Страница:
— Ну да, это. Меч тоже оружие. Когда доберемся до бронекара, я выдам вам пистолет.
— Люди вполне могут общаться, не хватаясь по каждому поводу за оружие, — сумрачно произнесла Мадина. — Я это не возьму!
У Мартина не было времени на уговоры. Пожав плечами, он бросил меч в сундук.
— Пошли!
Проходя мимо лежащей на полу старухи, Мадина на миг приостановилась, гневно сощурив глаза. Казалось, она колеблется: а не отвесить ли келмачке пинка на прощание? Резко отвернувшись, направилась к двери. На ее опухших скулах играли желваки.
Мартин первым неслышно выскользнул во двор. Темно и тихо. Позади коротко скрипнули ступеньки крыльца под ногами Мадины. Из-за облаков выглядывала луна, обливая забор и ворота слабым красноватым светом.
— Чавчур! — испуганно вскрикнула Мадина, опустившись на колени около собак. — Ахса! Что с ними? Вы их не убили?
— Парализовал. Ничего им не сделается.
— Жалко… Я бы увела их с собой. Они ели у меня с рук, Ахсе я лапу вылечила…
Медленно, без лязга, отодвинув засов, Мартин приотворил калитку, выглянул, потом обернулся и сделал приглашающий жест. Мадина, убедившись, что обе собаки живы, погладила каждую, молча встала и присоединилась к нему.
Деревня спала, свернувшись деревянными кольцами под ночным небом. Мартин заметил, что Мадина по-прежнему прихрамывает, хоть и старается не отставить от него.
— Что у вас с ногой?
— Ушиб. Если я когда-нибудь доберусь до этого свинячьего кретина Эша…
Сбавив темп ходьбы, Мартин сообщил:
— Вениамин Эш погиб.
— Не могу сказать, что сожалею об этом, — после короткого молчания холодно бросила Мадина.
Гм, значит друзьями они не были… Он ориентировался уже проверенным способом, считая повороты, отмечая кольца и ручки на воротах и калитках. Если надо было пересечь улицу, брал Мадину в охапку и вместе с ней перепрыгивал через грязь на противоположный тротуар. Вдруг он заметил в лунном свете мокрую дорожку у нее на щеке.
— Что-нибудь болит? — спросил он, остановившись.
— Нет, — она хлюпнула носом. — Не обращайте внимания. Я плачу… от радости, все-таки этот ад кончился.
Мартин тактично кивнул. Он не собирался расспрашивать, почему она несколько месяцев назад надумала поселиться в Хоромали и выйти замуж за Ялура. Бывает, что человек свяжется не с той компанией либо не с тем партнером, а потом сам не может объяснить свой выбор. Он вот тоже вляпался, когда начал волочиться за Корнелой бан Кунарда…
— Как вас зовут?
— Мартин Паад.
— Я читала ваши книги о путешествиях. Очень интересно…
Он отвечал односложно, его внимание было сосредоточено не на разговоре, а на окружающей обстановке. Все тихо, все в норме… Но после Раюсаны Мартин не слишком доверял здешней тишине. Хоромали — нормальная обитаемая деревня, однако в целом в Валвэни происходит нечто непонятное, и нет гарантии, что на Хоромали внезапно не обрушится сила, которая давит всмятку дома… Наконец они вышли к главным воротам, запертым на три засова. Мартин тихо отодвинул засовы. Впереди распростерлась темнота, лишь вдали мерцала крохотная золотая искорка. Лайколимская «вечная лампа», которую Сотимара, через час после его ухода, перенес в кабину и поставил на пульт перед лобовым стеклом. Как договаривались.
— Туда, — показал Мартин. — Видите маяк? Два километра — и мы дома.
Мадина глубоко вздохнула. Под ногами зачавкала слегка подсохшая грязь.
— Кстати, — заговорил Мартин, — как вы ухитрились, при нулевом уровне боевой подготовки, попасть в экспедицию? Есть ведь на этот счет правила…
— Есть, — сухо подтвердила она.
— Кто включил вас в состав экспедиции?
— Мой учитель, профессор Кошани.
— Вот как? Я не думал, что старик может сморозить такую глупость.
— Какую глупость? — теперь голос Мадины звучал враждебно. — Вы не имеете права так о нем говорить!
— Я его знал и всегда был о нем хорошего мнения, — примирительно сказал Мартин. — Но, поскольку вы не обучены приемам самообороны, ему не следовало включать вас в состав экспедиции. Это противозаконно.
— Я обучена приемам. Я отзанималась положенное количество часов и сдала зачет по самообороне. Могу показать сертификат.
Вот теперь Мартин удивился:
— Тогда почему вы не отделали как следует этого Ялура?
— А что, по-вашему, я должна была драться с ним? — Мадина остановилась. — Отвечать ударом на удар? Да, он меня бил, зато я ни разу не опустилась до его уровня, не изменила своим убеждениям! Вы когда-нибудь слыхали об общественном движении непримиримых противников насилия?
— Слыхал, — буркнул Мартин.
Наконец-то он вспомнил, в связи с какими событиями десятилетней давности мелькало в средствах массовой информации это словосочетание: «процесс Мадины Милаус»!
Уличные беспорядки в Ареле, около денорского посольства. Вообще-то публичные акции под открытым небом не были такой уж редкостью для лидонской столицы: то борцы против синтезированной пищи, накупив побольше, сжигали ее, облив горючим, то защитники природы, размахивая зелеными ветками, агитировали за немедленное разрушение всех городов, чтобы на их месте могла свободно расти травка, то какой-нибудь религиозный проповедник пугал народ грядущим «схлопыванием Вселенной». Не говоря уж о политических митингах во время предвыборной… Но до настоящих беспорядков доходило нечасто. В тот раз дошло.
Поводом для выступлений послужила агрессия Денора против Ульсагра. Денорский рейдер преследовал пиратов. Поврежденный пиратский корабль устремился к ближайшему обитаемому миру — Ульсагру. Запросив разрешения на посадку, приземлился в космопорте, экипаж сдался властям. Выбора у пиратов не было: за ними по пятам шла верная смерть, в то время как на Ульсагре законы гуманные и смертная казнь не практикуется.
Распаленных трехнедельной погоней денорцев такой финал не обрадовал. Они потребовали от ульсагрианских властей выдачи преступников. Власти уперлись: добровольно сдавшиеся пираты находятся под защитой закона, и судить их будут по закону. Капитан рейдера в ответ изложил свое мнение об ульсагрианском законодательстве. К спору подключились аккредитованные на Ульсагре денорские дипломаты, и в течение последующих нескольких дней конфликт набирал обороты: ульсагрианцы обвиняли денорцев в позорной для цивилизованного человека кровожадности, денорцы ульсагрианцев — в коррумпированности и пособничестве пиратам. Между тем денорский посол отправил на родную планету запрос по гиперпочте, получил ответ и передал на орбиту закодированное сообщение: пусть капитан действует, как сочтет нужным. Без ограничений.
Подбив два сторожевых корабля, рейдер совершил несанкционированную посадку. Не в космопорте, а на площади в центре большого города, неподалеку от тюрьмы, куда поместили пиратов (информация об этом также содержалась в депеше посла). Отряд денорцев в боевой экипировке, сметая все на своем пути, ворвался в тюрьму, захватил пиратов и вернулся с добычей на рейдер, сразу же стартовавший. В ходе операции пострадало несколько зданий, на месте происшествия остались раненые. Спустя трое суток на замкнутую орбиту вокруг Ульсагра легла автоматическая спасательная капсула, посылая непрерывный сигнал. Внутри находились тела пиратов, а также кристалл с видеозаписью, зафиксировавшей, каким образом те были убиты.
Вначале ульсагрианские власти хотели выдворить посла, объявив его персоной нон грата, но потом передумали: такой шаг мог привести к разрыву экономических контактов с Денором, что для Ульсагра было бы невыгодно. Поэтому ограничились требованием денежной компенсации и официальных извинений. Компенсацию Денор выплатил, принести извинения отказался.
Так как этот случай получил широкую огласку, в ряде миров прошли антиденорские акции протеста. В том числе на Лидоне. Происшествие называли «наглым и беспрецедентным». Против первого определения Мартин не возражал, зато второе вызвало у него скептическую усмешку: денорские олигархи откалывают такие «беспрецедентные» номера по восемь раз в неделю, пора бы привыкнуть. Однако именно эти слова кровавыми буквами горели на плакатах, которые держали активисты движения непримиримых противников насилия, днем и ночью пикетировавшие денорское посольство. Дипломаты на пикетчиков не обращали внимания. Выведенные из себя их наплевательским отношением, участники акции изменили тактику: забросали тухлыми яйцами аэролимузин посла, а также самого посла, который направлялся к своему лимузину. Поскольку они воспользовались рогатками, прямых попаданий было много.
Охранявшие посольство полицейские уже привыкли, что эта публика ведет себя законопослушно, и всполошились с некоторым запозданием. Когда они кинулись выручать инозвездного дипломата, воодушевленные своей маленькой моральной победой пикетчики оказали сопротивление. Между полицией и противниками насилия завязалась потасовка, переросшая в грандиозную драку. Самых распоясавшихся арестовали, а позже привлекли к суду. Было несколько громких процессов, в том числе процесс Мадины Милаус.
— Вы участвовали в драке с полицией? — полувопросительно напомнил Мартин.
— Я не дралась, — возразила Мадина. — Меня судили не за это. Я была идейным руководителем. Это я придумала насчет тухлых яиц и рогаток.
С ума сойти… И после этого она, как ни в чем не бывало, отправляется изучать необъятные просторы Кадма!
— Да вам теперь носа нельзя высовывать с Лидоны, — угрюмо проворчал Мартин. — Разве денорцы не требовали выдачи зачинщиков?
— Требовали. Их послали подальше. Лидона ведь не какая-нибудь там несчастная Валена или Ульсагр! Я заплатила штраф — пришлось отдать все, что накопила на аэромобиль — и три месяца отсидела в тюрьме. Меня даже из университета не отчислили.
— Это очень хорошо, — вздохнул Мартин, поймав ее за локоть прежде, чем она успела оступиться в черневшую посреди черной дороги рытвину. — Только денорцы, между прочим, ребята злопамятные. С ними можно иметь дело — до тех пор, пока вы не нанесли им никаких личных оскорблений. А влепить в рожу тухлое яйцо… В общем, лучше бы вы сидели дома.
— Прошло десять лет. И никаких покушений на меня не было.
— Пока вы жили на Лидоне, их и не могло быть. Вы точно заметили, наш мир — это не Ульсагр и не Валена. С Лидоной считается даже Денор. Но здесь — другое дело.
— В Эгтемеосе я денорцев не видела.
— В Эгтемеосе я их тоже не видел. Зато в Каштасовых горах встретил теплую компанию.
— Что они там делали?
— Культурно отдыхали на свой денорский манер. В смысле резались с местными горцами.
— Варвары… — прошептала Мадина. — Все равно я не собираюсь от них прятаться. Я не стыжусь своих убеждений! Это они пусть стыдятся!
По крайней мере, трусихой ее не назовешь. Ничего не скажешь, подарочек…
— Сворачиваем, — предупредил Мартин, и они по невидимой мокрой траве зашагали к лесочку. — Вам когда-нибудь приходилось вручную, без автопилота, водить машину?
— Иногда.
Ну, хоть один плюс! Управлять бронекаром — дело несложное, но посадить за руль Сотимару нельзя было из-за его близорукости. Мартин уже не раз и не два обругал себя за то, что не сделал фаянийцу контактные линзы сразу, пока не накрылась медицинская аппаратура. Отложил до приезда в Эгтемеос… Когда Сотимара беспомощно и напряженно щурился, пытаясь что-нибудь рассмотреть, он начинал испытывать угрызения совести.
Бронекар стоял на опушке, не выделяясь на темном фоне. Путеводная искорка превратилась в треугольник: конусовидная лампа перед лобовым стеклом.
— Мадина, еще один вопрос. У Эша был целый мешок келмацких медных денег. Я так и не выяснил, что за сделку он тут провернул. Он сильно нервничал, если я об этом спрашивал. Полагаю, он что-то продал аборигенам. Вы не в курсе?
— Что-то! — фыркнула Мадина. — Полоумный недоношенный псих, придурок задоголовый…
— Что он продал?
— А вы до сих пор не поняли? Меня.
— Как это? — Мартин даже остановился.
— Вот так. Предложил мне съездить в Хоромали, посмотреть на келмацкую свадьбу. Мол, соберем уникальный антропоэтнологический материал, потом напишем монографию… Я и поехала, как чертова идиотка. И попала на свадьбу, на свою собственную. Эш взял за меня выкуп — сотню серебряных монет и две тысячи медяков, а моих возражений даже слушать никто не стал. Трахнутый сукин сын… Меня в первый же день избили — за то, что не девственница.
Вот оно что… Теперь Мартин понял, почему Вениамин так беспокоился: его деяние подпадало под статью о работорговле, а законы против работорговли во многих мирах, включая Лидону, очень жесткие. Эшу светил длительный срок тюремного заключения, а после — пожизненная ссылка на Керам. Это объясняло и его попытку прикончить Мартина в Раюсаны, и его нелепое бегство, заранее обреченное на провал. Он знал, что, как только откроется правда, на снисхождение рассчитывать не придется.
«Дурак…» — прошептал Мартин.
ГЛАВА 15
— Люди вполне могут общаться, не хватаясь по каждому поводу за оружие, — сумрачно произнесла Мадина. — Я это не возьму!
У Мартина не было времени на уговоры. Пожав плечами, он бросил меч в сундук.
— Пошли!
Проходя мимо лежащей на полу старухи, Мадина на миг приостановилась, гневно сощурив глаза. Казалось, она колеблется: а не отвесить ли келмачке пинка на прощание? Резко отвернувшись, направилась к двери. На ее опухших скулах играли желваки.
Мартин первым неслышно выскользнул во двор. Темно и тихо. Позади коротко скрипнули ступеньки крыльца под ногами Мадины. Из-за облаков выглядывала луна, обливая забор и ворота слабым красноватым светом.
— Чавчур! — испуганно вскрикнула Мадина, опустившись на колени около собак. — Ахса! Что с ними? Вы их не убили?
— Парализовал. Ничего им не сделается.
— Жалко… Я бы увела их с собой. Они ели у меня с рук, Ахсе я лапу вылечила…
Медленно, без лязга, отодвинув засов, Мартин приотворил калитку, выглянул, потом обернулся и сделал приглашающий жест. Мадина, убедившись, что обе собаки живы, погладила каждую, молча встала и присоединилась к нему.
Деревня спала, свернувшись деревянными кольцами под ночным небом. Мартин заметил, что Мадина по-прежнему прихрамывает, хоть и старается не отставить от него.
— Что у вас с ногой?
— Ушиб. Если я когда-нибудь доберусь до этого свинячьего кретина Эша…
Сбавив темп ходьбы, Мартин сообщил:
— Вениамин Эш погиб.
— Не могу сказать, что сожалею об этом, — после короткого молчания холодно бросила Мадина.
Гм, значит друзьями они не были… Он ориентировался уже проверенным способом, считая повороты, отмечая кольца и ручки на воротах и калитках. Если надо было пересечь улицу, брал Мадину в охапку и вместе с ней перепрыгивал через грязь на противоположный тротуар. Вдруг он заметил в лунном свете мокрую дорожку у нее на щеке.
— Что-нибудь болит? — спросил он, остановившись.
— Нет, — она хлюпнула носом. — Не обращайте внимания. Я плачу… от радости, все-таки этот ад кончился.
Мартин тактично кивнул. Он не собирался расспрашивать, почему она несколько месяцев назад надумала поселиться в Хоромали и выйти замуж за Ялура. Бывает, что человек свяжется не с той компанией либо не с тем партнером, а потом сам не может объяснить свой выбор. Он вот тоже вляпался, когда начал волочиться за Корнелой бан Кунарда…
— Как вас зовут?
— Мартин Паад.
— Я читала ваши книги о путешествиях. Очень интересно…
Он отвечал односложно, его внимание было сосредоточено не на разговоре, а на окружающей обстановке. Все тихо, все в норме… Но после Раюсаны Мартин не слишком доверял здешней тишине. Хоромали — нормальная обитаемая деревня, однако в целом в Валвэни происходит нечто непонятное, и нет гарантии, что на Хоромали внезапно не обрушится сила, которая давит всмятку дома… Наконец они вышли к главным воротам, запертым на три засова. Мартин тихо отодвинул засовы. Впереди распростерлась темнота, лишь вдали мерцала крохотная золотая искорка. Лайколимская «вечная лампа», которую Сотимара, через час после его ухода, перенес в кабину и поставил на пульт перед лобовым стеклом. Как договаривались.
— Туда, — показал Мартин. — Видите маяк? Два километра — и мы дома.
Мадина глубоко вздохнула. Под ногами зачавкала слегка подсохшая грязь.
— Кстати, — заговорил Мартин, — как вы ухитрились, при нулевом уровне боевой подготовки, попасть в экспедицию? Есть ведь на этот счет правила…
— Есть, — сухо подтвердила она.
— Кто включил вас в состав экспедиции?
— Мой учитель, профессор Кошани.
— Вот как? Я не думал, что старик может сморозить такую глупость.
— Какую глупость? — теперь голос Мадины звучал враждебно. — Вы не имеете права так о нем говорить!
— Я его знал и всегда был о нем хорошего мнения, — примирительно сказал Мартин. — Но, поскольку вы не обучены приемам самообороны, ему не следовало включать вас в состав экспедиции. Это противозаконно.
— Я обучена приемам. Я отзанималась положенное количество часов и сдала зачет по самообороне. Могу показать сертификат.
Вот теперь Мартин удивился:
— Тогда почему вы не отделали как следует этого Ялура?
— А что, по-вашему, я должна была драться с ним? — Мадина остановилась. — Отвечать ударом на удар? Да, он меня бил, зато я ни разу не опустилась до его уровня, не изменила своим убеждениям! Вы когда-нибудь слыхали об общественном движении непримиримых противников насилия?
— Слыхал, — буркнул Мартин.
Наконец-то он вспомнил, в связи с какими событиями десятилетней давности мелькало в средствах массовой информации это словосочетание: «процесс Мадины Милаус»!
Уличные беспорядки в Ареле, около денорского посольства. Вообще-то публичные акции под открытым небом не были такой уж редкостью для лидонской столицы: то борцы против синтезированной пищи, накупив побольше, сжигали ее, облив горючим, то защитники природы, размахивая зелеными ветками, агитировали за немедленное разрушение всех городов, чтобы на их месте могла свободно расти травка, то какой-нибудь религиозный проповедник пугал народ грядущим «схлопыванием Вселенной». Не говоря уж о политических митингах во время предвыборной… Но до настоящих беспорядков доходило нечасто. В тот раз дошло.
Поводом для выступлений послужила агрессия Денора против Ульсагра. Денорский рейдер преследовал пиратов. Поврежденный пиратский корабль устремился к ближайшему обитаемому миру — Ульсагру. Запросив разрешения на посадку, приземлился в космопорте, экипаж сдался властям. Выбора у пиратов не было: за ними по пятам шла верная смерть, в то время как на Ульсагре законы гуманные и смертная казнь не практикуется.
Распаленных трехнедельной погоней денорцев такой финал не обрадовал. Они потребовали от ульсагрианских властей выдачи преступников. Власти уперлись: добровольно сдавшиеся пираты находятся под защитой закона, и судить их будут по закону. Капитан рейдера в ответ изложил свое мнение об ульсагрианском законодательстве. К спору подключились аккредитованные на Ульсагре денорские дипломаты, и в течение последующих нескольких дней конфликт набирал обороты: ульсагрианцы обвиняли денорцев в позорной для цивилизованного человека кровожадности, денорцы ульсагрианцев — в коррумпированности и пособничестве пиратам. Между тем денорский посол отправил на родную планету запрос по гиперпочте, получил ответ и передал на орбиту закодированное сообщение: пусть капитан действует, как сочтет нужным. Без ограничений.
Подбив два сторожевых корабля, рейдер совершил несанкционированную посадку. Не в космопорте, а на площади в центре большого города, неподалеку от тюрьмы, куда поместили пиратов (информация об этом также содержалась в депеше посла). Отряд денорцев в боевой экипировке, сметая все на своем пути, ворвался в тюрьму, захватил пиратов и вернулся с добычей на рейдер, сразу же стартовавший. В ходе операции пострадало несколько зданий, на месте происшествия остались раненые. Спустя трое суток на замкнутую орбиту вокруг Ульсагра легла автоматическая спасательная капсула, посылая непрерывный сигнал. Внутри находились тела пиратов, а также кристалл с видеозаписью, зафиксировавшей, каким образом те были убиты.
Вначале ульсагрианские власти хотели выдворить посла, объявив его персоной нон грата, но потом передумали: такой шаг мог привести к разрыву экономических контактов с Денором, что для Ульсагра было бы невыгодно. Поэтому ограничились требованием денежной компенсации и официальных извинений. Компенсацию Денор выплатил, принести извинения отказался.
Так как этот случай получил широкую огласку, в ряде миров прошли антиденорские акции протеста. В том числе на Лидоне. Происшествие называли «наглым и беспрецедентным». Против первого определения Мартин не возражал, зато второе вызвало у него скептическую усмешку: денорские олигархи откалывают такие «беспрецедентные» номера по восемь раз в неделю, пора бы привыкнуть. Однако именно эти слова кровавыми буквами горели на плакатах, которые держали активисты движения непримиримых противников насилия, днем и ночью пикетировавшие денорское посольство. Дипломаты на пикетчиков не обращали внимания. Выведенные из себя их наплевательским отношением, участники акции изменили тактику: забросали тухлыми яйцами аэролимузин посла, а также самого посла, который направлялся к своему лимузину. Поскольку они воспользовались рогатками, прямых попаданий было много.
Охранявшие посольство полицейские уже привыкли, что эта публика ведет себя законопослушно, и всполошились с некоторым запозданием. Когда они кинулись выручать инозвездного дипломата, воодушевленные своей маленькой моральной победой пикетчики оказали сопротивление. Между полицией и противниками насилия завязалась потасовка, переросшая в грандиозную драку. Самых распоясавшихся арестовали, а позже привлекли к суду. Было несколько громких процессов, в том числе процесс Мадины Милаус.
— Вы участвовали в драке с полицией? — полувопросительно напомнил Мартин.
— Я не дралась, — возразила Мадина. — Меня судили не за это. Я была идейным руководителем. Это я придумала насчет тухлых яиц и рогаток.
С ума сойти… И после этого она, как ни в чем не бывало, отправляется изучать необъятные просторы Кадма!
— Да вам теперь носа нельзя высовывать с Лидоны, — угрюмо проворчал Мартин. — Разве денорцы не требовали выдачи зачинщиков?
— Требовали. Их послали подальше. Лидона ведь не какая-нибудь там несчастная Валена или Ульсагр! Я заплатила штраф — пришлось отдать все, что накопила на аэромобиль — и три месяца отсидела в тюрьме. Меня даже из университета не отчислили.
— Это очень хорошо, — вздохнул Мартин, поймав ее за локоть прежде, чем она успела оступиться в черневшую посреди черной дороги рытвину. — Только денорцы, между прочим, ребята злопамятные. С ними можно иметь дело — до тех пор, пока вы не нанесли им никаких личных оскорблений. А влепить в рожу тухлое яйцо… В общем, лучше бы вы сидели дома.
— Прошло десять лет. И никаких покушений на меня не было.
— Пока вы жили на Лидоне, их и не могло быть. Вы точно заметили, наш мир — это не Ульсагр и не Валена. С Лидоной считается даже Денор. Но здесь — другое дело.
— В Эгтемеосе я денорцев не видела.
— В Эгтемеосе я их тоже не видел. Зато в Каштасовых горах встретил теплую компанию.
— Что они там делали?
— Культурно отдыхали на свой денорский манер. В смысле резались с местными горцами.
— Варвары… — прошептала Мадина. — Все равно я не собираюсь от них прятаться. Я не стыжусь своих убеждений! Это они пусть стыдятся!
По крайней мере, трусихой ее не назовешь. Ничего не скажешь, подарочек…
— Сворачиваем, — предупредил Мартин, и они по невидимой мокрой траве зашагали к лесочку. — Вам когда-нибудь приходилось вручную, без автопилота, водить машину?
— Иногда.
Ну, хоть один плюс! Управлять бронекаром — дело несложное, но посадить за руль Сотимару нельзя было из-за его близорукости. Мартин уже не раз и не два обругал себя за то, что не сделал фаянийцу контактные линзы сразу, пока не накрылась медицинская аппаратура. Отложил до приезда в Эгтемеос… Когда Сотимара беспомощно и напряженно щурился, пытаясь что-нибудь рассмотреть, он начинал испытывать угрызения совести.
Бронекар стоял на опушке, не выделяясь на темном фоне. Путеводная искорка превратилась в треугольник: конусовидная лампа перед лобовым стеклом.
— Мадина, еще один вопрос. У Эша был целый мешок келмацких медных денег. Я так и не выяснил, что за сделку он тут провернул. Он сильно нервничал, если я об этом спрашивал. Полагаю, он что-то продал аборигенам. Вы не в курсе?
— Что-то! — фыркнула Мадина. — Полоумный недоношенный псих, придурок задоголовый…
— Что он продал?
— А вы до сих пор не поняли? Меня.
— Как это? — Мартин даже остановился.
— Вот так. Предложил мне съездить в Хоромали, посмотреть на келмацкую свадьбу. Мол, соберем уникальный антропоэтнологический материал, потом напишем монографию… Я и поехала, как чертова идиотка. И попала на свадьбу, на свою собственную. Эш взял за меня выкуп — сотню серебряных монет и две тысячи медяков, а моих возражений даже слушать никто не стал. Трахнутый сукин сын… Меня в первый же день избили — за то, что не девственница.
Вот оно что… Теперь Мартин понял, почему Вениамин так беспокоился: его деяние подпадало под статью о работорговле, а законы против работорговли во многих мирах, включая Лидону, очень жесткие. Эшу светил длительный срок тюремного заключения, а после — пожизненная ссылка на Керам. Это объясняло и его попытку прикончить Мартина в Раюсаны, и его нелепое бегство, заранее обреченное на провал. Он знал, что, как только откроется правда, на снисхождение рассчитывать не придется.
«Дурак…» — прошептал Мартин.
ГЛАВА 15
Сквозь жемчужный утренний туман, по истоптанной сотнями караванов дороге, бронекар мчался прочь от Хоромали. Мартин не хотел разборки с Ялуром и его односельчанами, вот и сел за руль, едва рассвело. Если дойдет до разборки со всей деревней, придется массу народа покалечить, а он в глубине души был гуманистом.
Из тумана выступали деревья с широко раскинутыми ветвями, покрытыми вместо обычной листвы пучками длинных зеленых нитей, похожими на конские хвосты. Удалившись от Хоромали на триста километров, Мартин свернул к роще, затормозил на опушке. Туман к этому времени поредел. Мартин соорудил костер, сварил и залил в четырехлитровый титановый термос крепкий кофе — до вечера должно хватить, если расходовать экономно. Потом, сварив еще тройную порцию, пошел будить спутников.
— Нормальная ночь, никаких видений, — улыбнулся, щурясь спросонья, Сотимара. — А у вас?
— У меня тоже.
Мадина спала, уютно свернувшись на откидной койке. Синяк под глазом еще больше полиловел, возле Уха ярко белела в солнечном луче полоска бактерицидного пластыря. На полу валялись заскорузлые после вчерашнего марш-броска кроссовки.
— Мадина, подъем! — окликнул Мартин.
Она всем телом содрогнулась, сжалась в комок и мгновенно прикрыла голову согнутым локтем.
— Мадина, это я, Мартин Паад. Пошли пить кофе.
Расслабившись, она села. Оглядела маленькое помещение с матово-белым потолком, плоским экраном монитора на противоположной стене, дверцами встроенных шкафчиков, одетыми в мягкий кремовый ворс, и таким же ворсистым, на полтона темнее, полом. Из ее груди вырвался вздох.
— Значит, все это на самом деле… У вас есть зеркало?
— Вот оно, — Мартин наполовину выдвинул утопленную в стене дверь каюты. — Мы ждем вас в салоне.
Мадина присоединилась спустя полчаса. Ее кофе Мартин предусмотрительно перелил в запасной термос, так что разогревать по новой не пришлось. С помощью густо наложенного косметического крема, имитирующего бронзовый загар, ей удалось замаскировать оставшийся после удара плетью рубец на щеке, синяк под правым глазом и нездоровую желтизну — остатки другого застарелого синяка — под левым. Глаза обведены угольно-черным контуром, темно-вишневые губы тоже оконтурены блестящей тонкой линией. Сотимара, увидав ее, галантно вскочил и выдал целую серию изысканных фаянийских комплиментов, перемежая чадорийский с импером. Мартин про себя подивился богатой фантазии перлорожденного. Ему не терпелось обсудить насущные дела, но светскую болтовню своих напарников он слушал снисходительно, без раздражения: если это ускорит психологическую реабилитацию Мадины — тем лучше.
— Кофе. Пиво. Нормальное человеческое общество… — прошептала она, затуманенно глядя на пронизанную солнечным светом радужную линзу иллюминатора. — Я почти перестала верить, что все это где-то существует.
— Разве в Хоромали не варят пиво?
— Варят. Но мне не давали, — она отставила пустую банку. — Чертова дыра…
— Зато вы собрали ценный материал для монографии, — попытался Мартин утешить ее и заодно перехватить инициативу. — Я тоже несколько раз побывал в плену, на Щерконе меня чуть не съели. Ничего, все пошло в дело и принесло мне в конечном счете приличные гонорары.
— Я полагаю, вас там не трахали, — сумрачно процедила Мадина.
— Чего не было, того не было, — подтвердил Мартин. — Вот что, если это вас так достает, можем завтра ночью сгонять обратно в Хоромали. Я навещу Ялура и переломаю ему руки-ноги. Минутное дело. А потом займемся проблемами, ради которых нас с вами сюда забросили. Ну, как?
— Нет-нет, что вы! — Мадина сделала испуганно-отстраняющий жест. — Нельзя отвечать насилием на насилие. Я не собираюсь отрекаться от своих убеждений ради какого-то немытого задоголового келмака! Для меня мои убеждения — не разменная монета.
— Как хотите, — пожал плечами Мартин. — Мое дело предложить. Тогда сразу переходим к проблемам. Обстановочка в Валвэни на редкость паршивая. То, что здесь происходит, на данный момент не лезет ни в какие логические схемы. Скажу честно: при всем своем недурном опыте с таким я еще не сталкивался.
— Тьессины говорили то же самое, — тихо согласилась Мадина.
— Тьессины?..
— Так называют себя аборигены-негуманоиды. У нас был с ними контакт в Канаморе.
— Они как-нибудь объясняли происходящее?
— Нет. Но казались сильно встревоженными.
— Как погибли остальные?
— На нас напали кочевники. Это было вечером, на закате. Они убили профессора, Зотову, Нейби, Гасана и четверых тьессинов, которые пришли в гости к Зотовой. Меня не заметили, я отошла далеко от лагеря. Там, в Канаморе, очень пересеченная местность: скалы, ущелья, каньоны большие и маленькие… Когда я услыхала вопли дикарей, я спряталась. Канамор на меня плохо действовал, я была почти в депрессии… испугалась, понимаете? Потом спустилась вниз… наверное, часа через три. Все лежали в крови, палатки сгорели. Вездеход тоже сгорел, один покореженный остов остался. Не представляю, как они сумели его спалить. Позже появился Эш. На другой день ему удалось где-то достать чиротагов, двух оседланных и одного вьючного, и мы поехали в Эгтемеос.
— Вы быстро установили контакт с тьессинами?
— Недели через две после того, как разбили лагерь.
— Так… А когда произошло нападение?
— Через пять недель.
Вот и первое противоречие с показаниями Эша: тот утверждал, что кочевники напали вскоре после того, как экспедиция разбила лагерь вблизи канаморского Х-объекта.
— Почему вы ушли из лагеря? Мадина потупилась.
— Вас даже это интересует?
— Меня все интересует.
— Там растут потрясающе вкусные ягоды, но много есть нельзя, влияет на кишечник… Я не удержалась и съела много…
— Понял. А где был Эш?
— Не знаю. Может, около икс-объекта. Он часто отлучался и бродил неизвестно где. Икс-объект там необычный: целое здание размером с космовокзал, внутри извилистые коридоры, комнаты без углов… Все сглаженное, закругленное, и в отверстиях постоянно свистит ветер. Эта штука на всех наводила оторопь, даже на Зотову, хотя она специалист. А Эша туда тянуло, как на веревке. Наверное, там у него мозги и съехали набекрень… Впрочем, нет. Он и раньше, на Лидоне, был паршивым недоделанным недоноском. — Мадина презрительно скривила губы. — Человек-отражение! Но тогда я ему обрадовалась: хоть кто-то остался жив.
— Тьессины держат чиротагов?
— Нет.
— Тогда где Эш раздобыл чиротагов?
— Я же сказала, не знаю! — Она повысила голос, но тут же опустила глаза. — Извините. Это слишком похоже на допрос…
— Это и есть допрос. Я должен выяснить, что произошло.
— Не знаю, — повторила Мадина. — Может, тех чиротагов кочевники потеряли… У меня было отвратительное состояние, меня ничего не интересовало. Вы уже знаете о «видениях смерти»?
Мартин кивнул.
— Так вот, поблизости от канаморского икс-объекта снятся странные сны, они похожи на «видения смерти», но не обязательно кончаются смертью. Тоже очень подробные, вещественные, кажется, что все происходит наяву…
— И после них остается физическая боль? — подсказал Мартин.
— Не всегда. Главное, они создают иллюзию, будто ты — совсем другой человек. Однажды мне приснилась такая мерзость… — она поежилась. — Редкая мерзость… После этого у меня началась депрессия. Через несколько дней мы поняли, что сны вызывает икс-объект, и перенесли лагерь на сотню метров подальше, тогда это прекратилось.
— Ага… — Мартин прищурился. — А маленькие икс-объекты вам дали тьессины?
— Какие — маленькие? Разве такие бывают?
— Те, что находились у Эша.
— Первый раз об этом слышу!
— Сейчас покажу.
Мартин прошел в свою каюту, отпер сейф и достал изъятые у Вениамина артефакты. «Вы сочетаете в себе интеллектуала-ученого и прекрасный ароматный цветок…» — доносился из салона голос Сотимары. Когда Мартин вернулся, фаяниец умолк.
— Вот, Мадина, взгляните.
— Что это?..
— Эш сказал, что тьессины подарили этот предмет Зотовой. А вот этот он носил на шее, в кожаном мешочке — я обнаружил его после того, как Эш погиб.
— Надо же, я никогда их не видела… Эш вполне мог соврать, иногда он врал просто так, без причины. Они с Зотовой друг друга не переваривали, и она вряд ли показала бы ему вещь, которую прятала от остальных. Ерунда какая-то.
— На каком языке вы разговаривали с тьессинами?
— На савашейском. Они знают савашейский и вакский.
— А вы сами этими языками владеете?
— Я более-менее владею чадорийским, савашейским и немножко — чертовым келмацким.
— Хорошо. Кто-нибудь из вас спрашивал тьессинов об икс-объектах и снах?
— Зотова спрашивала, но они избегают этой темы. Икс-объекты для них — священные памятники, табу.
На этот раз информация сходится с той, что Мартин получил от Эша.
— А что насчет снов?
— Никаких научных объяснений… — Мадина пожала плечами.
— А ненаучные были?
— У тьессинов все объяснения ненаучные. Они выражаются образно, их высказывания еще надо суметь расшифровать! Им бы стихи писать — модернистские, с приветом… Насчет снов они высказались так: мол, каждый из нас носит с собой осколки пути, который остался позади, а вблизи от некоторых священных памятников эти осколки начинают звенеть. Никто не понял, что тьессин хотел этим сказать.
— Они, часом, не обратили внимание на то, что в последнее время их священные памятники ведут себя не так, как раньше?
— Обратили. Их это очень беспокоило, почти до паники! У них там есть один старый тьессин — хранитель древних знаний, и у него было трое учеников. Теперь только один остался, двое погибли во время резни. Этот тьессин-хранитель говорил, что священные памятники просыпаются и что их разбудила чья-то злая воля, подобная камнепаду.
— Ага… Хотел бы я побеседовать с этим тьессином.
— Для этого надо ехать в Канамор.
— Съездим.
Мартин взял прозрачную кружку с остатками кофейной гущи на донышке и потянулся за большим термосом.
— А в Эгтемеос перед этим не завернем? — спросила Мадина.
— Зачем?
— Я хочу выяснить, кто надоумил Эша меня продать. Он не мог сам додуматься до такой гадости.
— Почему бы и нет?
— Видно, что вы его плохо знали, — усмехнулась Мадина. — Вениамин Эш — человек-отражение. Бесхарактерный до полной аморфности. Он постоянно находился под чьим-нибудь влиянием, без этого он просто не мог действовать. Характер у него появлялся, когда появлялся вожак. Эш тогда начинал копировать личность вожака, его манеру говорить, поведение, взгляды… Мы с ним однокурсники, и я все время наблюдала, как он меняется — в зависимости от того, кто становился его идолом. Однажды он в течение целого семестра изъяснялся на блатном жаргоне и вел себя как бандюга, чуть из университета не вылетел. Потом вдруг резко сменил имидж, стал вегетарианцем и начал донимать всех советами, как сохранить в чистоте свою ауру. И так далее… У нас с ним был коротенький роман, и тогда он во всем подражал мне. Как будто я общалась со своей собственной дурацкой копией! Мне это быстро надоело. Он и сейчас определенно кого-то копировал, и я расквитаюсь с этим подонком.
Мартин с сомнением хмыкнул:
— Как же вы с ним расквитаетесь, если вы непримиримый противник насилия?
Она посмотрела на него долгим взглядом, нахмурилась, но так и не нашлась, что ответить. Потом заговорила — на другую тему:
— Эш и в науке был прежде всего компилятором. Правда, способным компилятором. Он умел развивать чужие гипотезы, однако своих у него не было. Профессор Кошани хорошо к нему относился. Я думаю, потому, что рядом с профессором он превращался в отражение профессора и горячо защищал все его идеи. Мы заедем в Эгтемеос?
— Да. Я хочу капитально обыскать берлогу Эша. Может, найдется еще что-нибудь интересное, вроде этих штучек, — Мартин показал на тьессинские артефакты. — И с его приятелем я бы не отказался побеседовать… Эш знал об икс-объектах что-то такое, чего не знаем мы, — он допил кофе и встал. — Едем.
Они приближались к цели медленней, чем хотелось бы. Ухабистые, изъеденные рытвинами валвэнийские дороги — это совсем не то, что идеально ровные загородные автострады на Лидоне или на Земле. Вдобавок здешние дороги с переменой погоды меняли свое агрегатное состояние: они могли быть твердыми либо, после дождика, жидкими. Местные жители, у которых Сотимара покупал продукты, дружно твердили, что в их краях дороги хорошие, грех жаловаться, это же старые торговые пути, по которым не одну сотню лет ходят караваны, а вот есть еще плохие дороги, по таким лучше вовсе не ездить… После тесного знакомства с хорошими валвэнийскими дорогами у Мартина при мысли о плохих начинали бегать по спине мурашки.
Из тумана выступали деревья с широко раскинутыми ветвями, покрытыми вместо обычной листвы пучками длинных зеленых нитей, похожими на конские хвосты. Удалившись от Хоромали на триста километров, Мартин свернул к роще, затормозил на опушке. Туман к этому времени поредел. Мартин соорудил костер, сварил и залил в четырехлитровый титановый термос крепкий кофе — до вечера должно хватить, если расходовать экономно. Потом, сварив еще тройную порцию, пошел будить спутников.
— Нормальная ночь, никаких видений, — улыбнулся, щурясь спросонья, Сотимара. — А у вас?
— У меня тоже.
Мадина спала, уютно свернувшись на откидной койке. Синяк под глазом еще больше полиловел, возле Уха ярко белела в солнечном луче полоска бактерицидного пластыря. На полу валялись заскорузлые после вчерашнего марш-броска кроссовки.
— Мадина, подъем! — окликнул Мартин.
Она всем телом содрогнулась, сжалась в комок и мгновенно прикрыла голову согнутым локтем.
— Мадина, это я, Мартин Паад. Пошли пить кофе.
Расслабившись, она села. Оглядела маленькое помещение с матово-белым потолком, плоским экраном монитора на противоположной стене, дверцами встроенных шкафчиков, одетыми в мягкий кремовый ворс, и таким же ворсистым, на полтона темнее, полом. Из ее груди вырвался вздох.
— Значит, все это на самом деле… У вас есть зеркало?
— Вот оно, — Мартин наполовину выдвинул утопленную в стене дверь каюты. — Мы ждем вас в салоне.
Мадина присоединилась спустя полчаса. Ее кофе Мартин предусмотрительно перелил в запасной термос, так что разогревать по новой не пришлось. С помощью густо наложенного косметического крема, имитирующего бронзовый загар, ей удалось замаскировать оставшийся после удара плетью рубец на щеке, синяк под правым глазом и нездоровую желтизну — остатки другого застарелого синяка — под левым. Глаза обведены угольно-черным контуром, темно-вишневые губы тоже оконтурены блестящей тонкой линией. Сотимара, увидав ее, галантно вскочил и выдал целую серию изысканных фаянийских комплиментов, перемежая чадорийский с импером. Мартин про себя подивился богатой фантазии перлорожденного. Ему не терпелось обсудить насущные дела, но светскую болтовню своих напарников он слушал снисходительно, без раздражения: если это ускорит психологическую реабилитацию Мадины — тем лучше.
— Кофе. Пиво. Нормальное человеческое общество… — прошептала она, затуманенно глядя на пронизанную солнечным светом радужную линзу иллюминатора. — Я почти перестала верить, что все это где-то существует.
— Разве в Хоромали не варят пиво?
— Варят. Но мне не давали, — она отставила пустую банку. — Чертова дыра…
— Зато вы собрали ценный материал для монографии, — попытался Мартин утешить ее и заодно перехватить инициативу. — Я тоже несколько раз побывал в плену, на Щерконе меня чуть не съели. Ничего, все пошло в дело и принесло мне в конечном счете приличные гонорары.
— Я полагаю, вас там не трахали, — сумрачно процедила Мадина.
— Чего не было, того не было, — подтвердил Мартин. — Вот что, если это вас так достает, можем завтра ночью сгонять обратно в Хоромали. Я навещу Ялура и переломаю ему руки-ноги. Минутное дело. А потом займемся проблемами, ради которых нас с вами сюда забросили. Ну, как?
— Нет-нет, что вы! — Мадина сделала испуганно-отстраняющий жест. — Нельзя отвечать насилием на насилие. Я не собираюсь отрекаться от своих убеждений ради какого-то немытого задоголового келмака! Для меня мои убеждения — не разменная монета.
— Как хотите, — пожал плечами Мартин. — Мое дело предложить. Тогда сразу переходим к проблемам. Обстановочка в Валвэни на редкость паршивая. То, что здесь происходит, на данный момент не лезет ни в какие логические схемы. Скажу честно: при всем своем недурном опыте с таким я еще не сталкивался.
— Тьессины говорили то же самое, — тихо согласилась Мадина.
— Тьессины?..
— Так называют себя аборигены-негуманоиды. У нас был с ними контакт в Канаморе.
— Они как-нибудь объясняли происходящее?
— Нет. Но казались сильно встревоженными.
— Как погибли остальные?
— На нас напали кочевники. Это было вечером, на закате. Они убили профессора, Зотову, Нейби, Гасана и четверых тьессинов, которые пришли в гости к Зотовой. Меня не заметили, я отошла далеко от лагеря. Там, в Канаморе, очень пересеченная местность: скалы, ущелья, каньоны большие и маленькие… Когда я услыхала вопли дикарей, я спряталась. Канамор на меня плохо действовал, я была почти в депрессии… испугалась, понимаете? Потом спустилась вниз… наверное, часа через три. Все лежали в крови, палатки сгорели. Вездеход тоже сгорел, один покореженный остов остался. Не представляю, как они сумели его спалить. Позже появился Эш. На другой день ему удалось где-то достать чиротагов, двух оседланных и одного вьючного, и мы поехали в Эгтемеос.
— Вы быстро установили контакт с тьессинами?
— Недели через две после того, как разбили лагерь.
— Так… А когда произошло нападение?
— Через пять недель.
Вот и первое противоречие с показаниями Эша: тот утверждал, что кочевники напали вскоре после того, как экспедиция разбила лагерь вблизи канаморского Х-объекта.
— Почему вы ушли из лагеря? Мадина потупилась.
— Вас даже это интересует?
— Меня все интересует.
— Там растут потрясающе вкусные ягоды, но много есть нельзя, влияет на кишечник… Я не удержалась и съела много…
— Понял. А где был Эш?
— Не знаю. Может, около икс-объекта. Он часто отлучался и бродил неизвестно где. Икс-объект там необычный: целое здание размером с космовокзал, внутри извилистые коридоры, комнаты без углов… Все сглаженное, закругленное, и в отверстиях постоянно свистит ветер. Эта штука на всех наводила оторопь, даже на Зотову, хотя она специалист. А Эша туда тянуло, как на веревке. Наверное, там у него мозги и съехали набекрень… Впрочем, нет. Он и раньше, на Лидоне, был паршивым недоделанным недоноском. — Мадина презрительно скривила губы. — Человек-отражение! Но тогда я ему обрадовалась: хоть кто-то остался жив.
— Тьессины держат чиротагов?
— Нет.
— Тогда где Эш раздобыл чиротагов?
— Я же сказала, не знаю! — Она повысила голос, но тут же опустила глаза. — Извините. Это слишком похоже на допрос…
— Это и есть допрос. Я должен выяснить, что произошло.
— Не знаю, — повторила Мадина. — Может, тех чиротагов кочевники потеряли… У меня было отвратительное состояние, меня ничего не интересовало. Вы уже знаете о «видениях смерти»?
Мартин кивнул.
— Так вот, поблизости от канаморского икс-объекта снятся странные сны, они похожи на «видения смерти», но не обязательно кончаются смертью. Тоже очень подробные, вещественные, кажется, что все происходит наяву…
— И после них остается физическая боль? — подсказал Мартин.
— Не всегда. Главное, они создают иллюзию, будто ты — совсем другой человек. Однажды мне приснилась такая мерзость… — она поежилась. — Редкая мерзость… После этого у меня началась депрессия. Через несколько дней мы поняли, что сны вызывает икс-объект, и перенесли лагерь на сотню метров подальше, тогда это прекратилось.
— Ага… — Мартин прищурился. — А маленькие икс-объекты вам дали тьессины?
— Какие — маленькие? Разве такие бывают?
— Те, что находились у Эша.
— Первый раз об этом слышу!
— Сейчас покажу.
Мартин прошел в свою каюту, отпер сейф и достал изъятые у Вениамина артефакты. «Вы сочетаете в себе интеллектуала-ученого и прекрасный ароматный цветок…» — доносился из салона голос Сотимары. Когда Мартин вернулся, фаяниец умолк.
— Вот, Мадина, взгляните.
— Что это?..
— Эш сказал, что тьессины подарили этот предмет Зотовой. А вот этот он носил на шее, в кожаном мешочке — я обнаружил его после того, как Эш погиб.
— Надо же, я никогда их не видела… Эш вполне мог соврать, иногда он врал просто так, без причины. Они с Зотовой друг друга не переваривали, и она вряд ли показала бы ему вещь, которую прятала от остальных. Ерунда какая-то.
— На каком языке вы разговаривали с тьессинами?
— На савашейском. Они знают савашейский и вакский.
— А вы сами этими языками владеете?
— Я более-менее владею чадорийским, савашейским и немножко — чертовым келмацким.
— Хорошо. Кто-нибудь из вас спрашивал тьессинов об икс-объектах и снах?
— Зотова спрашивала, но они избегают этой темы. Икс-объекты для них — священные памятники, табу.
На этот раз информация сходится с той, что Мартин получил от Эша.
— А что насчет снов?
— Никаких научных объяснений… — Мадина пожала плечами.
— А ненаучные были?
— У тьессинов все объяснения ненаучные. Они выражаются образно, их высказывания еще надо суметь расшифровать! Им бы стихи писать — модернистские, с приветом… Насчет снов они высказались так: мол, каждый из нас носит с собой осколки пути, который остался позади, а вблизи от некоторых священных памятников эти осколки начинают звенеть. Никто не понял, что тьессин хотел этим сказать.
— Они, часом, не обратили внимание на то, что в последнее время их священные памятники ведут себя не так, как раньше?
— Обратили. Их это очень беспокоило, почти до паники! У них там есть один старый тьессин — хранитель древних знаний, и у него было трое учеников. Теперь только один остался, двое погибли во время резни. Этот тьессин-хранитель говорил, что священные памятники просыпаются и что их разбудила чья-то злая воля, подобная камнепаду.
— Ага… Хотел бы я побеседовать с этим тьессином.
— Для этого надо ехать в Канамор.
— Съездим.
Мартин взял прозрачную кружку с остатками кофейной гущи на донышке и потянулся за большим термосом.
— А в Эгтемеос перед этим не завернем? — спросила Мадина.
— Зачем?
— Я хочу выяснить, кто надоумил Эша меня продать. Он не мог сам додуматься до такой гадости.
— Почему бы и нет?
— Видно, что вы его плохо знали, — усмехнулась Мадина. — Вениамин Эш — человек-отражение. Бесхарактерный до полной аморфности. Он постоянно находился под чьим-нибудь влиянием, без этого он просто не мог действовать. Характер у него появлялся, когда появлялся вожак. Эш тогда начинал копировать личность вожака, его манеру говорить, поведение, взгляды… Мы с ним однокурсники, и я все время наблюдала, как он меняется — в зависимости от того, кто становился его идолом. Однажды он в течение целого семестра изъяснялся на блатном жаргоне и вел себя как бандюга, чуть из университета не вылетел. Потом вдруг резко сменил имидж, стал вегетарианцем и начал донимать всех советами, как сохранить в чистоте свою ауру. И так далее… У нас с ним был коротенький роман, и тогда он во всем подражал мне. Как будто я общалась со своей собственной дурацкой копией! Мне это быстро надоело. Он и сейчас определенно кого-то копировал, и я расквитаюсь с этим подонком.
Мартин с сомнением хмыкнул:
— Как же вы с ним расквитаетесь, если вы непримиримый противник насилия?
Она посмотрела на него долгим взглядом, нахмурилась, но так и не нашлась, что ответить. Потом заговорила — на другую тему:
— Эш и в науке был прежде всего компилятором. Правда, способным компилятором. Он умел развивать чужие гипотезы, однако своих у него не было. Профессор Кошани хорошо к нему относился. Я думаю, потому, что рядом с профессором он превращался в отражение профессора и горячо защищал все его идеи. Мы заедем в Эгтемеос?
— Да. Я хочу капитально обыскать берлогу Эша. Может, найдется еще что-нибудь интересное, вроде этих штучек, — Мартин показал на тьессинские артефакты. — И с его приятелем я бы не отказался побеседовать… Эш знал об икс-объектах что-то такое, чего не знаем мы, — он допил кофе и встал. — Едем.
Они приближались к цели медленней, чем хотелось бы. Ухабистые, изъеденные рытвинами валвэнийские дороги — это совсем не то, что идеально ровные загородные автострады на Лидоне или на Земле. Вдобавок здешние дороги с переменой погоды меняли свое агрегатное состояние: они могли быть твердыми либо, после дождика, жидкими. Местные жители, у которых Сотимара покупал продукты, дружно твердили, что в их краях дороги хорошие, грех жаловаться, это же старые торговые пути, по которым не одну сотню лет ходят караваны, а вот есть еще плохие дороги, по таким лучше вовсе не ездить… После тесного знакомства с хорошими валвэнийскими дорогами у Мартина при мысли о плохих начинали бегать по спине мурашки.