Страница:
***
На ферме приходилось вставать рано, чтобы идти доить. Когда шли с ведерками, у всех слипались глаза. Тут одного из сонных спросили: "Что будет после твоей смерти?" Тот подумал и ответил: "Серая, светлая пустота, бесконечно простирающаяся во все стороны. И где-то в этой пустоте висит бумажная комнатка. В комнатке все занимаются своими делами: дед читает, бабушка вяжет, папа смотрит телевизор, мама кормит младшего, сестры и братья - каждый занимается своим. И только время от времени они оглядывают комнату и друг друга в поисках меня. Вроде все в сборе, а я-то где? Куда я-то подевался?"
***
Два сорокаднева
Есть повествования, на вид безобидные и развлекательные, на самом же деле в них скрыта бездна. Но не "бездна смысла" или "бездна бессмыслицы". Какая-то другая бездна. Другая бездна.
Таким повествованием является роман Жюль Верна "Вокруг света за 80 дней". Возможно, этот роман - единственное откровение, приоткрывающее перед нами тайну нашей посмертной судьбы. Во всяком случае, тайну первого периода после смерти - тайну сорокаднева или мытарств души. В этом смысле можно сказать, что Жюль Верну удалось создать современную версию "Книги мертвых". Фог ("Анимус", имеющий форму туманного сгустка) совершает путь вокруг земного шара. Путь занимает 80 дней. В пути он обретает свою женскую ипостась ("Анима", лэди из Индии). Если поделить 80 дней пополам (по половине на "Аниму" и "Анимуса"), то получим два сорокаднева. В пути им пытается помешать мистер Фикс - нечто вроде клея, угрожающего приостановить движение душ, "зафиксировать" их. Помогает же им в деле непрерывности движения слуга Паспарту, то есть паспорт, бюрократическая оформленность умерших, дающая право на бесчисленные въезды и выезды, на путь. Только удостоверившись на собственном опыте, что земля - шар, мы можем считать земную жизнь завершенной. Мы ведь собираемся подарить этому шару свое тело, влиться в шар. Тело Земли есть и наше тело, и, прощаясь с ним, мы обязаны освидетельствовать его целиком. Этим объясняется современный расцвет туризма. Туризм - самое предусмотрительное из всех занятий, поскольку именно опытный турист в наибольшей степени может считаться подготовленным к посмертным испытаниям.
***
…Где Ио белоснежная паслась… Девушки, подоившие Ио, спрашивали друг друга: "Мы пьем молоко женщины или белой коровы?"
Дали немного молока и одному юноше. Вместо того чтобы пить, он опустил в чашку с молоком свой половой орган и стал кричать: "Мне кажется, что я совокупляюсь с девушкой!"
- Вот дурак! - смеялись девушки.
***
В летнем детском саду заставляли пить молоко. Вкус молока все ненавидели (на вид-то оно приятное).
Как-то раз воспитательница застукала одного мальчика, который в компании девочек опускал в молоко свой половой орган и выкрикивал известную считалку:
Шла машина темным лесом
За каким-то интересом…
- Вот дурак! - хохотали девочки, с удовольствием наблюдая за его действиями.
***
Одного спросили: "Есть ли у истины имена?" Разговор происходил в поезде. Тот посмотрел на надпись "стоп-кран" и ответил: "Есть. Эти имена: творог, сметана, ряженка, кефир, сливочное масло, сыр".
***
Что такое "я", когда это слово написано на бумаге? Читая дневники преступников, убеждаешься, что чем тяжелее вина, тем большей невинностью дышат записи. И дело не в злостных уловках самооправдания - написанное "я" чисто. "Я" это нечто, на что уже распространилось прощение, на что уже накинут покров невинности. Сама плоть текста трансформирует это "я" и доносит его до нас, как сказал бы писатель, "с широко раскрытыми, доверчивыми и изумленными глазами ребенка, глядящими куда-то вверх из-за сильного плеча матери". Материи текста не просто чисты - они обладают очищающими свойствами. Таким образом, кровь смывается с вампирических уст, на которых остается (для "живости") только теплый след материнского молока. Особенно это относится к русскому "я" - этому пузанчику с отставленной вбок, извивающейся ножкой, словно бы подбрасывающей невидимый мячик. "Я" так похоже на малыша, которого недавно хорошо покор-или и теперь выпустили погулять во двор.
***
Один пятилетний, сытно позавтракав горячим молоком с кукурузными хлопьями, вышел во двор и стал подкидывать ногою мяч. К нему подошли трое ровесников и спрашивают: "Ты знаешь, откуда дети берутся?" А тот в ответ: "Идите лучше на Замореного. В нашем дворе вы таких дураков не найдете, чтобы на такую хуйню попались".
***
В детском саду активно обсуждался вопрос, откуда берутся дети. Высказывались разные версии. Говорили, что женщины беременеют от еды. Что мужчины и женщины, голые, запрыгивают друг другу на спину и возят друг друга по комнатам. Что мужчины и женщины трутся друг о друга гениталиями. Наконец, говорили, что мужчина якобы засовывает свой половой орган внутрь полового органа женщины, там из него выбрызгивается некая жидкость, столь питательная, что от ее присутствия в женском теле зарождается живое существо. Все эти версии казались в одинаковой степени недостоверными. Как-то обратились к одному молчаливому узнать, что он думает по этому поводу. Он ответил приблизительно следующее: "Нас-то не должно интересовать, откуда берутся дети, потому что мы уже родились. Вот если бы мы были еще нерожденными детьми - тогда другое дело. Но поскольку мы уже родились, нам следует как можно скорее внести ясность в другой вопрос - что будет с нами после нашей смерти". Только спустя много лет он догадался, что эти два вопроса тесно связаны друг с другом. Все молчаливые мыслят неторопливо.
***
Молочные норы
Пока тело небольшое, лучше всего собирать коллекции. Собирать ключи, ордена, открытки, монеты, почтовые марки, бутылки. Или вырезки из детских книжек с изображениями земляного грунта в разрезе, так что видны туннели, ходы и интерьеры нор и норок. Норки обставлены шкафчиками, диванами, освещены лампами в уютных оранжевых абажурах. Видно, как лиса спит в кровати, подложив собственный хвост под голову и заговорщицки ухмыляясь. Медведи лежат в снежной утробе, в синем освещении, накрывшись многослойными перинами. Спит заяц, сняв свои дряхлые белые валенки и положив очки на тумбочку. Квартиры есть не только под землей. В дуплах расположились совы и белки со своими книгами, рецептами, ковровыми дорожками и креслами. Вот мышь в красном переднике собирается покормить своих мышат: они сидят за столом, а она вносит на подносе крупные чашки - красные в белый горошек. В чашках что-то белое, дымящееся. Наверное это горячее молоко, которое полагается пить перед сном.
***
По весне-то спится сладко в крепдешиновом пенсне
И во сне поет лошадка на сосне.
Даже если кто-то скажет: "Котик! Микроогород!",
Он потом тебе расскажет, что за Овощ там нас ждет.
***
Аллегория милосердия - молодая женщина, кормящая грудью старика. Образ католического происхождения. Тюремное окошко, забранное решеткой, напоминает о подобных окошках в католических кабинках для исповеди. Сквозь решеточку Уста поверяют свои тайны Уху. Сквозь решеточку Уста приникают к Соску. Уста старика приникают к соску дочери. Таким образом, старик становится на место своего внука. Милосердие это реверс, обратный ход, возвращение, повтор. Своими сморщенными губами старик нажимает на розовую кнопку, предназначенную для губ младенца, для губ любовника. И все исчезает для того, чтобы через секунду возникнуть вновь - точно таким, каким было несколько мгновений тому назад.
***
Дезинтеграция
Так называемое "бессознательное" это всего-навсего множество ворчливо-вежливых, маразматически-шутливых голосков, которые, как комариные облака, плывут и вертятся над обширным одиноким болотом, которым является человек. Если прислушаться к их "разговорам", то можно заметить, что они все время что-то куда-то пристраивают с поразительной заботливостью. Верно, у них действительно целое "хозяйство" находится под присмотром.
Джанни Родари
Вот это домик для головы, для головушки конурка, изволите видеть, такая бревенчатая, теплая. Хорошее, сухое бревно тепло сохраняет лучше всякой печки. Это для ног избушка: ногам нужен и уют, и свежий воздух. А здесь у нас ручонка будет жить, такой загончик для нее обустроен, как в зоопарке почти. Тут и забор, и воротца есть, и фонари… А вот плечо у нас в таком вот вигваме размещается, или в юрте - даже не знаем, как лучше сказать… Локоть-локоток… Он в ангарчике таком, ну что-то вроде депо…
***
Молодость
Два человека по очереди ныряют в огромный чан с кипящим молоком. Первый выныривает преображенным - он приобрел вечную молодость, красоту и крепкое здоровье. Второй вообще не выныривает - он исчезает в молоке, "сваривается": "…прыгнул в чан и в миг сварился…" Так это описывается в "Коньке-горбунке" и в других сказках. Молоко, питание для младенцев, используется здесь как средство омоложения и как средство казни. Впрочем, можно сказать, что "сварившийся" тоже "омолодился" - но только глубже, чем его предшественник, до стадии предрождения.
"Молодость" происходит от слова "мало". "Молодость" означает "мало даст", поскольку молодость паразитарна, она берет, и берет много, дает же взамен мало. Вынырнувшему молоко дает молодость, но дает мало - в виде отблеска, сияющего на его лице и теле, пусть вечного, но все же лишь отблеска. Это происходит просто потому, что молоко само молодо и может давать только мало. Если же оно вдруг "дает много", то уже не выпускает из себя - человек возвращается навсегда в свое "кипящее начало".
***
Дама + джентльмен = священник
Картина "Неравный брак" Пукирева, находящаяся в Третьяковской галерее, содержит в себе простую геометрическую фигуру - два треугольника, складывающиеся в ромб или же в квадрат.
Первый треугольник - так называемый "любовный": муж, жена, любовник. Муж и жена показаны в момент, когда они становятся мужем и женой - в момент венчания. Старый муж, молодая несчастная жена, молодой и гневный любовник. Этот треугольник дополнен другим - муж, жена, священник. Действительно, если совместить фигуры дамы и джентльмена в одну фигуру, то мы получим священника - цилиндр, наслаиваясь на шляпу с вуалью, даст камилавку.
Сюртук, совместившись с длинным платьем, даст рясу. Если любовник это фигура вычитания (жена вычитается из мужа), то священник - фигура сложения, недаром он вооружен знаком плюса - крестом. В поэме "Знак" фигуры священника и любовника соединяются в одну фигуру: квадрат складывается по диагонали и снова становится треугольником.
***
Приготовления к оргии
Зиккурат! Зиккурат!
Аккуратный зиккурат!
Оргию решено было устроить в здании бывшей школы - стандартное здание: два одинаковых блока, соединенные стеклянным коридором. На втором этаже второго блока имелись два больших зала с огромными окнами - бывший актовый зал и бывший зал для занятий физкультурой. Залы были, в общем, в хорошем состоянии, но все же кое-где проступали следы обветшания. В актовом зале, в углу, валялся золотой пионерский горн, за дощатой сценой стоял стыдливо сдвинутый туда белый бюст Ленина. В физкультурном зале, как и во всех физкультурных залах, лежали сложенные большими стопками кожаные маты, пылились шведские стенки и другие гимнастические тренажеры. Решено было сделать во всем здании ремонт. Бригада из Финляндии быстро справилась с задачей. Поскольку было начало сентября, в залы внесли множество старинных медных тазов, начищенных до блеска и наполненных различными сортами яблок - в тот год был отличный яблочный урожай. Что же касается цветов, то в их отношении решили проявить сдержанность - ограничились огромными букетами белых хризантем и астр. Роз не было вообще. Актовый зал украсили знаменами: здесь были всякие - и советские парадные из красного бархата, и императорские штандарты, расшитые парчой, и российские шелковые, с золотыми кистями, и отмененные флаги бывших республик СССР и социалистических стран Европы и Азии, а также новые флаги этих государств.
Были также старинные флаги - копии знамен и штандартов Наполеона. Бюст Ленина, скромно выглядывающий сбоку из-за занавеса, был полностью увит орхидеями. Стены актового зала были затянуты красным бархатом, кое-где стояли большие живописные полотна - именно стояли, а не висели: как будто их только что закончили. Это и в самом деле было так, они даже источали запах масляной краски и скипидара. На одном из полотен изображен был король экзотического острова - толстый мулат в камзоле XVIII века, простирающий руку над порослью крошечных манго вых деревьев. За его спиной застенчиво улыбались восемь его дочерей. На Другом полотне изображен был хоккейный вратарь, облаченный в свои тяжеловесные доспехи, приготовившийся оборонять ворота своей команды. Третья картина была портретом девочки-фигуристки на коньках, в коротком платье, которая с испуганным и почтительным лицом склонялась над божьей коровкой, сидящей на кончике ее пальца. На льду, лезвиями коньков, было написано:
Улети на небо, принеси мне хлеба
Черного и белого, только не горелого.
Физкультурный зал оставили совершенно белым, пустым, без каких-либо украшений. Шведские стенки, тренажеры и маты - все осталось на своих местах. Здесь устроители ничего не прибавили от себя.
Кроме простого дачного рассохшегося деревянного столика в углу, на котором стоял большой медный самовар с чаем. Там же горкой возвышались чашки для чаепития - все специально подобранные немного попорченными, с коричневыми трещинками, пересекающими иной раз синеватый цветок на фарфоровом боку чашки. Здесь же находилось серебряное блюдо с лимонами и хрустальная сахарница, наполненная кусковым сахаром. Под столиком десять железных ведер, наполненных холодной водой из святого источника. Кроме этой холодной воды, которую можно было черпать железными кружками, горячего чая, яблок и молока, налитого в хрустальные бокалы, не было поначалу никакой другой еды и других напитков. Не было алкоголя, никаких табачных изделий, а также никаких наркотиков - все участники оргии должны были быть трезвыми, чтобы не повредить эффекту оргиастической свежести.
Что касается музыки, то негромкая китайская музыка доносилась из-за белого шелкового занавеса, прикрывавшего вход в бывшую раздевалку. Эта музыка, в общем-то, ничем не отличалась от тех обычных неторопливых мелодий, которые звучат в китайских ресторанах.
В школьном вестибюле, в рамах были развешаны совершенно свежие медицинские свидетельства, удостоверяющие полное здоровье всех участников оргии, чтобы мысли о передающихся болезнях не внесли привкус мнительной горечи в сладость совокуплений. Рядом со свидетельствами висели фотографии участников, снятые тогда, когда они еще были детьми, и все - на фоне моря.
Оргия началась в восемь часов утра. День был солнечный, как бывает в самом начале осени. Огромные окна были открыты, и солнце заливало оба зала, вспыхивая слепящими пятнами в золотых тазах, вазах, горнах. Оргия всем понравилась. Некоторое время спустя хотели было устроить еще одну, такую же.
Но одна из девушек уехала с родителями за границу, и устроители сочли кощунством приглашать вместо нее другую. Повторить оргию можно было бы только в прежнем составе. Поэтому ее решили вообще не повторять.
***
Зевс-Оплодотворитель
Отчасти опасаясь ревности своей жены Геи (которую мы, в соответствии с коперникианскими представлениями, можем представить себе шарообразной), отчасти усыпляя девическую бдительность своих возлюбленных, Зевс, как известно, совокуплялся с нимфами и человеческими девушками в различных обликах, часто неантропоморфных. В результате этих священных соблазнений и полуизнасилований нередко рождались локальные божества, бессмертные, монстры и непостижимые существа, которых неизвестно даже к какой категории можно отнести.
Он совокуплялся:
В облике облака.
В облике мраморной колонны.
В облике быка.
В виде дождя.
В облике дачного домика.
В виде овала.
В виде мешка с подарками.
В виде круга.
В виде тропинки.
В виде квадрата.
В виде шубы.
В виде треугольника.
В виде волчьей ягоды.
В виде куба.
В облике развевающегося знамени.
В виде реки.
В облике меда.
В виде числа 87.
Уступчивость, рассеянность, отсутствие бдительности (по отношению к вещам и животным) обеспечили соблазненным девушкам и нимфам бес- смертие и вхождение в Пантеон.
***
Девушка в треугольнике и Мать Матери
Героиня эротического романа "Эммануэль" по профессии математик. Хотя автор романа - Эммануэль Арсан - упоминает об этом вскользь, это обстоятельство все же накладывает нестираемый отпечаток на все похождения девушки Эммануэль. Ее бесчисленные совокупления тщательно сосчитаны. Это повествование можно было бы считать порнографическим, если бы оно не было насквозь пронизано одной лишь страстью - страстью к абстрагированию. Схема - вот то, что с древних времен возбуждает бо- лее всего.
Имя девушки - Эммануэль. Иммануил - пренатальное имя Бога. Оно означает "С нами Бог". "Бог.уже с нами", потому что он уже воплощен, он уже среди нас. Но "Бог еще не совсем с нами", потому что он еще не родился, находится в материнской утробе. Роман "Эммануэль" заканчивается следующей сценой.
Проведя ночь со своей любовницей Анной-Марией, Эммануэль идет к морю, оставив другую девушку спящей. В море она встречает трех мужчин-близнецов, похожих друг на друга, как три грани равнобедренного треугольника. Эммануэль совокупляется с ними одновременно, как бы вписывая себя в этот треугольник. Затем, удерживая сперму одного из них во рту, она возвращается в комнату, где спит Анна-Мария. Опустившись на колени, Эммануэль вдувает сперму во влагалище Анны-Марии, чтобы оплодотворить ее. Она зачинает саму себя. Так возникают дети.
1996
Супы
"Поди прочь!" - прикрикнули на него из-за леса. Он, будучи покорным, завернулся в замшелую ткань навеса и, отметив, что ночь наступила, взобрался на светило одноногое, которое фонарщик оберегал, как особенно дорогое ему существо. Обиженный молвил "Помаленьку!" и пошел туда, где видел деревеньку, которую два беса баюкали, завернув в снеговые перины: на краю большой льдины два кота мяукали. И в светящемся окошке черт показывает кошке, как младенцу в ушко капнуть зла капельку. И, взобравшись на крышу, утверждает "Не слышу!", хотя прекрасно слышит ушами крашеными, как плачет младенец, испуганный внезапными снами страшными. Что старуха, где она? - в бледный сон погружена. Лампу схватим и бегом, где холодный водоем, там будем муку есть из мешочка. Ты пляши по снегу, кошечка, а тот кот и тут и там робко и страшно кряхтит по пятам. Ты не смейся и не пой, ты иди на водопой и там ножом убейся. Но, забравшись в мохнатый уют, хохочут те, кто в норах свои зимние песни поют. Что ты плачешь, малый мальчик, что ты слезы льешь, али пальчик с иглой перепутал, или видишь кровавый дождь? Снился сон мне, право слово, не видал я сна такого. Ты не бойся, хлопец малый, ты усни, усни и огонь, пусть во тьме облезлый конь сам гуляет по доскам устало. И чего только в пору ночи к нам в поры проникнуть хочет? О бабушка, бабушка, свари нестрашный супок, но яда туда не клади, а то ведь пропела кукушка мне всего один годок. Брось, брось такие мозга выдумки, задуй ненастное окно, где снежные гуляют недоумки. Ты еще снегирей увидишь на своем веку, а я тебе пока супок сварю, пирожок спеку. Когда качалась колыбель, а за окном, как бумага, шуршала метель и дед мороз хрустел смешно и тупо, приснился сон о падении (с огромной высоты) какого-то трупа. На бревнах стен лежат сухие тени - "Вот здесь" - показывает он на свои тонкие колени - "Лежало тело". Старуха качает головой, которая вся поседела - что под этим покоробившимся лбом течет и варится? "Он не жилец" - она думает и улыбается. Она огорчена, но варит суп и пирожок печет она, а в желтоватую уютную начинку вкладывает яда крупинку. Уже готово, не плачь, маленький, сейчас остынет: ты еще тепленький съешь пирожок, а потом заснешь, когда заиграет рожок. Тревога образовала шар пустоты в том месте, где последнее снизу ребро. Я помню, как летом цвели кусты… Слова ребенка звучат глухо, холодно кивает большая старуха. Не есть ли слова "Ешь, ребенок" - страшная весть, случайно услышанная спросонок? Пусть играет степь и лес, пусть полощется навес, а из похлебки чечевичной глядит домик с крышей черепичной, а на ложку тяжко смотрит безумный бедняжка. Ты, мой мальчик, спи, не дрема, пусть с тобой уснет солома, и у дальнего болотца загрустит мохнатый молодец. Будет завтра день морозный, бабка морщит лоб венозный. Сволочь бродит изнутри, волчий голос: "Отвори!" Дверь задвинем сундуком и чугунным колобком, пусть волчарка ходит кругом вместе с белоснежным другом.
Ни пинчер, поводок рвущий, на паводок ревущий, ни добрый карман с мягкой грязью внутри - если хочешь войти, то лучше улыбку сотри, как слякоть с подошв ботинка, иначе треснет картинка. Снежок устилал многократность встреч с дворником, который у ворот дал новый пространству поворот. Он в крови был, кричал "Не надо!", но темнели контуры сада. Вечер, вечер, куда ты спрятал то животное, которое клювом проткнуло живот и действовало как лекарство рвотное? Лекарь, лекарь, поспеши - прибежали малыши из болезненной глуши, ты им соли пропиши для истерзанной души. Пекарь, пекарь, припеки, словно солнце наливное, из коричневой муки сделай тесто земляное. Купальщик безумный заплыл за линию буйную, смирительную рубашку на него пенную, изумрудную! Поле справа рассмеется; тут и слава к умершему вернется, чтоб завыл, да заплакал, да покрылся бы синькой, да с могилки качал бы своей керосинкой. Ах-ах, мертвей в слезах, муравей на слезинке, кости в корзинке! Этим клеткам светит плаха, взмокла на небе рубаха, дождь он бы хотел, но только не уверен насчет костра, вышел и принес железного монстра. Отдохни, мой милый уродец, взгляд двух ноздрей твоих - двойной смертный колодец, носик железный протерли тряпицей - я лучше бы сделался одноногой девицей, чем плыл бы вдоль берега без конца и скамейки под взглядом этого лица величиной с три копейки. Лесок человека, костер дровосека, сварганьте ушицу, отец, мы вас просим, ведь мы вам ежегодно приносим на летней полянке безболезненный жизни конец. Вижу пятнышко мрака на куполе, а в поле колышутся тополи. Вы только бы слышали, старче, как они топали и лопаткой в зем-ицу стукали! Кого там хоронят, скажите, любимый! Мошкара как вуаль на ландшафт наброшена, лицо пейзажа слегка перекошено, но кто-то ответил: "Пришли мы". Я гулял за воротами, был встречен снегопадами, термометр в пальцах держал, как склизкий и хрупкий кинжал, был тридцатью восьмью и восьмью спрятан под плед, и, смущая семью, спрашивал: "Где свободный полет того, кто клюв имеет?", и выдавал это за бред и наблюдал, как за окнами предутреннее синеет. Где бабушка? Бабушка прочла в газете статью "Безумная скорость инфляции" и вскоре вернулась из реанимации. Что вы видели там, дорогая? Кремовый куб непрозрачного рая. Вилка в землю воткнулась, зеленый тупик, здесь и решили устроить пикник. Как поседею, так домик в тени заимею, и там в покоях древней тины я запою как брат картины. А у того, кто выглянул из дверцы, уже не бьется сердце. Лаючи, блеючи, бреду как морок, монах на даче поставил пригорок, поросший травою пустеющей. Щипну ли газеты укромный кусок, ох, уголок, весь пожелтевший, две буквы "бэ"-"жи", ты вдаль за мною побежи, поймай, подбрось в бадминтон волнолома - домик в колонне, дым и солома.
Белые туфли, прибойная пена, где волноплен, цветок корневого маслен ? О, моргенштерн, морга звезда, соты медового морта, свекольные красные глазки курорта. Если старый выйдет человек и сощурит веки пожилые, то увидит, как на белое тело луны легли валуны. Всем дорог корыстного лета упрек: тот, кто из вас откроет снова закрытое тело знакомого, тот обретет в пространстве слова и плеск и золота раскованного: он будет прыгать, будет весел у верных, у столярных кресел. Слышен скрежет перепонок - это найден потерянный в супе ребенок. Есть и будет чемоданчик, вокзал: как больно ты меня наказал! Ты мне зубик из нежного неба выдернул, ты мне руку в локте вывернул, ты на острые камни дорожки опрокинул нестойкие ножки. Я бы надкрылья свои раскрыл бы, я бы лапкой оттолкнулся, я бы взвился, я взлетел бы, я бы в небо обмакнулся.