинокий житель скалы, взгляни на тот вересковый дол. Ты увидишь могилы зеленые, на них густая трава шуршащая, на них камни, поросшие мхом. Ты увидишь их, сын скалы, но глаза Оссиана ослепли.
* Поэт подразумевает кульдийские религиозные гимны.
Горный поток низвергается с ревом и стремит свои воды вокруг зеленой горы. На вершине ее вздымаются четыре замшелых камня средь засохшей травы. Два древа, склоненные бурею, простирают вокруг шумливые ветви. Это твое жилище, Эрагон,** это твой тесный дом! Звон твоих чаш давно уже в Соре забыт, и щит потемнел в чертоге твоем. Эрагон, король кораблей! вождь далекой Соры! Как ты пал в наших горах? *** Как повержен могучий?
** Erragon или Ferg-thonn означает _ярость волн_; возможно, это поэтичное имя дал ему Оссиан, потому что в преданиях он зовется Анниром.
*** Краса твоя, о Израиль, поражена на высотах твоих! как пали сильные!
Вторая книга Царств, I, 19.
Как пали сильные на брани! Сражен Ионафан на высотах твоих.
Там же, I, 25.
Сын сокровенной кельи, тешат ли песни тебя? Так слушай о битве при Лоре; звон ее стали давно утих. Так гром прогремит над омраченным холмом и снова все умолкает. Солнце, вернувшись, безмолвно струит лучи. Улыбаются скалы блестящие и зеленые выси гор.
Залив Коны принял наши суда с бушующих волн Уллина; * белые паруса бессильно повисли на мачтах, и буйные ветры ревели за рощами Морвена. Рог короля прозвучал, и олени прочь побежали с утесов. Наши стрелы в леса полетели; на холме уготовано пиршество. Славно мы веселились на скалах в честь победы над грозным Свараном.
* Это произошло, когда Фингал возвращался с войны против Сварана.
Два героя были забыты на пиршестве нашем, и гневом они воспылали. Тайно вращали они багровые очи; у каждого стон из груди вырывался. Видели их, когда они меж собой говорили и копья бросали наземь. Они были две темные тучи среди радости нашей, словно столпы тумана среди покойного моря. Оно сверкает на солнце, но моряки опасаются бури.
"Подними паруса мои белые, - молвил Маронан, - подними, и пусть их наполнит западный ветер. Понесемся, Альдо, сквозь пену северных волн. Нас на пиру позабыли, хоть наши десницы багрились кровью. Покинем холмы Фингала и станем служить властителю Соры. Свиреп его лик, и клубится война вкруг его копья. Стяжаем славу, о Альдо, в боях гулкозвучной Соры".
Они взяли мечи и щиты с ремнями и устремились к заливу шумному Лумара. Пришли они к надменному королю Соры, вождю скакунов ретивых. Эрагон вернулся с охоты; копье его кровью обагрено. Он долу склонял лицо свое темное и насвистывал на ходу. Он пригласил чужеземцев на свои пиры. Они сражались и побеждали в бранях его.
Возвращался Альдо, увенчанный славой, к высоким стенам Соры. С башни смотрела супруга Эрагона, смотрели влажные, томные очи Лормы. Ее темно-русые волосы развевает ветр океана, белые перси колышатся, словно снег на вереске, когда подъемлются легкие ветры и тихо вздымают его на свету. Она увидела младого Альдо, подобного лучу заходящего солнца Соры. Нежное сердце ее вздохнуло, слезы наполнили очи, и глава склонилась на белую руку.
Три дня сидела она в чертоге, скрывая горе весельем. На четвертый она бежала с героем по бурному морю. Они достигли замшелых башен Коны и пришли к Фингалу, властителю копий.
"Альдо надменносердый, - сказал, вставая, король Морвена, - стану ль тебя защищать я от гнева короля оскорбленного Соры? Кто примет моих людей в чертогах своих, кто пир задаст чужеземцам после того, как Альдо, ничтожный душой, похитил красавицу Соры? Ступай на холмы свои, бессильная длань, и сокройся в свои пещеры. Прискорбна битва, что нам предстоит с королем омраченным Соры. Дух благородного Тренмора! Когда же Фингал перестанет сражаться? Я рожден среди битв,** и мне суждено по крови шагать до могилы. Но десница моя не обидела слабого, мой булат не коснулся того, кто не владел оружием. Я предвижу бури, о Морвен, что ниспровергнут мои чертоги, когда чада мои погибнут в бою и никого не останется в Сельме. Тогда придут бессильные, но они не найдут могилы моей; слава моя в песне, и почтут времен; грядущие мои подвиги сновидением".
** Комхал, отец Фингала, был сражен в битве против племени Морни в тот самый день, когда Фингал родился, поэтому вполне уместно сказать, что он был _рожден среди битв_.
Вкруг Эрагона собрался его народ, как бури вкруг духа ночи, когда сзывает он их с вершины Морвена, чтоб устремить в далекий иноплеменный край. Он дошел до берега Коны и послал к королю барда, требуя битвы тысяч или земли многих холмов.
Фингал сидел в чертоге своем в кругу товарищей юности. Младые герои охотились и зашли далеко в пустыню. Седые вожди толковали о делах своей юности и о минувших годах, когда пришел престарелый Нартмор, король многоводной Лоры.*