Страница:
Мартин упустил то мгновение, когда телесные ощущения отключились. Стены закачались, он упал на пол, однако удара не почувствовал. Подскочивший Юстан остервенело пинал его, изрыгая ругательства. Как и в первый раз, глаза Мартина оставались широко открытыми, но ни одна клеточка не передавала сигналов в мозг.
— Толстокожая скотина! — выкрикивал Юстан. — Вот же, ничего не чувствуешь! Дерьмовый непробиваемый обыватель!
Яростно работая ногами, по голове он не бил: опасался за драгоценную память пленника.
— Твоя душа заплыла жиром, ты неспособен чувствовать боль мира! Получай!
В прошлом Мартина не однажды избивали, но никогда — под наркозом. Юстан перешел на совсем уж нечленораздельную ругань, потом исчез из поля зрения. Мартин услыхал его шаги и слезливое бормотание. Шаги других людей. Он не мог повернуть голову, чтобы посмотреть, кто пришел, видел только сводчатый потолок над собой, путаницу светящихся извилистых полос.
— Унесите его в камеру, вон туда, — приказал кому-то Юстан. — Вчетвером поднимете? Да осторожней, голову не зашибите!
Мартина поволокли прочь из зала. Прикосновений он не чувствовал, но потолок поплыл назад, справа и слева суетились люди.
«Чтобы избить меня, тебе пришлось включить блокирующий ошейник. Остроумное решение, молодец, Юстан! И я гоже молодец: этак ненавязчиво и тактично прекратил разговор…»
Тащили его недолго: к залу примыкал коридор, на сводах которого еле теплились световые узоры. Поворот… Нет, не поворот — вход в комнатушку, затопленную дрожащим фиолетовым сумраком. Мартина швырнули на пол.
— Меня убил не ты, но ты все равно убийца, потому что отказался мне помочь! — услыхал он голос Юстана. — Не думай, что я могу опуститься до мелкой мести! Я с тобой расправился за то, что ты очерствевший примитивный дурак!
Все ушли, дверные створки сомкнулись. Мартин вновь начал ощущать собственное тело — а заодно и боль от пинков.
ГЛАВА 24
— Толстокожая скотина! — выкрикивал Юстан. — Вот же, ничего не чувствуешь! Дерьмовый непробиваемый обыватель!
Яростно работая ногами, по голове он не бил: опасался за драгоценную память пленника.
— Твоя душа заплыла жиром, ты неспособен чувствовать боль мира! Получай!
В прошлом Мартина не однажды избивали, но никогда — под наркозом. Юстан перешел на совсем уж нечленораздельную ругань, потом исчез из поля зрения. Мартин услыхал его шаги и слезливое бормотание. Шаги других людей. Он не мог повернуть голову, чтобы посмотреть, кто пришел, видел только сводчатый потолок над собой, путаницу светящихся извилистых полос.
— Унесите его в камеру, вон туда, — приказал кому-то Юстан. — Вчетвером поднимете? Да осторожней, голову не зашибите!
Мартина поволокли прочь из зала. Прикосновений он не чувствовал, но потолок поплыл назад, справа и слева суетились люди.
«Чтобы избить меня, тебе пришлось включить блокирующий ошейник. Остроумное решение, молодец, Юстан! И я гоже молодец: этак ненавязчиво и тактично прекратил разговор…»
Тащили его недолго: к залу примыкал коридор, на сводах которого еле теплились световые узоры. Поворот… Нет, не поворот — вход в комнатушку, затопленную дрожащим фиолетовым сумраком. Мартина швырнули на пол.
— Меня убил не ты, но ты все равно убийца, потому что отказался мне помочь! — услыхал он голос Юстана. — Не думай, что я могу опуститься до мелкой мести! Я с тобой расправился за то, что ты очерствевший примитивный дурак!
Все ушли, дверные створки сомкнулись. Мартин вновь начал ощущать собственное тело — а заодно и боль от пинков.
ГЛАВА 24
…Он поднялся на ноги, поглядел на свою ушибленную коленку — серую от пыли, с проступающими алыми каплями, — пнул кожуру тропического фрукта, на которой поскользнулся, подобрал портфель и поплелся к нотариальной конторе. Отец снимал помещение под офис в глухом переулке, зажатом меж бетонных коробок древней постройки, в более поздний период обросших лепными карнизами и розетками.
В конторе пахло благородным деревом, кожей, бумагами. Он покосился на зеркало: толстый мальчик с лоснящимися румяными щеками и хмурым взглядом исподлобья. Осторожно приотворил дверь в кабинет отца. Тот, увидав его, отложил в сторону том Гражданского кодекса и тяжело вздохнул:
— Ол, ты паршивец.
Он насупленно молчал.
— Мне звонили из школы. На уроке почитания старших ты ел конфеты и шелестел обертками. Когда учительница хотела забрать у тебя конфеты, ты запихнул в рот все, что осталось, и отдал ей кулек с пустыми бумажками. Это было или нет?
— Было, — буркнул он.
— Ты понимаешь, почему ты паршивец?
Он промолчал.
— Понимаешь или нет? — повысил голос отец. — Отвечай!
— Потому что ел конфеты, — протянул он со скукой.
— Нет, не поэтому. Потому что попался! Я это всем своим клиентам говорю, и ты, сынок, запомни: виноват не тот, кто сделал, а тот, кого поймали с поличным. На тебя каждый день жалуются. На твоего брата почему-то никто не жалуется! Учительница просила, чтобы я тебя выпорол, но я сделаю по-другому: пока не исправишься — никаких карманных денег. Понял? Никаких!
«Уж лучше бы выпорол», — угрюмо подумал Ол.
На что он теперь будет покупать книжки про знаменитых сыщиков и сладости?.. Хотя можно попросить денег у брата, тот обязательно поделится. Старший брат у него хороший, несмотря на то, что тихоня…
Мартин проснулся. Опять город под желтыми небесами. Только на этот раз он был не взрослым мужчиной, а девятилетним мальчиком. И еще у него было имя — Ол. В прежних снах-видениях его никто не называл по имени.
Фиолетовое мерцание раздражало глаза. Щурясь, он осмотрелся: возле двери темнеет на полу миска. Жижа с какими-то крохотными комочками, судя по запаху — овощной супчик. Ложки Мартин не обнаружил, и пришлось ему эту баланду выпить через край, с трудом удерживая миску покалеченными пальцами.
Потом он ощупал распухшее левое запястье, которое вчера сам себе вправил: слава богу, всего лишь вывих, не перелом… А вот ребра переломаны, вздохнуть невозможно. И с правой ключицей что-то не в порядке. Юстан вчера хотел выяснить, где скрываются остальные, однако не преуспел. Для начала Мартину ввели веритол, но он умел сопротивляться воздействию веритола. Вместо того, чтобы выложить правду, он грязно ругался на импере и на чадорийском. Тогда Юстан послал за двумя наемниками-валвэнийцами, они-то Мартина и отделали.
Он прислонился, морщась, к стене. Хотелось пить. Камера маленькая, два на три метра. Пол и стены покрывает слой пушистого мха, в углу — дыра гигиенического назначения. Ничего, что сгодилось бы для побега. И все тело зверски болит. В таком состоянии он не сможет действовать как надо, вот что самое скверное. Нужно либо надеть сервокостюм, либо накачаться под завязку болеутоляющим и стимуляторами. Сервокостюм лежит в одном из шкафчиков бронекара, причем его микропроцессоры наверняка вышли из строя. Некоторое количество обезболивающих препаратов и стимуляторов Мартин на крайний случай приберег, но все это добро тоже осталось в машине.
Забывшись, он глубоко вздохнул и тут же обругал себя: ребра заболели сильнее. Проигрывать Мартин не любил и никак не хотел признавать, что ситуация безнадежна. Избавиться от ошейника, выбраться из камеры, отыскать среди барахла Юстана тьессинский шлем для Аблеса, вернуться к своим… Он сейчас не в той форме. У денорских олигархов — точнее, у соискателей, которые готовятся стать олигархами, — есть специальные тренировки: ты должен совершать определенные действия и решать достаточно сложные интеллектуальные задачи, невзирая на физическую боль. Эджен еще предстоит через это пройти. Рассчитанную жестокость таких упражнений оправдывало, на взгляд Мартина, только одно: выдержавший испытания денорец приобретал способность эффективно действовать в обстоятельствах, которые для нетренированного человека стали бы фатальными. У Мартина аналогичной подготовки не было, Лидона — цивилизованный мир с гуманными традициями. Что ж, в самый раз попрактиковаться… Он попробовал сжать в кулак распухшие пальцы правой руки и зарычал от боли.
Дверные створки беззвучно разошлись. На пороге стояли двое мужчин, за их спинами — Юстан в шлеме-тиаре.
— Вставай, выходи! — приказал он отрывисто.
Мартина опять привели в зал.
— Свободны, — бросил Юстан своим людям. Он выглядел недовольным и невыспавшимся.
Оглядевшись, Мартин осторожно опустился в кресло из дворца Корнелы бан Кунарда.
— Я не разрешал тебе сесть, убийца!
— Твоя проблема. — Мартин хотел пожать плечами, но треснувшая ключица сразу напомнила о себе. — У меня кости переломаны.
— Ноги у тебя целы, симулянт! Я посмотрел копию твоего воспоминания. Ты чуть не заревел, когда твой папаша в той жизни оставил тебя без карманных денег! Плакать-то хотелось, а?
Неверно. Он собирался не плакать, а попросить денег на расходы у брата и не сомневался в успехе. Значит, копии воспроизводят только изображение и звук, а его мысли и чувства, которые содержались в том или ином сне-видении, для Юстана недоступны… Этот момент показался ему очень важным. Исключительно важным. Хотя Мартин не сумел бы объяснить, почему.
— Молчишь — значит, я прав, — усмехнулся Юстан. — Вот что, убийца… Расскажи мне про то воспоминание, в котором была она. Ты украл его у меня, поэтому должен рассказать!
— Сначала дай попить. Меня устроит чистая холодная вода или свежее пиво.
— Сейчас я позову своих людей, и они с тобой еще поработают, — пригрозил Юстан.
— Зови. Вчера ты мог убедиться, что выколачивать из меня информацию бесполезно.
Юстан отвернулся и начал шариться на столе, бормоча:
— Вот же скотина, и в той жизни из-за каждой мелочи торговался, и в этой торгуешься…
Мартин ждал. Наконец-то он сможет утолить жажду.
— На! — Юстан с отвращением сунул ему полулитровую кварцевую кружку. — Пиво.
Мартин еле сумел удержать посудину Пальцы ныли. Он допил почти до конца, когда кружка все-таки выскользнула из непослушных рук и раскололась, ударившись об ониксовую плиту.
— Бьешь мою посуду… — процедил Юстан. — Рассказывай!
— Я видел зал, в котором была какая-то дурацкая вечеринка, а после — драка. Народ разбежался. Она стояла посреди зала. В светло-сером облегающем комбинезоне, высокая, стройная, лицо как на этом портрете. Все.
Юстан, вытянув шею, с жадностью ловил каждое слово.
— Что она говорила?
— Ничего.
— Мерзавец… — прошептал Юстан. — Если бы ты не знал, чего мне нужно, я бы сделал из тебя зомби. Я называю эти тьессинские штуки «волшебными комочками». Запихнешь такой в мозг — и человек, какой бы он ни был себе на уме, превращается в робота. Воображаю, как бы ты суетился около своего тела, которое уже не твое, хоть и двигается! — Он хихикнул. — Правда, слишком тупые машины эти зомби… Так я поступаю с теми, кто закрыт для добра и не поддается моему влиянию.
— А ты считаешь себя носителем добра?
— Я и есть носитель добра, — он уселся в обитое золотой парчой ширанийское кресло. — Ты неспособен это понять. Я покажу тебе, как вы меня убили. Не могу пока сделать настройку, это сложно… Гефада почему-то раскрывает в первую очередь неприятные воспоминания. Хер ее знает, почему, психи были эти древние тьессины… Когда меня убивали, ты-то, жирная морда, был довольнешенек! Но я найду способ, я тебе это покажу. Сам увидишь, какую гнусность вы совершили! Вы у целого мира отняли шанс пойти за мной, а ведь я был нужен людям… Зато здесь, на Кадме, я творю добро. Смотри, убийца!
На одном из тьессинских овальных экранов возник какой-то населенный пункт, вид сверху: двускатные черепичные крыши, кирпичные трубы, кое-где белеет снег. Солван, предположил Мартин. Раз снег — значит, Солван, такая даль… Северная оконечность материка Валвэни.
— Солван, Хинемут, — сказал Юстан. — Хинемут у меня сегодня на очереди. Недавно я вырастил около него установку, подконтрольную Гефаде, она и передает мне картинку. Она по моей команде выбрасывает рой таких малюсеньких тьессинских штучек, эти сволочи висят над местностью и транслируют. Я и за тобой так следил до самого Канамора, а потом вы исчезли. Стакнулись с этими сраными тьессинами, да?
«Значит, аппаратура Аблеса работает безотказно», — отметил Мартин.
— Стакнулись, — сам себе ответил Юстан. — Смотри, убийца, что я делаю ради людей!
Один из домов на экране осел, будто расплющенный невидимым прессом. Потом второй, третий… Звука не было. Юстан счастливо улыбался.
Мартин вскочил с кресла. Мощный выброс адреналина в кровь заставил его забыть обо всякой боли. Остановить этого психа, свернуть ему шею до того, как еще кто-нибудь в Хинемуте погибнет… Он не успел. Осязательные ощущения отключились, он потерял контроль над своим телом и растянулся на полу.
— У тебя не имперское мышление, — брезгливо процедил Юстан. — Это выше твоего понимания, убийца! Хинемут — дерьмовая дыра, которая не дала Кадму ни одного научного открытия, ни одного бессмертного произведения искусства. Кому он нужен? Никому. Я научу этих людей страдать, и тогда они научатся творить! Это и есть добро для человечества, но ты, дешевый наемник, в добре и зле ничего не смыслишь!
Кажется, он пнул Мартина в бок, но в последнем Мартин не был уверен. А все эти рассуждения он уже слыхал от Эша… Видимо, Юстан любит поговорить на эту тему.
Юстан кого-то позвал, потом сообщил:
— Сегодня я наказал Хинемут! Убийцу волоките в камеру.
— Может, сам пойдет? — спросил другой голос. — Таскай его каждый раз, уже надоело…
— Не… ты служишь великой цели! — прикрикнул Юстан. — Он сейчас разъярен, я же за вас, дураков, беспокоюсь.
Мартина швырнули в камеру, дверь закрылась. И снова — пляшущий фиолетовый сумрак. Боль. Бессилие.
…Раз за разом на него накатывали волны застарелого страха, неприязни, уныния… и еще чего-то тошнотворного, не поддающегося определению. Словно заглянул в темную кладовку с давно испортившимися гниющими продуктами или куда похуже. Он вернул на тарелку надкушенное пирожное: аппетит отшибло.
Вообще-то, все эти эмоции принадлежали не ему — они исходили от человека, сидевшего в инвалидном кресле по ту сторону сервированного на двоих столика, но произвольно закрываться от чужих эмоций ему не каждый раз удавалось.
— Так я могу рассчитывать хотя бы на должность внештатного консультанта? — изучающе глядя на него, спросил собеседник. — Я больше не способен вести активный образ жизни, но мой обширный опыт наверняка пригодится…
— Нет, — отрезал он. — Ситавис, вы находитесь под следствием.
— Ну, это же преходящие категории. — Ситавис, экс-шеф тайной полиции, рассеянно потер свой узкий заостренный подбородок. — Взять хотя бы вашего брата: вчера осужденный диссидент — сегодня лорд-дипломат, влиятельнейший государственный деятель… — В букет его эмоций вплелось нечто, напоминающее благодарность. — Вчерашние противники перед ним преклоняются, и лично я его тоже очень ценю. Заключив договор, он всех нас спас от рабства, от вторжения этих монстров в человеческом облике! Я признаю, что это великий человек. Жаль, что мы с ним не сработались…
«Да никакое рабство нам не грозило, и насчет монстров ты загнул. Стоит появиться чему-нибудь, что вам неподконтрольно, и такие, как ты, готовы обделаться от страха».
Вслух он этого не сказал.
— Вы кушайте, угощайтесь, — захлопотал Ситавис. — Вот коллекционное вино, пирожные, печенье… Вот, попробуйте!
Он усмехнулся: бывший шеф тайной полиции отлично знал его вкусы, не иначе как перед встречей пролистал копию досье. На столике стояли его самые любимые лакомства. Ну-ка, еще раз… Ага, закрылся. Не воспринимая больше эмоций Ситависа, он налил себе вина и взял пирожное.
— Следствие затянулось, — наблюдая, как он ест, заметил экс-шеф. — Сами понимаете, на суде я заговорю, а в этом слишком многие не заинтересованы.
— Угу, — согласился он.
Следствие и правда затянулось: началось осенью, а сейчас весна. Они расположились на открытой веранде особняка Ситависа, вокруг стояли окутанные зеленой дымкой деревья. В бледно-желтом небе носились, вереща, птицы, выше ползло темное веретено дирижабля.
— Я пишу мемуары, — печально вздохнул Ситавис.
— Я в курсе.
— Гм, знаете… Многие должностные лица приходят ко мне и предлагают деньги либо какие-нибудь ценные услуги… за то, чтобы я не упоминал их в своих мемуарах…
— Тоже в курсе. Со мной не пройдет, я вам ни хрена предлагать не собираюсь. Что вы можете обо мне сообщить? Я давал взятки. Заметьте, давал, а сам не беру! Женился после второго развода в обход закона, прошлым летом у меня был ка-апитальный запой… Валяйте, пишите. Об этом и так все знают, в газетах было.
— Да нет, что вы, я не собирался вас шантажировать, — запротестовал человек в инвалидном кресле. — Просто к слову пришлось. Вы кушайте… Или соблюдаете диету? Я вижу, вам удалось сбросить лишний вес, вы построители…
Что верно, то верно: он наконец-то избавился от пресловутой «пищевой зависимости» и на вкусную еду мог смотреть спокойно, не испытывая навязчивого желания поскорее слопать все без остатка.
— Ситавис, чего вы от меня хотите? Я человек занятой, свободного времени в обрез.
— Да-да, понимаю… Видите ли, после того, как я имел счастье познакомиться с тещей вашего достойного брата, я нуждаюсь в серьезном лечении. Наша медицина тут бессильна, но… гм, другие врачи могли бы поставить меня на ноги. Не замолвите словечко? А я вам, если понадобится, любую консультативную помощь окажу… Не пренебрегайте моей помощью!
Он прищурился:
— Так ведь они же монстры?
— Вся наша жизнь — это цепочка компромиссов. Я прикован к этому креслу, в то время как моя душа требует более деятельной жизни.
— Кое-кто из монстров будет против. Вам не следовало заказывать то убийство.
— Я просто делал свою работу. Все равно киллер не справился с заданием. Непрофессионал…
— Кстати, вам крупно повезло, что он погиб. Если б у него в ходе следствия сняли показания, вы бы сейчас не тут сидели, а в тюряге. — Он налил себе еще вина.
— Хоть в чем-то повезло, — кисло улыбнулся Ситавис, ковыряя золотой ложечкой десерт из взбитых сливок. — А вот работу я, увы, потерял…
— Сами виноваты, — проворчал он, осушив бокал. — Тайную полицию распустили, зато вас назначили шефом службы безопасности лорда-дипломата. Ну, и как вы начали свою карьеру? Напялили краденое женское платье, проникли на свадьбу к своему новому непосредственному начальнику и попытались сорвать церемонию бракосочетания! Вышел безобразный скандал, да еще мать невесты вас избила. Чтоб я после этого обратился к вам за консультацией…
— Вы же знаете, почему я действовал таким образом, — вздохнул Ситавис. — Я делал свою работу. Пусть меня считают сумасшедшим… Этот скандал все-таки создал мне некоторую рекламу, издатели проявляют повышенный интерес к моим мемуарам. Вы же понимаете, проблема не в этом. Мир изменился. Есть мы, люди… и эти монстры, — он зябко нахохлился. — И мы должны жить с ними бок о бок. Несмотря на заключенный вашим братом договор, мир стал очень опасным и неуютным местом. Вы знаете о том, что некоторые люди соглашаются уподобиться монстрам? Это измененные люди, хотя выглядят они так же, как мы с вами. Жена вашего брата — измененная. Пожалуй, лучше мне все-таки оставаться калекой: я прикован к креслу-каталке, никто меня не трогает… Прежний мир развалился, хотя не было ни войны, ни новой глобальной катастрофы. Послушайте, это же страшно: вы гуляете по улице, заходите в магазин, едете на монорельсе — и даже не знаете, кто находится рядом, нормальные люди или измененные!
«Один из таких измененных сидит сейчас с тобой за столиком и кушает твои пирожные. Это тебе в голову не приходило?»
На веранду выглянула молоденькая медсестра.
— Господин Ситавис, пора ставить укол!
— Да, да… — Тот начал разворачивать инвалидное кресло. — Ну что ж, приятно было встретиться и побеседовать.
Вставая из-за стола, он убрал блокировку: у Ситависа все тот же эмоциональный рисунок плюс некоторая досада оттого, что не удалось извлечь из встречи никакой выгоды, а также теплое чувство, направленное на медсестру. У медсестры к нему — заботливая жалость. Славная девочка. Оказывается, бывший шеф тайной полиции все-таки способен хоть к кому-то относиться хорошо.
— Мое почтение лорду-дипломату и его супруге! — крикнул вслед Ситавис, когда он направился к лестнице.
Напряжение и страх: вдруг со стороны высокопоставленного чиновника возникнет какая-нибудь угроза? Надо задобрить его, отвести беду…
— Зря нервничаете, — остановившись, он обернулся. — Мой брат и его жена — не те люди, которые станут сводить с вами счеты за прошлое.
Ситавис так и не понял, что он прочел его чувства.
— Я искренне уважаю лорда-дипломата, это достойнейший человек! А теща у него — бешеная ведьма, вы уж посоветуйте ему пореже бывать у нее в гостях, это опасно для здоровья…
Ухмыльнувшись, он бросил: «До свидания» и спустился с веранды в сад. Посыпанные песком дорожки петляли среди колючего кустарника с набухающими почками. Слишком узкие дорожки, под стать тощему хозяину. Для него тут было тесновато, и он сам не заметил, как острый шип полоснул по тыльной стороне кисти. Глубокая косая царапина. Выругавшись, сунул руку в карман за пластырем, но спохватился: ведь он в этом больше не нуждается. Отключаем боль… Ага, жжение исчезло. Теперь останавливаем кровь… Посылаем команду-импульс на ускоренное заживление… Вроде все сделал правильно.
Он пошел к калитке, на ходу вытирая руку платком. Кровь из пореза больше не сочилась. Через час-полтора зарастет, даже царапины не останется…
«Эх, мне бы так наяву!..» — вздохнул проснувшийся Мартин, ценой адских усилий принимая сидячее положение. Любопытно: в сегодняшнем сне его двойник обладал паранормальными способностями, в то время как в прежних снах-видениях ничего подобного не наблюдалось… Обнаружив около двери миску с похлебкой, он поел, потом попытался устроиться таким образом, чтобы переломы и ушибы поменьше болели. Сумеет ли Аблес его заштопать? Сильный экстрасенс, должен справиться… Но вопрос в том, как уйти от Юстана и добраться до Аблеса.
В одном Мартин не сомневался: Юстан до сих пор не нашел его друзей. Иначе не преминул бы похвастать… Что предпримет Эджен, когда поймет, что он попался? Ее прогулка по Ойну — это, конечно, было ребячество; Мартин надеялся, что сейчас у нее хватит ума и выдержки, чтобы действовать правильно. На Деноре вся система отбора и тренировок соискателей организована таким образом, чтобы в правящую элиту попадали самые-самые, Денор как социум только на этом и держится. То, что олигархи мало похожи на ангелов и прохладное отношение к ним со стороны граждан иных миров необоснованным не назовешь — уже другой вопрос. Мартин надеялся, что Эджен не подведет. И еще надеялся, что девчонка сдержит слово, и он застанет Мадину в живых.
Надеялся. Он пошевелился и глухо зарычал, на этот раз не от боли, а от тоски. Ничего, кроме надежды, ему не остается…
Несколько часов спустя за ним пришли и препроводили в зал. Юстана там не было. Мартин уселся на обитый радужным шелком ширанийский диванчик. Один из конвоиров, грузный алзонец с нездорово красным лицом и опущенными уголками губ, попытался согнать его с диванчика, но подойти слишком близко не осмелился. Мартин, в свою очередь, тоже не рискнул атаковать вооруженных мечами парней Юстана, хоть и сообразил, что включить ошейник в отсутствие босса те не смогут. В таком состоянии, как сейчас, он вряд ли с ними справится.
— А ты присмирел, убийца! — приветствовал его Юстан, бодрой походкой пересекая свободное пространство между аркой входа и столпотворением мебели. — Приятно видеть, какой стал тихий! Хоть ошейник снимай… Нет, лучше оставим, оставим. Вдруг опять взбесишься, как вчера? Идите, ребята, он теперь безобиден.
Ребята ушли.
— Посмотрел я твое воспоминание! — весело хмыкнул Юстан. — Все то же самое: жратва, бездуховное общение с себе подобными подлецами, поиски мелкой выгоды… Жить по-другому ты неспособен.
«То же самое?.. Так и есть, Юстан получает всего-навсего озвученные картинки. Он не заметил, что у меня там паранормальные способности. Значит, полное содержание моих снов-видений для него недоступно. Значит, это не внушения. Откуда же тогда они берутся? Или я должен поверить, что живу не в первый раз, что уже сталкивался с ним в неком прежнем существовании?»
— Я сладил с настройкой, и в следующий раз ты увидишь, как вы меня убили! — это было сказано трагически-выспренним тоном. — Заодно и я, наконец, увижу, что вы там делали после моей смерти… Я ведь помню все до того момента, как она ударила и я умер, — его голос задрожал. — Как будто меня сжигает ледяной черный огонь… Нельзя так калечить живую душу, нельзя так со мной поступать! Я же нес людям добро… И меня выбросило оттуда сюда, сквозь время и пространство… — Мартин с изумлением увидел, что Юстан плачет. — Что бы человек ни сделал, с ним так нельзя…
— А что ты сделал?
Всхлипнув, он уклончиво ответил:
— Я хотел научить ее доброте! Не получилось… Можешь издеваться над моими страданиями, убийца. Я привык, что надо мной все издеваются. Еще когда я был дебилом, сначала на Тигоне, потом на Ите…
Мартин молчал. Выказывать Юстану фальшивое сочувствие он не собирался, а издеваться — себе дороже: опять изобьют.
Успокоившись, Юстан пробормотал:
— Посмотрим, как у нас там дурачок Бениус. Он ведь туда побежал, ему уже сказали… Вот и посмотрим…
Один из экранов ожил, показав каменистую площадку у подножия растрескавшейся отвесной скалы, группу оборванных людей, столпившихся вокруг лежащего навзничь человека. Девушка. Голова размозжена, на лице кровь, но видно, что девушка. В мужчине, который стоял около нее на коленях — одет он был поприличней, чем все остальные, — Мартин узнал Бениуса.
— Я промазал, — огорченно заметил Юстан. — Я хотел, чтобы валун раздавил ей грудь, так было бы эффектней. Для Бениуса это большая трагедия, я давно уже это задумал… У-у, какой у него теперь будет духовный рост!
«Если Бениус хоть чего-нибудь стоит, он тебя убьет», — подумал Мартин. Вслух спросил:
— Ты не боишься растерять союзников, Юстан?
— Дурак ты, убийца! — Юстан засмеялся. — Да я же все крепче и крепче их к себе привязываю! Бениус придет ко мне, и я буду ему сострадать, я скажу, что это было нужно для его духовного роста… Конечно, его будут терзать внутренние противоречия, но он все равно сделает правильный выбор и останется моим другом. Наконец-то я воплотил в жизнь свою давнюю выстраданную мечту — создал концлагерь для моих друзей! Я ведь еще в той жизни об этом мечтал, но те, кого шеф тайной полиции называл монстрами, сорвали мои планы. Женщина, которую я любил, тоже была монстром, из главных… — Он болезненно искривил рот, но, поглядев на экран, вновь заулыбался. — Я помогаю им жить! Смотри, убийца: они страдают, они развиваются, они живут!
В конторе пахло благородным деревом, кожей, бумагами. Он покосился на зеркало: толстый мальчик с лоснящимися румяными щеками и хмурым взглядом исподлобья. Осторожно приотворил дверь в кабинет отца. Тот, увидав его, отложил в сторону том Гражданского кодекса и тяжело вздохнул:
— Ол, ты паршивец.
Он насупленно молчал.
— Мне звонили из школы. На уроке почитания старших ты ел конфеты и шелестел обертками. Когда учительница хотела забрать у тебя конфеты, ты запихнул в рот все, что осталось, и отдал ей кулек с пустыми бумажками. Это было или нет?
— Было, — буркнул он.
— Ты понимаешь, почему ты паршивец?
Он промолчал.
— Понимаешь или нет? — повысил голос отец. — Отвечай!
— Потому что ел конфеты, — протянул он со скукой.
— Нет, не поэтому. Потому что попался! Я это всем своим клиентам говорю, и ты, сынок, запомни: виноват не тот, кто сделал, а тот, кого поймали с поличным. На тебя каждый день жалуются. На твоего брата почему-то никто не жалуется! Учительница просила, чтобы я тебя выпорол, но я сделаю по-другому: пока не исправишься — никаких карманных денег. Понял? Никаких!
«Уж лучше бы выпорол», — угрюмо подумал Ол.
На что он теперь будет покупать книжки про знаменитых сыщиков и сладости?.. Хотя можно попросить денег у брата, тот обязательно поделится. Старший брат у него хороший, несмотря на то, что тихоня…
Мартин проснулся. Опять город под желтыми небесами. Только на этот раз он был не взрослым мужчиной, а девятилетним мальчиком. И еще у него было имя — Ол. В прежних снах-видениях его никто не называл по имени.
Фиолетовое мерцание раздражало глаза. Щурясь, он осмотрелся: возле двери темнеет на полу миска. Жижа с какими-то крохотными комочками, судя по запаху — овощной супчик. Ложки Мартин не обнаружил, и пришлось ему эту баланду выпить через край, с трудом удерживая миску покалеченными пальцами.
Потом он ощупал распухшее левое запястье, которое вчера сам себе вправил: слава богу, всего лишь вывих, не перелом… А вот ребра переломаны, вздохнуть невозможно. И с правой ключицей что-то не в порядке. Юстан вчера хотел выяснить, где скрываются остальные, однако не преуспел. Для начала Мартину ввели веритол, но он умел сопротивляться воздействию веритола. Вместо того, чтобы выложить правду, он грязно ругался на импере и на чадорийском. Тогда Юстан послал за двумя наемниками-валвэнийцами, они-то Мартина и отделали.
Он прислонился, морщась, к стене. Хотелось пить. Камера маленькая, два на три метра. Пол и стены покрывает слой пушистого мха, в углу — дыра гигиенического назначения. Ничего, что сгодилось бы для побега. И все тело зверски болит. В таком состоянии он не сможет действовать как надо, вот что самое скверное. Нужно либо надеть сервокостюм, либо накачаться под завязку болеутоляющим и стимуляторами. Сервокостюм лежит в одном из шкафчиков бронекара, причем его микропроцессоры наверняка вышли из строя. Некоторое количество обезболивающих препаратов и стимуляторов Мартин на крайний случай приберег, но все это добро тоже осталось в машине.
Забывшись, он глубоко вздохнул и тут же обругал себя: ребра заболели сильнее. Проигрывать Мартин не любил и никак не хотел признавать, что ситуация безнадежна. Избавиться от ошейника, выбраться из камеры, отыскать среди барахла Юстана тьессинский шлем для Аблеса, вернуться к своим… Он сейчас не в той форме. У денорских олигархов — точнее, у соискателей, которые готовятся стать олигархами, — есть специальные тренировки: ты должен совершать определенные действия и решать достаточно сложные интеллектуальные задачи, невзирая на физическую боль. Эджен еще предстоит через это пройти. Рассчитанную жестокость таких упражнений оправдывало, на взгляд Мартина, только одно: выдержавший испытания денорец приобретал способность эффективно действовать в обстоятельствах, которые для нетренированного человека стали бы фатальными. У Мартина аналогичной подготовки не было, Лидона — цивилизованный мир с гуманными традициями. Что ж, в самый раз попрактиковаться… Он попробовал сжать в кулак распухшие пальцы правой руки и зарычал от боли.
Дверные створки беззвучно разошлись. На пороге стояли двое мужчин, за их спинами — Юстан в шлеме-тиаре.
— Вставай, выходи! — приказал он отрывисто.
Мартина опять привели в зал.
— Свободны, — бросил Юстан своим людям. Он выглядел недовольным и невыспавшимся.
Оглядевшись, Мартин осторожно опустился в кресло из дворца Корнелы бан Кунарда.
— Я не разрешал тебе сесть, убийца!
— Твоя проблема. — Мартин хотел пожать плечами, но треснувшая ключица сразу напомнила о себе. — У меня кости переломаны.
— Ноги у тебя целы, симулянт! Я посмотрел копию твоего воспоминания. Ты чуть не заревел, когда твой папаша в той жизни оставил тебя без карманных денег! Плакать-то хотелось, а?
Неверно. Он собирался не плакать, а попросить денег на расходы у брата и не сомневался в успехе. Значит, копии воспроизводят только изображение и звук, а его мысли и чувства, которые содержались в том или ином сне-видении, для Юстана недоступны… Этот момент показался ему очень важным. Исключительно важным. Хотя Мартин не сумел бы объяснить, почему.
— Молчишь — значит, я прав, — усмехнулся Юстан. — Вот что, убийца… Расскажи мне про то воспоминание, в котором была она. Ты украл его у меня, поэтому должен рассказать!
— Сначала дай попить. Меня устроит чистая холодная вода или свежее пиво.
— Сейчас я позову своих людей, и они с тобой еще поработают, — пригрозил Юстан.
— Зови. Вчера ты мог убедиться, что выколачивать из меня информацию бесполезно.
Юстан отвернулся и начал шариться на столе, бормоча:
— Вот же скотина, и в той жизни из-за каждой мелочи торговался, и в этой торгуешься…
Мартин ждал. Наконец-то он сможет утолить жажду.
— На! — Юстан с отвращением сунул ему полулитровую кварцевую кружку. — Пиво.
Мартин еле сумел удержать посудину Пальцы ныли. Он допил почти до конца, когда кружка все-таки выскользнула из непослушных рук и раскололась, ударившись об ониксовую плиту.
— Бьешь мою посуду… — процедил Юстан. — Рассказывай!
— Я видел зал, в котором была какая-то дурацкая вечеринка, а после — драка. Народ разбежался. Она стояла посреди зала. В светло-сером облегающем комбинезоне, высокая, стройная, лицо как на этом портрете. Все.
Юстан, вытянув шею, с жадностью ловил каждое слово.
— Что она говорила?
— Ничего.
— Мерзавец… — прошептал Юстан. — Если бы ты не знал, чего мне нужно, я бы сделал из тебя зомби. Я называю эти тьессинские штуки «волшебными комочками». Запихнешь такой в мозг — и человек, какой бы он ни был себе на уме, превращается в робота. Воображаю, как бы ты суетился около своего тела, которое уже не твое, хоть и двигается! — Он хихикнул. — Правда, слишком тупые машины эти зомби… Так я поступаю с теми, кто закрыт для добра и не поддается моему влиянию.
— А ты считаешь себя носителем добра?
— Я и есть носитель добра, — он уселся в обитое золотой парчой ширанийское кресло. — Ты неспособен это понять. Я покажу тебе, как вы меня убили. Не могу пока сделать настройку, это сложно… Гефада почему-то раскрывает в первую очередь неприятные воспоминания. Хер ее знает, почему, психи были эти древние тьессины… Когда меня убивали, ты-то, жирная морда, был довольнешенек! Но я найду способ, я тебе это покажу. Сам увидишь, какую гнусность вы совершили! Вы у целого мира отняли шанс пойти за мной, а ведь я был нужен людям… Зато здесь, на Кадме, я творю добро. Смотри, убийца!
На одном из тьессинских овальных экранов возник какой-то населенный пункт, вид сверху: двускатные черепичные крыши, кирпичные трубы, кое-где белеет снег. Солван, предположил Мартин. Раз снег — значит, Солван, такая даль… Северная оконечность материка Валвэни.
— Солван, Хинемут, — сказал Юстан. — Хинемут у меня сегодня на очереди. Недавно я вырастил около него установку, подконтрольную Гефаде, она и передает мне картинку. Она по моей команде выбрасывает рой таких малюсеньких тьессинских штучек, эти сволочи висят над местностью и транслируют. Я и за тобой так следил до самого Канамора, а потом вы исчезли. Стакнулись с этими сраными тьессинами, да?
«Значит, аппаратура Аблеса работает безотказно», — отметил Мартин.
— Стакнулись, — сам себе ответил Юстан. — Смотри, убийца, что я делаю ради людей!
Один из домов на экране осел, будто расплющенный невидимым прессом. Потом второй, третий… Звука не было. Юстан счастливо улыбался.
Мартин вскочил с кресла. Мощный выброс адреналина в кровь заставил его забыть обо всякой боли. Остановить этого психа, свернуть ему шею до того, как еще кто-нибудь в Хинемуте погибнет… Он не успел. Осязательные ощущения отключились, он потерял контроль над своим телом и растянулся на полу.
— У тебя не имперское мышление, — брезгливо процедил Юстан. — Это выше твоего понимания, убийца! Хинемут — дерьмовая дыра, которая не дала Кадму ни одного научного открытия, ни одного бессмертного произведения искусства. Кому он нужен? Никому. Я научу этих людей страдать, и тогда они научатся творить! Это и есть добро для человечества, но ты, дешевый наемник, в добре и зле ничего не смыслишь!
Кажется, он пнул Мартина в бок, но в последнем Мартин не был уверен. А все эти рассуждения он уже слыхал от Эша… Видимо, Юстан любит поговорить на эту тему.
Юстан кого-то позвал, потом сообщил:
— Сегодня я наказал Хинемут! Убийцу волоките в камеру.
— Может, сам пойдет? — спросил другой голос. — Таскай его каждый раз, уже надоело…
— Не… ты служишь великой цели! — прикрикнул Юстан. — Он сейчас разъярен, я же за вас, дураков, беспокоюсь.
Мартина швырнули в камеру, дверь закрылась. И снова — пляшущий фиолетовый сумрак. Боль. Бессилие.
…Раз за разом на него накатывали волны застарелого страха, неприязни, уныния… и еще чего-то тошнотворного, не поддающегося определению. Словно заглянул в темную кладовку с давно испортившимися гниющими продуктами или куда похуже. Он вернул на тарелку надкушенное пирожное: аппетит отшибло.
Вообще-то, все эти эмоции принадлежали не ему — они исходили от человека, сидевшего в инвалидном кресле по ту сторону сервированного на двоих столика, но произвольно закрываться от чужих эмоций ему не каждый раз удавалось.
— Так я могу рассчитывать хотя бы на должность внештатного консультанта? — изучающе глядя на него, спросил собеседник. — Я больше не способен вести активный образ жизни, но мой обширный опыт наверняка пригодится…
— Нет, — отрезал он. — Ситавис, вы находитесь под следствием.
— Ну, это же преходящие категории. — Ситавис, экс-шеф тайной полиции, рассеянно потер свой узкий заостренный подбородок. — Взять хотя бы вашего брата: вчера осужденный диссидент — сегодня лорд-дипломат, влиятельнейший государственный деятель… — В букет его эмоций вплелось нечто, напоминающее благодарность. — Вчерашние противники перед ним преклоняются, и лично я его тоже очень ценю. Заключив договор, он всех нас спас от рабства, от вторжения этих монстров в человеческом облике! Я признаю, что это великий человек. Жаль, что мы с ним не сработались…
«Да никакое рабство нам не грозило, и насчет монстров ты загнул. Стоит появиться чему-нибудь, что вам неподконтрольно, и такие, как ты, готовы обделаться от страха».
Вслух он этого не сказал.
— Вы кушайте, угощайтесь, — захлопотал Ситавис. — Вот коллекционное вино, пирожные, печенье… Вот, попробуйте!
Он усмехнулся: бывший шеф тайной полиции отлично знал его вкусы, не иначе как перед встречей пролистал копию досье. На столике стояли его самые любимые лакомства. Ну-ка, еще раз… Ага, закрылся. Не воспринимая больше эмоций Ситависа, он налил себе вина и взял пирожное.
— Следствие затянулось, — наблюдая, как он ест, заметил экс-шеф. — Сами понимаете, на суде я заговорю, а в этом слишком многие не заинтересованы.
— Угу, — согласился он.
Следствие и правда затянулось: началось осенью, а сейчас весна. Они расположились на открытой веранде особняка Ситависа, вокруг стояли окутанные зеленой дымкой деревья. В бледно-желтом небе носились, вереща, птицы, выше ползло темное веретено дирижабля.
— Я пишу мемуары, — печально вздохнул Ситавис.
— Я в курсе.
— Гм, знаете… Многие должностные лица приходят ко мне и предлагают деньги либо какие-нибудь ценные услуги… за то, чтобы я не упоминал их в своих мемуарах…
— Тоже в курсе. Со мной не пройдет, я вам ни хрена предлагать не собираюсь. Что вы можете обо мне сообщить? Я давал взятки. Заметьте, давал, а сам не беру! Женился после второго развода в обход закона, прошлым летом у меня был ка-апитальный запой… Валяйте, пишите. Об этом и так все знают, в газетах было.
— Да нет, что вы, я не собирался вас шантажировать, — запротестовал человек в инвалидном кресле. — Просто к слову пришлось. Вы кушайте… Или соблюдаете диету? Я вижу, вам удалось сбросить лишний вес, вы построители…
Что верно, то верно: он наконец-то избавился от пресловутой «пищевой зависимости» и на вкусную еду мог смотреть спокойно, не испытывая навязчивого желания поскорее слопать все без остатка.
— Ситавис, чего вы от меня хотите? Я человек занятой, свободного времени в обрез.
— Да-да, понимаю… Видите ли, после того, как я имел счастье познакомиться с тещей вашего достойного брата, я нуждаюсь в серьезном лечении. Наша медицина тут бессильна, но… гм, другие врачи могли бы поставить меня на ноги. Не замолвите словечко? А я вам, если понадобится, любую консультативную помощь окажу… Не пренебрегайте моей помощью!
Он прищурился:
— Так ведь они же монстры?
— Вся наша жизнь — это цепочка компромиссов. Я прикован к этому креслу, в то время как моя душа требует более деятельной жизни.
— Кое-кто из монстров будет против. Вам не следовало заказывать то убийство.
— Я просто делал свою работу. Все равно киллер не справился с заданием. Непрофессионал…
— Кстати, вам крупно повезло, что он погиб. Если б у него в ходе следствия сняли показания, вы бы сейчас не тут сидели, а в тюряге. — Он налил себе еще вина.
— Хоть в чем-то повезло, — кисло улыбнулся Ситавис, ковыряя золотой ложечкой десерт из взбитых сливок. — А вот работу я, увы, потерял…
— Сами виноваты, — проворчал он, осушив бокал. — Тайную полицию распустили, зато вас назначили шефом службы безопасности лорда-дипломата. Ну, и как вы начали свою карьеру? Напялили краденое женское платье, проникли на свадьбу к своему новому непосредственному начальнику и попытались сорвать церемонию бракосочетания! Вышел безобразный скандал, да еще мать невесты вас избила. Чтоб я после этого обратился к вам за консультацией…
— Вы же знаете, почему я действовал таким образом, — вздохнул Ситавис. — Я делал свою работу. Пусть меня считают сумасшедшим… Этот скандал все-таки создал мне некоторую рекламу, издатели проявляют повышенный интерес к моим мемуарам. Вы же понимаете, проблема не в этом. Мир изменился. Есть мы, люди… и эти монстры, — он зябко нахохлился. — И мы должны жить с ними бок о бок. Несмотря на заключенный вашим братом договор, мир стал очень опасным и неуютным местом. Вы знаете о том, что некоторые люди соглашаются уподобиться монстрам? Это измененные люди, хотя выглядят они так же, как мы с вами. Жена вашего брата — измененная. Пожалуй, лучше мне все-таки оставаться калекой: я прикован к креслу-каталке, никто меня не трогает… Прежний мир развалился, хотя не было ни войны, ни новой глобальной катастрофы. Послушайте, это же страшно: вы гуляете по улице, заходите в магазин, едете на монорельсе — и даже не знаете, кто находится рядом, нормальные люди или измененные!
«Один из таких измененных сидит сейчас с тобой за столиком и кушает твои пирожные. Это тебе в голову не приходило?»
На веранду выглянула молоденькая медсестра.
— Господин Ситавис, пора ставить укол!
— Да, да… — Тот начал разворачивать инвалидное кресло. — Ну что ж, приятно было встретиться и побеседовать.
Вставая из-за стола, он убрал блокировку: у Ситависа все тот же эмоциональный рисунок плюс некоторая досада оттого, что не удалось извлечь из встречи никакой выгоды, а также теплое чувство, направленное на медсестру. У медсестры к нему — заботливая жалость. Славная девочка. Оказывается, бывший шеф тайной полиции все-таки способен хоть к кому-то относиться хорошо.
— Мое почтение лорду-дипломату и его супруге! — крикнул вслед Ситавис, когда он направился к лестнице.
Напряжение и страх: вдруг со стороны высокопоставленного чиновника возникнет какая-нибудь угроза? Надо задобрить его, отвести беду…
— Зря нервничаете, — остановившись, он обернулся. — Мой брат и его жена — не те люди, которые станут сводить с вами счеты за прошлое.
Ситавис так и не понял, что он прочел его чувства.
— Я искренне уважаю лорда-дипломата, это достойнейший человек! А теща у него — бешеная ведьма, вы уж посоветуйте ему пореже бывать у нее в гостях, это опасно для здоровья…
Ухмыльнувшись, он бросил: «До свидания» и спустился с веранды в сад. Посыпанные песком дорожки петляли среди колючего кустарника с набухающими почками. Слишком узкие дорожки, под стать тощему хозяину. Для него тут было тесновато, и он сам не заметил, как острый шип полоснул по тыльной стороне кисти. Глубокая косая царапина. Выругавшись, сунул руку в карман за пластырем, но спохватился: ведь он в этом больше не нуждается. Отключаем боль… Ага, жжение исчезло. Теперь останавливаем кровь… Посылаем команду-импульс на ускоренное заживление… Вроде все сделал правильно.
Он пошел к калитке, на ходу вытирая руку платком. Кровь из пореза больше не сочилась. Через час-полтора зарастет, даже царапины не останется…
«Эх, мне бы так наяву!..» — вздохнул проснувшийся Мартин, ценой адских усилий принимая сидячее положение. Любопытно: в сегодняшнем сне его двойник обладал паранормальными способностями, в то время как в прежних снах-видениях ничего подобного не наблюдалось… Обнаружив около двери миску с похлебкой, он поел, потом попытался устроиться таким образом, чтобы переломы и ушибы поменьше болели. Сумеет ли Аблес его заштопать? Сильный экстрасенс, должен справиться… Но вопрос в том, как уйти от Юстана и добраться до Аблеса.
В одном Мартин не сомневался: Юстан до сих пор не нашел его друзей. Иначе не преминул бы похвастать… Что предпримет Эджен, когда поймет, что он попался? Ее прогулка по Ойну — это, конечно, было ребячество; Мартин надеялся, что сейчас у нее хватит ума и выдержки, чтобы действовать правильно. На Деноре вся система отбора и тренировок соискателей организована таким образом, чтобы в правящую элиту попадали самые-самые, Денор как социум только на этом и держится. То, что олигархи мало похожи на ангелов и прохладное отношение к ним со стороны граждан иных миров необоснованным не назовешь — уже другой вопрос. Мартин надеялся, что Эджен не подведет. И еще надеялся, что девчонка сдержит слово, и он застанет Мадину в живых.
Надеялся. Он пошевелился и глухо зарычал, на этот раз не от боли, а от тоски. Ничего, кроме надежды, ему не остается…
Несколько часов спустя за ним пришли и препроводили в зал. Юстана там не было. Мартин уселся на обитый радужным шелком ширанийский диванчик. Один из конвоиров, грузный алзонец с нездорово красным лицом и опущенными уголками губ, попытался согнать его с диванчика, но подойти слишком близко не осмелился. Мартин, в свою очередь, тоже не рискнул атаковать вооруженных мечами парней Юстана, хоть и сообразил, что включить ошейник в отсутствие босса те не смогут. В таком состоянии, как сейчас, он вряд ли с ними справится.
— А ты присмирел, убийца! — приветствовал его Юстан, бодрой походкой пересекая свободное пространство между аркой входа и столпотворением мебели. — Приятно видеть, какой стал тихий! Хоть ошейник снимай… Нет, лучше оставим, оставим. Вдруг опять взбесишься, как вчера? Идите, ребята, он теперь безобиден.
Ребята ушли.
— Посмотрел я твое воспоминание! — весело хмыкнул Юстан. — Все то же самое: жратва, бездуховное общение с себе подобными подлецами, поиски мелкой выгоды… Жить по-другому ты неспособен.
«То же самое?.. Так и есть, Юстан получает всего-навсего озвученные картинки. Он не заметил, что у меня там паранормальные способности. Значит, полное содержание моих снов-видений для него недоступно. Значит, это не внушения. Откуда же тогда они берутся? Или я должен поверить, что живу не в первый раз, что уже сталкивался с ним в неком прежнем существовании?»
— Я сладил с настройкой, и в следующий раз ты увидишь, как вы меня убили! — это было сказано трагически-выспренним тоном. — Заодно и я, наконец, увижу, что вы там делали после моей смерти… Я ведь помню все до того момента, как она ударила и я умер, — его голос задрожал. — Как будто меня сжигает ледяной черный огонь… Нельзя так калечить живую душу, нельзя так со мной поступать! Я же нес людям добро… И меня выбросило оттуда сюда, сквозь время и пространство… — Мартин с изумлением увидел, что Юстан плачет. — Что бы человек ни сделал, с ним так нельзя…
— А что ты сделал?
Всхлипнув, он уклончиво ответил:
— Я хотел научить ее доброте! Не получилось… Можешь издеваться над моими страданиями, убийца. Я привык, что надо мной все издеваются. Еще когда я был дебилом, сначала на Тигоне, потом на Ите…
Мартин молчал. Выказывать Юстану фальшивое сочувствие он не собирался, а издеваться — себе дороже: опять изобьют.
Успокоившись, Юстан пробормотал:
— Посмотрим, как у нас там дурачок Бениус. Он ведь туда побежал, ему уже сказали… Вот и посмотрим…
Один из экранов ожил, показав каменистую площадку у подножия растрескавшейся отвесной скалы, группу оборванных людей, столпившихся вокруг лежащего навзничь человека. Девушка. Голова размозжена, на лице кровь, но видно, что девушка. В мужчине, который стоял около нее на коленях — одет он был поприличней, чем все остальные, — Мартин узнал Бениуса.
— Я промазал, — огорченно заметил Юстан. — Я хотел, чтобы валун раздавил ей грудь, так было бы эффектней. Для Бениуса это большая трагедия, я давно уже это задумал… У-у, какой у него теперь будет духовный рост!
«Если Бениус хоть чего-нибудь стоит, он тебя убьет», — подумал Мартин. Вслух спросил:
— Ты не боишься растерять союзников, Юстан?
— Дурак ты, убийца! — Юстан засмеялся. — Да я же все крепче и крепче их к себе привязываю! Бениус придет ко мне, и я буду ему сострадать, я скажу, что это было нужно для его духовного роста… Конечно, его будут терзать внутренние противоречия, но он все равно сделает правильный выбор и останется моим другом. Наконец-то я воплотил в жизнь свою давнюю выстраданную мечту — создал концлагерь для моих друзей! Я ведь еще в той жизни об этом мечтал, но те, кого шеф тайной полиции называл монстрами, сорвали мои планы. Женщина, которую я любил, тоже была монстром, из главных… — Он болезненно искривил рот, но, поглядев на экран, вновь заулыбался. — Я помогаю им жить! Смотри, убийца: они страдают, они развиваются, они живут!