Страница:
На относительно легких участках он пускал за руль Мадину, а сам отдыхал. Дважды ему пришлось разгонять промышляющих разбоем оборванцев. Обе шайки он отлупил ногами и руками, пользуясь мечом только для того, чтоб отбивать стрелы. Один раз за бронекаром увязалось выползшее из болота существо трехметровой длины, скользкое, обтекаемое, с полупрозрачной кожей, под которой лиловели разветвления сосудов и клубки внутренностей. Машина с натужным урчанием, отвоевывая метр за метром, пробивалась вперед по каналу жидкой грязи (отменно удобному и благоустроенному, по словам аборигенов, прапрадедовскому купеческому тракту), а оно лениво скользило вдоль кромки белесо-зеленого под туманным мокрым небом валвэнийского болота. Потом отстало. Не заметив ни клыков, ни когтей, Мартин предположил, что тварью двигал познавательный инстинкт. Сотимара и Мадина не согласились: на их вкус, обитатель болот выглядел слишком мерзко, чтоб оказаться безобидным; к тому же фаяниец припомнил рассказы о некоем Бледном Ужасе Болот, который по большей части спит, а когда просыпается, гипнотизирует и пожирает хоть одиноких путников, хоть целые караваны. На бронекар Бледный Ужас покушаться не стал: то ли был сытый, то ли решил не связываться с Мартином.
— Почему они так нахваливают эту дорогу? — спросила Мадина. — Грязь такая, что можно с головой утонуть, слизняки величиной с автобус…
— Реклама, — усмехнулся Мартин.
— Зачем — реклама?
— Местные заинтересованы в том, чтобы караваны ходили именно здесь, — объяснил Сотимара, сидевший позади, на откидном сиденье. — Для них это бизнес: пускают за плату на ночлег, продают еду и пиво. Иногда разбойничают… Сейчас сезон дождей, а в другое время дороги тут приличные.
— Чертова Келма… — фыркнула Мадина. Эти слова превратились у нее в привычную присказку.
— Это уже не Келма, — возразил Мартин. — Саваш. Скоро будем в Эгтемеосе. Если не завязнем…
— Хорошо бы поскорее, — Мадина сжала подавшийся под пальцами мягкий подлокотник кресла. — Я найду его и добьюсь, чтоб его судили! В Эгтемеосе есть свое самоуправление, есть законы и даже тюрьма. Идеолог работорговли должен сидеть в тюрьме.
— Вы думаете, Панасов и Унарре возьмут вашу сторону?
— Наверняка. По слухам, они оба жулики с нечистой совестью, но при этом вполне нормальные люди. Вот Делберс, их конкурент, был настоящий фашист… Он планировал открыть в Эгтемеосе невольничий рынок, а они на это не пошли. Они меня поддержат.
— Скорее всего… — поразмыслив, кивнул Мартин. — А как вы собираетесь искать этого субчика? Мы не знаем ни кто он такой, ни как он выглядит…
— Зато знаем его образ мыслей и манеру говорить! Знаем характерные поведенческие черты. Я же сказала, Вениамин Эш — человек-отражение. Когда мы с ним были близки, он копировал меня очень точно. И другие свои увлечения тоже точно копировал. Мы найдем преступника по слепку его личности, который нес в себе Эш.
— Превосходно, — оценив ее идею, согласился Мартин. — Мадина, вы молодец, голова у вас работает. Только искать его буду я, идет?
— Мы могли бы и вместе, параллельно… — Она протестующе свела брови.
— Лучше не надо. Вы можете раньше времени выдать свои эмоции, спугнете его, и он сбежит. Работорговля — тяжкое преступление. Если в активе у этого парня есть и другие жертвы, кроме вас, нервишки у него должны пошаливать.
— Я буду просто вращаться среди людей и присматриваться, это не вызовет подозрений.
— Там посмотрим.
Ее способность к самоконтролю вызывала у Мартина оправданный скепсис. А этот тип, таинственный «вожак» Эша, ему тоже позарез нужен… Главное — поскорее его поймать, а там уж Мартин постарается выжать из него всю полезную информацию.
— Мадина, я тут засек одну неувязочку в вашей версии.
— Да?! — Она повернулась к нему, готовая спорить.
Он рассказал ей о дружбе Эша с борешанистами, о его непререкаемом авторитете среди этих ребят.
— Если он такая бесхребетная личность, как вы утверждаете, он вряд ли стал бы у них лидером. Не сходится.
— Сходится! — Мадина азартно прищурилась. — То асе самое наблюдалось, когда Эш, как ассистент профессора Кошани, работал с первокурсниками. Он перенимал обаяние профессора — Кошани ведь был необыкновенно обаятельный человек, правда? — и они слушали его, раскрыв рты. Потом, позже, разбирались, кто есть кто. Здесь то же самое. Если Эш, когда общался с борешанистами, подражал своему кумиру… Он выступал как проводник его влияния, понимаете? Мартин, это очень плохо! Не знаю, зачем им понадобились борешанисты, но вдруг для какой-нибудь гадости. Поехали побыстрее.
— Мы едем так быстро, как можем. По этой келмацкой дороге ни одна машина не пройдет. Наш бронекар — исключение.
— Вы же сами сказали, что это уже не Келма, а Саваш!
— Я использую прилагательное «келмацкий», как пристойный синоним другого слова, — ухмыльнулся Мартин. — По вашему примеру. Я принял к сведению все, что вы сказали. Очень может быть, что вы не ошибаетесь. Поменяемся?
— Давайте.
Он притормозил, и они поменялись местами. Пять часов за рулем, в самый раз отдохнуть… Нескончаемый дождь обволакивал машину водяным коконом, дорога исчезала в тумане. Мартин откинул спинку кресла — когда двигались по трассе, он спал прямо в кабине — и прикрыл глаза. До Эгтемеоса — двое суток пути. А если дождик вдруг стихнет, всего сутки или даже меньше. Последние несколько дней прошли спокойно, без неожиданностей. Мартину немного не хватало снов про город под желтым небом, и это осознание вызвало у него снисходительную усмешку: ты даешь, парень! И все-таки очень хотелось узнать, что там было еще, там ведь много чего было, а он никак не может вспомнить… Стоп, почему — вспомнить?.. Не вспомнить, а вообразить. Но в том-то и дело, что известный во многих мирах писатель Мартин Паад был не беллетристом, а документалистом. Он не мог придумать про приснившийся город ничего нового, и вместе с тем его не отпускало ненормальное ощущение реальности событий, случившихся во сне.
Назавтра болотную страну сменила пересеченная местность с холмами и перелесками, такая же отсыревшая и туманная, но более привлекательная на вид. Дорога обмелела. Это значит: если раньше колеса бронекара погружались в грязь на две трети, то теперь всего на четверть. Невысокие округлые холмы, беспорядочно раскиданные по равнине, одевала изумрудно-зеленая травка. Мокли под дождем смешанные леса: лиственные деревья, деревья с султанами зеленых нитей, пышно клубящийся кустарник с разноцветной хвоей — и все это древесное столпотворение перевито сиреневыми лианами, увешано бледными спиралями воздушных вьюнов.
— Плод экспериментов «Дендроэкспорта», — объяснила Мадина. — Они тут кое-что высадили, потом эвакуировались, а флора осталась и перемешалась с местной. Трава тоже их. Та самая, на которую можно сажать магнитоплан, и она не помнется.
Сотимара, привстав, рассматривал пейзаж, прижимая к глазам полевой бинокль.
— То-то она такая красивая… — отозвался Мартин. — Значит, мы уже близко?
— Да. Мы с Эшем ехали в Келму по этой дороге, тогда здесь было сухо.
Спустя час пошли перелески попроще: тут обитали деревья лиственные и с зелеными нитями, на ветвях болтались воздушные вьюны. Полигоны «Дендроэкспорта» остались позади. Однако дорогостоящая нарядная трава для газонов сумела-таки добраться сюда, одолев своих кадмийских конкурентов, и открытые участки манили шелковистым изумрудным покровом.
— Да эти деятели оставили тут после себя настоящую экологическую катастрофу! — заметила Мадина. Правда, без особых эмоций: все-таки она специализировалась на борьбе с насилием, а не на экологии.
Разбрызгивая грязь, бронекар обогнул очередной холм, и Мартин увидал слева от дороги группу построек. Если точнее, то группу развалин. Частично их заслоняли деревья, но все равно можно было рассмотреть деревянные платформы на сваях, грубо сколоченные башенки, бревенчатую ограду, накренившийся флагшток. Затормозив, он взял у Сотимары бинокль: халтурная работа, все перекошено, искривлено, еле держится. Сунешься туда и получишь бревном по темени.
— Это городок борешанистов, — сказала Мадина. — Времянка, для игры. Они его давно построили, еще до эвакуации.
— Значит, осталась последняя сотня километров, — Мартин вернул бинокль фаянийцу. — Вот приедем в Эгтемеос и закажем роскошный ужин в лучшем ресторане. Кто-нибудь против?
Таких, кто против, не нашлось.
— Если Эш дружил с борешанистами, — заговорила чуть погодя Мадина, — они, возможно, знают, кто был вожаком. Мы его быстро вычислим.
— Посмотрим, — Мартин повернул вправо, объезжая невинного вида озерцо посреди дороги. — У меня сложилось впечатление, что вожак постоянно прятался за спиной Эша. Мадина, вы когда-нибудь были борешанисткой?
— Нет. Моя младшая сестра борешанистка, а я никогда не увлекалась играми. Мне хватает науки, общественной деятельности… — Она вздохнула, почему-то с сожалением.
— Ваша общественная деятельность — тоже игра. Не согласны? Кстати, почему вы не занялись политикой?
Мадина снова вздохнула.
— Мне перекрыли кислород. Эти мерзавцы-консерваторы… Когда я вышла из тюрьмы, я хотела баллотироваться в парламент, все наше движение меня поддерживало. И не только… Мы утерли нос Денору, это многим понравилось! Так вот, когда мою кандидатуру выдвинули, ко мне прислали для приватной беседы некую личность из президентской службы безопасности. Аккуратная такая дамочка, похожа на школьную учительницу или на менеджера мелкой фирмы. И она прозрачно намекнула, что, если я полезу в политику, со мной произойдет какой-нибудь несчастный случай, потому что шансы у меня есть, а Лидоне совсем не нужен конфликт с Денором. Мол, меня уберут без всякой личной неприязни, чтобы не допустить дальнейших дипломатических осложнений. Разумеется, у этой стервы была с собой электронная глушилка, так что записать наш интересный разговор я не смогла. Потом я еще два раза пробовала… и опять меня предупреждали. Все не нарадуются, какое у нас либеральное правительство, а на деле это беспринципные шантажисты!
— У нас не самое плохое правительство. Жить можно.
— Ну да, — Мадина насмешливо фыркнула. — Их кредо — это процветание Лидоны и благополучие каждого лидонца! Причем благополучие они трактуют как сохранность каждой конкретной лидонской задницы, чтоб она, упаси боже, не села на колючку, не получила пинка…
Сотимара встал и тихонько выскользнул из кабины. Когда Мадина ударялась в такую лексику, он терпел-терпел, а потом уходил. Он не мог примириться с тем, что воплощение красоты и женственности запросто говорит о задницах, и потому спасался бегством. Любая фаянийская аристократка скорее согласилась бы повеситься на собственных чулках, чем затронуть в светской беседе настолько неизящную тему.
— А что вам тут не нравится? — покосившись на закрывшуюся дверь, осведомился Мартин.
— Их трусливый приземленный прагматизм! Консерваторы постоянно твердят, что главное — это благополучие, благополучие и еще раз благополучие. Мы должны плевать с высоты на конфликты между другими мирами и придерживаться нейтралитета ради хваленого лидонского благополучия! Денор все больше наглеет, два года назад он сожрал один за другим три суверенных мира — Хальцеол, Раглоссу и Валену, и все уважающие себя государства заявили протест, а Лидона ограничилась пространными пожеланиями, чтобы обстановка в Галактике оставалась стабильной и никто не нарушал сложившегося равновесия. Ну, я не знаю, это просто смешно! Тот, кто голосует за консерваторов, голосует за сытое равнодушие!
— Классная предвыборная речь, — сказал Мартин. — Я только не понял, Малина, какую политику предлагаете вы?
— Я предлагаю политику активного выражения своего негативного отношения к тем безобразиям, которые творит Денор! — Переведя дух, она добавила: — Без насилия, конечно.
Дорога вильнула, огибая лесистый холм. Мадина собиралась еще что-то сказать, но замерла с приоткрытым ртом, а потом спросила:
— Это Эгтемеос?
— Похоже…
Мартин резко нажал на тормоз, бронекар остановился.
— Несколько месяцев назад, когда я была тут в последний раз, он выглядел лучше, — прошептала Мадина.
— Он еще на позапрошлой неделе выглядел лучше. Позади стукнула дверь, в кабину вошел Сотимара.
— Паад, можно ваш бинокль? Я не могу рассмотреть, что там, но как будто что-то изменилось…
Мартин молча протянул ему бинокль.
— Там есть кто-нибудь живой? — нарушила паузу Мадина.
— Сейчас узнаем.
ГЛАВА 16
— Почему они так нахваливают эту дорогу? — спросила Мадина. — Грязь такая, что можно с головой утонуть, слизняки величиной с автобус…
— Реклама, — усмехнулся Мартин.
— Зачем — реклама?
— Местные заинтересованы в том, чтобы караваны ходили именно здесь, — объяснил Сотимара, сидевший позади, на откидном сиденье. — Для них это бизнес: пускают за плату на ночлег, продают еду и пиво. Иногда разбойничают… Сейчас сезон дождей, а в другое время дороги тут приличные.
— Чертова Келма… — фыркнула Мадина. Эти слова превратились у нее в привычную присказку.
— Это уже не Келма, — возразил Мартин. — Саваш. Скоро будем в Эгтемеосе. Если не завязнем…
— Хорошо бы поскорее, — Мадина сжала подавшийся под пальцами мягкий подлокотник кресла. — Я найду его и добьюсь, чтоб его судили! В Эгтемеосе есть свое самоуправление, есть законы и даже тюрьма. Идеолог работорговли должен сидеть в тюрьме.
— Вы думаете, Панасов и Унарре возьмут вашу сторону?
— Наверняка. По слухам, они оба жулики с нечистой совестью, но при этом вполне нормальные люди. Вот Делберс, их конкурент, был настоящий фашист… Он планировал открыть в Эгтемеосе невольничий рынок, а они на это не пошли. Они меня поддержат.
— Скорее всего… — поразмыслив, кивнул Мартин. — А как вы собираетесь искать этого субчика? Мы не знаем ни кто он такой, ни как он выглядит…
— Зато знаем его образ мыслей и манеру говорить! Знаем характерные поведенческие черты. Я же сказала, Вениамин Эш — человек-отражение. Когда мы с ним были близки, он копировал меня очень точно. И другие свои увлечения тоже точно копировал. Мы найдем преступника по слепку его личности, который нес в себе Эш.
— Превосходно, — оценив ее идею, согласился Мартин. — Мадина, вы молодец, голова у вас работает. Только искать его буду я, идет?
— Мы могли бы и вместе, параллельно… — Она протестующе свела брови.
— Лучше не надо. Вы можете раньше времени выдать свои эмоции, спугнете его, и он сбежит. Работорговля — тяжкое преступление. Если в активе у этого парня есть и другие жертвы, кроме вас, нервишки у него должны пошаливать.
— Я буду просто вращаться среди людей и присматриваться, это не вызовет подозрений.
— Там посмотрим.
Ее способность к самоконтролю вызывала у Мартина оправданный скепсис. А этот тип, таинственный «вожак» Эша, ему тоже позарез нужен… Главное — поскорее его поймать, а там уж Мартин постарается выжать из него всю полезную информацию.
— Мадина, я тут засек одну неувязочку в вашей версии.
— Да?! — Она повернулась к нему, готовая спорить.
Он рассказал ей о дружбе Эша с борешанистами, о его непререкаемом авторитете среди этих ребят.
— Если он такая бесхребетная личность, как вы утверждаете, он вряд ли стал бы у них лидером. Не сходится.
— Сходится! — Мадина азартно прищурилась. — То асе самое наблюдалось, когда Эш, как ассистент профессора Кошани, работал с первокурсниками. Он перенимал обаяние профессора — Кошани ведь был необыкновенно обаятельный человек, правда? — и они слушали его, раскрыв рты. Потом, позже, разбирались, кто есть кто. Здесь то же самое. Если Эш, когда общался с борешанистами, подражал своему кумиру… Он выступал как проводник его влияния, понимаете? Мартин, это очень плохо! Не знаю, зачем им понадобились борешанисты, но вдруг для какой-нибудь гадости. Поехали побыстрее.
— Мы едем так быстро, как можем. По этой келмацкой дороге ни одна машина не пройдет. Наш бронекар — исключение.
— Вы же сами сказали, что это уже не Келма, а Саваш!
— Я использую прилагательное «келмацкий», как пристойный синоним другого слова, — ухмыльнулся Мартин. — По вашему примеру. Я принял к сведению все, что вы сказали. Очень может быть, что вы не ошибаетесь. Поменяемся?
— Давайте.
Он притормозил, и они поменялись местами. Пять часов за рулем, в самый раз отдохнуть… Нескончаемый дождь обволакивал машину водяным коконом, дорога исчезала в тумане. Мартин откинул спинку кресла — когда двигались по трассе, он спал прямо в кабине — и прикрыл глаза. До Эгтемеоса — двое суток пути. А если дождик вдруг стихнет, всего сутки или даже меньше. Последние несколько дней прошли спокойно, без неожиданностей. Мартину немного не хватало снов про город под желтым небом, и это осознание вызвало у него снисходительную усмешку: ты даешь, парень! И все-таки очень хотелось узнать, что там было еще, там ведь много чего было, а он никак не может вспомнить… Стоп, почему — вспомнить?.. Не вспомнить, а вообразить. Но в том-то и дело, что известный во многих мирах писатель Мартин Паад был не беллетристом, а документалистом. Он не мог придумать про приснившийся город ничего нового, и вместе с тем его не отпускало ненормальное ощущение реальности событий, случившихся во сне.
Назавтра болотную страну сменила пересеченная местность с холмами и перелесками, такая же отсыревшая и туманная, но более привлекательная на вид. Дорога обмелела. Это значит: если раньше колеса бронекара погружались в грязь на две трети, то теперь всего на четверть. Невысокие округлые холмы, беспорядочно раскиданные по равнине, одевала изумрудно-зеленая травка. Мокли под дождем смешанные леса: лиственные деревья, деревья с султанами зеленых нитей, пышно клубящийся кустарник с разноцветной хвоей — и все это древесное столпотворение перевито сиреневыми лианами, увешано бледными спиралями воздушных вьюнов.
— Плод экспериментов «Дендроэкспорта», — объяснила Мадина. — Они тут кое-что высадили, потом эвакуировались, а флора осталась и перемешалась с местной. Трава тоже их. Та самая, на которую можно сажать магнитоплан, и она не помнется.
Сотимара, привстав, рассматривал пейзаж, прижимая к глазам полевой бинокль.
— То-то она такая красивая… — отозвался Мартин. — Значит, мы уже близко?
— Да. Мы с Эшем ехали в Келму по этой дороге, тогда здесь было сухо.
Спустя час пошли перелески попроще: тут обитали деревья лиственные и с зелеными нитями, на ветвях болтались воздушные вьюны. Полигоны «Дендроэкспорта» остались позади. Однако дорогостоящая нарядная трава для газонов сумела-таки добраться сюда, одолев своих кадмийских конкурентов, и открытые участки манили шелковистым изумрудным покровом.
— Да эти деятели оставили тут после себя настоящую экологическую катастрофу! — заметила Мадина. Правда, без особых эмоций: все-таки она специализировалась на борьбе с насилием, а не на экологии.
Разбрызгивая грязь, бронекар обогнул очередной холм, и Мартин увидал слева от дороги группу построек. Если точнее, то группу развалин. Частично их заслоняли деревья, но все равно можно было рассмотреть деревянные платформы на сваях, грубо сколоченные башенки, бревенчатую ограду, накренившийся флагшток. Затормозив, он взял у Сотимары бинокль: халтурная работа, все перекошено, искривлено, еле держится. Сунешься туда и получишь бревном по темени.
— Это городок борешанистов, — сказала Мадина. — Времянка, для игры. Они его давно построили, еще до эвакуации.
— Значит, осталась последняя сотня километров, — Мартин вернул бинокль фаянийцу. — Вот приедем в Эгтемеос и закажем роскошный ужин в лучшем ресторане. Кто-нибудь против?
Таких, кто против, не нашлось.
— Если Эш дружил с борешанистами, — заговорила чуть погодя Мадина, — они, возможно, знают, кто был вожаком. Мы его быстро вычислим.
— Посмотрим, — Мартин повернул вправо, объезжая невинного вида озерцо посреди дороги. — У меня сложилось впечатление, что вожак постоянно прятался за спиной Эша. Мадина, вы когда-нибудь были борешанисткой?
— Нет. Моя младшая сестра борешанистка, а я никогда не увлекалась играми. Мне хватает науки, общественной деятельности… — Она вздохнула, почему-то с сожалением.
— Ваша общественная деятельность — тоже игра. Не согласны? Кстати, почему вы не занялись политикой?
Мадина снова вздохнула.
— Мне перекрыли кислород. Эти мерзавцы-консерваторы… Когда я вышла из тюрьмы, я хотела баллотироваться в парламент, все наше движение меня поддерживало. И не только… Мы утерли нос Денору, это многим понравилось! Так вот, когда мою кандидатуру выдвинули, ко мне прислали для приватной беседы некую личность из президентской службы безопасности. Аккуратная такая дамочка, похожа на школьную учительницу или на менеджера мелкой фирмы. И она прозрачно намекнула, что, если я полезу в политику, со мной произойдет какой-нибудь несчастный случай, потому что шансы у меня есть, а Лидоне совсем не нужен конфликт с Денором. Мол, меня уберут без всякой личной неприязни, чтобы не допустить дальнейших дипломатических осложнений. Разумеется, у этой стервы была с собой электронная глушилка, так что записать наш интересный разговор я не смогла. Потом я еще два раза пробовала… и опять меня предупреждали. Все не нарадуются, какое у нас либеральное правительство, а на деле это беспринципные шантажисты!
— У нас не самое плохое правительство. Жить можно.
— Ну да, — Мадина насмешливо фыркнула. — Их кредо — это процветание Лидоны и благополучие каждого лидонца! Причем благополучие они трактуют как сохранность каждой конкретной лидонской задницы, чтоб она, упаси боже, не села на колючку, не получила пинка…
Сотимара встал и тихонько выскользнул из кабины. Когда Мадина ударялась в такую лексику, он терпел-терпел, а потом уходил. Он не мог примириться с тем, что воплощение красоты и женственности запросто говорит о задницах, и потому спасался бегством. Любая фаянийская аристократка скорее согласилась бы повеситься на собственных чулках, чем затронуть в светской беседе настолько неизящную тему.
— А что вам тут не нравится? — покосившись на закрывшуюся дверь, осведомился Мартин.
— Их трусливый приземленный прагматизм! Консерваторы постоянно твердят, что главное — это благополучие, благополучие и еще раз благополучие. Мы должны плевать с высоты на конфликты между другими мирами и придерживаться нейтралитета ради хваленого лидонского благополучия! Денор все больше наглеет, два года назад он сожрал один за другим три суверенных мира — Хальцеол, Раглоссу и Валену, и все уважающие себя государства заявили протест, а Лидона ограничилась пространными пожеланиями, чтобы обстановка в Галактике оставалась стабильной и никто не нарушал сложившегося равновесия. Ну, я не знаю, это просто смешно! Тот, кто голосует за консерваторов, голосует за сытое равнодушие!
— Классная предвыборная речь, — сказал Мартин. — Я только не понял, Малина, какую политику предлагаете вы?
— Я предлагаю политику активного выражения своего негативного отношения к тем безобразиям, которые творит Денор! — Переведя дух, она добавила: — Без насилия, конечно.
Дорога вильнула, огибая лесистый холм. Мадина собиралась еще что-то сказать, но замерла с приоткрытым ртом, а потом спросила:
— Это Эгтемеос?
— Похоже…
Мартин резко нажал на тормоз, бронекар остановился.
— Несколько месяцев назад, когда я была тут в последний раз, он выглядел лучше, — прошептала Мадина.
— Он еще на позапрошлой неделе выглядел лучше. Позади стукнула дверь, в кабину вошел Сотимара.
— Паад, можно ваш бинокль? Я не могу рассмотреть, что там, но как будто что-то изменилось…
Мартин молча протянул ему бинокль.
— Там есть кто-нибудь живой? — нарушила паузу Мадина.
— Сейчас узнаем.
ГЛАВА 16
Гладкая светло-серая стена десятиметровой высоты, и над ней возносятся, стеклянно поблескивая, ступенчатые многогранники небоскребов — так выглядел Эгтемеос раньше. Теперь стены не было, вместо нее тянулся бесформенный вал обломков, из которого торчали покореженные прутья арматуры. Небоскребов тоже не было. Гигантские кучи битого псевдостекла, бетона, кирпича, разметанные бревна, куски нержавеющих металлических труб, разноцветные лохмотья кабелей… Все раздавлено и перемешано, облеплено подрагивающими под редкими каплями дождя воздушными вьюнами.
Бронекар медленно полз по бывшей улице, объезжая завалы. Вдруг откуда-то сбоку на дорогу выскочил человек в грязной одежде, с забинтованной головой. Он размахивал руками, губы шевелились. Затормозив, Мартин распахнул дверцу:
— Что у вас тут случилось?
— Нападение с воздуха. У вас есть какие-нибудь лекарства?
— Да. Где остальные?
— Здесь, рядом…
Выжившие обитатели Эгтемеоса соорудили хижины из бревен и кусков синтетического полотна. В самой большой разместился госпиталь. Инопланетяне и валвэнийцы жили бок о бок. Уцелело около двух сотен человек, почти все получили ранения. К Мартину подошел, прихрамывая, Панасов — тоже с окровавленными бинтами на голове, левая рука на перевязи. Его запавшие глаза с красноватыми прожилками нездорово блестели.
— Вам повезло, Паад. Вас тут не было, когда это случилось.
— Кто на вас напал?
— Если б я знал… — устало вздохнул босс Эгтемеоса.
— А где Соланж Унарре?
— В госпитале. Она пока жива, но долго не продержится, — лицо Панасова слегка сморщилось, однако он овладел собой. — Паад, у вас машина. С водой у нас проблем нет, но продукты кончаются.
— Сегодня же привезу. Пока забирайте то, что есть, разделите на всех. Как произошло нападение?
К ним присоединились Мадина и Сотимара. Вокруг их группки собирались измученные, оборванные люди.
— Неизвестно, что это было. Как будто на Эгтемеос обрушился гигантский невидимый молот, несколько раз подряд. Больше всего похоже на гравитационные удары. Я никогда не слыхал о том, чтоб у кого-то было такое оружие…
— Я тоже. Кто-нибудь рассмотрел атакующих?
— В небе над нами не было никаких аппаратов. По крайней мере, в зоне видимости, ниже облаков. Это случилось днем, и те, кто находился на улице, остались живы. Правда, не все… Некоторых раздавило прямо на улице, — Панасов помолчал, его воспаленный взгляд блуждал по лицам слушателей. — Мы пытались разбирать завалы, но это бессмысленно, живых там нет. Разрушения не те, что бывают при землетрясениях, все раздавлено, спрессовано.
— Почему столько раненых?
— После первой… атаки была вторая. Груды обломков начали словно бы взрываться, во все стороны летели куски. Так мы потеряли еще с полсотни человек. Кто-то хотел уничтожить Эгтемеос, и он это сделал.
Дождь тихо шелестел над мертвым космопортом, барабанил по натянутым кускам рваного полотна, заменяющим крыши. Искристо-синее, оранжевое, белое с золотыми звездами… Островок упорядоченности среди хаоса. Из госпиталя доносились глухие стоны.
— Медикаменты, — встрепенулся Мартин. — Сейчас принесу. Не знаю, хватит ли на всех…
Его комбинезон промок, капли стекали по шее за ворот. Ко лбу Малины прилипли темные пряди, зато несмываемый макияж не пострадал. Сотимара накинул на голову капюшон своего шелкового княжеского плаща. Обитатели Эгтемеоса не обращали внимания на дождь: он был мелочью по сравнению с недавней катастрофой.
— Подонки… — прошептала Мадина, негодующе сузив глаза. — Мартин, кто мог это сделать?
— Не знаю, — он направился к бронекару, на ходу просчитывая возможные варианты, но ответа не было. Ни один из миров не владеет оружием, которое действует таким образом. Как и Панасов, он о подобных вещах не слыхал. Чьи-то новейшие разработки? Или опять кто-то откопал древнее имперское оружие массового поражения, в свое время надежно засекреченное? Так или иначе, а Кадм — неподходящий полигон для испытаний: все, что здесь происходит (если оно происходит в заметных масштабах), без задержки фиксируют наблюдатели на орбите.
— Я догадываюсь, кто это, — Мадина зашагала рядом, поглядывая на него сбоку.
— Кто?
— Денорцы, кто же еще? Только у них есть устройства, позволяющие кораблям входить в гиперпространство и выходить из него не через Гипорталы, а где угодно.
— Не где угодно. Только там, где имеются в наличии гиперпространственные каналы. Нелюбимые вами денорцы утверждают, что вблизи Кадма таковых не обнаружено. И земляне говорят то же самое, а они по части гиперпространства специалисты.
— Не специалисты, а монополисты, — фыркнула Мадина. — Как же тогда эта имперская установка для нуль-перебросок, которую нашли два года назад? Ведь она работает независимо от того, есть каналы или нет, так сказано в рекламе Галактического банка.
— Там другой принцип. Не знаю какой, но другой. — Мартин распахнул дверцу кабины. — Пошли, поможете мне разобраться с медикаментами. Кое-что оставим себе, остальное отдадим. У меня тут капитальный запас.
Он доставал коробки из примыкающего к медотсеку вместительного шкафа, а Мадина переносила их в салон. Лекарства, перевязочный материал, медицинские инструменты… Панасов сказал, что ранеными занимаются врач-алзонец и валвэнийская знахарка-целительница, с год назад обосновавшаяся в Эгтемеосе. Эти двое разберутся, что к чему.
— Вы согласны со мной? — оторвавшись на миг от сортировки коробок с яркими наклейками, спросила Мадина.
— Насчет чего?
— Насчет того, что здесь поработали денорцы? Они могли найти гиперканал, который вначале не заметили. Их жестокость общеизвестна. Это они уничтожили Эгтемеос, больше некому.
— Вряд ли.
— Вы их защищаете? — Она сжала упаковку стерильной ваты, словно собираясь запустить ею в Мартина.
— Нет, просто не вижу, какие у них могли быть мотивы.
— Да их мотивы всем известны: убийство ради убийства. — Бросив вату в общую кучу, она передернула плечами.
— Не тот стиль. Если денорцы на кого-то нападают, они, без достаточно веских причин, ни за что не откажут себе в удовольствии устроить рукопашную. Помните это знаменитое высказывание одного олигарха из их верхушки: «У нас самое совершенное в Галактике оружие, но мы опасны и без оружия»?
— Хвастливое заявление. Особенно они опасны, когда с ног до головы в тухлых яйцах… — Мадина ухмыльнулась. — И насчет самого совершенного можно поспорить, у других миров первой десятки, включая Лидону, оружие ничуть не хуже!
— Ага. Так вот, прихлопнуть одним махом целый населенный пункт — это для них неспортивно. Денорцы для таких операций обычно высаживают десант. То, что мы здесь имеем, больше смахивает на работу слакиан: нанести удар с воздуха, вызвать общую панику, потом спуститься и захватить побольше пленных.
— Но ведь здесь не было слакиан, они просто не смогли бы прорваться к Кадму через кордоны.
— Не было, — согласился Мартин. — Это что-то здешнее, кадмийское, связанное с икс-объектами. Помните истории о неведомой силе, которая давит дома?
— Я считала, это келмацкие россказни.
— К сожалению, не россказни. Я видел раздавленные дома в цибенских деревнях. Они выглядели так же, как Эгтемеос. Поэтому тем более важно поскорее найти законспирированного приятеля Эша. Эш был засранец, но об икс-объектах он знал больше, чем кто-либо другой, а я упустил его как последний дурак… — Мартин с досадой поморщился и поднял пирамиду коробок. — Идемте.
Отдав медикаменты и запасные одеяла людям Панасова, он вместе с Сотимарой поехал в ближайшую деревню за продуктами. Мадина осталась в госпитале, помогать врачу и знахарке. Мартин взял с нее слово, что она не затеет никакого самостоятельного расследования до его возвращения.
Смеркалось, из грифельно-серых облаков сеялся теплый дождик. Болотные деревни стояли на месте (Мартин опасался, что они тоже уничтожены, и тогда придется мчаться за продовольствием черт знает куда), крестьяне обрадовались шансу сбыть оптом свой товар. После недолгого торга Сотимара отдал им несколько мелких синтетических камней, а Мартин начал таскать в салон бронекара мешки, гирлянды копченых колбас и плетеные корзины с гурьябом. Они еле успели вернуться в Эгтемеос до темноты. На расчищенной площадке горели костры, стелющийся дым щипал глаза.
Выгрузив продукты, Мартин уселся на обломок бетона, с куском колбасы в одной руке и банкой пива (последней) в другой. Вокруг, в клубах дыма и пляшущем оранжевом свете, пировали обитатели Эгтемеоса: впервые за несколько суток они смогли досыта поесть. Общая нервозность спала. Получив помощь — пускай и не слишком большую, если разделить ее на двести человек, — люди воспрянули духом. Без современной техники Эгтемеос заново не отстроить; когда раненые более-менее поправятся, им придется уйти отсюда и обосноваться на новом месте. Мартин подозревал, что они справятся.
Из темноты появилась Мадина. Присев перед ним на корточки, она таинственным шепотом сообщила:
— Я тут кое-что раскопала.
— Та-ак… — протянул Мартин. — Вы же дали слово, что не будете заниматься расследованиями!
— Не бойтесь, я и не занималась. Информация сама нашла меня.
— Какая информация?
— Сейчас я его приведу.
Мадина исчезла, но через несколько минут — Мартин еще не успел дожевать свою колбасу — вернулась вместе с высоким тонколицым пареньком в изодранном светлом плаще. Длинные волосы перехвачены на лбу кожаным ремешком, на боку висит пластиковый меч (надо полагать, настоящий погребен где-то под завалом). Борешанист.
— Привет, — смерив его взглядом, бросил Мартин. — Колбасы хочешь?
— Я уже ел, — паренек вытер жирно блестящие губы, его правая рука неловко теребила рукоятку меча.
— Садись, — Мартин кивком указал на соседний обломок.
Борешанист внял приглашению, и теперь Мартин смог внимательно рассмотреть его: растерянное веснушчатое лицо, полные тоски серо-зеленые глаза с редкими светлыми ресницами. И никаких телесных повреждений. Первый нераненый среди тех, кого Мартин встретил в Эгтемеосе.
— Я смотрю, ты счастливчик.
Он что-то пробурчал, уныло и протестующе.
— Как тебя зовут?
— Теймо Блесновский.
— Как получилось, что на тебе нет ни царапины?
— Царапины есть, — Теймо показал руки — в ссадинах, с обломанными ногтями. — Это когда мы строили… Меня не было в Эгтемеосе во время атаки, мы ходили в Огуречный лес.
— В какой? — переспросил Мартин.
— Это они его так называют, — пояснила Мадина. Она сидела на корточках, спиной к огню. — У борешанистов своя собственная топонимия. В том лесу они однажды всей компанией ели огурцы, поэтому он стал Огуречным. Для остальных это безымянная роща в пяти километрах от Эгтемеоса, недавно там вылезло из земли три новых икс-объекта…
— Мадина, я хочу, чтобы на мои вопросы отвечал Теймо, а не вы, — вежливо перебил Мартин.
— Ладно, не буду мешать. — Она встала, с независимым видом засунула руки в карманы облегающей спортивной курточки. — У Теймо для вас письмо, пусть не забудет отдать.
— Что за письмо? — дождавшись, когда она уйдет, повернулся к борешанисту Мартин.
— Вот.
Теймо торопливым неловким жестом извлек мятый конверт с голографической картинкой: роскошный курортный пейзаж, то ли земной, то ли алзонский, то ли валенийский. На конверте наискось накарябано знакомым почерком: «Мартину Пааду».
— Спасибо. — Мартин с непроницаемой миной взял послание и сунул в карман. — От кого это, можно полюбопытствовать?
— А не знаю, — безучастно глядя в сторону костра, отозвался Теймо. — Мне его дал Альбер, демиург… Ну, один из наших главных. Сказал, передай Пааду, когда приедет. Я и взял. Мне все пофиг было, они уже объявили, что уходят без нас. И ушли, а мы остались.
— Куда ушли?
— В другое измерение.
Мартин хотел было рявкнуть на него, но сдержался: таким несчастным и одиноким выглядел Теймо, точь-в-точь мальчишка-подросток, которого друзья не приняли в игру. Да он и есть мальчишка. Лет восемнадцать—девятнадцать, не старше. Значит, на Кадм прилетел еще школьником.
— Теймо, что ты называешь другим измерением? Учти, я совсем темный, вашего сленга не знаю.
— Другое измерение — это другое измерение. Там возможны чудеса, там живет Габри Борешан. Они ушли к нему, к Габри. А нас оставили здесь, в этом дурацком измерении, среди заземленных обывателей и технократов.
Бронекар медленно полз по бывшей улице, объезжая завалы. Вдруг откуда-то сбоку на дорогу выскочил человек в грязной одежде, с забинтованной головой. Он размахивал руками, губы шевелились. Затормозив, Мартин распахнул дверцу:
— Что у вас тут случилось?
— Нападение с воздуха. У вас есть какие-нибудь лекарства?
— Да. Где остальные?
— Здесь, рядом…
Выжившие обитатели Эгтемеоса соорудили хижины из бревен и кусков синтетического полотна. В самой большой разместился госпиталь. Инопланетяне и валвэнийцы жили бок о бок. Уцелело около двух сотен человек, почти все получили ранения. К Мартину подошел, прихрамывая, Панасов — тоже с окровавленными бинтами на голове, левая рука на перевязи. Его запавшие глаза с красноватыми прожилками нездорово блестели.
— Вам повезло, Паад. Вас тут не было, когда это случилось.
— Кто на вас напал?
— Если б я знал… — устало вздохнул босс Эгтемеоса.
— А где Соланж Унарре?
— В госпитале. Она пока жива, но долго не продержится, — лицо Панасова слегка сморщилось, однако он овладел собой. — Паад, у вас машина. С водой у нас проблем нет, но продукты кончаются.
— Сегодня же привезу. Пока забирайте то, что есть, разделите на всех. Как произошло нападение?
К ним присоединились Мадина и Сотимара. Вокруг их группки собирались измученные, оборванные люди.
— Неизвестно, что это было. Как будто на Эгтемеос обрушился гигантский невидимый молот, несколько раз подряд. Больше всего похоже на гравитационные удары. Я никогда не слыхал о том, чтоб у кого-то было такое оружие…
— Я тоже. Кто-нибудь рассмотрел атакующих?
— В небе над нами не было никаких аппаратов. По крайней мере, в зоне видимости, ниже облаков. Это случилось днем, и те, кто находился на улице, остались живы. Правда, не все… Некоторых раздавило прямо на улице, — Панасов помолчал, его воспаленный взгляд блуждал по лицам слушателей. — Мы пытались разбирать завалы, но это бессмысленно, живых там нет. Разрушения не те, что бывают при землетрясениях, все раздавлено, спрессовано.
— Почему столько раненых?
— После первой… атаки была вторая. Груды обломков начали словно бы взрываться, во все стороны летели куски. Так мы потеряли еще с полсотни человек. Кто-то хотел уничтожить Эгтемеос, и он это сделал.
Дождь тихо шелестел над мертвым космопортом, барабанил по натянутым кускам рваного полотна, заменяющим крыши. Искристо-синее, оранжевое, белое с золотыми звездами… Островок упорядоченности среди хаоса. Из госпиталя доносились глухие стоны.
— Медикаменты, — встрепенулся Мартин. — Сейчас принесу. Не знаю, хватит ли на всех…
Его комбинезон промок, капли стекали по шее за ворот. Ко лбу Малины прилипли темные пряди, зато несмываемый макияж не пострадал. Сотимара накинул на голову капюшон своего шелкового княжеского плаща. Обитатели Эгтемеоса не обращали внимания на дождь: он был мелочью по сравнению с недавней катастрофой.
— Подонки… — прошептала Мадина, негодующе сузив глаза. — Мартин, кто мог это сделать?
— Не знаю, — он направился к бронекару, на ходу просчитывая возможные варианты, но ответа не было. Ни один из миров не владеет оружием, которое действует таким образом. Как и Панасов, он о подобных вещах не слыхал. Чьи-то новейшие разработки? Или опять кто-то откопал древнее имперское оружие массового поражения, в свое время надежно засекреченное? Так или иначе, а Кадм — неподходящий полигон для испытаний: все, что здесь происходит (если оно происходит в заметных масштабах), без задержки фиксируют наблюдатели на орбите.
— Я догадываюсь, кто это, — Мадина зашагала рядом, поглядывая на него сбоку.
— Кто?
— Денорцы, кто же еще? Только у них есть устройства, позволяющие кораблям входить в гиперпространство и выходить из него не через Гипорталы, а где угодно.
— Не где угодно. Только там, где имеются в наличии гиперпространственные каналы. Нелюбимые вами денорцы утверждают, что вблизи Кадма таковых не обнаружено. И земляне говорят то же самое, а они по части гиперпространства специалисты.
— Не специалисты, а монополисты, — фыркнула Мадина. — Как же тогда эта имперская установка для нуль-перебросок, которую нашли два года назад? Ведь она работает независимо от того, есть каналы или нет, так сказано в рекламе Галактического банка.
— Там другой принцип. Не знаю какой, но другой. — Мартин распахнул дверцу кабины. — Пошли, поможете мне разобраться с медикаментами. Кое-что оставим себе, остальное отдадим. У меня тут капитальный запас.
Он доставал коробки из примыкающего к медотсеку вместительного шкафа, а Мадина переносила их в салон. Лекарства, перевязочный материал, медицинские инструменты… Панасов сказал, что ранеными занимаются врач-алзонец и валвэнийская знахарка-целительница, с год назад обосновавшаяся в Эгтемеосе. Эти двое разберутся, что к чему.
— Вы согласны со мной? — оторвавшись на миг от сортировки коробок с яркими наклейками, спросила Мадина.
— Насчет чего?
— Насчет того, что здесь поработали денорцы? Они могли найти гиперканал, который вначале не заметили. Их жестокость общеизвестна. Это они уничтожили Эгтемеос, больше некому.
— Вряд ли.
— Вы их защищаете? — Она сжала упаковку стерильной ваты, словно собираясь запустить ею в Мартина.
— Нет, просто не вижу, какие у них могли быть мотивы.
— Да их мотивы всем известны: убийство ради убийства. — Бросив вату в общую кучу, она передернула плечами.
— Не тот стиль. Если денорцы на кого-то нападают, они, без достаточно веских причин, ни за что не откажут себе в удовольствии устроить рукопашную. Помните это знаменитое высказывание одного олигарха из их верхушки: «У нас самое совершенное в Галактике оружие, но мы опасны и без оружия»?
— Хвастливое заявление. Особенно они опасны, когда с ног до головы в тухлых яйцах… — Мадина ухмыльнулась. — И насчет самого совершенного можно поспорить, у других миров первой десятки, включая Лидону, оружие ничуть не хуже!
— Ага. Так вот, прихлопнуть одним махом целый населенный пункт — это для них неспортивно. Денорцы для таких операций обычно высаживают десант. То, что мы здесь имеем, больше смахивает на работу слакиан: нанести удар с воздуха, вызвать общую панику, потом спуститься и захватить побольше пленных.
— Но ведь здесь не было слакиан, они просто не смогли бы прорваться к Кадму через кордоны.
— Не было, — согласился Мартин. — Это что-то здешнее, кадмийское, связанное с икс-объектами. Помните истории о неведомой силе, которая давит дома?
— Я считала, это келмацкие россказни.
— К сожалению, не россказни. Я видел раздавленные дома в цибенских деревнях. Они выглядели так же, как Эгтемеос. Поэтому тем более важно поскорее найти законспирированного приятеля Эша. Эш был засранец, но об икс-объектах он знал больше, чем кто-либо другой, а я упустил его как последний дурак… — Мартин с досадой поморщился и поднял пирамиду коробок. — Идемте.
Отдав медикаменты и запасные одеяла людям Панасова, он вместе с Сотимарой поехал в ближайшую деревню за продуктами. Мадина осталась в госпитале, помогать врачу и знахарке. Мартин взял с нее слово, что она не затеет никакого самостоятельного расследования до его возвращения.
Смеркалось, из грифельно-серых облаков сеялся теплый дождик. Болотные деревни стояли на месте (Мартин опасался, что они тоже уничтожены, и тогда придется мчаться за продовольствием черт знает куда), крестьяне обрадовались шансу сбыть оптом свой товар. После недолгого торга Сотимара отдал им несколько мелких синтетических камней, а Мартин начал таскать в салон бронекара мешки, гирлянды копченых колбас и плетеные корзины с гурьябом. Они еле успели вернуться в Эгтемеос до темноты. На расчищенной площадке горели костры, стелющийся дым щипал глаза.
Выгрузив продукты, Мартин уселся на обломок бетона, с куском колбасы в одной руке и банкой пива (последней) в другой. Вокруг, в клубах дыма и пляшущем оранжевом свете, пировали обитатели Эгтемеоса: впервые за несколько суток они смогли досыта поесть. Общая нервозность спала. Получив помощь — пускай и не слишком большую, если разделить ее на двести человек, — люди воспрянули духом. Без современной техники Эгтемеос заново не отстроить; когда раненые более-менее поправятся, им придется уйти отсюда и обосноваться на новом месте. Мартин подозревал, что они справятся.
Из темноты появилась Мадина. Присев перед ним на корточки, она таинственным шепотом сообщила:
— Я тут кое-что раскопала.
— Та-ак… — протянул Мартин. — Вы же дали слово, что не будете заниматься расследованиями!
— Не бойтесь, я и не занималась. Информация сама нашла меня.
— Какая информация?
— Сейчас я его приведу.
Мадина исчезла, но через несколько минут — Мартин еще не успел дожевать свою колбасу — вернулась вместе с высоким тонколицым пареньком в изодранном светлом плаще. Длинные волосы перехвачены на лбу кожаным ремешком, на боку висит пластиковый меч (надо полагать, настоящий погребен где-то под завалом). Борешанист.
— Привет, — смерив его взглядом, бросил Мартин. — Колбасы хочешь?
— Я уже ел, — паренек вытер жирно блестящие губы, его правая рука неловко теребила рукоятку меча.
— Садись, — Мартин кивком указал на соседний обломок.
Борешанист внял приглашению, и теперь Мартин смог внимательно рассмотреть его: растерянное веснушчатое лицо, полные тоски серо-зеленые глаза с редкими светлыми ресницами. И никаких телесных повреждений. Первый нераненый среди тех, кого Мартин встретил в Эгтемеосе.
— Я смотрю, ты счастливчик.
Он что-то пробурчал, уныло и протестующе.
— Как тебя зовут?
— Теймо Блесновский.
— Как получилось, что на тебе нет ни царапины?
— Царапины есть, — Теймо показал руки — в ссадинах, с обломанными ногтями. — Это когда мы строили… Меня не было в Эгтемеосе во время атаки, мы ходили в Огуречный лес.
— В какой? — переспросил Мартин.
— Это они его так называют, — пояснила Мадина. Она сидела на корточках, спиной к огню. — У борешанистов своя собственная топонимия. В том лесу они однажды всей компанией ели огурцы, поэтому он стал Огуречным. Для остальных это безымянная роща в пяти километрах от Эгтемеоса, недавно там вылезло из земли три новых икс-объекта…
— Мадина, я хочу, чтобы на мои вопросы отвечал Теймо, а не вы, — вежливо перебил Мартин.
— Ладно, не буду мешать. — Она встала, с независимым видом засунула руки в карманы облегающей спортивной курточки. — У Теймо для вас письмо, пусть не забудет отдать.
— Что за письмо? — дождавшись, когда она уйдет, повернулся к борешанисту Мартин.
— Вот.
Теймо торопливым неловким жестом извлек мятый конверт с голографической картинкой: роскошный курортный пейзаж, то ли земной, то ли алзонский, то ли валенийский. На конверте наискось накарябано знакомым почерком: «Мартину Пааду».
— Спасибо. — Мартин с непроницаемой миной взял послание и сунул в карман. — От кого это, можно полюбопытствовать?
— А не знаю, — безучастно глядя в сторону костра, отозвался Теймо. — Мне его дал Альбер, демиург… Ну, один из наших главных. Сказал, передай Пааду, когда приедет. Я и взял. Мне все пофиг было, они уже объявили, что уходят без нас. И ушли, а мы остались.
— Куда ушли?
— В другое измерение.
Мартин хотел было рявкнуть на него, но сдержался: таким несчастным и одиноким выглядел Теймо, точь-в-точь мальчишка-подросток, которого друзья не приняли в игру. Да он и есть мальчишка. Лет восемнадцать—девятнадцать, не старше. Значит, на Кадм прилетел еще школьником.
— Теймо, что ты называешь другим измерением? Учти, я совсем темный, вашего сленга не знаю.
— Другое измерение — это другое измерение. Там возможны чудеса, там живет Габри Борешан. Они ушли к нему, к Габри. А нас оставили здесь, в этом дурацком измерении, среди заземленных обывателей и технократов.