Прежде у Франции было три союзника, сдерживавшие в должных границах колоссальную империю, которой Петр Великий отяготил Европу. Все трое продолжают еще существовать, песча-стные, ослабленные, унылые, но могущие воспринять новую жизнь и даже быть возвращенные к прежней политике творческою рукою в. в-ва.
   Турки. Турки первые заслуживают нашего внимания отчасти вследствие особенно выгодного положения их империи, отчасти вследствие их огромных средств, которыми она располагает. <...> Наш союз с петербургским двором подчинил их на время влиянию Англии. Союз Англии с Россией быстро вернул бы нам их обратно. Поэтому две цели одинаковой важности должны быть преследуемы в Константинополе.
   Первая заключается в том, чтобы протянуть войну турок с русскими до тех пор, пока значительная часть французской армии необходима в Испании и Португалии, сохранить за собою посредничество при заключении договора, который явится следствием событий, и быть в состоянии заставить турок снова взяться за оружие.
   Вторая цель, не менее важная и более трудная, заключается в том, чтобы незаметно склонить Порту уступить в. в-ву Морею и Кандию взамен помощи, которую она получила бы для того, чтобы снова завладеть Малой Татарией и Крымом, более необходимыми для продовольствования Константинополя.
   Шведы. После турок наиболее заинтересованы в сближении с Францией шведы*, столь же храбрые, как и первые оттоманы, более образованные, более просвещенные, руководимые правительством более мудрым, но менее надежные и не слишком покорные, разделенные между собою раздорами, беспокойные, продажные и почти лишенные возможности выйти из их настоящего положения, преисполненного бессилия и упадка. Тем не менее в Швеции существует народ, и потребность иметь свое отечество, в крайнем случае, может породить здесь то же, что религиозный фанатизм часто делает у турок. Никогда еще положение страны не возбуждало больших опасений: потеря Финляндии лишает ее четверти населения и сил. Петербург приобрел обеспеченную границу. Стокгольм же не имеет ее более. Союз Англии с Россией доведет опасность до крайности, и нельзя отрицать, что вывести Швецию из подобного положения и возвратить ей независимость и безопасность является трудным делом даже для Франции. Первый шаг для достижения этого заключается в том, чтобы сплотить народ против России, подавить в сеймах и сенате дух партийности, порожденный гражданскими распрями и постоянно и тщательно поддерживавшийся петербургским кабинетом, и, наконец, упрочить еще мало устойчивую власть нового короля и его намеченного преемника. Здесь следует заметить, что то, что придает нашим переговорам характер нерешительности, а иногда даже направление обратное их действительной цели, это то, что, постоянно имея в виду время, когда Россия станет нашим врагом, мы должны тем не менее уважать в императоре Александре союзника в. в-ва. Это политическое противоречие постоянно вынуждает нас говорить таким языком, который охлаждает доверие правительств, готовых отдаться нам: оно стеспяет все паши дипломатические сношения и лишает их энергичного и открытого характера, который более приличествовал бы министрам величайшего из государей. Это является следствием союза, покоящегося скорее на изменчивых обстоятельствах, чем на постоянных интересах. Следует, в конце концов, придерживаться по отношению к Швеции определенной системы. Но что более всего настоятельно необходимо, так это послать наблюдательного человека, который мог бы в точности ознакомить нас с настроением умов, о политическими воззрениями наследного принца и с средствами, которыми королевство располагает еще. Следует ничем не торопиться на глазах и, так сказать, под пушками русских. Отдаляя еще на некоторое время заключение мира России с Англией и Портой, в. в-во обеспечивает себе возможность покончить с испанским вопросом, прогнать англичан из Португалии и упрочить свое господство на западе и юге Европы. Можно опасаться, что этот великий план совершенно не будет выполнен и что первые успехи сделаются бесполезными, если, в случае внезапного изменения положения дел на севере, в. в-во увидите себя вынужденным направить свои войска в Германию вместо того, чтобы оставить их на некоторое время на испанском полуострове. Но тесные открытые сношения, неожиданно завязанные с Швецией*, могут побудить петербургский двор с одинаковою быстротою покончить свои распри с Турцией и Англией для того, чтобы располагать большими силами для удержания Швеции под своим игом, то поэтому и было бы благоразумно возбудить в шведах надежды и дать им субсидии, упрочить их новое правительство, поддержать озлобление, которое должна возбуждать потеря Финляндии, но при всем том заключить явный союз с этим пошатнувшимся престолом лишь после того, как будет обеспечено спокойствие Испании, и будут приготовлены затруднения для России на севере, востоке и в центре Европы.
   Поляки. Вот третий из старинных союзников Франции против колоссальной русской империи. Еще более испытанный судьбою, чем остальные два, даже уничтоженный на песколько лет, он обязан своим нынешним существованием лишь своей отваге и предусмотрительной мудрости в. в-ва. Польша воскресла в герцогстве Варшавском: армия в 60 тыс. человек, готовая защищать свою независимость, подкрепляется вдобавок 40 тыс. саксонцев. Но следовало бы соединить вместе обе части новой монархии, разделенные прусской Силезией. Повергнутые на благо-воззрение в. в-ва планы осуществления этой великой меры являются истинным завершением новой европейской системы. <...>; Подробности этого плана и средства к его выполнению при помощи оружия были повергнуты на благовоззрения в. в-ва вместе е докладом о предложенной помощи и сношениях, завязанных в русской и австрийской Польше. Бесполезно обременять этим настоящий очерк: я замечу только, что успех этого предприятия навеки упрочил бы здание новой империи и что численность, храбрость, явное превосходство французской армии, еще более бесспорное превосходство того, кто руководит ею, сокровенные желания, готовность, энтузиазм поляков и ничтожество Пруссии со времени Тильзитского мира не позволяют сомневаться в успехе, если венский двор, соединенный с французским священными узами и его действительными интересами, пожелает способствовать его осуществлению. <...>
   Из этого очерка, основанного на. переписке министров в. в-ва, аккредитованных при северных дворах, и на секретных донесениях, полученных министром внешних сношений, видно:
   1. Что наш союз с Россией, несмотря на личный характер императора Александра, следует считать союзом непрочным и близящимся к своему концу;
   2. Что сближение петербургского и лондонского дворов, вызванное различными обстоятельствами, не может быть отдалено на очень долгое время и частью зависит от состава и политики нового английского министерства;
   3. Что на Пруссию, в случае разрыва с Россией, следует смотреть как на врага, так как для Франции не представляет никаких выгод принудить ее примкнуть к своей федеративной системе;
   4. Что Польша и Саксония являются самыми полезными и верными союзниками Франции против России и наиболее заинтересованными в разделе остатков прусской монархии;
   5. Что ничем не следует пренебрегать для привлечения к себе Швеции путем ли субсидий, путем ли брака с принцессой императорской фамилии; но нужно стараться, чтобы эти переговоры велись с крайней осторожностью, чтобы не встревожить Россию и не ускорить ее примирения с Англиею и Портою до окончательного решения испанского и португальского вопросов;
   6. Что следует продолжать начатые в Константинополе переговоры и прикрыть их тою же завесою, как и переговоры, предложенные Швецией, до того мгновения, когда можно будет войска, занятые в настоящее время по ту сторону Пиренеев, направить в Илирию и на север Германии;
   7. Что имеются основательные надежды и средства привлечь Данию и Австрию в союз против России и Англии, но что этот вопрос величайшей важности должен быть обсужден отдельно и после тесного сближения, которое предстоящий брак в. в-ва должен установить между вами и венским двором. План этого союза и его последствия должны быть расширены или изменены в зависимости от образа действий, которые будут предпочтены по отношению к Пруссии и Польше.
   Из донесения французского министра иностранных дел Шампани Наполеону
   16 ноября 1810 г.
   ...Ваше величество желает строго поддерживать мир и континентальную систему. Необходимость выгнать англичан из Испанского полуострова прежде всего занимает ваши мысли и поддерживает бодрость ваших верных войск. До тех пор, пока эта цель не будет достигнута, политика и любовь в. в-ва к своим народам одинаково советуют избегать важных ссор на севере Европы. Действительно, можно надеяться, что Россия не покончит скоро дипломатических переговоров с Турцией. Фанатическое упорство султана и надежды, которые г. Руффин ловко внушил дивану, обеспечивают нам некоторую отсрочку, которой не предвидела русская политика.
   Несмотря на то, партия, которая хочет мира, начинает в Петербурге пользоваться значительным влиянием. Все может из-нениться в один день при этом дворе, исполненном интриг и подкупов. Гр. Румянцев не осмеливается или не хочет опровергать мысль о необходимости заключить мир с турками. Из этого может последовать, по молчаливому соглашению с Англией, которая старается ускорить переговоры в Молдавии, что мир будет заключен в 24 часа и договор подписан на барабане, как в Кайнарджи.
   Тогда Россия введет свои войска в Польшу, расположив их эшелонами от Брода до Минска, может объявить о сближении с Англией, нарушить континентальную систему, открыть Балтийское море английской торговле под предлогом, чтобы поднять курс и кредит своих бумажных денег, и, выражая желание сохранить мир с Францией и вынудить ваше величество или отказаться от намерения принудить лондонский кабинет отказаться от своих тиранских притязаний, или вновь начать войну на Одере и Висле. Ввиду этого предположения, которое рано или поздно должно осуществиться, следует смотреть на важность Пруссии.
   С самого начала новой войны с Россией войска вашего величества перейдут Эльбу и направятся к Берлину, будем ли мы друзьями или врагами Пруссии. Как союзник, какие выгоды может доставить нам прусский король? Тридцать или сорок тысяч войска, плохо к нам расположенного, в которых средства страны едва будут в состоянии содержать, если мы будем относиться к ней, как к дружественной. Если же она будет к нам враждебна, то положение изменится. Вы, уже владея Глогау, Кюстрином и Штеттином, не имеете даже нужды оставлять Париж, чтобы ужас прогнал берлинский двор за Вислу. Вследствие этого одного все средства Бранденбургии, Померании и даже Силезии, поступают в управление французов, которые будут обходиться с ними, как с завоеванной страной, что предоставит нам величайшие выгоды.
   Очень может быть, что прусская армия увеличится несколькими тысячами человек, бедность, грабеж, отчаяние и ненависть к французам доставят русским до 50 тысяч солдат; но саксонцы, поляки, король вестфальский (которого владения не могут быть увеличены, если Франция будет в союзе с Пруссией) усмотрят, что Силезией и Бранденбургом вы можете щедро вознаградить их за все усилия в пользу вашего величества. Они будут надеяться, что ваше великодушие вознаградит их сообразно заслугам, и надежда стереть Пруссию с карты Германии удвоит ревность и жертвы и естественных союзников Франции.
   Из этого беглого изложения оказывается, что союз, предлагаемый берлинским двором, бесполезен во время мира и отяготителен в случае войны с Россией. Пока положение Европы и политика Англии не изменятся, вашему величеству не следует менять ни союзников, ни друзей.
   Но если петербургский кабинет, довольный тем, что вынудит турок уступить ему свои области по сю сторону Дуная, сблизится с лондонским двором, или вследствие такого возможного события вашим войскам придется от Пиренеев перенестись на Вислу, в таком случае, очевидно, выгоды Франции требуют как при-обресть кровь и верность поляков и шведов, насчет России, так надеждою на вознаграждение насчет Пруссии заставит Саксонию, Вестфалию употребить в нашу пользу все свои силы и, быть может, даже Австрию двинуть вспомогательный корпус в верхнюю Силезшо. Рейнский союз, созданный гением вашего величества*, и его тесный союз с венским двором обеспечат границы империи и мир в средней и южной Европе. Между тем петербургский кабинет, давая возможность предполагать в более или менее отдаленном будущем враждебные отношения к Франции, в настоящее время еще поддерживает мирные отношения и союз с вашим величеством. С другой стороны, положение Испании и Португалии еще несколько времени будут занимать мысли и силы ваши. При таком положении дел необходимо с постоянным вниманием следить за всеми движениями северных держав и дать возможность созревать событиям, не ускоряя их хода,
   Нота посла в Париже А. Б. Куракина министру иностранных дел Франции
   Маре
   18/30 апреля 1812 г.
   Господин герцог. <...>
   Мне предписано заявить в. с-ву, что интересы е. в-ва императора, моего государя, требуют, чтобы Пруссия была сохранена как независимое государство и не была связана никакими политическими обязательствами, направленными претив России. В целях обеспечения состояния действительного мира с Францией необходимо, чтобы между нею и Россией находилась какая-либо нейтральная страна, не занятая войсками ни одной из этих двух держав. И поскольку вся политика о. в-ва императора, моего государя, имеет единственной целью установление отношений с Францией на прочной основе, что будет невозможно до тех пор, пока иностранные армии будут находиться в такой близости от границ России, то первым и основным условием каких бы то ни было переговоров может быть только данное по всей форме обязательство полностью эвакуировать прусские владения и все крепости Пруссии независимо от того, когда и на каком основании они были заняты войсками Франции или ее союзников, сократить гарнизон Данцига, эвакуировать шведскую Померанию* и прийти со шведским королем к соглашению, которое могло бы удовлетворить как Францию, так и Швецию. <...>
   Продолжая следовать принципам, принятым императором всероссийским в отношении торговли в его владениях и допуска нейтральных судов в подвластные ему порты, принципам, от которых е. в-во никогда не сможет отказаться, он обязуется вследствие своей приверженности к союзу, заключенному в Тильзите, не вносить никаких изменений в запретительные меры против непосредственной торговли с Англией, принятые в России и строго соблюдаемые до настоящего времени.
   Е. в-во император всероссийский возьмет также на себя по этой конвенции обязательства вступить в переговоры и заключить особое соглашение относительно некоторых изменений в русском таможенном тарифе 1810 г.. которые Франция может пожелать в интересах своей торговли. Наконец, е. в-во согласится также взять на себя обязательства заключить договор об обмене герцогства Ольденбургского на равноценную территорию, которая будет предложена е. в-вом императором и королем; в том же договоре е. и. в-во заявит, что он берет назад протест, который он вынужден был заявить, чтобы зарезервировать за своим домом права на герцогство Ольденбургское.
   Таковы, г-н герцог, основные условия, которые мне было предписано изложить здесь. <...> Не могу не повторить Вам то, что я взял уже на себя смелость заявить е. в. императору, а также Вам, г-н герцог, а именно, что если, к моему глубочайшему сожалению, я получу известия об отъезде графа Лористона из Петербурга, я должен буду немедленно затребовать свои паспорта и также покинуть Париж.
   Князъ Александр КУРАКИН
   Александр I - Наполеону
   Вильно, 7/19 мая 1812 г.
   Государь, брат мой, граф Нарбонн* вручил мне письмо, которое в. в-во поручили ему передать мне. Из него я с удовольствием увидел, что в. в-во помните о Тильзите и Эрфурте. Мои чувства, так же как и моя политика, остались неизменными, и я ничего так не хочу, как избежать войны между нами. Вот уже год, как я единственно с этой целью жертвую всеми военными преимуществами, которые мог бы получить. Это самое убедительное, какое я только могу дать в. в-ву, доказательство того, что я весьма далек от стремления к войне или к завоеваниям, и я так же прошу в. в-во верить, что ни при каких обстоятельствах мои чувства к Вам ни в малейшей степени не изменятся и Вы всегда найдете меня таким же, каким я был в Тильзите и Эрфурте.
   ГОД, ЗАПЕЧАТЛЕННЫЙ КРОВЬЮ...
   Александр I - Наполеону
   Вильно, 13/25 июня 1812 г.
   Государь, брат мой, вчера я узнал, что, несмотря на добросовестность, с которой я выполнял мои обязательства по отношению к в. в-ву, Ваши войска перешли границы России, а только что я получил из Петербурга ноту, в которой граф Лористон, говоря о причине этого нападения, заявляет, что в. в-во считали себя в состоянии войны со мной с того самого момента, как князь Куракин затребовал свои паспорта. Мотивы, которые герцог Бассано привел в обоснование своего отказа выдать ему эти паспорта, отнюдь не могли дать мне основания предположить, что этот демарш когда-либо послужит предлогом для нападения. Действительно, посол князь Куракин, как он сам заявил, никогда не получал повеления действовать подобным образом, и как только мне стало известно о его демарше, я повелел сообщить ему, что совершенно не одобряю его действий, и приказал ему оставаться на своем посту. Если в намерения в. в-ва не входит проливать кровь наших народов из-за недоразумения подобного рода и если Вы согласны вывести свои войска с русской территории, я буду считать, что все происшедшее не имело места, и достижение договоренности между нами будет еще возможно. В противном случае в. в-во вынудите меня видеть в Вас лишь врага, чьи действия ничем не вызваны с моей стороны. От в. в-ва зависит избавить человечество от бедствий новой войны,
   Карл Юхан - Александру I
   Эребру, 21 июня/6 июля 1812 г.
   Государь. Генерал Сухтелен* передал мне Ваше письмо от 13/25 июня. Император Наполеон повел себя сейчас по отношению к России так же, как он поступил в 1805 году против Австрии, а в 1808 году - против Пруссии. Не имея повода для издания манифеста, он напал на их территорию без предварительного объявления войны. Государи Австрии и Пруссии были тогда союзниками в. в-ва; нерешительная политика сделала их союзниками императора Наполеона, который будет мстить в. в-ву, одновременно карая их за измену делу Европы.
   Переход, только что предпринятый императором Наполеоном на Ковно, представляется мне весьма рискованным, поскольку если бы у в. в-ва было под рукой 200 тыс. человек и Вы атаковали неприятеля, а 10-тысячный корпус казаков из Белостока ударил бы ему в тыл, чтобы перехватить обозы, уничтожить резервную артиллерию и зарубить отставших, то я не сомневаюсь, что Вы одержали бы самую блестящую победу. Если же, напротив, войска в. в-ва были рассредоточены и порядок, в котором они были расположены, не позволил им выполнить этот маневр, то мое письмо, должно быть, застанет группировку Ваших армий за Двиной. Это было бы, безусловно, досадно, так как прекрасные провинции, в первую очередь Литва, оказались бы завоеваны, а император Наполеон смог бы легко осуществить свой проект восстановления королевства Польского.
   Мы сожалеем, государь, что не смогли опередить его в столь важном деле; я давно уже говорил об этом с г-ном генералом Сухтелеиом. Но, хотя избрание короля Польши сегодня, по-влди-мому, России и удастся, считаю необходимым настаивать на этом проекте и предложить корону князю Понятовскому*. Могу заверить в. в-во, что, согласно полученным мною сведениям, этот князь отнюдь не отказался от мечты занять трон своего дяди, и я бы жестоко ошибался, если бы но думал, что он рассчитывает на поддержку в. в-ва. Именпо Вам с присущей в. в-ву мудростью надлежит судить, можно ли отколоть польскую армию и, приведя в действие пружины людского тщеславия и национальной гордости, вырвать плодородные польские области из-под влияния императора Наполеона. Достаточно даже временного нашего успеха, чтобы повлиять на поляков, тогда как самые крупные победы Наполеона не будут иметь для них никакой привлекательности, так как все его ненавидят и служат его целям постольку, поскольку фортуна ему благоприятствует.
   В случае, если император Наполеон направится к переправам на Двине, а в. в-во решите защищаться, неожиданно атаковав передовые колонны, лишь только они окажутся на правом берегу, император Наполеон может раскаяться в своей дерзости, особенно если легкоконные иррегулярные части в. в-ва сумеют остаться между Двиной и Неманом, чтобы подбодрить жителей или даже призвать их к оружию по примеру испанцев. В любом случае, государь, если левый фланг Вашей армии при поддержке казаков сможет угрожать правому флангу армии императора Наполеона или даже атаковать его, это помешает последнему перейти Двину.
   С большим нетерпением ожидаю дальнейших известий и прошу в. и. в-во верить, что любая Ваша удача будет горячо приветствоваться королем и мною. Однако и в том случае, государь, если удаленность армий друг от друга приведет к неудачам, в. в-во одним лишь усилием воли с успехом восполните потери. Вы находитесь в глубине своей империи, среди верноподданных, любящих Вас и желающих лишь обеспечить Ваше счастье и славу, тогда как император Наполеон оказался вдали от своих владений, будучи ненавидим всеми народами, которые он подчинил своему игу и которые видят в нем символ разрушения.
   Г-н генерал Сухтелен уведомил меня о приказе*, полученном им от в. и. в-ва. Мир с Англией - это единственное обстоятельство, сдерживающее меня. Как только он будет подписан, начнутся наши боевые операции, и я жду лишь этого мгновения, чтобы привести в исполнение планы, согласованные между в. в-вом и королем.
   Мне не терпится, государь, доказать Вам на деле мое рвение и помочь в. в-ву во всем, что касается Вас лично, Вашей империи и дела Севера.
   С этими чувствами пребываю...
   Карл ЮХАН
   Александр I - английскому принц-регенту Георгу
   Дрисса, 2/14 июля 1812 г. Государь, брат мой!
   <...> Я исчерпал все возможные средства для того, чтобы избавить Россию от ужасов войны; будучи полностью согласен с принципами, изложенными в Вашем письмо и в сообщениях, сделанных по поручению Вашего королевского высочества, я считаю, что спровоцировать войну - значит взять на себя ответственность за бедствия, которые она может повлечь за собой и которые, несомненно, еще больше ухудшат и без того тяжелое положение Европейского континента. Но все мои усилия и скрупулезная верность моим обязательствам по отношению к императору Наполеону оказались безрезультатными; я подвергся нападению с его стороны, а граница России была нарушена без какого бы то ни было предлога. Теперь у меня нет выбора, и мне остается принять единственное решение: обеспечить активную и продолжительную оборону. Невзгоды не пугают больше меня, поскольку ответственность за них не лежит на мне и поскольку все мои усилия были направлены лишь на то, чтобы избавить мое отечество и Европу, Россию и Англию.
   Это последняя и решительная борьба независимости против порабощения, либеральных идей против системы тирании. Наконец, это дело всех еще не покоренных держав. Только величайшие совместные усилия и непоколебимая твердость в их осуществлении обеспечат торжество этого дела. Все требует самого тесного союза между Россией, Англией, Швецией, Испанией, Португалией, Сицилией и Турцией. Все, что будет сделано для этой цели, будет прекрасно, все, что может помешать или задержать ее достижение, станет подлинным злом для общего дела. Позволю себе высказать мое мнение с полной откровенностью. Мне кажется, что нужно поменьше соглашений и формальностей и побольше горячих, благородных чувств, которые позволили бы рассматривать народы, объединившиеся ради защиты своей свободы, как братьев, готовых оказать друг другу взаимную поддержку, в которой они нуждаются, и имеющих перед собой лишь единственную цель - спасение от общего врага. Такова моя точка зрения.
   Эгоизм как отдельных лиц, гак и государств привел к существующему положению. <...>
   АЛЕКСАНДР
   События войны в освещении литовских газет
   Вильно, 28 июня 1812 г.
   День 28-го июня составит эпоху в летописях нашего города. В этот день мы удостоились счастья видеть в стенах нашей столицы императора французов и короля Итальянского, великого Наполеона во главе его непобедимой армии, в рядах которой мы узнали наших единоплеменников, жителей Варшавского герцогства. Едва только русские отступили за Антоколь и Зеленый мост и обыватели заняли караулы на гауптвахте, как немедленно вошли в город первые польские и французские разъезды. Магистрат, знатнейшие жители и большая часть народа с городскими ключами вышли навстречу непобедимой армии. <...>