привратник, разумеется, не посмел не впустить столь влиятельную особу.
Маркиз подкатил к крыльцу, и о нем было доложено мисс Этель. Услыхав о
прибытии гостя, девушка побелела как полотно, и моя жена сразу догадалась,
кто именно пожаловал. Леди Анна все еще не покидала своей комнаты. Лора
Пенденнис осталась командовать оравой детей, в окружении которых как раз и
сидели обе наши дамы, когда доложили о прибытии лорда Фаринтоша. Маленькая
Клара непременно хотела следовать за теткой, чуть та встала с места: девочку
с трудом уговорили ненадолго расстаться с ней.
По истечении часа экипаж укатил, и Этель вернулась такая же бледная, с
покрасневшими глазами. Тем временем мисс Кларе подали баранью котлетку, и
она уже не так цеплялась за свою покровительницу. Тетя Этель мелко нарезала
баранью котлетку и, удостоверившись, что девочка принялась за еду, вышла
вместе с подругой в соседнюю комнату - под тем предлогом, разумеется, чтобы
показать ей какую-то картину, или чашку, или обновку для малышки, или
невесть что еще. (Все это лицемерие имеет целью ввести в заблуждение
простодушных служанок, а те притворяются, будто ничего не поняли.) В другой
комнате, прежде чем Этель начала свой рассказ, душечка Лора, уж конечно,
обняла душечку Этель, а та, в свою очередь, ее.
- Вот он и уехал, - говорит наконец душечка Этель.
- Навсегда? Бедняга! - произносит со вздохом душечка Лора. - Он был
очень опечален, Этель?
- Скорее разозлен, - отвечает девушка. - Он, конечно, вправе
чувствовать себя обиженным, однако не должен был так разговаривать со мной.
Под конец он совсем вышел из себя и принялся осыпать меня гневными упреками.
Он держался со мной недостойно и даже забыл все приличия. Вы подумайте, он
позволил себе употребить те слова, которые иногда отпускаете наш Барнс,
когда разъярится. И это со мной-то! Пока не дошло до брани я полна была
жалости к нему и очень ему сочувствовала. А сейчас я больше чем когда-либо
уверена, что поступила правильно.
Тогда душечка Лора потребовала, чтобы ей в подробностях изложили все,
как было; рассказ Этель вкратце сводился к следующему. Глубоко взволнованный
решительным письмом мисс Ньюком, лорд Фаринтош поначалу говорил так, что
растрогал невесту. Он объявил, что в сложившихся обстоятельствах она, по его
мнению, поступила правильно, написав его матери это письмо, и поблагодарил
ее за великодушное предложение освободить его от всех обязательств. Однако в
этом деле... в этой печальной истории с Хайгетом и во всем прочем, что
случилось в семье, Этель нисколько не виновата, и маркиз далек от мысли
возлагать на нее ответственность. Друзья и родные давно убеждали его
жениться, именно по желанию его матери была заключена эта помолвка, и он не
намерен от нее отказываться. За годы светской жизни (порядком его утомившей)
он не встретил ни одной женщины - настоящей леди, - которая бы, понимаете,
Этель, так бы ему нравилась и казалась вполне достойной называться его
супругой.
- Вы ссылались на те раздоры, что меж нами бывали, - продолжал он. -
Да, такое случалось, но, признаться почти всегда по моей вине. Я
воспитывался иначе, чем большинство юношей. Я ли в ответе за то, что
испытывал множество соблазнов, неизвестных другим мужчинам. Судьба даровала
мне высокое место в жизни. Я уверен, что, приняв мой титул, вы украсите его
собой - вы ведь во всем его достойны - и поможете мне стать лучше, чем я был
прежде. Если бы вы знали, какую ужасную ночь я провел после того, как
маменька прочитала мне это письмо, вы б, наверное, пожалели меня, Этель
ей-богу! Одна мысль потерять вас сводит меня с ума. Маменька страшно
перепугалась, увидев мое состояние, да и доктор тоже поверьте. Я не ведал
покоя и терзался душой, покуда не решил приехать сюда и сказать вам, что я
обожаю вас, вас одну, и останусь верен нашему сговору, что бы там ни
случилось. Я докажу вам, что на свете нет человека, который... который любил
бы вас искренней, чем я. - Тут молодой маркиз смолк, охваченный глубоким
волнением, за что, разумеется, его не осудит ни один мужчина, побывавший в
подобной переделке.
Мисс Ньюком тоже была глубоко тронута таким непосредственным излиянием
чувств, и, наверное, в эту минуту глаза ее впервые приняли тот болезненный
вид, который они сохранили еще час спустя.
- Вы так великодушны и добры ко мне, лорд Фаринтош, - сказала она. -
Ваша верность делает мне честь и лишь доказывает благородство и преданность
вашей души. И все же, - только не осуждайте меня за эти слова, - чем больше
я думаю о том, что здесь случилось, о злосчастных последствиях браков по
расчету, о союзе навеки, который день ото дня становится все невыносимее и
кончается разрывом, как у бедной Клары, тем сильнее крепнет мое решение не
совершать рокового шага и не вступать в брак без... без того чувства,
которое должны испытывать друг к другу люди, приносящие брачный обет.
- Без того чувства?! Неужели вы сомневаетесь?! - восклицает почитатель
юной красавицы. - Боже правый, я же вас обожаю! Разве мой приезд сюда не
является тому доказательством?
- Ну а я? - сказала девушка. - Я не впервые задаюсь этим вопросом. Если
он придет, несмотря ни на что, спрашивала я себя, если чувство его не
ослабнет из-за, постигшего нас позора (так оно и вышло, и нам всем надлежит
быть признательными вам за это), не обязана ли я из одной благодарности за
такое проявление честности и доброты посвятить свою жизнь тому, кто принес
мне подобные жертвы? Но ведь первый мой долг перед вами - говорить правду,
лорд Фаринтош. Так вот: никогда бы я не сделала вас счастливым, я знаю, я не
могла бы вам подчиняться, как вы к тому привыкли, не подарила бы вам той
преданности, какой вы вправе ждать от жены. Раньше мне все это казалось
возможным. Теперь - нет! Я знаю, что согласилась быть вашей женой из-за
вашего богатства и громкого титула, а совсем не потому, что вы любите меня и
честны душой, как сейчас это доказали. Я прошу вас простить мой обман.
Вспомните про бедную Клару и ее несчастную участь! Я, конечно, слишком
горда, чтобы пасть так низко, как она, и все же я чувствую себя униженной
при мысли, что позволила уговорить себя сделать первый шаг на этом страшном
пути.
- На каком пути, господи помилуй?! - восклицает ее изумленный искатель.
- "Униженной", говорите? Кто же хочет вас унизить, Этель? По-моему, ни одна
женщина в Англии не почтет себя униженной браком со мной! Покажите мне такую
невесту, к которой бы я не мог посвататься, - даже из королевского рода; мы
и тут не уступим происхождением. Так вы унижены? Вот новость! Ха-ха-ха! Уж
не думаете ли вы, что родословная ваша (я отлично ее знаю), и вообще все
семейство Ньюкомов с этим их брадобреем Эдуарда Исповедника, может
потягаться...
- С вашим? Нет, не думаю. Я с какого-то времени перестала верить этой
басне. Возможно, ее выдумал мой покойный папенька, ведь наши предки были
бедняками.
- Для меня это не секрет, - заметил лорд Фаринтош. - Или вы полагаете,
не нашлось охотниц сообщить мне об этом?
- Но я стыжусь не того, что мы из бедных, - продолжала Этель. - В этом
мы не виноваты, хотя кое-кто из семьи, очевидно, другого мнения, иначе зачем
же они так старались скрыть правду? Один из моих дядей не раз говорил мне,
что прадед наш был простым ткачом в Ньюкоме, только я была тогда еще
ребенком и мне больше нравилось верить красивым сказкам.
- Будто это важно! - восклицает лорд Фаринтош.
- Не важно для вашей супруги, n'est-ce pas? Я тоже никогда не считала
это важным. Я бы и так рассказала вам все, ведь мой долг - ничего не таить
от вас. Вы же избрали себе в жены меня, а не моих предков, и жена ваша
должна перед богом клясться в любви к вам - к вам самому!
- Ну конечно же, ко мне!.. - отвечает молодой человек, не совсем
понимая ход мыслей своей собеседницы. - Я ведь от всего отказался, да-да,
отстал от старых привычек и... всего прочего и, знаете, намерен жить
правильной жизнью: не буду больше ходить к Тэттерсолу и шиллинга не поставлю
на пари, брошу курить, если вам нравится... то есть, если вам не нравится.
Ведь я так люблю вас, Этель, да-да, люблю всей душой, поймите!
- Вы очень добры и великодушны, лорд Фаринтош, - сказала Этель. - Я
сомневаюсь не в вас, а в себе. Ах, до чего же унизительно признаваться в
этом!
- Но чем вы унижены, скажите? - Маркиз попытался взять Этель за руку,
но та ее отдернула.
- Разве, поняв, что не вы, - продолжала она, - а ваш титул, богатство,
знатность прельщали меня и чуть было не стали моей добычей, могу я не
чувствовать унижения, могу не просить бога и вас простить меня? Вспомните,
какие ложные клятвы принуждена была давать бедная Клара и что из этого
вышло. А мы все стояли рядом и слушали ее без содрогания. И даже хвалили ее.
Какому позору и несчастью мы обрекли ее! И как могли мои и ее родители
послать ее на эту Голгофу! Если бы не все мы, ее жизнь была бы счастливой и
безупречной. Пример этой бедняжки перед моими глазами: не бегство ее, нет, -
такого бы со мной не случилось, я знаю, - но ее вечное одиночество, в печали
растраченная молодость, и тяжкая судьба моего брата, и все его дурные
свойства, в сто крат усугубленные этой злосчастной женитьбой, - нет, надо
остановиться, пока не поздно, и взять назад обещание, которое доставило бы
вам только горе, если бы я выполнила его. Я прошу у вас прощения, что
обманула вас, лорд Фаринтош, и стыжусь, что позволила склонить себя на этот
шаг.
- Как! - вскричал молодой маркиз. - Вы хотите сказать, что бросаете
меня? И это после всех моих жертв и доказательств любви, помешавшей мне
расстаться с вами, несмотря... несмотря на этот позор в вашем семействе;
после того, как моя маменька на коленях упрашивала меня расторгнуть эту
помолвку, но я - я не согласился; после того, как вся кофейня Уайта шутила и
смеялась надо мной, а друзья - мои и моей семьи, - готовые за меня в огонь и
воду, увещевали меня и говорили: "Не будь глупцом, Фаринтош, порви эту
помолвку!"; и все же я не отступил, потому что, видит бог, я люблю вас, и
еще потому, что давши слово, я держу его, как положено мужчине и
джентльмену. И теперь вы - вы меня бросаете! Это же позор! Это бесчестье! -
И в глазах Фаринтоша снова заблестели слезы - слезы гнева и возмущения.
- Позорно то, как я вела себя раньше, милорд, - смиренно отвечала
Этель, - и я еще раз прошу у вас за это прощения. А сегодня я лишь сказала
вам правду и терзаюсь душой за ту ложь, вероломную ложь, которую открыла
вам, так жестоко ранив тем ваше благородное сердце.
- Да, это настоящее вероломство!.. - завопил бедный юноша. - Вы
преследуете человека, дурачите его, влюбляете его в себя до безумия, а потом
бросаете! Да как вы можете еще смотреть мне в глаза после этакой дьявольской
измены? Впрочем, вы ведь обошлись точно так же с двумя десятками мужчин, я
знаю. Мне все это говорили, предупреждали меня. Вы завлекаете человека,
влюбляете его в себя, а потом бросаете. Как же я теперь возвращусь в Лондон?
Я же стану посмешищем всей столицы, это я-то - лучший жених Европы и цвет
британской аристократии!
- Клянусь вам, если только вы мне поверите, будучи раз мной обмануты, -
прервала его Этель тем же смиренным тоном, - я никому никогда не скажу, что
это я оставила вас, а не вы отказались от меня. Все произошедшее между нами
сегодня дает вам на это полное право. Пусть решение о нашем разрыве
принадлежит вам, милорд. Поверьте, я сделаю все возможное, чтобы избавить
вас от лишних терзаний. Я уже достаточно причинила вам зла, лорд Фаринтош.
И тут маркиз разразился слезами, воплями, проклятьями, выражавшими
гнев, любовь и досаду, и притом столь бессвязными и неистовыми, что особа, к
которой они относились, не посмела повторить их своей наперснице. Она только
великодушно просила Лору запомнить: если когда-нибудь эта история будет при
ней обсуждаться в обществе, говорить, что помолвку расторгла семья
Фаринтоша, сам же маркиз выказал при этом редкую доброту и благородство.

Он вернулся в Лондон таким взбешенным и так яростно клял своим знакомым
всех Ньюкомов, что многие мужчины догадались об истинной тому причине. Дамы
же в один голос объявили, что эта искусная интриганка, Этель Ньюком,
достойная ученица своей ведьмы-бабки, получила хороший щелчок; чего она
только не делала, чтобы поймать столь завидного жениха - лорда Фаринтоша, но
тем временем она ему надоела, и он порвал с нею, не желая вступать в
подобное родство. Теперь она удалилась от света и живет в Ньюкоме, под
предлогом, будто ей надобно заботиться о детях несчастной леди Клары, а сама
просто сохнет от любви к Фаринтошу, который, как всем известно, полгода
спустя женился на другой.


^TГлава LX,^U
в которой мы пишем письмо полковнику

Полагая, что у ее брата Барнса и без того сейчас довольно забот, Этель
не сочла нужным сообщить ему подробности своего свидания с лордом
Фаринтошем; даже бедная леди Анна не была уведомлена о том, что лишилась
титулованного зятя. И так скоро оба все узнают, думала Этель; и в самом
деле, спустя короткое время новость достигла ушей сэра Барнса Ньюкома,
причем самым неожиданным и досадным образом. Баронет был теперь вынужден
ежедневно видеться со своим стряпчим; и вот на следующий же день после
внезапного появления лорда Фаринтоша сэр Барнс, находясь в Нъюкоме по своим
невеселым делам, узнал от стряпчего, мистера Спирса, что вчера здесь побывал
маркиз Фаринтош, - он провел несколько часов в "Королевском Гербе" и с
вечерним поездом воротился в Лондон. Добавим к этому, что маркиз снял тот
самый номер, где перед тем жил лорд Хайгет; мистер Тэплоу и по сей день
гордится кроватью, на которой оба они спали, и показывает ее как диковинку.
Немало встревоженный этим известием, сэр Барнс возвращался под вечер в
свое печальное жилище, когда почти у ворот парка повстречал другого
вестника. То был железнодорожный сторож, ежедневно доставлявший из Лондона
деловые телеграммы от дядюшки Хобсона. Нынешняя гласила: "_Консоли идут по
такой-то цене. Французская рента по такой-то. Хайгет и Фаринтош забрали
вклады_". Несчастный привратник в ответ на подкрепленные божбой расспросы
хозяина дрожащим голосом призвался, что джентльмен, назвавший себя маркизом
Фаринтошем, давеча проезжал к дому и через час отбыл; а не сказал он про то
барину потому, что оченно они плохо выглядели, как вернулись.
Теперь Этель, конечно, пришлось все открыть баронету, и между братом и
сестрой произошел разговор, во время которого глава всех Ньюкомов изъяснялся
со свойственной ему свободой выражений. Когда хозяин входил в дом, у крыльца
ждал шарабан принцессы де Монконтур; моя жена как раз прощалась с Этель и ее
подопечными, и тут в гостиной внезапно появился сэр Барнс Ньюком.
Бледное лицо баронета и злой взгляд, которым он приветствовал мою
супругу, несколько удивили ее, но отнюдь не побудили продлить свой визит.
Покидая комнату, Лора слышала, как сэр Барнс орал на нянек, приказывая
убрать "всю эту мелюзгу", и разумно предположила, что какие-то новые
неприятности возбудили гнев этого злополучного джентльмена.
На утро посыльный душечки Этель, а именно сынишка привратника, потрусил
на ослике в Розбери к душечке Лоре с одним из тех посланий, какими ежедневно
обменивались наши дамы. В письме говорилось:

"Barnes m'a fait une scene terrible hier {Вчера Барнс устроил мне
ужасную сцену (франц.).}. Пришлось _поговорить с ним начистоту_ и все
рассказать про лорда Ф. Сначала он запретил было принимать вас в доме. Он
считает вас виновной в отставке Ф. и _самым несправедливым образом_ обвинял
меня в том, будто я хочу возвратить бедного К. Н. Я отвечала ему, как _мне
подобает_, и прямо сказала, что покину его дом, если меня будут так _гнусно
оскорблять_ здесь и закроют двери перед моими друзьями. Оп бушевал, кричал,
отпускал свои _обычные грубости_, - словом, был в ужасном состоянии. Потом
утих и попросил прощения. Вечером он возвращается в Лондон с почтовым
поездом. _Разумеется_, душечка Лора, приходите как обычно. Я без вас
несчастна и, как вы понимаете, не могу оставить бедную маму. Малышка Клара
шлет _тысячу поцелуев_ маленькому Арти. Остаюсь всегда любящим другом его
маменьки
Э. Н.

Не хотят ли ваши мужчины пострелять у нас фазанов? Если да, то пусть
его высочество своевременно уведомит об этом Уоррена. Я послала двух фазанов
доброй старушке Мейсон и получила от нее такой милый ответ!"

- Кто эта старушка Мейсон? - спрашивает мистер Пенденнис, не вполне еще
тогда усвоивший историю семьи Ньюкомов.
И Лора рассказала мне (возможно, я слышал это и раньше, но забыл), что
миссис Мейсон - старая няня полковника, живущая на его пенсию; что он, помня
прошлое, не раз навещал ее, и Этель тоже очень к ней привязана. Тут Лора
принялась целовать своего сынишку и была весь вечер необычайно весела, бодра
и жизнерадостна, несмотря на все невзгоды, претерпеваемые ее милыми друзьями
в Ньюкоме.
Когда вы гостите в каком-нибудь поместье, поосмотрительней пользуйтесь
промокательной бумагой. Лучше вообще привозить с собой свой бювар. Если кто
из моих любезных читателей усвоит это нехитрое правило, скольких бед он,
возможно, избегнет и, более того - сколько получит удовольствия, исследуя
листы пропускной бумаги на столе в спальне, где накануне ночевал его
приятель. Вот так однажды я вырезал из бювара кусочек промокашки с
отпечатком надписи, сделанной хорошо мне знакомым и предельно разборчивым
почерком Чарльза Слайбутса: "Мисс Эмили Харрингтон, Джеймс-стрит,
Букингем-Гейт, Лондон", - ясно, как на конверте, врученном адресату. Показав
этот листок многим знакомым, я вложил его в конверт вместе с запиской и
отправил мистеру Слайбутсу, и спустя три месяца он женился на мисс
Харрингтон. В другой раз я обнаружил в клубном бюваре страничку, Не менее
отчетливую, чем та, что сейчас перед вами, благодаря которой любой соклубник
его сиятельства графа Бейракрса мог узнать о плачевном состоянии его дел:
"Любезный Грин, боюсь, что никак не сумею оплатить вексель на восемьсот
пятьдесят шесть фунтов стерлингов, срок которому истекает во втор..." Таким
же образом, задумав однажды написать какую-то записку и взяв с этой целью
бювар в гостиной принцессы де Монконтур в Розбери, я, к великому своему
изумлению, обнаружил неоспоримое доказательство того, что жена моя находится
в тайной переписке с неким джентльменом, обитающим за границей!
"Полковнику Ньюкому, кавалеру ордена Бани третьей степени, Montagne de
la Cour, Брюссель", - прочел я слова, написанные рукой этой молодой женщины;
как раз в ту самую минуту, когда я раскрыл ее преступление, Она вошла в
комнату, и я, обернувшись к ней, спросил:
- О чем это вы писали полковнику Ньюкому, сударыня?
- Просила его прислать мне кружев, - ответила она.
- Для моих ночных колпаков, не так ли, дорогая? Ведь он такой знаток
кружев! Жаль, ты не сказала мне, что пишешь ему, я бы тоже передал ему
поручение. Мне кое-что нужно из Брюсселя. Письмо, что... уже ушло? (Этим
хитрым маневром, как вы догадываетесь, я давал понять, что хотел бы
заглянуть в него.)
- Да... ушло... - говорит Лора. - А что тебе нужно из Брюсселя, Пен?
- Брюссельской капусты, любовь моя. Она там особенно вкусна.
- Ну хочешь, я попрошу его, чтобы он прислал письмо обратно? - с
тревогой вопрошает бедная Лора; она решила, что муж обижен - иначе, к чему
этот иронический тон?
- Нет, дорогая! Ты можешь не требовать этого письма обратно и даже не
пересказывать мне его содержание. Держу пари на сто ярдов кружева для
ночного колпака, - а вам ли не знать, сударыня, что меня трудно околпачить!
- так вот, пари держу, что догадываюсь, о чем ты писала нашему другу под
предлогом покупки кружев.
- Но, право же, он обещал мне прислать их! Леди Рокминстер дала мне на
них двадцать фунтов... - чуть слышно говорит Лора.
- Прикрываясь этой просьбой, ты послала письмо любовного содержания. Ты
хочешь знать, все ли еще Клайв верен прежней страсти. Тебе кажется, что путь
к сердцу душечки Этель открыт. Еще тебе кажется, что миссис Мейсон очень
стареет и дряхлеет, и встреча с ее любимцем была бы...
- Ах, Пен, послушай, неужто ты вскрыл письмо?! - спрашивает Лора. Это
препирательство заканчивается вполне добродушным смехом и еще кое-какими
бессловесными изъявлениями нежности. Нет, мистер Пенденнис не вскрывал
письма, но он знает его автора и тешит себя мыслью, что знает женскую душу
вообще.
- Где вы только набрались подобного опыта, сэр? - осведомляется миссис
Лора. На этот вопрос муж отвечает ей тем же способом, что и прежде.
- И почему бы бедному мальчику не обрести счастья, мой друг? -
продолжает Лора, прижимаясь к мужу. - Я уверена, что Этель любит его. Мне бы
больше хотелось видеть ее женой милого ей славного юноши, нежели
обладательницей множества замков и корон. Представьте себе, что вы женились
бы на мисс Амори, сэр, каким бы черствым светским господином вы сейчас были,
меж тем как...
- ...став покорным рабом хорошей и доброй женщины, я и сам оказался не
так уж плох! - восклицает ее образцовый муж. - Все добрые женщины, как
известно, свахи; а этих двоих ты затеяла поженить с той самой поры, как
впервые увидела их вместе. Итак, сударыня, раз уж я не читал вашего письма к
полковнику (хотя частично и отгадал его содержание), поведайте мне, о чем вы
писали. Уж не сообщили ли вы полковнику о разрыве Этель с Фаринтошем?
Лора призналась, что кое о чем намекнула.
- Чего доброго, ты еще написала, что Этель весьма расположена к Клайву?
- Ах, что ты, мой друг!..
Однако после строгого допроса, Лора, вспыхнув, признается, что
действительно спрашивала полковника, не приедет ли он навестить миссис
Мейсон, которая сильно стареет и очень бы хотела его видеть. Как выяснилось,
Лора уже побывала у этой миссис Мейсон: третьеводни они с мисс Ньюком ездили
к ней в гости; и Лора, заметив, как смотрит Этель на портрет Клайва, висящий
у старушки в гостиной, поняла, что девушка в самом деле очень... и прочее, и
прочее. Словом, письмо отправлено, и миссис Пенденнис с нетерпением ждет
ответа; каждый божий день она обследует почтовую сумку и очень досадует на
то, что нет в ней письма со штемпелем "Брюссель".
Принцесса де Монконтур, очевидно, была полностью посвящена во все
чаяния миссис Лоры.
- Как, неужто и нынче нет письма? Ну что за досада! - восклицает
принцесса: она тоже состояла в заговоре; вскоре в него вступил и Флорак.
- Наши дамы задумали поженить маленького Клайва с прекрасной мисс, -
сообщает мне Флорак.
Обсуждая возможность этого брака, он не скупится на похвалы мисс
Ньюком.
- Я не перестаю восхищаться вашими англичанками, - говорит он любезно.
- Такие свежие, такие прелестные - каждая что розан! И притом так
восхитительно добры! Да, Пенденнис, вам повезло, мошенник вы этакий!
Мистер Пенденнис нисколько этого не отрицает. Ему достался выигрыш в.
двадцать тысяч фунтов, а ведь в этой лотерее порою выпадает кое-что и похуже
пустого билета.


^TГлава LXI,^U
в которой мы знакомимся с новым членом семейства Ньюком

А ответа от полковника Ньюкома не было потому, что пока миссис
Пенденнис писала ему в Брюссель, он успел уже возвратиться в Лондон, куда
его призвали неотложные дела. Я узнал об этом из письма Джорджа Уорингтона.
Он упоминал, что вчера обедал у Бэя с полковником4 каковой, похоже, в
прекрасном настроении, С чего бы? Известие это повергло Лору в полное
замешательство. Может, написать ему, чтобы он востребовал свои письма из
Брюсселя? Конечно, эта молодая особа тут же сыскала бы новый предлог для
письма полковнику, если бы муж строгим тоном не посоветовал ей не
вмешиваться больше в эту историю.
Томас Ньюком отправился навестить брата Хобсона и его супругу - тем
охотнее, возможно, что поссорился со своим племянником сэром Барнсом и желал
доказать, что находится в мире с другой ветвью этого семейства. И упомянутая
нами достойная особа, конечно же, не упустила случая выказать свое
красноречие в рассуждениях о несчастье, только что постигшем сэра Барнса.
Стоит нам оступиться, и уж друзья раззвонят об этом повсюду. Поучения миссис
Ньюком должны были, наверно, потрясать душу. Как, надо полагать, стенала и
рыдала эта оскорбленная добродетель, одетая во власяницу и осыпанная пеплом,
как она собирала вкруг себя своих чад и омывала их слезами, как замкнулась
от гостей, часами совещалась с духовником, досаждала мужу прописными
истинами и изводила весь дом! Кара за суетность и тщеславие, пагубность
неравных браков - сколь неисчерпаема и благодатна была эта тема! Разумеется,
Книга пэров исчезла со стола в гостиной, где обычно лежала раскрытой на
странице "Хайгет, баронет" или "Фаринтош, маркиз", и приютилась в хозяйском
кабинете на верхней полке книжного шкафа, зажатая между Блекстоуновыми
"Комментариями" и "Журналом земледельца". Весть о расторжении помолвки Этель
с Фаринтошем достигла Брайенстоун-сквер и, как вы догадываетесь, получила в
устах миссис Хобсон самое невыгодное для девушки истолкование.
- Некий молодой маркиз, - сокрушенно рассказывала тетка мисс Ньюком, -
юноша, известный своим вольным образом жизни, но весьма богатый и родовитый,
оказался жертвой корыстных планов покойной графини Кью (говорившая не могла
произнести "моей племянницы", это было бы слишком ужасно!). Старуха так
гонялась за маркизом, так преследовала его и откровенно охотилась за ним,
что в конце концов заставила посвататься. Пусть же печальный пример Этель