Приехав в Покровское, Распутин показал ему пачку писем: "Это все письма ко мне царицы, девочек ихних, великих княжон и князей... А вот письмо наследника, смотри, какие ховелюги".
   - Брат Григорий, дай мне на память несколько писем, - взмолился я.
   - Хорошо, выбирай, только письмо наследника не тронь, оно у меня самого одно только".
   Я выбрал письма государыни и великих княжон, - писал в книге Илиодор.
   Три года спустя отрывки из этих писем стали появляться в печати. На них-то в основном строилось чудовищное обвинение, будто царица была любовницей Распутина. Больше всего повредило ее репутации в глазах публики следующее письмо:
   "Возлюбленный мой и незабвенный учитель, спаситель и наставник. Как томительно мне без тебя. Я только тогда душой покойна, отдыхаю, когда ты, учитель, сидишь около меня, а я целую твои руки и голову свою склоняю на твои блаженные плечи. О, как легко, легко мне тогда бывает. Тогда я желаю мне одного: заснуть, заснуть навеки на твоих плечах, в твоих объятиях. О, какое счастье даже чувствовать одно твое присутствие около меня. Где ты есть? Куда ты улетел? А мне так тяжело, такая тоска на сердце... Только ты, наставник мой возлюбленный, не говори Ане о моих страданиях без тебя. Аня добрая, она - хорошая, она меня любит, но ты не открывай ей моего горя. Скоро ли ты будешь опять около меня? Скорей приезжай. Я жду тебя, и мучаюсь по тебе. Прошу твоего святого благословления и целую твои блаженные руки. Во веки любящая тебя М[ама]".
   Даже на мгновение допуская, что письмо это адресовано Распутину, ничто не дает нам права, не в пример врагам, утверждать, будто они были любовниками. Ни один достойный доверия свидетель тех событий, ни один серьезный историк, описывавший их впоследствии, не поддержал этого обвинения. Сэр Бернард Пэйрс комментирует письмо следующим образом: "Похоже на то, что Александра Федоровна неосмотрительно использовала некоторые фразы, которые циничный читатель мог истолковать, как свидетельство личной симпатии". Пэйрс осторожничает. Дело в том, что государыня использовала такого рода цветистый, эмоциональный стиль в письмах ко всем близким друзьям. По сути, любое из вышеприведенных выражений могло относиться к Анне Вырубовой или любой другой из ее подруг. Возможно, также, что письма были сфабрикованы. Их видел лишь Илиодор, события же, которые за тем последовали, заставляют усомниться в их объективности.
   Несмотря на все то, что с удивлением и отвращением увидел и узнал в 1909 году у Распутина Илиодор, они еще два года дружили. Монах продолжал увещевать "старца" образумиться. Но когда на того нападали, Илиодор стойко защищал приятеля. Однако в 1911 году "божий человек" попытался соблазнить, потом и изнасиловать монахиню.
   В довершение всего, обер прокурор Синода получил приказание рукоположить Распутина в священники. Произошел всеобщий взрыв гнева и возмущения. Илиодор вместе с несколькими священниками и епископом Саратовским Гермогеном заманили "старца" в кабинет епископа и допросили. Своим зычным голосом Гермоген спросил у Распутина, правда ли то, что о нем рассказывают. Оглядевшись вокруг "старец" пробормотал: "Правда, правда, все правда". Епископ Гермоген, человек большой физической силы, бил Распутина по голове кулаками и нагрудным крестом, крича во гневе: "Ты, гад, губишь, разбиваешь наши священные сосуды!" Затем его затащили в церковь перед мощами заставили поклясться впредь не блудить и не переступать порога царских дворцов. Распутин побожился, что не будет больше грешить. На следующий день "старец" пришел к Илиодору, стал умолять спасти его. Смягчившись, иеромонах повел Распутина к Гермогену. Но епископ отвернулся от униженного "старца", заявив: "Близко к себе его, скота, не подпущу".
   Пришедший в себя после "выволочки" Распутин несколько дней спустя снова появился в Александровском дворце. Он стал жаловаться государю, будто на его жизнь было совершено покушение. В результате, Илиодор был заточен в исправительный монастырь во Флорищиве. Гермоген сослан в Литву в Жировицкий монастырь. Но вскоре Илиодора стали видеть то в одном, то в другом месте. Он со все возрастающим озлоблением обличал Распутина. Крестьянский "святой", которому он протянул руку дружбы, которого хотел использовать как для орудие очищения церкви и приобщения русского народа к исконным ценностям, оставшись все тем же немытым, похотливым, развратным мужиком, разрушил светлую мечту иеромонаха. Репутация Илиодора, этого пламенного проповедника и пророка, была погублена. А подлец, который был тому виной, в царских покоях по-прежнему чувствовал себя, как дома, и, наушничая императрице, перемещал епископов и благочестивых слуг Божьих, словно это пешки на шахматной доске. Тогда-то и появились первые письма, якобы взятые Илиодором со стола у "старца".
   Заключенный в монастырь Илиодор ожидал суда несколько месяцев. Из кельи одно за другим слал в Святейший Синод обличающие письма.
   "Не меня нужно увещевать, а вас, поклонявшихся дьяволу. С каждым днем огонь ревности о Правде Божией все более разгорается в душе моей, и все существо мое наполняется жаждой мести против вас, ибо вы забыли Бога и Христа Его... О обманщики, о змеи! О потомки христоубийц! Я разорву ваши мантии... Предатели и богоотступники. Вы все карьеристы. Бедных вы презираете, ездите в каретах, вы горды, надменны... Вы не слуги народа, вас кормящего. Современных пророков вы готовы посадить на кол... С вами, поклонниками "святого черта", Гришки Распутина, я не хочу быть в духовном общении... Животные, упитанные кровью народною!"
   Дело кончилось тем, что Илиодор был лишен духовного сана. "Сорвите с меня pясу и отлучите меня от своей церкви!" - восклицал он и отрекся от православия. Не зная, как быть дальше, бывший иеромонах решил стать пастухом и взял взаймы денег, чтобы приобрести стадо из полуста овец. Этого Илиодору показалось мало, и он решил начать революцию. 6 октября 1913 года с помощью сотни головорезов он намеревался убить шестьдесят генерал-губернаторов и сорок епископов. Но планы его стали известны полиции, и бывшему иеромонаху пришлось скрываться. "В октябре 1913 года, писал в своей книге "святой черт" Илиодор, - среди моих гостей образовалась компания из обиженных Распутиным девушек и женщин для оскопления "блаженного старца". Одна из них, двадцативосьмилетняя Хиония Гусева, бывшая проститутка, решила отомстить Распутину за поруганную честь одной монахини и за отвергнутые ласки самой Хионии. Илиодор, подумав, согласился и, повесив ей на грудь кинжал на цепочке, сказал: "Этим ножом убей Гришку".
   Впоследствии, надев на себя женское платье, Илиодор перебрался в Финляндию и начал писать книгу о себе и Распутине. Когда книга была закончена, бывший иеромонах предложил ее императрице за шестьдесят тысяч рублей. Та же на шантаж не поддалась, тогда мстительный расстрига отнес рукопись одному американскому издателю. Впоследствии Илиодор признался, что он малость переборщил".
   Пользуясь большим влиянием у государя и императрицы, "старец" тем не менее, был редким гостем в Александровском дворце. Жил он в С.-Петербурге, а когда приезжал в Царское Село, то останавливался у Вырубовой. Идея эта принадлежала не самому "отцу" Григорию, а августейшей чете, не желавшей чтобы об их встречах знала публика. Дворцовая охрана была бдительна. Стоило кому-то постороннему подняться по черной лестнице, как на другой день об этом знала вся столица. В последние годы своей жизни в Царском Селе Жильяр никогда не встречал во дворце "старца". Баронесса Буксгевден, жившая в десятке метров от комнат великих княжон, не видела его ни разу.
   Хотя и сама императрица встречалась с Распутиным редко, да и то при благоприятных для него обстоятельствах, она отказывалась верить "срамным вещам", которые писали о сибирском "святом". "На святых всегда клевещут", - говорила она д-ру Боткину. - Его ненавидят, потому что мы его любим". Царская семья презирала полицейских, следивших за каждым ее шагом. Государь и императрица были уверены, что полицейские рапорты были сфабрикованы. Александра Федоровна не допускала и мысли, что Распутин способен на подобные мерзости. "Распутина обвиняют в том, что он целует женщин, - писала она царю. - Почитай апостолов; они всегда при встречах целовались".
   Мнение императрицы разделяла и преданная "старцу" Вырубова. По ее словам, она часто бывала на квартире Распутина, принося ему записки от императрицы. В них, как правило, речь шла о здоровье цесаревича. Но фрейлина не замечала там ничего предосудительного. Она утверждала, что никакого гарема у "старца" не было, что, по ее мнению, тот не сумел бы внушить к себе расположение ни одной образованной и воспитанной дамы.
   Правда, ни в силу своего темперамента, ни в силу жизненного опыта Вырубова не могла не могла знать, что такое физическое влечение. Однако доклады фрейлины о вполне пристойном поведении Распутина были продиктованы отнюдь не ее недалекой натурой или слепотой. В присутствии Анны Александровны "старец" вел себя пристойно: ведь о своем приезде та оповещала заранее. А поклонницы сибирского "святого", понимавшие важную роль, какую играла Вырубова в жизни их кумира, следовали его примеру.
   Василий Шульгин, ярый монархист, член Государственной Думы и один из тех лиц, которые, стремясь спасти монархию, вырвали у Александра II отречение, впоследствии оценил роль Распутина следующим образом: "Царской семье он обернул свое лицо "старца", глядя в которое, царице кажется, что дух Божий почивает на святом человеке... А России он повернул свою развратную рожу, пьяную и похотливую, рожу лешего-сатира из тобольской тайги... И из этого - все... Ропот идет по всей стране, негодующей на то, что Распутин в покоях императрицы... А в покоях императрицы - недоумение и горькая обида... Чего эти люди беснуются?.. Что этот святой человек молится о несчастном наследнике?.. О тяжелобольном ребенке, которому каждое неосторожное движение грозит смертью - это их возмущает. За что?.. Почему?.. Так этот посланец смерти стал между троном и Россией... Он убивает, потому что он двуликий... Из-за двуличия его обе стороны не могут понять друг друга... Царь и Россия с каждым днем нарастающей обиды в сердце ведут друг друга за руку в пропасть..."
   Определение Пьера Жильяра было более лаконичным: "Роковое влияние его [Распутина] - вот что явилось главной причиной гибели тех, кто рассчитывали найти в нем избавителя".
   17. "...НАМ НЕ НУЖНА ВЕЛИКАЯ РОССИЯ"
   Единственным лицом, не принадлежавшим к императорской фамилии, способным спасти императорскую Россию, был плотный, с холеной бородкой, помещик, занимавший пост Председателя Совета Министров с 1906 по 1911 год. Подлинный представитель поместного дворянства, Столыпин имел мало общего с великосветской знатью или равнодушным чиновным людом, старательно карабкающимся по ступеням служебной лестницы, чтобы пополнить ряды петербургской бюрократии. Он внес в императорское правительство чистую, мощную струю молодости и свежего воздуха провинции. Честный, откровенный, пламенный патриот, до краев наполненный энергией, Столыпин решительно принялся за устранение главных причин российских бед. Всецело преданный монархии, он ненавидел революционеров и безжалостно подавлял отголоски революции 1905 года. В тоже время он был реалистом и понимал, что монархию можно сохранить лишь в том случае, если правительство и сама структура общества приспособятся к требованиям времени. Вот почему он взялся за переделку системы крестьянского землевладения и начал превращение абсолютной монархии в систему правления, прислушивающуюся к народному волеизъявлению.
   Ни одним тогдашним политическим деятелем России не восхищались больше, чем Столыпиным. Крупная, похожая на медвежью, фигура Столыпина тотчас бросалась в глаза, когда он появлялся в Государственной Думе. В сюртуке, с цепочкой часов, прикрепленной к жилетной пуговице, он выступал так красноречиво и искренне, воплощая собой "богатыря мысли и дела", что его уважали даже противники. "Не запугаете!" - гремел Петр Аркадьевич, обращаясь к левым депутатам Думы. - Вам нужны великие потрясения, нам же нужна великая Россия". Его коллеги по министерству были единодушны в мнении о нем. А.Извольский, министр иностранных дел, вспоминал: "Громадная работа, выполненная Столыпиным; высокие душевные качества... и бесконечная преданность долгу... приводили меня в изумление". Министр финансов Владимир Коковцов, отмечал, что Столыпин "отличался прямодушием, искренностью и самоотверженной преданностью Государю и России". Британский посланник, сэр Джон Бьюкенен, назвал его "идеальным человеком для ведения дел... Он всегда выполнял свои обещания". Самое главное, он был по душе императору. В октябре 1906 года, спустя всего три месяца после занятия Столыпиным должности, в письме Марии Федоровне царь писал: "Нет слов, чтобы выразить свое восхищение и уважение этим человеком".
   Петр Аркадьевич Столыпин родился в 1862 году, когда мать его находилась на курорте в Баден-Бадене. Образование получил в С.-Петербургском университете. Отец его был придворным чиновником, мать светской дамой. Сам Петр Аркадьевич предпочитал провинцию, где большей частью протекала его деятельность. Начало революционной смуты 1905 года он провел в должности губернатора в Саратове, где принял решительные меры по прекращению беспорядков среди крестьян. Столыпин справился со своей задачей блестяще и малой кровью. Зачастую вместо того, чтобы отдать приказ правительственным войскам подвергнуть обстрелу мятежное село, он отправлялся туда сам и уговаривал руководителя повстанцев сложить оружие.
   Прославившемуся успешной деятельностью в Саратовской губернии Столыпину в 1906 году был предложен пост министра внутренних дел. Совет министров во главе с графом С.Ю.Витте подал в это время в отставку, и новый состав правительства было поручено сформировать престарелому Ивану Логгиновичу Горемыкину. В своей деятельности Горемыкин руководствовался незыблемым принципом: министры - это слуги царя, и их предназначение выполнять, а не разрабатывать законы. Сэр Артур Николсон, предшественник Бьюкенена на посту Британского посла, нанес визит Горемыкину. Он ожидал, что увидит перед собой издерганного жизнью и заботами государственного деятеля. Но перед ним был пожилой господин с сонным лицом и бакенбардами завсегдатая площади Пикадилли, который, по его словам, сидел, откинувшись на спинку дивана, в окружении книжных шкафов с французскими романами. Продержавшись в своей должности всего три месяца, премьер вышел в отставку, порекомендовав императору назначить на вакантный пост П.А.Столыпина.
   Вечером 7 июля 1906 года Столыпин был приглашен в Царское Село государем, который предложил ему пост премьер-министра. Коковцов впоследствии писал: "Столыпин передал нам, что он пытался было ссылаться на недостаточную опытность, на свое полное незнание Петербурга и его закулисных влияний, но Государь не дал ему развить своих доводов и сказал только: "Нет, Петр Аркадьевич, вот образ, перед которым я часто молюсь. Осените себя крестным знаменем и помолимся, чтобы Господь помог нам обоим в нашу трудную, быть может, историческую минуту". Государь тут же перекрестил Столыпина, обнял его, поцеловал и спросил только, на какой день всего лучше назначить роспуск Думы".
   Заняв новый пост, Столыпин развил кипучую деятельность. Его цель заключалась в том, чтобы воплотить в жизнь вековую мечту крестьян владеть собственной землей. Но до тех пор, пока не прекратятся нападения террористов на местных чиновников и полицейских, задача оставалась невыполнимой. С целью восстановить закон и порядок были введены военно-полевые суды. Расправа с убийцами была короткой: через трое суток после ареста они уже болтались под перекладиной. К концу лета 600 террористов надели "столыпинский галстук", как окрестили в народе петлю палача. Однако число казненных было гораздо меньше числа их жертв: от бомб и пуль революционеров за это время пали 1600 губернаторов, генералов, солдат и жандармов.
   Мишенью для террористов, ясное дело, стал и сам Столыпин. Спустя всего один месяц со дня его вступления в должность, субботним вечером на даче премьера на Аптекарском острове произошел взрыв. В минуту взрыва Столыпин сидел за письменным столом. Фасад дачи был наполовину разрушен, тридцать два человека из числа посетителей и прислуги были ранены и двадцать семь убиты. [(Как сообщалось в "Историческом журнале" (1911, X, с.121), трупы убитых оказались большей частью с оборванными частями тела, многие имели вид бесформенного мяса, без голов, рук и ног. (Цитир. по: "Убийство Столыпина". Сост. А.Серебренников. "Инфа", "Курсив", Рига, 1990, с.36).)] Маленький сын его был легко ранен на верхнем балконе, а дочери Наталье, оторвало пятку. Самого премьер-министра лишь обрызгало чернилами. "С дня, отделенного от покушения всего полутора сутками, наша деятельность по Совету Министров возобновилась, как будто ничего не случилось, вспоминал Коковцов. - Все мы были просто поражены спокойствием и самообладанием Столыпина".
   Репрессивные меры правительства, ответом на которые явилось покушение на Аптекарском острове, были лишь суровой прелюдией реформ. И пока один за другим поднимались на эшафот террористы, председатель Совета Министров решал главные проблемы землеустройства страны. В 1906 году три четверти населения России добывали себе пропитание трудом на земле. С момента освобождения русских крестьян императором Александром II большинство их трудилось общинами, которым и принадлежала земля. Такая система была чрезвычайно неэффективной. Создавалась чересполосица, в результате которой крестьянину порой доставалось до пятидесяти крохотных участков, так что больше времени у него уходило на ходьбу от одной полоски до другой, чем на пахоту или косьбу. Введя принцип частной собственности на землю, Столыпин решил поломать эту нелепую систему. Согласно новому законодательству любой крестьянин был вправе выйти из общины, потребовав от нее выделения ему земельного надела, на котором он становился хозяином. Кроме того, надел должен был быть цельным, а не состоять из участков, разбросанных по разным местам, и передаваться по наследству.
   Император с готовностью поддержал программу Столыпина. Чтобы увеличить земельный фонд, он предложил продать правительству четыре миллиона акров (1, 6 млн га) принадлежащей короне земли и передать ее во владение крестьянам на льготных условиях. Хотя царю требовалось на это согласие остальных членов императорской фамилии, и несмотря на то, что великий князь Владимир Александрович, а также императрица-мать выступили против такого решения, государю все же удалось настоять на своем. Земля эта была продана правительству в надежде на то, что примеру царя последует и знать. Однако этого не произошло.
   Столыпинские реформы имели не только политическое, но и экономическое значение. В одночасье возник целый класс, состоявший из миллионов мелких землевладельцев, будущность которых была тесно связана со стабильностью обстановки и уверенностью в завтрашнем дне, обеспечить которые могло лишь императорское правительство. Как это обычно бывает, самые опасные смутьяны и бунтовщики первыми потребовали выделения им земли и стали сторонниками правопорядка и мира. К 1914 году владельцами собственных земельных наделов стали девять миллионов крестьянских семей.
   Успех или провал любой политической реформы в России определялся, как правило, урожаем или недородом. Пять лет подряд, с 1906 по 1911 год, природа улыбалась Петру Аркадьевичу. Лето в России стояло теплое, а зима мягкая. Регулярно выпадали умеренные осадки. Такой урожайности русская природа не знала. С увеличением производства продовольствия росли и доходы правительства; государственный бюджет был сбалансированным, более того он стал положительным. С помощью крупных французских займов быстрыми темпами расширялась сеть железных дорог. Угольные шахты и рудники, где добывалась железная руда, показывали рекордную производительность. Открыли свои филиалы в России такие американские фирмы, как "Интернэшнл Харвестер" по продаже сельскохозяйственных машин и компания "Зингер" по производству и сбыту швейных машин. Правительство выдвинуло ряд законопроектов, одобренных Думой, с целью увеличить жалование учителям начальных школ и ввести бесплатное начальное обучение. Была отменена цензура печати, разрабатывались вопросы свободы вероисповедания. "Напрасно полагают, заявил Столыпин сэру Бернарду Пэйрсу, - что всякое предложение о реформах должно исходить от оппозиции".
   Как ни странно, наиболее ожесточенное сопротивление программе Столыпина оказывалось как крайне правыми, так и крайне левыми. Реформы с целью изменения старого, устоявшегося уклада жизни были не по душе реакционерам. Революционерам же было ненавистно всякое улучшение условий, вызывавших недовольство масс. Для Ленина и его все уменьшающегося числа сторонников-эмигрантов эпоха Столыпина была эпохой крушения их надежд. Убежденный, что "революционной обстановки" в России больше не существует, Ленин уныло бродил по библиотекам Цюриха, Женевы, Берна, Парижа, Мюнхена, Вены и Кракова. Он с тоской следил за успехами земельной реформы Столыпина. "Если так будет продолжаться, - писал он, - это вынудит нас отказаться от всякой аграрной программы". Некоторым правоверным марксистам казалось, что почва у них окончательно выбита из-под ног. В 1909 году, отчаявшись, дочь Карла Маркса, Лаура, и ее муж Поль Лафарг покончили жизнь самоубийством. Ленин отнесся к этому явлению с мрачным удовлетворением: "Если не можешь больше работать для дела партии, - заявил он, - надо суметь взглянуть правде в глаза и умереть, как это сделали Лафарги".
   Созыв в мае 1906 года 1-й Государственной Думы был фактом настолько необычным и непривычным для России, что ни император, ни члены делающего первые шаги представительного органа не знали, как себя вести. Все приходилось начинать с самого начала и на ходу: конституцию, парламент, политические партии. До октября 1905 года в России не было иных политических партий, кроме социал-демократов (эсдеков) и социалистов-революционеров (эсеров), находившихся в подполье. Но, как ни удивительно, тотчас возникли две влиятельные либеральные партии - партия конституционных демократов, или кадетов, руководимая историком Павлом Милюковым, и октябристов, так названная в силу ее приверженности принципам, изложенным в манифесте, опубликованном в октябре 1905 года. Ее возглавлял Александр Гучков.
   И все-таки пропасть, разделявшая монарха и парламент, была еще слишком велика. "Члены Государственной Думы были приняты государем в Тронном зале Зимнего дворца. Опасаясь беспорядков, снаружи дворца были поставлены кордоны полиции и войска. Депутаты выглядели разношерстной публикой: часть была во фраках и сюртуках, большинство же в рабочих блузах, косоворотках, а за ними - толпа крестьян в разнообразных костюмах", - писал В.Н.Коковцов. Вся эта толпа стояла по одну сторону, разглядывая алый с золотом трон, свиту в шитых золотых мундирах, императрицу и фрейлин в придворных платьях. По другую сторону зала стояли придворные и министры, в их числе граф Фредерикс. По его словам, у депутатов был вид шайки разбойников, ждущих сигнала наброситься на министров и перерезать им глотки. "Какие жестокие лица! - проговорил он. Ноги моей больше не будет в подобном обществе". Фредерикс был не единственным, кому было не по себе. Коковцов продолжал: "Императрица-мать не могла успокоиться от этого ужасного приема: "Лица их дышали какой-то непонятной мне ненавистью". Коковцов и сам был потрясен. "Особенно выдвигалась фигура человека высокого роста, - вспоминал он, - в рабочей блузе, в высоких смазных сапогах, с насмешливым и наглым видом рассматривавшего трон и всех, кто окружал его". Новый министр внутренних дел П.А.Столыпин, стоявший рядом, заметил Коковцову: "Мы с Вами, видимо, поглощены одним и тем же впечатлением, меня не оставляет все время мысль о том, нет ли у этого человека бомбы".
   Дума вскоре проявила те настроения, какими были проникнуты ее члены. Едва 524 ее депутата заняли свои места в зале Таврического дворца, как тотчас же обнародовали чрезвычайно агрессивное "Обращение к Престолу". Царь ужаснулся, узнав, что оно содержит такие требования, как введение всеобщего избирательного права, проведение радикальной земельной реформы, освобождение всех политзаключенных, отставка царских министров и назначение вместо них, рекомендованных Думой. Повинуясь указанию государя, престарелый Горемыкин, у которого тряслись руки, едва слышным голосом заявил, что отвергает все требования Государственной Думы. Когда Горемыкин сел, наступило внутреннее молчание. Затем, вспоминает Коковцов, "на трибуну вскочил В.Д.Набоков и произнес короткую реплику, закончившуюся, под гром аплодисментов, известною фразою: "Власть исполнительная да подчинится власти законодательной". За ним выступали другие ораторы. Их нападки на правительство становились все язвительнее. Когда же на трибуну поднимались министры, их, по словам Коковцова, "встречали возгласами": "в отставку" при начале и "все-таки в отставку" в конце".