Мей Лев Александрович. Ньюкомы, жизнеописание одной весьма почтенной семьи, составленное Артуром Пенденнисом, эсквайром (книга 2)

миссис Бут, у которой сегодня после полудня тоже завтрак.
Итак, мисс Ньюком умчалась к своим банкетам и бездельникам,
пустозвонам, пустомелям, притворам и повесам, а милое и спокойное личико
Лоры глядело ей вслед. У миссис Бут состоялся грандиозный завтрак. Мы прочли
в газетах список именитых гостей, среди коих были его королевское высочество
герцог Такой-то с супругой, некий германский принц, индийский набоб и прочие
и прочие; среди маркизов значился Фаринтош, среди лордов - Хайгет;
присутствовали также леди Клара Ньюком и мисс Ньюком, каковая, как сообщил
наш знакомец, капитан Крэкторп, выглядела просто сногсшибательно и была
чертовски весела.
- Его императорское высочество светлейший Фаринтош совершенно без ума
от нее, - рассказывал капитан, - так что нашему бедняге Клайву остается
только пойти да повеситься. Вы обедаете с нами в "Бурде и Закваске"? Народ
соберется отличный. Ах да, совсем забыл, вы же теперь человек женатый! - И с
этими словами капитан скрылся в подъезде гостиницы, близ которой повстречал
его автор сей хроники, предоставив последнему воротиться к своему домашнему
очагу.


^TГлава LI^U
Старый друг

Я бы мог начать настоящую главу, как порой это делает в своих рыцарских
романах один современный автор, с описания ноябрьского дня, падающей листвы,
побуревших лесов, надвигающихся штормов и других примет осени, а также двух
всадников, едущих по романтической горной дороге от... от Ричмондского моста
к "Звезде и Подвязке". Один из всадников молод лицом и носит белокурые усы;
лицо другого опалено чужеземным солнцем, и по тому, как он сидит на своем
могучем скакуне, нетрудно догадаться, что ремесло у него солдатское. Судя по
его виду, он, наверно, не раз бился на Востоке с врагами своей родины. Вот
путники спешиваются у ворот домика на Ричмонд-Хилл, и навстречу им выбегает
господин, который бросается к ним с распростертыми объятьями. Коней отводят
на соседний постоялый двор, но тут я прерываю свое описание, ибо читатель
уже давно признал этих двух всадников. Да, это Клайв, побывавший на Мальте,
в Гибралтаре, в Севилье и Кадиксе, а с ним наш старый и любезный друг,
полковник Ньюком. Его походы окончены, меч висит на стене, и пусть теперь
порох и солнце обжигают тех, кто моложе. Добро пожаловать обратно в Англию,
милейший наш полковник и добрый друг! Как быстро пронеслись годы, что его
здесь не было! В волосах его появилось еще несколько седых прядей. Морщины
вкруг его честных глаз обозначились чуточку резче, а взгляд этих глаз все
такой же решительный и добрый, как в те дни, когда я, почти мальчиком,
впервые его увидел.
Мы немного поговорили о его плаванье, о приятном путешествии через
Испанию, об уютных комнатах, которые Клайв снял для себя и отца, о переменах
в моей собственной жизни и о прочем. Во время нашей беседы сверху донесся
жалобный писк, заставивший мистера Клайва рассмеяться, а полковника
улыбнуться. Мистер Клайв впервые слышал этот тоненький голосок, да ведь эта
свирелька и всего-то лишь шесть недель как звучала на свете. Лора Пенденнис
считает ее звуки самыми мелодичными, самыми привлекательными, веселящими
душу, а порой самыми жалостными и трогательными, какие когда-либо испускал
младенец; это убеждение разделяет, конечно, и миссис Хоуки, доверенная
нянюшка. Супруг Лоры не выказывает подобного восхищения, он, будем
надеяться, держит себя, как подобает отцу и мужчине. Мы не станем описывать
его чувства, поскольку они не имеют прямого отношения к излагаемым событиям.
Несколько позже, уже перед тем, как нам идти к столу, хозяйка спускается в
гостиную, чтобы приветствовать старых друзей мужа.
Здесь я не могу устоять перед искушением и позволяю себе еще одно
отступление, которое, разумеется, не имеет ничего общего с нашей повестью,
однако, сделанное точно и скупо, легко уложится в полстраницы. Ибо вряд ли
есть на свете зрелище более восхитительное, чем вид молодой матери. Если
женщина и раньше была хороша собой, то ее нынешняя чистая радость придает
этой красоте какую-то особую утонченность, граничащую почти со святостью,
покрывает ее ланиты еще более нежным румянцем, а в глазах зажигает неведомое
нам тихое сияние. Я заранее предупреждаю художника, который возьмется
иллюстрировать нашу правдивую историю, чтобы он не посягал на этот образ.
Как бы ни был хорош его рисунок, он никогда полностью меня не удовлетворит.
Даже сэр Чарльз Грандисон, когда он выступил вперед и отвесил мисс
Байрон изящнейший из своих поклонов, даже он, ручаюсь, в своей благородной
грации не мог превзойти полковника Ньюкома, приветствовавшего миссис
Пенденнис. Разумеется, что они, едва увидев друг друга, стали друзьями. Ведь
большинство наших симпатий рождается с первого взгляда. Перед тем, как сойти
к гостю, Лора накинула на плечи одну из присланных им шалей - малиновую с
красными пальмовыми листьями и пестрой каймой. Что касается другой
подаренной им шали, бесценной белой паутинки, точно сотканной руками фей, и
легко проходившей сквозь кольцо, то она, как догадываются дамы, уже была
использована в качестве полога над плетеной колыбелью мистера
Пенденниса-младшего.
Словом, мы все еще больше сдружились; и в течение зимних месяцев, пока
мы обитали в Ричмонде, полковник был постоянным гостем моей жены. Он часто
приходил без Клайва. Его не прельщало светское общество, в котором вращался
молодой человек, и он чувствовал себя куда приятней и уютней у нашего
камелька, нежели на шумных и блистательных приемах. Поскольку Лора была
особой чувствительной и питала слабость к трогательным романам и историям
несчастной любви, то, конечно, они с полковником без конца толковали о
сердечных делах мистера Клайва и вели между собой столь задушевные секретные
беседы, что даже при появлении хозяина дома и отца семейства, человека,
коему в присутствии достопочтенного пастора Портмена миссис Лора поклялась в
любви, послушании и всрм таком прочем, заговорщики смолкали или переводили
разговор на другую тему, не желая посвящать в свои тайны такую неотзывчивую
личность, как я.
Из многочисленных разговоров, которые происходили между полковником и
его сыном с той поры, как они обнялись на Мальте, отец заключил, что
страсть, некогда побежденная нашим другом, завладела им с новой силой.
Безответное чувство сделало его равнодушным ко всему, что некогда привлекало
его или возбуждало его честолюбие. Неудача омрачила его безоблачную
веселость и застлала от него тучами окружающий мир. Он часами просиживал в
своей мастерской, но все, что рисовал, рвал в клочки. Он позабыл дорогу в
свои излюбленные кабачки, а если и появлялся средь старых друзей, то был
молчалив и угрюм. От курения сигар, которое я и сам нисколько не одобряю, он
перешел к еще более непозволительной и вредной привычке; ибо я должен с
грустью сообщить, что он стал курить крепчайший трубочный табак, чему уже
совершенно нет извинения. Наш юноша сильно переменился. В последние
полтора-два года его недуг все усиливался, однако мы предпочли не описывать
в подробностях все стадии этой болезни, отлично сознавая, что читатели (по
крайней мере, мужская их часть) абсолютно равнодушны к чужим переживаниям и
не станут принимать так близко к сердцу любовные муки Клайва, как то делал
его батюшка, который не знал покоя, если у сына болела голова, и готов был
снять с себя сюртук, чтобы согреть ноги своему любимцу.
А тем временем красавица, бывшая предметом этой безнадежной страсти,
воротилась под опеку своей старой мрачной дуэньи, от которой она на время
избавилась. Леди Кью, то ли благодаря каким-то врачебным советам, то ли под
воздействием каких-то ванн, вновь обрела здоровье, встала на ноги и теперь
ковыляла из салона в салон в неукротимой погоне за развлеченьями. Леди
Джулия, кажется, была уволена в отставку, жила в бесславной ссылке в
Брюсселе со своей сестрой и ее злополучным мужем и была совершенно счастлива
в этом неимущем семействе. Теперь мисс Ньюком скрашивала досуг своей
бабушки, и в те поры, когда наш дражайший полковник высадился у родных
берегов, они как раз объезжали с визитами Шотландию, гостя то в одном
имении, то в другом.
Вероятно, полковник и теперь любил своего племянника Барнеа не больше
прежнего, хотя надобно заметить, что со времени возвращения дядюшки из Индии
молодой баронет вел себя с ним на редкость дружелюбно.
- Без сомнения, женитьба пошла ему на пользу; леди Клара, по-моему,
женщина добрая. Да к тому же, - говорил полковник, многозначительно
покачивая своей седой головой, - Том Ньюком из Бунделкундского банка
вызывает к себе уважение, тогда как Том Ньюком из Бенгальской кавалерии не
стоил внимания мистера Барнса. Признаюсь, он очень приветлив и мил, и все
друзья его тоже необычайно любезны. И этот знакомый Клайва - раньше он
звался мистером Белсайзом, а теперь он лорд Хайгет, - на прошлой неделе он
устроил для всего нашего семейства пышный прием, а на Рождество приглашает
нас и Барнса с женой к себе в имение. Гостеприимен, милая моя миссис
Пенденнис, - слов нет! Он встречал вас у Барнса. Когда мы с вами останемся
вдвоем, - продолжал полковник, обернувшись к мужу Лоры, - я расскажу вам, в
каких словах говорила о вашей жене леди Клара. Нет, она добрая, милая
женщина, эта маленькая леди Клара! - Тут лицо Лоры приняло то непреклонное и
строгое выражение, которое появлялось на нем всякий раз, когда речь заходила
о леди Кларе, и наш разговор перешел на другое. Однажды после полудня,
возвращаясь домой на империале лондонского омнибуса, я встретил ехавшего
верхом полковника, который, поздоровавшись со мной, продолжал свой путь в
город. Я нисколько не сомневался, что у него было свиданье с моей супругой,
и дома пожурил ее за этот затянувшийся флирт. -
- Миссис Лора, вы позволяете себе по нескольку раз в неделю принимать
драгунского полковника. Часами сидите наедине с этим шестидесятилетним
юношей, а когда в комнату входит ваш оскорбленный супруг, прерываете
разговор и делаете вид, будто беседуете о погоде или о малютке. Вы прекрасно
знаете, что это так, маленькая лицемерка, не пытайтесь меня обмануть! Что
станут го4 верить в Ричмонде, в Лондоне, - словом, что скажет миссис Гранди
о вашем ужасающем поведении, сударыня?
- Ах, Пен! - говорит моя жена и заставляет меня смолкнуть тем способом,
относительно коего я не склонен особенно распространяться. - Ведь он лучший,
милейший, добрейший из смертных! Я просто не видела таких; тебе надо
непременно вывести его в какой-нибудь своей книге; Право, сэр, мне ужасно
хотелось расцеловать его на прощанье, и тот поцелуй, что вы только что
получили, предназначался ему.
- Так возьмите же его назад, вероломное созданье! - восклицает мистер
Пенденнис; а теперь мы наконец приступаем к изложению обстоятельства,
которое вызвало такое восхищение со стороны миссис Лоры.
Дело в том, что полковник Ньюком собрался с духом и официально попросил
у Барнса руки Этель для своего сына; прибегнув к хитрости, он пригласил
своего племянника Барнса Ньюкома на частное свидание, якобы для обсуждения
дел Бунделкундской банкирской компании.
Но вся эта Бунделкундская банкирская компания сейчас олицетворялась для
полковника в его сыне Клайве. Кабы не Клайв, Томас Ньюком и не помыслил бы о
каких-либо биржевых спекуляциях, даже если бы в ста округах Индии появилось
сто банкирских компаний, дающих по сто процентов на капитал, - ему-то самому
с лихвой хватило бы на все его нужды. Единственным его желанием было
обеспечить мальчику все, что могут подарить деньги. Если бы он строил Клайву
дворец и узнал, что для украшения здания недостает только яйца птицы-рух, он
пошел бы за ним на край света. Видеть, как принц Клайв катит в золоченой
карете рядом со своей принцессой - такова была заветная мечта нашего старого
добряка; свершись это, и он со спокойным сердцем водворился бы на чердаке
принцева замка и там сидел бы и покуривал свои сигары. Так уж устроен мир.
Честолюбивый и сильный жаждет почета и радостей для себя; скромный же и
переживший свои надежды (возможно, и он был прежде честолюбивым и сильным)
мечтает об этом для своих детей. Мне думается, что отец Клайва никогда не
понимал и не разделял его увлечения живописью. Он просто принял его, как
согласился бы с любым другим желанием сына. Но не будучи по натуре поэтом,
он не мог оценить благородства этой профессии и втайне полагал, что сын
унижает себя, занимаясь живописью. "Будь он солдатом, - думал Томас Ньюком
(правда, я сам его отговаривал), или будь он богаче, чем есть, он женился бы
на Этель и не страдал бы так, как страдает, да поможет ему всевышний! Я еще
помню свои сердечные муки, помню, сколько понадобилось лет, чтобы зажили мои
раны".
Итак, размышляя над всеми этими вещами, Томас Ньюком хитро заманил
своего племянника Барнса на обед под предлогом разговоров о делах великой
"Б. Б. К.^o". За десертом, когда стаканы были наполнены, полковник, но своей
доброй старомодной привычке, провозгласил тост, и они выпили за процветание
"Б. Б. К.^o". Барнс выпил за это со всей готовностью своей благородной души.
"Б. Б. К.^o" преуспевала, вела большие дела с банкирским домом "Братья Хобсон
и Ньюком" и имела у них крупный балансовый счет, каковой, как прекрасно знал
сэр Барнс Ньюком, был хорошо обеспечен. Барнс согласен был принять к оплате
любое количество их векселей при условии соответствующих перечислений. Он
готов был вести сколько угодно дел с индийским или любым другим банком, с
любым человеком, христианином или язычником, черным или белым, лишь бы это
шло на пользу банкирскому дому "Братья Хобсон и Ньюком". Он говорил о сем
предмете с лукавой откровенностью. Как деловой человек он, разумеется,
охотно брался за каждое прибыльное дело, а дело "Б. Б. К.^o" безусловно было
прибыльным. Однако материальные соображения, в коих он, как светский
человек, смело признавался, не мешали ему испытывать и более благородные
чувства.
- Я счастлив, от души счастлив, дорогой полковник, - заявляет Барнс, -
что наша фирма и наше имя оказались полезными, как я слышал, при создании
предприятия, в котором участвует один из членов нашей семьи, всеми нами
горячо любимый и уважаемый. - И он пригубил вино и слегка покраснел,
отвешивая поклон своему дядюшке. Оп почувствовал, что в некотором роде
произносит речь, а это чуточку нелепо, когда перед тобой один-единственный
слушатель. Будь здесь большое общество, Барнс и не подумал бы краснеть,
залпом осушил бы стакан, возможно, похлопал бы себя по жилету и взглянул бы
на председателя, то есть на своего дядюшку; ведь он, по-видимому, и впрямь
был уверен, что горячо любит и уважает полковника.
- От всего сердца благодарю вас, Барнс, - сказал полковник. - Людям
всегда лучше жить в дружбе, особенно когда они находятся в таком близком
родстве, как мы с вами.
- Право, это родство делает мне честь! - замечает Барнс с беспредельной
любезностью. Про себя-то он, конечно, считал, что небо подарило ему
определенное превосходство над дядюшкой.
- И еще я очень рад, - продолжал старик, - что вы с моим сыном добрые
друзья.
- Ну конечно, друзья. Странно было бы, если б столь близкие
родственники не были друзьями!
- Вы оказывали ему такое гостеприимство, а леди Клара была так
приветлива с ним: он писал мне про вашу любезность. Хм! А неплохой кларет. И
где только Клайв его достает?
- Вы упомянули про это индиго, полковник, - перебивает его Барнс. -
Наша фирма, конечно, мало этим занималась, однако, я полагаю, что наш кредит
нисколько не хуже, чем у "Джолли и Бейнза", и если...
Но полковник продолжал задумчиво:
- Когда я умру, мальчику достанется приличное состояние.
- Но вы же здоровяк, полковник, ей богу! Совсем еще молоды, и можете
вторично жениться, - возражает племянник с обворожительным видом.
- Нет, я этого никогда не сделаю, - отвечает его собеседник. - Еще
годик-другой, и мне стукнет семьдесят, Барнс.
- У нас в Англии это за старость не считают, сударь мой, какая это
старость! Взять к примеру Титуса, моего соседа по имению, - кстати, когда вы
пожалуете в Ньюком? - так он женился на премиленькой девице из прекрасной
семьи - мисс Бутон, из девонширских Бутонов. А он с виду лет на двадцать вас
старше, поверьте. Так отчего бы вам не последовать его примеру?
- Оттого, что я не хочу жениться и хочу сделать Клайва богатым
человеком. Скажите, Барнс, вам известна нынешняя стоимость наших акций?
- Ну конечно! Правда, несколько теоретически. Впрочем, я, разумеется,
знаю, почем они шли на прошлой неделе, - отвечает Барнс.
- Предположим, я сейчас реализую свои акции. В общей сложности у меня
примерно шестьсот тысяч рупий. Около двухсот тысяч мне осталось от моего
покойного батюшки. Кое-что я с тех пор накопил, а кое-что нажил на этом
предприятии. И если я завтра распродам все акции, я могу выручить шестьдесят
тысяч фунтов.
- Очень приличная сумма, полковник, - замечает Барнс.
- Еще у меня имеется пенсия - тысяча фунтов в год.
- Вы капиталист, любезный мой полковник, кто же этого не знает! -
восклицает сэр Барнс.
- Самому мне нужно не более двухсот фунтов в год, - продолжает
капиталист, глядя в огонь и позвякивая мелочью в кармане. - Ну, а кров и
стол, я надеюсь, мне предоставит сын.
- Э... э... если не сын, то ваш племянник, любезнейший полковник! -
заявляет преисполненный симпатии Барнс, сияя самой сладкой улыбкой.
- Как видите, я могу обеспечить мальчику щедрое содержание, - заключает
Томас Ньюком.
- Вы можете обеспечить ему щедрое содержание сейчас и оставить хорошее
наследство после! - сообщает племянник с такой благородной решимостью, как
будто бы желая сказать: двенадцатью двенадцать - сто сорок четыре, за это
вам ручается сэр Барнс Ньюком, не кто-нибудь!
- Нет, Барнс, еще до моей смерти, - продолжает дядюшка. - Я завтра же
отдам ему все до последнего шиллинга, если только он женится, как мне
хочется.
- Tant mieux pour lui! {Тем лучше для него! (франц.).} - восклицает
племянник, а про себя думает: "Надо, чтоб леди Клара нынче же позвала Клайва
к обеду. Провались он совсем! Терпеть его не могу и всегда не мог. А ведь
повезло же малому!"
- Человек с такими деньгами может выбрать себе жену получше, как
говорят французы, не так ли, Барнс? - замечает полковник, пытливо
вглядываясь в лицо племянника.
Лицо это горит благородным энтузиазмом.
- Какую пожелает! Из лучшего дома, даже титулованную, сударь мой! -
восклицает сэр Барнс.
- Так я хочу, чтобы это была ваша сестра, Барнс, моя милая Этель! -
говорит Томас Ньюком дрожащим голосом, и в глазах его появляется особый
блеск. - Я мечтал об этом давно, пока разговор с вашим покойным батюшкой не
заставил меня отказаться от этой мысли. Ваша сестра была тогда помолвлена с
лордом Кью, и мечты мои были, разумеется, неосуществимы. Бедный мальчик
совсем извелся, только и думает что о ней. А что до нее, то быть не может,
чтобы она была равнодушна к нему. Я уверен, что она ответила бы ему
взаимностью, если бы в семье хоть сколько-нибудь поощряли его ухаживание.
Разве будет когда-нибудь у них обоих больше надежд на счастье? Они молоды,
по сердцу друг другу, можно сказать, почти богаты, и только одна у них обуза
- старый драгун, так ведь он постарается не обременять их собой. Дайте свое
согласие, Барнс, и пусть они соединятся браком. И клянусь, весь остаток дней
своих я буду счастлив и доволен, если стану кормиться от их щедрот.
Пока бедный полковник произносил эту речь, Барнс вполне мог обдумать
свой ответ; и поскольку, выступая в роли летописца, мы берем на себя
смелость воспроизводить не только речи и поступки джентльменов, но равно и
их побуждения, то можем предположить, что ход его мыслей был таков: "Так у
этого щенка, - размышляет Барнс, - будет три или четыре тысячи годового
дохода. Неплохая сумма, черт подери! И дурак же его отец, что отказывается
от таких денег! А может, он шутит? Да нет, он всегда был с придурью, этот
полковник. Хайгет, кажется, здорово в нее влюблен, по крайней мере, он вечно
торчит у нас в доме. Фаринтоша мы пока что не подцепили; еще, может статься,
ни тот ни другой не сделают ей предложения. Бабушка, наверно, и слышать не
захочет о таком мезальянсе, ну конечно же, мезальянсе! А все-таки жаль
упустить четыре тысячи годового дохода, черт возьми!" - Такие, вполне
логичные соображения проносились в голове Барнса Ньюкома, пока его дядюшка
по ту сторону камина держал к нему вышеприведенную искреннюю речь.
- Дорогой полковник, - сказал Барнс, - мой милый любезный полковник!
Надо ли говорить, что ваше предложение настолько же льстит нам, насколько
поражает меня ваше беспримерное великодушие. Я никогда не слышал ничего
подобного - никогда! Если бы я мог руководствоваться своими чувствами, я бы
немедленно и притом, поверьте, из простого восхищения благородством вашей
души, тут же с готовностью произнес бы "да" в ответ на ваше предложение. Но
- увы! - это не в моей власти!
- Так она... помолвлена? - спрашивает полковник, и лицо его становится
таким же растерянным и печальным, какое было у Клайва после разговора с
Этель.
- Нет, не то что бы помолвлена, хотя одна весьма знатная особа и
удостаивает ее необычным вниманием. Но сестра моя в некотором роде ушла из
нашей семьи, а также из-под моего влияния, как главы этой семьи, иначе,
поверьте, я охотнейше использовал бы означенное влияние в ваших интересах.
Ее удочерила наша бабушка, леди Кью; она намеревается, как я слышал, на
известных условиях оставить Этель большую часть своих денег, и, разумеется,
ждет от нее послушания и всего, что полагается в этих случаях. Кстати,
полковник, наш юный soupirant {Вздыхатель (франц.).} знает, что папа
ходатайствует за него?
Полковник ответил отрицательно, и Барнс похвалил дядюшку за такую
предусмотрительность. В интересах юноши (каковые сэр Барнс принимает близко
к сердцу) совершенно не вмешиваться в это дело и не показываться на глаза
леди Кью. Барнс сам этим займется в подходящий момент; полковник может не
сомневаться в его добросовестном и усердном содействии. Тут как раз домой
воротился Клайв, которого Барнс приветствовал самым сердечным образом. Они
здесь с полковником беседовали о денежных делах; благодарствуйте, очень
полезная была беседа. "Не так ли, полковник?" И все трое расстались
наилучшими друзьями.
Раз уж Барнс Ньюком объявил себя верным пособником дядюшки и кузена, не
понятно, почему он не сообщил им, что леди Кью и мисс Этель Ньюком находятся
сейчас в миле от них, в доме ее сиятельства на Куин-стрит, Мэйфэр. Барнс не
назвал кучеру адреса, пока его провожал слуга Клайва, и, лишь выехав на
Бонд-стрит, сказал, куда ехать.
Без сомнения, прибыв в дом леди Кью, он тут же вызвал сестру и сообщил
ей о великодушном предложении нашего добрейшего полковника!
Дело в том, что леди Кью была и в городе и не в городе. Графиня
находилась здесь, проездом, она воротилась из своего путешествия по Северу и
собиралась в новый тур визитов куда-то еще. Даже газеты не были сняты с
жалюзи. Хозяина дома сидела при свече в задней гостиной и тайком попивала
чай. Леди Кьго была здесь без челяди. Верзилы кенари в пудреных париках
демонстрировали свое оперение и голосовые способности только весной. А
сейчас весь двор леди Кью составляли некий отшельник, за штату стерегущий
дома в столице, да еще двое слуг, преданных миледи. В сущности, графини и
впрямь не было в городе. Вот почему, вероятно, Барнс Ньюком и словом не
обмолвился дядюшке о том, что она здесь.


^TГлава LII^U
Фамильные тайны

Склоненная над чайным подносом фигура подняла голову, на вошедшего
устремился недовольный взгляд, и скрипучий голос произнес:
- А, это ты!
- Я принес вам кредитные билеты, сударыня, - сказал Барнс, доставая из
бумажника пачку банкнот. - Я не мог прийти раньше - был занят делами фирмы,
только вырвался.
- Рассказывай! Табачищем от тебя разит, точно от какого-нибудь
рассыльного.
- Была встреча с одним иностранным капиталистом. Они, знаете ли,
сударыня, всегда курят. А я нет, право же!
- Кури себе, коли охота, мне-то что. Тебе все равно ничего от меня не
видать, будешь ты курить или нет. Как здоровье Клары? Уехала она с детьми в
деревню? Ньюком - самое подходящее для нее место.
- Доктор Бэмбери считает, что недели через две ей можно будет ехать. У
мальчика пока немножко...
- Да вздор это! Говорю тебе, ей самой не хочется уезжать, вот она и
заставляет этого дурака Бэмбери давать подобные советы. Говорю тебе, отошли
ты ее в Ньюком: ей нужен воздух.
- Но там чертовски дымят фабричные трубы, дражайшая леди Кью!
- А на Рождество пригласи погостить матушку с твоими младшими братьями
и сестрами. Твое невнимание к ним становится просто неприличным, да-да,
Барнс.
- Ей-богу, сударыня, я как-нибудь сам устрою свои дела, без помощи
вашего сиятельства! - восклицает Барнс, вскакивая с места. - Я не за тем
пришел в такую поздноту, чтобы выслушивать ваши...
- ...благие советы. А я ради них тебя и вызвала. Я только для предлога
написала тебе, чтобы ты принес мне деньги; их мог бы завтра поутру привезти
из конторы Баркинс. Я хочу, чтобы ты отправил Клару с детьми в Ньюком. Им
надо уехать, сэр, с тем я тебя и вызвала, чтобы внушить тебе это. Вы что,
по-прежнему все ссоритесь?
- По-прежнему, - отвечает Барнс, барабаня пальцами по своему цилиндру.
- Да перестань ты барабанить, это действует мне на нервы, я и так