Мей Лев Александрович. Записки Барри Линдона, эсквайра, писанные им самим

уже на пути к выздоровлению и мне позволяли сидеть в постели; она была так
весела, так милостива и ласкова со мной, что я был на седьмом небе и даже
бедную матушку в то блаженное утро осчастливил приветливым словом и нежным
поцелуем. Я чувствовал себя отлично и уписал целую курицу, а дядюшке,
пришедшему меня проведать, обещал совсем поправиться к тому дню, когда
начнется охота на куропаток, и сопровождать его, как обычно.
Приближалось воскресенье, и у меня были на этот день планы, которые я
твердо намеревался привести в исполнение, несмотря на запреты врача и
матушки, уверявших, что мне ни под каким видом нельзя выходить из дому, так
как свежий воздух меня убьет.
Я лежал, блаженно-умиротворенный, и впервые в жизни слагал стихи.
Привожу их здесь такими, как написал их юный недоросль, со всеми присущими
ему орфографическими ошибками. И хоть эти строки не так изысканны и
безупречны, как "Арделия, драгая, я стражду от любви" или "Чуть солнце
озарило цветущие луга" и другие лирические излияния моего пера, получившие
впоследствии столь широкое признание, однако мне кажется, для скромного
пятнадцатилетнего поэта они написаны весьма изрядно.

Роза флоры

Послание, обращенное юным высокородным
джентльменом к мисс Бр-ди, из замка Бр-ди

У Брейдской башни, средь всех невзрачных
Один завидный мне мил цвиток, -
Есть в замке Брейди красотка леди,
(Но как люблю я - вам невдомек);
Ей имя Нора. Богиня Флора
Дарит ей розу, любви залог.

И молвит Флора: "О леди Нора,
У Брейдской башни цвиточков тьма, -
Семь дев я знаю, но ты, восьмая,
Мужчин в округе свела с ума.
Ирландский остров, на зависть сестрам,
Твою взлилеял красу весьма!

Сравню ль с ЦВиТОЧКОМ? Столь алым щечкам,
Должно быть, роза ссудила свой
Румянец нежный и безмятежный, -
А взор - фиалки синей с лехвой!
И нету спора, что эта Нора
Затмит лилею красой живой!

"Пойдем-ка, Нора, - взывает Флора, -
Туда, где бедный грустит юнец,
То некий местный поэт безвестный,
Но вам известный младой певец;
То Редмонд Барри, с ним, юным, в паре,
Пойти б вам стоило под винец!"
{Перевод А. Голембы.}


В воскресенье, едва матушка ушла в церковь, я кликнул камердинера Фила,
со всей строгостью велел принести мое лучшее платье, в каковое и облачился
(убедившись при этом, что все стало мне за время болезни до смешного коротко
и узко), и, прихватив заветный листок со стихами, понесся во всю прыть в
замок Брейди, мечтая увидеть мою богиню. Воздух был свеж и чист, птицы
звонко распевали в зеленых ветвях, я испытывал давно незнакомую мне радость
и бежал по широкой просеке (дядюшка, конечно, постарался свести весь лес в
своих владениях) вприпрыжку, точно проворный молодой фавн. Сердце мое
отчаянно колотилось, когда я поднимался по заросшим травой ступеням и
распахнул покосившуюся дверь сеней. Господа ушли в церковь, сообщил мне
мистер Скру, дворецкий (с удивлением разглядывая мое осунувшееся лицо и
тощую долговязую фигуру), и с ними шесть барышень.
- И мисс Нора в том числе? - осведомился я.
- Нет, мисс Нора не с ними, - ответил мистер Скру с непроницаемым,
загадочным видом.
- Где же она?
На этот вопрос он ответил - или сделал вид, что ответил, - с обычной
для ирландца уклончивостью, предоставив мне гадать, поехала ли Нора с братом
в Килванген, пристроившись за его седлом, отправилась ли на прогулку с одной
из сестер или лежит в своей комнате больная. А пока я пытался решить этот
вопрос, мистер Скру незаметно скрылся.
Я бросился на задний двор, к конюшням, и здесь увидел драгуна,
насвистывавшего на мотив "Да здравствует английский ростбиф!" и чистившего
скребницей кавалерийского коня.
- Чья это лошадь, малый? - спросил я.
- Какой я тебе малый! - заворчал англичанин. - Это капитапова лошадь,
он тебе покажет малого!
Я не стал задерживаться, дабы намять ему шею, что непременно сделал бы
во всякое другое время, - у меня мелькнуло ужасное подозрение, и я со всех
ног кинулся в сад.
То, что я увидел, почему-то нисколько меня не удивило. По аллее
прогуливалась Нора с капитаном Квином. Негодяй вел Нору под руку, поглаживая
и нежно сжимая ей пальчики, доверчиво прильнувшие к его распроклятой
жилетке. За первой парой, немного отступя, шествовала вторая, - капитан
Килвангенского полка Фэган, по-видимому, усердно волочился за Нориной
сестрицей Майзи.
Вообще-то я не робкого десятка, но это зрелище меня подкосило; колени у
меня дрожали и такая вдруг нашла слабость, что я чуть не рухнул в траву под
дерево, к которому прислонился, и минуты две почти ничего не сознавал;
однако, взяв себя в руки, я шагнул навстречу милой парочке и выхватил из
ножен серебряный кортик, бывший при мне неотлучно, ибо собирался
расправиться с вероломными злодеями, насадив их на клинок, словно двух
голубей. Умолчу о том, какие чувства, помимо гнева, раздирали мою душу,
какое горькое разочарование, какое безрассудное, неистовое отчаяние,
ощущение, будто подо мною проваливается земля; не сомневаюсь, что и ты,
читатель, не раз бывал обманут женским коварством, вспомни же, что ты
чувствовал под тяжестью первого удара.
- О нет, Норилия, - говорил капитан, - (в то время в обычае у
любовников было награждать друг друга выспренними именами из романов), -
клянусь богами, в сердце моем только вы да еще четверо других зажгли
божественный огонь.
- О мужчины, мужчины, все вы таковы, Евгенио! - проворковала Нора
(негодяя звали, кстати, Джон). - Вашу любовь не сравнить с нашей. Мы
подобно... гм... одному растению, о котором я читала, цветем лишь однажды и
умираем!
- Так, значит, вы ни к кому до меня не испытывали сердечной склонности?
- осведомился капитан Квин.
- Ни к кому, кроме тебя, мой Евгенио! Как можешь ты смущать стыдливую
нимфу таким вопросом?
- Голубка моя, Норилия! - просюсюкал он, поднося ее пальцы к губам.
Я хранил на груди пунцовый бант, - Нора как-то подарила его мне,
отколов от лифа, - и я с ним не расставался. И вот, достав из-за пазухи
бант, я швырнул его в лицо капитану и бросился вперед с занесенным клинком,
восклицая:
- Не верьте ей, она обманщица, капитан Квин! Обнажите меч, сэр, и
защищайтесь как мужчина! - С этими словами я подскочил к нему и схватил
негодяя за шиворот, меж тем как Нора оглашала воздух пронзительными воплями.
Услышав их, к нам поспешила Майзи с другим капитаном.
Хоть за время болезни я вытянулся, как сорная трава, и почти достиг
полного своего роста в шесть футов, однако по сравнению с огромным капитаном
казался хрупкой тростинкой, ибо он обладал икрами и плечами, которым
позавидовал бы носильщик портшезов в Бате. Когда я напал на него, он сначала
побагровел, а потом сделался мертвенно-бледен; отпрянув, он схватился за
эфес шпаги, но тут Нора в ужасе повисла на нем с криком:
- Нет, нет, Евгенио! Ради бога, пощадите его, капитан Квин! Ведь он еще
ребенок!
- И заслуживает порки за свою наглость, - отпарировал капитан. - Но
успокойтесь, мисс Брейди, я его пальцем не трону. Вашему любимцу ничто не
угрожает. - Говоря это, он наклонился, поднял ленту, упавшую к Нориным
ногам, подал ей и добавил язвительно: - Когда молодые леди дарят
джентльменам такие сувениры, другим джентльменам остается только убраться
восвояси.
- Господи, Квин! - вскричала девушка. - Да ведь он еще мальчик!
- Не мальчик, а мужчина! - взревел я. - И я докажу это.
- Все равно что ручной попугай или комнатная собачка. Неужто нельзя
подарить кузену несчастный клочок ленты?
- Сколько угодно, мисс, хоть целый аршин! - продолжал язвить капитан.
- Чудовище! - возопила эта славная девушка. - Вот и видно, что папенька
у вас аршинник, вы мерите все на аршин. Но не думайте, что ваша низость
сойдет вам с рук! И ты потерпишь, Редди, чтобы меня оскорбляли?
- Не сомневайтесь, мисс Нора! - вскричал я. - Он за все заплатит
кровью. Это так же верно, как то, что меня зовут Редмонд!
- Я прикажу конюху высечь тебя, мальчишка! - пригрозил капитан, к
которому вернулось самообладание. - А что до вас, мисс, честь имею
кланяться!
Он церемонно снял шляпу и, помахав ею у самых ног, хотел уже
ретироваться, но тут подоспел мой кузен Мик, очевидно, тоже привлеченный
криками Норы.
- Вот так так! Что случилось, Джек Квин? Что здесь происходит? -
спросил Мик. - Я вижу Нору в слезах, дух Редмонда грозится обнаженным мечом,
а вы куда-то спешите?
- Я скажу вам, что здесь происходит, мистер Брейди, - ответствовал
англичанин. - Я сыт по горло вашей мисс Норой и вашими ирландскими
порядками. Я иначе воспитан, сэр!
- Ну, ну, ничего не значит, - добродушно заметил Мик (как выяснилось,
он задолжал Квину много денег), - либо мы вас приучим к ирландским порядкам,
либо у вас переймем английские.
- У нас, англичан, не положено, чтобы дамы заводили себе по двое
обожателей. Вы меня крайне обяжете, мистер Брейди, уплатив должок, а я
отказываюсь от притязаний на эту молодую особу. Если опа предпочитает
школьников, я ей не помеха.
- Полно вам, Квин, вы, кажется, шутить изволите? - спросил Мик.
- Я никогда не был настроен серьезнее, - возразил Квин.
- А тогда берегитесь, сэр, черт возьми! - вскипел Мик. - Бессовестный
обманщик, подлый обольститель! Вы завлекли в сети этого ангела, эту
страдалицу, вы завладели ее сердцем, а теперь намерены ее покинуть? Уж не
думаете ли вы, что некому за нее заступиться? Обнажите вашу шпагу, лакей,
холоп! Или я вырежу из тела ваше подлое сердце.
- Да это форменное убийство! - воскликнул Квин, пятясь назад. - Двое
против одного! Надеюсь, Фэган, вы не допустите, чтобы меня зарезали!
- Вот еще! - сказал Фэган, которого, видимо, забавляла эта сцена. -
Заварили кашу, капитан Квин, сами и расхлебывайте! - И, подойдя ко мне,
шепнул: - Всыпь ему как следует, малыш!
- Раз мистер Квин отказывается от своих притязаний, - возразил я, - мое
дело сторона.
- А я и отказываюсь, - подхватил Квин, все более теряясь.
- Защищайтесь же как мужчина, черт бы вас побрал! - снова взревел Мик.
- Майзи, уведи несчастную жертву! Редмонд и Фэган последят, чтоб это был
честный поединок.
- Да я... дайте мне подумать... я еще сам не решил, - запутался тут
между вами.
- Как осел между двумя вязанками сена, - сухо заметил мистер Фэган. -
Не знает, куда и кинуться.

Глава II,

в которой я выказываю незаурядную отвагу

Во время этих споров кузина Нора поспешила сделать то, что сделала бы
на ее месте всякая молодая особа, а именно - хлопнулась по всем правилам в
обморок. Я пререкался с Миком, что и помешало мне броситься к ней на помощь,
к тому же капитан Фэган (удивительно черствая натура этот Фэган!) удержал
меня, говоря:
- Оставьте молодую леди в покое, мастер Редмонд, тем скорее она
очнется.
Так оно и случилось - вернейшее доказательство того, что Фэган был дока
в житейских делах; с тех пор я не раз видел, как быстро приходят в себя дамы
в подобных обстоятельствах. Квин тоже, конечно, не кинулся ее спасать,
бесчестный хвастунишка воспользовался переполохом, чтобы обратиться в
бегство.
- Кто же из нас вызовет капитана Квина? - спросил я Мика, ибо это было
мое первое дело на поле чести, и я радовался ему, как радовался бы новой
бархатной паре, обшитой позументом. - Кто из нас - я или ты, кузен Мик, -
удостоится чести проучить наглеца англичанина? - Говоря это, я протянул
кузену руку, ибо растаял под впечатлением победы и уже готов был его обнять.
Однако он отверг столь искреннее предложение дружбы.
- Ты, ты, - повторял он, задыхаясь от бешенства, - повесить тебя мало,
негодный мальчишка! Вечно ты не в свое дело суешься! Болван, молокосос, а
туда же лезет! Да как ты посмел завести ссору с человеком, у которого тысяча
пятьсот фунтов годового дохода?
_ Ох! - простонала Нора, лежавшая пластом на каменной скамье. - Я умру!
Я знаю, что умру! Мне уже не подняться с этого места!
- Капитан здесь, никуда он не делся, - шепнул ей Фэган, и Нора, смерив
его негодующим взглядом, вскочила и убежала в дом.
- И что тебе взбрело, ублюдок, волочиться за девушкой из порядочного
дома? - продолжал Мик меня отчитывать.
- Сам ты ублюдок! - вскинулся я. - Посмей еще раз, Мик Брейди, так меня
назвать, и я всажу тебе в горло этот клинок! Вспомни, как ты не справился с
одиннадцатилетним мальчишкой! А теперь я ни в чем тебе не уступаю и, богом
клянусь, так измолочу тебя, как - как всегда колачивал твой младший брат.
Удар пришелся по больному месту, и Мик позеленел от злости.
- Не слишком удачное начало, чтобы понравиться семье невесты, -
примирительно пошутил Фэган.
- Девушка в матери ему годится, - буркнул Мик.
- Годится или не годится, - отрезал я, - но вот что я тебе скажу, Мик
Брейди (и я разразился чудовищным проклятием, которое не стану здесь
повторять): человек, который женится на Норе Брейди, должен сперва убить
меня, - заруби себе на носу!
- Вздор, сударь, - бросил мне Мик, отворотясь, - не убить, а высечь,
хочешь ты сказать. Я поручу это егерю Нику. - С этими словами он удалился.
Тут ко мне подошел капитан Фэган и, ласково взяв за руку, сказал, что я
храбрый малый и что он уважает мою отвагу.
- Но Брейди прав, - продолжал он, - конечно, трудно советовать
человеку, который так далеко зашел в своих чувствах, однако поверьте, я
кое-что повидал в жизни, и, если вы меня послушаете, вам не придется об этом
пожалеть. За Норой Брейди нет ни пенни приданого, да и вы ничуть не богаче.
К тому же вам всего пятнадцать, а ей все двадцать четыре. Лет через десять,
когда вам придет пора жениться, она уже будет старухой. А главное, бедный
мой мальчик, разве вы не видите, как это ни тяжело и больно, что она
бездушная кокетка и так же мало интересуется вами, как и капитаном Квином?
Но какой же влюбленный (да и не только влюбленный, если на то пошло)
станет слушать мудрых советов? Я, по крайней мере, никогда их не слушал. И я
сказал Фэгану, что любит меня Нора или нет, на то ее святая воля, но, прежде
чем на ней жениться, клянусь честью, Квин будет иметь дело со мной!
- Верю, верю, - сказал Фэган, - с вас, пожалуй, станется, мой мальчик.
- Поглядев на меня пристально секунды две, он повернулся и пошел,
насвистывая себе что-то под нос, но прежде чем выйти в старую садовую
калитку, снова на меня оглянулся. Когда он ушел, оставив меня одного, я
бросился на скамью, где только что лежала в притворном обмороке Нора и где
она забыла свой платок, и, зарывшись в него лицом, оросил его обильными
слезами, которых в ту пору моей жизни стыдился до крайности и которых никто
не должен был видеть.
Лента, брошенная мной в лицо капитану Квину, лежала смятая у моих ног,
я сидел много, много часов, глядя на нее, чувствуя себя несчастнейшим
человеком во всей Ирландии. Но до чего же непостоянен мир! Ведь, кажется,
как велики наши печали, а сколь они ничтожны на деле! Нам представляется,
будто мы умираем с горя, а до чего же мы, в сущности, легко забываем! Как же
нам не стыдиться такого непостоянства! И почему у Времени ищем мы утешения!
Но, очевидно, мне, среди многообразных моих испытаний и мытарств, так и не
пришлось напасть на единственно желанную: вот почему через короткое время я
забывал каждое существо, которому поклонялся; доведись мне встретить ту,
единственно желанную, я, надо думать, любил бы ее вечно.
Должно быть, я не один час просидел на садовой скамье, оплакивая себя;
рано поутру явился я в замок Брейди, и только колокольчик, как всегда в три
часа зазвонивший к обеду, вывел меня из задумчивости. Я взял платок и
подобрал с земли ленту. Проходя мимо служб, я заметил, что капитаново седло
по-прежнему висит у дверей конюшни, и увидел его нахала денщика: щеголяя
красным мундиром, он зубоскалил с судомойками и прочей кухонной челядью.
- Англичанин еще здесь, мастер Редмонд! - шепнула мне одна из горничных
(восторженная душа, черноглазая девушка, она прислуживала молодым хозяйкам).
- Он в столовой, с нашей прелестной Девой долины; не давайте себя в обиду,
мастер Редмонд!
Я решительно вошел в столовую и занял свое место в конце стола; мой
друг дворецкий тут же поставил мне прибор.
- Алло, Редди, малыш! - приветствовал меня дядюшка. - Поправился и уже
на ногах? Вот и отлично!
- Сидел бы лучше дома с маменькой, - проворчала тетка.
- Не слушай ее, - вступился за меня дядюшка. - Это она за завтраком
объелась холодной гусятины, и теперь ей свет не мил. Выпей-ка лучше
стаканчик горячительного, миссис Брейди, за здоровье Редмонда!
Видно, от него держали в секрете, что здесь произошло; зато Мик, Улик и
девицы глядели тучей, а у капитана Квина был преглупый вид. Нора, сидевшая с
ним рядом, казалось, вот-вот разревется. Капитан Фэган улыбался, а я
наблюдал всех с каменным лицом. Каждый кусок застревал у меня в горле, но я
и виду не подавал, а когда убрали скатерть, наполнил свой кубок вместе с
другими. Мы выпили, как и положено джентльменам, за Короля и Церковь.
Дядюшка был в наилучшем расположении духа и все время подшучивал над Норой и
капитаном. Шутки его были примерно такого свойства: "Спроси-ка, Нора,
мистера Квина, у кого из вас первого мы будем пировать на свадьбе?" Или:
"Джек Квин, мой мальчик, не ждите чистого бокала для кларета, в замке Брейди
не хватает хрусталя. Возьмите Норин бокал, вино от этого не покажется вам
хуже". Сегодня он был особенно в ударе, - я не мог понять почему. Уж не
состоялось ли примирение между вероломной красоткой и ее вздыхателем, с тех
пор как они вернулись в дом?
Впрочем, я недолго оставался в неведении. В доме дядюшки третью чару
выпивали уже обычно без дам; но на сей раз дядюшка задержал их, невзирая на
протесты Норы, взывавшей:
- Папочка, пожалуйста, дозволь нам уйти!
- Нет, нет, миссис Брейди и прочие дамы, - воскликнул он, - прошу вас!
Я собираюсь провозгласить тост, который мы, к сожалению, слишком редко
слышим в этом доме, и прошу поддержать его как можно дружнее. Итак, пью
здоровье капитана и миссис Джон Квин и желаю им счастья на многие лета!
Поцелуй ее, Джек, шельма ты этакая, у тебя будет не жена, а чистый клад!
- Он уже сегодня заработал... - взвизгнул я, вскакивая с места.
- Придержи язык, болван, придержи язык! - остановил меня Улик, сидевший
рядом. Но я уже ничего не соображал.
- Он уже сегодня заработал оплеуху, ваш капитан Джон Квин! - надрывался
я. - Он уже сегодня съел "труса". Вот как я согласен выпить за его здоровье!
Ваше здоровье, капитан Джон Квин! - И я швырнул ему в лицо полный бокал
кларета. Не знаю, как он это принял, ибо в следующую секунду я уже лежал под
столом, сбитый с ног Уликом, который еще вдобавок дал мне подзатыльника. Я
только смутно слышал визг, суматоху и беготню над головой, так как все мое
внимание было поглощено тумаками, зуботычинами и проклятьями, которыми
продолжал угощать меня Улик.
- Дуралей, - честил он меня, - этакий балбес и дубина, путается у всех
под ногами, нищее отродье (каждый лестный эпитет сопровождался новым
подзатыльником), придержи язык!
Я, разумеется, не сердился на такое обращение, так как Улик всегда
стоял за меня - и постоянно избивал без пощады.
Когда я вылез из-под стола, дам уже не было, и я с удовольствием
увидел, что у капитана Квина, как и у меня, идет носом кровь, у него
вдобавок была рассечена переносица, отчего красота его пострадала
безвозвратно. Улик между тем встряхнулся, сел поудобнее, налил себе бокал и
передал бутылку мне.
- Пей, не жалей, молодой осел, - сказал он, - и чтобы нам больше не
слышать ослиного рева!
- Господи боже, что за свалка, - недоумевал дядюшка. - Уж не горячка ли
опять у малыша?
- Это ваших рук дело, - сумрачно отозвался Мик. - Ваших да тех, кто его
приваживает.
- Не скули, Мик, - остановил его Улик. - Выражайся острожнее, когда
говоришь обо мне и об отце, а то как бы не пришлось поучить тебя вежливости.
- Ты-то и виноват во всем, - не унимался Мик. - Что этому прощелыге
здесь нужно? Моя бы воля, я бы давно его вздул и выгнал.
- Самое милое дело, - отозвался капитан Квин.
- Не советую вам и пробовать, Квин, - пригрозил мой заступник и,
повернувшись к отцу, пояснил: - Дело в том, сэр, что наш молодой повеса
втрескался в Нору; сегодня он застал их с капитаном в саду за нежным
объяснением и теперь жаждет крови!
- Черт возьми, рано же он начинает! - умилился дядя. - Ей-богу, Фэган,
этот мальчик настоящий Брейди, со всеми потрохами.
- А я вот что вам скажу, мистер Брейди, - вскричал Квин, обозлившись, -
меня оскорбили в этом доме! И вообще не нравятся мне здешние порядки! Я
англичанин и человек состоятельный... я... я...
- Если вам нанесли оскорбление, Квин, требуйте сатисфакции, - оборвал
его Улик. - И помните, что нас с малышом здесь двое.
В ответ на что Квин промолчал и стал усердно промывать себе нос.
- Мистер Квин может во всякое время получить удовлетворение, - заявил я
со всем возможным достоинством. - Редмонд Барри, эсквайр, из Барривилля, в
любое время к вашим услугам, сэр!
Услышав это, дядюшка разразился громким смехом (что он делал при всяком
удобном случае), и капитан Фэган, к великому моему огорчению, к нему
присоединился. Повернувшись к Фэгану, я заносчиво попросил его помнить, что
если от моего кузена Улика, который всегда был моим лучшим другом, я и
терпел такое обхождение, то впредь терпеть не намерен; что же касается
других лиц, которые позволят себе в отношении меня малейшее неуважение,
пусть пеняют на себя.
- Мистер Квин, - добавил я, - узнал на собственном опыте, чем это
грозит, и если он считает себя мужчиной, ему известно, где меня искать.
Дядюшка спохватился, что час поздний и матушка, должно быть, обо мне
тревожится.
- Пусть кто-нибудь доставит его домой, - обратился он к сыновьям, - не
то он еще что-нибудь выкинет! На что Улик, переглянувшись с братом, сказал:
- Мы оба едем провожать Квина.
- Мне не страшны никакие бандиты, - возразил Квин с кривой усмешкой, -
мой денщик вооружен, как и я.
- Вы отлично владеете оружием, - сказал Улик, - и никто не сомневается
в вашей храбрости. Тем не менее мы с Миком вас проводим.
- Этак вы и к утру не вернетесь, - возразил дядюшка. - До Килвангена,
поди, миль десять.
- А мы заночуем у Квина. Да и вообще поживем у него с недельку.
- Премного благодарен, - слабым голосом отозвался Квин. - Очень любезно
с вашей стороны.
- Вы без нас соскучитесь, Квин, сами понимаете!
- Ясно, соскучусь, - поддакнул Квин.
- А через недельку, мой мальчик, - продолжал наседать Улик и,
пригнувшись к капитану, что-то зашептал ему на ухо, - мне послышались слова
"свадьба" и "пастор", и я почувствовал, что кровь опять вскипает в моих
жилах.
- Как вам угодно, - промямлил капитан.
Тем временем к крыльцу подвели лошадей, и трое джентльменов ускакали.
Мистер Фэган никуда не уезжал и по дядюшкиной просьбе пошел проводить
меня через старый вырубленный парк. Он высказал предположение, что после
давешнего скандала я вряд ли захочу встретиться с девицами, с чем я
полностью согласился, и мы ушли, ни с кем не простясь.
- Ну и натворили же вы бед, мастер Редмонд, - сказал мне Фэган по
дороге. - Вы считаете себя другом семейства Брейди и, зная, как ваш дядюшка
стеснен в средствах, стараетесь расстроить брак, который принесет его
семейству полторы тысячи годового дохода! Не говоря уж о том, что Квин
обещал выплатить долг в четыре тысячи фунтов, особенно беспокоящий вашего
дядю. Он берет бесприданницу, да еще с наружностью не лучше, чем вон у той
коровы, - ну-ну, не сердитесь, я готов признать ее красавицей, на вкус и
цвет товарищей нет, - девицу, известную тем, что за последние десять лет она
кому только не вешалась на шею и никого не сумела подцепить. И вы, такой же
бедняк, как она, да притом еще пятнадца... ладно-ладно, раз вы настаиваете,
- пусть шестнадцатилетний мальчик, - вы, который должны любить дядюшку, как
родного отца...
- А я и люблю его, - буркнул я.
- ...вот как вы благодарите его за доброту! Разве он не приютил вас,
когда вы остались сиротой, и разве не отдал вам без, всякой арендной платы
ваш превосходный особняк Барривилль? А теперь, чуть дела его пошли в гору и
он может под старость вздохнуть от забот, вы становитесь между ним и его
благополучием! И это вы, который особенно ему обязан! Такая черствость и
неблагодарность поистине противоречат естеству. От юноши вашей отваги я
ожидал больше настоящего мужества.
- Я не боюсь никого на свете, - воскликнул я (сосредоточивая огонь на
последнем доводе и выбивая его из капитановых рук, как мы всегда делаем,
чувствуя превосходство противника). - И не забывайте, что я здесь
пострадавшее лицо. С тех пор как существует мир, не было человека, так
обманутого. Видите вы эту ленту? Шесть месяцев я носил ее на сердце, не
расставался с ней даже во время болезни. Ибо разве Нора не сняла ее с груди
и не отдала мне?! И разве не запечатлела она на моих губах поцелуй и не
назвала меня своим милым, милым Редмондом!
- Да она же практиковалась на вас, - отвечал мистер Фэган с
сардонической усмешкой. - Я знаю женщин, сэр! Подержите женщину под запором,
не пускайте к ней никого, и она заведет роман с трубочистом. В Фермойе я
знавал молодую особу...
- Молодую особу в любовной горячке, - перебил я (на самом деле я
употребил более крепкое выражение). - Попомните мое слово, капитан: к чему
бы это ни привело, клянусь, я буду драться с каждым искателем руки Норы
Брейди, кто бы он ни был. Я схвачусь с ним в церкви, если придется! Либо я