Зимой 1890 года Николай каждый вечер выезжал в свет. В январе он двадцать раз был в театре, опере или балете, которые иногда посещал дважды в день. Именно тогда в Петербурге состоялась премьера балета "Спящая красавица" на музыку Чайковского. Цесаревич побывал на двух генеральных репетициях и на двух спектаклях. Он смотрел пьесы, исполнявшиеся на немецком, французском и английских языках, в том числе "Венецианский купец". Особенно ему нравилось слушать оперы "Евгений Онегин" и "Борис Годунов", а в феврале ему даже предложили сыграть небольшую роль в "Евгении Онегине". Он был желанным гостем на званых вечерах, где гостей развлекал оркестр императорского флота, хор с участием шестидесяти певцов или знаменитый конферансье, рассказывавший гостям забавные истории. Два-три раза в неделю цесаревич отправлялся на бал. "Пение, пляска продолжались до первого часа; ...сели за ужин в 3 1/2 утра". С наступлением Великого поста увеселениям приходил конец. После бала и позднего ужина, завершившего зимний сезон 1890 года, Николай сделал следующую запись: "Я находился целый день в веселом настроении масленицы, что отчасти не подходит к времени говения".
   С наступлением Великого поста Николай оставался дома, ужинал в обществе матери, играл с друзьями в карты. У него в комнате во дворце был установлен телефон, связанный со сценой театра с тем, чтобы цесаревич мог слушать оперу Чайковского "Пиковая дама". Часто наследник отправлялся с отцом на охоту. Уйдя из дома на рассвете, они целый день бродили по окрестным лесам и болотам, охотясь на фазанов и зайцев.
   Цесаревич был особенно счастлив, когда, сидя на белом коне перед Зимним дворцом и приложив к козырьку руку, наблюдал, как мимо проходят рысью эскадроны казаков в надвинутых на бpови папахах, держа в руках пики с развевающимися на концах значками. Всю жизнь Николай Александрович был влюблен в армию с ее нарядными мундирами, ее историей, и ни один из своих титулов не ценил более чина полковника, к которому представил его отец. "Став командиром эскадрона лейб-гусарского полка, он затем два года прослужил офицером в Гвардейской конно-артиллерийской бригаде. Ко всем своим обязанностям относился серьезно и добросовестно, - вспоминал впоследствии его двоюродный дядя "Сандро". - Смерть отца застала его командиром батальона Лейб-гвардии Преображенского полка в чине полковника..." Скромность цесаревича создала ему большую популярность в среде офицеров-однополчан.
   Получив в девятнадцать лет под свое начало эскадрон, он отправился с ним на маневры в Красное Село. Сняв частный дом со спальней, кабинетом, столовой и балконом, выходящим в небольшой сад, вел приятное бездумное существование, ничем ни отличавшееся от от жизни любого молодого русского офицера из аристократической семьи. Он участвовал в жизни и разговорах офицерской столовой и заслужил дружбу своих товарищей.
   "Теперь я вне себя от радости служить и с каждым днем все больше свыкаюсь с лагерной жизнью, - писал он матери из Красного Села. - Каждый день у нас два занятия: или утром стрельба, а вечером баталионные учения, или наоборот, утром баталионные учения, вечером стрельба... Завтракаем в 12 час., обедаем в 8 ч., между этими [занятиями] спим и после чай. Обеды очень веселые, кормят нас замечательно. После еды господа офицеры... играют в биллиард, кегли, карты, домино".
   Императрицу тревожила мысль, как бы ревностный служака не забыл, что он наследник престола. "Ни на минуту не забывай, что глаза всех прикованы теперь к тебе, все желают увидеть, каковы будут твои самостоятельные шаги, - писала он. - Постоянно будь вежлив и учтив с каждым, не выделяя никого в особенности, но, в то же время, не допускай излишней фамильярности или панибратства и никогда не слушай подхалимов".
   Николай Александрович 25 июня 1887 года благопослушно отвечал: "Всегда буду стараться следовать твоим советам, моя душка Мама. Нужно быть осторожным во всем на первых порах!" Но в дневнике записал иное: "Умаялись", "испробовали шесть сортов портвейна и немножко перепили", "валялись на траве и пили", "офицеры вынесли меня на руках".
   Весной 1890 года, в ту пору молодой офицер, Николай впервые встретил семнадцатилетнюю танцовщицу из Императорского балета Матильду Кшесинскую. Hевысокого роста, живая, гибкая, полногрудая, с гордо изогнутой шеей, темными локонами и живыми глазами, Кшесинская уже десять лет училась в балетной школе, и в 1890 году была лучшей ученицей выпускного класса. На выпускном спектакле и праздничном ужине присутствовала вся императорская семья.
   В своих мемуарах Кшесинская вспоминает о появлении Александра III, который, возвышаясь над всеми, громко спросил: "Где Кшесинская?" Когда ему представили девочку, царь, взяв ее за руку, приветливо произнес: "Будь славой и украшением нашего балета". Во время ужина рядом с Матильдой сидел государь император. Потом он передвинулся, и его место занял цесаревич. Когда Кшесинская взглянула на Николая, "в сердцах каждого из нас возникло непреоборимое влечение друг к другу". Запись Николая в своем дневнике была более лаконичной: "Поехали на спектакль в театральное училище. Была небольшая пьеса и балет, - очень хорошо. Ужинали с воспитанниками".
   С того момента Кшесинская норовила попасться на глаза Николая. Узнав, что цесаревич с сестрой Ксенией часто выходят на балкон Аничкова дворца, чтобы поглядеть на людей, прогуливающихся по Невскому проспекту, Кшесинская каждый день проходила мимо. В мае, в день тезоименитства наследника цесаревича, она украсила свою комнату бело-сине-красными флажками. В то лето ее назначили в труппу, которая выступала в деревянном театре для офицеров, расквартированных в Красном Селе, где цесаревич нес службу со своими гвардейцами. Он ежедневно приходил посмотреть выступления Кшесинской. Однажды, увидев их обоих беседующими, царь с улыбкой заметил: "Да вы, я вижу, флиртуете".
   Поскольку цесаревич и балерина никогда не оставались наедине, дальше флирта в то лето у них не зашло. "Мне казалось, что, хотя он и не влюблен в меня, то питает ко мне известное расположение, и я предалась мечтам", писала она. "Положительно, Кшесинская 2-я меня занимает", - признавался в дневнике Николай. Несколько дней спустя он писал: "Разговаривал с маленькой Кшесинской через окно". Перед отъездом из лагерей он добавил: "После закуски в последний раз поехал в милый Красносельский театр. Простился с Кшесинской".
   Николай Александрович не видел Матильду почти год. В октябре 1890 г. вместе с братом Георгием он отправился в девятимесячное плавание по Средиземному морю, через Суэцкий канал в Индию и Японию. Родители надеялись, что, проведя несколько месяцев на борту судна, согревшись под лучами солнца и надышавшись соленым морским воздухом, Георгий подлечит больные легкие. Для Николая же, наследника российского престола, рассчитывали августейшие родители, это путешествие явится важным событием, во время которого он обучится дипломатическим тонкостям и успеет позабыть молодых дам, которые начали осложнять его жизнь.
   Кшесинская не была единственной из них. Николай Александрович нашел, что балерина привлекательна. Она была всегда под рукой, хороша собой, изыскивала всяческие способы дать ему понять, как он ей нравится. Но чувство, которое Николай питал к высокой золотоволосой принцессе Алисе Гессен-Дармштадской, оказалось гораздо глубже. Принцесса Алиса была младшей сестрой великой княгини Елизаветы Федоровны, двадцатипятилетней супруги великого князя Сергея Александровича, дяди наследника цесаревича. Елизавета Федоровна, которую близкие звали Эллой, была жизнерадостной женщиной, своими праздниками на катке и домашними театральными постановками вносившая юный задор в жизнь императорской семьи. Наследник часто гостил у молоденькой тетушки. Когда к старшей сестре Элле приехала двенадцатилетняя Алиса, визиты наследника участились. Внешне серьезная и робкая, Алиса была страстной по натуре. Впервые обратив взор своих серо-голубых глаз на Николая (ему было тогда шестнадцать), она тотчас почувствовала к нему симпатию. К сожалению, жила она далеко, в Гессен-Дармштадте. К тому же, родители цесаревича считали, что захудалая немецкая принцесса не подходящая партия для наследника российского престола.
   С унынием в душе покинув С.-Петербург, Николай Александрович и Георгий Александрович отправились в Афины, где великих князей встретил их двоюродный брат, греческий принц Георгий. Там три кузена, сопровождаемые молодыми русскими аристократами, в том числе князьями Баратянским, Оболенским и Ухтомским, сели на борт русского фрегата "Память Азова". К тому времени, как фрегат достиг берегов Египта, путешественники подружились, и настроение у Николая значительно улучшилось. Сев на яхту египетского хедива, они совершили плавание вверх по Нилу. Изнемогая от жары, цесаревич разглядывал однообразные селения да кущи пальм, выстроившиеся вдоль берега. Останавливаясь в прибрежных городах, молодые аристократы заинтересовались искусством местных танцовщиц. "Ничего особенного", - записал наследник после первого представления. Но на следующий вечер появилась такая запись: "Этот раз было лучше. Они разделись и выделывали всякие штуки". Путешественники поднимались на две пирамиды, ели, как арабы, руками, катались на верблюдах. Яхта поднялась до Ассуанских порогов. Цесаревич наблюдал, как в бурной, пенящейся воде купались египетские мальчишки.
   В Индии князья Барятинский и Ухтомский убили по тигру, наследник к его большому огорчению, остался без трофея. Стояла невыносимая жара, и цесаревич стал раздражителен. В письме из Дели он жаловался матери: "Несносно быть снова окруженным англичанами и всюду видеть красные мундиры". Мария Федоровна поспешила ответить:
   "Хочется верить, что ты учтив со всеми англичанами, которые так стараются для тебя, устраивают приемы, приглашают на охоту и т.д. Прекрасно понимаю, что балы и прочие официальные мероприятия не очень-то увлекательны, особенно в такую жару, но ты должен понимать, твое положение обязывает. Надо позабыть о собственных неудобствах, быть вдвойне учтивым и любезным и, самое главное, никогда не подавать виду, что тебе скучно. Ты ведь сделаешь так, не правда ли, мой милый Ники? Во время балов ты должен больше танцевать и меньше курить в саду с офицерами, хотя это тебе больше по душе. Этого просто нельзя делать, дорогой, я знаю, все это ты превосходно понимаешь; единственное мое желание в том, чтобы никто не сказал о тебе ничего дурного, чтобы ты повсюду производил хорошее впечатление".
   В Индии Георгий Александрович страдал от жары. Кашель усилился, бедного юношу постоянно била лихорадка. К огромному его разочарованию родители приказали ему прервать путешествие. Когда фрегат "Память Азова" покинул Бомбей, Георгий Александрович поднялся на борт взявшего курс в противоположном направлении миноносца, чтобы вернуться к прежней спокойной жизни на Кавказе.
   Продолжая путешествие, Николай Александрович делал остановки в Коломбо, Сингапуре, Батавии, Бангкоке, где нанес визит королю Сиама. Оттуда направился в Сайгон и Гонконг, а когда в токийских парках зацвели вишни, прибыл в Японию, где посетил Нагасаки и Киото. Когда он гулял по улицам города Отсу, путешествие его - да и жизнь - едва не прервались навсегда.
   С шашкой в руках на него неожиданно кинулся японский полицейский. Клинок, нацеленный в голову, лишь скользнул по лбу и из раны брызнула кровь. Убийца взмахнул шашкой во второй раз, но греческий принц Георгий отбил удар тростью. Причины, побудившие террориста напасть на цесаревича, так и не были окончательно установлены. Не мог ничего объяснить и сам Николай Александрович. На всю жизнь у него остался шрам, и временами он страдал от головных болей. По мнению одних, нападение было совершено религиозным фанатиком, взбешенным якобы непочтителтьным поведением Николая Александровича и его спутников при посещении японского храма. Другие приписали его ревности некоего самурая, жена которого приглянулась цесаревичу. Этим эпизодом путешествие и завершилось: царь телеграфировал сыну, требуя немедленного возвращения. После того эпизода Николай невзлюбил Японию и чаще всего называл японцев "макаками". Запись в его дневнике гласит: "Принял шведского посланника и японскую "макашку", "поверенного в делах", который привез мне письмо, портрет и старинные доспехи, подаренные мне ее величеством [японской императрицей]".
   Возвращаясь домой, цесаревич остановился во Владивостоке, где прожил достаточно долго и участвовал в закладке Владивостокского вокзала в самой крайней точке Великого Сибирского пути. Владивосток представился ему заброшенным провинциальным городком с грязными, немощеными улицами, открытыми канализационными канавами, бревенчатыми домами, фанзами, в которых жили китайцы и корейцы. 31 мая 1892 года, несмотря на холодную, ветреную погоду, цесаревич присутствовал на молебне, состоявшемся под открытым небом. Наполнив тачку грунтом, Николай Александрович провез ее на расстояние нескольких десятков метров и опрокинул на насыпь будущей железной дороги. Вскоре осле этого, взяв в руки кельму, уложил первый камень здания вокзала. [(Еженедельник "Владивосток" (N 21, 26 мая 1891_г.)] так описывал торжества по случаю начала Уссурийского участка Великого Сибирского рельсового пути: "19(24) мая к 10 часам утра уже собралась масса народа... Тотчас по прибытии Его Высочества Государя Наследника Цесаревича началось молебствие... По окончании молебна Его Императорское Высочество Наследник Цесаревич и Его Королевское Высочество греческий принц Георг приложились к кресту и направились к месту земляных работ... Почти у самого павильона была приготовлена лопата и тачка, в которую Его Императорское Высочество Государь Наследник Цесаревич и Великий Князь Николай Александрович собственноручно наложил землю и отвез ее на полотно будущей железной дороги. Момент, когда Царственный Сын управлялся рабочей тачкой, двигаясь с нею вперед и вываливая из нее землю как простой рабочий, был поистине торжественный: все смолкли... По окончании всей Церемонии Его Императорское Высочество Наследник Цесаревич и Его Королевское Высочество греческий принц Георг изволили сесть в вагон; туда же вошли приамурский генерал-губернатор, военный губернатор, адмиралы, генералы, свита и г.Урсати (строитель железнодорожной линии)... Раздался свисток, другой - и поезд тронулся, провожаемый оглушительными "ура" бежавшей за поездом публики. (Цитир. по статье А.Сенина в газете "Домострой" N_19 21_мая 1991_г.))
   По возвращении в С.-Петербург Николай Александрович вновь стал встречаться с Кшесинской. Сначала влюбленные встречались на берегу Невы в карете. Затем Николай стал бывать в доме отца Матильды. Он обычно появлялся в обществе своих молодых двоюродных братьев - великих князей Сергея, Георгия и Александра Михайловича. Кшесинская угощала гостей отцовским шампанским и слушала грузинские песни. По воскресеньям Матильда посещала скачки, усаживаясь напротив императорской ложи и всякий раз получая букет цветов, который, по поручению цесаревича, преподносили балерине его сослуживцы офицеры.
   Привязанность цесаревича к Кшесинской крепла. Он подарил ей золотой браслет, усыпанный алмазами и крупный сапфир. На следующее лето, когда Кшесинская вновь приехала с труппой в Красное Село, Николай Александрович часто приходил на репетиции, сидел у Матильды в артистической уборной, чтобы поболтать с балериной до начала репетиции. После спектакля заходил за Кшесинской и увозил ее в собственном экипаже. Они совершали прогулки под луной, носились галопом по окрестностям Красного. Иногда после таких волнующих кровь прогулок оба ужинали, и Николай Александрович оставался у возлюбленной до рассвета.
   В конце лета 1892 года Матильда решила обзавестись собственным гнездышком. "Хотя цесаревич и не говорил этого открыто, - писала Кшесинская, - я знала, что он разделяет мое желание". Отец ее, огорченный этим известием, спросил, понимает ли она, что наследник никогда не сможет на ней жениться. Матильда отвечала, что не задумывается о будущем и хочет лишь воспользоваться счастьем, которое подарила ей судьба. Вскоре Кшесинская сняла в С.-Петербурге небольшой двухэтажный дом, принадлежавший композитору Римскому-Корсакову.
   После того, как в доме все было готово к новоселью, цесаревич подарил Кшесинской набор из восьми золотых стопок, усыпанных алмазами. После этого, писала Матильда, "мы зажили тихой незаметной жизнью". Наследник обычно приезжал верхом к ужину. Они устраивали небольшие вечеринки, приглашая трех молодых великих князей, одну-двух балерин и тенора, который нравился Николаю. После ужина в "интимной восхитительной атмосфере" вся компания играла в баккара.
   Тем временем Николай Александрович продолжал выполнять и свои государственные обязанности. "Меня назначили членом Финансового комитета, - писал он. - Чести много, радости мало... Принял шесть членов этого учреждения; признаю, я даже не подозревал прежде о его существовании". В качестве главы Комитета по борьбе с голодом 1891-1892 гг., цесаревич много трудился, изыскивая средства по подписке, да и сам жертвовал значительные суммы на помощь голодающим. Отношения с отцом были несколько натянутыми. "Мне хотелось сегодня поупражняться с гусарами, - писал он, - но забыл спросить разрешения у Папа". Сергей Юльевич Витте, грузный и толковый министр финансов, строивший Транссибирскую магистраль, и позднее, уже при Николае II, во время русско-японской войны и революции 1905 года, входивший в состав правительства, писал в мемуарах о своей беседе с Александром III. По словам Витте, он предложил императору назначить цесаревича председателем Комитета по сооружению Великого Сибирского пути. Александр III был удивлен подобного рода предложением. Произошел следующий диалог.
   "- Как?.. Да вы знаете наследника цесаревича?
   - Как же, ваше величество, я могу не знать наследника цесаревича?
   - Да, но вы с ним когда-нибудь о чем-нибудь серьезном разговаривали?
   - Нет, ваше величество, я не имел счастья о чем-нибудь говорить с наследником.
   - Да ведь он, - говорит, - совсем мальчик; у него совсем детские суждения: как же он может быть председателем комитета?
   - ...Но ведь если вы, ваше величество, не начнете приучать к государственным делам, он никогда к этому не приучится".
   Витте отмечал, что "уже через несколько заседаний комитета... наследник овладел положением председателя, будучи человеком очень быстрого ума и быстрых способностей".
   В 1893 году цесаревича, как представителя российской императорской фамилии, послали в Лондон на торжества по поводу бракосочетания его двоюродного брата Георга, герцога Йоркского, будущего короля Георга V, с принцессой Марией Текской. Поселили его в Марлборо-хаусе вместе с многими представителями королевских домов Европы, жившими в комнатах, которые выходили в общий коридор. Принц Уэльский, известный законодатель мужских мод, тотчас решил приодеть своего молодого гостя. "Дядя Берти... конечно, мне немедленно прислал портных, сапожника и шляпочника", - написал матери Николай Александрович. В Лондоне он был впервые. "Я в восторге от Лондона и никогда не думал, что он мне так понравится", - сообщал он родительнице, рассказывая о своем посещении Вестминстерского аббатства, собора св. Павла и Тауэра. Естественно от посещения Палат парламента цесаревич уклонился.
   Николай Александрович был очарован принцессой Мэри. "Мэй прелестна, гораздо лучше, чем на фотографиях", - писал он 24 июня 1883 года родительнице. Что же до Георга, то он и Николай Александрович были так похожи друг на друга, что кузенов путали даже те, кто хорошо был с ними знаком. Георг был пониже ростом и чуть стройнее. Николай Александрович имел более худощавое лицо и выпуклые глаза. Оба расчесывали волосы на прямой пробор и носили бородки а ля Ван-Дейк. Когда они вставали рядом, то походили на братьев близнецов. Во время церемоний сходство не раз приводило к недоразумениям. Во время праздника в саду цесаревича приняли за Георга, а у Георга спросили, приехал ли он лишь для того, чтобы присутствовать на бракосочетании или же у него есть и другие дела. Накануне бракосочетания жениха какой-то придворный, приняв Георга за его русского кузена, просил герцога не опаздывать на церемонию.
   После бракосочетания Николай Александрович посетил Виндзорский замок и завтракал у королевы Виктории. "Она была очень любезна и разговорчива и дала мне the order of the garter [орден Подвязки]", - писал он императрице-матери. Зная, что это будет приятно родительнице, на балу в Букингемском дворце он "много танцевал и даже веселился, там я не видел особенно много красивых дам".
   Тем временем в С.-Петербурге маленькая Кшесинская становилась известностью. В девятнадцать лет она уже танцевала Фею Драже в "Щелкунчике" Чайковского и принцессу Аврору в "Спящей красавице". На ее репетиции приходил сам Чайковский, аккомпанировавший балерине на рояле. Однажды, после того, как Матильда исполнила роль принцессы Авроры, знаменитый композитор пришел к танцовщице в артистическую уборную, чтобы поздравить ее лично. Позднее Матильду Кшесинскую, наряду с Анной Павловой и Тамарой Карсавиной, назовут самой великой балериной дореволюционной России.
   Конечно, находились и такие, кто объяснял ранний успех Кшесинской ее связью с наследником. Это отнюдь не означало, что общество осуждало эту связь. Для русской аристократии балет являл собой искусство, и зачастую знатные титулы и стройные ножки тесно соприкасались. Не одна полногрудая танцовщица из Императорского кордебалета, накинув на плечи манто, уходила из Мариинского театра, и, приподняв юбки, садилась в поджидавшую ее карету, обитую внутри бархатом, которая везла ее на ужин в какой-нибудь великолепный особняк.
   Несмотря на успехи Матильды на балетной сцене, привязанность к ней Николая Александровича стала ослабевать. Наследник никогда не скрывал своих симпатий к принцессе Алисе.
   В начале 1894 года он сообщил Кшесинской, что надеется видеть Алису своей невестой. Позднее, в том же году, Николай и Матильда сказали друг другу "прости". Она оставалась в экипаже, он сидел верхом на лошади. Когда Николай отъехал, Матильда заплакала. По ее словам она много месяцев "ужасно страдала оттого, что потеряла своего Ники". Знаменитый балетмейстер Мариус Петипа утешал ее, уверяя, что если стремишься к большим ролям, страдание необходимо. "В своем горе и отчаянии я не осталась в одиночестве... Рядом со мной находился молодой великий князь Сергей, который утешал и защищал меня". Великий князь приобрел для нее виллу с садом на берегу моря. Позднее, в расцвете своей славы, Матильда познакомилась с другим двоюродным братом царя, великим князем Андреем Владимировичем. Хотя он был на семь лет моложе, они вместе ездили в Биарриц и Венецию. В 1902 году у них родился сын, а в 1921 году, в Каннах, они официально сочетались браком.
   3. ПРИНЦЕССА АЛИСА
   "Моя мечта - когда-нибудь жениться на Алисе Г. Я давно ее люблю, но еще глубже и сильнее с 1889 г., когда она провела шесть недель в Петербурге! Я долго противился моему чувству, стараясь обмануть себя невозможностью осуществления моей заветной мечты".
   Когда Николай Александрович сделал в своем дневнике в 1892 году эту запись, он еще не свил с Матильдой Кшесинской любовного гнездышка. Он был расстроен отказом отца благословить его брак с принцессой Алисой. Да и светское общество не разделило бы восторгов по поводу золотоволосой юной немки. Когда Аликс приехала в столицу в гости к своей сестре, великой княгине Елизавете Федоровне, она произвела на придворных неблагоприятное впечатление. Безвкусно одетая, угловатая, она плохо танцевала, говорила по французски с кошмарным акцентом, краснела как школьница, была слишком робкой, слишком нервной, слишком заносчивой. Таковы некоторые из нелестных эпитетов, которыми наградили в С.-Петербурге Гессенскую принцессу.
   Светское общество открыто пускало шпильки в адрес принцессы Алисы, зная, что Александр III и государыня, враждебно настроенные к Германии, не намерены допустить ее брак с наследником престола. Всем было так же известно, что, хотя принцесса Алиса его крестная дочь, Александр III подыскивает подыскивает для цесаревича улов покрупней, к примеру, принцессу Елену Французскую, высокую, темноволосую дочь графа Парижского, претендента на французский престол. Хотя Франция и была республикой, она являлась союзницей России, и Александр III рассчитывал, что брачный союз между представителями династии Романовых и низложенного Дома Бурбонов придется по душе французскому народу и укрепит его альянс с русской державой.
   Но попытки родителей сблизить цесаревича с принцессой Еленой были ему не по душе. В дневнике он записал:
   "В разговоре с Мама утром она мне сделала некоторый намек насчет Елены, дочери гр. Парижского, что меня поставило в странное положение. Это меня ставит на перепутье двух дорог: самому хочется идти в другую сторону, а по-видимому, Мама желает, чтобы я следовал по этой! Что будет?"
   Пpинцесса Елена тоже возражала против брака. Она вовсе не собиралась менять римско-католическую религию на православное вероисповедание, в которая должна перейти будущая русская императрица. Обескураженный, царь направил сватов к принцессе Маргарите Прусской. Николай решительно заявил, что скорее пострижется в монахи, чем женится на некрасивой и костлявой Маргарите. Однако до этого дело не дошло. Маргарита сама не захотела менять протестанство на православие.