Маркес Габриэль Гарсиа. Известие о похищении

Однажды ночью Марухе приснилось, как она пытается оторвать этот
вычурный нимб, но у нее ничего не получается. Нимб был приварен к бронзе.
Она проснулась в плохом настроении, вспомнила сон, поспешила в гостиную и
увидела, что нимб валяется на полу, как будто сбылось то, что ей приснилось.
Человек рациональный и неверующий, Маруха решила, что сама в каком-то
сомнабулическом забвении сорвала венец с Бога Смерти.
В первые недели плена Маруха черпала силы в негодовании, которое у нее
вызывала покорность Марины. Затем его сменило сочувствие горькой судьбе
подруги и желание вернуть ей интерес к жизни. Позже пришлось демонстрировать
перед павшей духом Беатрис притворный оптимизм и умение держать себя в руках
под натиском жестоких событий. Кто-то же должен быть стать у руля, чтобы не
позволить всем утонуть в этой мрачной зловонной каморке три на два с
половиной метра, где приходилось спать на полу, питаться объедками с
хозяйского стола и в любую минуту ожидать смерти. Но теперь в комнате не
было никого, перед кем нужно притворяться: Маруха осталась в полном
одиночестве.
Веря, что Беатрис объяснила родственникам, как передавать информацию по
радио и телевидению, Маруха сохраняла бдительность. Вильямисар действительно
несколько раз выступал с ободряющими речами, а дети успокаивали мать мечтами
о будущем и ласковым словом. Вдруг без всяких на то причин эти контакты
прекратились недели на две -- Маруху словно забыли. Она вновь пала духом.
Перестала гулять. Целыми днями лежала на кровати лицом к стене, ни на что не
реагируя, пила и ела, только чтобы не умереть. Снова начались судороги и
боль в ногах, как в декабре, когда пришлось вызывать врача. На этот раз она
даже не жаловалась.
Занятые своими конфликтами и внутренними распрями, охранники перестали
обращать на нее внимание. Обед стыл в тарелках, а майордомо и его жена
делали вид, что ничего не происходит. Тянулись долгие однообразные дни.
Порой они напоминали Марухе худшие из первых дней плена. Она совсем потеряла
интерес к жизни. Плакала. Проснувшись однажды утром, Маруха с ужасом
обнаружила, что правая рука дергается сама по себе -- независимо от ее воли.
Спасло ее то, что в конце февраля заменили охрану. Вместо шайки
Барабаса появились четверо новичков -- серьезные, дисциплинированные и...
разговорчивые. Их хорошие манеры и правильная речь принесли Марухе подлинное
облегчение. Новые охранники сразу пригласили Маруху поиграть вместе с ними в
"нинтендо" и другие видеоигры. Игра сблизила. С первых дней Маруха заметила,
что ей очень легко общаться с этой командой: они хорошо понимали друг друга.
Несомненно, ребятам дали задание добиться расположения пленницы, ободрить ее
своим нестандартным поведением, убедить Маруху, чтобы она возобновила
рекомендованные врачом прогулки по двору, подумала о муже и детях и не
лишала их надежды вскоре увидеть ее в добром здравии.
Сложилась обстановка, подходящая для откровенных бесед. Марухе
показалось, что охранники -- тоже узники, что они, быть может, нуждаются в
ней, поэтому она начала рассказывать им, как воспитывала троих -- теперь уже
взрослых -- сыновей. Маруха вспоминала яркие впечатления детства и
студенческих лет, говорила о своих привычках и вкусах. Чувствуя ее доверие,
охранники тоже рассказывали ей о себе.
Все они получили среднее образование, а один учился в университете --
не меньше семестра, потому что вспоминал, как сдавал экзамены. В отличие от
прежних нынешние охранники считали себя выходцами из семей среднего класса,
хотя их культура в той или иной степени еще носила отпечаток бедных
предместий Медельина. Старшему, высокому и стройному рассудительному парню
по кличке Муравей, исполнилось двадцать четыре года. После гибели родителей
в автокатастрофе он уже не мог оплачивать учебу в университете и подался в
боевики. Другой, по кличке Акула, восторженно вспоминал, как сдал половину
экзаменов за среднюю школу, угрожая учителям игрушечным револьвером. Самого
веселого из всех, кого встречала в плену Маруха, звали Волчок, и ему
действительно подходило это прозвище: толстенький, с короткими тонкими
ножками и доходившей до сумасшествия страстью к танцам. Порой он включал
магнитофон с записями сальсы после завтрака и упоенно танцевал без перерыва
до конца смены. Серьезнее остальных выглядел сын учительницы, любитель книг
и газет, хорошо разбиравшийся в происходящих в стране событиях. Свое
нынешнее ремесло он объяснял коротко: "Здесь очень весело".
Таким образом, Маруха сразу поняла, что с новичками можно наладить
человеческие отношения. Это не только придало ей сил, но и вселило надежду
добиться кое-каких послаблений, о которых охранники, должно быть, и не
подозревали.
-- Не бойтесь, я вас не подведу. -- обещала Маруха. Уверяю вас, что не
сделаю ничего запрещенного: ведь все это закончится скоро и благополучно. И
нет смысла строго следить за мной.
Новички решились на невиданную для прежних охранников и начальства
самодеятельность, ослабив тюремный режим в гораздо большей степени, чем того
ожидала Маруха. Ей разрешили свободно ходить по комнате, говорить более
естественным голосом и пользоваться туалетом без всяких ограничений. Новые
отношения вернули пленнице интерес к жизни, она даже решила заняться собой,
учитывая опыт Джакарты. Очень полезными оказались гимнастические упражнения,
которые в телепрограмме Алехандры ей показала тренерша; кажется, они так и
назывались: упражнения в замкнутом пространстве. Маруха занималась с таким
энтузиазмом, что один из охранников спросил ее с долей подозрительности: "В
этой программе что-то сообщают для вас?" Марухе стоило большого труда
разубедить его в этом.
Сильное впечатление произвел на Маруху неожиданный выход в те дни
программы "Колумбия требует освободить": ей понравились не только замысел и
содержание, но и точность благотворного воздействия на моральное состояние
двух оставшихся заложников. Маруха почувствовала, что друзья и родственники
думают и помнят о ней. В голову пришла мысль, что на их месте она
организовала бы такую же кампанию, такую же поддержку пленников и такой же
резонанс общественного мнения; несколько раз на спор с охранниками ей даже
удалось угадать, кто появится на экране на следующий день. Один раз Маруха
поспорила, что это будет Вики Эрнандес, знаменитая актриса и ее хорошая
подруга, и выиграла спор. Но главный выигрыш заключался в том, что появление
и выступление Вики стали для Марухи одним из самых счастливых мгновений в
плену.
Прогулки по двору тоже начали приносить свои плоды. Немецкая овчарка,
завидев Маруху, так обрадовалась, что пыталась пролезть под калиткой и
лизнуть ей руку. Марухе с трудом удалось успокоить собаку, дабы не
возбуждать подозрительности охраны. Марина рассказывала, что за калиткой
расположено мирное пастбище с овечками и курами. Чтобы убедиться в этом,
Марухе хватило одного быстрого взгляда при свете луны. Она заметила также
вооруженного охранника, стоявшего с внешней стороны забора. С мыслью о
побеге при попустительстве овчарки пришлось распрощаться.
Двадцатого февраля, когда жизнь, казалось, вошла в привычную колею, по
радио сообщили, что на одном из конных заводов Медельина обнаружен труп
доктора Конрадо Приско Лоперы, двоюродного брата главарей банды, пропавшего
двумя днями раньше. Через четыре дня был убит еще один его двоюродный брат,
Эдгар де Хесус Ботеро Приско. Ни тот, ни другой не имели уголовного
прошлого. Доктор Приско Лопера, не скрывая своего имени и без маски,
осматривал Хуана Витта, и Маруха подозревала, что он же, но уже в маске,
обследовал ее несколько дней назад.
Новые убийства, так же, как гибель братьев Приско в январе, удручающе
подействовали на охранников и усилили нервозность майордомо и его
родственников. По дому пронесся зловещий слух, что картель отплатит за это
жизнью заложников, как в случае с Мариной Монтойя. На следующий день ни с
того ни с сего в комнату в неурочное время вошел майордомо.
-- Не хочу вас пугать, -- заявил он Марухе, -- но случилась одна
неприятность: со вчерашнего вечера на двери, ведущей во двор, сидит бабочка.
Маруха, не доверявшая тому, чего не видела своими глазами, не поняла, о
чем говорит хозяин. С нарочитым трагизмом майордомо пояснил:
-- Когда убили первых Приско, случилось то же самое: черная бабочка три
дня сидела на двери туалета.
Маруха вспомнила о мрачных предчувствиях Марины, но не подала виду.
-- И что из этого следует?
-- Не знаю, -- ответил майордомо, -- но это плохой знак: ведь тогда
убили донью Марину.
-- А эта бабочка черная или светло-коричневая? -- спросила Маруха.
-- Светло-коричневая, -- ответил майордомо.
-- Значит, она хорошая. Плохой приметой бывают только черные.
Попытка испугать пленницу не удалась. Мыслить и поступать рассудительно
Маруха научилась у мужа, который вряд ли потерял бы сон из-за какой-то
бабочки. Кроме того, она верила, что и он, и Беатрис не упустят ни одной
крупицы информации, которая могла бы стать полезной при силовой операции. И
все же, приученная объяснять удары судьбы влиянием внешних событий, она не
исключала, что убийство за какой-то месяц пяти членов одной семьи может
повлечь страшные последствия для двоих оставшихся заложников.
С другой стороны, слухи о том, что в Конституционной Ассамблее возникли
разногласия по вопросу о выдаче преступников, должны были, напротив,
смягчить позицию Подлежащих Экстрадиции. Во время официального визита в США
28 февраля президент Гавирия решительно высказался за сохранение института
экстрадиции во что бы то ни стало, чем, однако, не вызвал особой тревоги:
близкая отмена экстрадиции прочно укоренилась в общественном сознании, на
которое уже не могли повлиять ни уговоры, ни запугивания.
Маруха внимательно следила за всеми событиями из-за завесы своей
рутинной жизни, которая напоминала один, без конца повторявшийся день.
Однажды, когда она играла с охранниками в домино, Волчок неожиданно собрал
кости и прекратил игру.
-- Завтра мы уезжаем, -- сказал он.
Маруха вначале не поверила, но сын учительницы подтвердил:
-- Это правда. Завтра приедет смена Барабаса.
Так началось то, что позднее Маруха будет вспоминать, как "черный
март". Так же, как нынешним охранникам поручили скрасить жизнь пленницы,
тем, что вернулись, видимо, приказали вновь сделать ее невыносимой. В дом
они ворвались, как землетрясение. Долговязый, исхудавший Монах выглядел еще
более угрюмым и замкнутым. Остальные вели себя так, словно никогда не
уезжали. Чтобы запугать свою жертву, Барабас тоном киношного задиры приказал
остальным искать несуществующие тайники или делать вид, что они их ищут. Все
в комнате грубо перевернули вверх дном. Разворотили кровать, выпотрошили
матрас, потом наспех набили заново, но так плохо, что из-за образовавшихся
бугров спать на нем стало невозможно.
Повседневная жизнь вернулась на круги своя: оружие вновь было наготове,
если приказы не исполнялись немедленно. Обращаясь к Марухе, Барабас
неизменно направлял дуло автомата ей в голову. А она по-прежнему дерзила,
угрожая сообщить начальству.
-- Уверена, мне не суждено погибнуть от вашею случайного выстрела. Так
что успокойтесь, не то буду жаловаться.
Правда, теперь это не действовало. И все же Маруха заметила, что весь
этот беспредел не выглядел заранее спланированными для устрашения, --
скорее, сама система начала гнить изнутри в результате полной деморализации.
Даже участившиеся скандалы между майордомо и Дамарис, замешанные на
цветастом фольклоре, стали внушать опасения. Как правило, напившись до
безобразия, хозяин возвращался домой когда вздумается, если вообще
возвращался, а жена встречала его потоками брани. Вопли супругов и плач
разбуженных посреди ночи девочек будоражили весь дом. Подливая масло в
огонь, охранники передразнивали хозяев, и скандал разгорался с новой силой.
Непостижимо, как на эти крики, хотя бы из любопытства, не сбегались соседи.
Чтобы успокоиться, майордомо и его жена по отдельности беседовали с
Марухой. Справедливая ревность не давала Дамарис ни минуты покоя. А муж
пытался найти способ успокоить жену, отрицая свои похождения. Однако
перемирие, достигнутое стараниями Марухи, нарушалось после очередного загула
хозяина.
Во время одного из таких скандалов Дамарис, словно кошка, так
расцарапала мужу лицо, что следы долго не заживали. После ответного удара
мужа она вылетела в окно. Хорошо еще, что жива осталась: в последний момент
ей удалось уцепиться за балконные перила и не упасть во двор. Этого Дамарис
уже не стерпела: она сложила чемоданы, забрала дочек и уехала в Медельин.
Дом остался под присмотром одного майордомо, который появлялся порой
лишь под вечер, неся сумки с кефиром и жареным картофелем. Изредка он
приносил цыпленка. Уставшие ждать охранники опустошали кухню. Возвращаясь в
комнату, они приносили Марухе остатки галет и сырую сосиску.
Безделье делало сторожей вспыльчивыми и агрессивными. Почем зря они
ругали собственных родителей, полицию и все общество. Перечислив все свои
бессмысленные преступления и кощунственные доказательства отсутствия Бога,
они переходили к безумным подробностям своих сексуальных достижений. Кто-то
даже смаковал извращенные издевательства, которым подверг любовницу за
насмешки над собой. Внутренняя опустошенность охранников, подпитываемая
бесконтрольностью, нередко заставляла их так накачиваться марихуаной и
"базукой", что от смрада в комнате становилось невозможно дышать. Радио
орало на полную громкость, дежурные весь день хлопали дверью, толкались,
пели, плясали и прыгали во дворе. Особенно один, похожий на уличного
гимнаста из бродячего цирка. На замечания Марухи о том, что вся эта суматоха
может привлечь внимание полиции, они в один голос отвечали:
-- Пусть приходят и всех нас перебьют!
Маруха еле сдерживалась, особенно после сумасшедших выходок Барабаса,
который обожал будить ее, тыкая в висок дулом автомата. У нее начали
выпадать волосы. По утрам они усеивали всю подушку, и это приводило Маруху в
отчаяние.
При всех различиях, охранников объединяли страх и взаимное недоверие. А
Маруха еще больше раздражала их неожиданными вопросами. "Разве можно так
жить?", "Во что вы верите?", "Знаете ли вы, что такое дружба?" И, не
дожидаясь ответа, загоняла их в угол: "Для вас что-нибудь значит честное
слово?" Ответа не было, но, видимо, мысли, вызванные этими вопросами, были
неутешительными, ибо вместо того, чтобы огрызаться, они унижались перед
Марухой. Сопротивлялся один Барабас. "Проклятые богачи! -- крикнул он как-то
Марухе в ответ. -- Вы думали, что будете править всегда? Черта с два: ваше
время кончилось!" Раньше Маруха боялась, но теперь ответила так же неистово:
-- Вы убиваете своих друзей, ваши друзья убивают вас, все вы в конце
концов перебьете друг друга. Кто вас может понять? Покажите мне того, кто
объяснит, что вы за звери!
Наверное, от отчаяния, что не может ее убить, Барабас ударил кулаком в
дверь с такой силой, что повредил запястье. Он дико закричал и чуть не
расплакался. Но чувства жалости у Марухи не было. Напрасно майордомо весь
вечер пытался ее успокоить и задобрить хорошим ужином.
Маруха никак не могла понять, почему в установившемся бардаке нужно
по-прежнему разговаривать шепотом, запирать комнату и ради конспирации
приглушать звук радио и телевизора. Не выдержав беспредела, она восстала
против бессмысленности тюремных правил, начала говорить в полный голос и
пользоваться ванной когда хотела. Правда, это усилило опасность агрессии,
особенно когда майордомо оставлял ее наедине с дежурной парой. Драматичный
эпизод произошел однажды утром, когда охранник в маске ввалился в ванную,
где Маруха намыливалась под душем. Она едва успела прикрыться полотенцем и
закричала от страха так громко, что, казалось, услышит вся округа. Насмерть
перепуганный охранник застыл как истукан, прислушиваясь, не всполошились ли
соседи. Однако на помощь никто не спешил, вокруг царила полная тишина.
Сделав вид, что перепутал дверь, он на цыпочках отступил.
Совершенно неожиданно майордомо привел в дом незнакомую женщину,
которая взяла власть в свои руки. Но вместо того, чтобы прекратиться,
беспорядки только усилились. Женщина поощряла пьяные похождения хозяина,
которые обычно заканчивались потасовками с битьем бутылок. Еду стали
приносить, когда вздумается. После воскресных гулянок Маруха и охранники
сидели без еды до понедельника. Как-то рано утром во время прогулки по двору
Маруха осталась одна, а все четверо охранников отправились опустошать
холодильник, бросив оружие в комнате. Мысль, пришедшая ей в голову,
заставила вздрогнуть. Эта мысль не отступала, пока она общалась с собакой,
гладила ее и что-то шептала, а довольный пес в ответ лизал ей руки и урчал
от удовольствия. Окрик Барабаса вывел ее из забытья.
Иллюзиям пришел конец. Прежнего пса заменили на другую, кровожадного
вида, собаку. Прогулки запретили, а с Марухи не спускали глаз. Больше всего
она боялась, что ее привяжут к кровати цепью, которую Барабас то и дело
наворачивал на руку, словно железные четки. На всякий случай Маруха
заметила:
-- Если бы я захотела, то давно бы убежала. Меня не раз оставляли одну,
а я все еще здесь -- только потому, что не намерена бежать.
Видимо, кто-то сообщил наверх о ее жалобах, и однажды утром
подозрительно ласковый майордомо пришел с извинениями. Он говорил, что ему
до смерти стыдно, что охранники впредь будут вести себя хорошо, что он уже
послал за женой и она скоро вернется. И действительно, Дамарис вернулась как
ни в чем ни бывало, с двумя дочерьми, мини-юбками из пестрой шотландки и
ненавистной чечевицей. Более того, на следующий же день явились два
начальника в масках и, вышвырнув из комнаты четверых охранников,
восстановили порядок. "Больше они не вернутся", -- заверил один из
начальников с суровой определенностью. Сказано -- сделано.
Тем же вечером вместе с командой охранников-бакалавров в комнату
вернулся волшебный февральский покой размеренной жизни с чтением
всевозможных журналов, музыкой группы "Ганс Ротекс" и фильмами с Мэлом
Гибсоном в роли умудренного в сердечных делах воина. Маруха с удовольствием
замечала, что молодые наемники все это слушали и смотрели так же увлеченно,
как и ее сыновья.
В конце марта неожиданно приехали два незнакомца, прятавшие лица под
масками, взятыми у охранников. Один из них, едва поздоровавшись, начал
измерять пол с помощью портновского метра, пока второй вежливо объяснил
Марухе:
-- Очень рад познакомиться с вами. Нас прислали, чтобы постелить ковер.
-- Ковер?! -- закричала Маруха, задыхаясь от ярости. -- Идите к черту!
Я хочу выйти отсюда. Немедленно!
Конечно, дело было не в самом ковре, а в том, что это могло означать:
освобождение откладывается на неопределенный срок. Позже один из охранников
успокаивал Маруху, что она все не так поняла, что, возможно, как раз
наоборот: ее собираются освободить, а обстановку обновляют ради других,
более важных заложников. Но Маруха не сомневалась, что в тот момент ковер
мог означать только одно: еще год выпадает из жизни.

Пачо Сантос, проявляя изобретательность, тоже старался хоть чем-то
занять своих охранников, ибо когда им надоедало играть в карты, крутить
десять раз подряд один и тот же фильм или хвастать мужскими подвигами, они
начинали слоняться по комнате, как львы в клетке. Сквозь отверстия в масках
виднелись красные глаза. Единственное, на что они могли рассчитывать, -- это
несколько дней отгулов. После такой недели сплошных гулянок, беспробудного
пьянства и наркотиков становилось еще хуже. Употребление наркотиков, и не
только на службе, было запрещено и строго наказывалось, но любители этого
дела всегда находили способ обмануть бдительность начальства. Как правило,
курили марихуану, а когда припекало, принимали несколько таблеток "базуки",
способной толкнуть на любое безрассудство. Как-то один из охранников,
прошлявшись всю ночь по притонам, рано утром с криком ввалился в комнату
Пачо. Парню привиделся черт с кровавыми глазами, пучками торчавшей из ушей
щетины и адским запахом паленой серы. Ему очень хотелось закончить праздник
в компании пленника. "Ты не представляешь, какой я злодей", -- сообщил
охранник, глотая в шесть часов утра двойную порцию водки. Следующие два часа
пьяница в порыве откровенности рассказывал о себе, хотя никто не тянул его
за язык. Когда он в конце концов отключился, Пачо едва не решился бежать.
В плену Пачо с особой радостью перечитывал письма читателей, которые
"Тьемпо" по инициативе Марии Виктории специально для него публиковала на
первых страницах без купюр и сокращений. Последняя фотография его детей,
напечатанная в одной из заметок, вдохновила Пачо тут же написать им письмо,
полное сентиментальных признаний, может быть, смешных, для тех, кто не
страдал. "Я сижу в этой комнате, прикованный к кровати, и на глазах у меня
слезы". С тех пор он написал жене и детям несколько откровенных писем, но ни
одно из них так и не сумел отослать.
После смерти Марины и Дианы Пачо потерял всякую надежду, как вдруг
возможность бежать ему представилась сама собой. Он уже не сомневался, что
находится в одном из кварталов, прилегавших к проспекту Бойака на западе
столицы. Хорошо знакомый район: Пачо часто в часы пик ехал из редакции домой
этим путем, сюда же он направлялся и в день похищения. Здесь преобладали
типовые жилые застройки со стандартными домами, похожими как две капли воды:
гаражные ворота, крошечный садик, верхний этаж с видом на улицу, на всех
окнах железные решетки, выкрашенные белой краской. За неделю ему даже
удалось определить точное расстояние до пиццерии и узнать, что соседняя
фабрика -- не что иное, как баварская пивоварня. С толку сбивал только
ненормальный петух, который в первые дни просто пел, когда ему вздумается,
но через несколько месяцев начал еще и менять место: то он кричал где-то
далеко в три часа дня, то прямо под окном в два часа ночи. Пачо еще больше
удивился бы, если бы узнал, что Маруха и Беатрис совсем в другом месте
слышат то же самое.
В торце коридора было окно: через него можно выпрыгнуть во внутренний
двор, потом по развесистому дереву взобраться на увитый плющом каменный
забор. Что находится за забором, он не знал, но поскольку дом угловой,
считал, что там должна быть улица. Почти наверняка на ней расположены
продуктовая лавка, аптека и автомастерская. Последнее было, скорее, минусом,
ибо мастерская могла служить ширмой для похитителей. Однажды Пачо слышал с
той стороны какой-то спор о футболе, и голоса, несомненно, принадлежали его
охранникам. Во всяком случае, путь через забор казался простым, но все
остальное оставалось непредсказуемым. Так что лучшей альтернативой казался
туалет: бесспорным преимуществом было то, что только туда ему разрешалось
ходить без наручников.
Ясно, что бежать нужно днем: ведь он никогда не просился в туалет среди
ночи, даже если не спал, а смотрел телевизор или писал, сидя на кровати;
необычная просьба могла вызвать подозрения. К тому же уличная торговля
закрывалась рано, после семичасового выпуска новостей соседи расходились по
домам, и в десять окрестности пустели. Даже по пятницам кипучая вечерняя
жизнь Боготы замирала, слышалось лишь неторопливое пыхтение пивоварни да
короткий вой скорой помощи, выруливающей на проспект Бойака. Кроме того,
ночью будет трудно быстро укрыться на пустынной улице, когда двери лавок и
домов надежно заперты на засовы и щеколды.
Крайне благоприятная возможность бежать все же представилась 6 марта
именно ночью. Один из охранников принес бутылку водки и пригласил Пачо
выпить, пока шла телепередача о Хулио Иглесиасе. Пачо пил мало, только за
компанию. Охранник, заступивший на смену только вечером, наливал себе часто
и упал как сноп, не осилив бутылки и не пристегнув пленника к кровати.
Однако Пачо так хотелось спать, что вначале он даже не подумал о посланной
небом возможности. Ночью, если ему требовалось пойти в туалет, его должен
был сопровождать дежурный, но Пачо решил не нарушать его счастливый хмельной
сон. Без всякой задней мысли он вышел в темный коридор -- как был, босиком и
в трусах, и, затаив дыхание, миновал комнату, в которой спала остальная
охрана. Кто-то храпел как паровоз. До этого момента Пачо не приходило в
голову, что это может быть побег и самое трудное уже позади. К горлу
подступила тошнота, язык онемел, сердце выпрыгивало из груди. "Страшно было
не бежать, а решиться", -- вспоминал он потом. На ощупь добравшись до
туалета и осторожно закрыв дверь, он решил, что обратной дороги нет. Второй
дежурный, полусонный, толкнул дверь и посветил фонарем Пачо в лицо. Оба
застыли от неожиданности.
-- Ты чего здесь? -- спросил охранник. Пачо спокойно ответил:
-- Тружусь.
Ничего другого не пришло ему в голову. Охранник кивнул нерешительно.
-- О-кей, -- сказал он после паузы. -- Желаю успеха! Стоя у двери, он
как ни в чем ни бывало освещал Пачо фонарем, пока тот не сделал вид, что
управился.
Целую неделю Пачо переживал неудачу и наконец решил исчезнуть