Страница:
Каждый день, с рассвета до заката, улицы российской столицы сотрясались от грохота сапог по мостовой: к Варшавскому вокзалу шагали пехотные полки, отправляющиеся на фронт. Дороги, ведущие на запад, были запружены пехотой, кавалерией, конной артиллерией, двигавшейся в направлении Прибалтийского края и Восточной Пруссии. Солдаты шли, а не маршировали. Их сопровождали обозы, санитарные автомобили, полевые кухни и лошади для ремонта. Колонны шли такой плотной стеной, что иногда солдаты сворачивали с дороги и, поднимая клубы пыли, шагали прямо по полям, словно в ХIII веке во время татарского нашествия. Слышались крики, цокот копыт и стук колес.
Возвращаясь с аудиенции у царя, Палеолог встретил на дороге один из полков. Генерал, узнав посла, отдал честь и воскликнул: "Мы разобьем этих грязных пруссаков! Долой Пруссию! Вильгельма на остров Святой Елены!" При прохождении каждой роты генерал, привстав в стременах, восклицал: "Французскому посланнику ура!" И солдаты что есть сил кричали: "Ура! Урра!" Наконец генерал ускакал, бросив через плечо: "Вильгельма не Святую Елену! Вильгельма на Святую Елену!"
Порой женщины и дети шли по нескольку верст, провожая солдат. "Одна женщина, совсем молоденькая... прижимала к груди младенца, - писал М.Палеолог. - Она шла, стараясь не отставать от солдата, шагавшего в конце колонны - красивого, загорелого, мускулистого парня. Они не произносили ни слова, лишь неотрывно смотрели друг на друга. Молодая мать протянула ребенка солдату, и тот его поцеловал".
Такие же картины можно было наблюдать на всех железнодорожных станциях России. Находившийся в ту пору в Москве британский консул Р.Г.Брюс Локкарт вспоминал: "Покрытые пылью солдаты битком набивались в товарные вагоны; большая толпа пожелала им счастливого пути; среди провожающих были озабоченные, бородатые отцы, жены, матери, улыбавшиеся сквозь слезы; ...дородные священники, благословлявшие счастливых воинов. Последнии рукопожатия, последние поцелуи. Пронзительно свистнул паровозный свисток. Несколько раз дернувшись, не в силах сдвинуть с места, перегруженный эшелон неохотно тронулся в путь и наконец скрылся в белесых сумерках. Сняв шапки, толпа молчала, слушая, как замирают вдалеке голоса поющих солдат, которым не суждено вернуться назад".
Почему-то именно рядовые первыми поняли, что за война им предстоит. В отличие от своих начальников, легкомысленно толковавших о параде на Унтер-ден-Линден и кричавших: "Вильгельма на остров Святой Елены!", многие русские солдаты отправлялись на войну в мрачном предчувствии, что им не суждено увидеть ни близких, ни родной деревни. Генерал Альфред Нокс, британский военный атташе, встретил на фронте одного молодого солдата из Киева. Тот был в подавленном настроении: у него дома остались жена и пятеро детей. Нокс попытался подбодрить новобранца, заверив того, что он еще вернется, но солдат, покачав головой, сказал: "На войну ведет широкая дорога, а домой - узкая тропинка".
В количественном отношении русская армия была колоссом. Перед войной в ней насчитывалось 1, 4 миллиона солдат. После мобилизации это число увеличилось еще на 3, 1 миллиона. За три года войны 15, 5 миллиона ушли воевать за царя и Русь святую. В британской прессе эту солдатскую массу, готовую пролить свою кровь, называли "русским паровым катком".
За исключением людских ресурсов, Россия во всех отношениях не была готова к войне. Железных дорог не хватало, плотность железнодорожной сети в России составляла одну десятую германской. [(В действительности с железными дорогами в царской России было не так уж плохо. К 1917 году в эксплуатации было 81 116 км железной дороги и 15 000 км строилось. За 37 лет в царской России было построено 58 251 км железных дорог. За тот же период при Советской власти было построено всего 3 250 км, причем постройка одного километра в царской России обходилась в десять раз дешевле, чем при советской власти. Ко всему, российские железные дороги были для пассажиров самыми дешевыми и самыми комфортабельными в мире (Б.Л. Бразоль Царствование императора Николая II 1894-1917 в цифрах и фактах. М., Т-во русск. художников, 1990))] Генерал Н.Н.Головин писал: "Средний переезд новобранцев в России равнялся 900-1000 верстам. Для Франции, Германии и Австро-Венгрии этот средний переезд не превышал 200-300 верст". Один генерал, командовавший сибирским корпусом, заявил Ноксу, что вез своих солдат на фронт двадцать три дня и ночи. С началом военных действий, благодаря хорошо налаженной сети железных дорог, германские генералы могли быстро перебрасывать с одного участка фронта на другой целые армии. Что же касается русских, то, по словам Нокса, верховное командование приказывало, но решал железнодорожный транспорт.
Русская промышленность была слаба. На каждую фабрику в России приходилось 150 в Британии. Русские генералы, рассчитывая, что война будет скоротечной, не запаслись достаточными запасами вооружения и боеприпасов. Израсходовав снаряды, русские батареи замолкали, в то время, как немецкие орудия били непрестанно. На некоторых участках фронта артиллеристам запрещалось расходовать больше трех снарядов в сутки.
Благодаря отдаленности и характерному географическому положению России западные союзники не могли оказать ей помощь. Германский флот без труда блокировал Балтийское море, а Турция, в ноябре 1914 года выступившая против стран Сердечного Согласия, закрыла проливы. Единственными свободными русскими портами были Архангельск, который зимой замерзал, да Владивосток. Вывоз уменьшался на 98%, а ввоз на 95%. Во время войны в русские порты прибывало 1250 судов в год, а в британские 2200 судов в неделю. После неудачной операции англичан и французов в Галлиполи Россия, по словам Головина, стала походить на запертый дом, проникнуть в который можно лишь через печную трубу.
Но главная проблема касалась не только технологии и географии. Дело в том, что во главе русской армии находились два человека, которые не переваривали друг друга: генерал Владимир Сухомлинов, военный министр, и великий князь Николай Николаевич, дальний родственник императора Николая II, главнокомандующий действующей армией. Сухомлинов был толстенький человечек с физиономией упитанного кота. По словам М.Палеолога, он имел "угрюмый вид, все время подстерегающий взгляд под тяжелыми, собранными в складки веками; я знаю мало людей, которые бы с первого взгляда внушали бы большее недоверие". Хотя он был совершенно лыс и возраст его приближался к семидесяти, Сухомлинов был охоч до дорогостоящих удовольствий. Жена его, которая была на тридцать пять лет моложе, закатывала грандиозные приемы, одевалась в Париже и отдыхала на Ривьере, предоставляя мужу выкручиваться, чтобы оплачивать ее счета. Поскольку командировочные суммы зависели от расстояния, Сухомлинов часто отправлялся в инспекторские поездки во Владивосток, всякий раз покрывая в оба конца расстояние в девять с лишним тысяч верст. Но, прибыв в пункт назначения, военный министр, как заметили офицеры-дальневосточники, не очень-то любил выходить из своего вагона.
Сухомлинов был всеобщим посмешищем. Встретив его однажды, дочь британского посла так охарактеризовала его: "Это типичный салонный вояка, раздушенный, напомаженный, с золотыми браслетами на белых руках". Сазонов, коллега по министерству, писал о нем: "Несмотря на свой почтенный возраст, Сухомлинов отличался юношеской беспечностью и жаждою удовольствий. Он наслаждался жизнью и тяготился трудом... Заставить его работать было очень трудно, но добиться от него правды было почти невозможно". И тем не менее, помимо добывания средств на содержание жены, в обязанности Сухомлинова входила организация и оснащение русской армии, В прошлом кавалерийский офицер, в 1879 году во время турецкой войны награжденный Георгиевским крестом, он признавал лишь одну тактику - сабельная атака для кавалерии и штыковая - для пехоты. Современные же виды вооружений - пулеметы и скорострельная артиллерия - по его мнению, были не к лицу храбрым бойцам. В результате русская армия вступила в войну, имея вдвое меньше полевых орудий, чем германская. Если на русскую дивизию приходилось всего семь батарей, то на германскую - четырнадцать. В русской армии имелось всего 60 тяжелых батарей, в немецкой же 381 батарея. Генерал Н.Н.Головин, служивший под его началом, впоследствии писал: "Окончивший в 70-х годах прошлого столетия Академию Генерального Штаба, Сухомлинов позволял предполагать в себе сочетание высшего образования и боевого опыта... Невежественность генерала Сухомлинова сочеталась с поразительным легкомыслием. Эти два недостатка позволяли ему удивительно спокойно относиться к сложнейшим вопросам организации военной мощи. У непонимающих всю сложность современного военного дела людей создавалось ложное впечатление, что Сухомлинов быстро разбирается в деле и очень решителен".
К сожалению, такое же впечатление он производил и на царя. Как и многие другие прохвосты, Сухомлинов умел быть невероятно обаятельным и угодливым императору. Не в пример другим министрам, он составлял немногословные доклады, в которых не было никаких неприятных фактов. Зная любовь государя к армии, он постоянно твердил, что боевой дух войск высок, а снаряжение великолепно. Когда же приходилось докладывать царю лично, Сухомлинов перемежал слова доклада с разными забавными историями, которых он знал великое множество. При дворе у него было прозвище "генерал Отлетаев", полученное им за прыткость и угодливость. Все эти качества импонировали, и, при виде проходящих перед государем безукоризненным строем гвардейских полков, ему и в голову не могло придти, что русская армия не подготовлена к войне.
Сухомлинов был придворным, для которого высокий чин являлся способом получения средств жить на широкую ногу. Главный его соперник, главнокомандующий русской армии, великий князь Николай Николаевич, был внуком императора Николая I. Обладавший значительным состоянием, принадлежавшим к императорской фамилии великий князь был всецело предан военной службе. Пятидесятисемилетний генералиссимус обладал внушительной внешностью. Саженного роста, худощавый, с пронзительным взглядом голубых глаз, с коротко подстриженной остроконечной бородкой, шашкой на боку, он походил на древнего витязя. По словам Палеолога, он был самым любимым генералом в армии, образцом не только старого служаки, но и славянина: "Вся его фигура выражает суровую энергию. Его решительные и произносимые с ударением слова, блеск его глаз, его нервные движения, его строгий, сжатый рот, его гигантский рост олицетворяют в нем величавую и увлекательную смелость".
Солдаты смотрели на великого князя с благоговением и страхом. "Солдаты русской армии, недавние крестьяне, - писал Нокс, - видели в нем богатыря, защитника Святой Руси... Они понимали, что хотя генералиссимус очень строг и требователен, к рядовому бойцу он не более требователен, чем к самому себе".
Вполне естественно, и главнокомандующий, и военный министр презирали друг друга. Настолько серьезно относился к своим обязанностям великий князь, настолько легкомысленно исполнял их Сухомлинов. В 1908 году, когда в Думе зазвучали голоса протеста против занятия высших постов в вооруженных силах членами императорской фамилии, Николай Николаевич отошел от активного участия в армейских делах. Перед Сухомлиновым, в 1909 году назначенным военным министром, открылось широкое поле деятельности. Он решил, с началом военных действий, занять более престижный пост верховного главнокомандующего. Но, к огорчению военного министра, царь, которого отговорили от намерения лично возглавить армию, назначил главнокомандующим своего дядю. И с той поры завистливый военный министр и словами и делами старался подорвать престиж великого князя. Однажды Сухомлинову направили несколько депеш с просьбой прислать снарядов. Но тот отказался отдать приказ об отправке на фронт боеприпасов. Когда командующий артиллерией со слезами на глазах стал сетовать, что из-за нехватки снарядов России придется пойти с немцами на мировую, Сухомлинов послал его ко всем чертям и велел заткнуться.
Как в Берлине, так и в Париже военные планы разрабатывались с учетом размеров и неповоротливости русского колосса. Понимая, что из-за малой пропускной способности железных дорог царю не удасться мобилизовать многомиллионную армию в сжатые сроки, германский генштаб рассчитывал разделаться с Францией в те недели, которые понадобятся неповоротливому гиганту, чтобы расшевелиться. "Мы намерены в течении шести недель после начала военных действий разбить Францию окончательно или, во всяком случае, настолько, чтобы суметь направить свои основные силы на восток", заявил своему издерганному австрийскому коллеге генерал фон Мольтке, начальник германского генерального штаба в мае 1914 года. Кайзер выразился грубее: "Завтрак в Париже, обед в Петербурге".
Предвидя неизбежное нападение, французские генералы и дипломаты в течение двадцати лет предпринимали всяческие усилия, чтобы, в случае войны, русские как можно раньше начали военные действия. С целью ускорить мобилизацию русской армии, французы предоставляли России огромные займы, правда, при условии, что средства пойдут на строительство железных дорог, ведущих к германской границе. И все-таки число солдат на фронте спустя 15 дней после мобилизации составило лишь малую часть общего количества мобилизованных. Однако французы настаивали на том, чтобы русские немедленно начали выступление теми силами, какими они располагали, а в распоряжении русского командования было около семисот тысяч человек. Дальнейшее промедление означало бы для Франции катастрофу.
Первые несколько недель все шло точно по плану, разработанному немцами. В жаркие августовские дни, все сметая на своем пути в Бельгию и Северную Францию вторгся цвет кайзеровской армии - миллион солдат в серо-зеленых мундирах. 2 сентября, меньше чем месяц спустя, усталые передовые части германской армии остановились менее чем в пятидесяти километрах севернее Парижа. Еще бросок, и они на Елисейских полях. С первого дня войны французский посол постоянно поторапливал русских. Бомбардируемый градом депеш из Парижа, Палеолог носился из одного министерства в другое. Он просил, умолял, требовал действовать живее. 5 августа, принятый императором французский посол заявил: "Французской армии придется выдержать ужасающий натиск двадцати пяти германских корпусов. Поэтому я умаляю Ваше Величество предписать Вашим войскам перейти в немедленное наступление - иначе французская армия рискует быть раздавленной!". В ответ император протягивает к Палеологу обе руки и с волнением произносит: "Господин посол, позвольте мне в вашем лице обнять мою дорогую и славную Францию... Как только закончится мобилизация, я дам приказ идти вперед. Мои войска рвутся в бой. Наступление будет вестись со всею возможною силою. Вы ведь знаете, что великий князь Николай Николаевич обладает необычайной энергией".
В тот же день Палеолога принял и великий князь: "Главнокомандующий принимает меня в простом кабинете, где все столы покрыты разложенными картами. Он идет ко мне навстречу быстрым и решительными шагами..." Господь и Жанна д'Арк с нами!" - воскликнул он. - Мы победим". "Через сколько дней, ваше высочество, вы перейдете в наступление?" - спросил Палеолог. "Может быть, я даже не буду ждать того, чтобы было окончательно окончено сосредоточение войск. Как только я почувствую себя достаточно сильным, я начну нападение. Это случится, вероятно, 14 августа". После этого, с силой пожимая мне руки, он проводил меня до двери: "А теперь, воскликнул он, - на милость Божью", - вспоминал посол.
Великий князь сдержал слово. Протяженность фронта, которым он командовал, составляла свыше 900 километров. На севере, в Прибалтийском крае, проходила граница с Восточной Пруссией. Оттуда линия фронта шла на юг и запад вдоль западной границы Царства Польского, образуя при этом гигантский выступ. Затем поворачивала на восток, к границе с Украиной. В Галиции на южном участке этой линии, сосредоточивалась миллионная австро-венгерская армия. Западнее Варшавы, откуда до Берлина было ближе всего, русские не могли наступать из-за большой протяженности южного и северного флангов. Поэтому удар было решено нанести на севере, в Восточной Пруссии.
Для выполнения операции были выбраны две армии. 1-й армии, численностью в 200 000 человек, которой командовал генерал Ренненкампф, была поставлена задача идти на юго-запад вдоль побережья Балтийского моря. 2-ой армии, под командованием генерала Самсонова, в которой насчитывалось 170 000 человек, предстояло наступать в северном направлении со стороны польской границы. Армии Ренненкампфа следовало начать наступление первой, отвлекая на себя основные силы противника в Восточной Пруссии. Двое суток спустя, когда немецкие войска ввяжутся в бой, по ним должен был ударить Самсонов, двигавшийся в сторону Балтийского моря через тылы германских частей, сражавшихся против армии Ренненкампфа. Каждая из обеих русских армий числом превышала немецкие войска. Если бы стратегический план великого князя удался, то немцы оказались бы зажатыми русскими армиями словно двумя жерновами, и тогда, форсировав Вислу, русские войска вышли бы к Данцигу. А оттуда открылся бы путь на Берлин, до которого оставалось менее 240 километров.
Из-за спешки наступление русских войск было плохо подготовленно. Великий князь Николай Николаевич выехал в ставку лишь в полночь 13 августа. Пропуская воинские эшелоны, направлявшиеся на фронт, на место он добрался только утром 16-го августа, пятьдесят семь часов спустя. Генерал Самсонов был астматик и в это время с женой отдыхал на Кавказе. В штаб армии прибыл 16 августа, когда его войска начали движение в сторону границы. Генерал Ренненкампф, сам лихой рубака, еще 12-го августа отправил своих казаков в рейд по неприятельской территории. Два дня спустя на лужайке в Петергофе уже стоял захваченный в одной из таких дерзких вылазок немецкий пулемет, который с интересом изучали царь и наследник. 17 августа 1-ая русская армия перешла государственную границу и, смяв пограничный заслон, стала продвигаться в глубь рейха. В первых боях Ренненкампф применял тактику столетней давности; он посылал гвардейскую кавалерию под огонь германских пушек. В результате в первые же дни наступления погиб цвет гвардии.
Хотя германский генеральный штаб предвидел русское вторжение в Восточную Пруссию, при известии о том, что русские казаки топчут богатые нивы прусских юнкеров, берлинцев обуял ужас. Не обращая внимания на движущуюся с юга 2-ю армию Самсонова, немецкие войска 20 августа контратаковали армию Ренненкампфа. Русская артиллерия, выпускавшая по 440 снарядов в сутки, действовала успешно и нанесла германцам большой урон. Германский генеральный штаб, охваченный паникой, послал на фронт двух новых генералов. 22 августа в один и тот же поезд, направлявшийся в Восточную Пруссию, сели Пауль Гиденбург и Эрих Людендорф. Этому грозному дуэту будет суждено сыграть ключевую роль в продолжение всех четырех лет войны.
Пока Ренненкампф, отказавшись от преследования немцев, отдыхал после победы, армия Самсонова с трудом преодолевала бездорожье к северу от польской границы. Людям приходилось форсировать множество речек, идти по болотам. Население было малочисленным, дороги никуда не годились, железные дороги отсутствовали. Лишь изредка попадались фермы, солдатам приходилось питаться только тем, что везли в обозах. Накануне сражения некоторые подразделения пять дней получали лишь часть хлебного рациона.
И все-таки армия Самсонова продвигалась вперед. Солдаты, в основном бывшие крестьяне, с живым любопытством разглядывали прусские городки. Войдя в Алленштейн, солдаты 23-го корпуса радостно закричали "ура!" Они решили, что достигли предместья Берлина. Сам командующий был настроен не столь оптимистически. По цепочке, начинавшейся в Париже, через Палеолога, великого князя Николая Николаевича и командующего Северо-Западным фронтом, Самсонов получал настойчивые требования ускорить наступление. "Продвигаемся согласно плану без остановки, проходя по песку по двадцать верст в сутки. Быстрее идти не могу", - отвечал он. Он умолчал, что солдаты без провианта, лошади без фуража, обозы отстали, артиллерия застряла в трясине.
24 августа, день спустя после их прибытия в Восточную Пруссию, Гинденбург и Людендорф решили начать рискованную игру. Оставив для прикрытия всего две бригады [(В действительности были оставлены две пехотных и одна кавалерийская дивизии (Д.В.Вержковский и В.Ф.Ляхов. Первая мировая война 1914-1918 гг. М., Воениздат, 1964, с.68))], противостоящие армии Ренненкампфа, прохлаждавшейся уже пять суток, они погрузили в эшелоны всех остальных солдат, направив их навстречу Самсонову. К 25 августа переброска была закончена. Ренненкампф так и не возобновил наступление, и армия Самсонова оказалась лицом к лицу с многочисленным противником, в довершение всего, превосходившим его по количеству орудий. Доложив генералу Жилинскому, командующему Северо-Западным фронтом, о тяжелой обстановке, в какой оказалась его армия, Самсонов получил грубый ответ: "Видеть противника там, где его нет - это трусость. Я не позволю генералу Самсонову праздновать труса. Настаиваю, чтобы он продолжал наступать".
За четыре дня боев утомленные изнурительными переходами войска Самсонова сделали все, что было в их силах. Однако, окруженные с трех сторон, подвергаемые шквальному артиллерийскому огню, войска 2-й армии потерпели поражение. Самсонов отнесся к этому фаталистически."Сегодня повезло противнику, завтра повезет нам", - заявил он и, отъехав в лесок, застрелился.
Немцы назвали это сражение "битвой под Танненбергом". Это был реванш за поражение тевтонских рыцарей, нанесенное им славянскими войсками в этих же местах в 1410 году. В сражении под Танненбергом потери русских составили 110 000 человек, в том числе 90 000 пленными. Вина за поражение пала на генерала Жилинского, который был смещен, и на Ренненкампфа, который был уволен из действующей армии, а в октябре 1915 года и с военной службы. Великий князь Николай Николаевич, под командованием которого русские войска одерживали в Галиции одну победу за другой, отнесся к известию о поражении под Танненбергом довольно спокойно. В ответ на соболезнования французского военного атташе он сказал: "Мы счастливы принести такие жертвы ради своих союзников". В Петрограде Сазонов сообщил Палеологу: "Армия Самсонова уничтожена. Это все, что я знаю". После некоторого молчания он добавил простым тоном: "Мы должны были принести эту жертву Франции, которая показала себя такой верной союзницей". Поблагодарив русского министра иностранных дел за такую "душевную щедрость", Палеолог [(Этот, по словам предшественника Палеолога, Жоржа Мишо, "напыщенный дурак" заявил: "французы и русские стоят не на одном уровне. Россия одна из самых отсталых стран... Поэтому наши потери будут чувствительнее русских потерь". (М.Палеолог. Царская Россия перед революцией. М.-Пг. 1923, с.76))] тотчас перевел разговор на единственную тему, которая его заботила: опасность вторжения немцев в Париж увеличивалась с каждым часом.
Несмотря на самоубийственную храбрость русских войск и неумелое руководство неподготовленного наступления в Восточной Пруссии, главная его цель была достигнута: немцы сняли часть своих войск с западного фронта. Незначительное проникновение русских армий в Восточную Пруссию наделало в Германии много шума. Беженцы, многие из которых принадлежали знатным родам, вне себя от гнева и отчаяния, обрушились на правительство; кайзер был взбешен, сам фон Мольтке признал, что "все успехи германского наступления на западе будут сведены на нет, если русские войдут в Берлин". 25 августа, решив нанести удар по армии Самсонова, фон Мольтке отказался от первоначального своего намерения не обращать внимание на русских, пока не будет разбита Франция. Сняв с первого фланга западного фронта два армейских корпуса и кавалерийскую дивизию, он перебросил их на восток. К битве под Тенненбергом эти части опоздали, вернуться же назад для участия в сражении на Марне уже не успели. "Возможно, это-то нас и спасло, признавался генерал Дюпон, один из помощников Жоффра. - Такая ошибка, совершенная начальником германского генерального штаба в 1914 году, должно быть, заставила его знаменитого дядю перевернуться в гробу".
Как и предвидели французские генералы, спасение Франции заключалось в том, чтобы расшевелить русского великана. А чем это кончится для русских победой или поражением - не имело для французов значения, главное помешать немцам продвигаться к Парижу. С этой точки зрения русские, которые гибли в лесах Восточной Пруссии, в той же мере способствовали союзническому делу, как и французы, умиравшие на берегах Марны.
21. СТАВКА
Когда началась война, первым порывом императора было принять на себя командование армией по примеру древних царей, которые вели войско на супостата. Но министры принялись отговаривать царя от такого решения, убеждая его не рисковать своей репутацией как монарха, тем более, что, по словам Сазонова, "надо быть готовым к тому, что мы будем отступать в течение первых недель".
Возвращаясь с аудиенции у царя, Палеолог встретил на дороге один из полков. Генерал, узнав посла, отдал честь и воскликнул: "Мы разобьем этих грязных пруссаков! Долой Пруссию! Вильгельма на остров Святой Елены!" При прохождении каждой роты генерал, привстав в стременах, восклицал: "Французскому посланнику ура!" И солдаты что есть сил кричали: "Ура! Урра!" Наконец генерал ускакал, бросив через плечо: "Вильгельма не Святую Елену! Вильгельма на Святую Елену!"
Порой женщины и дети шли по нескольку верст, провожая солдат. "Одна женщина, совсем молоденькая... прижимала к груди младенца, - писал М.Палеолог. - Она шла, стараясь не отставать от солдата, шагавшего в конце колонны - красивого, загорелого, мускулистого парня. Они не произносили ни слова, лишь неотрывно смотрели друг на друга. Молодая мать протянула ребенка солдату, и тот его поцеловал".
Такие же картины можно было наблюдать на всех железнодорожных станциях России. Находившийся в ту пору в Москве британский консул Р.Г.Брюс Локкарт вспоминал: "Покрытые пылью солдаты битком набивались в товарные вагоны; большая толпа пожелала им счастливого пути; среди провожающих были озабоченные, бородатые отцы, жены, матери, улыбавшиеся сквозь слезы; ...дородные священники, благословлявшие счастливых воинов. Последнии рукопожатия, последние поцелуи. Пронзительно свистнул паровозный свисток. Несколько раз дернувшись, не в силах сдвинуть с места, перегруженный эшелон неохотно тронулся в путь и наконец скрылся в белесых сумерках. Сняв шапки, толпа молчала, слушая, как замирают вдалеке голоса поющих солдат, которым не суждено вернуться назад".
Почему-то именно рядовые первыми поняли, что за война им предстоит. В отличие от своих начальников, легкомысленно толковавших о параде на Унтер-ден-Линден и кричавших: "Вильгельма на остров Святой Елены!", многие русские солдаты отправлялись на войну в мрачном предчувствии, что им не суждено увидеть ни близких, ни родной деревни. Генерал Альфред Нокс, британский военный атташе, встретил на фронте одного молодого солдата из Киева. Тот был в подавленном настроении: у него дома остались жена и пятеро детей. Нокс попытался подбодрить новобранца, заверив того, что он еще вернется, но солдат, покачав головой, сказал: "На войну ведет широкая дорога, а домой - узкая тропинка".
В количественном отношении русская армия была колоссом. Перед войной в ней насчитывалось 1, 4 миллиона солдат. После мобилизации это число увеличилось еще на 3, 1 миллиона. За три года войны 15, 5 миллиона ушли воевать за царя и Русь святую. В британской прессе эту солдатскую массу, готовую пролить свою кровь, называли "русским паровым катком".
За исключением людских ресурсов, Россия во всех отношениях не была готова к войне. Железных дорог не хватало, плотность железнодорожной сети в России составляла одну десятую германской. [(В действительности с железными дорогами в царской России было не так уж плохо. К 1917 году в эксплуатации было 81 116 км железной дороги и 15 000 км строилось. За 37 лет в царской России было построено 58 251 км железных дорог. За тот же период при Советской власти было построено всего 3 250 км, причем постройка одного километра в царской России обходилась в десять раз дешевле, чем при советской власти. Ко всему, российские железные дороги были для пассажиров самыми дешевыми и самыми комфортабельными в мире (Б.Л. Бразоль Царствование императора Николая II 1894-1917 в цифрах и фактах. М., Т-во русск. художников, 1990))] Генерал Н.Н.Головин писал: "Средний переезд новобранцев в России равнялся 900-1000 верстам. Для Франции, Германии и Австро-Венгрии этот средний переезд не превышал 200-300 верст". Один генерал, командовавший сибирским корпусом, заявил Ноксу, что вез своих солдат на фронт двадцать три дня и ночи. С началом военных действий, благодаря хорошо налаженной сети железных дорог, германские генералы могли быстро перебрасывать с одного участка фронта на другой целые армии. Что же касается русских, то, по словам Нокса, верховное командование приказывало, но решал железнодорожный транспорт.
Русская промышленность была слаба. На каждую фабрику в России приходилось 150 в Британии. Русские генералы, рассчитывая, что война будет скоротечной, не запаслись достаточными запасами вооружения и боеприпасов. Израсходовав снаряды, русские батареи замолкали, в то время, как немецкие орудия били непрестанно. На некоторых участках фронта артиллеристам запрещалось расходовать больше трех снарядов в сутки.
Благодаря отдаленности и характерному географическому положению России западные союзники не могли оказать ей помощь. Германский флот без труда блокировал Балтийское море, а Турция, в ноябре 1914 года выступившая против стран Сердечного Согласия, закрыла проливы. Единственными свободными русскими портами были Архангельск, который зимой замерзал, да Владивосток. Вывоз уменьшался на 98%, а ввоз на 95%. Во время войны в русские порты прибывало 1250 судов в год, а в британские 2200 судов в неделю. После неудачной операции англичан и французов в Галлиполи Россия, по словам Головина, стала походить на запертый дом, проникнуть в который можно лишь через печную трубу.
Но главная проблема касалась не только технологии и географии. Дело в том, что во главе русской армии находились два человека, которые не переваривали друг друга: генерал Владимир Сухомлинов, военный министр, и великий князь Николай Николаевич, дальний родственник императора Николая II, главнокомандующий действующей армией. Сухомлинов был толстенький человечек с физиономией упитанного кота. По словам М.Палеолога, он имел "угрюмый вид, все время подстерегающий взгляд под тяжелыми, собранными в складки веками; я знаю мало людей, которые бы с первого взгляда внушали бы большее недоверие". Хотя он был совершенно лыс и возраст его приближался к семидесяти, Сухомлинов был охоч до дорогостоящих удовольствий. Жена его, которая была на тридцать пять лет моложе, закатывала грандиозные приемы, одевалась в Париже и отдыхала на Ривьере, предоставляя мужу выкручиваться, чтобы оплачивать ее счета. Поскольку командировочные суммы зависели от расстояния, Сухомлинов часто отправлялся в инспекторские поездки во Владивосток, всякий раз покрывая в оба конца расстояние в девять с лишним тысяч верст. Но, прибыв в пункт назначения, военный министр, как заметили офицеры-дальневосточники, не очень-то любил выходить из своего вагона.
Сухомлинов был всеобщим посмешищем. Встретив его однажды, дочь британского посла так охарактеризовала его: "Это типичный салонный вояка, раздушенный, напомаженный, с золотыми браслетами на белых руках". Сазонов, коллега по министерству, писал о нем: "Несмотря на свой почтенный возраст, Сухомлинов отличался юношеской беспечностью и жаждою удовольствий. Он наслаждался жизнью и тяготился трудом... Заставить его работать было очень трудно, но добиться от него правды было почти невозможно". И тем не менее, помимо добывания средств на содержание жены, в обязанности Сухомлинова входила организация и оснащение русской армии, В прошлом кавалерийский офицер, в 1879 году во время турецкой войны награжденный Георгиевским крестом, он признавал лишь одну тактику - сабельная атака для кавалерии и штыковая - для пехоты. Современные же виды вооружений - пулеметы и скорострельная артиллерия - по его мнению, были не к лицу храбрым бойцам. В результате русская армия вступила в войну, имея вдвое меньше полевых орудий, чем германская. Если на русскую дивизию приходилось всего семь батарей, то на германскую - четырнадцать. В русской армии имелось всего 60 тяжелых батарей, в немецкой же 381 батарея. Генерал Н.Н.Головин, служивший под его началом, впоследствии писал: "Окончивший в 70-х годах прошлого столетия Академию Генерального Штаба, Сухомлинов позволял предполагать в себе сочетание высшего образования и боевого опыта... Невежественность генерала Сухомлинова сочеталась с поразительным легкомыслием. Эти два недостатка позволяли ему удивительно спокойно относиться к сложнейшим вопросам организации военной мощи. У непонимающих всю сложность современного военного дела людей создавалось ложное впечатление, что Сухомлинов быстро разбирается в деле и очень решителен".
К сожалению, такое же впечатление он производил и на царя. Как и многие другие прохвосты, Сухомлинов умел быть невероятно обаятельным и угодливым императору. Не в пример другим министрам, он составлял немногословные доклады, в которых не было никаких неприятных фактов. Зная любовь государя к армии, он постоянно твердил, что боевой дух войск высок, а снаряжение великолепно. Когда же приходилось докладывать царю лично, Сухомлинов перемежал слова доклада с разными забавными историями, которых он знал великое множество. При дворе у него было прозвище "генерал Отлетаев", полученное им за прыткость и угодливость. Все эти качества импонировали, и, при виде проходящих перед государем безукоризненным строем гвардейских полков, ему и в голову не могло придти, что русская армия не подготовлена к войне.
Сухомлинов был придворным, для которого высокий чин являлся способом получения средств жить на широкую ногу. Главный его соперник, главнокомандующий русской армии, великий князь Николай Николаевич, был внуком императора Николая I. Обладавший значительным состоянием, принадлежавшим к императорской фамилии великий князь был всецело предан военной службе. Пятидесятисемилетний генералиссимус обладал внушительной внешностью. Саженного роста, худощавый, с пронзительным взглядом голубых глаз, с коротко подстриженной остроконечной бородкой, шашкой на боку, он походил на древнего витязя. По словам Палеолога, он был самым любимым генералом в армии, образцом не только старого служаки, но и славянина: "Вся его фигура выражает суровую энергию. Его решительные и произносимые с ударением слова, блеск его глаз, его нервные движения, его строгий, сжатый рот, его гигантский рост олицетворяют в нем величавую и увлекательную смелость".
Солдаты смотрели на великого князя с благоговением и страхом. "Солдаты русской армии, недавние крестьяне, - писал Нокс, - видели в нем богатыря, защитника Святой Руси... Они понимали, что хотя генералиссимус очень строг и требователен, к рядовому бойцу он не более требователен, чем к самому себе".
Вполне естественно, и главнокомандующий, и военный министр презирали друг друга. Настолько серьезно относился к своим обязанностям великий князь, настолько легкомысленно исполнял их Сухомлинов. В 1908 году, когда в Думе зазвучали голоса протеста против занятия высших постов в вооруженных силах членами императорской фамилии, Николай Николаевич отошел от активного участия в армейских делах. Перед Сухомлиновым, в 1909 году назначенным военным министром, открылось широкое поле деятельности. Он решил, с началом военных действий, занять более престижный пост верховного главнокомандующего. Но, к огорчению военного министра, царь, которого отговорили от намерения лично возглавить армию, назначил главнокомандующим своего дядю. И с той поры завистливый военный министр и словами и делами старался подорвать престиж великого князя. Однажды Сухомлинову направили несколько депеш с просьбой прислать снарядов. Но тот отказался отдать приказ об отправке на фронт боеприпасов. Когда командующий артиллерией со слезами на глазах стал сетовать, что из-за нехватки снарядов России придется пойти с немцами на мировую, Сухомлинов послал его ко всем чертям и велел заткнуться.
Как в Берлине, так и в Париже военные планы разрабатывались с учетом размеров и неповоротливости русского колосса. Понимая, что из-за малой пропускной способности железных дорог царю не удасться мобилизовать многомиллионную армию в сжатые сроки, германский генштаб рассчитывал разделаться с Францией в те недели, которые понадобятся неповоротливому гиганту, чтобы расшевелиться. "Мы намерены в течении шести недель после начала военных действий разбить Францию окончательно или, во всяком случае, настолько, чтобы суметь направить свои основные силы на восток", заявил своему издерганному австрийскому коллеге генерал фон Мольтке, начальник германского генерального штаба в мае 1914 года. Кайзер выразился грубее: "Завтрак в Париже, обед в Петербурге".
Предвидя неизбежное нападение, французские генералы и дипломаты в течение двадцати лет предпринимали всяческие усилия, чтобы, в случае войны, русские как можно раньше начали военные действия. С целью ускорить мобилизацию русской армии, французы предоставляли России огромные займы, правда, при условии, что средства пойдут на строительство железных дорог, ведущих к германской границе. И все-таки число солдат на фронте спустя 15 дней после мобилизации составило лишь малую часть общего количества мобилизованных. Однако французы настаивали на том, чтобы русские немедленно начали выступление теми силами, какими они располагали, а в распоряжении русского командования было около семисот тысяч человек. Дальнейшее промедление означало бы для Франции катастрофу.
Первые несколько недель все шло точно по плану, разработанному немцами. В жаркие августовские дни, все сметая на своем пути в Бельгию и Северную Францию вторгся цвет кайзеровской армии - миллион солдат в серо-зеленых мундирах. 2 сентября, меньше чем месяц спустя, усталые передовые части германской армии остановились менее чем в пятидесяти километрах севернее Парижа. Еще бросок, и они на Елисейских полях. С первого дня войны французский посол постоянно поторапливал русских. Бомбардируемый градом депеш из Парижа, Палеолог носился из одного министерства в другое. Он просил, умолял, требовал действовать живее. 5 августа, принятый императором французский посол заявил: "Французской армии придется выдержать ужасающий натиск двадцати пяти германских корпусов. Поэтому я умаляю Ваше Величество предписать Вашим войскам перейти в немедленное наступление - иначе французская армия рискует быть раздавленной!". В ответ император протягивает к Палеологу обе руки и с волнением произносит: "Господин посол, позвольте мне в вашем лице обнять мою дорогую и славную Францию... Как только закончится мобилизация, я дам приказ идти вперед. Мои войска рвутся в бой. Наступление будет вестись со всею возможною силою. Вы ведь знаете, что великий князь Николай Николаевич обладает необычайной энергией".
В тот же день Палеолога принял и великий князь: "Главнокомандующий принимает меня в простом кабинете, где все столы покрыты разложенными картами. Он идет ко мне навстречу быстрым и решительными шагами..." Господь и Жанна д'Арк с нами!" - воскликнул он. - Мы победим". "Через сколько дней, ваше высочество, вы перейдете в наступление?" - спросил Палеолог. "Может быть, я даже не буду ждать того, чтобы было окончательно окончено сосредоточение войск. Как только я почувствую себя достаточно сильным, я начну нападение. Это случится, вероятно, 14 августа". После этого, с силой пожимая мне руки, он проводил меня до двери: "А теперь, воскликнул он, - на милость Божью", - вспоминал посол.
Великий князь сдержал слово. Протяженность фронта, которым он командовал, составляла свыше 900 километров. На севере, в Прибалтийском крае, проходила граница с Восточной Пруссией. Оттуда линия фронта шла на юг и запад вдоль западной границы Царства Польского, образуя при этом гигантский выступ. Затем поворачивала на восток, к границе с Украиной. В Галиции на южном участке этой линии, сосредоточивалась миллионная австро-венгерская армия. Западнее Варшавы, откуда до Берлина было ближе всего, русские не могли наступать из-за большой протяженности южного и северного флангов. Поэтому удар было решено нанести на севере, в Восточной Пруссии.
Для выполнения операции были выбраны две армии. 1-й армии, численностью в 200 000 человек, которой командовал генерал Ренненкампф, была поставлена задача идти на юго-запад вдоль побережья Балтийского моря. 2-ой армии, под командованием генерала Самсонова, в которой насчитывалось 170 000 человек, предстояло наступать в северном направлении со стороны польской границы. Армии Ренненкампфа следовало начать наступление первой, отвлекая на себя основные силы противника в Восточной Пруссии. Двое суток спустя, когда немецкие войска ввяжутся в бой, по ним должен был ударить Самсонов, двигавшийся в сторону Балтийского моря через тылы германских частей, сражавшихся против армии Ренненкампфа. Каждая из обеих русских армий числом превышала немецкие войска. Если бы стратегический план великого князя удался, то немцы оказались бы зажатыми русскими армиями словно двумя жерновами, и тогда, форсировав Вислу, русские войска вышли бы к Данцигу. А оттуда открылся бы путь на Берлин, до которого оставалось менее 240 километров.
Из-за спешки наступление русских войск было плохо подготовленно. Великий князь Николай Николаевич выехал в ставку лишь в полночь 13 августа. Пропуская воинские эшелоны, направлявшиеся на фронт, на место он добрался только утром 16-го августа, пятьдесят семь часов спустя. Генерал Самсонов был астматик и в это время с женой отдыхал на Кавказе. В штаб армии прибыл 16 августа, когда его войска начали движение в сторону границы. Генерал Ренненкампф, сам лихой рубака, еще 12-го августа отправил своих казаков в рейд по неприятельской территории. Два дня спустя на лужайке в Петергофе уже стоял захваченный в одной из таких дерзких вылазок немецкий пулемет, который с интересом изучали царь и наследник. 17 августа 1-ая русская армия перешла государственную границу и, смяв пограничный заслон, стала продвигаться в глубь рейха. В первых боях Ренненкампф применял тактику столетней давности; он посылал гвардейскую кавалерию под огонь германских пушек. В результате в первые же дни наступления погиб цвет гвардии.
Хотя германский генеральный штаб предвидел русское вторжение в Восточную Пруссию, при известии о том, что русские казаки топчут богатые нивы прусских юнкеров, берлинцев обуял ужас. Не обращая внимания на движущуюся с юга 2-ю армию Самсонова, немецкие войска 20 августа контратаковали армию Ренненкампфа. Русская артиллерия, выпускавшая по 440 снарядов в сутки, действовала успешно и нанесла германцам большой урон. Германский генеральный штаб, охваченный паникой, послал на фронт двух новых генералов. 22 августа в один и тот же поезд, направлявшийся в Восточную Пруссию, сели Пауль Гиденбург и Эрих Людендорф. Этому грозному дуэту будет суждено сыграть ключевую роль в продолжение всех четырех лет войны.
Пока Ренненкампф, отказавшись от преследования немцев, отдыхал после победы, армия Самсонова с трудом преодолевала бездорожье к северу от польской границы. Людям приходилось форсировать множество речек, идти по болотам. Население было малочисленным, дороги никуда не годились, железные дороги отсутствовали. Лишь изредка попадались фермы, солдатам приходилось питаться только тем, что везли в обозах. Накануне сражения некоторые подразделения пять дней получали лишь часть хлебного рациона.
И все-таки армия Самсонова продвигалась вперед. Солдаты, в основном бывшие крестьяне, с живым любопытством разглядывали прусские городки. Войдя в Алленштейн, солдаты 23-го корпуса радостно закричали "ура!" Они решили, что достигли предместья Берлина. Сам командующий был настроен не столь оптимистически. По цепочке, начинавшейся в Париже, через Палеолога, великого князя Николая Николаевича и командующего Северо-Западным фронтом, Самсонов получал настойчивые требования ускорить наступление. "Продвигаемся согласно плану без остановки, проходя по песку по двадцать верст в сутки. Быстрее идти не могу", - отвечал он. Он умолчал, что солдаты без провианта, лошади без фуража, обозы отстали, артиллерия застряла в трясине.
24 августа, день спустя после их прибытия в Восточную Пруссию, Гинденбург и Людендорф решили начать рискованную игру. Оставив для прикрытия всего две бригады [(В действительности были оставлены две пехотных и одна кавалерийская дивизии (Д.В.Вержковский и В.Ф.Ляхов. Первая мировая война 1914-1918 гг. М., Воениздат, 1964, с.68))], противостоящие армии Ренненкампфа, прохлаждавшейся уже пять суток, они погрузили в эшелоны всех остальных солдат, направив их навстречу Самсонову. К 25 августа переброска была закончена. Ренненкампф так и не возобновил наступление, и армия Самсонова оказалась лицом к лицу с многочисленным противником, в довершение всего, превосходившим его по количеству орудий. Доложив генералу Жилинскому, командующему Северо-Западным фронтом, о тяжелой обстановке, в какой оказалась его армия, Самсонов получил грубый ответ: "Видеть противника там, где его нет - это трусость. Я не позволю генералу Самсонову праздновать труса. Настаиваю, чтобы он продолжал наступать".
За четыре дня боев утомленные изнурительными переходами войска Самсонова сделали все, что было в их силах. Однако, окруженные с трех сторон, подвергаемые шквальному артиллерийскому огню, войска 2-й армии потерпели поражение. Самсонов отнесся к этому фаталистически."Сегодня повезло противнику, завтра повезет нам", - заявил он и, отъехав в лесок, застрелился.
Немцы назвали это сражение "битвой под Танненбергом". Это был реванш за поражение тевтонских рыцарей, нанесенное им славянскими войсками в этих же местах в 1410 году. В сражении под Танненбергом потери русских составили 110 000 человек, в том числе 90 000 пленными. Вина за поражение пала на генерала Жилинского, который был смещен, и на Ренненкампфа, который был уволен из действующей армии, а в октябре 1915 года и с военной службы. Великий князь Николай Николаевич, под командованием которого русские войска одерживали в Галиции одну победу за другой, отнесся к известию о поражении под Танненбергом довольно спокойно. В ответ на соболезнования французского военного атташе он сказал: "Мы счастливы принести такие жертвы ради своих союзников". В Петрограде Сазонов сообщил Палеологу: "Армия Самсонова уничтожена. Это все, что я знаю". После некоторого молчания он добавил простым тоном: "Мы должны были принести эту жертву Франции, которая показала себя такой верной союзницей". Поблагодарив русского министра иностранных дел за такую "душевную щедрость", Палеолог [(Этот, по словам предшественника Палеолога, Жоржа Мишо, "напыщенный дурак" заявил: "французы и русские стоят не на одном уровне. Россия одна из самых отсталых стран... Поэтому наши потери будут чувствительнее русских потерь". (М.Палеолог. Царская Россия перед революцией. М.-Пг. 1923, с.76))] тотчас перевел разговор на единственную тему, которая его заботила: опасность вторжения немцев в Париж увеличивалась с каждым часом.
Несмотря на самоубийственную храбрость русских войск и неумелое руководство неподготовленного наступления в Восточной Пруссии, главная его цель была достигнута: немцы сняли часть своих войск с западного фронта. Незначительное проникновение русских армий в Восточную Пруссию наделало в Германии много шума. Беженцы, многие из которых принадлежали знатным родам, вне себя от гнева и отчаяния, обрушились на правительство; кайзер был взбешен, сам фон Мольтке признал, что "все успехи германского наступления на западе будут сведены на нет, если русские войдут в Берлин". 25 августа, решив нанести удар по армии Самсонова, фон Мольтке отказался от первоначального своего намерения не обращать внимание на русских, пока не будет разбита Франция. Сняв с первого фланга западного фронта два армейских корпуса и кавалерийскую дивизию, он перебросил их на восток. К битве под Тенненбергом эти части опоздали, вернуться же назад для участия в сражении на Марне уже не успели. "Возможно, это-то нас и спасло, признавался генерал Дюпон, один из помощников Жоффра. - Такая ошибка, совершенная начальником германского генерального штаба в 1914 году, должно быть, заставила его знаменитого дядю перевернуться в гробу".
Как и предвидели французские генералы, спасение Франции заключалось в том, чтобы расшевелить русского великана. А чем это кончится для русских победой или поражением - не имело для французов значения, главное помешать немцам продвигаться к Парижу. С этой точки зрения русские, которые гибли в лесах Восточной Пруссии, в той же мере способствовали союзническому делу, как и французы, умиравшие на берегах Марны.
21. СТАВКА
Когда началась война, первым порывом императора было принять на себя командование армией по примеру древних царей, которые вели войско на супостата. Но министры принялись отговаривать царя от такого решения, убеждая его не рисковать своей репутацией как монарха, тем более, что, по словам Сазонова, "надо быть готовым к тому, что мы будем отступать в течение первых недель".