санкцию на бесконтрольное анархическое воплощение. Первыми жертвами стали бы
госпоставки (в первую очередь продовольствия) и кооперация. А дальше --
одному Богу ведомо...
В политике такой авантюризм недопустим. Развитие и так идет
умопомрачительно быстро. Дайте народу приспособиться, освоить новые уже
открывающиеся возможности существования, помогите ему в этом...
Собственность на землю; частный сектор в сельском хозяйстве, мелкой
промышленности, торговле и сфере услуг; кооперация, свободный рынок;
товарные и финансовые биржи; конверсия военной промышленности;
конвертируемость рубля; установление экономического партнерства с Западом и
прочее... Для всего этого уже открываются возможности, но необходимо время.
Дайте стране проглотить всю эту лавину новаций, не захлебнувшись. Потом уже
пойдем дальше: к приватизации заметной части крупной промышленности, к
расширению и укреплению демократии -- в частности, откажемся от узаконенной
руководящей роли одной партии, заменив ее многопартийной, эффективной и
квалифицированной парламентской системой.
Нынешний максимализм чреват крахом всех благих начинаний. Тогда --
анархия, разрушение всех связей, голод, затем военный или дворцовый
переворот. И все к чертям! Радикальная интеллигенция твердит: "Горбачев
правеет!" Нет, милые, это вы левеете -- без удержу и без рассудка, а он
стремится удержаться на грани возможного...
Сессия ВС едва-едва, преимуществом в несколько голосов отклонила
предложение об отмене 6-й статьи в качестве пункта повестки дня работы
Съезда.


6 декабря 1989 г.

ВС принял в первом чтении и опубликовал для всенародного обсуждения
вполне сносный "Закон о печати". Предполагается, что обсуждение будет идти в
самой печати, но результаты его будут трактоваться не подборкой "писем
трудящихся", а научно -- путем опроса общественного мнения социологами. Для
наблюдения за этим избрана специальная комиссия.

Тем временем Восточная Европа буквально взорвалась. Началось,
естественно, с Польши. Правительство вынуждено было не только признать
"Солидарность", но и пойти на почти свободные выборы в сейм и сенат. "Почти"
в том смысле, что по соглашению с "Солидарностью" часть мест в Сейме было
предоставлено коммунистам. Зато результаты полностью свободных выборов в
сенат оказались "оглушительными". 99 мест из 100 получила "Солидарность" и
другие, оппозиционные ПОРП партии. Сформировано правительство во главе с
одним из лидеров "Солидарности" Мазовецким. Генерал Ярузельский остался
президентом, а ПОРП перешла в оппозицию к правительству. СССР не вмешался, а
признал свершившееся.
За этим последовали мирные антикоммунистические революции в Венгрии,
ГДР и Чехословакии. Мирные в том смысле, что бескровные (власти не
сопротивлялись), но по размаху -- ураганные. Демонстрации и митинги по
нескольку сотен тысяч человек, отставки правительств, выборы на
многопартийной основе и всюду сокрушительное поражение компартий.
Рухнула берлинская стена. Миллионы ошалевших от радости восточных
немцев ринулись в ФРГ, где их встречали, кормили и раздавали по 100 марок на
душу для мелких покупок. Хоннекера, Штофа и других "несменяемых"
руководителей ГДР сняли со всех постов, исключили из компартии и собираются
отдать под суд. До основания разорили "Штази" -- восточногерманское
отделение КГБ.
Изумленный Запад взирал на все это буйство на экранах своих
телевизоров, да и нам кое-что показали. Наша пресса и сам Горби отнеслись ко
всему этому со сдержанным одобрением. Мы уже осудили вторжение в
Чехословакию в 68-м году и намерены вывести оттуда свои войска.
Только Румыния под властью Чаушеску сохраняет верность коммунистическим
традициям. По телевизору показывали съезд румынской компартии. Делегаты,
стоя, долго аплодировали и скандировали "Чаушеску, Чаушеску!". Жуткая
картина из наших сталинских времен. Если волна переворотов захлестнет и их,
то прольется много крови.
Но главное для нас и всего мира -- терпимость СССР. Для мира --
радостное подтверждение серьезности курса Горбачева на демократию и свободу,
у нас для партаппарата -- предвестие конца его владычества. Естественная
реакция -- отчаянные попытки сопротивления.
Возникла новая, "ленинградская оппозиция". Первым секретарем
ленинградского горкома и обкома партии вместо провалившегося на выборах
Народных депутатов Соколова, избран некто Гидаспов, химик,
член-корреспондент Академии Наук, глава крупного промышленного объединения
и, как было известно еще в академических кругах, редкостная сволочь. Он
организовал общегородской партийный митинг с лозунгами и речами, требующими
созыва чрезвычайного съезда партии и отчета Политбюро в попустительстве
антикоммунистическим деяниям в мире и в нашей стране (ТВ все показывало).
Одновременно с этим регулярная передача ленинградского телевидения, которую
смотрит вся Москва (руководитель Бэлла Куркова) оказывается еще более
радикальной, чем самые дерзкие московские передачи. То, что ленинградский
горком партии не может ее обуздать, свидетельствует о расколе в городе.
Впрочем, раскол идет по всей стране. Ленинградских коммунистов под
лозунгами защиты завоеваний революции поддержали партийные власти Волгограда
и ряда крупных индустриальных центров.
В Москве на сдержанно антиперестроечных позициях прошла сессия
Верховного Совета РСФСР старого состава (в марте -- перевыборы). Поднято
знамя спасения России, русской культуры. От кого? Это объяснил пленум Союза
писателей РСФСР (я уже писал об их союзе). Пленум прошел под флагом
откровенного антисемитизма. В качестве "действия" он снял главного редактора
журнала "Октябрь", который считается органом российского Союза. Журнал
опубликовал Гроссмана ("Жизнь и судьба", "Все течет") и Синявского
("Прогулки с Пушкиным"). Союз писателей СССР по этому поводу отмалчивается,
но образованная в его составе радикальная группа писателей "Апрель"
опубликовала решительный протест.
Была еще знаменательная по своему результату попытка снять с должности
главного редактора еженедельника "Аргументы и факты" Старкова. Эта газета,
пожалуй, самая радикальная из всех, потрясающе популярна. Число ее
подписчиков достигло 31 миллиона человек! Еще 13-го октября, на совещании с
творческой интеллигенцией, где Горбачев в присутствии полного состава
Политбюро (успокоительный демарш?) ругал печать за крайности, он, в
частности, спросил Старкова, не намерен ли тот подать в отставку? Такой же
вопрос повторил вызвавший его позднее секретарь ЦК по пропаганде Медведев.
Старков желательного намерения не выразил, а редакция "АиФ" в полном состава
заявила о своем уходе, если главный редактор будет снят. Все это открыто
публиковалось. В поддержку редакции поднялась буря протестов и писем во все
инстанции. Старков до сих пор остается на своем посту.
Пресловутая "Память" провела на днях разрешенный митинг на... Красной
площади, у памятника Минину и Пожарскому. "Огонек" опубликовал несколько
фотографий с этого митинга, что привело в полное отчаяние некоторых моих
друзей (не публикация, а сам митинг). Мне вспомнилась недавно прочитанная
фраза у римского историка Саллюстия по поводу заговора Катилины: "Каждый
измерял опасность степенью своей боязни". Между тем на фотографиях видно,
что митинг собрал от силы сотню человек, часть из которых, без сомнения,
иногородние зеваки, всегда слоняющиеся по Красной площади...
Будет ли московский вариант "бунта" партаппарата? Почва для него есть:
народ недоволен все растущим дефицитом товаров широкого потребления. Главная
его причина -- колоссальный рост количества денег на руках у населения.
Неосмотрительно введенная система "самофинансирования и хозрасчета" на
предприятиях привела (в отсутствии свободного рынка и конкуренции) к
переходу массы денег из сферы безналичного оборота в наличность, например,
через премиальную систему. Я знаю случаи, когда премии, выплачиваемые всему
трудовому коллективу, составляли десять и более месячных окладов в год.


20 декабря 1989 г.

15-го числа умер Андрей Дмитриевич Сахаров. 17-го и 18-го Москва с ним
прощалась. Об этих днях будут написаны сотни воспоминаний. Запишу и я свои
свежие впечатления и чувства. Сначала о чувствах. Вся либерально настроенная
интеллигенция молилась на Сахарова. Я тоже относился к А. Д. с глубоким
уважением, но... Было (и остается) это некое "но", удерживающее меня от
поклонения и восторга. Сахаров, и верно, был святой человек, но была в нем и
"святая простота", не соответствующая столь великому уму. Я уже упоминал об
этом -- речь идет о работе над водородной бомбой. Как мощно успех этой
работы поддержал сначала Хрущева, потом Брежнева!
Наши физики-атомщики во главе с Курчатовым верили, что только
равновесие оснащенностью атомным оружием может сохранить мир на острие
ядерного противостояния. Что без него "западный империализм" нападет на
СССР. Наверное верили! Но зачем нападать? Почему не напали, когда у них уже
были атомные бомбы, а у нас еще нет? Что было бы если еще 40 лет назад мы
признались, что слабее и отказались от всех посягательств на распространение
коммунизма в мире? Кто бы этим воспользовался (после разгрома фашизма)? Как
бы отреагировало мировое общественное мнение, если бы какой-нибудь генерал
или глава государства все-таки предложил этим воспользоваться? Неужели наши
великие ученые не понимали, что мир вооружается только потому, что боится
именно нашей (идеологически обоснованной!) агрессии? Первыми на нас никто бы
не напал, будь у них уже сотни атомных бомб, а у нас -- ни одной! Бог с ними
-- воистину "святая простота". Мир сейчас мог быть совсем иным, откажись
наши атомщики от этой работы. Как от нее фактически отказался Вернер
Гейзенберг в гитлеровской Германии... Это о чувствах. Теперь впечатление от
похорон.
В воскресенье, 17-го, гроб для прощания был установлен в огромном холле
Дворца Молодежи, что на Комсомольском проспекте. Доступ к нему был объявлен
с часу до пяти часов дня. Было холодно -- с утра около 20 градусов мороза.
Мы с Андрюшей и Ирой решили пойти к трем, в надежде, что к этому времени
поток москвичей схлынет. Они у нас обедали. Выпили "за упокой души" и
поехали. Станция метро "Фрунзенская" (она -- в здании Дворца) была,
естественно, закрыта. От станции "Парк Культуры" пошли по Большой и Малой
Пироговским в хвост очереди, который оказался аж за Усачевским рынком.
Встали мы в нее уже в начале пятого, и было ясно, что до пяти не пройдем. Но
проезжавшая вдоль очереди милицейская машина через громкоговоритель
объявила, что доступ будет продлен до тех пор, пока все пройдут. "Не
волнуйтесь, не давите друг друга!" -- увещевал рупор. И совершенно напрасно.
Никто не давил. Все были сосредоточены и грустны. Народ (с виду) сплошь
интеллигентный. Когда повернули на улицу Льва Толстого, очередь заметно
расширилась и стала продвигаться медленно, с остановками. Время шло и шло. К
Дворцу Молодежи подошли в 11-м часу вечера, отстояв на морозе более шести
часов. (Иру, слава Богу, уговорили уйти). Вот что характерно. Очередь не
была огорожена вплоть до последней сотни метров. Можно было бы пройти вперед
и пристроиться в любом месте -- люди грудились из-за остановок, соседи
менялись и никто за этим не следил. Но думаю, что такой уловкой если и
воспользовались, то очень немногие. Легко было заметить, что те, кто
проходил вперед (чтобы погреться на ходу) непременно возвращались назад.
Было настроение какого-то искупления, "несения креста" что ли. Словчить было
бы кощунством, и люди терпеливо стояли на морозе. Говорят, что прощание
длилось до полуночи, и прошло около семисот тысяч человек. Почти все с
цветами. Мы с Андрюшей положили свои гвоздички в большую гору на полу перед
высоким постаментом, на котором покоился гроб. Молодые ребята со значками
разных неформальных союзов в холле направляли поток людей по обе стороны от
гроба. Около изголовья стояла одна только Люся Боннер с распущенными седыми
волосами -- неподвижно, положив руку на лоб Андрея Дмитриевича. Не буду
кривить душой. Мною владели не боль личной утраты и горе (как на похоронах
Натана Эйдельмана), а глубокое огорчение и сильное чувство солидарности с
идущими рядом и отстоявшими, как и мы, шесть часов, чтобы эту грусть и эту
солидарность вместе ощутить.
Назавтра была гражданская панихида, сначала в ФИАНе, потом на площади
около стадиона в Лужниках, где обычно собирались митинги "неформалов".
Сотрудники академических институтов ждали окончания панихиды в колонне на
Ленинском проспекте. За ночь резко потеплело. На улицах -- месиво из снега и
воды. Должны были двинуться от ФИАНа в 11 часов, но пришлось ждать до
половины первого. Оказывается с утра тело А. Д. возили в Президиум Академии,
куда прибыло для прощания все правительство во главе с Горбачевым. (Давно ли
мы на площади перед зданием этого Президиума митинговали по поводу
неизбрания Сахарова кандидатов в депутаты?)...
Наконец движение по проспекту перекрыли. Из ворот ФИАНа со скоростью
пешехода выехал автобус-катафалк, за ним кортеж автомашин. Накануне
говорили, что гроб понесут до стадиона на руках, но слава Богу, от этой идеи
отказались -- было очень скользко. Колонна вслед за кортежем двинулась по
Ленинскому, потом по Университетскому проспектам и далее по проспекту
Вернадского через метромост к стадиону. На площади было много и
неакадемического народа. (Например, рядом с нами стояла группа молодых
людей, судя по их речи, -- крымских татар). Всего 60--70 тысяч человек.
На проходящем сейчас 2-м Съезде Народных депутатов был объявлен
специальный перерыв, и желающие депутаты приехали на автобусах. Поневоле с
горечью вспоминалось, как на 1-м Съезде какой-то комсомольский деятель из
"афганцев" и какая-то баба от "народа" обливали грязью и проклинали А. Д.
(за осуждение Афганской войны) под аплодисменты консервативного большинства
съезда.
Панихида началась в 3 часа. Вел ее Гаврила Попов. Никого из казенных
лиц на невысокой трибуне не было -- только единомышленники. О выступлениях
записывать не буду. Первое и единственное по-настоящему горестное и
проникновенное слово сказал академик Лихачев. С неподдельной болью прочитал
прощальное стихотворение Женя Евтушенко. Многие из последующих выступлений
были скорее политическими, чем прощальными. Сказывался накал страстей
съезда. Часа через полтора катафалк с родственниками А. Д. отбыл на
Востряковского кладбище. Народ просили туда не ходить. Митинг продолжался,
но мы ушли. Москва проводила Сахарова.


1 января 1990 г.

Собрание жителей нашего микрорайона для выдвижения кандидата в Народные
депутаты РСФСР

Это -- вероятно довольно типичный пример новой чисто демократической
самодеятельности на самом низшем уровне. Наш микрорайон вблизи станции метро
"Юго-Западная" образует десятка два окрестных домов. Дома эти блочной
застройки конца 50-х годов -- кооперативные. Живет в них главным образом
научная интеллигенция. Так, что нижеследующее описание имеет прямое
отношение к нашей теме.
Незадолго до Нового Года во всех подъездах этих домов появились
напечатанные на машинке (заглавными буквами) объявления следующего
содержания:
"Идет выдвижение в Народные депутаты РСФСР. Не отдадим решение этого
вопроса на откуп аппарату, выдвинем своего альтернативного кандидата! Не
будьте пассивными! Пожалуйста, отложите на час-другой свои дела и всей
семьей (для кворума нужно не менее 300 присутствующих с правом голоса)
приходите на собрание избирателей 28 декабря в 20.30 в дом пионеров (для
регистрации нужны паспорта). Спасибо! С Новым Годом!"
Дом пионеров -- стандартное школьное здание постройки тех же 50-х
годов. К половине девятого его маленький зал набит битком. Гардероб не
работает -- сидят и стоят в пальто. Мест не хватает -- откуда-то таскают
скамейки и стулья. Собрание организовал некий "инициативный комитет" жителей
нашей группы домов, воевавший ранее с каким-то ведомством, собиравшимся
строить в глубине микрорайона 22-х этажное административное здание на месте,
отведенном по плану для культурно-спортивного комплекса. Отвоевали! И вот --
взялись за избирательную кампанию...
В нескольких местах зала идет регистрация. Представители Окружной
избирательной комиссии бдят: будет ли кворум? Известно, что накануне они
оспорили правомочность другого такого же собрания по соседству. Там к началу
собрания набралось 300 человек, а к моменту голосования осталось лишь 280.
Сборы и регистрация длятся почти час.
Но вот собрание началось. Выдвинули кандидатов. Я не понял, кто
выдвинул, заранее ли или здесь экспромтом. Да ладно. Поначалу их четверо:
председатель одноного из наших жилищных кооперативов -- доктор наук по
педагогике, женщина (физик) -- научный сотрудник Академии наук, отставной
военный -- майор и молодой человек -- заместитель председателя московского
объединения сатириков (оказывается, есть и такое). Пятый выдвигал себя сам.
Он -- юрист по образованию, работает в Историко-архивном Институте по
какой-то хозяйственной части. Все пятеро, как выясняется из дальнейших
расспросов, к районным властям отношения не имеют, в партии не состоят.
Представители народа! На программу каждому дают по 5 минут. Ответы на
вопросы -- по минуте. Но зато число вопросов не ограничено. Потом
планируется обсуждение кандидатур, но ясно, что на него времени не останется
(как и оказалось). Кандидаты усаживаются в ряд на сцене. Из числа
добровольцев назначают счетчиков -- голосование будет открытым. Начинается
поочередное изложение программ кандидатов.
Педагог -- рохля. Мямлит общие места, хотя и радикального толка.
Главный его тезис -- профессионализм. Он готов заниматься реформой
образования. Какой -- непонятно, если не считать требования в несколько раз
увеличить отпускаемые на него средства. Женщина-физик симпатичная. Средних
лет, держится застенчиво, но, как оказалось, был в числе доверенных лиц
Сахарова на его выборах. Я лично голосовал за нее. Отставному военному всего
45 лет. Выясняется, что он уволен из армии в связи с сокращением личного
состава и одновременно... исключен из партии. За то, что будучи выдвинут
кандидатом в Народные депутаты СССР от своей воинской части, отказался
подчиниться указанию военного начальства -- снять свою кандидатуру. (У
военных, естественное, свое представление о демократии). Выбран не был, но
за свой отказ поплатился. Между прочим -- политработник. Решителен,
категоричен, громогласен и радикал! Один из организаторов уже получившего
известность сообщества офицеров "Щит". В его программе: ликвидация
политорганов и парторганизаций в армии, обновление высшего командного
состава и подготовка перехода к профессиональной армии.
"Сатирик" оказался по основной профессии экономистом. Что-то пишет и
публикует по экономике, но на хлеб зарабатывает сатирическим пером. Его
программа -- экономического толка, но обща и легковесна.
"Самовыдвиженец" явно "с приветом". Внешность демоническая, речь
скачущая -- от полушепота до крика. Программа крайне радикальная и
сумбурная. Главное слово в ней -- "долой"!
После представлений начинаются вопросы. Их много, адресованы то каждому
депутату (отвечают поочередно), то кому-то одному из них. Вопросы, в
большинстве своем, категорические и резкие. Вроде такого: "Может ли нынешнее
правительство вывести страну из тупика? Да или нет? Отвечайте одним словом!"
Главное впечатление от вопросов -- крайний радикализм. Неверие не только в
дееспособность, но даже в искренность намерений руководства страной, включая
и самого Горбачева, острая враждебность по отношению к КПСС. Эта последняя,
может быть и неосознанно, подразумевает партаппарат, партийное начальство.
Не сомневаюсь, что треть присутствующих, как и я, члены партии. В научных
институтах от этого трудно уклониться. Всем кажется, что надо действовать
столь же решительно, как сейчас действуют немцы и чехи.
Голосование состоится уже около полуночи. При этом оказывается, что из
собравшихся первоначально 360 человек почти все пропотели в душном зале до
конца. Окружная комиссия все бдит и собрание не торопит. Результаты
голосования: отставной майор получил 223 голоса, то есть избран уже в первом
туре. Женщина-физик собрала 178 голосов. За педагога подано -- 50, за
сатирика -- еще меньше. "Самовыдвиженец" на последнем месте. Разрешалось
голосовать за двух и более кандидатов -- поэтому сумма голосов больше
360-ти.
Уходим с собрания оживленные и довольные. Шутка ли? Избрали кандидатом
исключенного из партии, открытого оппозиционера властям!


2 февраля 1990 г.

Пару недель назад состоялось "вторжение" молодчиков из "Памяти" на
собрание прогрессивной писательской организации "Апрель", проходившее в
Центральном доме литераторов (ЦДЛ). Это -- несложно: вход в него охраняет
одна пожилая дама. Проникнув в зал заседаний, агрессоры через мегафон стали
выкрикивать: "Жиды, убирайтесь в Израиль" и грозили следующий раз придти с
автоматами. (Репортаж в последнем номере "Огонька").
Вообще-то говоря, это -- жалкая кучка шпаны: несколько десятков
человек, но настораживает явное попустительство милиции. Из ЦДЛ этим
молодчиков в конце концов вывели, но тут же отпустили. В ответ на требование
литераторов "Апреля" возбудить уголовное дело районный прокурор заявил, что
у него нет данных о вторжении какой-либо организации в ЦДЛ. Наверное надо
представить официальную бумагу за подписью директора дома и с печатью...
Говорят, будто в Ленинграде, на колоннаде Казанского собора вывешивали
адреса евреев. (Сколько? Для такого огромного города? Наверное -- "утка") и
по всей стране пущен слух, что 5-го мая (в день печати) будут еврейские
погромы. Лично я убежден, что это блеф. В России реальной почвы для
антисемитизма нет. Евреи, благодаря заботе нашей партии, не занимают никаких
командных позиций в Государстве. Однако если в политической борьбе возьмут
верх консерваторы и власти будут попустительствовать, то озлобленную
текущими экономическими трудностями толпу можно натравить на кого угодно,
лишь бы дать выход ее агрессивности.
Впрочем, левые силы начали консолидироваться. В радикальной печати и на
состоявшихся последние два дня во дворце спорта "Измайлово" многотысячных
собраниях-встречах с лидерами радикалов происходящее справедливо названо
появлением фашизма в СССР. На 4-е февраля назначен общемосковский
антифашистский митинг.


8 февраля 1990 г.

4-го числа, в ответ на провокацию "Памяти" в ЦДЛ, в Москве состоялась
гражданская манифестация. По официальным данным милиции в ней участвовало
около 200 тысяч человек. Манифестация была направлена также против
консерваторов, стоящих, -- как это всем ясно, -- за спиной "Памяти", и
адресована открывавшемуся 5-го числа пленуму ЦК.
Меня в Москве не было. Ходили Лина и Инна. Собирались к 12-ти против
входа в Парк Культуры и шли во всю ширь Садового кольца до площади
Маяковского (движение транспорта было перекрыто). Потом по улице Горького на
Манежную площадь. Шествие заняло 2,5 часа. Народ на тротуарах и в окнах
домов приветствовал манифестантов.
Митинг проходил буквально на глазах участников пленума, разместившихся
в гостинице "Москва". Выступали: Ельцин, Попов, Афанасьев и другие лидеры
радикалов. Евтушенко читал стихотворение, клеймящее "Память". Судя по
рассказу Лины, милиции было мало и вела она себя корректно. И площадь, и
улица Горького ниже Моссовета были отлично радиофицированы -- слышно было
каждое слово. По всему видно, что была дана команда не препятствовать, а
даже содействовать манифестации. Интересно, кем она была дана?

Теперь о пленуме ЦК, весьма расширенному по составу. Принимали
"платформу" к 28-му съезду партии. По телевизору не показывали, но все
выступления (похоже, что без купюр) печатали в "Правде". Проект платформы
был роздан делегатам. Горбачев сделал краткий вступительный комментарий к
ней. Судя по нему, платформа достаточно радикальная. Было заявлено о
необходимости отмены 6-й статьи Конституции ("Партия будет бороться за то,
чтобы быть правящей, но путем завоевания доверия масс") и о возможности
многопартийной системы. Горбачев предложил провести прямые тайные выборы на
съезд партии, сократить вдвое численность ЦК и не избирать в него
функционеров Государства высокого ранга.
Одновременно вполне недвусмысленно было сказано о целесообразности
введения в стране президентского правления.
Прения начались резкими протестами консервативно настроенных делегатов,
но после выступления секретаря парткома Ижорского завода круто изменили свой
характер. "Голос масс" прозвучал угрожающе: уже несколько месяцев никто на
заводе в партию не вступает, а более 100 человек из нее вышли. 6-ю статью --
отменить! За многопартийность и радикальную реформу в КПСС! Предлагает
нынешний ЦК от проведения выборов на Съезд отстранить, а избрать здесь же, в
основном из приглашенных, специальную комиссию для организации прямых
выборов делегатов съезда. Статистика 30-ти первых выступлений, которые я