Страница:
**** Alnecma или Alnecmacht - древнее название Коннахта. Ullin и поныне остается ирландским названием провинции Ольстер. Чтобы уменьшить число примечаний, я привожу здесь значения имен, встречающихся в этой повести. Drumardo - _высокий горный хребет_. Cathmin - _спокойный в битве_. Con-lamha - _нежная рука_. Turloch - _владетель колчана_. Cormul - _синий глаз_.
Он охотился в Уллине, на поросшей мхом вершине Друмардо. Из леса следила за ним дочь Катмина, следили синие очи Кон-ламы. Тайно вздыхала она. Склонялась глава ее, виясь рассыпались кудри. Луна к ней заглядывала по ночам и видала, как воздевает она белые руки, ибо Кротар могучий полнил ее сновиденья.
Три дня пировали Кротар и Катмин. На четвертый они разбудили ланей. Кон-лама пошла на охоту, сияя красой. Она повстречала Кротара на узкой тропе. Лук тотчас выпал из длани ее. Она отвратилась и скрыла лицо кудрями. Воспылала любовь Кротара. Он взял белогрудую деву с собою в Ату. Барды песнь для нее затянули, и воцарилась радость вокруг дочери Уллина.
Восстала гордыня юного Турлоха, он любил белорукую Кон-ламу. Он пришел войною в Алнекму, в оленью Ату. Кормул вышел на бой, брат колесницевластного Кротара. Он вышел на бой, но погиб, и стон народа раздался. Омраченный Кротар могучий величаво и молча поток перешел. Он изгнал врага из Алнекмы и воротился на радость Кон-ламы.
Битва грядет за битвой. Кровь струится на кровь. Могилы отважных вздымаются. Над Эрином тучи нависли, обиталища духов. Юга вожди собрались вокруг гулкозвучного щита Кротара. Со смертью об руку он пошел по путям врага. Девы рыдали на реках Уллина. Вглядывались они в туман на холме, но ни единый охотник не сходил по его откосам. Тишина над землей тяготела; одиноко вздыхали ветры на поросших травой могилах.
Как орел, покидая ветры, на шумных крылах стремится радостно вниз с поднебесья, так сын Тренмора, Конар - десница смерти, низошел из лесистого Морвена. Он изливал свою мощь на весь на зеленый Эрин. Смерть незримо шагала вослед за его мечом. Болги сыны бежали с его пути, как от потока, что, вырвавшись из пустыни, где бушует гроза, заливает в своем стремлении долы с гулкозвучными рощами. Кротар встретил его в бою, но воины Алнекмы бежали.* Медленно отступал король Аты, душою скорбя. Он вновь просиял потом в сраженьях на юге, но неярко, как солнце осеннее, когда оно в одеянье тумана навещает мрачные реки Лары. Увядшие травы покрыты росой, и унылы поля, хотя и сверкают они".
* Примечательна осторожность барда, когда он касается Кротара. Поскольку тот был предком Кахмора, к которому обращено повествование, бард смягчает его поражение, говоря только, что его _воины бежали_. Кахмор же воспринял песнь Фонара весьма неблагосклонно. Предполагалось, что, принадлежа к ордену друидов, которые якобы заранее знали, как обернутся события, барды обладали сверхъестественным даром предчувствовать будущее. Король решил, что Фонар избрал эту песнь, предвидя неблагоприятный исход войны, и что судьба его предка Кротара ложится тенью на его собственную. Поведение барда, выслушавшего отповедь своего покровителя, изображено живописно и трогательно. Мы восхищаемся словами Кахмора, но сожалеем о произведенном ими действии на чувствительную душу доброго старого поэта.
"Зачем ты, бард, - сказал Кахмор, - во мне пробуждаешь память о тех, кто бежал? Разве некий дух, из сумрачной тучи склонясь, тебе нашептал старинные повести, дабы испуганный Кахмор не вышел на бранное поле? Ночных тайников обитатели, ваш глас для меня только ветер, что срывает седые головки чертополоха и пухом его устилает течение рек. В груди моей раздается глас, неслышный другим. Душа короля; Эрина запрещает ему от войны уклоняться".
Удрученный бард скрывается в ночь; удалившись, склоняется он над потоком. Мысли его обращаются к дням, прошедшим в Ате, когда с радостью Кахмор внимал его песне. Слезы текут из очей, ветер треплет бороду.
Эрин спит вокруг. Но сон не сходит на вежды Кахмора. В своей омраченной душе он узрел призрак погибшего Карбара. Он узрел, как тот, погребенный без песни, носится в вихре ночном. Он встал. Он обошел свое воинство. Время от времени он ударял в гулкозвучный щит. Звон достиг ушей Оссиана на оленьей вершине Моры.
"Филлан, - сказал я, - враги приближаются. Я слышу щит войны. Ты стой на узкой стезе. Оссиан же будет следить за их шествием. Если, повергнув меня, войско прорвется, тогда ты ударишь в свой щит. Разбуди короля на равнине, чтобы слава его не исчезла".
Я зашагал в гремящих своих доспехах, перескочив через темный поток, что извивался по полю пред королем Аты. Король зеленой Аты с подъятым копьем вышел вперед, мне путь преградив. Тут и схватились бы мы в сшибке ужасной, словно два супротивных духа, что, склонясь со своих облаков, насылают один на другого ревущие ветры, не усмотри Оссиан пред собою шлем королей эринских. Крыло орла простиралось над ним, шумя на ветру. Сквозь перья звезда, багровея, светилась. Копье подъятое я удержал.
"Предо мною шлем королей! Кто ж ты, сын ночи? Стяжает ли славу копье Оссиана, когда повергнет тебя?" Сразу выронил он копье, что мерцало во тьме. Образ его, казалось, рос предо мною. Он простер во мраке десницу и промолвил слова королей.
"Друг геройских теней, так вот как пришлось мне во тьме встретить тебя! А я-то хотел, чтобы шаги твои величавые раздавались в Ате во дни пиров. К чему же теперь вздымать мне копье? Пусть солнце увидит нас, Оссиан, когда мы, сверкая, сойдемся на битву. Отметят грядущие воины это место и вострепещут при мысли о прошлых годах. Они отметят его, как отмечают прибежище духов, любезное сердцу и страшное".
"А разве забудут его, - я спросил, - если мы повстречаемся мирно? Разве только память о битвах сердцу приятна? Не взираем ли радостно мы на места, где пировали праотцы? Но слезами полнятся наши очи на поле их браней. Этот камень, поросший мхом, восстанет и будет вещать иным временам: "Здесь сошлись Оссиан и Кахмор! Воины мирно сошлись!" Когда же, о камень, рассыплешься ты и воды Лубара течь перестанут, тогда, может быть, путник придет и возляжет здесь отдохнуть. А когда луна затененная взойдет над его главой, наши тени смогут сюда прилететь и, войдя в его сновидения, напомнить об этом месте. Но зачем так угрюмо ты отвращаешься прочь, о сын Борбар-дутула?" *
* Borbar-duthul - _угрюмый воин с карими очами_. Насколько это имя соответствовало его нраву, можно легко заключить на основании рассказа о нем Малтоса в конце шестой книги. Он был братом Колк-уллы, упоминаемого во вставном эпизоде в начале четвертой книги.
"Не безвестными, сын Фингала, мы взойдем на эти ветры. Наши подвиги свет лучезарный перед очами бардов. Но мрак клубится над Атой: король погребен без песни. В бурной его душе все же сиял луч, обращенный к Кахмору, словно луна, облеченная тучей на багровой стезе грома!"
"Сын Эрина, - я отвечал, - мой гнев не живет в его дому,* моя ненависть прочь на орлих крылах отлетает, едва лишь повержен враг. Он услышит пение бардов, Карбар утешится, в ветре витая".
* Могила часто поэтически называется домом. Этот ответ Оссиана исполнен самых возвышенных чувств благородной души. Хотя он был уязвлен Карбаром больше, чем кто-либо из живущих людей, тем не менее он отступается от своего гнева, едва лишь _повержен враг_. Как это не похоже на поведение героев в других древних поэмах! Cynthius aurem vellit [Аполлон треплет за ухо (напоминает) (лат.)].
Воспрянуло гордое сердце Кахмора, он снял с бедра своего блестящий кинжал и вложил его в мою длань. Со вздохом вложил его в мою длань и молча пошел прочь. Я провожал его взором. Он смутно мерцал, словно призрачный образ, что встречает путника ночью на мраком объятой пустоши. Темны его речи, как песнь старины. С рассветом неясная тень удаляется.
Кто там идет из долины Лубара, из волнистых туманов утренних? ** Роса небес на его челе. Он шагает стезею скорби. Это Карил, древний годами. Он идет из безмолвной пещеры Туры. Я вижу, как темнеет она в скале сквозь тонкие струи тумана. Там, быть может, Кухулина тень пребывает в вихре, что долу клонит деревья. Сколь приятен утренний гимн барда Эрина!
** Настает утро второго дня, считая с начала поэмы. После смерти Кухулина его бард Карил, сын Кинфены, удалился в пещеру Туры, расположенную в окрестностях Мой-лены, где происходит действие "Теморы". Его нечаянное появление дает Оссиану возможность незамедлительно выполнить данное Кахмору обещание позаботиться о том, чтобы над могилой Карбара была пропета _погребальная песнь_. Это место, включая и обращение Карила к солнцу, имеет лирический размер и несомненно сочинено поэтом для того, чтобы слушатель мог отдохнуть после длительного предшествующего повествования. Хотя лирические пьесы, рассеянные в поэмах Оссиана, в оригинале очень красивы, они много теряют, когда лишены размера и созвучия рифмы. В повествовательной части поэмы, рассчитанной на декламацию, оригинал представляет собою скорее размеренную прозу, чем правильные стихи, но при этом он обладает всем многообразием ритмов, соответствующих мыслям и страстям говорящих. - Эта книга охватывает по времени всего лишь несколько часов.
"Волны, теснясь, убегают в испуге: слышат они, о солнце, как приближаешься ты. Ужасна твоя красота, чадо небес, когда смерть таится в кудрях твоих, когда ты струишь испарения на опаленное воинство. Но приятен твой луч звероловцу, что к скале прижимается в бурю, когда ты проглянешь из тучи разъятой и влажные кудри его озаришь; смотрит он вниз на речную долину и видит сходящих ланей. Доколе ж тебе над бранью вставать и кровавым щитом катиться по небу? Я вижу, как тени героев, блуждая, твой лик омрачают!"
"Зачем же блуждают речи Карила? разве печально чадо небес? Оно в течении своем не запятнано, оно ликует вечно во пламени. Катись же, светило беспечное, хоть и тебе, может быть, суждено когда-то погибнуть. Мглистый покров * настигнет тебя и одолеет на небе.
* _Мглистый покров_, возможно, означат затмение.
Утешен голос песни, о Карил, душе Оссиановой! Он, словно утренний дождь, что кропит шелестящий дол, на который солнце глядит сквозь туман, едва из-за скал поднявшись. Но не время теперь, о бард, состязаться в песнях. Фингал в доспехах своих ожидает в долине. Ты зришь пламенеющий щит короля. Омрачилось его лицо, осененное кудрями. Видит он - широко раскинулось воинство Эрина.
Не видишь ли, Карил, могилы рядом с ревущим потоком? Три камня вздымают серые главы под склонившимся дубом. Лежит там король поверженный; передай его душу ветрам. Он Кахмору брат, отверзи ему воздушный чертог. Да будет песнь твоя источником радости мрачному духу Карбара".
КНИГА ТРЕТЬЯ
СОДЕРЖАНИЕ КНИГИ ТРЕТЬЕЙ
Когда наступает утро, Фингал обращается с речью к своему воинству и поручает предводительство Голу, сыну Морни; согласно обычаю того времени, королю подобало вступить в сражение лишь тогда, когда от его несравненной отваги и умелости зависел исход дела. Король и Оссиан удаляются на утес Кормул, господствующий над полем битвы. Барды запевают военную песнь. Следует описание боя. Гол, сын Морнп, отличается в сражении: убивает Турлатона, вождя с потока Морху, и других вождей, не столь именитых. Со своей стороны Фолдат, возглавивший ирландское войско (ибо Кахмор по примеру Фингала не участвует в битве), тоже сражается доблестно: убивает Коннала, вождя Дун-лоры и, продвинувшись вперед, готов уже сразиться с самим Голом. Но в это время стрела, пущенная наудачу, ранит Гола в руку, и его прикрывает Филлан, сын Фингала, показавший чудеса храбрости. Наступает ночь. Фингалов рог отзывает назад его ратников. Барды встречают их приветственным пением, особенно восхваляя Гола и Филлана. Вожди приступают к пиршеству. Фингал печалится о Коннале. Вводится повесть о Коннале и Дут-кароне, проливающая свет на древнюю историю Ирландии. Карилу поручают воздвигнуть могильный холм Конналу. - Действие этой книги завершает второй день с начала поэмы.
Кто это там над синим потоком Лубара рядом с нависшим оленьим холмом? * Величавый, он оперся на дуб, сброшенный ветром ночным
** Это неожиданное риторическое обращение, описывающее Фингала, позу короля и окружающую обстановку, имеет целью возвысить ум для должного восприятия последующего рассказа о битве. Речь Фингала исполнена великодушного благородства, всецело его отличающего. Группа воинов, которых поэт располагает вокруг своего отца, живописна и изображена весьма умело. Хорошо придумано молчание Гола, поведение Филлана и то впечатление, какое оба производят на душу Фингала. В оригинале речь его по поводу происходящего очень красива. Прерывистые стихи разного размера передают смятение его души, колеблющейся между восхищением, которое вызывает у него молчание Гола (тогда как другие похваляются своими подвигами), и естественным пристрастием к Филлану, достигающим благодаря поведению доблестного юноши высшего предела.
с вершины. Кто ж это, как не Комхала сын, озаряющий поле последней брани своей! Кудри седые его развевает ветер, наполовину извлек он из ножен меч Луно. Очи его обращены к Мой-лене, к темной лавине врагов. Слышишь ли глас короля? Он, словно грохот потока в пустыне, когда тот стремится меж скал гулкозвучных к выжженным солнцем полям.
"Раскинувшись вширь, нисходит враждебное войско. Восстаньте, чада лесистого Морвена! Будьте, как скалы моей страны, где по бурым склонам катятся воды. Радости луч озаряет мне душу. Я зрю пред собою могучую рать. Вздохи Фингала лишь тогда раздаются, когда слаб неприятель, ибо сражение с ним приносит бесславную смерть и могилу, сокрытую мраком. Кто возглавит сраженье против войска Алнекмы? Меч мой должен тогда лишь сверкать, когда велика опасность. Таков был прежде обычай при Тренморе, правителе ветров, и так устремлялся в битву лазоревощитный Тратал".
Вожди к королю склонились. Каждый, казалось, втайне желал возглавить сраженье. Они спешили поведать о подвигах бранных своих и к Эрину взор обращали. Но впереди, далеко от других, сын Морни стоял; молча стоял он, ибо кому же не ведомы битвы Гола? Память о них вздымалась в его душе. Длань его тайно хваталась за меч. За меч, что принес он из Струмона, когда сила Морни иссякла.*
{* Strumon - поток холма; так называлось местопребывание рода Гола в окрестностях Сельмы. Во время похода Гола на Троматон, о чем упоминается в поэме "Ойтона", Морни, отец его, умер. Умирая, Морни повелел, чтобы _меч Струмона_ (сохранявшийся в роду как святыня со времен Колгаха, самого прославленного из его предков) был положен в могилу рядом с ним и в то же время принадлежал его сыну, но с тем, чтобы тот взял его оттуда лишь тогда, когда будет доведен до крайности. Вскоре после того два брата Гола были убиты в сражении Колда-ронаном, вождем Клуты, и сам Гол пошел к могиле отца, чтобы взять меч. От поэмы Оссиана, сочиненной на эту тему, осталось лишь обращение Гола к духу почившего героя. Здесь я предлагаю ее читателю.
Гол
Крушитель щитов гулкозвучных, чья глава темнотою сокрыта, внемли мне из мрака Клоры, о Колгаха сын, внемли!
Шорох орлиных крыл не возмущает моих потоков. Погруженный в туман пустыни, о Струмона гордый правитель, внемли!
Живешь ли ты в сумрачном ветре, что темной волною колышет траву? Не играй пушистым волчцом, владыка Клоры, внемли!
Или верхом на луче ты прорезаешь смятение мрачных туч? Насылаешь на море ветер ревущий и катишь синие волны на острова? внемли мне, родитель Гола, средь ужасов ночи внемли!
Я слышу полет орлов, дубы, шелестя на холме, сотрясают вершины. Страшен и радостен твой приход, друг жилища героев.
Морни
Кто пробуждает меня в глубине моей тучи, где ветры колышут мои туманные кудри? Зачем среди шума потоков глас разносится Гола?
Гол
Морни, враги окружают меня: волны приносят их с темных судов. Дай мне Струмона меч, тот луч, что сокрыл ты в своей ночи.
Морни
Возьми же меч гулкозвучного Струмона. Я гляжу на твое сраженье, мой сын, я, метеор еле зримый, гляжу из небесной тучи: Гол лазоревощитный, рази!}
На копье опирался сын Клато,* его кудри вились по ветру. Трижды он поднимал свой взор на Фингала, трижды замирал его глас, когда он речь заводил. Филлан не умел похваляться битвами, прочь устремился он. Склонясь над дальним потоком, он встал; слеза на ресницах повисла. Порой он сбивал обращенным копьем головки чертополоха.
* Клато была дочерью Катуллы, короля Инис-тора. Во время одного из походов на этот остров Фингал влюбился в Клато и взял ее в жены после смерти Роскраны, дочери ирландского короля Кормака.
Клато была матерью Рино, Филлана и Босмины, упомянутой в "Битве при Лоре" - одной из малых поэм, напечатанных в первом томе. Филлан часто называется сыном Клато в отличие от сыновей Фингала от Рос-краны.
Но он не укрылся от взора Фингалова. Искоса тот на сына взглянул. Он взглянул на него, вскипая восторгом, и отвернулся с душою стесненной. Молча король отвернулся к лесистой Море. Кудрями сокрыл он невольные слезы. Наконец его голос раздался.
"Первый из сынов Морни,** ты - скала, презревшая бурю! Веди мою рать на битву за род сраженного Кормака. Твое копье - не палочка отрока, блеск меча - не луч безобидный света. Сын Морни, коней властелина, воззри на врага, сокруши его. Филлан, ступай вослед за вождем, он не покоен в схватке и не напрасно пылает в битве; сын мой, ступай вослед за вождем. Он могуч, подобно потоку Лубара, но не ревет и не пенится всуе. С вершины облачной Моры будет Фингал следить за сраженьем. Стой, Оссиан, рядом с отцом, вблизи водопада.*** Барды, возвысьте голос! Морвен, вперед под звуки их песен. Это моя последняя брань, увенчайте ее сиянием славы".
** Гол, сын Морни, наиболее славный после Фингала герой, представленный в поэмах Оссиана. Подобно Аяксу в Илиаде, он отличается мужественной молчаливостью. Почетные наименования, которые присваивают здесь ему Фингал, необычайно выразительны в оригинале. Во всей "Теморе" нет другого места, которое столько бы теряло в переводе, как это. Первая часть речи, текущая быстро и неправильно, рассчитана на то, чтобы, возбудить душу к бранным подвигам. Когда же король обращается к Филлану, стих становится правильным и гладким. Первая часть подобна стремительному потоку, проносящемуся по обломкам скал; вторая - течению полноводной реки, спокойному, но величавому. Этот пример наглядно показывает, сколь многого может достичь поэт, изменяя размер согласно с тем особым чувством, которое он намерен возбудить в читателе.
*** После того как Уллин был послан в Морвен сопровождать тело Оскара, Оссиан сопутствовал отцу в роли главного барда.
Как ветра внезапный порыв иль отдаленный рокот морей возмущенных, когда мрачный и яростный дух гонит валы на остров, что долгие темные годы был посреди пучины жилищем туманов, так ужасен воинства гул, широко наступавшего по полю. Впереди возвышается Гол; он шагнет - и сверкнувший ручей позади остается. Барды запели с ним рядом, в лад им он ударял в свой щит. На крыльях ветра разносились звучные голоса.
"На Кроне, - пели барды, - бьет по ночам источник. В мрачном ложе своем он бушует, пока не взойдет ранний рассветный луч. Тогда он, пенясь, свергается вниз с холма, унося за собою скалы и сотню рощ. Да будет от Кроны моя стезя далека, ибо на Кроне бушует смерть. Будьте ж потоком Моры, сыны туманного Морвена!
Кто там вздымается на колеснице у берега Клуты? Холмы содрогаются пред королем. Эхом ответствуют темные рощи, озаряясь сверканьем булата. Узри его посреди супостатов, подобного резвому духу Колгаха,* когда тот расточает тучи и несется верхом на вихрях! Это Морни, коней властелин! ** Будь подобен родителю, Гол!
* Существуют предания (впрочем, я полагаю, позднего происхождения), отождествляющие этого Колгаха с Калганом Тацита. Он был предком Гола, сына Морни, и некоторые действительно древние предания называли его королем или вергобретом каледонцев, а отсюда возникли притязания рода Морни на престол, причинившие немало бед и Комхалу и сыну его Фингалу. Первый был убит в сражении с племенем Морни, и только Фингал, возмужав, сумел привести непокорных в повиновение. Colgach означает _свирепый видом_, наименование, весьма подходящее для воина, и, возможно, от него произошел Calgacus, хотя, я полагаю, отождествление упомянутого здесь Колгаха с этим героем является чистым домыслом.
Не могу не отметить, сколь уместно построена песнь бардов. Голу, кого опыт побуждал соблюдать в бою осторожность, они приводят в пример отца, который очертя голову бросался в битву. Напротив, Филлану, способному по молодости лет действовать в бою запальчиво и неосмотрительно, напоминают о том, что Фингал в подобных случаях вел себя степенно и спокойно.
** Сохранилось предание о походе Морни на Клуту, на который намекают здесь барды. Однако поэма, основанная на этом предании, в настоящее время утрачена.
Настежь распахнута Сельма.*** Барды, коснитесь трепетных струн. Десять юношей дуб для пира приносят. Солнца далекий луч освещает вершину холма. Сумрачные волны ветра колышут травы полей. Что ж ты безмолвствуешь, Морвен? Король возвратился во всей своей славе. Ужель вкруг него не гремела брань? Но мирно его чело. Гремела она, и Фингал победил. Будь подобен родителю, Филлан!"
*** Оссиану особенно удаются мирные картины, которые обретают двойную силу, когда он помещает их рядом с изображением суеты и бурных действий. Такое противопоставление воодушевляет и возвышает поэзию.
Под пение бардов двигалась рать. Высоко колыхались копья, как тростниковые заросли под ветром осенним. Король в доспехах стоял на вершине Моры. Туман струился вокруг щита его широкого, что висел в вышине на суку над мшистым утесом Кормула. Молча стоял я возле Фингала, к лесу Кромлы свой взор обращая,**** дабы не видеть войска и не броситься в битву, душою вскипев. Выставив ногу вперед, попирая вереск, величавый, сверкал я булатом, как водопад Тромо, когда ночные ветры льдом его окуют. Отрок видит, как он в вышине блещет под ранним лучом; он обращает к нему свой слух и дивится его безмолвию.
**** Гора Кромла находилась по соседству с местом действия этой поэмы, которое почти совпадает с местом действия поэмы "Фингал".
Не встал над потоком Кахмор, словно юноша на мирном поле; он вширь простирает и гонит вперед темные буйные волны сражения. Но, завидя Фингала на вершине Моры, исполнился он благородной гордыни. "Пристало ли Аты вождю сражаться, когда король на поле не вышел? Фолдат, веди мой народ на битву. Ты - огненный луч".
Вождь Момы вышел вперед, словно туча, теней одеяние. Он извлек из ножен пламя меча и подал к сражению знак. Племена, словно гребни волн, изливают окрест свою темную силу. Надменно шествует он перед ними, гневно вращаются очи его багровые. Он призвал вождя Дунрато,* и раздалась его речь.
* Dun-ratho - _холм с плоской вершиной_. Corin-uil - _синий глаз_. Фолдат здесь посылает Кормула устроить засаду позади каледонского войска. Речь его хорошо согласуется с характером Фолдата, всегда надменного и самоуверенного. Конец этой речи отражает воззрение того времени, согласно которому души тех, кто похоронен без погребальной песни, глубоко несчастны. На этом догмате несомненно настаивали сами барды, дабы доказать, что их занятие почетно и необходимо.
"Кормул, ты видишь эту тропу. Вьется она, зеленея, позади врага. Поставь туда дружину свою, дабы Морвен не смог избежать моего меча. Барды зеленодолого Эрина, не возвышайте гласа. Морвена чада должны погибнуть без песен. Они враги Карбара. Странник отныне будет встречать на Лене темный густой туман, что, окутав их тени, станет с ними блуждать близ тростников озерных. Без песни вовек не подняться им в обиталище ветров".
Кормул пошел, становясь все мрачнее, вослед ему ринулось племя его. Они за скалою сокрылись. Гол, следя за движением темноокого короля Дунрато, молвил Филлану с Морху.
"Ты видишь, как Кормул шагает. Да будет десница твоя сильна. Когда ж он падет, сын Фингала, вспомни, что Гол ратоборствует. Здесь я вторгнусь в сраженье среди гребня щитов".
Раздался смерти сигнал, зловещий звон щита Морни. С ним и Гол возвысил свой глас. Фингал восстал на вершине Моры. Он видел войско свое от крыла до крыла, устремленное в битву. Мерцая на темном холме, высится сила Аты.** Они *** подобны двум горним духам, что восседают на мрачных своих облаках, ветры окрест посылая и воздымая ревущее море. Перед ними смятение синих волн, путями китов прорезанное. Они же спокойны и ясны; лишь ветерок подъемлет их кудри туманные.
** Под _силой Аты_ подразумевается Кахмор. Такого рода выражения обычно встречаются у Гомера и других древних поэтов.
*** Два короля.
Что там за огненный луч высоко проносится в воздухе? Это ужасный меч Морни. Смерть на своем пути сеешь ты, Гол, в ярости ты друг на друга их громоздишь. Словно дуб младой, одетый ветвями, упадает Турлатон.**** Высокогрудая супруга его, кудри свои разметав, спит под журчание Морху; белые руки она простирает во сне королю навстречу. Но это лишь дух его, Ойхома: Тур-латон сраженный лежит. Не внемли ветрам, ожидая услышать щит его гулкозвучный. Он потоком разбит, и звон его смолк навсегда.
Он охотился в Уллине, на поросшей мхом вершине Друмардо. Из леса следила за ним дочь Катмина, следили синие очи Кон-ламы. Тайно вздыхала она. Склонялась глава ее, виясь рассыпались кудри. Луна к ней заглядывала по ночам и видала, как воздевает она белые руки, ибо Кротар могучий полнил ее сновиденья.
Три дня пировали Кротар и Катмин. На четвертый они разбудили ланей. Кон-лама пошла на охоту, сияя красой. Она повстречала Кротара на узкой тропе. Лук тотчас выпал из длани ее. Она отвратилась и скрыла лицо кудрями. Воспылала любовь Кротара. Он взял белогрудую деву с собою в Ату. Барды песнь для нее затянули, и воцарилась радость вокруг дочери Уллина.
Восстала гордыня юного Турлоха, он любил белорукую Кон-ламу. Он пришел войною в Алнекму, в оленью Ату. Кормул вышел на бой, брат колесницевластного Кротара. Он вышел на бой, но погиб, и стон народа раздался. Омраченный Кротар могучий величаво и молча поток перешел. Он изгнал врага из Алнекмы и воротился на радость Кон-ламы.
Битва грядет за битвой. Кровь струится на кровь. Могилы отважных вздымаются. Над Эрином тучи нависли, обиталища духов. Юга вожди собрались вокруг гулкозвучного щита Кротара. Со смертью об руку он пошел по путям врага. Девы рыдали на реках Уллина. Вглядывались они в туман на холме, но ни единый охотник не сходил по его откосам. Тишина над землей тяготела; одиноко вздыхали ветры на поросших травой могилах.
Как орел, покидая ветры, на шумных крылах стремится радостно вниз с поднебесья, так сын Тренмора, Конар - десница смерти, низошел из лесистого Морвена. Он изливал свою мощь на весь на зеленый Эрин. Смерть незримо шагала вослед за его мечом. Болги сыны бежали с его пути, как от потока, что, вырвавшись из пустыни, где бушует гроза, заливает в своем стремлении долы с гулкозвучными рощами. Кротар встретил его в бою, но воины Алнекмы бежали.* Медленно отступал король Аты, душою скорбя. Он вновь просиял потом в сраженьях на юге, но неярко, как солнце осеннее, когда оно в одеянье тумана навещает мрачные реки Лары. Увядшие травы покрыты росой, и унылы поля, хотя и сверкают они".
* Примечательна осторожность барда, когда он касается Кротара. Поскольку тот был предком Кахмора, к которому обращено повествование, бард смягчает его поражение, говоря только, что его _воины бежали_. Кахмор же воспринял песнь Фонара весьма неблагосклонно. Предполагалось, что, принадлежа к ордену друидов, которые якобы заранее знали, как обернутся события, барды обладали сверхъестественным даром предчувствовать будущее. Король решил, что Фонар избрал эту песнь, предвидя неблагоприятный исход войны, и что судьба его предка Кротара ложится тенью на его собственную. Поведение барда, выслушавшего отповедь своего покровителя, изображено живописно и трогательно. Мы восхищаемся словами Кахмора, но сожалеем о произведенном ими действии на чувствительную душу доброго старого поэта.
"Зачем ты, бард, - сказал Кахмор, - во мне пробуждаешь память о тех, кто бежал? Разве некий дух, из сумрачной тучи склонясь, тебе нашептал старинные повести, дабы испуганный Кахмор не вышел на бранное поле? Ночных тайников обитатели, ваш глас для меня только ветер, что срывает седые головки чертополоха и пухом его устилает течение рек. В груди моей раздается глас, неслышный другим. Душа короля; Эрина запрещает ему от войны уклоняться".
Удрученный бард скрывается в ночь; удалившись, склоняется он над потоком. Мысли его обращаются к дням, прошедшим в Ате, когда с радостью Кахмор внимал его песне. Слезы текут из очей, ветер треплет бороду.
Эрин спит вокруг. Но сон не сходит на вежды Кахмора. В своей омраченной душе он узрел призрак погибшего Карбара. Он узрел, как тот, погребенный без песни, носится в вихре ночном. Он встал. Он обошел свое воинство. Время от времени он ударял в гулкозвучный щит. Звон достиг ушей Оссиана на оленьей вершине Моры.
"Филлан, - сказал я, - враги приближаются. Я слышу щит войны. Ты стой на узкой стезе. Оссиан же будет следить за их шествием. Если, повергнув меня, войско прорвется, тогда ты ударишь в свой щит. Разбуди короля на равнине, чтобы слава его не исчезла".
Я зашагал в гремящих своих доспехах, перескочив через темный поток, что извивался по полю пред королем Аты. Король зеленой Аты с подъятым копьем вышел вперед, мне путь преградив. Тут и схватились бы мы в сшибке ужасной, словно два супротивных духа, что, склонясь со своих облаков, насылают один на другого ревущие ветры, не усмотри Оссиан пред собою шлем королей эринских. Крыло орла простиралось над ним, шумя на ветру. Сквозь перья звезда, багровея, светилась. Копье подъятое я удержал.
"Предо мною шлем королей! Кто ж ты, сын ночи? Стяжает ли славу копье Оссиана, когда повергнет тебя?" Сразу выронил он копье, что мерцало во тьме. Образ его, казалось, рос предо мною. Он простер во мраке десницу и промолвил слова королей.
"Друг геройских теней, так вот как пришлось мне во тьме встретить тебя! А я-то хотел, чтобы шаги твои величавые раздавались в Ате во дни пиров. К чему же теперь вздымать мне копье? Пусть солнце увидит нас, Оссиан, когда мы, сверкая, сойдемся на битву. Отметят грядущие воины это место и вострепещут при мысли о прошлых годах. Они отметят его, как отмечают прибежище духов, любезное сердцу и страшное".
"А разве забудут его, - я спросил, - если мы повстречаемся мирно? Разве только память о битвах сердцу приятна? Не взираем ли радостно мы на места, где пировали праотцы? Но слезами полнятся наши очи на поле их браней. Этот камень, поросший мхом, восстанет и будет вещать иным временам: "Здесь сошлись Оссиан и Кахмор! Воины мирно сошлись!" Когда же, о камень, рассыплешься ты и воды Лубара течь перестанут, тогда, может быть, путник придет и возляжет здесь отдохнуть. А когда луна затененная взойдет над его главой, наши тени смогут сюда прилететь и, войдя в его сновидения, напомнить об этом месте. Но зачем так угрюмо ты отвращаешься прочь, о сын Борбар-дутула?" *
* Borbar-duthul - _угрюмый воин с карими очами_. Насколько это имя соответствовало его нраву, можно легко заключить на основании рассказа о нем Малтоса в конце шестой книги. Он был братом Колк-уллы, упоминаемого во вставном эпизоде в начале четвертой книги.
"Не безвестными, сын Фингала, мы взойдем на эти ветры. Наши подвиги свет лучезарный перед очами бардов. Но мрак клубится над Атой: король погребен без песни. В бурной его душе все же сиял луч, обращенный к Кахмору, словно луна, облеченная тучей на багровой стезе грома!"
"Сын Эрина, - я отвечал, - мой гнев не живет в его дому,* моя ненависть прочь на орлих крылах отлетает, едва лишь повержен враг. Он услышит пение бардов, Карбар утешится, в ветре витая".
* Могила часто поэтически называется домом. Этот ответ Оссиана исполнен самых возвышенных чувств благородной души. Хотя он был уязвлен Карбаром больше, чем кто-либо из живущих людей, тем не менее он отступается от своего гнева, едва лишь _повержен враг_. Как это не похоже на поведение героев в других древних поэмах! Cynthius aurem vellit [Аполлон треплет за ухо (напоминает) (лат.)].
Воспрянуло гордое сердце Кахмора, он снял с бедра своего блестящий кинжал и вложил его в мою длань. Со вздохом вложил его в мою длань и молча пошел прочь. Я провожал его взором. Он смутно мерцал, словно призрачный образ, что встречает путника ночью на мраком объятой пустоши. Темны его речи, как песнь старины. С рассветом неясная тень удаляется.
Кто там идет из долины Лубара, из волнистых туманов утренних? ** Роса небес на его челе. Он шагает стезею скорби. Это Карил, древний годами. Он идет из безмолвной пещеры Туры. Я вижу, как темнеет она в скале сквозь тонкие струи тумана. Там, быть может, Кухулина тень пребывает в вихре, что долу клонит деревья. Сколь приятен утренний гимн барда Эрина!
** Настает утро второго дня, считая с начала поэмы. После смерти Кухулина его бард Карил, сын Кинфены, удалился в пещеру Туры, расположенную в окрестностях Мой-лены, где происходит действие "Теморы". Его нечаянное появление дает Оссиану возможность незамедлительно выполнить данное Кахмору обещание позаботиться о том, чтобы над могилой Карбара была пропета _погребальная песнь_. Это место, включая и обращение Карила к солнцу, имеет лирический размер и несомненно сочинено поэтом для того, чтобы слушатель мог отдохнуть после длительного предшествующего повествования. Хотя лирические пьесы, рассеянные в поэмах Оссиана, в оригинале очень красивы, они много теряют, когда лишены размера и созвучия рифмы. В повествовательной части поэмы, рассчитанной на декламацию, оригинал представляет собою скорее размеренную прозу, чем правильные стихи, но при этом он обладает всем многообразием ритмов, соответствующих мыслям и страстям говорящих. - Эта книга охватывает по времени всего лишь несколько часов.
"Волны, теснясь, убегают в испуге: слышат они, о солнце, как приближаешься ты. Ужасна твоя красота, чадо небес, когда смерть таится в кудрях твоих, когда ты струишь испарения на опаленное воинство. Но приятен твой луч звероловцу, что к скале прижимается в бурю, когда ты проглянешь из тучи разъятой и влажные кудри его озаришь; смотрит он вниз на речную долину и видит сходящих ланей. Доколе ж тебе над бранью вставать и кровавым щитом катиться по небу? Я вижу, как тени героев, блуждая, твой лик омрачают!"
"Зачем же блуждают речи Карила? разве печально чадо небес? Оно в течении своем не запятнано, оно ликует вечно во пламени. Катись же, светило беспечное, хоть и тебе, может быть, суждено когда-то погибнуть. Мглистый покров * настигнет тебя и одолеет на небе.
* _Мглистый покров_, возможно, означат затмение.
Утешен голос песни, о Карил, душе Оссиановой! Он, словно утренний дождь, что кропит шелестящий дол, на который солнце глядит сквозь туман, едва из-за скал поднявшись. Но не время теперь, о бард, состязаться в песнях. Фингал в доспехах своих ожидает в долине. Ты зришь пламенеющий щит короля. Омрачилось его лицо, осененное кудрями. Видит он - широко раскинулось воинство Эрина.
Не видишь ли, Карил, могилы рядом с ревущим потоком? Три камня вздымают серые главы под склонившимся дубом. Лежит там король поверженный; передай его душу ветрам. Он Кахмору брат, отверзи ему воздушный чертог. Да будет песнь твоя источником радости мрачному духу Карбара".
КНИГА ТРЕТЬЯ
СОДЕРЖАНИЕ КНИГИ ТРЕТЬЕЙ
Когда наступает утро, Фингал обращается с речью к своему воинству и поручает предводительство Голу, сыну Морни; согласно обычаю того времени, королю подобало вступить в сражение лишь тогда, когда от его несравненной отваги и умелости зависел исход дела. Король и Оссиан удаляются на утес Кормул, господствующий над полем битвы. Барды запевают военную песнь. Следует описание боя. Гол, сын Морнп, отличается в сражении: убивает Турлатона, вождя с потока Морху, и других вождей, не столь именитых. Со своей стороны Фолдат, возглавивший ирландское войско (ибо Кахмор по примеру Фингала не участвует в битве), тоже сражается доблестно: убивает Коннала, вождя Дун-лоры и, продвинувшись вперед, готов уже сразиться с самим Голом. Но в это время стрела, пущенная наудачу, ранит Гола в руку, и его прикрывает Филлан, сын Фингала, показавший чудеса храбрости. Наступает ночь. Фингалов рог отзывает назад его ратников. Барды встречают их приветственным пением, особенно восхваляя Гола и Филлана. Вожди приступают к пиршеству. Фингал печалится о Коннале. Вводится повесть о Коннале и Дут-кароне, проливающая свет на древнюю историю Ирландии. Карилу поручают воздвигнуть могильный холм Конналу. - Действие этой книги завершает второй день с начала поэмы.
Кто это там над синим потоком Лубара рядом с нависшим оленьим холмом? * Величавый, он оперся на дуб, сброшенный ветром ночным
** Это неожиданное риторическое обращение, описывающее Фингала, позу короля и окружающую обстановку, имеет целью возвысить ум для должного восприятия последующего рассказа о битве. Речь Фингала исполнена великодушного благородства, всецело его отличающего. Группа воинов, которых поэт располагает вокруг своего отца, живописна и изображена весьма умело. Хорошо придумано молчание Гола, поведение Филлана и то впечатление, какое оба производят на душу Фингала. В оригинале речь его по поводу происходящего очень красива. Прерывистые стихи разного размера передают смятение его души, колеблющейся между восхищением, которое вызывает у него молчание Гола (тогда как другие похваляются своими подвигами), и естественным пристрастием к Филлану, достигающим благодаря поведению доблестного юноши высшего предела.
с вершины. Кто ж это, как не Комхала сын, озаряющий поле последней брани своей! Кудри седые его развевает ветер, наполовину извлек он из ножен меч Луно. Очи его обращены к Мой-лене, к темной лавине врагов. Слышишь ли глас короля? Он, словно грохот потока в пустыне, когда тот стремится меж скал гулкозвучных к выжженным солнцем полям.
"Раскинувшись вширь, нисходит враждебное войско. Восстаньте, чада лесистого Морвена! Будьте, как скалы моей страны, где по бурым склонам катятся воды. Радости луч озаряет мне душу. Я зрю пред собою могучую рать. Вздохи Фингала лишь тогда раздаются, когда слаб неприятель, ибо сражение с ним приносит бесславную смерть и могилу, сокрытую мраком. Кто возглавит сраженье против войска Алнекмы? Меч мой должен тогда лишь сверкать, когда велика опасность. Таков был прежде обычай при Тренморе, правителе ветров, и так устремлялся в битву лазоревощитный Тратал".
Вожди к королю склонились. Каждый, казалось, втайне желал возглавить сраженье. Они спешили поведать о подвигах бранных своих и к Эрину взор обращали. Но впереди, далеко от других, сын Морни стоял; молча стоял он, ибо кому же не ведомы битвы Гола? Память о них вздымалась в его душе. Длань его тайно хваталась за меч. За меч, что принес он из Струмона, когда сила Морни иссякла.*
{* Strumon - поток холма; так называлось местопребывание рода Гола в окрестностях Сельмы. Во время похода Гола на Троматон, о чем упоминается в поэме "Ойтона", Морни, отец его, умер. Умирая, Морни повелел, чтобы _меч Струмона_ (сохранявшийся в роду как святыня со времен Колгаха, самого прославленного из его предков) был положен в могилу рядом с ним и в то же время принадлежал его сыну, но с тем, чтобы тот взял его оттуда лишь тогда, когда будет доведен до крайности. Вскоре после того два брата Гола были убиты в сражении Колда-ронаном, вождем Клуты, и сам Гол пошел к могиле отца, чтобы взять меч. От поэмы Оссиана, сочиненной на эту тему, осталось лишь обращение Гола к духу почившего героя. Здесь я предлагаю ее читателю.
Гол
Крушитель щитов гулкозвучных, чья глава темнотою сокрыта, внемли мне из мрака Клоры, о Колгаха сын, внемли!
Шорох орлиных крыл не возмущает моих потоков. Погруженный в туман пустыни, о Струмона гордый правитель, внемли!
Живешь ли ты в сумрачном ветре, что темной волною колышет траву? Не играй пушистым волчцом, владыка Клоры, внемли!
Или верхом на луче ты прорезаешь смятение мрачных туч? Насылаешь на море ветер ревущий и катишь синие волны на острова? внемли мне, родитель Гола, средь ужасов ночи внемли!
Я слышу полет орлов, дубы, шелестя на холме, сотрясают вершины. Страшен и радостен твой приход, друг жилища героев.
Морни
Кто пробуждает меня в глубине моей тучи, где ветры колышут мои туманные кудри? Зачем среди шума потоков глас разносится Гола?
Гол
Морни, враги окружают меня: волны приносят их с темных судов. Дай мне Струмона меч, тот луч, что сокрыл ты в своей ночи.
Морни
Возьми же меч гулкозвучного Струмона. Я гляжу на твое сраженье, мой сын, я, метеор еле зримый, гляжу из небесной тучи: Гол лазоревощитный, рази!}
На копье опирался сын Клато,* его кудри вились по ветру. Трижды он поднимал свой взор на Фингала, трижды замирал его глас, когда он речь заводил. Филлан не умел похваляться битвами, прочь устремился он. Склонясь над дальним потоком, он встал; слеза на ресницах повисла. Порой он сбивал обращенным копьем головки чертополоха.
* Клато была дочерью Катуллы, короля Инис-тора. Во время одного из походов на этот остров Фингал влюбился в Клато и взял ее в жены после смерти Роскраны, дочери ирландского короля Кормака.
Клато была матерью Рино, Филлана и Босмины, упомянутой в "Битве при Лоре" - одной из малых поэм, напечатанных в первом томе. Филлан часто называется сыном Клато в отличие от сыновей Фингала от Рос-краны.
Но он не укрылся от взора Фингалова. Искоса тот на сына взглянул. Он взглянул на него, вскипая восторгом, и отвернулся с душою стесненной. Молча король отвернулся к лесистой Море. Кудрями сокрыл он невольные слезы. Наконец его голос раздался.
"Первый из сынов Морни,** ты - скала, презревшая бурю! Веди мою рать на битву за род сраженного Кормака. Твое копье - не палочка отрока, блеск меча - не луч безобидный света. Сын Морни, коней властелина, воззри на врага, сокруши его. Филлан, ступай вослед за вождем, он не покоен в схватке и не напрасно пылает в битве; сын мой, ступай вослед за вождем. Он могуч, подобно потоку Лубара, но не ревет и не пенится всуе. С вершины облачной Моры будет Фингал следить за сраженьем. Стой, Оссиан, рядом с отцом, вблизи водопада.*** Барды, возвысьте голос! Морвен, вперед под звуки их песен. Это моя последняя брань, увенчайте ее сиянием славы".
** Гол, сын Морни, наиболее славный после Фингала герой, представленный в поэмах Оссиана. Подобно Аяксу в Илиаде, он отличается мужественной молчаливостью. Почетные наименования, которые присваивают здесь ему Фингал, необычайно выразительны в оригинале. Во всей "Теморе" нет другого места, которое столько бы теряло в переводе, как это. Первая часть речи, текущая быстро и неправильно, рассчитана на то, чтобы, возбудить душу к бранным подвигам. Когда же король обращается к Филлану, стих становится правильным и гладким. Первая часть подобна стремительному потоку, проносящемуся по обломкам скал; вторая - течению полноводной реки, спокойному, но величавому. Этот пример наглядно показывает, сколь многого может достичь поэт, изменяя размер согласно с тем особым чувством, которое он намерен возбудить в читателе.
*** После того как Уллин был послан в Морвен сопровождать тело Оскара, Оссиан сопутствовал отцу в роли главного барда.
Как ветра внезапный порыв иль отдаленный рокот морей возмущенных, когда мрачный и яростный дух гонит валы на остров, что долгие темные годы был посреди пучины жилищем туманов, так ужасен воинства гул, широко наступавшего по полю. Впереди возвышается Гол; он шагнет - и сверкнувший ручей позади остается. Барды запели с ним рядом, в лад им он ударял в свой щит. На крыльях ветра разносились звучные голоса.
"На Кроне, - пели барды, - бьет по ночам источник. В мрачном ложе своем он бушует, пока не взойдет ранний рассветный луч. Тогда он, пенясь, свергается вниз с холма, унося за собою скалы и сотню рощ. Да будет от Кроны моя стезя далека, ибо на Кроне бушует смерть. Будьте ж потоком Моры, сыны туманного Морвена!
Кто там вздымается на колеснице у берега Клуты? Холмы содрогаются пред королем. Эхом ответствуют темные рощи, озаряясь сверканьем булата. Узри его посреди супостатов, подобного резвому духу Колгаха,* когда тот расточает тучи и несется верхом на вихрях! Это Морни, коней властелин! ** Будь подобен родителю, Гол!
* Существуют предания (впрочем, я полагаю, позднего происхождения), отождествляющие этого Колгаха с Калганом Тацита. Он был предком Гола, сына Морни, и некоторые действительно древние предания называли его королем или вергобретом каледонцев, а отсюда возникли притязания рода Морни на престол, причинившие немало бед и Комхалу и сыну его Фингалу. Первый был убит в сражении с племенем Морни, и только Фингал, возмужав, сумел привести непокорных в повиновение. Colgach означает _свирепый видом_, наименование, весьма подходящее для воина, и, возможно, от него произошел Calgacus, хотя, я полагаю, отождествление упомянутого здесь Колгаха с этим героем является чистым домыслом.
Не могу не отметить, сколь уместно построена песнь бардов. Голу, кого опыт побуждал соблюдать в бою осторожность, они приводят в пример отца, который очертя голову бросался в битву. Напротив, Филлану, способному по молодости лет действовать в бою запальчиво и неосмотрительно, напоминают о том, что Фингал в подобных случаях вел себя степенно и спокойно.
** Сохранилось предание о походе Морни на Клуту, на который намекают здесь барды. Однако поэма, основанная на этом предании, в настоящее время утрачена.
Настежь распахнута Сельма.*** Барды, коснитесь трепетных струн. Десять юношей дуб для пира приносят. Солнца далекий луч освещает вершину холма. Сумрачные волны ветра колышут травы полей. Что ж ты безмолвствуешь, Морвен? Король возвратился во всей своей славе. Ужель вкруг него не гремела брань? Но мирно его чело. Гремела она, и Фингал победил. Будь подобен родителю, Филлан!"
*** Оссиану особенно удаются мирные картины, которые обретают двойную силу, когда он помещает их рядом с изображением суеты и бурных действий. Такое противопоставление воодушевляет и возвышает поэзию.
Под пение бардов двигалась рать. Высоко колыхались копья, как тростниковые заросли под ветром осенним. Король в доспехах стоял на вершине Моры. Туман струился вокруг щита его широкого, что висел в вышине на суку над мшистым утесом Кормула. Молча стоял я возле Фингала, к лесу Кромлы свой взор обращая,**** дабы не видеть войска и не броситься в битву, душою вскипев. Выставив ногу вперед, попирая вереск, величавый, сверкал я булатом, как водопад Тромо, когда ночные ветры льдом его окуют. Отрок видит, как он в вышине блещет под ранним лучом; он обращает к нему свой слух и дивится его безмолвию.
**** Гора Кромла находилась по соседству с местом действия этой поэмы, которое почти совпадает с местом действия поэмы "Фингал".
Не встал над потоком Кахмор, словно юноша на мирном поле; он вширь простирает и гонит вперед темные буйные волны сражения. Но, завидя Фингала на вершине Моры, исполнился он благородной гордыни. "Пристало ли Аты вождю сражаться, когда король на поле не вышел? Фолдат, веди мой народ на битву. Ты - огненный луч".
Вождь Момы вышел вперед, словно туча, теней одеяние. Он извлек из ножен пламя меча и подал к сражению знак. Племена, словно гребни волн, изливают окрест свою темную силу. Надменно шествует он перед ними, гневно вращаются очи его багровые. Он призвал вождя Дунрато,* и раздалась его речь.
* Dun-ratho - _холм с плоской вершиной_. Corin-uil - _синий глаз_. Фолдат здесь посылает Кормула устроить засаду позади каледонского войска. Речь его хорошо согласуется с характером Фолдата, всегда надменного и самоуверенного. Конец этой речи отражает воззрение того времени, согласно которому души тех, кто похоронен без погребальной песни, глубоко несчастны. На этом догмате несомненно настаивали сами барды, дабы доказать, что их занятие почетно и необходимо.
"Кормул, ты видишь эту тропу. Вьется она, зеленея, позади врага. Поставь туда дружину свою, дабы Морвен не смог избежать моего меча. Барды зеленодолого Эрина, не возвышайте гласа. Морвена чада должны погибнуть без песен. Они враги Карбара. Странник отныне будет встречать на Лене темный густой туман, что, окутав их тени, станет с ними блуждать близ тростников озерных. Без песни вовек не подняться им в обиталище ветров".
Кормул пошел, становясь все мрачнее, вослед ему ринулось племя его. Они за скалою сокрылись. Гол, следя за движением темноокого короля Дунрато, молвил Филлану с Морху.
"Ты видишь, как Кормул шагает. Да будет десница твоя сильна. Когда ж он падет, сын Фингала, вспомни, что Гол ратоборствует. Здесь я вторгнусь в сраженье среди гребня щитов".
Раздался смерти сигнал, зловещий звон щита Морни. С ним и Гол возвысил свой глас. Фингал восстал на вершине Моры. Он видел войско свое от крыла до крыла, устремленное в битву. Мерцая на темном холме, высится сила Аты.** Они *** подобны двум горним духам, что восседают на мрачных своих облаках, ветры окрест посылая и воздымая ревущее море. Перед ними смятение синих волн, путями китов прорезанное. Они же спокойны и ясны; лишь ветерок подъемлет их кудри туманные.
** Под _силой Аты_ подразумевается Кахмор. Такого рода выражения обычно встречаются у Гомера и других древних поэтов.
*** Два короля.
Что там за огненный луч высоко проносится в воздухе? Это ужасный меч Морни. Смерть на своем пути сеешь ты, Гол, в ярости ты друг на друга их громоздишь. Словно дуб младой, одетый ветвями, упадает Турлатон.**** Высокогрудая супруга его, кудри свои разметав, спит под журчание Морху; белые руки она простирает во сне королю навстречу. Но это лишь дух его, Ойхома: Тур-латон сраженный лежит. Не внемли ветрам, ожидая услышать щит его гулкозвучный. Он потоком разбит, и звон его смолк навсегда.