Страница:
— А ты постарайся! Вот она — пища! — тот взял двумя пальцами некогда розовый, а ныне позеленевший ломоть ветчины. — Аппетитно, ага? Слюнки текут? Если ты мне ее покажешь, это будет твое!
— По-твоему, это выглядит аппетитно?
— Слопаешь, что дам! — прикрикнул Юстан. — У него еще претензии! Сегодня получишь похлебку, чтоб с голоду не подох, а завтра поглядим… Но смотри, — на его лице появилась злая гримаса, — если вместо нее ты покажешь мне эту мерзкую девчонку с зелеными глазами, вообще жрать не будешь. Понял?
— За что ты ее так ненавидишь?
Мартин задал вопрос умеренно-огорченным тоном. Главное — не переиграть: противник не наблюдателен, зато подозрителен.
— Это она во всем виновата, — Юстан тяжело вздохнул, охватившая его злость то уступала место глубокой тоске, то опять вспыхивала с новой силой. — Я из-за нее все потерял! Она сорвала мой план, такой жертвенный и прекрасный’ Она и эти сраные врачи со своей сверхразвитой медициной… Если человеку почти в сердце воткнули нож, испачканный соусом, он не должен цепляться за жизнь, это просто неприлично! — он хватил кулаком по бархатному подлокотнику кресла. — Ничего, ничего у меня не получилось…
— Это и есть твое преступление? Ты совершил убийство?
— Да, вы сочли это преступлением! Хороший адвокат указал бы на массу смягчающих обстоятельств, но вы устроили самосуд без адвоката. Ненавижу! Когда я был дебилом на Ите, я давил кошек с зелеными глазами, а соседи меня за это били. Своя кошка для них дороже человека! Теперь я могу наказывать таких бездушных обывателей, и я давлю их вместе с их домами и кошками… — Его переполняла искренняя обида, он готов был заплакать. — Столько черствых людей вокруг…
— Я не понял, что сделала та девушка? Помешала тебе довести дело до конца?
— Она осталась жива! — Юстан стиснул кулаки в бессильном бешенстве. — Эти… врачи заменили ей всю кровь и вырезали половину легкого. А потом она целые сутки лежала в коме, в аппарате жизнеобеспечения, и врачи сами не знали, выживет или нет, но она все-таки не умерла. Назло мне! Она не воспринимала мои идеи и не захотела послужить моим целям! — он начал ожесточенно ругаться, то на импере, то на чадорийском, то еще на каком-то языке, непонятном Мартину, но смутно знакомом.
«Язык того мира?..»
— Значит, нож, испачканный соусом, почти в сердце. И за это черствые бездушные люди тебя убили?
Не уловив иронии, Юстан горестно кивнул. Потом встрепенулся, уставился на Мартина и прошептал:
— Ты считаешь, так мне и надо? Я знаю, ты неспособен сострадать… Ничего, убийца, я тут кое-что для тебя приготовил — и сейчас ты это получишь! Погоди…
Вскочив с кресла, он распахнул дверцы солванского шкафа с декоративными башенками. Внутри, на полках, белели тьессинские артефакты. Еще один шлем! Мстительно бормоча, Юстан повернулся спиной и начал рыться в шкафу, а Мартин бесшумно встал и схватил со стола заранее намеченную добычу: кнопочный нож с клеймом алзонской фирмы «Барракуда», кусок копченого мяса, недоеденную плитку шоколада. Все это он запихнул поглубже в карманы шортов. Когда Юстан обернулся, он опять сидел на пуфике, понуро ссутулившись.
— Сейчас, убийца! — захлопнув дверцы, Юстан показал ему яйцеобразный Х-объект. — Сейчас я размажу тебя по полу. Не бойся, в переносном смысле, мне все еще нужны твои воспоминания… Сейчас ты переживешь самое страшное потрясение, которое обрушилось на тебя в той жизни! Я специально сделал такую настройку, и Гефада, умница, послушалась. В общем, сейчас ты… узнаешь, каково было мне, — он театральным жестом поднял над головой артефакт. — Не знаю, что это за воспоминание, но я посмотрю его вместе с тобой и буду весело хохотать! Не думай, это не месть, я никогда не опускаюсь до мелкой мести. Это будет торжество справедливости! Самый сокрушительный шок, который неожиданно обрушился на тебя и переломил надвое твою жизнь, самое кошмарное твое переживание!
Приготовившись к малоприятным видениям, Мартин осторожно сполз с пуфика на пол, чтобы не грохнуться и не повредить травмированные кости.
Юстан злорадно засмеялся.
…Он сидел на малахитовом бортике фонтанчика и тупо слушал плеск воды. Он был ошеломлен, обескуражен, выбит из колеи. Словно идешь знойным летним днем по улице, по размягченному от жары асфальту, и вдруг тебе на голову падает здоровенный ком снега! Зачерпнув дрожащей рукой немного воды, он смочил лицо. Первый шок прошел, и он смог, наконец, вымолвить членораздельную фразу:
— Нет, Верховный… Вы не можете так со мной поступить!
Высокий тучный мужчина с голубыми глазами, который молча прохаживался взад-вперед по залу, остановился и спросил:
— Почему?.
— Потому что так нельзя! Вы пошутили, правда?
— У меня нет склонности к розыгрышам, тем более в серьезных делах. Я подписал приказ сегодня утром. По закону он вступит в силу с момента опубликования, — Верховный Лорд взглянул на часы в позолоченном корпусе, висевшие на стене напротив фонтанчика. — Ага, уже опубликовали. Поздравляю вас.
Он схватился за голову: его жизнь рушится, всему конец…
— Черные боги… А, погодите, ведь Генеральный Кабинет обязательно наложит вето!
— Нет. Перед тем, как подписать приказ, я объявил Чрезвычайное Положение. Через две декады я его отменю, но срок наложения вето как раз истечет.
— Ловко… Это нечестно! — пробормотал он, все еще держась за голову. — Вот же я влип… Не могли вместо меня какого-нибудь дурака найти? Между прочим, я не голосовал за вас, я вообще не ходил на выборы — у меня в это время был запой!
— Знаю. Теперь вам придется следить за собой, чтоб никаких запоев. Вы не должны подавать дурной пример служащим своего ведомства.
— Да я всю жизнь был сам по себе, в казенных структурах не работал! Давал взятки… В том числе, кстати, вашим непосредственным подчиненным!
— Тоже знаю, — буркнул глава государства.
— Ну вот… Я совсем не подходящий для такой работы человек, и работа для меня неподходящая. Может, переиграем, а? Я всегда плевал на официоз и был частным лицом, одиноким охотником… А теперь я кто буду?
— А теперь вы будете лордом общественного порядка.
— Полный п…ц! — подвел он итог.
— Не сквернословьте, — поморщился голубоглазый. — Это несовместимо с тем постом, который вы теперь занимаете. Послушайте, я ведь тоже не хотел становиться Верховным Лордом! Но мы должны что-то сделать, если не хотим оказаться зависимой страной, которую держит на коротком поводке более сильное государство. Вы их не боитесь. Поэтому вы займете пост лорда общественного порядка и дальше будете действовать по своему усмотрению. Лучшей кандидатуры у меня нет.
Он понял, что не сможет на все плюнуть и завтра же подать в отставку, поскольку Верховный прав. Его жизнь переломилась надвое, и что будет дальше, он не знал. Впрочем, в конечном счете это зависит только от него.
Потом подумал о черноволосой женщине, с которой давно уже хотел поквитаться, и на его лице начала расплываться мстительная ухмылка.
— Что такое? — обеспокоенно спросил наблюдавший за ним Верховный Лорд.
— Да так, об одной нашей общей знакомой вспомнил… Сегодня же выпишу ордер на арест!
— Погодите, я вас не для этого назначил! — Верховный еще больше забеспокоился: похоже, с первого раза угадал, кого он имеет в виду.
— Пусть она только появится на нашей территории, уж я — то найду, к чему придраться! Я понимаю, что ничего мы ей сделать не можем, но если удастся хотя бы на несколько часов засадить ее в каталажку, и то будет приятно…
— Нет-нет, это же недипломатично! Как Верховный Лорд, я категорически запрещаю вам…
Очнувшись, Мартин сразу получил пинка. Не сросшиеся до конца ребра отозвались острой болью. Он включил блокировку и сел, привалившись спиной к пуфику. Юстан отступил назад, его больные выцветшие глаза превратились в две злые щелки.
— Так это и есть твое самое страшное потрясение?! После моей смерти ты дорвался до власти, аморального убийцу сделали членом правительства! Я всю жизнь мечтал о власти ради блага людей, но получил в том мире кукиш, а тебе ее преподнесли на блюдечке с бантиком! Вот она, коррупция… Одно и то же, во всех мирах одно и то же! Гефада что-то напутала, я же не это хотел увидеть… Сил нет на тебя смотреть, пошел отсюда!
Пошатываясь и хватаясь за стенку, Мартин потащился в камеру. Напоследок кто-то из вызванных Юстаном конвойных толкнул его в спину. Он взмахнул руками, притворившись, что теряет равновесие, но в последний момент удержался и неуклюже, на взгляд со стороны, а в действительности ловко и мягко опустился на пол. Конвойный что-то насмешливо сказал на одном из валвэнийских наречий. Дверные створки сомкнулись. Он съел кусок копченого мяса, а плитку шоколада приберег на завтра. Ощупал ошейник: с помощью ножа нетрудно будет взломать его. Позади, по обе стороны от застежки, располагались две плоские кнопки, он обнаружил их еще в первый день, но от экспериментов воздержался. Вытащив нож, царапнул для пробы поверхность ошейника — осталась глубокая заусеница. Завтра он его снимет.
— …Кушай, Ол, творожное печеньице! — Двоюродная тетка пододвинула к нему большое блюдо с квадратиками, густо посыпанными сахарной пудрой. — Тетя Бетиной все утро для тебя старштась! Много в жизни горя, и ты еще горя хлебнешь, на вот покушай сладенькое, пока маленький. А то как вырастешь, так и начнут на тебя несчастья валиться, одно за другим, одно за другим…
Он с хрустом жевал печенье, раздосадованно болтая ногами под столом. Настроение было сумрачное: излюбленная теткой тема горя неизменно вызывала у него приливы злости. То ли дело, когда Бетиной начинала рассказывать всякие интересные истории с приключениями из жизни древних богов — вот это ему нравилось! Но сейчас у тетки сидела гостья, пожилая соседка, и разговор вертелся вокруг более приземленных предметов.
— …И потом его, пьяного, трамваем надвое разрезало, кровищи было — кошмар, а вагоновожатый, люди рассказывали, убежал и повесился… Что-то мальчику нас перестал кушать, разве уже наелся? Сколько ему?
— Скоро пять, — Бетиной погладила его по головке, на ее оплывшем смуглом лице, изборожденном ранними морщинами, появилась ласковая улыбка. — Ол у нас молодец, всегда такой бойкий, с хорошим аппетитом… А вот у старшего братика плохой аппетит, родители жалуются. Ох, сколько в жизни горя… Бывает еще, поезд монорельса на людей упадет, как в прошлом году на южной окраине…
— Помню! — Соседка оживилась, ее невыразительные глаза радостно заблестели. — Вот уж несчастье так несчастье… Я-то специально съездила посмотреть, хоть у меня и больные ноги. Прямо поперек улицы все лежало, а у одного дома два балкона снесло и проломило крышу!
— Век живем — век плачем, — тягостно вздохнула Бетиной. — На вот, Ол, намажь себе на печеньице повидла…
Небогато обставленную комнату заливало послеполуденное солнце, на стенах золотились ветхие, аккуратно заштопанные гобелены с изображениями древних богов. Ол подтащил поближе вазочку с повидлом. Обе женщины опять перестали обращать на него внимание.
— А у моего свояка девять лет назад цепной ящер во-от такой кусище мяса из ноги вырвал! И потом оба померли от бешенства, и свояк, и ящер.
— Тоже горе… — согласно покачала головой Бетиной.
— А на прошлой декаде-то, на прошлой декаде… Машина, люди говорят, молоко везла… Ой, что ребенок делает! — оставив размеренно-повествовательный тон, запричитала вдруг соседка. — Ты смотри, он же пакостит!
Деловито насупившись, Ол намазывал повидлом скатерть. Уж очень ему хотелось отомстить им за этот разговор.
«Юстана этот сон не порадует — значит, кормежки сегодня не будет, — подумал Мартин, проснувшись. — Ну и черт с ним».
Ребра, ключица, левое запястье, пальцы — все в норме. Ничего не болит, никаких отеков и синяков. Позавтракав плиткой шоколада, Мартин взялся за ошейник. Материал казался вроде бы податливым, но работа шла медленно. Раз за разом он проводил лезвием по одному и тому же месту, углубляя разрез. Гладкий теплый обруч слишком плотно охватывал шею, это осложняло задачу. Наконец Мартин отложил нож, с усилием просунул пальцы между обручем и шеей и разломил хрустнувший ошейник на две половинки. Помассировал шею, потом внимательно изучил один из кусков: на месте разлома материал выглядел не твердым, а вязким, как тесто, и слегка пузырился. Помня, как действует это приспособление, он не рискнул дотронуться до подозрительного участка. Когда сдвинул обе половинки вместе, они буквально склеились, и спустя полчаса ошейник снова был целехонек. Мартин бросил его в угол камеры и притаился у двери: приближались люди. Звуков он не слышал, зато улавливал их эмоции. В эмоциональном облике всех, без исключения, приближенных Юстана неизменно присутствовали две составляющие: подавленность и нервозность, у кого в большей степени, у кого в меньшей.
Конвойных пришло трое. Двух валвэнийцев Мартин вырубил сразу, короткими быстрыми ударами, третьему, чадорийцу из Кардубы, приставил к горлу нож.
— Где Юстан?
— Там…
— Там — это где? — угрожающим шепотом повторил вопрос Мартин. — В зале?
— Нет, в нашей столовой…
Убрав нож, Мартин оглушил его ударом в висок, снял с одного из валвэнийцев перевязь с мечом и, на ходу застегивая на груди пряжку, направился, мягко ступая, к светлой арке. Опередить Юстана. Оглядев грязное роскошное помещение, он подхватил валявшуюся на полу шелковую сумку (фаянийские аристократы, когда отправляются на загородный пикник, перевозят в таких подушечки), сдернул с кресла замызганный плед и распахнул дверцы солванского шкафа. Шлем лежал на том же месте. Мартин завернул его в плед и спрятал в сумку. Другие артефакты трогать не стал, только окинул взглядом, запоминая. Они казались отталкивающе-живыми и напоминали раковины моллюсков, продолговатые белесые личинки, покрытые вмятинами яйца, скелеты неведомых подводных тварей. Мартин вспомнил сросшийся ошейник: пожалуй, в какой-то степени они и есть живые, не зря же Аблес называет их «созданиями».
Арок в зале было несколько. Выбрав не ту, из которой обычно появлялся Юстан, а противоположную, Мартин повесил сумку на плечо и нырнул в заполненную фиолетовым мерцанием кишку коридора.
ГЛАВА 26
— По-твоему, это выглядит аппетитно?
— Слопаешь, что дам! — прикрикнул Юстан. — У него еще претензии! Сегодня получишь похлебку, чтоб с голоду не подох, а завтра поглядим… Но смотри, — на его лице появилась злая гримаса, — если вместо нее ты покажешь мне эту мерзкую девчонку с зелеными глазами, вообще жрать не будешь. Понял?
— За что ты ее так ненавидишь?
Мартин задал вопрос умеренно-огорченным тоном. Главное — не переиграть: противник не наблюдателен, зато подозрителен.
— Это она во всем виновата, — Юстан тяжело вздохнул, охватившая его злость то уступала место глубокой тоске, то опять вспыхивала с новой силой. — Я из-за нее все потерял! Она сорвала мой план, такой жертвенный и прекрасный’ Она и эти сраные врачи со своей сверхразвитой медициной… Если человеку почти в сердце воткнули нож, испачканный соусом, он не должен цепляться за жизнь, это просто неприлично! — он хватил кулаком по бархатному подлокотнику кресла. — Ничего, ничего у меня не получилось…
— Это и есть твое преступление? Ты совершил убийство?
— Да, вы сочли это преступлением! Хороший адвокат указал бы на массу смягчающих обстоятельств, но вы устроили самосуд без адвоката. Ненавижу! Когда я был дебилом на Ите, я давил кошек с зелеными глазами, а соседи меня за это били. Своя кошка для них дороже человека! Теперь я могу наказывать таких бездушных обывателей, и я давлю их вместе с их домами и кошками… — Его переполняла искренняя обида, он готов был заплакать. — Столько черствых людей вокруг…
— Я не понял, что сделала та девушка? Помешала тебе довести дело до конца?
— Она осталась жива! — Юстан стиснул кулаки в бессильном бешенстве. — Эти… врачи заменили ей всю кровь и вырезали половину легкого. А потом она целые сутки лежала в коме, в аппарате жизнеобеспечения, и врачи сами не знали, выживет или нет, но она все-таки не умерла. Назло мне! Она не воспринимала мои идеи и не захотела послужить моим целям! — он начал ожесточенно ругаться, то на импере, то на чадорийском, то еще на каком-то языке, непонятном Мартину, но смутно знакомом.
«Язык того мира?..»
— Значит, нож, испачканный соусом, почти в сердце. И за это черствые бездушные люди тебя убили?
Не уловив иронии, Юстан горестно кивнул. Потом встрепенулся, уставился на Мартина и прошептал:
— Ты считаешь, так мне и надо? Я знаю, ты неспособен сострадать… Ничего, убийца, я тут кое-что для тебя приготовил — и сейчас ты это получишь! Погоди…
Вскочив с кресла, он распахнул дверцы солванского шкафа с декоративными башенками. Внутри, на полках, белели тьессинские артефакты. Еще один шлем! Мстительно бормоча, Юстан повернулся спиной и начал рыться в шкафу, а Мартин бесшумно встал и схватил со стола заранее намеченную добычу: кнопочный нож с клеймом алзонской фирмы «Барракуда», кусок копченого мяса, недоеденную плитку шоколада. Все это он запихнул поглубже в карманы шортов. Когда Юстан обернулся, он опять сидел на пуфике, понуро ссутулившись.
— Сейчас, убийца! — захлопнув дверцы, Юстан показал ему яйцеобразный Х-объект. — Сейчас я размажу тебя по полу. Не бойся, в переносном смысле, мне все еще нужны твои воспоминания… Сейчас ты переживешь самое страшное потрясение, которое обрушилось на тебя в той жизни! Я специально сделал такую настройку, и Гефада, умница, послушалась. В общем, сейчас ты… узнаешь, каково было мне, — он театральным жестом поднял над головой артефакт. — Не знаю, что это за воспоминание, но я посмотрю его вместе с тобой и буду весело хохотать! Не думай, это не месть, я никогда не опускаюсь до мелкой мести. Это будет торжество справедливости! Самый сокрушительный шок, который неожиданно обрушился на тебя и переломил надвое твою жизнь, самое кошмарное твое переживание!
Приготовившись к малоприятным видениям, Мартин осторожно сполз с пуфика на пол, чтобы не грохнуться и не повредить травмированные кости.
Юстан злорадно засмеялся.
…Он сидел на малахитовом бортике фонтанчика и тупо слушал плеск воды. Он был ошеломлен, обескуражен, выбит из колеи. Словно идешь знойным летним днем по улице, по размягченному от жары асфальту, и вдруг тебе на голову падает здоровенный ком снега! Зачерпнув дрожащей рукой немного воды, он смочил лицо. Первый шок прошел, и он смог, наконец, вымолвить членораздельную фразу:
— Нет, Верховный… Вы не можете так со мной поступить!
Высокий тучный мужчина с голубыми глазами, который молча прохаживался взад-вперед по залу, остановился и спросил:
— Почему?.
— Потому что так нельзя! Вы пошутили, правда?
— У меня нет склонности к розыгрышам, тем более в серьезных делах. Я подписал приказ сегодня утром. По закону он вступит в силу с момента опубликования, — Верховный Лорд взглянул на часы в позолоченном корпусе, висевшие на стене напротив фонтанчика. — Ага, уже опубликовали. Поздравляю вас.
Он схватился за голову: его жизнь рушится, всему конец…
— Черные боги… А, погодите, ведь Генеральный Кабинет обязательно наложит вето!
— Нет. Перед тем, как подписать приказ, я объявил Чрезвычайное Положение. Через две декады я его отменю, но срок наложения вето как раз истечет.
— Ловко… Это нечестно! — пробормотал он, все еще держась за голову. — Вот же я влип… Не могли вместо меня какого-нибудь дурака найти? Между прочим, я не голосовал за вас, я вообще не ходил на выборы — у меня в это время был запой!
— Знаю. Теперь вам придется следить за собой, чтоб никаких запоев. Вы не должны подавать дурной пример служащим своего ведомства.
— Да я всю жизнь был сам по себе, в казенных структурах не работал! Давал взятки… В том числе, кстати, вашим непосредственным подчиненным!
— Тоже знаю, — буркнул глава государства.
— Ну вот… Я совсем не подходящий для такой работы человек, и работа для меня неподходящая. Может, переиграем, а? Я всегда плевал на официоз и был частным лицом, одиноким охотником… А теперь я кто буду?
— А теперь вы будете лордом общественного порядка.
— Полный п…ц! — подвел он итог.
— Не сквернословьте, — поморщился голубоглазый. — Это несовместимо с тем постом, который вы теперь занимаете. Послушайте, я ведь тоже не хотел становиться Верховным Лордом! Но мы должны что-то сделать, если не хотим оказаться зависимой страной, которую держит на коротком поводке более сильное государство. Вы их не боитесь. Поэтому вы займете пост лорда общественного порядка и дальше будете действовать по своему усмотрению. Лучшей кандидатуры у меня нет.
Он понял, что не сможет на все плюнуть и завтра же подать в отставку, поскольку Верховный прав. Его жизнь переломилась надвое, и что будет дальше, он не знал. Впрочем, в конечном счете это зависит только от него.
Потом подумал о черноволосой женщине, с которой давно уже хотел поквитаться, и на его лице начала расплываться мстительная ухмылка.
— Что такое? — обеспокоенно спросил наблюдавший за ним Верховный Лорд.
— Да так, об одной нашей общей знакомой вспомнил… Сегодня же выпишу ордер на арест!
— Погодите, я вас не для этого назначил! — Верховный еще больше забеспокоился: похоже, с первого раза угадал, кого он имеет в виду.
— Пусть она только появится на нашей территории, уж я — то найду, к чему придраться! Я понимаю, что ничего мы ей сделать не можем, но если удастся хотя бы на несколько часов засадить ее в каталажку, и то будет приятно…
— Нет-нет, это же недипломатично! Как Верховный Лорд, я категорически запрещаю вам…
Очнувшись, Мартин сразу получил пинка. Не сросшиеся до конца ребра отозвались острой болью. Он включил блокировку и сел, привалившись спиной к пуфику. Юстан отступил назад, его больные выцветшие глаза превратились в две злые щелки.
— Так это и есть твое самое страшное потрясение?! После моей смерти ты дорвался до власти, аморального убийцу сделали членом правительства! Я всю жизнь мечтал о власти ради блага людей, но получил в том мире кукиш, а тебе ее преподнесли на блюдечке с бантиком! Вот она, коррупция… Одно и то же, во всех мирах одно и то же! Гефада что-то напутала, я же не это хотел увидеть… Сил нет на тебя смотреть, пошел отсюда!
Пошатываясь и хватаясь за стенку, Мартин потащился в камеру. Напоследок кто-то из вызванных Юстаном конвойных толкнул его в спину. Он взмахнул руками, притворившись, что теряет равновесие, но в последний момент удержался и неуклюже, на взгляд со стороны, а в действительности ловко и мягко опустился на пол. Конвойный что-то насмешливо сказал на одном из валвэнийских наречий. Дверные створки сомкнулись. Он съел кусок копченого мяса, а плитку шоколада приберег на завтра. Ощупал ошейник: с помощью ножа нетрудно будет взломать его. Позади, по обе стороны от застежки, располагались две плоские кнопки, он обнаружил их еще в первый день, но от экспериментов воздержался. Вытащив нож, царапнул для пробы поверхность ошейника — осталась глубокая заусеница. Завтра он его снимет.
— …Кушай, Ол, творожное печеньице! — Двоюродная тетка пододвинула к нему большое блюдо с квадратиками, густо посыпанными сахарной пудрой. — Тетя Бетиной все утро для тебя старштась! Много в жизни горя, и ты еще горя хлебнешь, на вот покушай сладенькое, пока маленький. А то как вырастешь, так и начнут на тебя несчастья валиться, одно за другим, одно за другим…
Он с хрустом жевал печенье, раздосадованно болтая ногами под столом. Настроение было сумрачное: излюбленная теткой тема горя неизменно вызывала у него приливы злости. То ли дело, когда Бетиной начинала рассказывать всякие интересные истории с приключениями из жизни древних богов — вот это ему нравилось! Но сейчас у тетки сидела гостья, пожилая соседка, и разговор вертелся вокруг более приземленных предметов.
— …И потом его, пьяного, трамваем надвое разрезало, кровищи было — кошмар, а вагоновожатый, люди рассказывали, убежал и повесился… Что-то мальчику нас перестал кушать, разве уже наелся? Сколько ему?
— Скоро пять, — Бетиной погладила его по головке, на ее оплывшем смуглом лице, изборожденном ранними морщинами, появилась ласковая улыбка. — Ол у нас молодец, всегда такой бойкий, с хорошим аппетитом… А вот у старшего братика плохой аппетит, родители жалуются. Ох, сколько в жизни горя… Бывает еще, поезд монорельса на людей упадет, как в прошлом году на южной окраине…
— Помню! — Соседка оживилась, ее невыразительные глаза радостно заблестели. — Вот уж несчастье так несчастье… Я-то специально съездила посмотреть, хоть у меня и больные ноги. Прямо поперек улицы все лежало, а у одного дома два балкона снесло и проломило крышу!
— Век живем — век плачем, — тягостно вздохнула Бетиной. — На вот, Ол, намажь себе на печеньице повидла…
Небогато обставленную комнату заливало послеполуденное солнце, на стенах золотились ветхие, аккуратно заштопанные гобелены с изображениями древних богов. Ол подтащил поближе вазочку с повидлом. Обе женщины опять перестали обращать на него внимание.
— А у моего свояка девять лет назад цепной ящер во-от такой кусище мяса из ноги вырвал! И потом оба померли от бешенства, и свояк, и ящер.
— Тоже горе… — согласно покачала головой Бетиной.
— А на прошлой декаде-то, на прошлой декаде… Машина, люди говорят, молоко везла… Ой, что ребенок делает! — оставив размеренно-повествовательный тон, запричитала вдруг соседка. — Ты смотри, он же пакостит!
Деловито насупившись, Ол намазывал повидлом скатерть. Уж очень ему хотелось отомстить им за этот разговор.
«Юстана этот сон не порадует — значит, кормежки сегодня не будет, — подумал Мартин, проснувшись. — Ну и черт с ним».
Ребра, ключица, левое запястье, пальцы — все в норме. Ничего не болит, никаких отеков и синяков. Позавтракав плиткой шоколада, Мартин взялся за ошейник. Материал казался вроде бы податливым, но работа шла медленно. Раз за разом он проводил лезвием по одному и тому же месту, углубляя разрез. Гладкий теплый обруч слишком плотно охватывал шею, это осложняло задачу. Наконец Мартин отложил нож, с усилием просунул пальцы между обручем и шеей и разломил хрустнувший ошейник на две половинки. Помассировал шею, потом внимательно изучил один из кусков: на месте разлома материал выглядел не твердым, а вязким, как тесто, и слегка пузырился. Помня, как действует это приспособление, он не рискнул дотронуться до подозрительного участка. Когда сдвинул обе половинки вместе, они буквально склеились, и спустя полчаса ошейник снова был целехонек. Мартин бросил его в угол камеры и притаился у двери: приближались люди. Звуков он не слышал, зато улавливал их эмоции. В эмоциональном облике всех, без исключения, приближенных Юстана неизменно присутствовали две составляющие: подавленность и нервозность, у кого в большей степени, у кого в меньшей.
Конвойных пришло трое. Двух валвэнийцев Мартин вырубил сразу, короткими быстрыми ударами, третьему, чадорийцу из Кардубы, приставил к горлу нож.
— Где Юстан?
— Там…
— Там — это где? — угрожающим шепотом повторил вопрос Мартин. — В зале?
— Нет, в нашей столовой…
Убрав нож, Мартин оглушил его ударом в висок, снял с одного из валвэнийцев перевязь с мечом и, на ходу застегивая на груди пряжку, направился, мягко ступая, к светлой арке. Опередить Юстана. Оглядев грязное роскошное помещение, он подхватил валявшуюся на полу шелковую сумку (фаянийские аристократы, когда отправляются на загородный пикник, перевозят в таких подушечки), сдернул с кресла замызганный плед и распахнул дверцы солванского шкафа. Шлем лежал на том же месте. Мартин завернул его в плед и спрятал в сумку. Другие артефакты трогать не стал, только окинул взглядом, запоминая. Они казались отталкивающе-живыми и напоминали раковины моллюсков, продолговатые белесые личинки, покрытые вмятинами яйца, скелеты неведомых подводных тварей. Мартин вспомнил сросшийся ошейник: пожалуй, в какой-то степени они и есть живые, не зря же Аблес называет их «созданиями».
Арок в зале было несколько. Выбрав не ту, из которой обычно появлялся Юстан, а противоположную, Мартин повесил сумку на плечо и нырнул в заполненную фиолетовым мерцанием кишку коридора.
ГЛАВА 26
Если чувство времени не врало, пошел уже одиннадцатый час его пребывания в лабиринте. Извилистые коридоры. Залы с окутанными мхом колоннами, сгруппированными несимметрично, хотя и в соответствии с некой неясной системой. Залы с черными, в фиолетовых бликах, зеркалами бассейнов, из которых поднимались переплетенные суставчатые трубы, исчезающие в потолке. Залы, заполненные сквозистыми склетообразными формами — в последних было нечто узнаваемое: словно забрел на выставку абстрактной скульптуры где-нибудь дома, на Лидоне. Мартин постоянно сканировал окружающее пространство, но чужого присутствия не улавливал. Возможно, Юстан и его люди по какой-то причине избегают забираться так далеко во чрево Гефады. Возможно, Мартин сейчас находится в мертвой зоне, и его нельзя ни засечь, ни уничтожить.
Отведенные на передышку десять минут истекли. Он встал, поднял сумку и двинулся дальше. Неровное пульсирующее освещение искажало очертания и пропорции предметов, мешая запоминать ориентиры. От Юстана он ушел, но Гефада его не отпускала: он попросту не мог найти дорогу наружу. Зато поднимались воспоминания. Неожиданно Мартин осознал, что его железное здоровье и удивляющая врачей долгая молодость — наследие той жизни. Там он очень долго оставался молодым, благодаря изменению, о котором с таким паническим страхом говорил экс-шеф тайной полиции.
Мелькавшие в его снах-воспоминаниях кажущиеся нестыковки исчезли после того, как ему удалось припомнить, в общих чертах, историю и географию того мира. Три материка (один в полярной зоне, под слоем
льда) и удаленный от них гигантский остров, вытянутый с севера на юг, не считая более мелких островов. В уме возникла размытая картинка: глобус, выцветший и обшарпанный, изображающий ту планету. Цивилизация земного типа, начальный этап освоения космоса, первая межзвездная экспедиция. Вскоре после этого — глобальная экологическая катастрофа, отбросившая некогда прогрессивное сообщество на стадию раннего феодализма. Природа постепенно залечивала раны, и на гигантском острове (да как же он назывался?) вновь началось поступательное развитие. Через тысячу лет после катастрофы эта страна находилась приблизительно на уровне европейской земной культуры первой половины двадцатого века. Материкам, которые пострадали в гораздо большей степени, повезло меньше: уровень Валвэни либо земного Средневековья. Именно тогда и родился Мартин (вернее, Ол, так его звали в той жизни; жалко, что никак не получается вспомнить свое полное имя).
Родился он как раз вовремя, чтобы стать очевидцем (а также непосредственным участником, а также одним из главных движущих факторов) событий, перевернувших тот мир с ног на голову. Дело в том, что первая межзвездная экспедиция спустя тысячу лет вернулась домой. Разумеется, астронавтов перемены не обрадовали. Это примерно как если бы вы пошли погулять, а по возвращении застали на месте своего современного модульного дома одноэтажную развалюху с прохудившейся крышей и прогнившими оконными рамами. Сами участники экспедиции тоже сильно изменились за годы полета, обрели необычные для людей способности: теперь это была своего рода микроцивилизация из нескольких сот человек, мало похожая на материнскую цивилизацию.
Дальше события развивались по схеме, достаточно предсказуемой при таком раскладе: мощное, хотя и малочисленное сообщество пришельцев начало анонимно вмешиваться в дела местных государств. Что привело, в конечном счете, к потрясениям для обеих сторон: в стране на острове, где жил двойник Мартина, произошла своего рода бескровная революция, а у пришельцев полетел компьютер, аналог здешних всепланетных сетей — часть программ перестала работать. И тем камешком, из-за которого пошел вразнос вроде бы отлаженный механизм, был он, Мартин—Ол. Однажды он сшибся с представителем пришельцев (вернее, с представительницей — это была черноволосая женщина, убившая Юстана), столкнулись они в ходе частного расследования, которое он затеял, чтобы помочь брату, а дальше все само собой закрутилось.
Мартин понял, что его нежелание маскироваться под кого-либо другого, всегда вызывавшее недоумение у штатных профессионалов из ЛОСУ, тоже пришло оттуда. Накопление ложной информации сверх критической массы рано или поздно приводит к информационному взрыву и, как следствие, к социальным катаклизмам. Это он крепко запомнил, на все оставшиеся жизни, и с тех пор очень осторожно обращался с информацией.
В итоге в том мире все наладилось. Он не помнил деталей, просто было ощущение: все в порядке. Может, когда эта жизнь закончится, опять туда заглянуть? Он ведь знает дорогу, тут Юстан не ошибся… Правда, некоторые знания как бы заблокированы, если живешь в физическом теле, а уходить из своего нынешнего тела он пока что не собирался…
«Крыша едет, — встряхнувшись и помотав головой, определил Мартин. — Гефада помогла Юстану окончательно спятить, теперь на очереди я. Нет уж, к черту всю эту заумь! Надо искать выход наружу».
У него побаливала голова от фиолетового мерцания, пересохло во рту — пить воду из черных бассейнов он опасался. Никакой логики в этой путанице коридоров и залов… Двигаясь по лабиринту, Мартин следовал «правилу левой руки», но среда не менялась. Черный мох на стенах и на полу, светящиеся зигзаги на потолке, погруженные в полумрак залы с Х-объектами непонятного назначения… В очередной раз свернув, Мартин резко остановился. Впереди кто-то есть. Живой. И он кого-то ищет. Странная смесь человеческого и нечеловеческого. Или нет, не смесь — там люди и нечеловек.
Внезапно Мартин уловил исходящее от нечеловеческого разума удивленно-обрадованное мысленное восклицание и тут же понял: его присутствие замечено. Люди тоже обрадовались. Их эмоции были дружескими — ничего общего с удовлетворением охотника, выследившего дичь — и Мартин с облегчением усмехнулся. Он уже сообразил, кто это. Впереди возникли темные силуэты.
— Привет! — хрипло крикнул он, ускоряя шаги.
Аблес, Эджен и Сотимара.
— Шлем здесь. — Предваряя вопросы, Мартин похлопал по сумке. — Я надеюсь, попить вы мне принесли?
Фаяниец торопливо отстегнул от пояса и протянул ему термофлягу. Мартин припал к горлышку: чистая холодная вода, наконец-то!
— Мы уже в третий раз за вами приходим, — услыхал он голос Сотимары. — После того, как узнали, что вы в плену. Вчера и позавчера не удалось до вас добраться, здесь даже Аблес ориентируется с трудом. Хвала Единому, что вы спаслись!
— Ага, — кивнул Мартин, утирая мокрый подбородок. — Юстан может засечь нас?
— Аблес говорит, нет, в Гефаде это невозможно.
— Мертвая зона, я так и понял.
— Аблес принес вам новые амулеты. Наденьте, без них нельзя выходить наружу.
— Спасибо. — Мартин отдал ему флягу. — Мадина жива?
— А что с ней могло бы случиться? — невинно улыбнулась Эджен.
— Она ждет в машине, — сказал Сотимара.
Пока Мартин, усевшись на пол, надевал на запястья и щиколотки тьессинские браслеты, Аблес расстегнул сумку, развернул шлем и оскалил в улыбке ороговевшие десны.
— Ну как? То, что надо? — поднял голову Мартин.
— Да, — перевел фаяниец ответ мага. — Он очень-очень доволен. Он говорит, сейчас надо быстро-быстро уходить, наше присутствие тревожит демона, который тут заперт.
Мартин решил, что это еще одно тьессинское иносказание, но денорка пояснила:
— Аблес утверждает, что его древние предки заперли в Гефаде какую-то ублюдочную зверюгу из иного измерения. Якобы это животное служит источником энергии для Гефады. Якобы оно не нуждается в обычной пище, потому и не сдохло за столько тысячелетий, но, если вырвется на волю, начнет пожирать всех подряд. Мартин, я не знаю, как относиться к этой информации. Звучит как бред, но здесь, на Кадме, слишком многое похоже на бред — и тем не менее реально существует.
— Разберемся. — Мартин встал и подобрал сумку. — Пошли.
Он так и не понял, каким образом тьессин ориентируется в лабиринте, но тот вел их уверенно, без колебаний выбирая, куда свернуть. Когда проходили через зал, где к стенам лепились ажурные костяные полусферы разного размера, а на полу блестели симметрично расположенные лунки с водой, Мартин напрягся: он ощутил чужое присутствие. Что-то нечеловеческое. И вдобавок совсем сумасшедшее. Возникло представление о взбаламученном радиоактивном океане, какой он видел на Ругене, о багровом песчаном смерче на Янде… Сотимара запнулся, задел его плечом и пробормотал:
— Извините, мне тут каждый раз становится нехорошо. Аблес говорит, демон замурован прямо под этим залом.
— Что-то есть, — подтвердила Эджен. Она озиралась, держа наготове пистолет.
— Я тоже заметил, — согласился Мартин.
Тьессин ворчливо произнес гортанную фразу.
— Он говорит, не надо задерживаться, — перевел Сотимара.
Еще полчаса блужданий, и Аблес остановился в очередном коридоре перед участком стены, который ничем не выделялся на общем фоне. По крайней мере, Мартин нехотя признал, что прошел бы мимо, даже шага не сбавив. А тьессин поглядел на стену — и покрытые толстым слоем мха створки плавно разошлись.
Снаружи была ночь. Темнели под звездным небом массивные бесформенные туши экваториальных гор, тонко стрекотали насекомые. Мартин улыбнулся, подставляя лицо слабому порыву ветерка.
Проскользнув мимо него бесшумной тенью, Эджен осмотрелась и прошептала:
— Никого нет. Идем.
Мартин кивнул и присоединился: он еще раньше определил, что снаружи пусто, просканировав окрестности в восьмиметровом радиусе. Восемь метров — на таком предельном расстоянии он мог воспринимать чужие эмоции. Удобное свойство. Аблес оглянулся, и створки позади сомкнулись. С виду скала как скала, ничего примечательного.
— Аблес говорит, он только сейчас понял, что вы тоже маг, — сказал Сотимара. — Он удивляется, что не заметил этого раньше.
— Раньше я и сам об этом не знал. Это все штучки Гефады, — Эджен вопросительно взглянула на Мартина, и он объяснил: — Похоже, что под воздействием Гефады у меня прорезались кое-какие экстрасенсорные способности. Не знаю, надолго ли.
Вскоре он начал узнавать места: они проходили здесь во время своей первой вылазки, в тот день, когда познакомились с Юстаном. Поворот. Скальный гребень в форме подковы. Узкое и длинное ущелье, заполненное влажной растительной массой.
— Когда стало ясно, что вы попались, я перегнала машину в другое место, — сказала Эджен.
— Правильно.
Мартин надеялся, что она догадается это сделать. Всякое бывает.
— Юстан пытался выбить из меня информацию, где наша база, но я продержался. Вообще-то мне повезло: его гораздо больше интересовала другая информация, о неком параллельном мире. Он законченный псих, потом расскажу.
Машина стояла в соседнем ущелье, среди зарослей перистого кустарника, накрытая подобранным в тон маскировочным тентом. Друг за другом все забрались в кабину, потом Эджен расправила тент.
— Сначала я отосплюсь, — заявил Мартин, протискиваясь в коридорчик. — Вы, Аблес, изучайте пока шлем. Юстан каждый день убивает людей, надо в форсированном темпе подготовиться к атаке.
Отведенные на передышку десять минут истекли. Он встал, поднял сумку и двинулся дальше. Неровное пульсирующее освещение искажало очертания и пропорции предметов, мешая запоминать ориентиры. От Юстана он ушел, но Гефада его не отпускала: он попросту не мог найти дорогу наружу. Зато поднимались воспоминания. Неожиданно Мартин осознал, что его железное здоровье и удивляющая врачей долгая молодость — наследие той жизни. Там он очень долго оставался молодым, благодаря изменению, о котором с таким паническим страхом говорил экс-шеф тайной полиции.
Мелькавшие в его снах-воспоминаниях кажущиеся нестыковки исчезли после того, как ему удалось припомнить, в общих чертах, историю и географию того мира. Три материка (один в полярной зоне, под слоем
льда) и удаленный от них гигантский остров, вытянутый с севера на юг, не считая более мелких островов. В уме возникла размытая картинка: глобус, выцветший и обшарпанный, изображающий ту планету. Цивилизация земного типа, начальный этап освоения космоса, первая межзвездная экспедиция. Вскоре после этого — глобальная экологическая катастрофа, отбросившая некогда прогрессивное сообщество на стадию раннего феодализма. Природа постепенно залечивала раны, и на гигантском острове (да как же он назывался?) вновь началось поступательное развитие. Через тысячу лет после катастрофы эта страна находилась приблизительно на уровне европейской земной культуры первой половины двадцатого века. Материкам, которые пострадали в гораздо большей степени, повезло меньше: уровень Валвэни либо земного Средневековья. Именно тогда и родился Мартин (вернее, Ол, так его звали в той жизни; жалко, что никак не получается вспомнить свое полное имя).
Родился он как раз вовремя, чтобы стать очевидцем (а также непосредственным участником, а также одним из главных движущих факторов) событий, перевернувших тот мир с ног на голову. Дело в том, что первая межзвездная экспедиция спустя тысячу лет вернулась домой. Разумеется, астронавтов перемены не обрадовали. Это примерно как если бы вы пошли погулять, а по возвращении застали на месте своего современного модульного дома одноэтажную развалюху с прохудившейся крышей и прогнившими оконными рамами. Сами участники экспедиции тоже сильно изменились за годы полета, обрели необычные для людей способности: теперь это была своего рода микроцивилизация из нескольких сот человек, мало похожая на материнскую цивилизацию.
Дальше события развивались по схеме, достаточно предсказуемой при таком раскладе: мощное, хотя и малочисленное сообщество пришельцев начало анонимно вмешиваться в дела местных государств. Что привело, в конечном счете, к потрясениям для обеих сторон: в стране на острове, где жил двойник Мартина, произошла своего рода бескровная революция, а у пришельцев полетел компьютер, аналог здешних всепланетных сетей — часть программ перестала работать. И тем камешком, из-за которого пошел вразнос вроде бы отлаженный механизм, был он, Мартин—Ол. Однажды он сшибся с представителем пришельцев (вернее, с представительницей — это была черноволосая женщина, убившая Юстана), столкнулись они в ходе частного расследования, которое он затеял, чтобы помочь брату, а дальше все само собой закрутилось.
Мартин понял, что его нежелание маскироваться под кого-либо другого, всегда вызывавшее недоумение у штатных профессионалов из ЛОСУ, тоже пришло оттуда. Накопление ложной информации сверх критической массы рано или поздно приводит к информационному взрыву и, как следствие, к социальным катаклизмам. Это он крепко запомнил, на все оставшиеся жизни, и с тех пор очень осторожно обращался с информацией.
В итоге в том мире все наладилось. Он не помнил деталей, просто было ощущение: все в порядке. Может, когда эта жизнь закончится, опять туда заглянуть? Он ведь знает дорогу, тут Юстан не ошибся… Правда, некоторые знания как бы заблокированы, если живешь в физическом теле, а уходить из своего нынешнего тела он пока что не собирался…
«Крыша едет, — встряхнувшись и помотав головой, определил Мартин. — Гефада помогла Юстану окончательно спятить, теперь на очереди я. Нет уж, к черту всю эту заумь! Надо искать выход наружу».
У него побаливала голова от фиолетового мерцания, пересохло во рту — пить воду из черных бассейнов он опасался. Никакой логики в этой путанице коридоров и залов… Двигаясь по лабиринту, Мартин следовал «правилу левой руки», но среда не менялась. Черный мох на стенах и на полу, светящиеся зигзаги на потолке, погруженные в полумрак залы с Х-объектами непонятного назначения… В очередной раз свернув, Мартин резко остановился. Впереди кто-то есть. Живой. И он кого-то ищет. Странная смесь человеческого и нечеловеческого. Или нет, не смесь — там люди и нечеловек.
Внезапно Мартин уловил исходящее от нечеловеческого разума удивленно-обрадованное мысленное восклицание и тут же понял: его присутствие замечено. Люди тоже обрадовались. Их эмоции были дружескими — ничего общего с удовлетворением охотника, выследившего дичь — и Мартин с облегчением усмехнулся. Он уже сообразил, кто это. Впереди возникли темные силуэты.
— Привет! — хрипло крикнул он, ускоряя шаги.
Аблес, Эджен и Сотимара.
— Шлем здесь. — Предваряя вопросы, Мартин похлопал по сумке. — Я надеюсь, попить вы мне принесли?
Фаяниец торопливо отстегнул от пояса и протянул ему термофлягу. Мартин припал к горлышку: чистая холодная вода, наконец-то!
— Мы уже в третий раз за вами приходим, — услыхал он голос Сотимары. — После того, как узнали, что вы в плену. Вчера и позавчера не удалось до вас добраться, здесь даже Аблес ориентируется с трудом. Хвала Единому, что вы спаслись!
— Ага, — кивнул Мартин, утирая мокрый подбородок. — Юстан может засечь нас?
— Аблес говорит, нет, в Гефаде это невозможно.
— Мертвая зона, я так и понял.
— Аблес принес вам новые амулеты. Наденьте, без них нельзя выходить наружу.
— Спасибо. — Мартин отдал ему флягу. — Мадина жива?
— А что с ней могло бы случиться? — невинно улыбнулась Эджен.
— Она ждет в машине, — сказал Сотимара.
Пока Мартин, усевшись на пол, надевал на запястья и щиколотки тьессинские браслеты, Аблес расстегнул сумку, развернул шлем и оскалил в улыбке ороговевшие десны.
— Ну как? То, что надо? — поднял голову Мартин.
— Да, — перевел фаяниец ответ мага. — Он очень-очень доволен. Он говорит, сейчас надо быстро-быстро уходить, наше присутствие тревожит демона, который тут заперт.
Мартин решил, что это еще одно тьессинское иносказание, но денорка пояснила:
— Аблес утверждает, что его древние предки заперли в Гефаде какую-то ублюдочную зверюгу из иного измерения. Якобы это животное служит источником энергии для Гефады. Якобы оно не нуждается в обычной пище, потому и не сдохло за столько тысячелетий, но, если вырвется на волю, начнет пожирать всех подряд. Мартин, я не знаю, как относиться к этой информации. Звучит как бред, но здесь, на Кадме, слишком многое похоже на бред — и тем не менее реально существует.
— Разберемся. — Мартин встал и подобрал сумку. — Пошли.
Он так и не понял, каким образом тьессин ориентируется в лабиринте, но тот вел их уверенно, без колебаний выбирая, куда свернуть. Когда проходили через зал, где к стенам лепились ажурные костяные полусферы разного размера, а на полу блестели симметрично расположенные лунки с водой, Мартин напрягся: он ощутил чужое присутствие. Что-то нечеловеческое. И вдобавок совсем сумасшедшее. Возникло представление о взбаламученном радиоактивном океане, какой он видел на Ругене, о багровом песчаном смерче на Янде… Сотимара запнулся, задел его плечом и пробормотал:
— Извините, мне тут каждый раз становится нехорошо. Аблес говорит, демон замурован прямо под этим залом.
— Что-то есть, — подтвердила Эджен. Она озиралась, держа наготове пистолет.
— Я тоже заметил, — согласился Мартин.
Тьессин ворчливо произнес гортанную фразу.
— Он говорит, не надо задерживаться, — перевел Сотимара.
Еще полчаса блужданий, и Аблес остановился в очередном коридоре перед участком стены, который ничем не выделялся на общем фоне. По крайней мере, Мартин нехотя признал, что прошел бы мимо, даже шага не сбавив. А тьессин поглядел на стену — и покрытые толстым слоем мха створки плавно разошлись.
Снаружи была ночь. Темнели под звездным небом массивные бесформенные туши экваториальных гор, тонко стрекотали насекомые. Мартин улыбнулся, подставляя лицо слабому порыву ветерка.
Проскользнув мимо него бесшумной тенью, Эджен осмотрелась и прошептала:
— Никого нет. Идем.
Мартин кивнул и присоединился: он еще раньше определил, что снаружи пусто, просканировав окрестности в восьмиметровом радиусе. Восемь метров — на таком предельном расстоянии он мог воспринимать чужие эмоции. Удобное свойство. Аблес оглянулся, и створки позади сомкнулись. С виду скала как скала, ничего примечательного.
— Аблес говорит, он только сейчас понял, что вы тоже маг, — сказал Сотимара. — Он удивляется, что не заметил этого раньше.
— Раньше я и сам об этом не знал. Это все штучки Гефады, — Эджен вопросительно взглянула на Мартина, и он объяснил: — Похоже, что под воздействием Гефады у меня прорезались кое-какие экстрасенсорные способности. Не знаю, надолго ли.
Вскоре он начал узнавать места: они проходили здесь во время своей первой вылазки, в тот день, когда познакомились с Юстаном. Поворот. Скальный гребень в форме подковы. Узкое и длинное ущелье, заполненное влажной растительной массой.
— Когда стало ясно, что вы попались, я перегнала машину в другое место, — сказала Эджен.
— Правильно.
Мартин надеялся, что она догадается это сделать. Всякое бывает.
— Юстан пытался выбить из меня информацию, где наша база, но я продержался. Вообще-то мне повезло: его гораздо больше интересовала другая информация, о неком параллельном мире. Он законченный псих, потом расскажу.
Машина стояла в соседнем ущелье, среди зарослей перистого кустарника, накрытая подобранным в тон маскировочным тентом. Друг за другом все забрались в кабину, потом Эджен расправила тент.
— Сначала я отосплюсь, — заявил Мартин, протискиваясь в коридорчик. — Вы, Аблес, изучайте пока шлем. Юстан каждый день убивает людей, надо в форсированном темпе подготовиться к атаке.