Орлов Антон. Желтые небеса

   — Те… люди в Раюсаны, — кивнул Мартин. — Понятно. Сломать их Габри не смог — и тогда внедрил им в мозг икс-объекты… Думаю, все они умерли еще во время операции.
   Взгляд Эджен стал тяжелым. Он уже сказал ей, что видел среди зомби в Раюсаны денорского олигарха. Бывшего денорского олигарха.
   Тьессин что-то тихо пробормотал, Сотимара перевел:
   — Предки тьессинов совершили большую ошибку, создав магические создания. Очень-очень большую ошибку. Этого нельзя было делать. Создания погубили его расу, а теперь причиняют вред нашей расе. Он сожалеет.
   — Создания — это всего лишь безмозглая техника, — буркнул Мартин.
   — Не надо создавать такую технику, — мрачно глядя на занавешенный иллюминатор, сказала Эджен. — Когда человека превращают в марионетку, неспособную сопротивляться, жизнь теряет смысл. У нас на Деноре всегда это понимали, чего не скажешь про ваши так называемые гуманные миры.
   — Ну да, для вас интересней, когда жертвы сопротивляются, — ядовито вставила Мадина.
   — Да хватит вам! — поморщился Мартин. — Чье мировоззрение лучше, потом будете выяснять, после победы. Эджен, валяйте дальше.
   — Мое присутствие их как будто не удивляло. Возможно, решили, что меня подослал Габри. Я со многими разговаривала, результат плачевный. Мы не можем рассчитывать на них как на союзников. Один еле живой мальчик, который зачем-то долбил сломанной киркой скалу, заявил мне, что находится здесь потому, что у него не все в порядке с сердцем. Я посоветовала ему не надрываться, раз сердце больное. Он тогда объяснил, что сердце у него нездоровое в другом смысле: слишком черствое, лишенное настоящей человеческой доброты — так сказал Габри и для лечения прописал ему тяжелую физическую работу.
   — В огороде бузина, а на Марсе дядька. Вроде так?.. — проворчал Мартин, припоминая древнюю земную пословицу.
   — Именно. Еще там была девочка, которая ползала по всему лагерю на четвереньках, собирая какие-то красные стеклышки. Я битый час ползала вместе с ней и задавала вопросы. Вот! — Эджен показала на свои шершавые ободранные коленки. — Девчонка неглупая, в прошлом художник, но Габри вправил ей мозги: она не умеет любить людей и потому должна насобирать тысячу стеклышек. И у каждого — что-нибудь в этом роде, что-то свое.
   — Короче, Габри развлекается вовсю, — угрюмо подытожил Мартин.
   — Сами они тоже хороши. Они не протестуют, они ему за это благодарны! Извращенцы… Иногда по ночам они слышат голос Габри. Видимо, запись. Он очень озабоченно говорит о каждом из них, сокрушается, что лечение продвигается медленно. Парень, который рассказывал мне об этом, чуть не заплакал от избытка чувств. Габри так их всех любит, так обо всех заботится! Когда я говорила, что они подвергаются жестокой психической обработке, они начинали отчаянно возражать.
   — Денорку шокирует чья-то жестокость! — нарочито удивленно хмыкнула Мадина. — Что-то новенькое! А то, что вы нам тут вчера рассказывали про свой тренинг, по-вашему, хорошо?
   Смерив ее взглядом, Эджен все-таки снизошла до ответа:
   — У нас это испытание для сильных. Цель — отобрать в олигархи тех, кто сможет противостоять чему угодно. Если не выдержишь, можешь в любой момент выйти из игры. А делать слабых еще более слабыми — это извращение, мерзость… У нас никто не будет обращаться так со слабыми людьми, если те не преступники.
   — Все цивилизованные миры подписали конвенцию о гуманном обращении с правонарушителями, — напомнила Мадина. — Все, кроме Денора!
   — Плевали мы на ваши конвенции.
   — Вот-вот, вы на все межзвездные нормы плюете…
   — Хватит! — опять повысил голос Мартин. — У меня уже в печенках ваша политика! Эджен, что-нибудь еще?
   — Несмотря на то, что все эти ребята платят Габри за заботу слезливой благодарностью, он принял меры, чтоб они не разбежались. Так, на всякий случай. Три прохода перекрыты колючей проволокой, в четвертом — с гребня его не видно — поставлены ворота. Деревянные, с металлическими зубцами наверху. Охранников, правда, всего дюжина. Я могла перебить их по одиночке… но удержалась от соблазна. Где искать Габри, борешанисты не знают. Предлагаю похитить кого-нибудь из охраны, лучше командира, и допросить.
   — Посмотрим. Завтра проведем разведку в окрестностях.
   — Аблес говорит, без него идти нельзя, — пошептавшись с тьессином, предупредил Сотимара. — Вы не маги.
   Мартин нахмурился. Резонно… Однако тогда придется и фаянийца с собой взять — без переводчика не обойтись. А как быть с Мадиной? Мартину очень не хотелось оставлять ее без присмотра. Видал он таких… Человек вроде бы и не думает о самоубийстве, но вот внутри что-то щелкнуло — и он начинает неосознанно искать неприятностей. Желательно фатальных. Он получает травмы, выбирает для вечерних прогулок криминогенные районы, портит отношения с начальством и близкими. Короче, регулярно подставляется, но не отдает себе в этом отчета. Именно в таком состоянии находится сейчас Мадина, в Чернаре это проявилось особенно наглядно. Никаких гарантий, что она не надумает прошвырнуться по окрестностям и не угодит в лапы к Габри. Запереть в каюте? А вдруг вылазка затянется надолго, мало ли… Оставлять их вдвоем с Эджен тоже нельзя, ни в коем случае. Совсем как в древней логической задачке, где надо перевезти на тот берег капусту, козла и волка, при условии, что в лодке только два пассажирских места.
   Над этой задачкой Мартин ломал голову и за ужином, и за завтраком и в конце концов решил: группа пойдет на разведку в полном составе. Он нашел, чем пронять Мадину. Еще раз обрисовал ей, не жалея красок, бедственное положение борешанистов, и предупредил: если Мадина так или иначе подведет, спасти этих ребят не удастся.
   — Да, мы должны спасти их от психического насилия, — согласилась она. — Несчастные дети…
   — Они уже не дети, — возразила Эджен.
   — У вас на Деноре нет борешанистов? — поинтересовался Мартин. Его давно интриговал этот вопрос.
   — Есть. Играют, никто их не трогает. Я с ними почти не общалась, у меня были другие игры.
   — С настоящей кровью, — бросив на нее осуждающий взгляд, дополнила Мадина.
   Вышли после завтрака. Тьессин сменил свой синий балахон на мешковатый комбинезон с капюшоном, серо-белый, как здешние скалы. Многочисленные кармашки оттопыривались: там лежали миниатюрные Х-объекты разнообразного назначения. Кожистые гребни у него на голове раскрылись широким веером и настороженно вибрировали.
   Вскоре наткнулись на тропинку, которая вела куда-то вниз, петляя среди скал. Горы тут были очень старые и относительно невысокие, источенные знойными ветрами и экваториальными ливнями. Местами гнездились спутанные клубки лилово-зеленых зарослей — островки сельвы. Аблес предупредил, что, если навстречу попадутся люди, беспокоиться не надо: он сделает так, что обыкновенные люди, не маги, их не заметят. Ясно теперь, почему даже валвэнийцы, прожившие бок о бок с тьессинами шесть тысячелетий, не уверены в их существовании… Люди попались за очередным поворотом. Низкорослые смуглые воины в начищенных доспехах. На группу они даже не посмотрели. Внизу, в небольшой долине, стояли пестрые до ряби в глазах шатры, жарилась над костром освежеванная туша какого-то животного. Прямо в скале виднелись громадные деревянные ворота с небольшим просветом наверху. Значит, вот он, вход в лагерь борешанистов… Гора, похожая на чиротага на водопое, размерами не впечатляла, однако Аблес поглядывал на нее, опасливо щурясь. Они ее обогнули, прячась за каменными глыбами, но не обнаружили ничего, напоминающего вход.
   — Маскировка? — шепотом спросил Мартин, когда остановились для передышки на укромном пятачке, со всех сторон загороженном скалами.
   — Да, — перевел Сотимара ответ тьессина. — Он пока не понял, в чем дело, но поймет… Он говорит, кто-то к нам приближается! Кто-то нас видит. Нам надо держаться вместе и не расходиться в стороны.
   Фаяниец еще не успел договорить, как тьессин на удивление проворно исчез — только что был рядом, а теперь уже нету. Мартин вынул из кобуры пистолет. Одновременно то же самое сделали Эджен и, чуть замешкавшись, Сотимара. Мадина судорожно вздохнула и сжала кулаки: взять что-нибудь в арсенале она отказалась, заявив, что ее единственным оружием будет разумное слово, обращенное к лучшим чувствам Габри.
   На ярко освещенную землю меж двух растрескавшихся скал легла чья-то тень. Потом из-за скалы выступил человек. На него было нацелено три ствола, но он не обращал на это внимания. Лет тридцати пяти — сорока, среднего роста, полноватый, невзрачный, он был одет в хлопчатобумажный курортный костюм, когда-то белоснежный, а теперь замызганный, и чадорийские матерчатые туфли. Не вооружен. На голове — высокий костяной шлем с отверстиями неправильной формы и спиралевидно закрученными выступами, слишком высокий, из-за чего голова казалась непропорционально вытянутой. Х-объект, рассчитанный на тьессина с его гребнями. Пухлые губы слегка улыбались, взгляд небольших выцветших глаз перебегал с одного лица на другое и наконец остановился на Мартине.
   — Вот мы и встретились… Ну да, это ты!
   В одном Мартин был уверен на все сто: никогда раньше он этого типа не видел.
   — Это ты, убийца! Я-то тебя сразу узнал… За прошедшие тысячелетия ты изменился, но не слишком.

ГЛАВА 22

   — Привет, Габри, — не сомневаясь больше в личности визитера, усмехнулся Мартин.
   — Я не Габри. — Тот рассмеялся немного театральным смехом. — Это просто ложь во благо, для моих дурачков. Габри Борешаном я не был. Когда этого недоумка слопали на Икраде, я был дебилом на Ите.
   — Дебилом?.. Охотно верю.
   — Из-за тебя, убийца! Из-за тебя я родился дебилом!
   Щелчок, шипение реактивной пули. Это Эджен нажала на спуск. Однако пуля, которая должна была попасть ему в правое колено (денорка сказала, что Габри нужен ей живым — она много чего с ним сделает и только потом убьет), зависла в воздухе в нескольких сантиметрах от ноги и через секунду шлепнулась на землю.
   — Не выйдет. Меня больше нельзя убить. Но вас я тоже почему-то не могу достать, вот что странно…
   Про себя Мартин удовлетворенно хмыкнул: так он и думал, Аблес не сбежал. Спрятался где-то поблизости и сейчас прикрывает их от «магического» воздействия.
   Новый знакомый оглядел всех, на сей раз обескураженно, и представился:
   — Меня зовут Теодор Юстан. Дурацкое имя. Здесь все какое-то дурацкое… Я хочу вернуться домой, и ты, убийца, мне поможешь! Ты должен помнить дорогу обратно, раз пришел сюда следом за мной! Я-то сам ничего не помню, я тогда летел, как капля дерьма. Даже Гефада не смогла вылечить меня до конца от той боли… А ты наверняка помнишь дорогу! Только ради этого я тебя до сих пор не раздавил.
   — Хочешь унести свою задницу с Кадма? — Мартин приподнял бровь. — Могу устроить, если сторгуемся.
   Габри—Юстан сам лезет в западню, вот и лады…
   — Не с Кадма, — скривился тот. — У тебя на роже написано, о чем ты сейчас подумал. Нет, не надейся… Я хочу добраться до мира, где мы оба когда-то жили. Не знаю, где этот мир находится — в другой Галактике или в параллельном измерении.
   — Псих… — прошептала Мадина.
   — За все хорошее, что я сделал там для людей, меня оттуда вышибли, как… как… как последнюю мразь! Ничего, теперь я в силе, и я туда вернусь. Планета с кольцом, как у Сатурна, ты ее помнишь? Ночью это выглядит как огромная серебряная арка в небе, очень красиво, — в светлых глазах Юстана сквозили боль и тоска. — Не то что наши луны, эти дохлые кружочки… Там осталась женщина, которую я любил, из-за которой пошел на преступление… Ты ее тоже знал.
   Мартин про себя выручался: он-то настроился на беседу с немного сдвинутым преступником, а не с клиническим сумасшедшим. Остальные тоже обескураженно молчали, и Юстан, определенно довольный эффектом, спросил:
   — Каково это, когда твое надежно забытое прошлое вдруг хватает тебя за шкирку, а? В Зитане я поглядел на тебя — и сразу узнал, с первого взгляда! В Чадоре есть подчиненные Гефаде установки, но у меня пока руки не дошли до Чадоры. Пока. Иногда я там бываю.
   — Через гиперпространство?
   Не ответив, он продолжил:
   — Хотел поглядеть на занюханную знаменитость по имени Мартин Паад. Ничего особенного. Пятнадцать лет назад я был на твоей лекции в Имперском университете, послушал этот словесный понос и через четверть часа ушел. Ты мне тогда очень не понравился. Через год ты опять прилетел на Алзону. Помнишь, группа террористов захватила офис «Космопроекта» около Солнечного парка? На них тогда науськали тебя, гориллу из Тренажера. Они хотели ткнуть человечество мордой в дерьмо, грандиозная цель… У-у, какая у них была психология! А ты их всех перестрелял. Даже ту девчонку, которая так красиво кричала перед видеокамерой, что с детства мечтает взорвать Алзону. Ты убил их, чтобы спасти заложников — кучку никчемных, никому не нужных серых людишек. После этого ты мне еще больше не понравился. А когда я увидел тебя в Хартабоне на эстакаде, я вдруг узнал тебя, Гефада воскресила во мне память о прошлых жизнях!
   Мадина со стоном вздохнула и попятилась: вопрос о реинкарнации являлся философски-отвлеченным для кого угодно, только не для нее. Испугавшись, что она выйдет из зоны, которую контролирует Аблес, Мартин поймал ее за локоть и притянул к себе. С другой стороны ее схватила за руку Эджен. Мадина вскрикнула:
   — Пусти, больно!
   — Стой на месте, — тихо процедила денорка.
   — Вы говорите неправду, — повернулась Мадина к Юстану. — Никаких прошлых жизней нет!
   — Есть, — ухмыльнулся лже-Габри. — Ты-то об этом знаешь!
   Мартин соображал, что делать. Ситуация патовая: Юстан не может их достать, но и они до него добраться на могут. Пока этот сукин сын здесь торчит, им не уйти. Разве что тьессинский экстрасенс что-нибудь придумает… Время идет, солнце жарит вовсю. Защитное устройство у него на шее как будто стало более теплым. Что это — происки Юстана или работа Аблеса?
   — Зачем вы обманули борешанистов, Юстан? — подняла голову сникшая было Мадина. — Это же почти дети! С детьми так нельзя.
   — Я хочу научить их доброте. Хочу очистить их молодые души от черствой корки. Черствые бездушные люди — вот один из них, полюбуйтесь! — Юстан ткнул пальцем в Мартина, — когда-то убили меня и выбросили из родного мира. Поэтому теперь я буду бороться с человеческой черствостью, буду выдавливать ее из вас как дерьмо! А если кто-то недоволен, я его накажу!
   — Некоторых борешанистов ты оставил в Эгтемеосе, — напомнил Мартин. — Почему?
   — А, этих зеленоглазых предателей… — Юстана передернуло. — Ненавижу такие глаза! У нее были зеленые глаза, и меня из-за нее убили! Людям с такими глазами нельзя доверять, это физиологически обосновано… Я их потом раздавлю, вместе со всеми. А эти, которые здесь, станут моими учениками. Люблю молодежь, я всегда умел влиять на молодежь. В этой жизни я родился на Алзоне и жил в столице, в тридцатиэтажке на Шахматном бульваре. Когда я учился в Имперском университете на философском, я подрабатывал в школе помощником учителя, — он вдруг хихикнул. — Бывало, придут мои мальчишки ко мне в гости, и мы с балкона, с тридцатого этажа, кидаем вниз бутылки из-под сока с подкрашенной водичкой. А краска-то несмываемая! Иногда бутылки с мочой кидали, это еще эффектней. Прохожие полицию позовут, а мы уже на крыше…
   Мадина вдруг нервно расхохоталась:
   — Господи, этого не может быть! Чтобы взрослый дядя вот так хвастал, как он учил детей делать бяку… Это бывает только в кино, где отрицательные герои!
   — В жизни тоже, — буркнул Мартин.
   — Да где вам это понять… — поморщился Юстан. Потом, отвлекшись от приятных воспоминаний, нахмурился. — Ты, убийца, верен себе! Ты убил моего друга, Вениамина Эша. Он был по-настоящему слабой и противоречивой натурой, тебе до него никогда не дорасти!
   — Эш погиб из-за собственной глупости. Кстати, когда он увидал в Раюсаны мертвых зомби, он, похоже, разочаровался в тебе.
   — Он не мог во мне разочароваться, — отмахнулся Юстан. — Не знаю, где он сейчас. Я проинструктировал его, что делать, если тело убьют, но здесь он так и не появился. Заблудился, наверное…
   — Бывает, — решив подыграть сумасшедшему, кивнул Мартин.
   Сколько еще придется проторчать на солнцепеке? Сотимара и Мадина могут не выдержать и потерять сознание от перегрева. Хорошо, если у Аблеса есть какой-нибудь план…
   — Ты ничего не стоишь! — заорал вдруг на него Юстан, брызгая слюной. — Ни как человек, ни как писатель! Читал я твои книжонки, и от твоего поросячьего оптимизма меня тошнит! Настоящая литература должна заставлять людей думать через душевные мучения! Да где тебе это уразуметь… Все вы ничего не стоите. — Он перевел взгляд на Мадину. — Чувствительная дамочка с нечистым прошлым! Что тебе приснилось в Канаморе, а? Я-то знаю, чем ты занималась, потому что получил от Гефады дубликат в видеозвуковом варианте. Это было не внушение, не надейся! Это была правда. И в науке ты ноль. С тобой ни один мужик надолго не задержался. Я посоветовал Эшу продать тебя в Келму, чтобы ты нашла там свое место, но ты даже на это не сгодилась. А все потому, что у тебя руки по локоть в крови!
   Мартин и Эджен вовремя подхватили с двух сторон пошатнувшуюся Мадину. Она не отключилась, но ее трясло; кожа, несмотря на жару, была холодная и липкая.
   — Совесть — она везде достанет, если есть, за что доставать, — хохотнул Юстан. — А ты, как тебя гам, перлорожденный? В стране Драгоценных Холмов ты мог стать мучеником, а вместо этого струсил и сбежал. Ты даже не аристократишка, так, недоразумение. Нищий, подслеповатый… Одно достоинство — полиглот! Оторвался от своей родной культуры и хватаешься за чужое, чтоб заполнить душевную пустоту. Вот они откуда, все твои хваленые способности к языкам!
   Побледневший фаяниец открыл рот, но не мог произнести ни слова.
   — И еще один экспонат! — остановив взгляд на Эджен, с прежним истеричным напором продолжил Юс-тан. — Человекомонстр с Денора! Да ты же неспособна ни любить, ни дружить, ни наслаждаться жизнью, ты днем и ночью думаешь о том, как бы залезть на самый верх и оттуда на всех насрать. Ума не приложу, как ты ушла живой из Чернары. И душа у тебя уродливая, и рожа так себе… Ты ни на что хорошее не годишься!
   Вот тут Юстан крупно просчитался. Мадину и Сотимару он сумел подавить, нащупав их болевые точки, но с Эджен такой номер пройти не мог: в собственной ценности денорка не сомневалась.
   — Я способна сделать все, что захочу, — пристально глядя Юстану в глаза, произнесла она холодным тоном. — Я ушла живой из Чернары, чтобы рано или поздно до тебя добраться. Если хочешь посмотреть, на что я гожусь, сними тьессинский шлем и подойди ко мне. Обещаю, что будет очень больно. Я пришла передать тебе привет с того света, Юстан.
   — О том свете я знаю побольше твоего, — промямлил Юстан внезапно упавшим голосом.
   Эджен улыбнулась. Улыбка вышла нехорошая — насмешливая и жесткая.
   — Узнаешь еще больше. Тот свет — это единственное убежище, где ты можешь от меня скрыться. О, ты все еще в шлеме? Нуда, понимаю… Без него ты не смотришься, мелковат.
   Враг окончательно стушевался. Он молча глядел на девушку и в замешательстве моргал. На его лице промелькнуло заискивающее выражение.
   — Молодец… — прошептала воспрянувшая Мадина — впервые она почувствовала нечто вроде симпатии к денорке.
   Юстан вдруг сморщился, как от боли, и присел на корточки.
   Из-за валуна донесся крик.
   — Отходим! — вздрогнул фаяниец. — Аблес зовет, он сумел его заблокировать!
   — Эджен, тащите их к Аблесу, — скороговоркой бросил Мартин. — Попробую взять его.
   Одним прыжком он оказался возле скорчившегося на земле Юстана, потянулся к шлему, но руки наткнулись на невидимую преграду. Словно тот находился в силовом коконе.
   — Доволен, убийца? — глядя на него снизу вверх слезящимися глазами, прохрипел Юстан. — Нет, ничего ты со мной не сделаешь, слабо… Я дал промашку, потому что чертова денорка на нее похожа… Она не она, отдаленное сходство в поведении… А какая-то сволочь воспользовалась, чтобы взять контроль над моим телом! Вас ведь не четверо?
   Мартин повторил попытку. Никак не достать… Сотимара, Эджен и Мадина наперебой его звали.
   — Юстан, так, может, ты и со мной в прошлом не встречался? Я всего лишь похож на какого-то парня, которого ты знал.
   — Не-ет… — возразил Юстан, катаясь в пыли. — Денорка напоминает ее манерой держаться… просто напоминает… А ты и есть тот самый!
   — Мартин, бегом! — рявкнула Эджен. — Уходим! На этот раз он послушался.
   Они двигались от скалы к скале стремительными перебежками, Мартин тащил за собой Мадину, Эджен — фаянийца. Аблес вел группу, по-обезьяньи ловко прыгая впереди. При этом он не переставал ругать Мартина за легкомыслие, а запыхавшийся Сотимара добросовестно переводил:
   — Он говорит, так нельзя… Неосторожно… Так делает очень-очень бестолковый молодой тьессин, голова набита камнями, а не мозгами… Против магии только магия… Он его долго не удержит… Он говорит, вы поступили неразумно, а еще главный…
   Наконец оба, и маг, и переводчик, выдохлись. Мелькали похожие друг на друга скалы, стучали подошвы по сухой каменистой земле, над головами покачивалось ярко-голубое небо. Нырнув в тень родного ущелья, все первым делом кинулись к ручью — пить.
   — Юстан не засек нашу базу? — утолив жажду, сипло спросил Мартин.
   — Нет, — перевел фаяниец. — Аблес его все еще держит. Теперь отпускает. Все.
   Тьессин мешком повалился на камни. Что-то прошептал.
   — Он потерял очень-очень много сил, — сказал Сотимара. — Ему надо восстановить силы.
   Мартин бережно поднял тьессина и понес к бронекару.
   — Идем! — распорядился он на ходу, оглянувшись на остальных. — Юстан, когда очухается, пошлет своих людей прочесывать территорию.
   Устроив Аблеса в каюте, он выбрался наружу с веником и замел отпечатавшиеся в пыли следы. Прислушался: пока тихо. Поправив маскировочный тент, до земли закрывающий машину, вернулся обратно.
   Дверь в каюту тьессина была приоткрыта, около Аблеса хлопотал Сотимара, звякая выточенными из полудрагоценного камня флакончиками. Денорка и Мадина сидели в салоне, в разных углах. Девчонка погрузилась в размышления, придав своему лицу бесстрастно-суперменское выражение, наверняка прихваченное у кого-то из олигархов. Мадина ссутулилась, ее глаза покраснели. Она выглядела больной и постаревшей, как после того происшествия с бандитами в Чернаре. Вздрогнув, прикрыла лицо рукой, заслоняясь от мягкого света стоявшей на полу конусовидной лампы. А может, не хотела, чтобы Мартин ее разглядывал.
   Вскоре пришел фаяниец.
   — Аблес сказал, что до завтра отлежится, — сообщил он невыразительным голосом.
   Присел возле двери, опустив плечи.
   «Итак, подведем итоги, — подумал Мартин. — Полчаса пообщались с Юстаном. Результат: двое получили психические травмы, третий валяется, еле живой. Если и дальше так пойдет…»
   — Какого черта вы скисли, хотел бы я знать? — спросил он вслух. — Вы рассчитывали, что Юстан будет вежливо расшаркиваться и говорить нам комплименты?
   — Этого не было… — глухо пробормотала Мадина, пряча лицо. — Не было… Я ни в кого не стреляла…
   — Моя жизнь действительно не удалась, — апатично отозвался Сотимара. — Так оно и есть… Я просто бродяга, потерявший связь со своей культурой.
   — Может, выйдем из депрессии и обсудим ситуацию? — начиная злиться, предложил Мартин. — Юстан без утайки выложил, что он про нас думает, но сам тоже получил по мозгам. Эджен, он признался, что струхнул перед вами, потому что вы похожи на женщину, которую он когда-то знал. Заметьте, отдаленно похожи! Он вас с ней не отождествляет. Зато насчет меня, без дураков, уверен, что я и есть тот самый, который когда-то его обидел. У меня тут созрела одна идейка, но лучше обсудим ее завтра вместе с Аблесом. А сейчас пообедаем.
   Он не без труда настоял, чтобы Мадина и Сотимара поели. Потом попытался развеселить их, рассказывая анекдоты и забавные случаи из своей жизни, но они не реагировали. Смеялась только денорка. Фаяниец поднялся, отчужденно поглядел на всех, вяло сказал, что ему нужно отдохнуть, и ушел. Мартин глянул на часы: смеркается. Когда совсем стемнеет, надо бы натаскать воды из ручья. Эджен тоже вышла. Чуть погодя из коридора донесся стук.
   — Сотимара, откройте.
   Никакого отклика.
   — Сотимара, откройте мне! — повторила денорка требовательным тоном.
   Щелчок, звук отодвигаемой двери. Снова щелчок. Мартин повернулся к Мадине:
   — Психопат Юстан для вас настолько авторитетная фигура, что из-за его трепа стоит лить слезы?
   — А вы разве не чувствуете, что жили раньше? — вибрирующим от сдержанных рыданий голосом спросила она.
   — До сих пор меня в этом никто не убедил.
   — Если это правда — значит, я была солдатом и стреляла в бегущих людей. Тогда я заслуживаю всего плохого. — Она всхлипнула. — Всего плохого…
   Мартину удалось втянуть ее в философский диспут на тему: если допустить, что человек — неуничтожимая информационная структура, то является ли эта структура в разных материальных воплощениях одним и тем же существом либо разными существами? Мадина немного оживилась. По крайней мере, слезы высохли.
   — Допустим, каждый из нас — нечто вроде компьютерного кристалла, — рассуждал Мартин. — Бессмертный носитель информации. На кристалл записаны некие файлы, потом их стирают и на их место пишут новые файлы, и так далее, до бесконечности. Вопрос, с чем мы себя отождествляем: с кристаллами или с определенным набором файлов? Интересный вопрос… Если предыдущие файлы по какой-то причине стерлись, они уже не являются частью меня. Я — это кристалл-носитель плюс текущие файлы…