— Так обычно и происходит, — ответил Бруно. — Но если кто-то слишком глубоко начинает рыть, МИ-5 не останавливается и перед ликвидацией.
   — Интересно, как они узнали о рандеву? Перехватили информацию?
   — Все может быть, — ответил Бруно, а потом гневно добавил: — Вот сволочь этот Фил! Блокировка снята.
   Я вскрыл панель и увидел, что мой «саркофаг» тоже отключен от системы предотвращения доступа при работающем оборудовании. Выругавшись, я вставил блок на место и закрыл крышку. Бруно уже забрался в свой терминал и, прежде чем закрыть купол, сказал:
   — Ну, с Богом. Встретимся в зале выбора игровых программ.
 
   В буферном сегменте оказалась всего одна личностная матрица, сработанная весьма топорно, но выбирать все равно было не из чего.
   С рожей отпетого головореза из Бронкса я выбрался в текстовой буфер, где меня уже поджидал Бруно. Физиономия его матрицы была похлеще моей, и меня даже заинтересовало, что за «гений» программирования создал подобные личины. Понятно, ответа на этот вопрос я не узнаю никогда.
   — Это ты, что ли, Энди? — подозрительно спросил Филетти.
   — Ага, — признался я.
   — Ну и морда у тебя! — хохотнул он. — Ты и в жизни не красавец, а тут хоть свет туши.
   — На себя посмотри, — достойно парировал я.
   — Ладно. Оно и лучше. Там, куда мы с тобой направляемся, с такими физиономиями будет даже проще.
   — Это где же? — спросил я.
   — Терпение, мой друг, терпение. Сперва мы выйдем в Интернет, я уже вывел меню перехода.
   — А потом куда?
   — Завоевывать империю инков.
   — Ясно, — вздохнул я. — Значит, опять придется драться. — Что поделаешь? — пожал плечами Бруно. — Вся история человечества — одна сплошная война. Вот такие мы козлы… Ладно, пошли. Мы вернулись в сегмент Бруно, где на потолке уже светились буквы ПЕРЕХОД. Я поднял руку, и надпись исчезла. Взамен нее появилось новое меню с названиями компьютерных сетей. Я отыскал Интернет и сделал новый выбор. Теперь, выйдя из сегмента, мы оказались в совсем ином текстовом буфере, размеры которого поражали воображение. В огромном, казалось, бесконечном зале сновали туда-сюда вагоны монорельса, развозя тысячи людей к тысячам дверей в иные миры. Здесь слышался громкий смех, визг тормозящих вагонеток и заглушающая все музыка.
   Мы с Бруно, не сговариваясь, направились к платформе, над которой горела огромная буква «О».
   — Как называется игра? — спросил я.
   — «Конкистадор».
   — Значит, придется немного прокатиться на «железке».
   — А ты хочешь пройтись пешком?
   — Боже упаси! Я уже достаточно набегался. И хотя мое тело лежит сейчас в «саркофаге», ноги от этого будут потом болеть не меньше.
   Забравшись на платформу, мы втиснулись в битком набитый вагон, чтобы через несколько минут выйти на перроне, помеченном литерой «К».
   — Теперь хочешь — не хочешь, а придется идти пешком До входа в нужную игру, — вздохнул я.
   — Топай-топай, — усмехнулся Бруно. — Это только начало. Нам предстоит еще порядочно побегать, пока доберемся До Цели.
   — Когда это кончится? — воздев руки к виртуальным небесам, вопросил я.
   — Он тебя не услышит, — хмыкнул Бруно, и мы побрели по залу, читая названия игр над каждой из дверей.
   А их было предостаточно: «Кабаре», «Кайнозойская эра», «Казино Роял», «Капитал-шоу „Поле чудес“, „Капризы Екатерины II“, „Капитан Кук“, „Караван-сарай“, „Карфаген“, „Кегельбан“, „Кладоискатели“, „Клыки“, „Ковчег“, „Кодекс смерти“, „Кокаиновая лихорадка“, „Кокон“, „Колдовской мир“, „Колесо фортуны“, „Колонизация“, „Конвой“, „Конкистадор“…
   — Вот оно! — остановился Бруно.
   — Не может быть! — воскликнул я. — Мне казалось, что никогда не дойдем.
   — Ты думаешь, у меня сил больше, чем у тебя? Милые коллеги вконец замордовали меня своими вопросиками. И чтобы этого не повторилось, надо спешить, пока нам не перекрыли все пути к отступлению.
   — Тогда чего мы стоим? Пожалуем в Южную Америку времен конкисты!
   Я толкнул дверь, и мы окунулись в экипировочный сегмент.
   — Так, — пробормотал Бруно, разглядывая меню атрибутов. — Что тут у нас есть? Ага! Одежда испанских солдафонов шестнадцатого века: камзол, панталоны, чулки, сапоги с высокими голенищами… Годится.
   — А из вооружения что возьмем?
   — Бери меч и аркебузу.
   — Аркебузу? — переспросил я.
   — Ну да. Это фитильное ружье тех времен, заряжавшееся с дула. Ничего лучшего здесь не предлагают.
   — Да, — вздохнул я, — жалко, что «узи» лежит сейчас вместе с моим бренным телом в тесном чулане. С ним я чувствую себя как-то спокойней.
   — Ерунда. Что может случиться с матрицей? Ну, покалечит нас малость. Не убьет же, — отмахнулся Бруно.
   — Совсем ничего, — хмыкнул я. — Только в самый неподходящий момент нас может выкинуть обратно в буфер. Тогда начинай все сначала.
   — А ты постарайся, чтобы тебя в «виртале» не угробили, и все будет в порядке. Ладно, переодевайся и не забудь надеть шлем и панцирь. Мы как-никак конкистадоры, что в переводе с испанского означает «завоеватели». Ну а если серьезно, вся эта мишура нам не понадобится. В этой игре задействованы одни графобы, кроме нас, попасть в нее никто не может. Заберем шлемы и смоемся.
   — Зачем же вся эта дребедень? — тряхнул я тяжеленным ружьем. —Ладно, не имея шлема, в обычную игру без экипировки не попадешь, но ты же говоришь, что здесь особый случай.
   — Для маскировки, — ухмыльнулся Бруно. — Или ты хочешь, чтобы окружающие обратили внимание на двух придурков, собирающихся играть в неподобающем одеянии?
   Однако все сразу пошло наперекосяк. В мире «Конкистадора» двигались войска, дымились костры, стлались за всадниками шлейфы пыли…
   — Что за ерунда? — недоумевал Бруно. — Рэйверов, кроме нас, здесь нет, кто же дал команду на начало игры?
   — Может, кто-нибудь из наших тоже потерял шлем и опередил нас? — уныло предположил я.
   — Маловероятно… Однако хочешь не хочешь, а чтобы найти шлемы, придется включаться в охоту за золотом инков.
   — Всю жизнь только об этом и мечтал! — вздохнул я. …Перед нами простирался странный город. Глиняные хижины, крытые соломой, соседствовали с дивными домами, сложенными из плотно подогнанных каменных глыб. Большую треугольную площадь окружали просторные, хотя и приземистые строения, похожие на современные казармы. Чуть поодаль на холме застыла каменная крепость, а дальше — еще одна, обнесенная тремя рядами высоких стен.
   — Кахамарка, — сказал Писарро. — Вот мы и достигли цели. Атауалыта со своими воинами рядом. Завтра будет великий день, да благослови нас Господь!
   С этими словами сто пятьдесят конкистадоров вошли в «город морозов», как переводилось с индейского слово «кахамарка». Мы с Бруно ехали на мускулистых жеребцах почти в самом конце кавалькады. За нами шли пешие солдаты. А еще дальше — лошади, тащившие за собой пушки и дрожавшие от напряжения.
   — Улицы пусты, — хмуро сказал Бруно. — Никто не встречает Франциско Писарро и его головорезов, к которым мы нынче с тобой имеем честь принадлежать.
   — Да ладно тебе, — сказал я. — Берешь все так близко к сердцу, будто это происходит в реальности и ты пришел превратить в прах целую цивилизацию.
   — Спешиться! — пронеслось над нами, едва мы въехали на площадь. — Выставить сторожевые посты.
   Забряцало оружие, заржали кони, предчувствуя долгожданный отдых.
   — Де Сото к Писарро! — вновь разнеслось над площадью. Мы принялись расседлывать коней, но не успели. Де Сото вернулся.
   — Пятнадцать человек со мной! — выкрикнул он. — Надо проведать Верховного инку. — И он смачно сплюнул себе под ноги.
   Снова мы были в седле. Признаться, своего зада я уже не чувствовал, хотя прошло не более трех часов, как мы оказались среди испанского воинства, покинув экипировочный сегмент. Утомленные кони недовольно ржали, но все же слушались ударов шпор, и вскоре малочисленный отряд, выбравшись из города, оказался на дороге, ведущей к горам, где был разбит военный лагерь инков. И тут наш отряд догнал брат Писарро Эрнандо с двадцатью солдатами.
   — Что случилось? — спросил де Сото.
   — Франциско решил укрепить посольство, — улыбнулся Эрнандо. — Мало ли что придет на ум этим варварам.
   — Мудрое решение, — кивнул де Сото, прекрасно понимая, что теперь отрядом командует не он, а значит, Франциско в который раз выказывает ему свое недоверие.
   — Я имею не меньше прав получить лучший кусок при дележе добычи, чем эти чертовы братья, — пробормотал де Сото. — Нет же, они забирают себе самое лучшее и ценное. Да и слава покорителей Нового Света будет принадлежать не мне, а им. Разве это справедливо?
   Но в этот миг впереди показалась река, а за нею — тысячи и тысячи перуанских воинов, выстроившихся в боевые порядки. У меня даже дух захватило от этого величественного зрелища.
   «Ну, программисты, ну, молодцы, — подумал я. — Постарались. Впечатляет».
   — Вперед! — крикнул Эрнандо. — Мы почти у цели!
   И мы на полном скаку влетели в реку, хотя рядом был мост.
   — Бр-р-р, — я заклацал зубами, — они что, сдурели? К чему нам холодные ванны?
   — Писарро боится, что на мосту ему могут устроить ловушку, — пояснил Бруно. — А вообще программисты, видимо, решили ни на шаг не отходить в сторону от реально происходивших почти полтысячелетия назад событий.
   — Чтоб их… — собрался выругаться я, но тут же с облегчением увидел, что мой конь почти выбрался на противоположный берег.
   Как ни странно, нашему продвижению никто не препятствовал. Воины Верховного инки даже не тронулись с места. Наоборот, один из индейцев показал Эрнандо Писарро, где находится резиденция Атауальпы — дворец с множеством колонн и каменным бассейном, куда по трубам стекала горячая и холодная вода из источников. Возле дворца был разбит большой сад, окутанный дымкой из-за небольших гейзеров, то тут, то там выбрасывавших в воздух клубы пара.
   Когда наш отряд подъехал ближе, мы увидели толпу людей в необычных одеждах. Это были приближенные правителя. Сам же Атауальпа сидел в кресле, украшенном драгоценными камнями и золотыми пластинами. Он был не молод, но и стариком его нельзя было назвать. Высокий, широкоплечий, крепкого телосложения, с умными спокойными глазами — он всем своим видом олицетворял могущество и величие империи инков.
   Наш отряд остановился неподалеку от дворца. Спешившись, мы остались возле лошадей, а Писарро и де Сото вместе с тремя солдатами приблизились к Атауальпе, так и не покидая седел.
   — Видишь золотой шлем на голове Верховного инки? — толкнул меня в бок Бруно.
   — Ну?
   — Это и есть наша цель. У меня отвисла челюсть.
   — А как мы его заберем?
   — Узнаешь. Но никого из наших здесь нет. Кто же дал команду на начало игры? Непонятно… — проговорил Бруно, наблюдая, как Эрнандо приблизился почти вплотную к Верховному инке и, склонившись в низком поклоне, сказал:
   — Я — посланник моего брата, главнокомандующего войсками великой Испании. Мы пришли в вашу страну с миром и хотим помочь в борьбе против ваших врагов. Главнокомандующий просит узнать, не хочет ли предводитель инков прибыть в Кахамарку, чтобы лично убедиться в дружественных намерениях испанцев.
   Атауальпа молчал, ни один мускул не дрогнул на его лице, ни одним жестом он не показал своего отношения к тому, что сказал Писарро, хотя переводчик, взятый специально для этого случая в перуанский лагерь, перевел речь испанца слово в слово.
   Пауза затягивалась. Конкистадоры начали нервничать. Писарро, видимо, тоже, потому что, не выдержав, сказал:
   — Мы ждем твоего решения, или ты уже забыл о нас?
   — Нет, — усмехнулся Атауальпа. — Скажи вашему предводителю, что у меня сейчас пост. Завтра он завершится, и
   тогда я и мои вожди посетим его. А до тех пор вы можете разместиться со своими людьми в казармах около площади. Завтра я решу, что делать дальше.
   Писарро вновь поклонился и, повернув коня, поскакал прочь. Мы последовали за ним, радуясь, что обошлось без драки, хотя прекрасно понимали, что рано или поздно она обязательно будет, страшная и кровавая, несмотря на то, что мы находимся всего лишь в «виртале».
   В Кахамарке нас встречал Франциско Писарро, нервно расхаживавший по площади.
   — Как Атауальпа? — первым делом спросил он у брата.
   — Он принял наше предложение, — расхохотался тот в ответ.
   — Слава Всевышнему! — перекрестился Франциско.
 
   Ночь прошла в тревожном ожидании. Никто не сомкнул глаз, понимая, что перуанцы могут напасть в любой момент. Огни вражеского лагеря сверкали на склоне горы словно звезды на небесах — так их было много, вселяя в сердца испанцев еще больший трепет. По крайней мере на физиономиях графобов читался именно страх.
   Но ничего не произошло. Наступило утро, постепенно разгорался день, время шло к полудню. Лишь тогда в Кахамарке появились гонцы, сообщившие, что повелитель инков скоро прибудет в город в сопровождении знати и воинов.
   — Вот тогда и начнется резня, — шепнул мне на ухо Бру-I но. — Великий лев окажется в зубах гиены.
   — А если попытаться изменить программу и предупредить инков? — спросил я.
   — Жалко их, да? Это же только игра. К тому же не забывай, нам нужен шлем. А его можно будет снять только с поверженного Сына Солнца. Таковы условия игры.
   — Ну хорошо, — кивнул я. — Допустим, этот шлем окажется у нас в руках. А где взять второй?
   — Он рядом с нами. — И Бруно кивнул в сторону Фран-Циско Писарро, о чем-то спорившего в этот момент с де Сото.
   — Проклятие! — выругался я. — Неужели нельзя было придумать более простой способ заполучить эти чертовы шлемы?
   — Нельзя, — усмехнулся Бруно. — Как говорят русские, дальше положишь — ближе возьмешь… Да и кто мог подумать, что все пойдет шиворот-навыворот?
   — Идут! Идут! — разнеслись над площадью крики дозорных.
   Действительно, перейдя мост, войско Атауальпы шествовало к Кахамарке.
   — Все по местам! Живо! — закричал Франциско Писарро. Мы с Бруно рванулись к одному из глиняных домов и, спрятавшись внутри, принялись наблюдать через оконце, затянутое пузырем какого-то животного, за процессией Верховного инки.
   Зрелище было впечатляющим. Впереди паланкина, в котором несли Атауальпу, шло огромное количество прислужников, за ними следовала разодетая в яркие разноцветные одежды придворная знать, а дальше — само войско, разбитое на отряды. Передовая колонна состояла из пращников, несших прочные деревянные щиты, следом двигались тяжеловооруженные воины с бронзовыми топорами и боевыми копьями, имевшими наконечники размером с кулак, из которых торчало множество острых шипов. Дальше шли отряды, вооруженные дротиками, арьергард же составляли воины с длинными тридцатифутовыми пиками.
   — Представляю, каково было настоящим испанцам при виде этой моши, — пробормотал я, зачарованно разглядывая тридцатитысячное войско инков.
   — И все-таки они победили, — задумчиво произнес Бруно. — Беда индейцев в том, что они были слишком доверчивы.
   — И не знали железа, — авторитетно добавил я.
   — Пожалуй.
   — Подожди, — встрепенулся я, — они останавливаются.
   — Похоже. Черт! Кажется, Атауальпа сходит с носилок, рабы устанавливают шатер. Только этого нам не хватало! Мы и так слишком долго находимся в «виртале», и опять задержка.
   — Они посылают гонца, — добавил я, продолжая наблюдать за войском перуанцев. — Надо пойти послушать, что он скажет.
   Мы вышли на площадь и увидели, что Франциско Пй-сарро, скрестив руки на груди, тоже поджидает гонца. Но прошло не менее десяти минут, прежде чем тот появился, чтобы сообщить, что Повелитель Страны Солнца решил провести ночь за городом и только утром сможет посетить испанцев.
   — Как же так? — запротестовал Писарро. — Мы готовились к этой встрече, столы ломятся от яств. До завтра почти все станет несъедобным, и мы не сможем достойно принять великого правителя Перу.
   — Хорошо. Я передам Повелителю слова белого человека, — сказал гонец и поспешил в обратный путь.
   К Франциско, наблюдавшему за удаляющейся фигурой посланника, подошел Эрнандо.
   — Молодец! — сказал он брату. — Еще одну ночь в этой мышеловке нам не вынести. И люди устали. С утра находятся при полном вооружении подле оседланных коней.
   — Знаю, — ответил Франциско. — Но еще неизвестно, клюнет ли на эту уловку Атауальпа. Будем ждать и верить в провидение Господне.
   Однако ждать пришлось не так уж и долго. Вернулся гонец и объявил, что Сын Солнца благосклонно отнесся к столь сердечному приглашению и в знак миролюбия незамедлительно прибудет в город без вооруженной охраны.
   Глаза у Франциско вспыхнули хищным блеском, которого гонец, увы, так и не заметил.
   — Я рад такому известию, — поклонился испанец. — Мы Ждем Верховного инку.
* * *
   На закате торжественная процессия вступила в Кахамар-ку. Атауальпу по-прежнему несли в паланкине, но только сейчас испанцы разглядели, что он украшен драгоценными камнями и золотыми пластинами.
   Сам властелин Страны Солнца сидел на массивном троне из чистого золота, при виде которого конкистадоры едва не сошли с ума. Да и на придворных, со всех сторон обступавших носилки, было навешано множество золотых и серебряных украшений. У многих из них на голове красовались золотые короны, также подогревавшие кровь испанцам, сидевшим в засаде.
   Мы с Бруно стояли возле лошадей в ожидании сигнала к атаке и наблюдали, как к Атауальпе подходит Вицент де Вальверде — домашний священник Писарро.
   Что он говорил, мы не слышали, лишь заметили, как меняется в лице Верховный инка. А затем заговорил он сам. Гневно, отрывисто, резко — так, что было слышно на весь город:
   — Я никому не намерен покоряться и платить дань! Только слабоумный может променять живого бога на мертвого. Скорее я уничтожу вас самих!
   Писарро поднял руку и взмахнул белым платком. В то же мгновение из крепости донесся грохот пушечных выстрелов, вслед ударили аркебузы. Над площадью разнесся боевой клич испанцев:
   — Сант-Яго с нами! Бейте их!
   Всадники и пехотинцы ворвались в самую гущу окаменевших от неожиданности инков. Многие так и не поняли, что произошло, сраженные в первые же секунды боя пулями и железными мечами.
   А потом началась паника. Охваченные ужасом перуанцы попытались спастись бегством, даже не помышляя дать хоть какой-то отпор. Их затаптывали лошадьми, разили алебардами, били мечами и копьями. Обезумев от ужаса, не зная, где искать спасения, индейцы бросились к стене, которая была построена между домами и ограждала площадь, и проломили ее своими телами. Но и это их не спасло. Всадники настигали их и рубили, рубили, рубили, опьяненные кровью.
   Атауальпа с окаменевшим лицом смотрел на это страшное побоище, осознавая свое бессилие и не веря в происходящее. Около носилок метались знатные инки из ближайшего его окружения. С голыми руками они бросались на врагов,. принимая бессмысленную смерть.
   Мы с Бруно так и не вышли из своей засады.
   — Боже мой, — шептал я, — неужели все так и было на самом деле?
   — Увы, — ответил итальянец. — Впрочем, сейчас не время для исторических экскурсов. У нас здесь свои дела и, кажется, пора ими заняться вплотную.
   Он вскочил в седло.
   — Ну же!
   Я повиновался.
   — Займешься Писарро, а Атауальпа мой! — кинул Бруно, пуская коня с места в галоп.
   Мне не оставалось ничего иного, как ринуться в атаку вслед за ним, выставив вперед длинное копье.
   Защитников Владыки Солнца к тому времени почти не осталось. Бруно подскочил к паланкину и проткнул мечом последних двух спрайтов, удерживавших носилки на весу. Они опрокинулись на землю, и Филетти, соскочив с коня, сорвал шлем с головы Атауальпы. Тут же подоспели несколько конкистадоров и начали вязать инке руки. А я наконец увидел Франциско Писарро. Он тоже спешил к паланкину. Я направил коня к нему и на полном скаку ударил его кобылу копьем в круп. Лошадь опрокинулась на землю вместе со всадником. Шлем слетел с головы Франциско и откатился в сторону. Выпрыгнув из седла, я подхватил его и в тот же миг увидел Бруно, выводящего на стену каменного дома меню выхода.
   — Быстрее! — махнул он рукой.
   Я сорвался с места, проклиная тяжеленные доспехи конкистадоров.
   — Все, уходим, — сказал Бруно и ткнул рукой в слово ВЫХОД.
   В последний миг я успел оглянуться на груды тел, залитых потоками крови. И еще я увидел глаза Атауальпы, в которых отразилось страшное будущее его народа. Это было началом конца великой империи инков, это было концом начала моей службы специальным курьером самой могущественной разведывательной службы, когда-либо существовавшей на Земле. Ибо в направленном на меня взгляде графоба светилось чисто человеческое злорадство…

Уровень 4
СТРЕЛЬБА ПО БЕГУЩЕЙ МИШЕНИ

   — Глупости, — сказал Кристофер Шин, — виртуальные ощущения ни в коей мере не сравнимы с реальными. Возьмем, к примеру, этот бокала шампанским, истекающим пузырьками углекислого газа, и пройдемся по цепочке ощущений. В данный момент у меня задействованы только органы зрения, но теперь я беру бокал с подноса, и тут же в работу включается осязание. Делаю глоток — получаю вкусовые ощущения. Далее через какой-то промежуток времени начнут работать органы пищеварения, почки и, простите за вульгарность, мочевой пузырь. Мало того, алкоголь воздействует и на мой мозг, внося коррективы в вестибулярный аппарат, органы зрения, память и так далее. А о каком, извините, метаболизме может идти речь в виртуальности? Нет, это грубая подделка вроде той, когда в мозг подопытной мыши вживляют электрод, способный заменить ей кусок сыра. Мышь чувствует себя сытой и умирает от истощения.
   — А секс? — спросил Эдвард Смит.
   — Что секс? Тот же суррогат. Ваш мозг отвечает на раздражители, и вы даже можете испытать оргазм. Но это будет мнимый оргазм, тот самый кусочек несуществующего сыра. Разве вы почувствуете себя удовлетворенным, вернувшись в нормальный мир? Виртуальный секс не вызывает даже поллюций, так что эротические сновидения в этом плане более эффективны. — Но вы забываете о рэйверах, — сказал я. — Отчего же? — Шин протянул свою пухлую руку к подносу, ставя на него пустой бокал и подхватывая новый. — В этом аспекте можно рассматривать три варианта. Первый — это когда один из партнеров является рэйвером, другой — графобом; второй: рэйвер — личностная матрица; и третий: рэйвер — рэйвер. Как видите, в первых двух случаях сексуальные взаимоотношения сводятся к тривиальному одностороннему получению мнимого удовольствия, о котором я говорил ранее. Пожалуй, это можно в какой-то степени сравнить с обычным употреблением некоторыми индивидуумами преимущественно женского пола различных стимуляторов вроде вибраторов и прочей дребедени. Хотя… гм… можно вспомнить и надувные куклы для мужчин. А вот третий случай не так уж и прост. Главный вопрос, который здесь возникает, — возможно ли зачатие в виртуальности? Ответить на него мы пока не в состоянии. Нужна экспериментальная проверка. Но, увы, у отдела нет времени отвлекаться на такие пустяки. И без того на разработку направлений, которыми мы сейчас занимаемся, уйдут годы и годы. К сожалению, ЦРУ пока не осознает до конца, какие перспективы открывает виртуальность. Отсюда те мизерные ассигнования, выделяемые (нашей службе. Шин допил шампанское и, поставив бокал на столик, Посмотрел на меня.
   — Ну а вы что думаете обо всем этом по прошествии Двух месяцев работы в нашем не очень-то дружном коллективе?
   — Что вы имеете в виду? Ассигнования или секс в «виртале»?
   Шин сморщился.
   — Ненавижу термин «виртал». Звучит как-то грубо и резко. «Виртуальность» — слово красивое и полностью объясняет суть явления. Не правда ли?
   Дремавший доселе в кресле Кеннет Грипс вдруг вздрогнул, приоткрыл одно веко, пробормотал: «Да-да, конечно» и тут же тихонько захрапел, так и не закрыв глаз. Выглядело это довольно жутко.
   — Вот видите, — медленно проговорил Шин, видимо, тоже потрясенный этаким зрелищем. — Старцы глаголют истину, и только ее. А мнением я вашим поинтересовался касательно зачатия в виртуальности, ибо к ассигнованиям вы не имеете совершенно никакого отношения.
   — Смотря с какой стороны подойти к этому вопросу, — начал я. — Физиологически сие вполне допустимо, но, как вы правильно заметили, требует экспериментальной проверки. А вот что касается психологического аспекта…
   — Психологического? — фыркнул Шин. — Дорогой мой, психологии не существует. Ее выдумали бездельники, которых я называю абстрактными мыслителями. Вся наша психология заключается в одной фразе: «Страх перед смертью». Да-да, именно страх перед смертью, ни больше и ни меньше. Присмотритесь получше к нашей жизни, и вы поймете, что все наши помыслы, все стремления связаны только с этим. И заметьте, Зигмунд Фрейд тоже не обошел этот аспект стороной. Вспомните его мортидо! Только вот зачем он приплел сюда секс с его дурацким либидо, я не пойму. Не сделай он этого, старика можно было бы записать в разряд величайших гениев человечества. А так получилась очередная пустышка. Современные же так называемые прогрессивные психологи вообще ни черта не смыслят в человеческой мозгах. А там, поверьте мне, сидит лишь маленький и липкий ужас перед неотвратимым концом. Мы недалеко ушли от животных, у которых, как вы знаете, основной инстинкт — это инстинкт самосохранения. И не всегда он выше материнского, как нас убеждают бездарные естествоиспытатели. Я видел, как моя кошка драпала из горящей квартиры, начхав на своих котят, которые так и сгорели заживо. Только вот человеческий инстинкт самосохранения следует помножить на два, так как мы еще и осознанно понимаем, что жизнь чертовски хорошая штука, чтобы с нею расставаться. И не верю я ни в какой героизм, самопожертвование или чувство долга. Все это чепуха и идеологическая трепотня.