Подойдя к лейтенанту поближе и выждав, когда пауза в его рассказе будет достаточно длинной, я задал ему этот вопрос. Офицер сперва непонимающе смотрел на меня, а потом пробормотал:
   — Вообще-то было что-то подобное… У рядового Уиллиса сдали нервы, и он, выпрыгнув из окна, попытался убежать в пустыню, но тут же напоролся на этих тварей. И что, вы думаете, произошло? Он развернулся и начал стрелять в нас. Мы даже обалдели сперва, но убить своего же не решились.
   Полковник пристально посмотрел на меня и спросил:
   — Эти сведения могут хоть чем-то нам помочь?
   — Не знаю, — честно сознался я, — но мне кажется, что хааны обладают не очень-то сильной телепатией, точнее, действует она на небольшие расстояния.
   — А как же Ленокс и Харт?
   — Я сказал о расстоянии, а не о продолжительности действия. Водителя за вами прислали с базы? Я правильно понимаю?
   — Да. Из Лас-Вегаса я телефонировал сюда, чтобы выслали машину.
   — Вот нам и прислали зомби. Они заранее знали…
   Я осекся. Черт, как хааны могли спланировать эту операцию, не обладая хотя бы зачатками разума?! Неужели это все-таки возможно?.. Еще один пока неразрешимый вопрос. Как их много, этих вопросов, и как мало ответов!..
   — Вы что-то хотели сказать? — спросил Блэкмор.
   — Нет, ничего, — пробормотал я и отошел обратно к окну. За ним ничего не изменилось. По-прежнему ползли по
   белому раскаленному небу рваные клочья облаков, и земля, истерзанная солнцем, была такой же бугристой, застывшей и мертвой. Хаанов нигде не было видно. Они то ли спрятались за камнями, то ли отошли к летающему блюдцу.
   Я отвернулся от окна и обратился к полковнику:
   — Послушайте, Блэкмор, мы здесь либо превратимся в иссушенные мумии, либо какой-нибудь бестии рано или поздно удастся подобраться к зданию достаточно близко и накрыть нас телепатемой.
   — И что же вы предлагаете? — исподлобья посмотрел на меня полковник. N
   — Надо попытаться пробиться.
   — А дальше что? Вы сможете пройти сорок миль по пустыне до ближайшего городка?
   — А если попробовать ночью?
   — Ночью здесь тьма такая, что собственного носа не видать, — сказал лейтенант. — Свернуть голову в этих камнях проще простого.
   — Нет, все правильно, Сэм, — покачал головой Блэкмор. — Этот парень мыслит верно. Отсиживаться бессмысленно. Я не уверен, что кто-то сможет сюда пробиться извне, так что будем рассчитывать только на свои силы. Кто у нас на кухне?
   — Маклейн и Смилич. Там одно окно, так что двух человек вполне хватает.
   — Здесь тоже оставьте двоих, а остальные — за мной, — приказал полковник.
   Он резко повернулся и пошел к двери, которая, как я понял, вела на кухню. Лейтенант удивленно посмотрел командиру в спину, но отдал короткую команду и последовал за Блэкмором. Я тоже решил не отставать.
   В кухне оказался еще больший бедлам, чем в самой столовой. Зачем было переворачивать тяжеленные кухонные плиты вместе со всей утварью, я так и не понял. Но передвигаться здесь надо было предельно осторожно, чтобы не сломать себе ногу или не напороться на какой-нибудь тесак.
   Поэтому я лишь мельком глянул на две чумазые физиономии, радостно скалящие зубы при виде бодро шагавшего к ним полковника, да на труп с развороченной грудью, лежавший в луже крови возле стены, и теперь смотрел только под ноги. Впрочем, это не помешало мне увидеть гримасу на лице Блэкмора, согнувшегося над убитым.
   — Кто это? — спросил он.
   — Сержант Кэтч, — ответил лейтенант.
   — Так чего вы его отсюда не уберете?
   — Он погиб час назад. Дожидаемся ночи. Полковник выпрямился, повернул лицо к стоявшим возле окна солдатам.
   — Маклейн.
   — Да, сэр.
   — Пойдешь в столовую, а Смилич останется здесь. Постарайтесь удержать периметр до нашего возвращения.
   Несколько пар глаз удивленно уставились на Блэкмора, но вопрос задал лейтенант:
   — Простите, сэр. Разве мы куда-то уходим?
   — Да. И прямо сейчас.
   Он повернулся к солдатам, толпившимся у входа.
   — В полу должен быть люк. Надо его найти. И чем быстрее мы это сделаем, тем лучше.
   — Кажется, я на нем стою, — сообщил я, все еще продолжая пялиться себе под ноги.
   — Ага! Это он, — радостно подтвердил полковник. — Тяните ручку на себя.
   Я сошел с крышки люка и, ухватившись за ручку, отодвинул заслонку в сторону. В нос ударил запах мокрого бетона, аммиака и человеческих испражнений. От такой адской смеси меня даже передернуло.
   — Это что, канализация? — спросил я.
   — Нет, федеральное шоссе номер три, — хмыкнул Блэкмор, и солдаты за моей спиной недружно загоготали.
   Не обращая внимания на их смех, я заглянул в отверстый зев люка и увидел металлические скобы, уходящие глубоко под землю. И еще я увидел там свет, который натужно выдавливали из себя пыльные, покрытые паутиной светильники с металлическими защитными сетками.
   Почему-то мне совершенно не хотелось лезть в это смрадное нутро Долины смерти. Но полковник уже подталкивал меня в спину.
 
   Под ногами хлюпала вонючая зеленовато-мутная жижа. Полковник утверждал, что раньше здесь было практически сухо, впрочем, сам он не спускался в подземные коммуникации месяца два. За такой короткий промежуток времени здесь никак не могло накопиться столько мерзкой, булькающей тухлыми сероводородными пузырями пакости, разве что забились канализационные отстойники. Но опять же, по словам полковника, забиться они не могли, потому что имели в глубину больше ста метров, да и диаметр их был порядка двадцати.
   Как бы там ни было, мы медленно продвигались вперед, то и дело оскальзываясь на полукруглом полу и с трудом преодолевая сопротивление доходившей нам почти до пояса жижи. Через каждые десять метров с потолка мутно пялились блеклые, словно гнилушки, лампочки. Их света хватало лишь на то, чтобы выхватить из густой, плотной, почти осязаемой тьмы кусочек потолка да выделить желтым обручем зеленое, стоячее, сытно отрыгивающее пузырями болото.
   Столько так шли — не знаю. Наверное, вечность. Несколько раз наш туннель пересекали другие, такие же бетонные, со стенами, покрытыми плесенью, все так же наполненные блеклым, гнилым светом и отвратительной жидкостью, из-за которой желудок выворачивало наизнанку.
   Но мы шли не сворачивая. Так и должно быть — к конечной цели всегда ведет лишь одна прямая дорога. Черт бы ее побрал!
   Вокруг были слышны только бульканье и ругань солдат. Кое-кто уже успел окунуться в жижу с головой и теперь проклинал все на свете, кроме полковника, разумеется. Я же поносил и его, правда, молча.
   А потом мне показалось, будто Блэкмор предостерегающе поднял руку, и я едва не налетел на лейтенанта, мгновенно вросшего в пол. Непроизвольно сделав шаг назад, я оступился и ушел с головой в жижу.
   Яркий свет пробился даже сквозь зеленую муть, даже сквозь закрытые веки. А потом он угас, но не совсем. И лишь когда я, с трудом нащупав дно, встал и продрал глаза, то понял, что это был за свет…
   Еще горели, еще дымились обгоревшие туловища людей, еще высились они над гнилым этим потоком, медленно осыпаясь хлопьями пепла.
   Я дико заорал и, развернувшись, рванулся назад, даже не пытаясь понять, откуда пришла эта невероятная и страшная смерть.
   Не помня себя я то бежал, высоко задирая ноги, то пытался плыть, выкладывая все силы, рвя жилы и ежесекундно всхлипывая. Мне было страшно, как никогда еще не бывало страшно за всю мою не такую уж и короткую жизнь.
   Но самое удивительное — я опять остался в живых, и это уже нельзя было назвать просто чудом. Не могло мне так везти, потому что никому не может так везти, потому что ни одному человеку на свете не дано заглядывать столько раз в глаза смерти и плевать в эти самые все знающие и терпеливые вежды. Смерть многое может снести, но только не презрение.
   Я же брел по этой жизни среди трупов и развалин, теша себя мыслью, что и на этот раз костлявая проводит меня взглядом и вздохнет, сверяясь со своим реестром, в котором я, поди, уже на первой странице. Впрочем, я не брел, я бежал сломя голову. Бежал от погибели своей и ей навстречу.
   Я резко остановился. А действительно, куда я бегу? Обратно по туннелю, наверх, в столовую? Даже если те четверо еще живы, то все равно они долго не продержатся. Значит, туда нельзя. А куда можно? В этих подземельях можно бродить до скончания века, а можно и миг, если напорешься на всепоглощающее пламя.
   — Ну и черт с вами! — заорал я. — Мне надоело бояться. Я сейчас просто уйду! Уйду домой, и вы оставите меня в покое, вы все — и люди, и нелюди. Ибо я не ваш, я сам по себе, я хочу всего лишь обладать самим собой.
   Но я знал, что меня не отпустят, чувствовал: еще мгновение — и произойдет что-то такое, что не даст мне уйти, заставит продолжать этот бесконечный бег по кругу…
   И точно — где-то неподалеку послышался громкий всплеск, будто кто-то с силой шлепнул по воде тяжеленной палкой. Чтобы попугать, чтобы получить удовольствие от того, что моя смелость испарится, как тухлый болотный туман.
   Я и впрямь испугался. Я опять затравленно посмотрел по сторонам, все еще не видя опасности, не зная, откуда она может подкрасться, тихонько, на цыпочках, а потом громко заорать прямо в ухо:
   — Бойся! Я пришла!
   Трясущимися пальцами я сдвинул предохранитель и, не целясь, выпустил очередь в бетонную глотку трубы, затихшую после всплеска, словно она поперхнулась чужим, незнакомым звуком. Жижа взбилась фонтанчиками, вспенилась, пуская круги по поверхности и пузыри из глубин. Я задрал ствол чуточку выше и, злобно ругаясь, вновь нажал на спусковой крючок. На этот раз пули громыхнули по бетону, завизжали, рикошетя и раскидывая по сторонам искры и пригоршни громкого эха. Меня оглушило, и я разозлился еще больше. Теперь даже если где-то кто-то и решит вновь поплескаться, вдохновляя меня на новые безумства, я его все равно не смогу услышать.
   Прижавшись спиной к стене, я попытался разглядеть хоть какое-то движение. И мне это удалось. Не сразу, когда глаза уже вылезали из орбит, истекая слезами, — лишь тогда мне померещился какой-то мерцающий прозрачный силуэт.
   Я направил на этот силуэт автомат и нажал на спуск.
   Дикий вопль разорвал барабанные перепонки, и я опять оглох. Наверное, навсегда.
   А потом из призрака фонтаном ударила кровь, хотя и кровью-то эту салатную светящуюся жидкость трудно было назвать. Но я знал, что это такое, потому что в игровых программах кровь у монстров почему-то зеленого цвета.
   И в этот миг «призрак» стал обрастать плотью. Жуткое это было зрелище, леденящее. Вот проступили на фоне трубы длинные, блестящие серебристой тканью ноги и часть туловища, затем проявилась рука и ладонь другой с когтистыми многосуставчатыми пальцами. Когда же материализовалась голова с лысым черепом, маленькими глазками и пастью, по краям которой торчали два острых клыка, похожие на клешни краба, я понял, что за страшного противника уготовила мне судьба на этот раз.
   Еще сопливым юнцом я бегал в кинотеатр на Бродвее, чтобы посмотреть фильм о том, как доблестный наш спецназ сражается в джунглях с пришельцем из космоса. Дикая, конечно, была история. Эта инопланетная тварь разделалась с крутыми вояками, будто те были не из элитарного подразделения, а какими-то молокососами-новобранцами. Правда, последний из них, кажется, командир отряда, которого играл, если память мне не изменяет, Арнольд Шварценеггер, все же отправил пришельца на тот свет. Но каких трудов ему это стоило…
   Короче говоря, передо мной была эта самая пакость, только не киношная, а компьютерная, прорисованная с помощью 3D-графики. И я даже знал, из какого гейма она была. Еще в 2000 году была сделана игра «Чужой против хищника», потом она несколько раз модернизировалась, а пару лет назад вышла последняя ее версия, сделанная под «виртал». Так что сомнений по поводу бестии, стоявшей передо мной, у меня не было. Но и легче от этого тоже не стало.
   Эти мысли пронеслись в моей голове за доли секунды. В следующий момент я увидел, как оружие на плече хищника разворачивается в мою сторону. Три тонких желтых лучика, расположенные треугольником, уперлись мне в грудь. И я, не задумываясь, прыгнул вперед рыбкой.
   Вновь я с головой ушел в вонючую жижу, почувствовал, как она набивается в нос, старается просочиться сквозь веки. Я отпустил автомат, зная, что он, закрепленный ремешком на моей шее, никуда не денется, и принялся усиленно грести.
   Но болото изо всех сил сопротивлялось, хватая меня за руки, стараясь загустеть, превратиться в твердую непробиваемую массу. Несколько раз я больно цеплял рукой о бетонную стену, отталкивался от нее и вновь греб и греб. Потом воздуха в легких не осталось совсем.
   И тогда я вынырнул, вдохнул полной грудью, дико озираясь по сторонам. Нет, хищника я не увидел. Были лишь зеленые кляксы крови, уходившие вдаль светящейся цепочкой. Мой враг ретировался. И это правильно, это очень разумно с его стороны!
   Слезы радости стекали по моим щекам, перемешиваясь с зеленой слизью. Я ведь совсем забыл, что эти охотники за черепами никогда не вступают в поединок, если не могут включить свою маскировку и превратиться в невидимок. Своей Шкурой они дорожат, а вот чужими…
   Впрочем, я был только рад, что противник сбежал. Значит, у меня в запасе есть время, чтобы попытаться найти хоть какой-то выход из ахового этого положения.
   Я побежал в противоположную сторону, и в мыслях не имея намерения преследовать безжалостную тварь. К тому же мне не давала покоя мысль об игре, откуда сюда пожаловал хищник. Если я не ошибался, то где-то по подземелью могли бродить и «чужие», которые во сто крат страшнее всех этих хаанов, «хищников» и прочей нечисти.
   Господи, до чего только не додумаются люди с их буйной, прямо-таки параноидальной фантазией! Знали бы только они, что бредовые идейки могут воплощаться в жизнь. Но разве мог кто-то предположить, что даже мыслить следует осторожненько, с оглядкой, помня всегда, что у любой палки есть второй конец?..
   Выбежав на развилку, я остановился. Надо было сворачивать, но куда? Я чувствовал себя путником, остановившимся возле камня и читающим надпись: «Пойдешь направо — зуб выбьют, налево — глаз выколют». Впрочем, здесь ни зубом, ни глазом не отделаешься. Ставка здесь повыше. Ставка сейчас — моя жизнь.
   Я рванулся в правый рукав, потому что он показался более освещенным. Может быть, в конце туннеля есть выход? Лучше оказаться снаружи, пусть даже попав под обстрел, чем бродить здесь, в полутьме, ожидая, что в любой момент на мою голову может свалиться очередная тварь, только и мечтающая отправить меня на тот свет.
   Через несколько шагов я ощутил, что туннель имеет пусть небольшой, а все же уклон, причем уклон вверх. И это меня обрадовало, так как жижа постепенно стала отступать. Сперва до колен, потом до щиколоток, а потом я и вовсе выбрался на сухое место, сел прямо под светильником, проверил, есть ли еще в магазине патроны, и оперся спиной о стену.
   Ноги сильно болели, да и все тело словно пропустили через мясорубку. Нелегко бродить несколько часов кряду, находясь по пояс в вязкой, словно кисель, массе. Да еще при этом и бегать, и стрелять, и нырять в нее с головой…
   И еще невыносимо хотелось есть. Последний раз мы перекусили с полковником (мир его праху!) еще в Лас-Вегасе. Это, пожалуй, часов четырнадцать назад. Впрочем, голод можно было бы стерпеть, а вот столько времени без воды…
   Я облизал пересохшие губы и тут же сплюнул. Зеленая дрянь успела засохнуть, но от этого не стала менее противной. Надо выбираться отсюда. Даже если меня в этом подземелье и не убьют, то все равно я загнусь от голода и жажды.
   Я встал и, с трудом передвигая ноги, побрел дальше. А что делать? Я знал, что мне не выбраться, что рано или поздно кто-нибудь все равно свернет мне шею или изрешетит пулями. И все равно я шел вперед, надеясь на что-то, мечтая о чуде, веруя в него, как верует приговоренный, идущий к сколоченному из необструганных досок помосту, где поигрывает секирой безучастный ко всему палач…
   И тут я увидел еще одну развилку.
   — Да тут целый лабиринт! — пробормотал я, а потом, зло плюнув на пол, выругался.
   Блуждать совершенно не хотелось, потому я решил идти только прямо и минут через десять наткнулся на сплошную стену. Замечательно! Все как в настоящем лабиринте. Неужели мои мысли умеют материализовываться, словно кто-то всесильный наблюдает за мной со стороны и делает реальностью все, что приходит мне на ум?
   Я даже остановился, пытаясь осознать эту мысль.
   «А ведь это не так уж и далеко от истины, хотя идея, конечно, из разряда абсурдных. Но если вспомнить, что все, чего я опасался, чего пытался избежать, сбылось, то начнешь верить в марионеточность своего существования. Нет. Хватит! Это чушь собачья и не более. Никто не дергает меня за веревочки, просто человеком управляют обстоятельства. Что поделаешь, если эти самые обстоятельства для меня неблагоприятны?»
   Я двинулся в обратный путь и вновь вышел к развилке.
   «А что, — мелькнуло в голове, — сейчас и проверим гипотезу».
   Не сворачивая, я вновь вошел в тот же туннель, откуда пришел, решив: дойду до жижи, а потом вернусь. Если, конечно, не напорюсь на «хищника».
   Но даже страх перед ним не мог победить стремление подтвердить или отвергнуть эту безумную идею. Каково же было мое состояние, когда, пройдя метров сто, я вдруг увидел перед собой стену?!
   Медленно, словно сомнамбула, я подошел к ней, ощупал рукой — ничего примечательного, обыкновенный бетон: смесь воды, цемента, песка и мелкого гравия. Но вот эта самая обыкновенность и напугала меня больше всего. Ноги подогнулись сами по себе, и я осел на пол, словно тряпичная кукла.
   «Вот и все. Вот и все, что я хотел доказать самому себе. Кто-то невидимый и могучий управляет мной. Настолько могучий, что и представить себе невозможно. Такое под силу разве что Богу. Или дьяволу. Но я же в них не верю! Выходит, зря не верю? Теперь придете^ поверить, а иначе куда деваться?.. Почему раньше я не признавал их существование? Потому что они сами ничем не подкрепляли эту истину. Но теперь… Теперь совсем другое дело. Разве мало мне теперь доказательств?»
   Я встал на колени, сложив руки перед собой, и воскликнул:
   — Господи! Помоги мне! Я не верю, что это ты. Я не верю, что ты можешь опуститься со своих вершин до делишек наших мелких и неправедных. Что мы тебе, создавшему целую Вселенную? Букашки, грязь дорожная, земля… Но зачем ты нас создал, отдав на откуп дьяволу? Чем мы перед тобой провинились? Вот именно! Ничем. Все наши мелкие грешки — одно баловство по сравнению с Армагеддоном, который ты нам готовишь. Так помоги мне, Господи. Спаси меня и сохрани от козней сатанинских. А я тебе послужу, как прежде не служил никто, не пожалею ни живота своего, ни головы.
   Я вопил это, причитая и роняя скупую слезу, и смотрел на стену, надеясь, что буду услышан, буду понят, буду спасен, и она исчезнет.
   Как я верил в тот миг в чудо, и оно свершилось! Я увидел знак! Нет, стена не исчезла, просто она вдруг стала наливаться малиновым цветом. Не вся, только часть — большой круг прямо в центре.
   — Господи, спасибо тебе! — уже не кричал, а выл я в экстазе.
   А стена все больше краснела и краснела, пока не лопнула, разбрасывая вокруг мелкие осколки. Мне посекло лицо, но я даже не заметил этого. Я ждал Явления, которое со времен сотворения мира довелось лицезреть лишь жалкой кучке людей.
   Вот уже камень поплыл, опаленный невиданным жаром. А потом сквозь дыру в туннель ворвался яркий, горячий поток. Если бы я не стоял на коленях, он бы в одно мгновение испепелил меня. Но Бог знает, что делает, зачем ему уничтожать своего раба?
   А потом поток иссяк, и в тот же миг страшные удары сотрясли стену. Я поднялся и заглянул в отверстие, прожженное огненным лучом. За стеной, размашисто орудуя кувалдой, трудился «хищник».
   «Вот тебе и бог…» — печально подумал я и, развернувшись, помчался прочь.
 
   С тех пор, как я едва не приобщился к истинной вере, прошло восемь часов.
   Я бродил по коридорам, словно слепой щенок, тыкался в стены, поворачивал назад, падал в изнеможении и вновь поднимался на ноги. И вдруг на меня дохнуло свежим воздухом. Шатаясь, я побрел вперед, не имея сил радоваться, что нашел выход. А еще я боялся, что перед самым носом сейчас, сию минуту, дверь закроется. Не дверь, конечно, — стена. Но какая разница?
   За это время я успел многое передумать. Мысли о сверхъестественном при появлении «хищника» куда-то испарились. Я долго искал правдоподобное объяснение, покуда не пришел к заключению, что, по всей видимости, эти туннели так устроены, что где-то существует пульт, с которого можно перекрывать коридоры при помощи бетонных заслонок. Делалось это скорее всего для того, чтобы посторонние не могли проникнуть на территорию базы через подземные коммуникации. Только для чего было создавать циклопический лабиринт? Этого я не знал. Не могла же, в самом деле, крошечная база с десятком приземистых одноэтажных строений и двумя ангарами иметь такую разветвленную канализационную сеть. Или могла? Что, если здания на поверхности только видимая часть айсберга, а основное находится под землей?..
   Но ведь тогда на базе должны работать сотни людей. Военные только охраняют объект, а где яйцеголовые? Именно здесь, насколько я понимал, и находился пентагоновский полигон по проникновению в «виртал». Где же ученые, техники, медперсонал, уборщики, наконец? Неужели все мертвы, и в живых осталась только та горсточка солдат, которых мы с полковником нашли в офицерской столовой?
   Верить в это почему-то не хотелось. Ведь я мог и ошибаться, и не было здесь никаких подземных уровней, а был лишь выход в виртуальную реальность для специального отряда быстрого реагирования. Да и зачем тащить сюда, в пустыню, кучу людей, обустраивать их в этом пекле, тратиться на строительство шахт, жилых помещений, лабораторий, вбивать бешеные деньги на систему кондиционирования воздуха, на транспорт и еще на тысячу разных мелочей? Конечно, это глупо.
   Но зачем же построен этот бесконечный лабиринт? Ответа на этот вопрос я так и не нашел…
   Вот и конец туннеля. Впереди светят звезды, и до них осталось пройти несколько шагов: Но они самые трудные, потому что сил уже нет, и пропадает желание выбраться на свободу, найти выход из мышеловки, желание, державшее меня на ногах все это время… Я остановился. Дальше дороги не было. Обрыв. Насколько глубокий, я не знал. Было слишком темно, чтобы разглядеть землю. Ну и черт с ней. Сейчас я лягу и засну. Ничто другое меня не интересует. Кроме, конечно, воды. Но сон тем и хорош, что не ощущаешь ни голода, ни жажды.
 
   Проснулся я от странного шума, будто где-то рядом стрекотала цикада. Причем довольно громко стрекотала, раз смогла разбудить меня.
   Я открыл глаза и увидел свет. Было утро. Из-за горного кряжа выползало солнце, большущее и белое. Даже утром оно было жарким и злым. В пустыне солнце бывает только злым…
   Нет, звук шел не снаружи. Я повернулся и принялся таращиться в непроглядную мглу туннеля. Ни черта не было видно. Однако звук приближался, становился громче и отчетливей.
   Я вскочил на ноги, нащупал рукой автомат, снял с предохранителя. Тугой волной накатил липкий, леденящий шкуру страх. Кто бы там ни двигался в мою сторону, но это была не цикада. Или же цикада величиной с корову, настолько громким был звук.
   — Эй… эй! — сперва тихо, а потом чуть громче крикнул я. — Кто там?
   Стрекот на мгновение прекратился, но через полсекунды вновь возник, только гораздо громче. А потом из темноты чертиком из табакерки выпрыгнула какая-то страшная тварь, истекающая слизью, с длинным ребристым хвостом и огромной пастью, из которой медленно, роняя обильную влагу, выдвигалась, словно на шарнирах, громадная острозубая челюсть.
   «Чужой»! — обомлел я, отступая на шаг, затем еще на один и еще. А чудовище затрещало пуще прежнего и присело на задних лапах, упершись хвостом в бетонный пол. Я понял, что сейчас оно прыгнет и одним движением разорвет меня на куски, но ошибся. Еще шаг назад, и я, почувствовав, что нога так и не нашла опоры, полетел вниз. И тогда я закричал, ибо, перекувыркнувшись в воздухе, увидел, что лететь мне до земли добрых тридцать метров. И еще я зажмурился, потому что страшно было видеть, как стремительно надвигается твердая, усеянная мелкими камнями вперемешку с песком поверхность. Вот и все…
 
   Проснулся я от странного шума, будто где-то рядом стрекотала цикада. Причем довольно громко стрекотала, раз смогла разбудить меня.
   Я открыл глаза и увидел свет. Было утро. Из-за горного кряжа выползало солнце, большущее и белое. Даже утром оно было жарким и злым. В пустыне солнце бывает только злым…
   Нет, звук шел не снаружи. Я повернулся и принялся таращиться в непроглядную мглу туннеля. Ни черта не видно. Однако звук приближался, становился все громче и отчетливей.
   «Господи, — пробормотал я. — Неужели и сны могут превращаться в явь?» .
   Я вскочил на ноги, нащупал рукой автомат, снял с предохранителя. Опять тугой, липкой волной накатил страх.
   — Все это было, было! — пробормотал я. — И чем кончилось?!
   Я упер приклад автомата в бедро и дал длинную очередь в темноту. Громкий визг и тишина. Ни стрекотания, ни звука шагов.
   Оно затаилось, оно готовится в яростном прыжке дотянуться до меня. Не мог же я в самом деле одной очередью уложить «чужого».
   Затаив дыхание, я ждал, пытаясь хоть что-нибудь разглядеть в темном чреве туннеля.