Страница:
** Следует помнить, что Гол был ранен, поэтому он и просит здесь Оссиана привязать ему щит к боку.
Грядами темными встали два войска друг против друга вдоль Лубара. Здесь возвышается Фолдат мрачным столпом, там сияет юностью Филлан. Копье в поток опустив, каждый издал клич боевой. Гол ударил в щит Морвена; разом они ринулись в битву. Блеск булата отразился в булате; поле сверкает, как два водопада, когда, свергаясь с темных вершин, мешают они свою пену. Смотрите, вот он идет, сын славы: он повергает ратников долу. Вкруг него на ветрах носится смерть! Бойцами устлан твой путь, о Филлан!
Ротмар,*** воинов щит, стоял меж двух кремнистых утесов. Два дуба, согбенных ветрами, простерли ветви с обеих сторон. Он обращает свой сумрачный взор на Филлана и молча друзей прикрывает. Увидел Фингал, что близится бой, и его душа встрепенулась. Но, как низвергается камень Лоды,**** отторгшись внезапно от скалистого Друман-арда, когда духи в ярости землю колеблют, так пал лазоревощитный Ротмар.
*** Roth-mar - _шум моря перед бурею_. Druman-ara - _высокий горный хребет_. Cul-min - _мягкокудрый_. Cull-allin - _прекраснокудрая_. Strutha _многоводная река_.
**** Под камнем Лоды, как я уже указывал в примечаниях к другим поэмам Оссиана, подразумевается место поклонения богам у скандинавов. Оссиан во время своих многочисленных походов на Оркнейские острова и в Скандинавию ознакомился с некоторыми из обрядов господствовавшей в этих краях религии и часто упоминает их в своих поэмах. На Оркнейских и Шетландских островах сохранились развалины и круговые каменные ограды, которые по сей день носят название _Лода_ или _Лоден_. Они, по-видимому, существенно отличаются по своему устройству от друидических памятников, уцелевших в Британии и на западных островах. Места поклонения богам у скандинавов были первоначально очень грубо сложены и ничем не украшены. В последующие века, когда скандинавы установили сношения с другими народами, они восприняли их обычаи и стали строить храмы. Упсальский храм в Швеции поразительно богат и великолепен. Хокон норвежский построил близ Тронхейма храм, ненамного ему уступающий и всегда называвшийся Лоден. (Mallet. Introduction a l'histoire de Danemark [Малле. Введение в историю Дании]).
Приближается юный Кулмин; он шел, заливаясь слезами. Яростно он рассекает воздух, прежде чем обменяться ударами с Филланом. С Ротмаром он когда-то напряг впервые свой лук на скале у родимых синих потоков. Там они примечали пастбища серн, когда первый солнечный луч на папоротник ложился. Зачем же ты, сын милой Кул-аллин, устремился на этот луч света? * Он пожирающий огнь. Вспять обратись, юноша с берега Струты. Не равны были ваши отцы на поле сверкающей брани.
* Поэт метафорически называет Филлана лучом света. Упомянутый здесь Кулмин был сыном Клонмара, вождя Струты, от прекрасной Кул-аллин. Она так славилась своей красотой, что ее имя часто встречается в сравнениях и иносказаниях старинных стихотворений. В одной из поэм Оссиана есть строка: Mar Chulaluin Strutha nan sian, т. е. _Прелестна, словно Кул-аллин с бурлящей Струты_.
Кулмина мать в чертоге своем взирает на синеволнистую Струту. Подъемлется вихрь над рекой, мрачно клубясь вкруг тени сына. Псы его взвыли на привязи; кровь обагрила щит, висевший в чертоге.** "Ужели ты пал, мой сын златокудрый, в пагубной брани Эрина?"
** Считалось, что собаки чувствуют кончину хозяина, даже если она произошла на таком большом расстоянии. В те времена также думали, что на оружии, оставленном воинами дома, выступает кровь, когда они гибнут в битве. Подразумевается, что по этим признакам Кул-аллин узнает о смерти своего сына; последующее явление его духа подтверждает это. Ее неожиданное короткое восклицание производит большее впечатление, чем если бы она разразилась пространными жалобами. Описание павшего юноши и размышления над ним Филлана естественны и уместны, и они приходят на память, когда мы обнаруживаем, что Фингал после гибели самого Филлана оказывается в том же положении, в каком, судя по всему, находился отец Кулмина.
Словно косуля, внезапно стрелою пронзенная, лежит, трепеща у родного потока, и охотник, любуясь на быстрые ноги ее, вспоминает, как прежде гордо она скакала, так лежал и сын Кул-аллин пред взором Филлана. Кудри его полоскал ручей, кровь по щиту струилась. Но все еще длань сжимала меч, что изменил ему в грозный день. "Ты сражен, - Филлан сказал, - прежде чем прозвучала слава твоя. Твой отец: послал тебя на войну, надеется он услыхать о твоих деяньях. Может быть, он, поседелый у потоков своих, тусклый взор обращает к Мой-лене. Но ты не вернешься с добычей поверженного врага".
Филлан погнал пред собою рати Эрина по гулкозвучной вересковой пустоши. Но - воин за воином - падал Морвен пред темнобагровой яростью Фолдата, далеко в поле простершего половину ревущих своих дружин. Дермид *** в гневе встал перед ним, сыны Коны вокруг собрались. Но Фолдат разбил его щит и рассеял врагов по вереску.
*** Этот Дермид, возможно, и есть тот самый Dermid О Duine [Дермид, потомок Дуна (гэл.)], который занимает такое большое место в вымыслах ирландских бардов.
Тогда в гордыне своей сказал супостат: "Бежали они, и слава моя начинается. Малтос, иди и скажи королю,**** чтобы он ограждал океан мрачнобурый: да не избегнет Фингал моего меча. Он должен повергнуться в прах. Возле болота безвестного обретет он могилу. Без песен воздвигнут ее. Дух Фингала будет блуждать в тумане над зарослями тростника".
**** Кахмору.
Малтос слушал его, омрачаясь сомнением, молча он взор отвратил. Знал он гордыню Фолдата и взглянул на холм, где король возвышался, затем повернулся угрюмо и меч погрузил во брань.
В тесной долине Клоно,* где над потоком склонялись два древа, мрачный в горе своем стоял безмолвный сын Дутно. Кровь текла из его бедра, рядом валялся разбитый щит. Прислоненное к камню стояло копье. Зачем, о Дермид, зачем так печален ты?
{* Эта долина получила свое имя от Клоно, сына Летмала с Лоры, одного из предков Дермида, сына Дутно. История его рассказывается в старинной поэме. В дни Конара, сына Тренмора, первого короля Ирландии, Клоно переправился в это королевство из Каледонии, чтобы помочь Конару в борьбе с фирболгами. Необыкновенная его красота вскоре пленила сердце Сульмины, молодой жены ирландского вождя. Она открыла ему свою страсть, на которую, однако, каледонец не ответил взаимностью. От огорчения она заболела, и слух о ее любви дошел до мужа. Терзаемый ревностью, он поклялся отомстить. Спасаясь от его ярости, Клоно оставил Темору, намереваясь переправиться в Шотландию, и, застигнутый ночью в упомянутой здесь долине, улегся спать. _Там_ (следуя словам поэта) _Летмал явился к Клоно во сне и сказал, что опасность близка_. Чтобы развлечь читателей, я переведу этот эпизод с видением, не лишенный поэтических достоинств.
Тень Летмала
Подымайся со мшистого ложа, сын сраженного Летмала, подымайся. Ветер приносит шум приближенья врагов.
Клоно
Чей это глас, подобный ревущим потокам, смущает мой сон?
Тень Летмала
Подымайся ты, обитатель женских сердец, Летмала сын, подымайся.
Клоно
Как эта ночь ужасна! Луна в небесах померкла. На тусклом ее лике алеют духов следы. Метеоры зеленые вьются вокруг. Уныло рокочут потоки в долине смутных теней. Призрак отца, я слышу тебя, летящего в вихре. Я слышу тебя, но ты, облеченный покровами ночи, не склоняешься к сыну.
Клоно собирался уже уйти, но в это время явился муж Сульмины с множеством слуг. Клоно мужественно защищался, но наконец был побежден и убит. Его похоронили на том самом месте, где он погиб, и назвали долину его именем. Когда Дермид обращается к Голу, сыну Морни, с просьбой, следующей ниже, он указывает на могилу Клоно и упоминает свою родственную связь с этим несчастным вождем.}
"Я слышу сражения рев. Мои ратники остались одни. Медлительно плетусь я по вереску, и нет у меня щита. Неужто осилит враг? Но только тогда, когда Дермид падет! Тебя я вызову, Фолдат, и встречусь с тобою в битве".
В грозном веселье он поднял копье. Сын Морни пришел. "Стой же, сын Дутно, стой: твои следы означены кровью. Щита горбатого нет у тебя. Зачем ты хочешь пасть безоружным?"
"Король Струмона, дай мне твой щит. Часто он вспять обращал войну. Я прегражу дорогу вождю. Сын Морни, видишь ли ты этот камень? Он подъемлет из-под травы седую голову. Там обитает вождь племени Дермида. Положи меня ночью туда".*
* Краткость речи Гола и лаконичный ответ Дермида вполне уместны здесь и соответствуют быстроте развивающегося действия. События, избираемые Оссианом, чтобы разнообразить описания битв, интересны и неизменно привлекают наше внимание. Я знаю, что к числу доводов, выдвигаемых теми, кто не находит поэтических достоинств в поэмах Оссиана, относится отсутствие в них подробного изображения ран и разнообразных описаний смерти сраженных воинов. Такая критика, могу сказать без пристрастия, несправедлива, потому что наш поэт достиг при этом наибольшего многообразия, какое только возможно при соблюдении приличия в пределах столь небольших поэм. Признано, что Гомер более разнообразен в изображении смертей, чем все другие поэты, когда-либо существовавшие. Нельзя, конечно, отрицать его обширных познаний в анатомии. Однако я далеко не считаю его описания битв, при всей необычности показанных там ран, наиболее красивыми частями его поэм. Растянутые картины резни вызывают отвращение в душе человека, и, хотя ужасное необходимо, чтобы придать величие героической поэзии, тем не менее я убежден, что при этом следует соблюдать меру.
Медленно он поднялся на холм и узрел возмущенное поле, сверкавшие строи сраженья, разбитые и рассеянные. Как на вереске ночью огни далекие, повинуясь ветрам, то в дыму от взора скрываются, то багряные струи вздымают на холм, так переменная брань предстала очам широкощитного Дермида. Фолдат сквозь строи проносится, словно темный корабль на зимних волнах, когда он, пройдя меж двумя островами, мчится по гулкозвучным морям.
Гневно следил за ним Дермид. Он пытался вослед ему ринуться. Но едва зашагал он, как силы ему изменили, из глаз покатились крупные слезы. Тогда затрубил он в отцовский рог и трижды ударил в горбатый свой щит. Трижды призвал он по имени Фолдата из сонма его ревущих племен. Радостно Фолдат узрел вождя, высоко он поднял окровавленное копье. Как скалу покрывают следы возмущенных потоков, что в бурю неслись по склонам ее, так отмечен струями вражеской крови мрачный герой из Момы.
Войска с обеих сторон отступили от схватки вождей. Разом подъемлют они блестящие копья. Вдруг прибегает стремительный Филлан с Морху.** На три шага отступает Фолдат, ослепленный этим светлым лучом, который, казалось, истек из тучи, дабы спасти героя увечного. Укрепленный гордыней, стоит он, булат обнажив.
** Стремительность этих стихов, которая, правда, слабо передана в переводе, необычайно выразительна в оригинале. Читатель словно слышит лязг доспехов Филлана. Вмешательство Филлана здесь необходимо, потому что, коль скоро Дермид был уже ранен, трудно предположить, чтобы он мог сравняться в силе с Фолдатом. Филлан часто именуется поэтически _сын Морху_ по названию реки в Морвене, возле которой он родился.
Как слетаются, ветром подхвачены, два ширококрылых орла на шумную распрю, так на Мой-лене ринулись два вождя в зловещую брань. Короли,* то один, то другой вперед продвигались на скалах своих, ибо теперь уже сумрак войны, казалось, сошел и на их мечи. Кахмор на мшистом своем холме чувствует радость бойцов ту потаенную радость, когда встречают они опасность, равную их отваге. Не на Лубар он взор устремляет, но на грозного короля Морвена, ибо узрел, что Фингал восстает во всеоружии на вершине Моры.
* Фингал и Кахмор.
Фолдат пал на свой щит; ** Филлан копьем пронзил его. И не взглянул на павшего юноша, но дальше погнал сражения волны. Сто голосов раздалось, грозящих смертью. "Стой, сын Фингала, сдержи стремленье свое. Ужель ты не видишь сей сверкающий образ, ужасное знаменье смерти? Берегись короля Алнекмы. Вернися, сын синеокой Клато!"
{** Гибель Фолдата, если верить преданию, была ему предсказана перед тем, как он покинул свой край, чтобы помочь Карбару захватить ирландский престол. Он пошел в пещеру Момы и там вопросил духов своих праотцев, успешно ли будет предприятие Карбара. Ответы оракулов всегда темны и допускают двойное толкование. Поэтому Фолдат счел предсказание благоприятным для себя и продолжал осуществлять свои замыслы, рассчитывая возвыситься вместе с династией Аты. Здесь я приведу ответ _духов предков_, каким он сохранился в предании. Не берусь судить, является ли эта легенда действительно древней или она вымысел позднего времени, хотя, судя по ее слогу, я склоняюсь к последнему мнению.
Фолдат, обращаясь к теням праотцев
В неведеньи я стою перед вами, внемлите, праотцы Фолдата. Должно ли мне перейти через Ату в Уллин олений?
Ответ
Ты перейдешь через Ату к зеленой обители королей. Там возвысишься ты над павшими, словно столп грозовых облаков. Там, ужасный во мраке, ты будешь стоять, покуда не явится _луч отраженный_ иль _Клонкат_ с Морху - с Морху многих потоков, что рокочут в дальнем краю.
Cloncath или _луч отраженный_; согласно преданию, так назывался меч Филлана. Следовательно, истинный смысл предсказания скрывался в тайном значении слова Клонкат. Я привел это примечание главный образом для того, чтобы подчеркнуть: если упомянутое предание имеет такое же древнее происхождение, как и поэма (в чем я, между прочим, сомневаюсь), то оно показывает, что верования фирболгов и каледонцев различались, поскольку последние никогда не вопрошали духов своих умерших предков о будущем.}
Малтос узрел, что Фолдат повержен.* Угрюмо склонился он над вождем. Ненависть душу его оставила. Он казался скалою пустыни, где по темному склону влага сочится, когда покинул ее неспешно плывущий туман и ветер срывает листву с деревьев. Он спросил умирающего героя о тесном жилище: "Где воздвигнуть тебе серый камень - в Уллине или в Моме,** лесистом краю? Там солнце смотрится тайно в синие воды Далруто.*** Там живет твоя дочь, синеокая Дарду-лена".
* Характеры Фолдата и Малтоса выдержаны последовательно. Оба они были угрюмы и грубы, но каждый в своем роде. Фолдат был запальчив и жесток, Малтос - упрям и недоверчив. В своей приверженности к династии Аты они были равны, в военной доблести - также. Фолдат был тщеславен и хвастлив; Малтос нетерпим, но великодушен. Его поведение здесь по отношению к своему врагу Фолдату показывает, что угрюмый и хмурый нрав нередко лишь прикрывает доброе сердце.
** Мома - древнее название страны на юге Коннахта, некогда прославленное пребыванием там верховного друида. Считалось, что в пещере Момы обитают духи вождей фирболгов и потомки вопрошали их как оракулов об исходе своих войн.
*** Dal-ruath - _выжженное или песчаное поле_. Этимология Dardu-lena не вполне ясна. Возможно, дочь Фолдата была так названа по имени того места в Ольстере, где ее отец разгромил часть приверженцев ирландского короля Арто. Dor-du-lena - _темный лес Мой-лены_. Поскольку Фолдат был гордым и кичливым, не исключено, что он дал своей дочери имя места, где одержал победу.
"Не затем ли ты о ней вспоминаешь, - молвил Фолдат, - что я не оставлю сына, не оставлю юного воина, который погнал бы брань пред собой и отомстил за меня? Малтос, я отомщен. Не с миром вступал я на поле брани. Воздвигни ж могилы мною убитых вокруг моего жилища тесного. Часто, покинув ветер, я тешиться буду, глядя на камни могильные, рассеянные вокруг в длинной свистящей траве".
Его душа понеслась к долинам Момы и в сновиденье явилась к Дарду-лене, что почивала у струй Далруто, воротясь с охоты на ланей. Спущенный лук лежит возле девы, ветерок разметал по груди ее длинные волосы. Юной красою облечена, лежала любовь героев. Отец ее раненый, мрачно согбенный вышел из чащи лесной. То появлялся он перед нею, то, казалось, скрывался в тумане. Рыдая, она поднялась; теперь она знала, что вождь погиб. К ней являлся луч души его, в бурях сокрытой. Ты последняя отрасль рода его, синеокая Дарду-лена!
Широко простершись вдоль гулкозвучного Лубара, племя Болги бежало. Филлан преследовал их по пятам, устилая мертвыми вереск. Фингал веселился, глядя на сына. Поднялся лазоревощитный Кахмор. Сын Альпина, возьми свою арфу, поведай ветрам хвалу Филлану; * громче воспой ему хвалу в чертоге моем, покуда еще он блистает в сражении.
* Такие внезапные переходы от одного предмета к другому не редки в сочинениях Оссиана. Данный переход особенно красив и уместен. Тревожное ожидание, не покидающее читателя, больше говорит об опасности, нависшей над Филланом, чем любое описание, какое поэт мог бы ввести. Уместное умолчание по-своему красноречиво. Между тем подробное описание обстоятельств в важном эпизоде бывает обычно холодно и скучно. Человеческий ум, свободный и склонный к самостоятельной мысли, испытывает отвращение, обнаружив, что все уже сказано поэтом. А потому задача последнего - лишь наметить основные черты и предоставить воображению читателей самому довершить картину.
Заключающее эту книгу обращение к Клато, матери Филлана, в оригинале по своему стихосложению является одним из самых красивых мест поэмы. Дикая простота и гармония размера неподражаемо прекрасны. Многие на севере до сих пор поют этот отрывок, известный под названием Laoi chaon Chlatho, т. е. _Благозвучный гимн Клато_. - Книга заканчивается в полдень третьего дня с начала поэмы.
Оставь, синеокая Клато, оставь свой чертог. Взгляни на ранний сей луч, тобою рожденный. Он испепеляет войска на своем пути. Но не смотри больше виденье померкло. Легкий трепещущий звук извлеките из арфы, о девы. Уже не идет он с ловитвы, с росистых пастбищ серн быстроногих. Не напрягает он тетивы, не посылает окрест серых стрел оперенных.
Погруженный в кровавую сечу, он ее прибой отражает. Или, ступая по гребням сражения, на тысячи насылает он смерть. Фийан подобен небесному духу, что нисходит с порывов ветра. Океан смятенный дрожит под его шагами, когда он ступает с волны на волну. За ним его стезя пламенеет. Острова сотрясают главы свои посреди пучины морской.
КНИГА ШЕСТАЯ
СОДЕРЖАНИЕ КНИГИ ШЕСТОЙ
Книга открывается речью Фингала, который видит, как Кахмор сходит с холма, чтобы помочь своему бегущему войску. Король посылает Оссиана поддержать Филлана. Сам же он удаляется за утес Кормула, не желая видеть сражения своего сына с Кахмором. Оссиан отправляется. Описывается спуск Кахмора с холма. Он собирает войско, возобновляет битву и, прежде чем Оссиан успевает подойти, завязывает бой с Филланом. Когда Оссиан подходит, единоборство двух героев прекращается. Оссиан и Кахмор готовятся к поединку, но наступает ночь, и они расходятся. Оссиан возвращается к месту, где бились Кахмор с Филланом. Он находит Филлана; смертельно раненный, тот стоит, склонившись на утес. Их разговор. Филлан умирает; Оссиан относит его тело в соседнюю пещеру. Каледонское войско возвращается к Фингалу. Он спрашивает у них о сыне и, узнав, что Филлан убит, молча удаляется на утес Кормула. После отхода Фингалова войска фирболги переходят в наступление. Кахмор видит Брана, одного из Фингаловых псов, лежащего на щите Филлана перед входом в пещеру, где покоится тело героя. Его размышления по этому поводу. Печален и задумчив, он возвращается к своему войску. Малтос пытается утешить Кахмора, ставя в пример его отца Борбар-дутула. Кахмор удаляется на отдых. Песнь Суль-малы заключает книгу, которая кончается посреди третьей ночи с начала поэмы.
"Кахмор восстал на своем гулкозвучном холме.* Не поднять ли Фингалу меч Луно? Но что же станет с твоею славой, сын белогрудой Клато? Не отвращай очей от Фингала, дочь Инис-тора. Не угашу я раннего луча твоего, он сияет в моей душе. Но восстань, осененная лесом Мора, восстань между бранью и мною. Для чего смотреть Фингалу на битву, да не узрит он, как падет его темно-русый воин! Соедини свою песнь, о Карил, со звуками трепетной арфы; здесь разносятся скал голоса и сверкают, спадая, воды. Отец Оскара, подъемли копье, защити ратоборца юного. Сокрой от очей Филлана свое приближение. Да не ведает он. что я усомнился в силе его булата. Не омрачу я, мой сын, этой тучей пламя твоей души!"
* В предыдущем примечании я указывал, что отрывистый способ изложения у Оссиана имеет много общего с драмой. Начало этой книги подтверждает справедливость моего указания. Вместо того, чтобы самому длинно и подробно излагать, как спускается Кахмор с холма, где он сидел, наблюдая за битвой, поэт вкладывает рассказ в уста Фингала. При этом образ говорящего придает особую значительность повествованию. Тревога, проявляемая Фингалом, когда он наблюдает, как _восстает Кахмор_, необычайно возвышает наши представления о доблести этого_ героя. Громоздящиеся друг на друга обращения выражают смятение Фингаловой души и его страх за сына, который уступал в силе королю Ирландии. Поэт весьма предусмотрительно уводит Фингала с места, откуда видна схватка, ибо в противном случае король, обнаружив, что силы Филлана и Кахмора в поединке не равны, мог бы сам вступить в бой, а это вызвало бы преждевременную развязку поэмы. Устранение Фингала дает поэту возможность сразу же ввести последующие трогательные сцены, которые принадлежат к прекраснейшим в поэме. Те, кто стал бы отрицать искусство, с каким Оссиан вводит развязку в "Теморе", несомненно более предубеждены против века, в котором он жил, чем это сообразно со здравым смыслом. Не могу закончить это примечание, не отметив тонкости чувства, столь уместно проявленного Фингалом в обращении к Оссиану. Называя его отцом Оскара, он сразу же открывает ему всю свою озабоченность опасностью, грозящей Филлану, столь сходную с той, какую испытывал сам Оссиан, когда его собственный сын вступил в последнюю роковую схватку.
Сокрылся он позади скалы под звуки песни Карила. Просияв и воспрянув душой, я схватил копье Теморы.* Я увидал на Мой-лене смятение дикое битвы, побоище смерти в сверкавших рядах, расторгнутых и разбитых. Филлан огненный луч; от крыла до крыла сраженья простерся его истребительный бег. Военные строи тают пред ним. В дыму исчезают они с полей.
* _Копье Теморы_ - то самое, которое Оскар получил в дар от ирландского короля Кормака, сына Арто. Оно и послужило Карбару предлогом для ссоры с Оскаром на пиру, о чем рассказано в первой книге. После смерти Оскара мы псе время видим это копье в руках Оссиана. В одной поэме говорится, что со времен первого ирландского короля Конара, сына Тренмора, оно всегда хранилось как реликвия в Теморе.
Но вот выходит Кахмор в королевских доспехах,** Темное крыло орла развевается на огненном шлеме. Беззаботно шествует он, как на охоту в Ате. Иногда возвышал он ужасный свой голос. Смущенные копны Эрина сгрудились вокруг него. Сила духа потоком к ним возвращалась; дивились они прошедшему страху, ибо король им явился, словно рассветный луч на равнину, где тени витают; озирается путник испуганным оком на поле призраков жутких.
** Появление Кахмора великолепно. Его беззаботная походка и то действие, какое один его голос оказывает на бегущее войско, суть обстоятельства, рассчитанные на то, чтобы вызвать у нас представление о его высоких достоинствах и доблести. Оссиан весьма беспристрастен по отношению к своим врагам, чего, однако, нельзя сказать о других великих и несомненно достойных поэтах. Мильтон, первоклассный поэт, бесспорно наиболее безупречен в этом отношения, потому что мы всегда жалеем дьявола, восхищаемся им и редко клянем его, хоть он и вековечный враг нашего рода. Люди всегда принимают сторону несчастного и бесстрашного. Именно поэтому многие читатели, во всех прочих отношениях добрые христиане, почти всегда желали успеха Сатане в его отчаянном и дерзком странствии из ада через владения хаоса и ночи.
Вдруг со скалы Мой-лены сходит неверным шагом Суль-мала. Дуб вырвал копье из ее руки; споткнувшись, она отпустила древко. Но очи ее из-под вьющихся кудрей смотрели только на короля. Пред тобою не дружеский спор, не состязание мирных луков, как тогда, когда юноши Клубы *** сходились пред взорами Конмора.
*** Clu-ba - _извилистый залив_, морская" губа в Инис-хуне или на западном берегу южной Британии. Когда в этом заливе Кахмор был задержан ветрами, к нему пришла Суль-мала в одежде молодого воина, чтобы сопутствовать ему в его странствии в Ирландию. Конмор, отец Суль-малы, как мы узнаем из ее слов в конце четвертой книги, погиб перед побегом дочери.
Как утес Руно, что облачает себя в проходящие тучи и, мнится, растет в сгустившейся тьме над многоводной равниной, так и вождь Аты, мнилось, становился все выше, когда вкруг себя собирал свой народ. Как порывы ветров, пролетая над морем, гонят каждый свою волну темно-синюю, так Кахмора речи вперед устремляли рассеянных по полю ратников. Не молчит и Филлан на своем холме, соединяя речи со звоном щита. Он казался орлом шумнокрылым, что скликает ветры к своей скале, завидя косуль, сходящих на злачное поле Луты.*
* Лутою во времена Оссиана называлась долина в Морвене. Там жил Тоскар, сын Конлоха и отец Мальвины, которую поэтому часто называют девою Луты. Lutha означает _быстрый поток_.
Вот они бросились в битву; сотнею голосов возопила смерть, когда тот и другой король воспламенили души своих бойцов. Я поспешил вперед; высокие скалы, поросшие деревами, воздвиглись меж мною и бранью. Но сквозь бряцанье моих доспехов я уже слышал грохот булата. Сверкающий, я поднялся на холм и узрел отступление войск, обоих войск отступление и ратников дико раскрытые очи. Сошлись в ужасной схватке вожди, два короля лазоревощитных. В сверканье булата я различил, как сражались друг с другом герои, величавы и мрачны. Я кинулся вниз. За Филлана страх обжег мне душу.
Грядами темными встали два войска друг против друга вдоль Лубара. Здесь возвышается Фолдат мрачным столпом, там сияет юностью Филлан. Копье в поток опустив, каждый издал клич боевой. Гол ударил в щит Морвена; разом они ринулись в битву. Блеск булата отразился в булате; поле сверкает, как два водопада, когда, свергаясь с темных вершин, мешают они свою пену. Смотрите, вот он идет, сын славы: он повергает ратников долу. Вкруг него на ветрах носится смерть! Бойцами устлан твой путь, о Филлан!
Ротмар,*** воинов щит, стоял меж двух кремнистых утесов. Два дуба, согбенных ветрами, простерли ветви с обеих сторон. Он обращает свой сумрачный взор на Филлана и молча друзей прикрывает. Увидел Фингал, что близится бой, и его душа встрепенулась. Но, как низвергается камень Лоды,**** отторгшись внезапно от скалистого Друман-арда, когда духи в ярости землю колеблют, так пал лазоревощитный Ротмар.
*** Roth-mar - _шум моря перед бурею_. Druman-ara - _высокий горный хребет_. Cul-min - _мягкокудрый_. Cull-allin - _прекраснокудрая_. Strutha _многоводная река_.
**** Под камнем Лоды, как я уже указывал в примечаниях к другим поэмам Оссиана, подразумевается место поклонения богам у скандинавов. Оссиан во время своих многочисленных походов на Оркнейские острова и в Скандинавию ознакомился с некоторыми из обрядов господствовавшей в этих краях религии и часто упоминает их в своих поэмах. На Оркнейских и Шетландских островах сохранились развалины и круговые каменные ограды, которые по сей день носят название _Лода_ или _Лоден_. Они, по-видимому, существенно отличаются по своему устройству от друидических памятников, уцелевших в Британии и на западных островах. Места поклонения богам у скандинавов были первоначально очень грубо сложены и ничем не украшены. В последующие века, когда скандинавы установили сношения с другими народами, они восприняли их обычаи и стали строить храмы. Упсальский храм в Швеции поразительно богат и великолепен. Хокон норвежский построил близ Тронхейма храм, ненамного ему уступающий и всегда называвшийся Лоден. (Mallet. Introduction a l'histoire de Danemark [Малле. Введение в историю Дании]).
Приближается юный Кулмин; он шел, заливаясь слезами. Яростно он рассекает воздух, прежде чем обменяться ударами с Филланом. С Ротмаром он когда-то напряг впервые свой лук на скале у родимых синих потоков. Там они примечали пастбища серн, когда первый солнечный луч на папоротник ложился. Зачем же ты, сын милой Кул-аллин, устремился на этот луч света? * Он пожирающий огнь. Вспять обратись, юноша с берега Струты. Не равны были ваши отцы на поле сверкающей брани.
* Поэт метафорически называет Филлана лучом света. Упомянутый здесь Кулмин был сыном Клонмара, вождя Струты, от прекрасной Кул-аллин. Она так славилась своей красотой, что ее имя часто встречается в сравнениях и иносказаниях старинных стихотворений. В одной из поэм Оссиана есть строка: Mar Chulaluin Strutha nan sian, т. е. _Прелестна, словно Кул-аллин с бурлящей Струты_.
Кулмина мать в чертоге своем взирает на синеволнистую Струту. Подъемлется вихрь над рекой, мрачно клубясь вкруг тени сына. Псы его взвыли на привязи; кровь обагрила щит, висевший в чертоге.** "Ужели ты пал, мой сын златокудрый, в пагубной брани Эрина?"
** Считалось, что собаки чувствуют кончину хозяина, даже если она произошла на таком большом расстоянии. В те времена также думали, что на оружии, оставленном воинами дома, выступает кровь, когда они гибнут в битве. Подразумевается, что по этим признакам Кул-аллин узнает о смерти своего сына; последующее явление его духа подтверждает это. Ее неожиданное короткое восклицание производит большее впечатление, чем если бы она разразилась пространными жалобами. Описание павшего юноши и размышления над ним Филлана естественны и уместны, и они приходят на память, когда мы обнаруживаем, что Фингал после гибели самого Филлана оказывается в том же положении, в каком, судя по всему, находился отец Кулмина.
Словно косуля, внезапно стрелою пронзенная, лежит, трепеща у родного потока, и охотник, любуясь на быстрые ноги ее, вспоминает, как прежде гордо она скакала, так лежал и сын Кул-аллин пред взором Филлана. Кудри его полоскал ручей, кровь по щиту струилась. Но все еще длань сжимала меч, что изменил ему в грозный день. "Ты сражен, - Филлан сказал, - прежде чем прозвучала слава твоя. Твой отец: послал тебя на войну, надеется он услыхать о твоих деяньях. Может быть, он, поседелый у потоков своих, тусклый взор обращает к Мой-лене. Но ты не вернешься с добычей поверженного врага".
Филлан погнал пред собою рати Эрина по гулкозвучной вересковой пустоши. Но - воин за воином - падал Морвен пред темнобагровой яростью Фолдата, далеко в поле простершего половину ревущих своих дружин. Дермид *** в гневе встал перед ним, сыны Коны вокруг собрались. Но Фолдат разбил его щит и рассеял врагов по вереску.
*** Этот Дермид, возможно, и есть тот самый Dermid О Duine [Дермид, потомок Дуна (гэл.)], который занимает такое большое место в вымыслах ирландских бардов.
Тогда в гордыне своей сказал супостат: "Бежали они, и слава моя начинается. Малтос, иди и скажи королю,**** чтобы он ограждал океан мрачнобурый: да не избегнет Фингал моего меча. Он должен повергнуться в прах. Возле болота безвестного обретет он могилу. Без песен воздвигнут ее. Дух Фингала будет блуждать в тумане над зарослями тростника".
**** Кахмору.
Малтос слушал его, омрачаясь сомнением, молча он взор отвратил. Знал он гордыню Фолдата и взглянул на холм, где король возвышался, затем повернулся угрюмо и меч погрузил во брань.
В тесной долине Клоно,* где над потоком склонялись два древа, мрачный в горе своем стоял безмолвный сын Дутно. Кровь текла из его бедра, рядом валялся разбитый щит. Прислоненное к камню стояло копье. Зачем, о Дермид, зачем так печален ты?
{* Эта долина получила свое имя от Клоно, сына Летмала с Лоры, одного из предков Дермида, сына Дутно. История его рассказывается в старинной поэме. В дни Конара, сына Тренмора, первого короля Ирландии, Клоно переправился в это королевство из Каледонии, чтобы помочь Конару в борьбе с фирболгами. Необыкновенная его красота вскоре пленила сердце Сульмины, молодой жены ирландского вождя. Она открыла ему свою страсть, на которую, однако, каледонец не ответил взаимностью. От огорчения она заболела, и слух о ее любви дошел до мужа. Терзаемый ревностью, он поклялся отомстить. Спасаясь от его ярости, Клоно оставил Темору, намереваясь переправиться в Шотландию, и, застигнутый ночью в упомянутой здесь долине, улегся спать. _Там_ (следуя словам поэта) _Летмал явился к Клоно во сне и сказал, что опасность близка_. Чтобы развлечь читателей, я переведу этот эпизод с видением, не лишенный поэтических достоинств.
Тень Летмала
Подымайся со мшистого ложа, сын сраженного Летмала, подымайся. Ветер приносит шум приближенья врагов.
Клоно
Чей это глас, подобный ревущим потокам, смущает мой сон?
Тень Летмала
Подымайся ты, обитатель женских сердец, Летмала сын, подымайся.
Клоно
Как эта ночь ужасна! Луна в небесах померкла. На тусклом ее лике алеют духов следы. Метеоры зеленые вьются вокруг. Уныло рокочут потоки в долине смутных теней. Призрак отца, я слышу тебя, летящего в вихре. Я слышу тебя, но ты, облеченный покровами ночи, не склоняешься к сыну.
Клоно собирался уже уйти, но в это время явился муж Сульмины с множеством слуг. Клоно мужественно защищался, но наконец был побежден и убит. Его похоронили на том самом месте, где он погиб, и назвали долину его именем. Когда Дермид обращается к Голу, сыну Морни, с просьбой, следующей ниже, он указывает на могилу Клоно и упоминает свою родственную связь с этим несчастным вождем.}
"Я слышу сражения рев. Мои ратники остались одни. Медлительно плетусь я по вереску, и нет у меня щита. Неужто осилит враг? Но только тогда, когда Дермид падет! Тебя я вызову, Фолдат, и встречусь с тобою в битве".
В грозном веселье он поднял копье. Сын Морни пришел. "Стой же, сын Дутно, стой: твои следы означены кровью. Щита горбатого нет у тебя. Зачем ты хочешь пасть безоружным?"
"Король Струмона, дай мне твой щит. Часто он вспять обращал войну. Я прегражу дорогу вождю. Сын Морни, видишь ли ты этот камень? Он подъемлет из-под травы седую голову. Там обитает вождь племени Дермида. Положи меня ночью туда".*
* Краткость речи Гола и лаконичный ответ Дермида вполне уместны здесь и соответствуют быстроте развивающегося действия. События, избираемые Оссианом, чтобы разнообразить описания битв, интересны и неизменно привлекают наше внимание. Я знаю, что к числу доводов, выдвигаемых теми, кто не находит поэтических достоинств в поэмах Оссиана, относится отсутствие в них подробного изображения ран и разнообразных описаний смерти сраженных воинов. Такая критика, могу сказать без пристрастия, несправедлива, потому что наш поэт достиг при этом наибольшего многообразия, какое только возможно при соблюдении приличия в пределах столь небольших поэм. Признано, что Гомер более разнообразен в изображении смертей, чем все другие поэты, когда-либо существовавшие. Нельзя, конечно, отрицать его обширных познаний в анатомии. Однако я далеко не считаю его описания битв, при всей необычности показанных там ран, наиболее красивыми частями его поэм. Растянутые картины резни вызывают отвращение в душе человека, и, хотя ужасное необходимо, чтобы придать величие героической поэзии, тем не менее я убежден, что при этом следует соблюдать меру.
Медленно он поднялся на холм и узрел возмущенное поле, сверкавшие строи сраженья, разбитые и рассеянные. Как на вереске ночью огни далекие, повинуясь ветрам, то в дыму от взора скрываются, то багряные струи вздымают на холм, так переменная брань предстала очам широкощитного Дермида. Фолдат сквозь строи проносится, словно темный корабль на зимних волнах, когда он, пройдя меж двумя островами, мчится по гулкозвучным морям.
Гневно следил за ним Дермид. Он пытался вослед ему ринуться. Но едва зашагал он, как силы ему изменили, из глаз покатились крупные слезы. Тогда затрубил он в отцовский рог и трижды ударил в горбатый свой щит. Трижды призвал он по имени Фолдата из сонма его ревущих племен. Радостно Фолдат узрел вождя, высоко он поднял окровавленное копье. Как скалу покрывают следы возмущенных потоков, что в бурю неслись по склонам ее, так отмечен струями вражеской крови мрачный герой из Момы.
Войска с обеих сторон отступили от схватки вождей. Разом подъемлют они блестящие копья. Вдруг прибегает стремительный Филлан с Морху.** На три шага отступает Фолдат, ослепленный этим светлым лучом, который, казалось, истек из тучи, дабы спасти героя увечного. Укрепленный гордыней, стоит он, булат обнажив.
** Стремительность этих стихов, которая, правда, слабо передана в переводе, необычайно выразительна в оригинале. Читатель словно слышит лязг доспехов Филлана. Вмешательство Филлана здесь необходимо, потому что, коль скоро Дермид был уже ранен, трудно предположить, чтобы он мог сравняться в силе с Фолдатом. Филлан часто именуется поэтически _сын Морху_ по названию реки в Морвене, возле которой он родился.
Как слетаются, ветром подхвачены, два ширококрылых орла на шумную распрю, так на Мой-лене ринулись два вождя в зловещую брань. Короли,* то один, то другой вперед продвигались на скалах своих, ибо теперь уже сумрак войны, казалось, сошел и на их мечи. Кахмор на мшистом своем холме чувствует радость бойцов ту потаенную радость, когда встречают они опасность, равную их отваге. Не на Лубар он взор устремляет, но на грозного короля Морвена, ибо узрел, что Фингал восстает во всеоружии на вершине Моры.
* Фингал и Кахмор.
Фолдат пал на свой щит; ** Филлан копьем пронзил его. И не взглянул на павшего юноша, но дальше погнал сражения волны. Сто голосов раздалось, грозящих смертью. "Стой, сын Фингала, сдержи стремленье свое. Ужель ты не видишь сей сверкающий образ, ужасное знаменье смерти? Берегись короля Алнекмы. Вернися, сын синеокой Клато!"
{** Гибель Фолдата, если верить преданию, была ему предсказана перед тем, как он покинул свой край, чтобы помочь Карбару захватить ирландский престол. Он пошел в пещеру Момы и там вопросил духов своих праотцев, успешно ли будет предприятие Карбара. Ответы оракулов всегда темны и допускают двойное толкование. Поэтому Фолдат счел предсказание благоприятным для себя и продолжал осуществлять свои замыслы, рассчитывая возвыситься вместе с династией Аты. Здесь я приведу ответ _духов предков_, каким он сохранился в предании. Не берусь судить, является ли эта легенда действительно древней или она вымысел позднего времени, хотя, судя по ее слогу, я склоняюсь к последнему мнению.
Фолдат, обращаясь к теням праотцев
В неведеньи я стою перед вами, внемлите, праотцы Фолдата. Должно ли мне перейти через Ату в Уллин олений?
Ответ
Ты перейдешь через Ату к зеленой обители королей. Там возвысишься ты над павшими, словно столп грозовых облаков. Там, ужасный во мраке, ты будешь стоять, покуда не явится _луч отраженный_ иль _Клонкат_ с Морху - с Морху многих потоков, что рокочут в дальнем краю.
Cloncath или _луч отраженный_; согласно преданию, так назывался меч Филлана. Следовательно, истинный смысл предсказания скрывался в тайном значении слова Клонкат. Я привел это примечание главный образом для того, чтобы подчеркнуть: если упомянутое предание имеет такое же древнее происхождение, как и поэма (в чем я, между прочим, сомневаюсь), то оно показывает, что верования фирболгов и каледонцев различались, поскольку последние никогда не вопрошали духов своих умерших предков о будущем.}
Малтос узрел, что Фолдат повержен.* Угрюмо склонился он над вождем. Ненависть душу его оставила. Он казался скалою пустыни, где по темному склону влага сочится, когда покинул ее неспешно плывущий туман и ветер срывает листву с деревьев. Он спросил умирающего героя о тесном жилище: "Где воздвигнуть тебе серый камень - в Уллине или в Моме,** лесистом краю? Там солнце смотрится тайно в синие воды Далруто.*** Там живет твоя дочь, синеокая Дарду-лена".
* Характеры Фолдата и Малтоса выдержаны последовательно. Оба они были угрюмы и грубы, но каждый в своем роде. Фолдат был запальчив и жесток, Малтос - упрям и недоверчив. В своей приверженности к династии Аты они были равны, в военной доблести - также. Фолдат был тщеславен и хвастлив; Малтос нетерпим, но великодушен. Его поведение здесь по отношению к своему врагу Фолдату показывает, что угрюмый и хмурый нрав нередко лишь прикрывает доброе сердце.
** Мома - древнее название страны на юге Коннахта, некогда прославленное пребыванием там верховного друида. Считалось, что в пещере Момы обитают духи вождей фирболгов и потомки вопрошали их как оракулов об исходе своих войн.
*** Dal-ruath - _выжженное или песчаное поле_. Этимология Dardu-lena не вполне ясна. Возможно, дочь Фолдата была так названа по имени того места в Ольстере, где ее отец разгромил часть приверженцев ирландского короля Арто. Dor-du-lena - _темный лес Мой-лены_. Поскольку Фолдат был гордым и кичливым, не исключено, что он дал своей дочери имя места, где одержал победу.
"Не затем ли ты о ней вспоминаешь, - молвил Фолдат, - что я не оставлю сына, не оставлю юного воина, который погнал бы брань пред собой и отомстил за меня? Малтос, я отомщен. Не с миром вступал я на поле брани. Воздвигни ж могилы мною убитых вокруг моего жилища тесного. Часто, покинув ветер, я тешиться буду, глядя на камни могильные, рассеянные вокруг в длинной свистящей траве".
Его душа понеслась к долинам Момы и в сновиденье явилась к Дарду-лене, что почивала у струй Далруто, воротясь с охоты на ланей. Спущенный лук лежит возле девы, ветерок разметал по груди ее длинные волосы. Юной красою облечена, лежала любовь героев. Отец ее раненый, мрачно согбенный вышел из чащи лесной. То появлялся он перед нею, то, казалось, скрывался в тумане. Рыдая, она поднялась; теперь она знала, что вождь погиб. К ней являлся луч души его, в бурях сокрытой. Ты последняя отрасль рода его, синеокая Дарду-лена!
Широко простершись вдоль гулкозвучного Лубара, племя Болги бежало. Филлан преследовал их по пятам, устилая мертвыми вереск. Фингал веселился, глядя на сына. Поднялся лазоревощитный Кахмор. Сын Альпина, возьми свою арфу, поведай ветрам хвалу Филлану; * громче воспой ему хвалу в чертоге моем, покуда еще он блистает в сражении.
* Такие внезапные переходы от одного предмета к другому не редки в сочинениях Оссиана. Данный переход особенно красив и уместен. Тревожное ожидание, не покидающее читателя, больше говорит об опасности, нависшей над Филланом, чем любое описание, какое поэт мог бы ввести. Уместное умолчание по-своему красноречиво. Между тем подробное описание обстоятельств в важном эпизоде бывает обычно холодно и скучно. Человеческий ум, свободный и склонный к самостоятельной мысли, испытывает отвращение, обнаружив, что все уже сказано поэтом. А потому задача последнего - лишь наметить основные черты и предоставить воображению читателей самому довершить картину.
Заключающее эту книгу обращение к Клато, матери Филлана, в оригинале по своему стихосложению является одним из самых красивых мест поэмы. Дикая простота и гармония размера неподражаемо прекрасны. Многие на севере до сих пор поют этот отрывок, известный под названием Laoi chaon Chlatho, т. е. _Благозвучный гимн Клато_. - Книга заканчивается в полдень третьего дня с начала поэмы.
Оставь, синеокая Клато, оставь свой чертог. Взгляни на ранний сей луч, тобою рожденный. Он испепеляет войска на своем пути. Но не смотри больше виденье померкло. Легкий трепещущий звук извлеките из арфы, о девы. Уже не идет он с ловитвы, с росистых пастбищ серн быстроногих. Не напрягает он тетивы, не посылает окрест серых стрел оперенных.
Погруженный в кровавую сечу, он ее прибой отражает. Или, ступая по гребням сражения, на тысячи насылает он смерть. Фийан подобен небесному духу, что нисходит с порывов ветра. Океан смятенный дрожит под его шагами, когда он ступает с волны на волну. За ним его стезя пламенеет. Острова сотрясают главы свои посреди пучины морской.
КНИГА ШЕСТАЯ
СОДЕРЖАНИЕ КНИГИ ШЕСТОЙ
Книга открывается речью Фингала, который видит, как Кахмор сходит с холма, чтобы помочь своему бегущему войску. Король посылает Оссиана поддержать Филлана. Сам же он удаляется за утес Кормула, не желая видеть сражения своего сына с Кахмором. Оссиан отправляется. Описывается спуск Кахмора с холма. Он собирает войско, возобновляет битву и, прежде чем Оссиан успевает подойти, завязывает бой с Филланом. Когда Оссиан подходит, единоборство двух героев прекращается. Оссиан и Кахмор готовятся к поединку, но наступает ночь, и они расходятся. Оссиан возвращается к месту, где бились Кахмор с Филланом. Он находит Филлана; смертельно раненный, тот стоит, склонившись на утес. Их разговор. Филлан умирает; Оссиан относит его тело в соседнюю пещеру. Каледонское войско возвращается к Фингалу. Он спрашивает у них о сыне и, узнав, что Филлан убит, молча удаляется на утес Кормула. После отхода Фингалова войска фирболги переходят в наступление. Кахмор видит Брана, одного из Фингаловых псов, лежащего на щите Филлана перед входом в пещеру, где покоится тело героя. Его размышления по этому поводу. Печален и задумчив, он возвращается к своему войску. Малтос пытается утешить Кахмора, ставя в пример его отца Борбар-дутула. Кахмор удаляется на отдых. Песнь Суль-малы заключает книгу, которая кончается посреди третьей ночи с начала поэмы.
"Кахмор восстал на своем гулкозвучном холме.* Не поднять ли Фингалу меч Луно? Но что же станет с твоею славой, сын белогрудой Клато? Не отвращай очей от Фингала, дочь Инис-тора. Не угашу я раннего луча твоего, он сияет в моей душе. Но восстань, осененная лесом Мора, восстань между бранью и мною. Для чего смотреть Фингалу на битву, да не узрит он, как падет его темно-русый воин! Соедини свою песнь, о Карил, со звуками трепетной арфы; здесь разносятся скал голоса и сверкают, спадая, воды. Отец Оскара, подъемли копье, защити ратоборца юного. Сокрой от очей Филлана свое приближение. Да не ведает он. что я усомнился в силе его булата. Не омрачу я, мой сын, этой тучей пламя твоей души!"
* В предыдущем примечании я указывал, что отрывистый способ изложения у Оссиана имеет много общего с драмой. Начало этой книги подтверждает справедливость моего указания. Вместо того, чтобы самому длинно и подробно излагать, как спускается Кахмор с холма, где он сидел, наблюдая за битвой, поэт вкладывает рассказ в уста Фингала. При этом образ говорящего придает особую значительность повествованию. Тревога, проявляемая Фингалом, когда он наблюдает, как _восстает Кахмор_, необычайно возвышает наши представления о доблести этого_ героя. Громоздящиеся друг на друга обращения выражают смятение Фингаловой души и его страх за сына, который уступал в силе королю Ирландии. Поэт весьма предусмотрительно уводит Фингала с места, откуда видна схватка, ибо в противном случае король, обнаружив, что силы Филлана и Кахмора в поединке не равны, мог бы сам вступить в бой, а это вызвало бы преждевременную развязку поэмы. Устранение Фингала дает поэту возможность сразу же ввести последующие трогательные сцены, которые принадлежат к прекраснейшим в поэме. Те, кто стал бы отрицать искусство, с каким Оссиан вводит развязку в "Теморе", несомненно более предубеждены против века, в котором он жил, чем это сообразно со здравым смыслом. Не могу закончить это примечание, не отметив тонкости чувства, столь уместно проявленного Фингалом в обращении к Оссиану. Называя его отцом Оскара, он сразу же открывает ему всю свою озабоченность опасностью, грозящей Филлану, столь сходную с той, какую испытывал сам Оссиан, когда его собственный сын вступил в последнюю роковую схватку.
Сокрылся он позади скалы под звуки песни Карила. Просияв и воспрянув душой, я схватил копье Теморы.* Я увидал на Мой-лене смятение дикое битвы, побоище смерти в сверкавших рядах, расторгнутых и разбитых. Филлан огненный луч; от крыла до крыла сраженья простерся его истребительный бег. Военные строи тают пред ним. В дыму исчезают они с полей.
* _Копье Теморы_ - то самое, которое Оскар получил в дар от ирландского короля Кормака, сына Арто. Оно и послужило Карбару предлогом для ссоры с Оскаром на пиру, о чем рассказано в первой книге. После смерти Оскара мы псе время видим это копье в руках Оссиана. В одной поэме говорится, что со времен первого ирландского короля Конара, сына Тренмора, оно всегда хранилось как реликвия в Теморе.
Но вот выходит Кахмор в королевских доспехах,** Темное крыло орла развевается на огненном шлеме. Беззаботно шествует он, как на охоту в Ате. Иногда возвышал он ужасный свой голос. Смущенные копны Эрина сгрудились вокруг него. Сила духа потоком к ним возвращалась; дивились они прошедшему страху, ибо король им явился, словно рассветный луч на равнину, где тени витают; озирается путник испуганным оком на поле призраков жутких.
** Появление Кахмора великолепно. Его беззаботная походка и то действие, какое один его голос оказывает на бегущее войско, суть обстоятельства, рассчитанные на то, чтобы вызвать у нас представление о его высоких достоинствах и доблести. Оссиан весьма беспристрастен по отношению к своим врагам, чего, однако, нельзя сказать о других великих и несомненно достойных поэтах. Мильтон, первоклассный поэт, бесспорно наиболее безупречен в этом отношения, потому что мы всегда жалеем дьявола, восхищаемся им и редко клянем его, хоть он и вековечный враг нашего рода. Люди всегда принимают сторону несчастного и бесстрашного. Именно поэтому многие читатели, во всех прочих отношениях добрые христиане, почти всегда желали успеха Сатане в его отчаянном и дерзком странствии из ада через владения хаоса и ночи.
Вдруг со скалы Мой-лены сходит неверным шагом Суль-мала. Дуб вырвал копье из ее руки; споткнувшись, она отпустила древко. Но очи ее из-под вьющихся кудрей смотрели только на короля. Пред тобою не дружеский спор, не состязание мирных луков, как тогда, когда юноши Клубы *** сходились пред взорами Конмора.
*** Clu-ba - _извилистый залив_, морская" губа в Инис-хуне или на западном берегу южной Британии. Когда в этом заливе Кахмор был задержан ветрами, к нему пришла Суль-мала в одежде молодого воина, чтобы сопутствовать ему в его странствии в Ирландию. Конмор, отец Суль-малы, как мы узнаем из ее слов в конце четвертой книги, погиб перед побегом дочери.
Как утес Руно, что облачает себя в проходящие тучи и, мнится, растет в сгустившейся тьме над многоводной равниной, так и вождь Аты, мнилось, становился все выше, когда вкруг себя собирал свой народ. Как порывы ветров, пролетая над морем, гонят каждый свою волну темно-синюю, так Кахмора речи вперед устремляли рассеянных по полю ратников. Не молчит и Филлан на своем холме, соединяя речи со звоном щита. Он казался орлом шумнокрылым, что скликает ветры к своей скале, завидя косуль, сходящих на злачное поле Луты.*
* Лутою во времена Оссиана называлась долина в Морвене. Там жил Тоскар, сын Конлоха и отец Мальвины, которую поэтому часто называют девою Луты. Lutha означает _быстрый поток_.
Вот они бросились в битву; сотнею голосов возопила смерть, когда тот и другой король воспламенили души своих бойцов. Я поспешил вперед; высокие скалы, поросшие деревами, воздвиглись меж мною и бранью. Но сквозь бряцанье моих доспехов я уже слышал грохот булата. Сверкающий, я поднялся на холм и узрел отступление войск, обоих войск отступление и ратников дико раскрытые очи. Сошлись в ужасной схватке вожди, два короля лазоревощитных. В сверканье булата я различил, как сражались друг с другом герои, величавы и мрачны. Я кинулся вниз. За Филлана страх обжег мне душу.