Страница:
— Так то вы, а то я! — повысил голос Вениамин. — Я умею обращаться с артефактом, я его полностью контролирую!
— Полностью контролируете, вот как… — пробормотал Мартин. — Ладно, поговорим об этом завтра.
Как и в прошлый раз, они с Сотимарой дежурили по очереди. После полуночи на северо-западе вспухло бледное красноватое зарево, оно не исчезало до самого утра, разъедая темно-коричневую небесную твердь. Наверное, там горела еще одна деревня.
Когда подошла его очередь отдыхать, Мартин прикрыл глаза, почти с нетерпением ожидая нового сна про город под желтыми небесами. Интересно. Вообще-то, он ничего не имел против этих снов, если б не остаточная боль. Хотя сегодня боль быстро сошла на нет: он перестал ощущать ее утром, во время рейда в Раюсаны.
— Сотимара, — приподняв голову, окликнул Мартин напарника, — у вас что-нибудь болит?
— Нет. Все прошло. Я же сказал вам об этом.
— Разве сказали?.. — он недоверчиво нахмурился.
— До того, как вы протрезвели, — уточнил фаяниец.
— А-а…
Мартин откинулся на спинку. Отлитая по форме тела выемка не успела исчезнуть; он поворочался, устраиваясь поудобней, и кресло с некоторым запозданием изменило свою топографию. Он сонно усмехнулся. Посмотрим, во что там еще вляпался его двойник…
Ожидания Мартина не оправдались. Приснилась обычная бессистемная чепуха. И у Сотимары то же самое. Видимо, взяв курс на юг, бронекар выбрался из зоны Х-излучения.
Эш с похмелья был нервозно-насторожен, немногословен и до синевы бледен. На вопрос о том, каким образом он «полностью контролирует» артефакт, он театрально рассмеялся и ответил, что всего-навсего соблюдает технику безопасности: не дотрагивается до него обеими руками сразу, не держит его рядом с головой или около открытого огня, и т.п. Этот предмет Зотова получила в подарок от кадмийцев-негуманоидов, они же объяснили ей, как с ним обращаться, чтоб не вышло беды. После гибели Зотовой Вениамину удалось сберечь приобретение. Замолчав, Эш невидящим взглядом уставился на лобовое стекло.
Срезав несколько углов — напрямик сквозь сочно хрустящую под колесами фиолетовую степь, минуя петляющую меж крепостями харвалов пыльную дорогу, туда, где фиолетовая плоскость смыкается с ярко-голубой, — бронекар вырвался из растревоженного тотальной войной Цибена и вторгся на территорию Сулмяны, Речной Страны. Сулмяна, самая большая в Валвэни река с множеством притоков, текла с запада на восток, впадая в Корбрийский океан. За рекой, на юге, простиралась Келма.
— Будем на месте через сутки, если особо не напрягаться, — наметив по карте маршрут, сообщил спутникам Мартин.
— Не надо туда ехать, — заторможенно произнес Эш. — Не надо. Мадина никого не ждет. Мы обойдемся без нее. Давайте не будем разрушать ее женское счастье.
Мартин промолчал: ему уже осточертело втолковывать Вениамину, что не собирается он покушаться на женское счастье Мадины Милаус; его задача — получить от нее информацию об открытиях и находках экспедиции и хотя бы для порядка поинтересоваться, не хочет ли лидонская гражданка вернуться на Лидону. От Эша отскакивало, как от стенки. От нечего делать, глядя на яркий до рези в глазах пейзаж за лобовым стеклом, Мартин начал гадать, что за компромат на антропоэтнолога известен Мадине Милаус? Не зря же он из кожи лезет, чтобы предотвратить их встречу… Какой такой запрещенный товар он продал валвэнийцам: современное оружие? лидонскую валюту? наркотические препараты из экспедиционной аптечки?.. Скоро выяснится.
Изредка Эш начинал, как заведенный, выпрашивать артефакт (Мартин про себя решил, что лучше ему ничего сейчас не давать), либо расписывать, до чего гнусный и безответственный поступок они оба совершат, если нагрянут в Хоромали. Потом опять надолго замолкал, упершись взглядом в одну точку. Мартин предложил ему таблетки от похмелья, но Вениамин с ироническим смешком заявил, что его проблемы несоизмеримо выше такой тривиальной дребедени, как вчерашняя пьянка. Ну что ж, выше так выше. Мартин не настаивал.
Равнина сменила цвет с фиолетового на традиционно зеленый. Стали попадаться группы деревьев, издали похожие на пестрые букеты. Линия горизонта исчезла, теперь на ее месте была туманная дымка, а ниже — влажный блеск. Спустя четверть часа бронекар выехал к Ласе, притоку Сулмяны, и покатил вдоль берега. В прежние времена — до того, как полетел бортовой компьютер, — Мартин перемахнул бы через речку в два счета, но сейчас он не мог втянуть колеса и заставить машину двигаться на магнитной подушке. А потому пришлось переправляться обычным для Валвэни способом: по мосту, заплатив дань сборщикам.
И на Сулмяне, и на ее притоках мостов было великое множество. Раскоряченные каменные монстры, по обе стороны забитые жилыми домами, лавками, трактирами, мастерскими ремесленников. Эти компактные постройки из дочерна обожженного кирпича или белесого ракушечника плотно лепились друг к другу, заслоняя вид на водную гладь. В миниатюрных двориках оседала пыль, поднятая колесами бронекара, который медленно двигался посередине широченного моста, в хвосте каравана из четырех келмацких кибиток, запряженных чиротагами. Вскоре он приотстал: Мартин не хотел давить шныряющую по трассе домашнюю птицу. От чиротагов и кибиток эти создания шарахались, зато махину бронекара игнорировали. Наверное, их птичий мозг решил, что такого просто не может быть.
Перегороженные решетчатыми воротами боковые ответвления уводили к рукотворным островкам, где одиноко возвышались двухэтажные особняки речной знати, возведенные все из того же ракушечника. Их окружали каменные чаши клумб. Вооруженные мечами и секирами охранники глазели на бронекар, но не то чтобы совсем уж оторопело: здесь и раньше появлялись машины из Эгтемеоса.
Речная Страна была первым по значимости и величине товарооборота торговым центром Валвэни. Второй — Ширана, и третий, с недавних пор, Эгтемеос. В Сулмяне пересекались торговые пути со всех концов громадного материка, и водные, и наземные. Сулмянцы кормились за счет бизнеса, своего и чужого, и потому были заинтересованы в мире. Правда, в последнее время здесь тоже наблюдалось брожение. Не война, как в Цибене, а регулярные разборки между политическими группировками, на уровне мелких вооруженных стычек и диверсий. Пожары на складах, продырявленные лодки, ночные убийства. На мосту через Берлань неделю назад кто-то разбросал хулгу — колючие шарики, цветки тропического растения, от запаха которых чиротаги дуреют и становятся неуправляемыми. Движение на двое суток пришлось перекрыть, пока всю хулгу не собрали, в результате образовался затор, а Хозяин Берланьского Моста понес большие убытки. Все это Сотимара разузнал и пересказал Мартину за обедом в трактире на Сулмянском Мосту.
После обеда Мартин застукал Эша на попытке вывести из строя пульт управления. К счастью для броне-кара, Эш не слишком хорошо разбирался в технике: забравшись в кабину раньше своих спутников, которые задержались снаружи, разглядывая увенчанную сине-зеленым стягом резиденцию Хозяина Речной Страны, он насыпал песка в щель зажигания, на большее его познаний не хватило. Мог ведь свинтить панель и как следует поработать молотком, тогда бы Мартин провозился с ремонтом не меньше суток… На борьбу с песком ушло полчаса, так как снабженный микропроцессором пылесос накрылся еще в Эгтемеосе. Мартин свирепо ругался, прочищая специальной щеточкой засоренный механизм, Сотимара с живым интересом прислушивался, пополняя свой словарный запас. Вениамина Мартин запихнул в каюту и запер. Главным образом для того, чтобы не пришибить под горячую руку.
Когда бронекар тронулся, Эш начал отчаянно колотить в дверь.
— Я здесь умру! — донесся его придушенный голос. — Умру, откройте!
В последний раз выругавшись, Мартин затормозил и вышел в коридорчик.
— Ну, в чем дело?
— Выпустите меня! — крикнул Эш. — Иначе я разобью голову о стенку! У меня приступ клаустрофобии!
Повернув в замке ключ, Мартин рывком открыл скользящую дверь. Жаль, что ее нельзя распахнуть пинком… Вениамин стоял посреди крохотной каюты, бледный и встрепанный. Он выглядел совсем больным, у Мартина даже злость прошла.
— Паад, пустите меня в кабину, — попросил он невыразительным голосом. — Я не стану больше ничего ломать, это был минутный импульс. Одно из тех душевных движений, которые для человека вашего сорта недоступны.
— Какого черта? — сквозь зубы спросил Мартин.
— Я не хочу быть предателем по отношению к Мадине. Я обещал ей, что никто ее не потревожит, а теперь веду вас к ней в гости… Не знаю, как у вас, а у меня есть совесть! — он начал запинаться. — Для меня это очень непорядочный поступок, очень… Вы мне не верите?
— Не верю, — подтвердил Мартин. — Эш, я не в курсе, что вы натворили. Подозреваю, что Мадина Милаус охотно об этом расскажет. Но если вы еще раз попробуете сломать мою машину, я вам шею сверну.
— Пустите меня в кабину, — повторил Вениамин, судорожным движением ухватившись за косяк. Видно было, что испугала его не угроза насчет шеи, а предыдущая фраза. Что же он натворил? Мартина все больше разбирало любопытство.
Пора ехать. Он все-таки разрешил Эшу устроиться в кабине. Не из человеколюбивых соображений, а из эгоистических: если неуравновешенный антропоэтнолог взаперти свихнется, то превратится в обузу (вообще-то он и сейчас обуза, но может быть и хуже). И бросить его нельзя — для Мартина это вопрос профессиональной чести. Ладно, пусть сидит рядом. Присутствие Мартина и Сотимары удержит его от новых диверсионных поползновений.
С полчаса бронекар катил мимо полей и огородов, обогнав между делом келмацкий караван из четырех кибиток. Потом впереди показалась Лагва, первый из южных притоков Сулмяны. Лагвинский Мост — сдвоенный: собственно, это два моста рядом, и на всем протяжении их соединяют изящные поперечные мостики. По правой ветке транспорт идет на юг, по левой — на север. Снаружи мельтешили, рискуя попасть под колеса, ребятишки, собаки, попрошайки и лоточники, Мартин опять сбросил скорость.
Мосты Речной Страны — очень древние сооружения. Местное население верит, что они существовали всегда. Неизвестно, кто их построил: потомки первых колонистов в ранний период освоения Кадма или, еще раньше, аборигены-негуманоиды. С берега, а тем более с воздуха они поражали взгляд своим отрешенным тяжеловесным гигантизмом, но стоило ступить на каменную спину моста, и наблюдателя затягивало в торгово-бытовую суету, типичную для всех узловых человеческих поселений, тогда первое впечатление на время отступало.
Миновав ворота, бронекар съехал на укатанную дорогу, пересекающую зону огородов. Впереди блестела в лучах солнца Берлань, усеянная черными оспинками рыбацких лодок. Когда она приблизилась, Мартин понял, что на этот раз переправиться без проблем не выйдет: вот оно, то самое брожение, которое наблюдается в Речной Стране.
На берегу, возле въезда на Берланьский Мост, расположились две группы вооруженных людей. Наемники в разномастных доспехах, сулмянские воины в форменных балахонах, торговая знать в ярких шелковых шароварах и сверкающих кольчугах. Они ждали. А их предводители — средних лет толстяк с умным брезгливым лицом, в лиловых шароварах, и молодой парень заносчивого вида, с надменно искривленными губами, в синих шароварах, — стояли в центре пустого пространства друг напротив друга и что-то выкрикивали. Взаимный обмен оскорблениями, имеющий статус официальных переговоров. За спиной у каждого топтались телохранители с массивными щитами.
На некоторой дистанции сгрудились повозки странников, желающих попасть на ту сторону. Кое с кем поговорив, Сотимара объяснил Мартину, в чем дело: эти двое — прямые наследники Хозяина Берланьского Моста, убитого сегодня ночью. Уступить, понятно, ни один не хочет. Каждого поддерживает примерно равное число сторонников. По законам Речной Страны, пока у моста нет Хозяина, нельзя впускать на него чужестранцев, это чревато бедой. Какой именно бедой, сулмянский свод законов не уточнял.
Слишком много тут народу толчется, чтобы сунуть кому надо взятку и потихоньку переправиться, уныло констатировал Мартин. Придется прокатиться до ближайшего из Малых Берланьских Мостов, он в пятидесяти километрах отсюда, на западе. Правда, нормальной дороги нет, только петляющие среди огородов тропки. Ничего, можно вдоль берега, по кромке…
Караванщик в замызганной куртке с позолоченными нашлепками произнес длинную фразу по-птичьи клокочущим голосом.
— Что он сказал? — пнув камешек, полюбопытствовал Мартин.
— Он призывает богов своего народа засунуть обоих претендентов… — Сотимара запнулся. — Паад, я не могу за ним повторить. Нельзя обращаться к Господу с такими молитвами!
— Ладно, поехали.
Мартин шагнул к машине, нашаривая в кармане ключи, и вдруг остановился, заметив, что антропоэтно-лога рядом нет. Наружу вышли все трое. Опасаясь, что Вениамин опять займется мелким вредительством, Мартин запер кабину. А теперь их осталось двое. Эш сбежал.
Из-за скопища крытых кибиток донесся негодующий вопль. Повернув голову, Мартин увидал верхового чиротага, рванувшего по дороге в сторону Лагвинского Моста. В седле сидел Эш. Сидел вполне профессионально, пригнувшись, как наездники-валвэнийцы. Наверное, ему уже доводилось ездить на чиротагах.
Мартин потянулся за пистолетом с парализующими капсулами. Нет, слишком велика дистанция… Вытащив ключи, он шагнул к машине, прикидывая, как развернуть бронекар, никого не задев, но тут Эш откинулся назад и свалился в дорожную пыль. Из спины у него торчала оперенная стрела. Потерявший седока чиротаг по инерции пробежал еще с десяток метров, потом остановился, в раздумье повертел увенчанной гребнем головой и двинулся объедать ближайший огород.
К Вениамину направилось несколько валвэнийцев. Мартин опередил их. Эш лежал на боку, торчащая стрела не давала ему перевернуться на спину. Его потрепанная спортивная куртка пропиталась кровью, из уголка рта сочилась тонкая темная струйка. Пальцы скрючены, словно их свело судорогой.
— Паад… — мутно глядя, прошептал Эш.
Мартин молча вытащил нож, отсек древко стрелы и осторожно уложил антропоэтнолога на дорогу.
— Эш, вы меня слышите? Постарайтесь не отключаться. Я подгоню машину и перенесу вас в мед отсек.
Плохо, очень плохо… Он разбирался в ранах. Если б медицинская аппаратура находилась в рабочем состоянии, у Вениамина еще были бы шансы выжить, но сейчас их практически нет. Вокруг столпились возбужденные, недружелюбно настроенные валвэнийцы. Где там Сотимара?..
— Паад… — снова позвал Эш. — В прошлой жизни ты был подлецом… И теперь тоже…
Его взгляд затуманился, изо рта потекла кровь. Он попытался приподняться, но вместо этого откинул голову, содрогнулся и замер. Все. Больше ему не понадобится медицинская помощь.
Поднявшись на ноги, Мартин хмуро оглядел валвэнийцев. Кое-кто подался назад, но черноусый мужчина, почти такой же крупный, как сам Мартин, продолжал что-то говорить, брызгая слюной и замысловато жестикулируя. Наконец к ним протиснулся Сотимара.
— Чего он хочет? — кивнув на черноусого, спросил Мартин.
Фаяниец задал вопрос на местном наречии и, выслушав ответ, перевел:
— Это хозяин угнанного чиротага. Он обвиняет нас как сообщников вора.
— Скажите ему, что я — представитель власти, вроде стражника, а Эш — арестант, который хотел от меня сбежать.
Объяснение немного охладило черноусого, однако после небольшой заминки он вновь что-то выкрикнул, гневно раздувая ноздри. Остальные смотрели на Мартина без симпатии, но не вмешивались, и на том спасибо.
— Что еще?
— Он требует, чтобы вы заплатили золотом за порчу ширанийской стрелы. Такие стрелы стоят очень дорого, потому что пробивают любые доспехи и никогда не ломаются.
— Он уверен, что никогда не ломаются? — хмыкнул Мартин, потрогав носком ботинка обломок с окровавленным оперением.
Черноусый продолжал сердито говорить.
— Он сказал, раз вы разрезали эту стрелу ножом, как стебель ипелии, значит, нож у вас заговоренный, и вы должны заплатить.
— Ага, сейчас, — Мартин неуловимо быстрым движением вынул из ножен меч и в упор уставился на черноусого.
Тот вновь что-то сказал.
— Он больше не настаивает, — усмехнувшись, перевел фаяниец. — Если вы так легко сломали стрелу, она была негодная. Когда он в следующий раз будет в Ширане, он потащит к судье торговца, который всучил ему поддельный товар.
Толпа начала рассеиваться, валвэнийцы потянулись обратно к Берланьскому Мосту. Черноусый, топча грядки, отправился ловить своего чиротага. Мартин поднял тело Эша и зашагал к бронекару. На душе было муторно. Фактически Эш погиб из-за него. Спасатель… Сделал, называется, свою работу! Если еще и Мадина Милаус, не обрадовавшись его визиту, что-нибудь в этом роде выкинет… По лбу стекали струйки пота, но руки были заняты. У въезда на мост продолжали выяснять отношения будущие Хозяева, ситуация не сдвинулась ни на йоту.
Положив тело Эша на пол в салоне, Мартин прошел в кабину, где ждал Сотимара, выпил банку теплого пива, не почувствовав вкуса, и включил зажигание.
— Паад, — тихо спросил фаяниец, — что мы будем с ним делать?
— Похороним. Только сначала уберемся отсюда.
Съехав по крутому глинистому склону, бронекар рассек водную гладь, развернулся и двинулся на запад вдоль кромки берега, вздымая тучи брызг. Эта машина воды не боялась.
— Ваши планы не изменились? — несколько раз нерешительно покосившись на спутника, поинтересовался Сотимара.
— Нет. Я обязан переговорить с Мадиной Милаус. Постараюсь поделикатней… — Мартин пожал плечами и опять погрузился в угрюмое молчание.
Впереди вырос Малый Берланьский Мост — бревенчатый, неширокий, свободный от застройки. На берегу теснились беспорядочно расставленные домики из темного кирпича. Ни намека на улицы, словно жители Речной Страны неспособны расположить здания в пространстве упорядоченно вне границ своих Мостов. Может, так оно и было.
За проезд через Малый Мост тоже брали дань, хотя и поменьше, чем на главных мостах. На той стороне начиналась травяная равнина с группами пестрых деревьев и затуманенным горизонтом. Отъехав подальше от Берлани, Мартин и Сотимара похоронили Эша. Перед этим Мартин снял с шеи антропоэтнолога небольшой кожаный мешочек на цепочке, который тот носил под одеждой. В мешочке находился теплый на ощупь костяной предмет размером с фасолину. Еще один Х-объект. Сколько же их у него было?.. Спрятав мешочек в карман, Мартин тщательно обыскал одежду Эша, но больше ничего в этом роде не обнаружил.
ГЛАВА 14
— Полностью контролируете, вот как… — пробормотал Мартин. — Ладно, поговорим об этом завтра.
Как и в прошлый раз, они с Сотимарой дежурили по очереди. После полуночи на северо-западе вспухло бледное красноватое зарево, оно не исчезало до самого утра, разъедая темно-коричневую небесную твердь. Наверное, там горела еще одна деревня.
Когда подошла его очередь отдыхать, Мартин прикрыл глаза, почти с нетерпением ожидая нового сна про город под желтыми небесами. Интересно. Вообще-то, он ничего не имел против этих снов, если б не остаточная боль. Хотя сегодня боль быстро сошла на нет: он перестал ощущать ее утром, во время рейда в Раюсаны.
— Сотимара, — приподняв голову, окликнул Мартин напарника, — у вас что-нибудь болит?
— Нет. Все прошло. Я же сказал вам об этом.
— Разве сказали?.. — он недоверчиво нахмурился.
— До того, как вы протрезвели, — уточнил фаяниец.
— А-а…
Мартин откинулся на спинку. Отлитая по форме тела выемка не успела исчезнуть; он поворочался, устраиваясь поудобней, и кресло с некоторым запозданием изменило свою топографию. Он сонно усмехнулся. Посмотрим, во что там еще вляпался его двойник…
Ожидания Мартина не оправдались. Приснилась обычная бессистемная чепуха. И у Сотимары то же самое. Видимо, взяв курс на юг, бронекар выбрался из зоны Х-излучения.
Эш с похмелья был нервозно-насторожен, немногословен и до синевы бледен. На вопрос о том, каким образом он «полностью контролирует» артефакт, он театрально рассмеялся и ответил, что всего-навсего соблюдает технику безопасности: не дотрагивается до него обеими руками сразу, не держит его рядом с головой или около открытого огня, и т.п. Этот предмет Зотова получила в подарок от кадмийцев-негуманоидов, они же объяснили ей, как с ним обращаться, чтоб не вышло беды. После гибели Зотовой Вениамину удалось сберечь приобретение. Замолчав, Эш невидящим взглядом уставился на лобовое стекло.
Срезав несколько углов — напрямик сквозь сочно хрустящую под колесами фиолетовую степь, минуя петляющую меж крепостями харвалов пыльную дорогу, туда, где фиолетовая плоскость смыкается с ярко-голубой, — бронекар вырвался из растревоженного тотальной войной Цибена и вторгся на территорию Сулмяны, Речной Страны. Сулмяна, самая большая в Валвэни река с множеством притоков, текла с запада на восток, впадая в Корбрийский океан. За рекой, на юге, простиралась Келма.
— Будем на месте через сутки, если особо не напрягаться, — наметив по карте маршрут, сообщил спутникам Мартин.
— Не надо туда ехать, — заторможенно произнес Эш. — Не надо. Мадина никого не ждет. Мы обойдемся без нее. Давайте не будем разрушать ее женское счастье.
Мартин промолчал: ему уже осточертело втолковывать Вениамину, что не собирается он покушаться на женское счастье Мадины Милаус; его задача — получить от нее информацию об открытиях и находках экспедиции и хотя бы для порядка поинтересоваться, не хочет ли лидонская гражданка вернуться на Лидону. От Эша отскакивало, как от стенки. От нечего делать, глядя на яркий до рези в глазах пейзаж за лобовым стеклом, Мартин начал гадать, что за компромат на антропоэтнолога известен Мадине Милаус? Не зря же он из кожи лезет, чтобы предотвратить их встречу… Какой такой запрещенный товар он продал валвэнийцам: современное оружие? лидонскую валюту? наркотические препараты из экспедиционной аптечки?.. Скоро выяснится.
Изредка Эш начинал, как заведенный, выпрашивать артефакт (Мартин про себя решил, что лучше ему ничего сейчас не давать), либо расписывать, до чего гнусный и безответственный поступок они оба совершат, если нагрянут в Хоромали. Потом опять надолго замолкал, упершись взглядом в одну точку. Мартин предложил ему таблетки от похмелья, но Вениамин с ироническим смешком заявил, что его проблемы несоизмеримо выше такой тривиальной дребедени, как вчерашняя пьянка. Ну что ж, выше так выше. Мартин не настаивал.
Равнина сменила цвет с фиолетового на традиционно зеленый. Стали попадаться группы деревьев, издали похожие на пестрые букеты. Линия горизонта исчезла, теперь на ее месте была туманная дымка, а ниже — влажный блеск. Спустя четверть часа бронекар выехал к Ласе, притоку Сулмяны, и покатил вдоль берега. В прежние времена — до того, как полетел бортовой компьютер, — Мартин перемахнул бы через речку в два счета, но сейчас он не мог втянуть колеса и заставить машину двигаться на магнитной подушке. А потому пришлось переправляться обычным для Валвэни способом: по мосту, заплатив дань сборщикам.
И на Сулмяне, и на ее притоках мостов было великое множество. Раскоряченные каменные монстры, по обе стороны забитые жилыми домами, лавками, трактирами, мастерскими ремесленников. Эти компактные постройки из дочерна обожженного кирпича или белесого ракушечника плотно лепились друг к другу, заслоняя вид на водную гладь. В миниатюрных двориках оседала пыль, поднятая колесами бронекара, который медленно двигался посередине широченного моста, в хвосте каравана из четырех келмацких кибиток, запряженных чиротагами. Вскоре он приотстал: Мартин не хотел давить шныряющую по трассе домашнюю птицу. От чиротагов и кибиток эти создания шарахались, зато махину бронекара игнорировали. Наверное, их птичий мозг решил, что такого просто не может быть.
Перегороженные решетчатыми воротами боковые ответвления уводили к рукотворным островкам, где одиноко возвышались двухэтажные особняки речной знати, возведенные все из того же ракушечника. Их окружали каменные чаши клумб. Вооруженные мечами и секирами охранники глазели на бронекар, но не то чтобы совсем уж оторопело: здесь и раньше появлялись машины из Эгтемеоса.
Речная Страна была первым по значимости и величине товарооборота торговым центром Валвэни. Второй — Ширана, и третий, с недавних пор, Эгтемеос. В Сулмяне пересекались торговые пути со всех концов громадного материка, и водные, и наземные. Сулмянцы кормились за счет бизнеса, своего и чужого, и потому были заинтересованы в мире. Правда, в последнее время здесь тоже наблюдалось брожение. Не война, как в Цибене, а регулярные разборки между политическими группировками, на уровне мелких вооруженных стычек и диверсий. Пожары на складах, продырявленные лодки, ночные убийства. На мосту через Берлань неделю назад кто-то разбросал хулгу — колючие шарики, цветки тропического растения, от запаха которых чиротаги дуреют и становятся неуправляемыми. Движение на двое суток пришлось перекрыть, пока всю хулгу не собрали, в результате образовался затор, а Хозяин Берланьского Моста понес большие убытки. Все это Сотимара разузнал и пересказал Мартину за обедом в трактире на Сулмянском Мосту.
После обеда Мартин застукал Эша на попытке вывести из строя пульт управления. К счастью для броне-кара, Эш не слишком хорошо разбирался в технике: забравшись в кабину раньше своих спутников, которые задержались снаружи, разглядывая увенчанную сине-зеленым стягом резиденцию Хозяина Речной Страны, он насыпал песка в щель зажигания, на большее его познаний не хватило. Мог ведь свинтить панель и как следует поработать молотком, тогда бы Мартин провозился с ремонтом не меньше суток… На борьбу с песком ушло полчаса, так как снабженный микропроцессором пылесос накрылся еще в Эгтемеосе. Мартин свирепо ругался, прочищая специальной щеточкой засоренный механизм, Сотимара с живым интересом прислушивался, пополняя свой словарный запас. Вениамина Мартин запихнул в каюту и запер. Главным образом для того, чтобы не пришибить под горячую руку.
Когда бронекар тронулся, Эш начал отчаянно колотить в дверь.
— Я здесь умру! — донесся его придушенный голос. — Умру, откройте!
В последний раз выругавшись, Мартин затормозил и вышел в коридорчик.
— Ну, в чем дело?
— Выпустите меня! — крикнул Эш. — Иначе я разобью голову о стенку! У меня приступ клаустрофобии!
Повернув в замке ключ, Мартин рывком открыл скользящую дверь. Жаль, что ее нельзя распахнуть пинком… Вениамин стоял посреди крохотной каюты, бледный и встрепанный. Он выглядел совсем больным, у Мартина даже злость прошла.
— Паад, пустите меня в кабину, — попросил он невыразительным голосом. — Я не стану больше ничего ломать, это был минутный импульс. Одно из тех душевных движений, которые для человека вашего сорта недоступны.
— Какого черта? — сквозь зубы спросил Мартин.
— Я не хочу быть предателем по отношению к Мадине. Я обещал ей, что никто ее не потревожит, а теперь веду вас к ней в гости… Не знаю, как у вас, а у меня есть совесть! — он начал запинаться. — Для меня это очень непорядочный поступок, очень… Вы мне не верите?
— Не верю, — подтвердил Мартин. — Эш, я не в курсе, что вы натворили. Подозреваю, что Мадина Милаус охотно об этом расскажет. Но если вы еще раз попробуете сломать мою машину, я вам шею сверну.
— Пустите меня в кабину, — повторил Вениамин, судорожным движением ухватившись за косяк. Видно было, что испугала его не угроза насчет шеи, а предыдущая фраза. Что же он натворил? Мартина все больше разбирало любопытство.
Пора ехать. Он все-таки разрешил Эшу устроиться в кабине. Не из человеколюбивых соображений, а из эгоистических: если неуравновешенный антропоэтнолог взаперти свихнется, то превратится в обузу (вообще-то он и сейчас обуза, но может быть и хуже). И бросить его нельзя — для Мартина это вопрос профессиональной чести. Ладно, пусть сидит рядом. Присутствие Мартина и Сотимары удержит его от новых диверсионных поползновений.
С полчаса бронекар катил мимо полей и огородов, обогнав между делом келмацкий караван из четырех кибиток. Потом впереди показалась Лагва, первый из южных притоков Сулмяны. Лагвинский Мост — сдвоенный: собственно, это два моста рядом, и на всем протяжении их соединяют изящные поперечные мостики. По правой ветке транспорт идет на юг, по левой — на север. Снаружи мельтешили, рискуя попасть под колеса, ребятишки, собаки, попрошайки и лоточники, Мартин опять сбросил скорость.
Мосты Речной Страны — очень древние сооружения. Местное население верит, что они существовали всегда. Неизвестно, кто их построил: потомки первых колонистов в ранний период освоения Кадма или, еще раньше, аборигены-негуманоиды. С берега, а тем более с воздуха они поражали взгляд своим отрешенным тяжеловесным гигантизмом, но стоило ступить на каменную спину моста, и наблюдателя затягивало в торгово-бытовую суету, типичную для всех узловых человеческих поселений, тогда первое впечатление на время отступало.
Миновав ворота, бронекар съехал на укатанную дорогу, пересекающую зону огородов. Впереди блестела в лучах солнца Берлань, усеянная черными оспинками рыбацких лодок. Когда она приблизилась, Мартин понял, что на этот раз переправиться без проблем не выйдет: вот оно, то самое брожение, которое наблюдается в Речной Стране.
На берегу, возле въезда на Берланьский Мост, расположились две группы вооруженных людей. Наемники в разномастных доспехах, сулмянские воины в форменных балахонах, торговая знать в ярких шелковых шароварах и сверкающих кольчугах. Они ждали. А их предводители — средних лет толстяк с умным брезгливым лицом, в лиловых шароварах, и молодой парень заносчивого вида, с надменно искривленными губами, в синих шароварах, — стояли в центре пустого пространства друг напротив друга и что-то выкрикивали. Взаимный обмен оскорблениями, имеющий статус официальных переговоров. За спиной у каждого топтались телохранители с массивными щитами.
На некоторой дистанции сгрудились повозки странников, желающих попасть на ту сторону. Кое с кем поговорив, Сотимара объяснил Мартину, в чем дело: эти двое — прямые наследники Хозяина Берланьского Моста, убитого сегодня ночью. Уступить, понятно, ни один не хочет. Каждого поддерживает примерно равное число сторонников. По законам Речной Страны, пока у моста нет Хозяина, нельзя впускать на него чужестранцев, это чревато бедой. Какой именно бедой, сулмянский свод законов не уточнял.
Слишком много тут народу толчется, чтобы сунуть кому надо взятку и потихоньку переправиться, уныло констатировал Мартин. Придется прокатиться до ближайшего из Малых Берланьских Мостов, он в пятидесяти километрах отсюда, на западе. Правда, нормальной дороги нет, только петляющие среди огородов тропки. Ничего, можно вдоль берега, по кромке…
Караванщик в замызганной куртке с позолоченными нашлепками произнес длинную фразу по-птичьи клокочущим голосом.
— Что он сказал? — пнув камешек, полюбопытствовал Мартин.
— Он призывает богов своего народа засунуть обоих претендентов… — Сотимара запнулся. — Паад, я не могу за ним повторить. Нельзя обращаться к Господу с такими молитвами!
— Ладно, поехали.
Мартин шагнул к машине, нашаривая в кармане ключи, и вдруг остановился, заметив, что антропоэтно-лога рядом нет. Наружу вышли все трое. Опасаясь, что Вениамин опять займется мелким вредительством, Мартин запер кабину. А теперь их осталось двое. Эш сбежал.
Из-за скопища крытых кибиток донесся негодующий вопль. Повернув голову, Мартин увидал верхового чиротага, рванувшего по дороге в сторону Лагвинского Моста. В седле сидел Эш. Сидел вполне профессионально, пригнувшись, как наездники-валвэнийцы. Наверное, ему уже доводилось ездить на чиротагах.
Мартин потянулся за пистолетом с парализующими капсулами. Нет, слишком велика дистанция… Вытащив ключи, он шагнул к машине, прикидывая, как развернуть бронекар, никого не задев, но тут Эш откинулся назад и свалился в дорожную пыль. Из спины у него торчала оперенная стрела. Потерявший седока чиротаг по инерции пробежал еще с десяток метров, потом остановился, в раздумье повертел увенчанной гребнем головой и двинулся объедать ближайший огород.
К Вениамину направилось несколько валвэнийцев. Мартин опередил их. Эш лежал на боку, торчащая стрела не давала ему перевернуться на спину. Его потрепанная спортивная куртка пропиталась кровью, из уголка рта сочилась тонкая темная струйка. Пальцы скрючены, словно их свело судорогой.
— Паад… — мутно глядя, прошептал Эш.
Мартин молча вытащил нож, отсек древко стрелы и осторожно уложил антропоэтнолога на дорогу.
— Эш, вы меня слышите? Постарайтесь не отключаться. Я подгоню машину и перенесу вас в мед отсек.
Плохо, очень плохо… Он разбирался в ранах. Если б медицинская аппаратура находилась в рабочем состоянии, у Вениамина еще были бы шансы выжить, но сейчас их практически нет. Вокруг столпились возбужденные, недружелюбно настроенные валвэнийцы. Где там Сотимара?..
— Паад… — снова позвал Эш. — В прошлой жизни ты был подлецом… И теперь тоже…
Его взгляд затуманился, изо рта потекла кровь. Он попытался приподняться, но вместо этого откинул голову, содрогнулся и замер. Все. Больше ему не понадобится медицинская помощь.
Поднявшись на ноги, Мартин хмуро оглядел валвэнийцев. Кое-кто подался назад, но черноусый мужчина, почти такой же крупный, как сам Мартин, продолжал что-то говорить, брызгая слюной и замысловато жестикулируя. Наконец к ним протиснулся Сотимара.
— Чего он хочет? — кивнув на черноусого, спросил Мартин.
Фаяниец задал вопрос на местном наречии и, выслушав ответ, перевел:
— Это хозяин угнанного чиротага. Он обвиняет нас как сообщников вора.
— Скажите ему, что я — представитель власти, вроде стражника, а Эш — арестант, который хотел от меня сбежать.
Объяснение немного охладило черноусого, однако после небольшой заминки он вновь что-то выкрикнул, гневно раздувая ноздри. Остальные смотрели на Мартина без симпатии, но не вмешивались, и на том спасибо.
— Что еще?
— Он требует, чтобы вы заплатили золотом за порчу ширанийской стрелы. Такие стрелы стоят очень дорого, потому что пробивают любые доспехи и никогда не ломаются.
— Он уверен, что никогда не ломаются? — хмыкнул Мартин, потрогав носком ботинка обломок с окровавленным оперением.
Черноусый продолжал сердито говорить.
— Он сказал, раз вы разрезали эту стрелу ножом, как стебель ипелии, значит, нож у вас заговоренный, и вы должны заплатить.
— Ага, сейчас, — Мартин неуловимо быстрым движением вынул из ножен меч и в упор уставился на черноусого.
Тот вновь что-то сказал.
— Он больше не настаивает, — усмехнувшись, перевел фаяниец. — Если вы так легко сломали стрелу, она была негодная. Когда он в следующий раз будет в Ширане, он потащит к судье торговца, который всучил ему поддельный товар.
Толпа начала рассеиваться, валвэнийцы потянулись обратно к Берланьскому Мосту. Черноусый, топча грядки, отправился ловить своего чиротага. Мартин поднял тело Эша и зашагал к бронекару. На душе было муторно. Фактически Эш погиб из-за него. Спасатель… Сделал, называется, свою работу! Если еще и Мадина Милаус, не обрадовавшись его визиту, что-нибудь в этом роде выкинет… По лбу стекали струйки пота, но руки были заняты. У въезда на мост продолжали выяснять отношения будущие Хозяева, ситуация не сдвинулась ни на йоту.
Положив тело Эша на пол в салоне, Мартин прошел в кабину, где ждал Сотимара, выпил банку теплого пива, не почувствовав вкуса, и включил зажигание.
— Паад, — тихо спросил фаяниец, — что мы будем с ним делать?
— Похороним. Только сначала уберемся отсюда.
Съехав по крутому глинистому склону, бронекар рассек водную гладь, развернулся и двинулся на запад вдоль кромки берега, вздымая тучи брызг. Эта машина воды не боялась.
— Ваши планы не изменились? — несколько раз нерешительно покосившись на спутника, поинтересовался Сотимара.
— Нет. Я обязан переговорить с Мадиной Милаус. Постараюсь поделикатней… — Мартин пожал плечами и опять погрузился в угрюмое молчание.
Впереди вырос Малый Берланьский Мост — бревенчатый, неширокий, свободный от застройки. На берегу теснились беспорядочно расставленные домики из темного кирпича. Ни намека на улицы, словно жители Речной Страны неспособны расположить здания в пространстве упорядоченно вне границ своих Мостов. Может, так оно и было.
За проезд через Малый Мост тоже брали дань, хотя и поменьше, чем на главных мостах. На той стороне начиналась травяная равнина с группами пестрых деревьев и затуманенным горизонтом. Отъехав подальше от Берлани, Мартин и Сотимара похоронили Эша. Перед этим Мартин снял с шеи антропоэтнолога небольшой кожаный мешочек на цепочке, который тот носил под одеждой. В мешочке находился теплый на ощупь костяной предмет размером с фасолину. Еще один Х-объект. Сколько же их у него было?.. Спрятав мешочек в карман, Мартин тщательно обыскал одежду Эша, но больше ничего в этом роде не обнаружил.
ГЛАВА 14
В Хоромали шел дождь. Серебристая масса мельчайшей водяной пыли окутывала предметы, сужая зону видимости. В такую погоду люди, у которых нет насущных проблем под открытым небом, сидят дома. Это был минус номер один.
А вот и минус номер два: те келмацкие женщины, которые все же попадались Мартину на глаза, носили низко повязанные шелковые платки, закрывающие лоб до самых бровей. И это еще не все. К такому платку непременно пришиты разукрашенные стеклярусом матерчатые рога, формой похожие на коровьи, к ним прикреплена сетчатая вуаль. Где уж тут узнать среди келмачек лидонскую гражданку Мадину Милаус, которую Мартин ни разу в жизни не видел!
Бронекар мок под дождем в лесочке, в двух километрах от Хоромали. До деревни Мартин и Сотимара дошли пешком. Фаяниец был одет, как представитель савашейской знати, броско и элегантно. Мартин, в потертой кожаной одежде и неказистой с виду кольчуге из сверхпрочного сплава (сделано на Лидоне), выглядел, как типичный наемник-телохранитель. По Хоромали они бродили уже около часа, потому что заблудились.
Деревней Хоромали считалась в силу келмацкого догматизма: по размеру это поселение вполне тянуло на небольшой город. Хитроумный деревянный лабиринт с добротными заборами, ярко-желтыми дощатыми тротуарами и месивом полужидкой грязи посередине. Обычно Мартин без труда ориентировался в пространстве, но в такую погоду в незнакомом месте даже он мог спасовать. Сознаваться в этом не хотелось, но в конце концов пришлось.
— Сотимара, где мы?
— Откуда я знаю? — расстроенно спросил до нитки промокший фаяниец.
— Вы же три года назад побывали здесь с караваном. Должны помнить.
— У меня близорукость. Я вижу еще меньше, чем вы, все расплывается…
— Тогда пошли вон туда! — вздохнул Мартин.
— Почему — туда?
— У вас есть другие предложения?
— Нет.
За углом находилась улица пошире, довольно оживленная, несмотря на слякоть. Двое оборванцев за умеренную плату переносили прохожих на закорках на ту сторону. А на той стороне был трактир.
— Куда-то вышли, — воспрянул духом Мартин.
Они остановились у края тротуара.
— Мы что, будем так же преправляться? — глянув на месиво бурой грязи (босые ноги оборванцев утопали в ней по щиколотку), сморщил нос фаяниец.
— Не знаю, как вы, а я пешком.
На Мартине были высокие сапоги из синтетической мягкой кожи, проницаемые для воздуха, зато непромокаемые. Снабдить такой же обувью напарника он не мог — не тот размер.
Грустно посмотрев на свои лакированные туфли с массивными фигурными пряжками, Сотимара состроил брезгливую гримасу и небрежным жестом подозвал оборванца. На противоположном тротуаре, спешившись и бросив парню медную монету, он вполголоса заметил:
— Хорошо, что идет дождь, немногие это видели…
— А в чем дело? — удивился Мартин.
— Дурной тон, — слегка поморщился фаяниец. — Если окружающие обратили внимание на то, что я переехал улицу верхом на келмаке, они могут подумать, что я переехал улицу верхом на келмаке.
— Ну, пожалуй… — Мартин хмыкнул, сохраняя на лице каменно-невозмутимое выражение.
Сотимара неглупый парень, но, когда в нем просыпается перлорожденный, он начинает рассуждать странно.
— Пошли выпьем пива? — предложил Мартин. — В самый раз будет.
Перед тем как войти в трактир, он сполоснул сапоги под водосточной трубой с химерической чугунной мордой.
Внутри было полно народу, в воздухе плавал теплый пар. Хоромали стоит на пересечении трех больших торговых путей, тут всегда людно. Столбы, стены, поперечные балки и спинки стульев покрывала волнистая потемневшая резьба. Пахло пивом и мясным супом. Голоса посетителей сплетались в плотный звуковой клубок, заполняющий собой все пространство, ограниченное стенами трактира, и не было возможности распутать его, вычленить из общей массы тот или иной отдельный голос.
Заняв место за столом, Мартин огляделся. Лица. Физиономии. Осоловелые пьяные рожи. Ему позарез нужен источник информации. Кто-нибудь, кто знает о Мадине Милаус. Как объяснил Сотимара, местных жителей отличает одежда похожего покроя: рубахи с короткими рукавами, вышитые жилетки и шаровары с надраенными медными заклепками. Таких здесь хватает, но, если Мартин начнет выспрашивать о чужой жене у степенных платежеспособных хоромалийцев, последствия непредсказуемы. Хватит с него одного трупа. Он не кривил душой, втолковывая Эшу, что вовсе не хочет испортить жизнь Мадине Милаус. Тут надо действовать потоньше…
— Сотимара, вы сможете снять девчонку?
— Какую девчонку? — повернулся к нему фаяниец.
— Одну из этих.
Мартин кивком указал на простоволосых девушек в цветастых шелковых платьях, которые мелькали в трактирном тумане. Других женщин здесь не было.
— На ночь? — уточнил Сотимара.
— Просто поговорить. Угостите ее пивом и постарайтесь узнать, не слыхала ли она о Мадине.
— Сначала я бы поел…
— Я тоже.
Докричавшись, хоть и не с первого раза, до трактирщика, они получили каравай хлеба, жирную мясную похлебку и выпивку.
— Кстати, Паад, — утолив голод, заговорил фаяниец, — что значит «яльен ват шименис ват тевран азителой кивель дас матги ват»?
— Чего-чего? — не донеся ложку до рта, заморгал Мартин.
Сотимара повторил.
— Это ведь не импер?
— Конечно, нет, — согласился Мартин. — Это абракадабра.
— А на каком языке? Не сочтите, что я лезу в ваши дела, но меня всегда интересовала сравнительная лингвистика…
— Не знаю, на каком. Импер возник около пяти тысячелетий назад из смеси двух основных древних земных языков, английского и русского. Но то, что вы сказали, даже близко не тянет ни на русский, ни на английский. Я тоже немного соображаю в лингвистике, специально прослушал курс в Арелском университете… Откуда вы взяли эту фразу?
— Так вы же сами ее произнесли! Позавчера утром, когда просыпались.
— Разве? — не поверил Мартин.
— Да. У меня хорошая память на слова. Я даже записал на всякий случай, но потом мы поехали в Раюсаны, и я забыл спросить.
А, тот самый «магический» сон, в котором он подавился гостевым рулетом…
— Повторите еще раз, — попросил Мартин.
— Яльен ват шименис ват тевран азителой кивель дас матги ват. Я уверен в ударениях, но не ручаюсь за интонационный рисунок.
Фраза совершенно непонятная, однако смутно знакомая. Ну да, раз он сам ее произнес… Перед тем, как проснуться, он выругался. Видимо, это и есть ругательство, как оно прозвучало вслух. Теперь Мартин припомнил, что в этих снах и его двойник, и все остальные говорили не на импере, а на каком-то ином языке. Причем во сне он знал тот язык, как родной.
А вот и минус номер два: те келмацкие женщины, которые все же попадались Мартину на глаза, носили низко повязанные шелковые платки, закрывающие лоб до самых бровей. И это еще не все. К такому платку непременно пришиты разукрашенные стеклярусом матерчатые рога, формой похожие на коровьи, к ним прикреплена сетчатая вуаль. Где уж тут узнать среди келмачек лидонскую гражданку Мадину Милаус, которую Мартин ни разу в жизни не видел!
Бронекар мок под дождем в лесочке, в двух километрах от Хоромали. До деревни Мартин и Сотимара дошли пешком. Фаяниец был одет, как представитель савашейской знати, броско и элегантно. Мартин, в потертой кожаной одежде и неказистой с виду кольчуге из сверхпрочного сплава (сделано на Лидоне), выглядел, как типичный наемник-телохранитель. По Хоромали они бродили уже около часа, потому что заблудились.
Деревней Хоромали считалась в силу келмацкого догматизма: по размеру это поселение вполне тянуло на небольшой город. Хитроумный деревянный лабиринт с добротными заборами, ярко-желтыми дощатыми тротуарами и месивом полужидкой грязи посередине. Обычно Мартин без труда ориентировался в пространстве, но в такую погоду в незнакомом месте даже он мог спасовать. Сознаваться в этом не хотелось, но в конце концов пришлось.
— Сотимара, где мы?
— Откуда я знаю? — расстроенно спросил до нитки промокший фаяниец.
— Вы же три года назад побывали здесь с караваном. Должны помнить.
— У меня близорукость. Я вижу еще меньше, чем вы, все расплывается…
— Тогда пошли вон туда! — вздохнул Мартин.
— Почему — туда?
— У вас есть другие предложения?
— Нет.
За углом находилась улица пошире, довольно оживленная, несмотря на слякоть. Двое оборванцев за умеренную плату переносили прохожих на закорках на ту сторону. А на той стороне был трактир.
— Куда-то вышли, — воспрянул духом Мартин.
Они остановились у края тротуара.
— Мы что, будем так же преправляться? — глянув на месиво бурой грязи (босые ноги оборванцев утопали в ней по щиколотку), сморщил нос фаяниец.
— Не знаю, как вы, а я пешком.
На Мартине были высокие сапоги из синтетической мягкой кожи, проницаемые для воздуха, зато непромокаемые. Снабдить такой же обувью напарника он не мог — не тот размер.
Грустно посмотрев на свои лакированные туфли с массивными фигурными пряжками, Сотимара состроил брезгливую гримасу и небрежным жестом подозвал оборванца. На противоположном тротуаре, спешившись и бросив парню медную монету, он вполголоса заметил:
— Хорошо, что идет дождь, немногие это видели…
— А в чем дело? — удивился Мартин.
— Дурной тон, — слегка поморщился фаяниец. — Если окружающие обратили внимание на то, что я переехал улицу верхом на келмаке, они могут подумать, что я переехал улицу верхом на келмаке.
— Ну, пожалуй… — Мартин хмыкнул, сохраняя на лице каменно-невозмутимое выражение.
Сотимара неглупый парень, но, когда в нем просыпается перлорожденный, он начинает рассуждать странно.
— Пошли выпьем пива? — предложил Мартин. — В самый раз будет.
Перед тем как войти в трактир, он сполоснул сапоги под водосточной трубой с химерической чугунной мордой.
Внутри было полно народу, в воздухе плавал теплый пар. Хоромали стоит на пересечении трех больших торговых путей, тут всегда людно. Столбы, стены, поперечные балки и спинки стульев покрывала волнистая потемневшая резьба. Пахло пивом и мясным супом. Голоса посетителей сплетались в плотный звуковой клубок, заполняющий собой все пространство, ограниченное стенами трактира, и не было возможности распутать его, вычленить из общей массы тот или иной отдельный голос.
Заняв место за столом, Мартин огляделся. Лица. Физиономии. Осоловелые пьяные рожи. Ему позарез нужен источник информации. Кто-нибудь, кто знает о Мадине Милаус. Как объяснил Сотимара, местных жителей отличает одежда похожего покроя: рубахи с короткими рукавами, вышитые жилетки и шаровары с надраенными медными заклепками. Таких здесь хватает, но, если Мартин начнет выспрашивать о чужой жене у степенных платежеспособных хоромалийцев, последствия непредсказуемы. Хватит с него одного трупа. Он не кривил душой, втолковывая Эшу, что вовсе не хочет испортить жизнь Мадине Милаус. Тут надо действовать потоньше…
— Сотимара, вы сможете снять девчонку?
— Какую девчонку? — повернулся к нему фаяниец.
— Одну из этих.
Мартин кивком указал на простоволосых девушек в цветастых шелковых платьях, которые мелькали в трактирном тумане. Других женщин здесь не было.
— На ночь? — уточнил Сотимара.
— Просто поговорить. Угостите ее пивом и постарайтесь узнать, не слыхала ли она о Мадине.
— Сначала я бы поел…
— Я тоже.
Докричавшись, хоть и не с первого раза, до трактирщика, они получили каравай хлеба, жирную мясную похлебку и выпивку.
— Кстати, Паад, — утолив голод, заговорил фаяниец, — что значит «яльен ват шименис ват тевран азителой кивель дас матги ват»?
— Чего-чего? — не донеся ложку до рта, заморгал Мартин.
Сотимара повторил.
— Это ведь не импер?
— Конечно, нет, — согласился Мартин. — Это абракадабра.
— А на каком языке? Не сочтите, что я лезу в ваши дела, но меня всегда интересовала сравнительная лингвистика…
— Не знаю, на каком. Импер возник около пяти тысячелетий назад из смеси двух основных древних земных языков, английского и русского. Но то, что вы сказали, даже близко не тянет ни на русский, ни на английский. Я тоже немного соображаю в лингвистике, специально прослушал курс в Арелском университете… Откуда вы взяли эту фразу?
— Так вы же сами ее произнесли! Позавчера утром, когда просыпались.
— Разве? — не поверил Мартин.
— Да. У меня хорошая память на слова. Я даже записал на всякий случай, но потом мы поехали в Раюсаны, и я забыл спросить.
А, тот самый «магический» сон, в котором он подавился гостевым рулетом…
— Повторите еще раз, — попросил Мартин.
— Яльен ват шименис ват тевран азителой кивель дас матги ват. Я уверен в ударениях, но не ручаюсь за интонационный рисунок.
Фраза совершенно непонятная, однако смутно знакомая. Ну да, раз он сам ее произнес… Перед тем, как проснуться, он выругался. Видимо, это и есть ругательство, как оно прозвучало вслух. Теперь Мартин припомнил, что в этих снах и его двойник, и все остальные говорили не на импере, а на каком-то ином языке. Причем во сне он знал тот язык, как родной.