Страница:
Народу в холле собралось много: мелкие торговцы, слуги, рабы, телохранители. Публика не настолько солидная, чтобы заплатить за отдельные апартаменты на верхних этажах. У каждого на шее, включая Сотимару, висел на шнурке жетон — таков заведенный порядок. Один Мартин таскал свою бирку в кармане. Нарушение правил. Тем не менее охранники не делали ему замечаний: во-первых, он как-никак инопланетянин, хоть и появился только сегодня утром, а во-вторых, у него не тот имидж и не те габариты, чтоб у здравомыслящего человека возникло желание без особо уважительной причины с ним связываться.
Пробираясь через толпу к Сотимаре, Мартин обогнул компанию, рассевшуюся на корточках вокруг медной жаровни (на углях потрескивали, источая запах жареного мяса, длинные черные стручки), перешагнул через храпевшего прямо на полу мужчину в кольчуге, миновал группу людей, чьи лица нельзя было хорошенько рассмотреть из-за множества тонких цепочек, свисающих с ушей, крыльев носа, нижней губы, гладко выбритых подбородков и щек. Посторонился, уступая дорогу старухе с алой татуировкой на лбу — жрице какого-то кадмийского божества. В Эгтемеосе можно встретить кого угодно. Инопланетян тут осталось четыреста с лишним человек, включая борешанистов. Видимо, у каждого имелись свои причины, чтобы уклониться от эвакуации. За прошедшее время они более-менее притерлись друг к другу, выработали свои правила и обычаи. А для валвэнийцев Эгтемеос стал своего рода нейтральной территорией, гарантированно безопасной, так как пришельцы из космоса защищали ее от любых нехороших посягательств. Тут был перевалочный пункт для торговых караванов, с постоялыми дворами и охраняемыми складами. Тут можно было укрыться от разбойников. Тут проводились деловые и политические переговоры. Инопланетяне взимали за это плату, благодаря чему у них была еда, одежда, валвэнийское оружие (пусть не такое эффективное, как современное, зато оно не нуждалось в боезапасе, который на Кадме не изготовишь) и прочие необходимые вещи. В бывшем космопорте начали оседать ремесленники — полезные соседи, хозяева Эгтемеоса их не выгоняли. Мартин подумал, что, если вдруг блокада Кадма завтра будет снята, здесь это вряд ли кого-нибудь обрадует.
— Вы нашли тех, кого искали? — спросил фаяниец.
Ночь он провел в медотсеке бронекара и поэтому выглядел гораздо лучше, чем вчера. Даже сломанные ребра его не беспокоили благодаря обезболивающим процедурам.
— Пока нет. Поосторожней, Сотимара, — посоветовал Мартин, — ваши травмы еще не зажили.
— О, мне к травмам не привыкать, — перлорожденный усмехнулся. Усмешка вышла печальная. — Меня здесь не в первый раз избили. Валвэни — отвратительнейшая клоака мироздания… Представить вас дамам?
Дамы с лукавым кокетством улыбались, одна что-то пропела на незнакомом Мартину языке.
— К черту их, — решил он после секундной заминки. — У меня сейчас другие проблемы.
Он еще не забыл, как его поймали на Корнелу. Пока работа не сделана, никаких женщин.
— Они хорошенькие, — меланхолично заметил Сотимара и, не меняя тона, тихо добавил: — Паад, против вас плетутся интриги. Я немного знаю ваш импер и смог разобрать, о чем говорили два ваших соотечественника. Они ждут, что с вами случится какое-то несчастье, тогда им достанется ваша машина и все имущество. Все дело в вашем головном уборе, вы должны поскорее снять его.
— Это защитный шлем, — с живым интересом разглядывая сидевшую на полу девушку, в тон ему ответил Мартин. — Раз что-то затевается, я тем более не стану его снимать.
— Наоборот! — перлорожденный начал жестикулировать, потом, спохватившись, скрестил руки на груди. — Я понял не все слова, но я всегда улавливаю общий смысл сказанного. Не пренебрегайте моим предупреждением, Паад! Речь шла о том, что вы чего-то не знаете, и ваш головной убор вас погубит, а они завладеют вашими вещами.
— Посмотрим, — хмыкнул Мартин.
Фаяниец, скорее всего, ошибся. Денорские защитные шлемы очень надежны, взять под контроль извне их электронную начинку невозможно: сработает многослойная предохранительная система, и в худшем случае электроника просто перестанет функционировать. Лидонский экспериментальный шлем — аналог денорских. Конструкторы из ЛОСУ позаботились о том, чтобы он не мог преподнести своему владельцу неприятных сюрпризов.
— Выпьем что-нибудь? — предложил Мартин.
Бар находился в дальнем конце холла, возле лифтов. Стойка, полки, шкафчики — все из полированного, покрытого резьбой дерева, работа валвэнийских ремесленников. Расставленные вокруг столы тоже деревянные, на массивных ножках, а стулья — легкие конструкции из металла и пластика, их притащили сюда с верхних этажей. Двери лифтов занавешены несвежими циновками с орнаментом из блеклых птичьих перьев. Наверху, над лифтами, светилось электронное табло — переливчатый хаос мигающих цветных точек. Видимо, оно получало питание от собственных автономных батарей, которые до сих пор не разрядились.
Свободных мест за столами почти не осталось, однако Мартин не заметил тут ни одного инопланетянина. Не было их и среди разношерстной публики, расположившейся у стен и у подножия ободранных серых колонн, если не считать двух охранников. Он заказал пива — вначале на импере, но флегматичная барменша с серебряными цепочками, свисающими с проколотых щек наподобие бакенбардов, не поняла его, и тогда с ней объяснился Сотимара на одном из местных наречий. Аборигенка. Это здание — отель для аборигенов, но шестой, седьмой и восьмой этажи занимают борешанисты, Мартин выяснил это еще утром Нужно дождаться, когда они наиграются и вернутся домой.
— Снимите все-таки свой шлем, — глядя в кружку, тихо сказал фаяниец. — С ним связана какая-то опасность для вас, те двое говорили вполне серьезно.
— Вон те? — Мартин взглядом указал на охранников.
— Да. Они не обратили на меня внимания. Решили, что я такой же дикарь, как остальные, — Сотимара с чувством превосходства улыбнулся уголком рта.
— Все будет в порядке, эта штука сделана на совесть. Я знаю, что делаю, Андер… Извините, Сотимара.
Фаянийские аристократы не называют друг друга по имени, если не состоят в особо близких отношениях. Одна из причин, по которым Андерих бан Сотимара не ладил со своими прежними работодателями: те не желали учитывать такие тонкости.
— Вы бывали раньше в Эгтемеосе? — спросил Мартин, отхлебнув горького темно-красного пива.
— Один раз. Еще в те времена, когда сюда прилетали корабли из заоблачного пространства. Тогда здесь было лучше. Сейчас совсем не то…
Андерих поставил кружку на стол, потрогал свой правый бок и поморщился. Мартин заметил, что его движения стали более скованными — действие анестезии проходило.
— Вам лучше вернуться в медотсек. Допьем, и я провожу вас.
Мартин по привычке поднял взгляд на табло, чертыхнулся, увидав все то же бессмысленное мельтешение светящихся точек. Процессор вышел из строя. Он покосился на браслет на левом запястье — среди всего прочего там были электронные часы. Ага, уже вечереет.
— Хотел бы я знать, зачем они потолок глиной замазали… — сказал он, отодвинув опустевшую кружку.
Задрав голову, Сотимара с любопытством посмотрел вверх, близоруко щурясь.
— Сейчас спрошу.
Он поднялся, морщась, подошел к стойке, переговорил с барменшей, потом вернулся и объяснил:
— Раньше потолок был зеркальный, дикарей это пугало. Здесь очень суеверный народ, и для этого есть причины. Одни «видения смерти» чего стоят… Кстати, очередное должно быть сегодня, они повторяются через определенные промежутки времени. Я даже составил график, но держатели Драгоценных Холмов его порвали.
— Что еще за «видения смерти»?
— Скоро сами увидите. Они случаются незадолго до захода солнца. Когда вы были в Фаяно, вы не пробовали лиилам?
— Да боже упаси, — проворчал Мартин.
— Лиилам — это чудесное зелье… — ностальгически вздохнул фаяниец. — Единственное, чего мне здесь по-настоящему не хватает. Если вы нюхаете его долго в закрытом помещении, вас пленяют волшебные грезы, неотличимые от реальной жизни. Они дарят счастье. «Видения смерти» — тоже грезы, но совсем другие. Некоторые не могут их пережить. Эта напасть возникла около года назад, дикари уже притерпелись. И я притерпелся.
— Вы так и не объяснили, что это такое. Наркотик, вроде вашего лиилам?
— Нет. — Сотимара покачал головой, машинально поглаживая пальцами глиняную кружку. — Это стихийное бедствие. Мистическое, необъяснимое. «Видения смерти» посещают всех, без исключения. Если я не ошибся в расчетах, следующее будет сегодня вечером. Давайте напьемся, это помогает.
— Вам не стоит много пить. Да и мне тоже.
Мартин рассеянно оглядел погруженный в полумрак холл: охранники примостились у колонны и по очереди прикладывались к большой металлической фляге, которую передавали друг другу. Не похоже, чтоб они замышляли напасть на него. Хотя, не похоже — еще не значит невозможно. Других инопланетян не видно. Валвэнийцы выглядели обеспокоенными: одни молились, другие пили, третьи сидели на полу в напряженных позах, словно чего-то ждали. Атмосфера нервозности — или, если точнее, сдержанной паники — охватила всех, без исключения. Молодая женщина с блестящим черным кольцом в носу торопливым речитативом бормотала то ли заклинание, то ли колыбельную, укачивая грудного ребенка. Из палатки с аппликациями доносились страстные стоны: там на свой лад спасались от незримо надвигающейся угрозы. Барменша за стойкой приложилась к глиняной бутыли и пила судорожными глотками, растеряв всю свою флегматичность.
— Солнце садится. — Сотимара встревоженно посмотрел на ландшафт за прозрачной стеной. — Уже скоро. Я все-таки напьюсь, так будет легче. Вы заплатите?
Мартин кивнул, с прищуром оглядывая холл. Окликнув барменшу — та не сразу обратила на него внимание, — фаяниец заказал крепкого вина, подрагивающей рукой наполнил кружку. Что-то назревало. Мартин включил энергетический щиток шлема. Сотимара, посмотрев на него, потряс головой:
— Единый… Что с вашим лицом?
— Защита.
— А… Лучше бы вы меня послушались… — он вновь припал к своей кружке.
Мартин ждал вместе со всеми, хотя до сих пор не понял, чего надо ждать. Вдруг под черепом возник пронзительный сверлящий звук. Вот оно, то самое… Не какие-то там видения, а пронизывающая мозг болезненная вибрация, танец слепящих кривых перед глазами. Сотимара что-то говорил ему, отставив кружку. Даже не говорил — кричал, но Мартин не мог разобрать ни слова. Зубы выбивали дробь. Ненадолго ему удалось овладеть собой, и он подумал: как же так, с фаянийцем все в порядке, и с барменшей, и с остальными, один я не в норме… Вибрация усиливалась, содержимое черепной коробки тряслось, как студень. Он безвольно откинулся на спинку стула, запрокинув голову. Табло над грязными циновками то наливалось невыносимо ярким молочным светом, то меркло, на нем роились спятившие точки.
Табло и шлем. Два электронных прибора.
Подняв непослушные занемевшие руки, Мартин отключил щиток (когда прикоснулся к кнопке, палец иглой пронзила боль) и снял чертов шлем. Сразу стало лучше. Он со стуком положил — почти уронил — шлем на полированную столешницу, опрокинув неловким движением кружку, и оглянулся на охранников. Те внимательно наблюдали за ним, но, встретив его взгляд, отвернулись. Около упавшей кружки растекалась лужица пены.
— …я вас предупреждал, — сказал фаяниец. — Как вы себя чувствуете? Хотите выпить?
Мартин с трудом кивнул. Вообще-то, хотел он сейчас только одного: вернуться на Лидону и поотрывать головы разработчикам этой хреновины, которая, по их Утверждениям, «не намного уступает денорским аналогам».
Сотимара пододвинул к нему оплетенную бутыль. Мартин припал к горлышку — содержимое обожгло глотку, изгоняя из тела последние остатки болезненной вибрации. От шлема тянуло горелой изоляцией, табло наверху продолжало мигать в сумасшедшем пульсирующем ритме. Понемногу к Мартину возвращалась способность выстраивать сложные умозаключения, и он понял, что зря винил разработчиков. Очевидно, тут присутствует некий фактор — излучение? сигнал? — который разрушительно воздействует на электронику. Догадавшись взглянуть на свой браслет, Мартин сквозь зубы выругался: все полетело. А в каком состоянии сейчас бортовой компьютер бронекара? Если радиус действия неизвестного фактора ограничен этим зданием, все в порядке, но если нет… Он поднялся, окликнул Сотимару:
— Пойдем отсюда.
Барменша певуче произнесла непонятную фразу. Заплатив за выпивку пластмассовыми жетонами для игровых автоматов (их выдали ему утром, в обмен на синтетический алмаз), он взял под мышку шлем и направился к выходу. Охранники проводили его делано-безразличными взглядами: ничего не попишешь, сорвалось. Слишком догадливый оказался.
Дождь стих, небо по-прежнему затягивали влажные облака. С трудом верилось, что в двухстах километрах от Эгтемеоса, за белесым выветренным хребтом, находится жаркая и сухая Страна Холмов. Тут совсем другой климат. На западе, над внешней стеной космопорта, горели в облачной толще золотые прожилки. Громады зданий казались необитаемыми — никакого освещения изнутри, только однообразный блеск мокрого псевдостекла.
Бронекар стоял на площадке для парковки наземных машин, под бетонным навесом на толстых опорах, который, в свою очередь, представлял собой площадку для парковки магнитопланов и аэрокаров. Тут же выстроились телеги и кареты, пестро раскрашенные, с торчащими оглоблями. Наполовину разобранный грузовик без колес, несколько бурых от ржавчины крупногабаритных автопылесосов, треснувший пластиковый панцирь, принадлежавший раньше какому-то роботу, — все это выглядело куда более архаичным, чем валвэнийские экипажи.
Пошатываясь — голова все-таки кружилась, — Мартин подошел к бронекару. На прижатый к сенсорной пластинке палец замок не среагировал. На удар кулаком — тоже. Зло выругавшись, Мартин сунул шлем остановившемуся рядом фаянийцу:
— Подержите.
И достал из кобуры бластер. Прикидывая, как бы поаккуратней раскурочить собственную машину, он чувствовал себя полным идиотом. Все знали, и никто не предупредил… Или нет, Сотимара пытался предупредить, но он отмахнулся. Проделав в уме кое-какие расчеты и установив минимальную дальность боя, Мартин нажал на спуск. Ничего. Значит, с бластером тоже покончено… Убрав его, Мартин вытащил пистолет с реактивными пулями, отступил назад, целясь в замок. Короткое шипение, удар пули о металл, дверца на миллиметр сдвинулась. Орудуя мечом, как ломом, Мартин сумел, наконец, ее открыть. Задним числом сообразив, что в кабине мог начаться пожар, а автоматические огнетушители не сработают, если их процессоры вышли из строя, он возблагодарил всех кадмийских богов за то, что беда миновала.
— Вы испортили свой меч, Паад, — озабоченно заметил Сотимара.
— Ничего, у меня их несколько.
Опасения подтвердились: ни один индикатор не светился. Мониторы не работали, компьютер не подавал признаков жизни. Он подключил резервный блок питания. Без толку. Сам блок исправен, остальное погибло. Не желая сдаваться, Мартин поднялся с кресла, открыл боковой шкафчик с инструментами, нашел отвертку и начал вывинчивать крепеж передней панели. Может, не все пропало… Пальцы дрожали — видимо, это последствие стресса, который он пережил, когда забарахлил шлем, — но работа шла быстро. Предпоследний винт…
…Он лежал на животе, на твердой, как камень, земле, сжимая в липких от пота руках автомат. Пот заливал глаза, шея чесалась, на зубах похрустывала пыль. В него стреляли, и единственным прикрытием был кустик с перепутанными голыми ветвями. Ненадежное прикрытие. В нескольких шагах от него, корчась в луже крови, умирал человек — в такой же форме, как та, что на нем. Он знал этого человека, они были друзьями. Впереди громоздились перекошенные оранжево-бурые горы, там залегли враги. Засада. Их слишком много. Уловив краем глаза движение, он повернулся влево, надавил на спусковой крючок. Автомат дергался при стрельбе, и он привычно напрягал мускулы, удерживая оружие в правильном положении. Ответная очередь. Умирающий захрипел. Чувство обреченности уступило место злости: ладно, раз уж отсюда не выбраться, я вас всех прихвачу с собой! Распластавшись за кустиком, он дождался, когда те, другие, осмелели, начали выглядывать, — и, не таясь больше, открыл огонь. Страшный удар в плечо. Не понимая, что же произошло — что происходит, — он смотрел сверху на человека в испачканном кровью песочном камуфляже, растянувшегося ничком на земле. К лежавшему подбирались вооруженные бородатые люди. Это враги. Надо стрелять! Но стрелять он почему-то не мог, зато боль постепенно уходила из его тела. У него… у него больше не было тела. Он умер. Его охватило невыносимое ощущение проигрыша — и яростная тоска…
Откинувшись на спинку кресла, Мартин вытер мокрое от испарины лицо. На пальцах осталась кровь. Видимо, ударился о панель, когда отключился. Чтоб у него ни с того ни с сего начались галлюцинации — такого еще не бывало! Пытаясь собраться с мыслями, он помотал головой.
— Ну вот, видели? — раздался голос Сотимары.
Тот сидел снаружи, на земле, привалившись к бетонной колонне, и тоже выглядел измученным.
— Что — видел? — сипло спросил Мартин.
— «Видение смерти»! Они посещают всех, без исключения, и никогда не повторяются. В этот раз мне померещилось, будто я — тонущая женщина. Я цепляюсь за какую-то скользкую скалу, захлебываюсь… А у вас что было?
— Стрелял в кого-то. Потом меня пристрелили. — Мартин потрогал саднящую царапину на лбу. — Черт, ну и чертовщина…
— Здесь уже все к этому привыкли.
Сотимара с трудом, хватаясь за колонну, поднялся на ноги.
— Все разболелось, — прошептал он, скривившись. — Да еще тошнит от соленой воды…
— От какой воды?
— Из видения. Вы разве ничего не чувствуете?
Мартин чувствовал: у него ныло левое плечо. То место, куда попала пуля. Что его поражало, так это до ненормального явственное ощущение реальности привидевшегося. Он тяжело оперся локтями о панель, которая держалась на последнем винте. Ну и мерзкий фокус… Очевидно, какое-то излучение. Приборы должны были его зафиксировать, но приборы пропали. Связан ли фактор, вызывающий «видения смерти», с другим неизвестным фактором, который выводит из строя электронику? Не исключено. При этом зона действия обоих факторов ограничена территорией Валвэни — это раз, простирается на незначительную высоту от поверхности планеты (иначе пострадали бы воздушные патрули) — это два. И. наконец, ничего подобного здесь не было до эвакуации — это три.
Бледный Андерих бан Сотимара, стуча зубами, пытался забраться в кабину. Приподнявшись, Мартин подхватил его и рывком втащил внутрь.
— Вы очень сильный человек, Паад, — упав в соседнее кресло, констатировал Сотимара. — После «видений смерти» любой человек два—три часа испытывает упадок сил. Они истощают и тело, и душу. Единый, до чего противно наглотаться морской воды…
— Не было никакой воды, — потянувшись за отверткой, возразил Мартин. — Была галлюцинация. Когда ожидается следующее видение?
— Месяца через полтора, надо посчитать.
Бортовой компьютер приказал долго жить. Остальные приборы тоже погибли, включая аппаратуру медотсека. Да Мартин теперь и не рискнул бы ее использовать: он не был уверен, что оба неизвестных фактора срабатывают с одинаковой периодичностью; между тем с достаточной наглядностью обнаруживал себя только второй из них, о первом Сотимара ничего сказать не мог. Достав бумагу и ручку, Мартин изложил свои наблюдения. На всякий случай в двух экземплярах. Спрятав отчет в специальный тайник (своего рода «черный ящик», который должен уцелеть, даже если сам бронекар будет распылен на молекулы), он привинтил на место панель, выдал Андериху порцию таблеток, стимулирующих восстановление поврежденных тканей, взял в арсенале новый меч и отправился в отель. Ему и в прошлом случалось оставаться без техники. Досадно, но не смертельно. Пусть ионные и магнитные двигатели без компьютера не запустишь — бронекар по-прежнему может ездить в режиме наземного автомобиля. Хорошо, что конструкторы снабдили его дверцы помимо электронных замков механическими.
Над Эгтемеосом сгустились сумерки. Мартина удивило то, что территорию никто не патрулирует, но потом он вспомнил, что говорил Сотимара: после «видений смерти» люди в течение двух-трех часов испытывают упадок сил. Значит, атака в это время невозможна, а здешние охранники еще не восстановились настолько, чтобы приступить к выполнению своих обязанностей. Ничего, скоро приступят. Миновало уже часа полтора. Охватившая Мартина неприятная слабость понемногу сходила на нет, болевые ощущения исчезли; в какой-то момент он осознал, что голова больше не кружится.
Он уселся в тени, у стены бревенчатого пристроя, и стал ждать. По его расчетам, «видение смерти» застигло борешанистов на поле космодрома либо по дороге к отелю. Если большинство из них после галлюцинаций пребывает в таком же состоянии, как Сотимара, они вряд ли успели добраться домой.
Кадмийская луна скрывалась за облаками, и вскоре Эгтемеос поглотила влажная, полная шорохов тьма. Мартин потянулся к верхнему карману комбинезона, где лежали инфракрасные очки, но, вспомнив, что они разделили судьбу остальных приборов, в который раз уже выругался. Ничего, не зря ведь он прошел древний Тренажер на Земле. Он был обучен драться в темноте, ориентируясь по звукам, по движению воздуха, по еле уловимым пятнам и бликам.
За стеной пристроя переступали, шумно фыркая, чиротаги в своих стойлах. Из отеля, сквозь неплотно заделанные трещины в псевдостекле, доносились невнятные голоса, чей-то плач. Потом за толщей псевдостекла возникло теплое оранжевое сияние, в окошках пристроя тоже вспыхнул свет. Значит, кто-то оклемался настолько, что смог зажечь факелы. Вдалеке послышались шаги большого количества людей, речь на импере. Возвращались борешанисты. Эгтемеос понемногу оживал. Дождавшись, когда толпа игроков исчезнет внутри здания, Мартин последовал за ними. Сейчас пристрой выглядел по-деревенски уютно. Впрочем, переступив через порог, Мартин испытал легкую оторопь: столько открытого огня и ни одного огнетушителя! Пусть бревна-подпорки там, где к ним крепятся факелы, обиты жестью — это слишком ненадежно; его рефлексы цивилизованного человека бунтовали против такого способа освещения. Вот охранник, сидевший в углу, ничуть по этому поводу не волновался. Видимо, успел одичать и соответствующие рефлексы утратил.
— У вас тут пожара еще не было? — показав жетон, хмуро спросил Мартин.
— А с чего ему быть-то? — равнодушно отозвался охранник. Белтиец, судя по характерному акценту.
— Огонь рядом с деревом, — Мартин кивнул на ближайший столб. — Или всем тут жить неохота?
— Эта древесина почти не воспламеняется, — охранник окинул его насмешливым взглядом. — Ты, я смотрю, умный!
— Уж этого у меня не отнимешь, — угрюмо подтвердил Мартин, направляясь мимо него к скользящей двери.
ГЛАВА 8
Пробираясь через толпу к Сотимаре, Мартин обогнул компанию, рассевшуюся на корточках вокруг медной жаровни (на углях потрескивали, источая запах жареного мяса, длинные черные стручки), перешагнул через храпевшего прямо на полу мужчину в кольчуге, миновал группу людей, чьи лица нельзя было хорошенько рассмотреть из-за множества тонких цепочек, свисающих с ушей, крыльев носа, нижней губы, гладко выбритых подбородков и щек. Посторонился, уступая дорогу старухе с алой татуировкой на лбу — жрице какого-то кадмийского божества. В Эгтемеосе можно встретить кого угодно. Инопланетян тут осталось четыреста с лишним человек, включая борешанистов. Видимо, у каждого имелись свои причины, чтобы уклониться от эвакуации. За прошедшее время они более-менее притерлись друг к другу, выработали свои правила и обычаи. А для валвэнийцев Эгтемеос стал своего рода нейтральной территорией, гарантированно безопасной, так как пришельцы из космоса защищали ее от любых нехороших посягательств. Тут был перевалочный пункт для торговых караванов, с постоялыми дворами и охраняемыми складами. Тут можно было укрыться от разбойников. Тут проводились деловые и политические переговоры. Инопланетяне взимали за это плату, благодаря чему у них была еда, одежда, валвэнийское оружие (пусть не такое эффективное, как современное, зато оно не нуждалось в боезапасе, который на Кадме не изготовишь) и прочие необходимые вещи. В бывшем космопорте начали оседать ремесленники — полезные соседи, хозяева Эгтемеоса их не выгоняли. Мартин подумал, что, если вдруг блокада Кадма завтра будет снята, здесь это вряд ли кого-нибудь обрадует.
— Вы нашли тех, кого искали? — спросил фаяниец.
Ночь он провел в медотсеке бронекара и поэтому выглядел гораздо лучше, чем вчера. Даже сломанные ребра его не беспокоили благодаря обезболивающим процедурам.
— Пока нет. Поосторожней, Сотимара, — посоветовал Мартин, — ваши травмы еще не зажили.
— О, мне к травмам не привыкать, — перлорожденный усмехнулся. Усмешка вышла печальная. — Меня здесь не в первый раз избили. Валвэни — отвратительнейшая клоака мироздания… Представить вас дамам?
Дамы с лукавым кокетством улыбались, одна что-то пропела на незнакомом Мартину языке.
— К черту их, — решил он после секундной заминки. — У меня сейчас другие проблемы.
Он еще не забыл, как его поймали на Корнелу. Пока работа не сделана, никаких женщин.
— Они хорошенькие, — меланхолично заметил Сотимара и, не меняя тона, тихо добавил: — Паад, против вас плетутся интриги. Я немного знаю ваш импер и смог разобрать, о чем говорили два ваших соотечественника. Они ждут, что с вами случится какое-то несчастье, тогда им достанется ваша машина и все имущество. Все дело в вашем головном уборе, вы должны поскорее снять его.
— Это защитный шлем, — с живым интересом разглядывая сидевшую на полу девушку, в тон ему ответил Мартин. — Раз что-то затевается, я тем более не стану его снимать.
— Наоборот! — перлорожденный начал жестикулировать, потом, спохватившись, скрестил руки на груди. — Я понял не все слова, но я всегда улавливаю общий смысл сказанного. Не пренебрегайте моим предупреждением, Паад! Речь шла о том, что вы чего-то не знаете, и ваш головной убор вас погубит, а они завладеют вашими вещами.
— Посмотрим, — хмыкнул Мартин.
Фаяниец, скорее всего, ошибся. Денорские защитные шлемы очень надежны, взять под контроль извне их электронную начинку невозможно: сработает многослойная предохранительная система, и в худшем случае электроника просто перестанет функционировать. Лидонский экспериментальный шлем — аналог денорских. Конструкторы из ЛОСУ позаботились о том, чтобы он не мог преподнести своему владельцу неприятных сюрпризов.
— Выпьем что-нибудь? — предложил Мартин.
Бар находился в дальнем конце холла, возле лифтов. Стойка, полки, шкафчики — все из полированного, покрытого резьбой дерева, работа валвэнийских ремесленников. Расставленные вокруг столы тоже деревянные, на массивных ножках, а стулья — легкие конструкции из металла и пластика, их притащили сюда с верхних этажей. Двери лифтов занавешены несвежими циновками с орнаментом из блеклых птичьих перьев. Наверху, над лифтами, светилось электронное табло — переливчатый хаос мигающих цветных точек. Видимо, оно получало питание от собственных автономных батарей, которые до сих пор не разрядились.
Свободных мест за столами почти не осталось, однако Мартин не заметил тут ни одного инопланетянина. Не было их и среди разношерстной публики, расположившейся у стен и у подножия ободранных серых колонн, если не считать двух охранников. Он заказал пива — вначале на импере, но флегматичная барменша с серебряными цепочками, свисающими с проколотых щек наподобие бакенбардов, не поняла его, и тогда с ней объяснился Сотимара на одном из местных наречий. Аборигенка. Это здание — отель для аборигенов, но шестой, седьмой и восьмой этажи занимают борешанисты, Мартин выяснил это еще утром Нужно дождаться, когда они наиграются и вернутся домой.
— Снимите все-таки свой шлем, — глядя в кружку, тихо сказал фаяниец. — С ним связана какая-то опасность для вас, те двое говорили вполне серьезно.
— Вон те? — Мартин взглядом указал на охранников.
— Да. Они не обратили на меня внимания. Решили, что я такой же дикарь, как остальные, — Сотимара с чувством превосходства улыбнулся уголком рта.
— Все будет в порядке, эта штука сделана на совесть. Я знаю, что делаю, Андер… Извините, Сотимара.
Фаянийские аристократы не называют друг друга по имени, если не состоят в особо близких отношениях. Одна из причин, по которым Андерих бан Сотимара не ладил со своими прежними работодателями: те не желали учитывать такие тонкости.
— Вы бывали раньше в Эгтемеосе? — спросил Мартин, отхлебнув горького темно-красного пива.
— Один раз. Еще в те времена, когда сюда прилетали корабли из заоблачного пространства. Тогда здесь было лучше. Сейчас совсем не то…
Андерих поставил кружку на стол, потрогал свой правый бок и поморщился. Мартин заметил, что его движения стали более скованными — действие анестезии проходило.
— Вам лучше вернуться в медотсек. Допьем, и я провожу вас.
Мартин по привычке поднял взгляд на табло, чертыхнулся, увидав все то же бессмысленное мельтешение светящихся точек. Процессор вышел из строя. Он покосился на браслет на левом запястье — среди всего прочего там были электронные часы. Ага, уже вечереет.
— Хотел бы я знать, зачем они потолок глиной замазали… — сказал он, отодвинув опустевшую кружку.
Задрав голову, Сотимара с любопытством посмотрел вверх, близоруко щурясь.
— Сейчас спрошу.
Он поднялся, морщась, подошел к стойке, переговорил с барменшей, потом вернулся и объяснил:
— Раньше потолок был зеркальный, дикарей это пугало. Здесь очень суеверный народ, и для этого есть причины. Одни «видения смерти» чего стоят… Кстати, очередное должно быть сегодня, они повторяются через определенные промежутки времени. Я даже составил график, но держатели Драгоценных Холмов его порвали.
— Что еще за «видения смерти»?
— Скоро сами увидите. Они случаются незадолго до захода солнца. Когда вы были в Фаяно, вы не пробовали лиилам?
— Да боже упаси, — проворчал Мартин.
— Лиилам — это чудесное зелье… — ностальгически вздохнул фаяниец. — Единственное, чего мне здесь по-настоящему не хватает. Если вы нюхаете его долго в закрытом помещении, вас пленяют волшебные грезы, неотличимые от реальной жизни. Они дарят счастье. «Видения смерти» — тоже грезы, но совсем другие. Некоторые не могут их пережить. Эта напасть возникла около года назад, дикари уже притерпелись. И я притерпелся.
— Вы так и не объяснили, что это такое. Наркотик, вроде вашего лиилам?
— Нет. — Сотимара покачал головой, машинально поглаживая пальцами глиняную кружку. — Это стихийное бедствие. Мистическое, необъяснимое. «Видения смерти» посещают всех, без исключения. Если я не ошибся в расчетах, следующее будет сегодня вечером. Давайте напьемся, это помогает.
— Вам не стоит много пить. Да и мне тоже.
Мартин рассеянно оглядел погруженный в полумрак холл: охранники примостились у колонны и по очереди прикладывались к большой металлической фляге, которую передавали друг другу. Не похоже, чтоб они замышляли напасть на него. Хотя, не похоже — еще не значит невозможно. Других инопланетян не видно. Валвэнийцы выглядели обеспокоенными: одни молились, другие пили, третьи сидели на полу в напряженных позах, словно чего-то ждали. Атмосфера нервозности — или, если точнее, сдержанной паники — охватила всех, без исключения. Молодая женщина с блестящим черным кольцом в носу торопливым речитативом бормотала то ли заклинание, то ли колыбельную, укачивая грудного ребенка. Из палатки с аппликациями доносились страстные стоны: там на свой лад спасались от незримо надвигающейся угрозы. Барменша за стойкой приложилась к глиняной бутыли и пила судорожными глотками, растеряв всю свою флегматичность.
— Солнце садится. — Сотимара встревоженно посмотрел на ландшафт за прозрачной стеной. — Уже скоро. Я все-таки напьюсь, так будет легче. Вы заплатите?
Мартин кивнул, с прищуром оглядывая холл. Окликнув барменшу — та не сразу обратила на него внимание, — фаяниец заказал крепкого вина, подрагивающей рукой наполнил кружку. Что-то назревало. Мартин включил энергетический щиток шлема. Сотимара, посмотрев на него, потряс головой:
— Единый… Что с вашим лицом?
— Защита.
— А… Лучше бы вы меня послушались… — он вновь припал к своей кружке.
Мартин ждал вместе со всеми, хотя до сих пор не понял, чего надо ждать. Вдруг под черепом возник пронзительный сверлящий звук. Вот оно, то самое… Не какие-то там видения, а пронизывающая мозг болезненная вибрация, танец слепящих кривых перед глазами. Сотимара что-то говорил ему, отставив кружку. Даже не говорил — кричал, но Мартин не мог разобрать ни слова. Зубы выбивали дробь. Ненадолго ему удалось овладеть собой, и он подумал: как же так, с фаянийцем все в порядке, и с барменшей, и с остальными, один я не в норме… Вибрация усиливалась, содержимое черепной коробки тряслось, как студень. Он безвольно откинулся на спинку стула, запрокинув голову. Табло над грязными циновками то наливалось невыносимо ярким молочным светом, то меркло, на нем роились спятившие точки.
Табло и шлем. Два электронных прибора.
Подняв непослушные занемевшие руки, Мартин отключил щиток (когда прикоснулся к кнопке, палец иглой пронзила боль) и снял чертов шлем. Сразу стало лучше. Он со стуком положил — почти уронил — шлем на полированную столешницу, опрокинув неловким движением кружку, и оглянулся на охранников. Те внимательно наблюдали за ним, но, встретив его взгляд, отвернулись. Около упавшей кружки растекалась лужица пены.
— …я вас предупреждал, — сказал фаяниец. — Как вы себя чувствуете? Хотите выпить?
Мартин с трудом кивнул. Вообще-то, хотел он сейчас только одного: вернуться на Лидону и поотрывать головы разработчикам этой хреновины, которая, по их Утверждениям, «не намного уступает денорским аналогам».
Сотимара пододвинул к нему оплетенную бутыль. Мартин припал к горлышку — содержимое обожгло глотку, изгоняя из тела последние остатки болезненной вибрации. От шлема тянуло горелой изоляцией, табло наверху продолжало мигать в сумасшедшем пульсирующем ритме. Понемногу к Мартину возвращалась способность выстраивать сложные умозаключения, и он понял, что зря винил разработчиков. Очевидно, тут присутствует некий фактор — излучение? сигнал? — который разрушительно воздействует на электронику. Догадавшись взглянуть на свой браслет, Мартин сквозь зубы выругался: все полетело. А в каком состоянии сейчас бортовой компьютер бронекара? Если радиус действия неизвестного фактора ограничен этим зданием, все в порядке, но если нет… Он поднялся, окликнул Сотимару:
— Пойдем отсюда.
Барменша певуче произнесла непонятную фразу. Заплатив за выпивку пластмассовыми жетонами для игровых автоматов (их выдали ему утром, в обмен на синтетический алмаз), он взял под мышку шлем и направился к выходу. Охранники проводили его делано-безразличными взглядами: ничего не попишешь, сорвалось. Слишком догадливый оказался.
Дождь стих, небо по-прежнему затягивали влажные облака. С трудом верилось, что в двухстах километрах от Эгтемеоса, за белесым выветренным хребтом, находится жаркая и сухая Страна Холмов. Тут совсем другой климат. На западе, над внешней стеной космопорта, горели в облачной толще золотые прожилки. Громады зданий казались необитаемыми — никакого освещения изнутри, только однообразный блеск мокрого псевдостекла.
Бронекар стоял на площадке для парковки наземных машин, под бетонным навесом на толстых опорах, который, в свою очередь, представлял собой площадку для парковки магнитопланов и аэрокаров. Тут же выстроились телеги и кареты, пестро раскрашенные, с торчащими оглоблями. Наполовину разобранный грузовик без колес, несколько бурых от ржавчины крупногабаритных автопылесосов, треснувший пластиковый панцирь, принадлежавший раньше какому-то роботу, — все это выглядело куда более архаичным, чем валвэнийские экипажи.
Пошатываясь — голова все-таки кружилась, — Мартин подошел к бронекару. На прижатый к сенсорной пластинке палец замок не среагировал. На удар кулаком — тоже. Зло выругавшись, Мартин сунул шлем остановившемуся рядом фаянийцу:
— Подержите.
И достал из кобуры бластер. Прикидывая, как бы поаккуратней раскурочить собственную машину, он чувствовал себя полным идиотом. Все знали, и никто не предупредил… Или нет, Сотимара пытался предупредить, но он отмахнулся. Проделав в уме кое-какие расчеты и установив минимальную дальность боя, Мартин нажал на спуск. Ничего. Значит, с бластером тоже покончено… Убрав его, Мартин вытащил пистолет с реактивными пулями, отступил назад, целясь в замок. Короткое шипение, удар пули о металл, дверца на миллиметр сдвинулась. Орудуя мечом, как ломом, Мартин сумел, наконец, ее открыть. Задним числом сообразив, что в кабине мог начаться пожар, а автоматические огнетушители не сработают, если их процессоры вышли из строя, он возблагодарил всех кадмийских богов за то, что беда миновала.
— Вы испортили свой меч, Паад, — озабоченно заметил Сотимара.
— Ничего, у меня их несколько.
Опасения подтвердились: ни один индикатор не светился. Мониторы не работали, компьютер не подавал признаков жизни. Он подключил резервный блок питания. Без толку. Сам блок исправен, остальное погибло. Не желая сдаваться, Мартин поднялся с кресла, открыл боковой шкафчик с инструментами, нашел отвертку и начал вывинчивать крепеж передней панели. Может, не все пропало… Пальцы дрожали — видимо, это последствие стресса, который он пережил, когда забарахлил шлем, — но работа шла быстро. Предпоследний винт…
…Он лежал на животе, на твердой, как камень, земле, сжимая в липких от пота руках автомат. Пот заливал глаза, шея чесалась, на зубах похрустывала пыль. В него стреляли, и единственным прикрытием был кустик с перепутанными голыми ветвями. Ненадежное прикрытие. В нескольких шагах от него, корчась в луже крови, умирал человек — в такой же форме, как та, что на нем. Он знал этого человека, они были друзьями. Впереди громоздились перекошенные оранжево-бурые горы, там залегли враги. Засада. Их слишком много. Уловив краем глаза движение, он повернулся влево, надавил на спусковой крючок. Автомат дергался при стрельбе, и он привычно напрягал мускулы, удерживая оружие в правильном положении. Ответная очередь. Умирающий захрипел. Чувство обреченности уступило место злости: ладно, раз уж отсюда не выбраться, я вас всех прихвачу с собой! Распластавшись за кустиком, он дождался, когда те, другие, осмелели, начали выглядывать, — и, не таясь больше, открыл огонь. Страшный удар в плечо. Не понимая, что же произошло — что происходит, — он смотрел сверху на человека в испачканном кровью песочном камуфляже, растянувшегося ничком на земле. К лежавшему подбирались вооруженные бородатые люди. Это враги. Надо стрелять! Но стрелять он почему-то не мог, зато боль постепенно уходила из его тела. У него… у него больше не было тела. Он умер. Его охватило невыносимое ощущение проигрыша — и яростная тоска…
Откинувшись на спинку кресла, Мартин вытер мокрое от испарины лицо. На пальцах осталась кровь. Видимо, ударился о панель, когда отключился. Чтоб у него ни с того ни с сего начались галлюцинации — такого еще не бывало! Пытаясь собраться с мыслями, он помотал головой.
— Ну вот, видели? — раздался голос Сотимары.
Тот сидел снаружи, на земле, привалившись к бетонной колонне, и тоже выглядел измученным.
— Что — видел? — сипло спросил Мартин.
— «Видение смерти»! Они посещают всех, без исключения, и никогда не повторяются. В этот раз мне померещилось, будто я — тонущая женщина. Я цепляюсь за какую-то скользкую скалу, захлебываюсь… А у вас что было?
— Стрелял в кого-то. Потом меня пристрелили. — Мартин потрогал саднящую царапину на лбу. — Черт, ну и чертовщина…
— Здесь уже все к этому привыкли.
Сотимара с трудом, хватаясь за колонну, поднялся на ноги.
— Все разболелось, — прошептал он, скривившись. — Да еще тошнит от соленой воды…
— От какой воды?
— Из видения. Вы разве ничего не чувствуете?
Мартин чувствовал: у него ныло левое плечо. То место, куда попала пуля. Что его поражало, так это до ненормального явственное ощущение реальности привидевшегося. Он тяжело оперся локтями о панель, которая держалась на последнем винте. Ну и мерзкий фокус… Очевидно, какое-то излучение. Приборы должны были его зафиксировать, но приборы пропали. Связан ли фактор, вызывающий «видения смерти», с другим неизвестным фактором, который выводит из строя электронику? Не исключено. При этом зона действия обоих факторов ограничена территорией Валвэни — это раз, простирается на незначительную высоту от поверхности планеты (иначе пострадали бы воздушные патрули) — это два. И. наконец, ничего подобного здесь не было до эвакуации — это три.
Бледный Андерих бан Сотимара, стуча зубами, пытался забраться в кабину. Приподнявшись, Мартин подхватил его и рывком втащил внутрь.
— Вы очень сильный человек, Паад, — упав в соседнее кресло, констатировал Сотимара. — После «видений смерти» любой человек два—три часа испытывает упадок сил. Они истощают и тело, и душу. Единый, до чего противно наглотаться морской воды…
— Не было никакой воды, — потянувшись за отверткой, возразил Мартин. — Была галлюцинация. Когда ожидается следующее видение?
— Месяца через полтора, надо посчитать.
Бортовой компьютер приказал долго жить. Остальные приборы тоже погибли, включая аппаратуру медотсека. Да Мартин теперь и не рискнул бы ее использовать: он не был уверен, что оба неизвестных фактора срабатывают с одинаковой периодичностью; между тем с достаточной наглядностью обнаруживал себя только второй из них, о первом Сотимара ничего сказать не мог. Достав бумагу и ручку, Мартин изложил свои наблюдения. На всякий случай в двух экземплярах. Спрятав отчет в специальный тайник (своего рода «черный ящик», который должен уцелеть, даже если сам бронекар будет распылен на молекулы), он привинтил на место панель, выдал Андериху порцию таблеток, стимулирующих восстановление поврежденных тканей, взял в арсенале новый меч и отправился в отель. Ему и в прошлом случалось оставаться без техники. Досадно, но не смертельно. Пусть ионные и магнитные двигатели без компьютера не запустишь — бронекар по-прежнему может ездить в режиме наземного автомобиля. Хорошо, что конструкторы снабдили его дверцы помимо электронных замков механическими.
Над Эгтемеосом сгустились сумерки. Мартина удивило то, что территорию никто не патрулирует, но потом он вспомнил, что говорил Сотимара: после «видений смерти» люди в течение двух-трех часов испытывают упадок сил. Значит, атака в это время невозможна, а здешние охранники еще не восстановились настолько, чтобы приступить к выполнению своих обязанностей. Ничего, скоро приступят. Миновало уже часа полтора. Охватившая Мартина неприятная слабость понемногу сходила на нет, болевые ощущения исчезли; в какой-то момент он осознал, что голова больше не кружится.
Он уселся в тени, у стены бревенчатого пристроя, и стал ждать. По его расчетам, «видение смерти» застигло борешанистов на поле космодрома либо по дороге к отелю. Если большинство из них после галлюцинаций пребывает в таком же состоянии, как Сотимара, они вряд ли успели добраться домой.
Кадмийская луна скрывалась за облаками, и вскоре Эгтемеос поглотила влажная, полная шорохов тьма. Мартин потянулся к верхнему карману комбинезона, где лежали инфракрасные очки, но, вспомнив, что они разделили судьбу остальных приборов, в который раз уже выругался. Ничего, не зря ведь он прошел древний Тренажер на Земле. Он был обучен драться в темноте, ориентируясь по звукам, по движению воздуха, по еле уловимым пятнам и бликам.
За стеной пристроя переступали, шумно фыркая, чиротаги в своих стойлах. Из отеля, сквозь неплотно заделанные трещины в псевдостекле, доносились невнятные голоса, чей-то плач. Потом за толщей псевдостекла возникло теплое оранжевое сияние, в окошках пристроя тоже вспыхнул свет. Значит, кто-то оклемался настолько, что смог зажечь факелы. Вдалеке послышались шаги большого количества людей, речь на импере. Возвращались борешанисты. Эгтемеос понемногу оживал. Дождавшись, когда толпа игроков исчезнет внутри здания, Мартин последовал за ними. Сейчас пристрой выглядел по-деревенски уютно. Впрочем, переступив через порог, Мартин испытал легкую оторопь: столько открытого огня и ни одного огнетушителя! Пусть бревна-подпорки там, где к ним крепятся факелы, обиты жестью — это слишком ненадежно; его рефлексы цивилизованного человека бунтовали против такого способа освещения. Вот охранник, сидевший в углу, ничуть по этому поводу не волновался. Видимо, успел одичать и соответствующие рефлексы утратил.
— У вас тут пожара еще не было? — показав жетон, хмуро спросил Мартин.
— А с чего ему быть-то? — равнодушно отозвался охранник. Белтиец, судя по характерному акценту.
— Огонь рядом с деревом, — Мартин кивнул на ближайший столб. — Или всем тут жить неохота?
— Эта древесина почти не воспламеняется, — охранник окинул его насмешливым взглядом. — Ты, я смотрю, умный!
— Уж этого у меня не отнимешь, — угрюмо подтвердил Мартин, направляясь мимо него к скользящей двери.
ГЛАВА 8
Холл походил сейчас на громадную пещеру с поблескивающими в полумраке стенами. Вокруг шевелились темные силуэты и тени, плясало пламя факелов. Мартин не понимал без перевода валвэнийскую речь, но улавливал эмоциональную окраску: собравшиеся здесь люди были встревожены, подавлены, измотаны тем, что им пришлось пережить некоторое время назад. Молодая женщина с черным кольцом в носу — он еще днем обратил на нее внимание — сидела на корточках у колонны и всхлипывала, обеими руками зажимая себе рот. Перед ней, на ворохе тряпья, лежало тельце мертвого ребенка двух-трех недель от роду. Стоявший рядом жрец с алым от татуировок лицом бормотал молитву. Кое-кто был мертвецки пьян. Пробравшись к лестнице, Мартин начал подниматься.
— Эй! Эй, куда пошел?! — окликнул его охранник.
— К борешанистам.
Тот удовлетворился ответом, но на всякий случай предупредил:
— Если хочешь переночевать в номере — за отдельную плату.
— Ага, — кивнул Мартин. Ночевать в номере он не собирался.
Лестницы тут периодически подметались, площадки были устланы потрепанными, но достаточно чистыми циновками, по углам стояли пузатые пластиковые урны с надписями на импере: «Бросай СЮДА, не загрязняй свой мир!» Однако, миновав пятый этаж, Мартин очутился в иной реальности. Под подошвами захрустел мусор, запахло мочой. На ступеньках валялось всякое барахло, вроде портативного видеоплеера с расколотым экраном, использованных презервативов, консервных банок или старого ботинка. В неровном свете факелов чернела корявая вязь надписей, покрывающих стены.
Большинство борешанистов считало, что им довелось родиться не там и не вовремя — и они относились к современному миру если не с неприязнью, то, по крайней мере, без симпатии, не признавая за ним особой ценности. По-настоящему они жили, когда играли, а с окружающей средой, предметами, правилами обращались небрежно, словно иллюзорной была эта среда, а не придуманный ими виртуальный волшебный мир. Одна из причин, почему у их движения так много противников.
Мартин заглянул в холл шестого этажа. Тут было почище, чем на лестнице, — на своей собственной территории борешанисты поддерживали какой ни на есть порядок. На стенах висели картины, черно-белая графика: замки на горных кручах, драконы, девушки в коронах, изломанные силуэты деревьев. Мартин всегда признавал, что картины и песни у борешанистов неплохие; видимо, среди тех, кто остался на Кадме, тоже есть художник. Из двух коридоров, уходивших вглубь, долетали голоса. Около напольной вазы с гигантским кадмийским кораллом, антрацитово-черным в полумраке, вполоборота к Мартину стоял часовой; начисто отключившись от внешней обстановки, он прижался лбом к прозрачному псевдостеклу и всматривался в темноту. Мартин мог видеть только тонкую шею, короткие вьющиеся волосы, бледную щеку. На поясе — меч в ножнах. Настоящий, кадмийской ковки. Борешанисты оказались весьма полезными союзниками для остальных инопланетян, не пожелавших покинуть Кадм: они умели драться на мечах. Они сыграли не последнюю роль при обороне Эгтемеоса от поползновений местных завоевателей, так что их тут ценили. Вроде бы здешняя жизнь была похожа на ту, к которой они всегда стремились, — но она все равно их не удовлетворяла, и в свободное время они погружались в свои прежние игры.
— Эй! Эй, куда пошел?! — окликнул его охранник.
— К борешанистам.
Тот удовлетворился ответом, но на всякий случай предупредил:
— Если хочешь переночевать в номере — за отдельную плату.
— Ага, — кивнул Мартин. Ночевать в номере он не собирался.
Лестницы тут периодически подметались, площадки были устланы потрепанными, но достаточно чистыми циновками, по углам стояли пузатые пластиковые урны с надписями на импере: «Бросай СЮДА, не загрязняй свой мир!» Однако, миновав пятый этаж, Мартин очутился в иной реальности. Под подошвами захрустел мусор, запахло мочой. На ступеньках валялось всякое барахло, вроде портативного видеоплеера с расколотым экраном, использованных презервативов, консервных банок или старого ботинка. В неровном свете факелов чернела корявая вязь надписей, покрывающих стены.
Большинство борешанистов считало, что им довелось родиться не там и не вовремя — и они относились к современному миру если не с неприязнью, то, по крайней мере, без симпатии, не признавая за ним особой ценности. По-настоящему они жили, когда играли, а с окружающей средой, предметами, правилами обращались небрежно, словно иллюзорной была эта среда, а не придуманный ими виртуальный волшебный мир. Одна из причин, почему у их движения так много противников.
Мартин заглянул в холл шестого этажа. Тут было почище, чем на лестнице, — на своей собственной территории борешанисты поддерживали какой ни на есть порядок. На стенах висели картины, черно-белая графика: замки на горных кручах, драконы, девушки в коронах, изломанные силуэты деревьев. Мартин всегда признавал, что картины и песни у борешанистов неплохие; видимо, среди тех, кто остался на Кадме, тоже есть художник. Из двух коридоров, уходивших вглубь, долетали голоса. Около напольной вазы с гигантским кадмийским кораллом, антрацитово-черным в полумраке, вполоборота к Мартину стоял часовой; начисто отключившись от внешней обстановки, он прижался лбом к прозрачному псевдостеклу и всматривался в темноту. Мартин мог видеть только тонкую шею, короткие вьющиеся волосы, бледную щеку. На поясе — меч в ножнах. Настоящий, кадмийской ковки. Борешанисты оказались весьма полезными союзниками для остальных инопланетян, не пожелавших покинуть Кадм: они умели драться на мечах. Они сыграли не последнюю роль при обороне Эгтемеоса от поползновений местных завоевателей, так что их тут ценили. Вроде бы здешняя жизнь была похожа на ту, к которой они всегда стремились, — но она все равно их не удовлетворяла, и в свободное время они погружались в свои прежние игры.