Плеханов Андрей Вячеславович. Сверхдержава

   — Там не было никаких специальных людей. Только наш куратор.
   — Значит, он — один из них.
   — Среди нас нет никаких специальных людей. — Таня упрямо качнула головой. — Вы не понимаете… У нас нет секретов друг от друга. Да, каждый человек у нас занимается своей профессиональной деятельностью и не стремится получить информацию о том, что к ней не относится. Но то, о чем вы говорите, не относится к обычной профессиональной деятельности. Существование «специальных людей», как вы выразились, подразумевает агрессивные действия по отношению к другим. Мы этим не занимаемся. Мы не так воспитаны. И наш куратор в том числе…
   — Вы не воспитаны! Вы заражены! — Краев хлопнул ладонью по приборной панели — едва не отбил себе пальцы. — Заражены вирусом, сделавшим вас послушными исполнителями! Вы, бараны, живете в своем искусственном мире, считаете его идеальным и устойчивым! И даже не подозреваете, сколько людей — таких же русских, как вы, и все же агрессивных — прикладывает усилия, чтобы ваш мир не рухнул. Чтобы на вас, «правильных» баранов, не напали и не перебили вас, не перерезали на мясо!
   — Почему вы, чумники, называете нас баранами? — В голосе девушки дрожало детское, почти плачущее негодование. — Чего вам не хватает? Мы дали вам все!..
   — Это чумники дали вам все! Дали вам жизнь, которую вы не способны защитить! Дали свободу, хотя вы самой природой предназначены для безропотного рабства. Да, так случилось, что девять десятых обитателей страны превратились в одночасье в неагрессивных интеллектуалов, холодных, как рыбы! Оставшиеся десять процентов — те, кого вы называете чумниками — оттащили вас от края смертельной пропасти. Ценою собственной свободы. Чумники пытались установить равновесие в этой стране. Но нас обманули. Обманули всех! И чумников, и вас, «правильных»! Чумников ложно обвинили в заразности, заперли в зоны, посадили на прочную цепь иммунозащиты. Но чумники хотя бы имеют право на то, чтобы догадываться о происходящем. Вас лишили даже этого! Днем и ночью вас кормят по вашему «Телеросу» убедительной брехней, и вы жрете это, сидите вперив свои красивые очи в экран, как наркоманы! Вы уверены, что принесете доброту и любовь остальным странам и те воспримут это безропотно. А Россию боятся! Стоит только миру узнать, что Сверхдержава — это колосс на глиняных ногах, и мир обрушится на нее всей своей мощью. Всей своей агрессией, которую вы так не любите.
   — К-кто это? — Таня едва заметно заикалась от волнения. — К-кто всех обманул?
   — Не знаю. Точно не знаю. Тот, от кого я получил эту информацию, — тоже обманщик. Я чувствую это. Чувствую, что что-то здесь не так, но пока не знаю, что именно. Но я хочу узнать правду! Ради этого я и приехал в Россию. Только из-за этого я рискую своей единственной, только одному мне нужной шкурой.
   — Вы знаете, куда мы едем?
   — Едем туда, куда я скажу, — отбоярился Краев. Не хотелось ему сейчас врать — говорить, что он не имеет ни малейшего понятия о том, куда они мчатся на скорости сто восемьдесят километров в час. — Да, вот еще что, Таня. Мне не хочется больше удерживать тебя здесь. Ты не заложница. Останови машину и вылезай. Здесь не так далеко до Москвы — доберешься без труда. Дальше я поеду сам.
   — Не остановлю, — заявила она, и не думая сбавлять скорость.
   — Почему?
   — Вы не умеете толком водить машину. Во всяком случае, так хорошо, как я. Это так?
   — Так, — вынужден был согласиться Краев.
   — Вы не сможете ехать так быстро. Вас догонят. Или не справитесь с управлением и перевернетесь где-нибудь на повороте. Я буду везти вас, пока вы меня не выгоните. Вы можете сделать это когда захотите. У вас для этого есть нож. Очень красивая финка.
   — Не выгоню, — буркнул Николай. — А ты ничего, Танюшка… С характером. Жми. У тебя хорошо получается.
   Девчонка была просто асом вождения. Интересно, где ее этому научили?
   — Меня научили ездить на курсах повышенной сложности, — пояснила Таня, словно прочитав его мысли. — На нашем факультете все проходят такие курсы.
   — А что вы еще изучали там? Приемы самообороны? Боевые искусства?
   — Нет, конечно. — Она улыбнулась. — Мы же не способны нападать. Мы умеем только быстро удирать и ловко уворачиваться. Этому нас и учат.
   — Бедные барашки.
   — Co временем все в мире станут такими. И не надо будет ни от кого бегать. Вам что, нравится, что вас преследуют?
   — Не знаю… Может быть, даже и нравится.
   — Вы глупые, чумники.
   — Мы — идиоты. По сравнению с вами — мы идиоты. Только нам приходится вас защищать.
   — Спасибо!
   — Не за что.
   Краев достал сигарету и задымил, стряхивая пепел в окно.

* * *

   Сколько они мчались так? Краев не знал, сколько километров они пролетели. Он только отметил, что это заняло два часа. Два часа, десять резких поворотов, сделанных по команде голоса из наушника. Краев понятия не имел, где они находятся. Таня, похоже, тоже. Главное, что их не догнали. Не было никаких признаков погони, и все тут.
   Широкая асфальтовая дорога, по которой они продвигались, превратилась в грунтовую. Краев даже не думал, что в России еще сохранились такие. А уж для Тани все это было просто неведомой экзотикой. Шлейф коричневой пыли волочился за автомобилем и покрывал непроницаемым слоем заднее стекло. Татьяне и Николаю повезло, что ехали они не на игрушечном эмобиле с его низким дорожным просветом, предназначенным для идеального дорожного покрытия. Впрочем, «бээмвэшке» тоже приходилось нелегко. То и дело цепляла она днищем камни, безобразно вросшие в дорогу, скрежетала по ним, жалуясь на жизнь. Мотор выл уже не ровно, а как-то надсадно, словно оплакивал жалкую свою судьбу. Таня чихала от пыли, постоянно включала «дворники», чтобы очистить лобовое секло, и все же мужественно тащилась вперед и вперед.
   — Сейчас будет лес, — сообщил голос. — При въезде в лес — старый ржавый шлагбаум. Подними его и въезжай.
   Кряжистые сосны обступили дорогу, взломали ее своими могучими корнями. Сколько лет не ездили по этой заброшенной тропе? Высокая трава почти скрывала еле заметные желтые колеи.
   — Стой здесь, — сказал Краев. — Пойду открою шлагбаум.
   Он выполз наружу, едва разогнув затекшие ноги. Голова его гудела. Шлагбаум со скрипом пополз вверх и заклинился. Краев дергал его с остервенением, острые обломки ржавого металла впивались в его ладони.
   «Хватит, — наконец решил он. — Достаточно, чтобы машина проползла».
   Он посмотрел на машину, стоявшую метрах в пяти от него, и сердце его дало испуганный сбой. Он вспомнил, что забыл сделать. Забыл забрать с собой ключ зажигания. Склеротик старый! Мотор работал, и Краеву показалось, что Таня всматривается вперед сквозь пыльное стекло.
   Она могла удрать. Удрать без малейшего труда.
   Краев не спешил, когда шел к машине. Спешить было бесполезно. Она могла врубить задний ход, промчаться задом сто метров, резко развернуться и послать ему на прощанье последний сизый выхлоп газов. Она могла бы сделать это легко. И он не догнал бы ее. Куда ему было спешить?
   — Ты могла удрать, — сказал он, шлепаясь на свое сиденье. — Я забыл вынуть ключ. Почему ты не уехала?
   — Куда едем? — спросила она, не повернув к нему головы:
   — Почему ты не удрала от меня?
   — Куда едем?
   — Прямо. — Краев махнул рукой. — Не зацепи крышей эту древнюю железку.
   — Не зацеплю.
   Зацепила, конечно. Машина задержалась на несколько секунд, с ревом пробуксовывая задними колесами. А потом ржавая труба шлагбаума оторвалась, с грохотом прокатилась по крыше несчастного автомобиля, хрястнула по багажнику, оставив на нем вмятую рану, и исчезла в облаке пыли. Освободившийся «БМВ» рванул вперед — так, что Таня едва успела затормозить перед деревом.
   — Неплохо, — пробормотал Краев, оглядывая свежую трещину на боковом стекле. — Порча государственного имущества. Ладно, если что — вали все на меня. На мне и так до черта всего висит. Пару лет добавят. Будешь мне в тюрьму передачки носить?
   — У нас нет тюрем.
   — У вас — нет. Зачем вам тюрьмы — вы же ничего не нарушаете. А вот для чумников — есть. И не тюрьмы, а кое-что похуже.
   — Неправда.
   — Слушай, девочка! — громко сказал Краев. — У меня на глазах убили хорошего человека. Чумника. Случилось это не далее как вчера. И убила его полиция. Так что не надо мне рассказывать сказки. Я знаю все лучше тебя. Поехали.
   Ехать пришлось недолго — километра два. Дорога совсем уже кончилась, исчезла в зарослях крапивы. И когда Таня совсем уже отчаялась продираться сквозь проклятую траву, из кустов бесшумно появился человек. Он был одет в защитную зелено-пятнистую форму. Лицо его закрывала светлая матерчатая маска с прорезями для глаз. В руках человек держал не какой-нибудь жалкий электрошокер, а здоровенный армейский пулемет-карабин с подствольным гранатометом.
   — Это наш человек, — сообщил голос. — Делай то, что он скажет. До скорой встречи, Коля. Пока все идет отлично.
   Человек остановился, не дойдя до машины пару метров. Направил свое оружие прямо на Таню. Девушке, в жизни не видевшей настоящего огнестрельного оружия, по законам жанра полагалось бы съежиться от страха. Однако она открыто, даже с вызовом смотрела на лесного человека. Может быть, она не догадывалась, что одного выстрела из такой пушки хватило бы, чтобы разнести «БМВ» на отдельные обгоревшие запчасти? Краеву стало не по себе. Почему он решил, что голос, отдававший ему приказания, дружеский? Никаких оснований для такого вывода не было. Да, обладатель голоса знал Салема. Ну и что? Может быть, они захватили?таки Салема и теперь использовали знание о его приборе, чтобы получше подставить Краева? Чтобы заманить в этот глухой лес и прикончить здесь без свидетелей. А Таня? Таня не в счет. С такими свидетельницами долго не церемонятся.
   — Ты кто? — спросил человек.
   — Таня, — сказала девушка.
   — Тебя не спрашивают. Там, рядом с тобой, кто?
   — Рихард Шрайнер. То есть… Я не знаю, как его зовут на самом деле.
   — Николай, это ты?
   — Да! — крикнул Краев, раздумывая, не поднять ли для пущей безопасности руки. — Это я! Я могу дать вам свою карту!
   — Морду, морду свою из машины высунь! У вас стекла все в пыли — ни черта не видно.
   — А!.. — дошло до Краева. — Сейчас.
   Он приоткрыл дверцу, цеплявшуюся за траву. Неловко выпрыгнул прямо в крапиву и встал там, морщась от прикосновений жгучих листьев. Человек шагал к нему, давя зеленые стебли.
   — Что-то ты переменился, — сказал он. — В последний раз ты был в очках и прическа у тебя была другая. И помолодел ты, братец, как-то резко!
   — Что ж поделаешь. Оздоровительный эффект. — Краев развел руками, показывая на сосны. — Свежий воздух, лес. Парное молоко. Мескатоник…
   — Ладно. Пойдет. Что там за медуза в машине?
   — Это со мной.
   — Эй, ты! Выйди из машины.
   Таня открыла дверцу, сделала ловкий прыжок, перемахнув через крапиву, и разом очутилась на ровной полянке. Стояла там, симпампулечка, поправляла платьице, прилипшее к телу. Человек тут же направил на нее карабин.
   — Ты кто такая?
   — Я баран, — заявила девушка. — Я «правильная» овечка, неспособная к агрессии. Не могу дать по морде даже такому наглому грубияну, как ты. Поэтому ты опусти свою базуку, джанг! А то еще стрельнет ненароком.
   — Хорошая девочка, — констатировал человек. — Воспитанная. Ладно, возьмем ее с собой.
   — У меня чемодан в багажнике, — сказал Краев. — Можно я его возьму?
   — Бери.
   Краев извлек чемодан. Самое дорогое, что там было, — жилетка со спаривающимися обезьянками на спине. Жилетка, которую выбрала для него Лиза. Краев не расстался бы с этой одежонкой ни за что на свете.
   — Ну вот и все. Куда теперь?
   — Вперед. — Человек махнул стволом, показывая направление. — Сперва ты, потом она. Я пойду за вами. Бежать не пытайтесь. Медведи задерут — тут их до черта.
   Они прошли метров двадцать, когда Николай обернулся к своему конвоиру. Он вспомнил кое-что.
   — Слушай, — сказал он. — А машину-то зачем оставили? За мной погоня шла. По этой тачке сразу разберутся, что я где-то тут высадился. Перегнать ее надо в другое место.
   — Перегнать? — Парень почесал стволом лоб. — Ты прав, надо. Сейчас мы ее перегоним. Уши заткните.
   И шарахнул, почти не целясь, из гранатомета. Краев не успел даже зажмуриться. Красный раскаленный шар вспух на месте, где только что находился «БМВ». Вспух, раздулся, как гигантский клещ, в долю секунды всосавший в себя тысячи литров крови, и лопнул. Краев успел прижать ладони к ушам, но гулкий звук ударил все же по барабанным перепонкам, едва не свалив Краева на землю. Он ожидал увидеть летящие в разные стороны обломки, деревья, вспыхивающие, как факелы, разгорающиеся в лесной пожар. Но ничего подобного он не увидел. Только черное выжженное пятно на земле. И резкий запах серы — как послание из ада.
   — Хватит таращиться, — сказал человек. — Пошли. Нас ждут.

Глава 2
ЛЕСНАЯ ДЫРА

   — Сюда. Быстро, — сказал человек в зеленой форме и показал стволом на землю — чтобы никаких сомнений не было, куда именно.
   Ага. Ну, все ясно. Лечь на землю, мордой в траву. Руки на голову. Зажмурить глаза, оскалить зубы. Может быть, даже пустить от страха струйку — в последний раз удобрить землицу. Сделать последнее дело в жизни — маленькое, но хорошее. И считать, конечно. Считать еле уловимые шаги. Шаги человека, который отходит назад, чтобы прицелиться и влупить по тебе из гранатомета. Превратить тебя в газообразное состояние.
   — Я не лягу, — хрипло сообщил Краев. — И она тоже. Стреляй как есть. Посмотри в наши глаза перед смертью.
   — Ты совсем сбрендил, Коля — поинтересовался человек. — Ты что, решил, что я вас расстреливать сюда привел?
   — А что, нет?
   — Чума тебе в глотку! — выругался парень. — Это бараны на тебя так дурно действуют? Или ты под дурака косишь?
   — Сам ты баран: — заявила Таня. — Тебя бы под прицелом подержать, ты бы и не так сбрендил!
   — Я уже пять лет под прицелом гуляю, — огрызнулся человек. — Так, слушайте меня! Быстро встаем на этот хренов кусок земли! Предупреждаю — это лифт! И если какая-нибудь хренова баранина испугается и вздумает побежать, когда лифт начнет двигаться, то обещаю — влеплю пулю в задницу.
   Он встал на одному ему известный пятачок земли и замер, широко расставив ноги. Краев и Таня скромно встали рядом.
   Ага. Знакомая конструкция. То же самое, что было в подземелье у Агрегата, только замаскировано травкой-муравкой. И опять трое пассажиров — неизвестный тип в роли Салема, Таня в роли Лизы и Краев в роли Краева. Сейчас начнет дергать и трясти. Потом погаснет свет. А потом, глядишь, разденут и погонят в душ. Что было бы весьма кстати после такой пыльной дороги. Интересно, Таня заглянет ко мне в кабинку, чтобы потереть спинку? Вероятно, нет. И слава Богу. Мне нужна только Лиза. Милый мой Лисенок — где ты теперь?…
   Эта конструкция работала сходно. Только, в отличие от заплесневевшего лифта в городе чумников, эта была в полной исправности. Краев не успел моргнуть глазом, как все трое оказались внизу. В длинном прямом коридоре, неплохо освещенном голубым сиянием лампочек-спотов в потолке.
   А с дальнего конца коридора навстречу Краеву двигалась долговязая нескладная фигура. Краеву была знакома эта походка. Этот человек всегда передвигался так, словно находился в третьей стадии опьянения. Болтающиеся руки, мотающаяся из стороны в сторону голова. Человек качался при ходьбе, как при четырехбалльной морской качке. Для полноты картины должны были также наличествовать оттопыренные уши, позаимствованные, вероятно, у маленького слона, тонкие бледные губы и крючковатый нос.
   Человек шел вперед, и Краев убеждался, что все имелось в полном комплекте — и уши, и губы, и нос соответствующих форм. Глаз, правда, сохранился только один — второй был прикрыт черной пиратской повязкой. И физиономия постарела — этот человек всегда был склонен к морщинообразованию, а теперь лицо его и вовсе изошло тектоническими складками. И все равно это был он — собственной персоной. Бессонов.
   — Привет, Коля! — Бессонов раскрыл руки, очевидно ожидая, что Краев кинется к нему в объятия. — Господи, как давно я тебя не видел! Слушай, ты прекрасно выглядишь, старина! Ну просто мальчик! Твоя Германия пошла тебе на пользу.
   — Здравствуй, Люк, — растерянно произнес Краев. — Ты здесь? А что ты здесь делаешь? Я думал, ты там, с ними…
   — С кем — с ними?
   — С Давилой и прочей компанией.
   — Нет. — Голова Бессонова моталась, рот разъехался в улыбке от уха до уха, обнажив редкие, частично золотые зубы. — Я давно не с ними, Коля. Ты был не дурак, Коля, — ты свалил первым. Я сбежал лишь через несколько месяцев после тебя. И мне это далось гораздо труднее. Они, правда, помнят обо мне. Не могут забыть почему-то. Но только вот не могут найти меня, старого пакостника. Пока не могут.
   С этими словами Бессонов преодолел расстояние, оставшееся между ним и Краевым, и облапил Николая тощими, обезьяньими руками. Обнимаемый Краев стоял и моргал глазами. Он не мог сказать ничего, потому что не знал: верить тому, что слышит, или нет.
   Леонид Бессонов был одним из его лучших друзей — еще в дочумном прошлом. В компании Бессонова звали Люком в честь Люка Бессона, почти однофамильца, известного французского кинорежиссера. Люк Бессонов славился не только экстравагантной внешностью Кощея Бессмертного. Он был также талантливым психологом, специалистом по заглядыванию в человеческие умы. Он аккуратно и умело вскрывал души, спрятанные в жесткие консервные банки комплексов и стереотипов. Он коллекционировал и систематизировал пороки и достоинства. Он раскладывал характеры по полкам и прикреплял к ним маленькие ярлычки с номерами. Он препарировал неразрешимые проблемы на глазах у их обладателей, расчленял их на отдельные части и показывал, как с ними справиться. И самое главное: он составлял тесты. Хитроумные анкеты, кажущиеся простыми столбцами предложений, слов или странных геометрических фигур, которые нужно было отметить или не отметить крестиками. Это казалось совершенно безобидной игрой. Но Краев знал: ничто не могло укрыться от всевидящего взгляда бессоновских тестов, проникающих до самых глубинных слоев человеческой психики, как излучение урана. Тесты были уникальной технологией Бессонова. Никто не знал, как он их составлял, каким образом расшифровывал. Но они раздевали человека до самых костей.
   Каким был Бессонов в жизни? Приятным, безусловно. Профессионал общения с людьми, он мог найти подход к любому. Но Николай знал: Бессонов никогда не был лицемером. Он давно перешагнул через ту стадию собственного развития, когда лицемерие могло добавить что-то к освоению окружающих его человеческих ресурсов. Бессонов был неординарным интеллектуалом, но умудрялся оставаться в этой жизни естественным и свободным человеком. Он видел глубинную грязь, накопившуюся в душах людей, но не делал из этого трагедии. Он был ироничен, но никогда не использовал свое выдающееся чувство юмора в качестве оружия нападения. Его некрасивая телесная оболочка не отталкивала людей — светлая аура прикрывала ее и делала Бессонова одним из самых лучших собеседников на свете.
   Таким вот был Люк. Краев сам привел его в команду Давилы. Это было необходимо прежде всего самому Николаю Краеву. Он хотел удостовериться, что совершил правильный поступок, согласившись войти в эту компанию, работать с этими людьми. И Бессонов не отказался. Краев был окрылен тогда решением Бессонова — он знал, что старый добрый Люк не может ошибаться. Именно Люк нашел того, кто являлся теперь самым влиятельным человеком в мире. Выбрал Петра Ивановича Волкова среди сотен писателей — анонимных кандидатов, не подозревающих, для чего им пришлось заполнить шелестящие листы анкет. И вот оказывается, что Бессонов ушел из команды. Да что там ушел — удрал и до сих пор скрывается в лесном подземелье. Ну да, Давила ведь не был его близким другом. Его не выпустили бы из России, как Краева. Что ему оставалось делать? Только уйти в подполье.
   — Как же так, Люк? — грустно пробормотал Николай. — Как ты мог так ошибиться? Ты же никогда не ошибался… Почему ты сразу не понял, что кончится этим? Ладно, я — дурак, параноик… А ты должен был понять…
   — Э, нет, милый мой! — Бессонов отстранился, покачал узловатым пальцем перед лицом Николая, не переставая улыбаться. — Передо мной стояла простая и ясная задача — выбрать оптимальную кандидатуру из тех, кого вы мне предложили. И я с этой задачей справился блестяще. Разве плох наш президент? Умен, даже мудр. Интеллигентен. Спокоен. Обладает твердым, но не жестоким характером, умеет находить компромиссы и в то же время проводить собственную линию. Достаточно демократичен. Любим народом — не показушно, а истинно. Это замечательный президент, Коля! Нам очень повезло. Повезло…
   — Ну так в чем же дело? Почему ты сидишь в этой земляной дыре? Почему ты не пойдешь к этому замечательному президенту и не скажешь: «Здравствуйте, Петр Иванович! Это я, Леонид Бессонов. Вы должны меня помнить». И он, конечно, тебя вспомнит — не сможет не вспомнить человека, который ткнул в него корявым пальцем и сказал, что именно он станет президентом. И конечно, обеспечит тебя теплым местечком у себя под боком. Или, по крайней мере, предоставит тебе свободу…
   — Есть одна проблема, — сообщил Бессонов. — Маленькая, я бы сказал, проблемочка, не дающая мне возможности осуществить твое гениальное предложение. Дело в том, что я считаюсь повстанцем. Точнее, лидером повстанческого движения на территории Российской Федерации.
   — Считаешься? А на самом деле как?
   — А на самом деле так оно и есть. Поэтому президент не может предоставить мне свободу большую, чем у меня есть. Он может только отнять ее у меня. А я, Коля, люблю свободу. Есть у меня такая слабость.
   Подозрительный шум раздался в конце коридора — там, откуда только что появился Бессонов. Шум перешел в топот быстрых ног — и вот уже к Краеву неслась знакомая фигурка, летела, почти не касаясь земли. Она умела летать. Она бросилась на него, чуть не сшибив с ног Люка, некстати оказавшегося на пути, и повисла у Краева на шее. Николай стоял и сопел носом. Скупая мужская слеза почти вытекла с его правого глаза, но он заморгал ее быстрым движением века и отправил обратно в слезный канал.
   — Ты живой. — Лиза внимательно осматривала Краева, даже, кажется, обнюхивала его — не попахивает ли мертвечинкой? — Живой. И ты — здесь. Я не верила. Я думала, что все будет гораздо хуже. Я думала, тебя расстреляют прямо там, около машины.
   — Нет, что ты, Лисенок. Это не входило в их планы. — Краев крепко держал Лизу за руку — все еще боялся, что она вдруг снова исчезнет. — Я только не могу понять — почему эти сволочи пытались убить вас? Убить без суда и следствия? Приволокли с собой полумеха…
   — Они решили, что мы — повстанцы. — Салем подходил в развалку, держа на плече длинный металлический ствол — то ли огнемет, то ли даже портативную ракетную установку. Диана следовала за ним. — Или что мы имеем склонность к тому, чтобы стать повстанцами. Наша группа давно была у них на плохом счету. Короче говоря, с нами решили не церемониться.
   — А теперь? Что теперь? Вы по-прежнему утверждаете, что вы — не повстанцы?
   — Нет в России никаких повстанцев. — Высокая фигура Крюгера выросла за спиной Салема. — Есть только люди, которые владеют информацией в различной степени. Информацией о том, что происходит в этой стране на самом деле. Тот, кто знает слишком много, и есть самая нежелательная личность для тех, кто занимается профессиональным оболваниванием. Обараниванием. Не знать ничего лишнего — вот лучший способ жить в этой стране безбедно и безопасно. Животрупы ненавидят «правильных» и мечтают пустить их кровушку широкой рекой. Террористы и подпольные эмигранты шуруют по бараньим городам, спасаются от метаморфов из Инкубатора, которые охотятся за ними, как гончие псы. Иногда террористы убивают этих полумехов, параспосов, бегунов-долгоногов. Убивают и вставляют им в глотки цветочки зверобоя, потому что верят, что таким образом окончательно прерывают их жизнь. Но они не опасны — ни животрупы, ни террористы, ни эмигранты. Потому что деятельность их питается мифами, созданными ими же самими. Их нетрудно выловить и переделать потом в Инкубаторе в тех же метаморфов. Опасен тот, кого переделать уже нельзя. Тот, кто владеет настоящей информацией. С такими не церемонятся. Их не отлавливают. Их просто убивают.
   — Как вы попали сюда? Вы знали Бессонова раньше? Почему вы молчали? Почему не сказали мне?
   — Мы не знали о нем ничего. А если бы и узнали — не поверили бы ему. Бессонов вышел за территорию лжи. А мы еще тешились своими мифами — последними из возможных.
   — Это я привел их сюда, — сказал тип в защитном костюме, тот, что конвоировал Краева и Татьяну. — Ребятки оказались в беде. В четвертой зоне их переловили бы, как мышей. Кроме того, я решил, что они созрели. Вполне созрели для того, чтобы попасть в Лесную Дыру. Твое появление, Краев, стало катализатором их прозрения. Я связался с Бессоновым и получил разрешение на их транспортировку. Через восемь часов они уже были здесь.
   Человек снял свою матерчатую маску одним движением руки и кинул ее в сторону. Ухмыльнулся в светлую бороду, подмигнул Краеву.
   — Савелий! Ты?
   — Я. Что, все еще думаешь, что я тебя расстреляю?
   — А Вася? Он тоже…
   — Тоже. Он остался в четвертом врекаре. Присматривает за порядком.