Прошкин Евгений Александрович. Истребитель "Родина"

   — У нее что, юбка задралась?
   — Когда вы встретите ее вновь, вы сразу позвоните Алексею Монахову.
   — Лехе?! А откуда вы про него... И вообще при чем тут Леха? Да мы с ним лет пять не виделись!
   — Монахов приготовил для вас двадцать шесть килограммов пластита.
   Наверное, Андрей должен был испугаться, но он вспомнил, что это лишь сон.
   — Двадцать шесть килограммов. Ни хрена себе.. И что будем рвать?
   — Пассажирское судно «Данциг». Подробности будут позже.
   — После рекламной паузы? — передразнил Андрей.
   — Когда вы проснетесь, вы почувствуете себя...
   На этом все оборвалось.

* * *

   Андрей не мог понять, откуда приходят эти сны. Он испытывал стойкое дежа вю, словно все эти разговоры уже где-то были и сейчас постепенно восстанавливались в памяти, как что-то реально пережитое. Тот, кто истязал его этими беседами, ссылался на скамейку у фонтана. Якобы жена читала книгу, а Андрей сидел рядом... Это могло быть тысячу раз. Вроде он еще засмотрелся на какую-то девушку. Почему бы нет? Он должен был ее запомнить и, встретив снова... Что?
   Приступить к действиям.
   Не открывая глаз, он поднял руку, но пальцы, против ожиданий, ничего не нащупали. Полупрозрачный колпак исчез, Андрей лежал на обычной кровати. Окон в каюте не было. Качки не ощущалось, но Андрей, тем не менее, решил, что он на корабле, почему — он даже не задумался. Просто понял это, как люди понимают, что они голодны.
   Кстати, есть не хотелось совершенно.
   Ни тапочек, ни одежды Андрей не нашел, зато на стене, возле запертой — можно не проверять — двери висело большое зеркало. Ступая мягко и непривычно, Андрей к нему приблизился и включил боковые светильники.
   И как будто вернулся в сон. Лицо оказалось и знакомым и незнакомым. Его собственное лицо, которое у него было всю жизнь, до самой вербовки. Знакомое, конечно. Идеально выбритое. Андрей вновь обернулся на кровать и попробовал оценить, сколько времени он провел в беспамятстве. Как минимум несколько суток. Достаточно, чтобы появилась щетина, даже если человек находится в коме.
   Андрей пощупал горло и подбородок. Полное отсутствие растительности почему-то продолжало его тревожить. Даже под носом кожа была абсолютно гладкой, хотя усы у него пробивались в первую очередь. А сейчас это смахивало на перманентную эпиляцию. Надо бы радоваться: избавился от главной мужской мороки. Но усы... Иногда он размышлял, не отпустить ли ему усы, и вот теперь, выходит, вопрос был снят навсегда.
   Пальцы, продолжавшие гладить кожу, вдруг на что-то наткнулись, на какое-то слабое сопротивление. Андрей подался к зеркалу и обнаружил над верхней губой темную полоску.
   Усы у него росли. С невидимой, но осязаемой скоростью. Нечеловечески быстро.
   Андрей отвел от зеркала взгляд — ненадолго, лишь на мгновение, — а когда посмотрел на себя снова, сомнений не осталось: это была трехдневная щетина. Еще пара минут, и надо будет подравнивать.
   «Что за бред! Зачем мне усы?»
   Губа зачесалась, и Андрей случайно смахнул с лица волоски. Ну вот и побрился...
   Он машинально отряхнул плечи — свои родные, а не того мачо, которого из него слепили в Миссии, — и наткнулся взглядом на крест.
   Черный крест на сердце, далеко не стильная, но качественная наколка, сделанная им в пересыльной тюрьме.
   Андрей накрыл татуировку ладонью и зажмурился.
   — Медитируете? — Ксена прихлопнула дверь и, убрав магнитную карту в задний карман, встала рядом у зеркала. На ней были кремовые брюки и такая же водолазка.
   — Это корабль, — уверенно произнес Андрей.
   — Знакомый вам «Адмирал Мельник», — подтвердила она.
   — А вы все бледнеете.
   Ксена равнодушно осмотрела себя в зеркале и заметила, что он держится за грудь.
   — На Земле принято закрывать не это, — сказала она.
   Андрей опустил голову, увидел то, что должен был увидеть, и прикрылся.
   — Так и будете стоять в позе Венеры?
   — Венера вообще без рук, — буркнул он. — Вы бы дали мне какую-нибудь одежду, я бы и не отсвечивал.
   — Никто не рассчитывал, что вы поднимитесь так скоро. Пока можете завернуться в простыню.
   Удивившись, как это он не догадался сам, Андрей соорудил себе что-то условно-античное.
   Ксена заметила, что свободный конец полотна он закидывает на левое плечо.
   — Татуировка вас беспокоит? — спросила она. — Если хотите, мы постараемся ее убрать, но... если бы вы этого действительно хотели, ее бы у вас уже не было.
   — Не понимаю.
   Ксена присела на кровать.
   — Когда вас доставили на крейсер, вы весили двадцать шесть килограммов и умещались в двух ящиках со льдом.
   — Двадцать шесть... — прошептал Андрей, опускаясь рядом.
   — Голова, шея, остатки плечевого пояса. Немного внутренних органов: кишечник, часть легких и еще по мелочам.
   Андрей боязливо взялся за пах.
   — Чтобы собрать больше, потребовалось бы значительное время, — сказала Ксена. — К тому же не все фрагменты удалось идентифицировать на месте. Когда в эпицентре взрыва оказываются пять разных тел... В общем, на борт «Адмирала Мельника» вы прибыли...
   — В двух коробках, — перебил он. — Подробности мне интересны, но только не такие. Если от меня осталась одна голова...
   — Лицо было полностью сожжено, — вставила Ксена.
   Андрей снова себя ощупал.
   — Вот же... бл-ля.
   — Не вся ваша кровь успела свернуться, кое-что мы заморозили. Соответственно, не все ваши симбионты погибли. Они-то вас и восстановили, точнее — вырастили заново. Был риск, что в контейнеры попадут фрагменты, принадлежащие не вам, и симбионты не смогут разделить генотипы. Но они справились. Хотя признаться, в вашем случае даже медицина Колыбели, — Ксена сделала едва заметную паузу, — или Сферы была бы бессильна. Эффективность симбиотической системы превзошла все ожидания. Разумеется, наши усилия были направлены не на оживление мертвой плоти, а на поддержку симбионтов.
   — То есть на основе генной информации они построили мне новое тело?
   — Совершенно верно. Но и это еще не самая большая удача. Главное, что симбионты реанимировали ваш мозг. Структурно он уцелел: возможно, голова ударилась о кресло или упала на диван. После того, как отделилась от туловища, — добавила Ксена.
   — Да уж, везуха...
   — Сейчас ваше тело полностью функционально, и тут вопросов нет. Кроме одного.
   — Крест, — угадал Андрей. — Татуировка не может быть занесена в генокод.
   — Она у вас появилась не сразу, а возникла позже, когда стала нарастать церебральная активность. Симбионты извлекли татуировку из вашей памяти. Мы провели анализ: это не тушь, а естественная пигментация кожи.
   — Значит, я стал немножко негром. — Он пошаркал пятками по полу.
   — Дело в другом. Татуировка исчезнет сразу, как только вы этого захотите.
   Андрей почувствовал, что у него на спине поднимаются волосы.
   — Вот это реакция! — пробормотала Ксена.
   — Что? Что такое?.. — Он дернулся в сторону зеркала.
   — Нет-нет, успокойтесь, все в порядке. Успокойтесь! — Она схватила его за руку и усадила обратно на кровать. — Любопытно, весьма любопытно... Вам придется следить за своими эмоциями. А в остальном... ничего страшного.
   — Что случилось?
   — Сейчас вы... как говорят, переменились в лице.
   Андрей помолчал, подавленно глядя в пол.
   — Насколько переменился? — спросил он.
   — Значительно, — ответила Ксена так же осторожно. — Вас действительно встревожило известие о... сверхпластичности вашего организма?
   — Сверхпластичность. — Он оценил слово на слух. — Звучит положительно. Мне следует радоваться?
   — Не знаю. Опыт с усами вас напугал? Но в этом, кажется, нет ничего опасного.
   — Вы видели?
   — Нечто подобное с вами уже было, когда вы лежали без сознания. И не только это. У вас появился целый ряд дополнительных способностей. Вернее, не у вас, а у вашего организма. Теперь вы должны научиться их контролировать.
   — А конкретней? Что за способности?
   — Не сразу, Волков. Сначала привыкните к тому, что уже знаете. Мне придется пояснить. — Ксена закинула ногу на ногу.
   Андрей подумал, что Коля Канунников на ее месте непременно бы закурил, а то и глотнул бы из припасенной фляжечки.
   — Дело в том, что вас восстанавливали симбионты, я уже говорила, — продолжала она. — То, что привезли на крейсер, ни один медик не назвал бы даже органами. Мы были вынуждены полностью довериться симбионтам, ничего другого нам не оставалось. И они выстроили вас заново — по спецификации, заложенной в ваших генах. Но это еще не все. Они вас модифицировали.
   — Что?!
   — Они сделали вас лучше. Я сомневаюсь, что вы научитесь летать, как птица, или видеть сквозь стены, но ваша выживаемость и ваше владение телом — пока, правда, неосознанное — не идут ни в какое сравнение с человеческими.
   — Ксена, эти ваши симбионты... вы ведь сами о них почти ничего не знаете?
   — У нас не было времени. Отправляя Миссию, Колыбель собирала все, что могла. В том числе передовую разработку биомехаников, которая не успела пройти масштабных испытаний. Автономная квазиинтеллектуальная симбиотическая система. Полное название выглядит длиннее: самоорганизующаяся, самообучающаяся... и что-то еще. Цель системы — заботиться о носителе. Кажется, она и так постепенно перестраивала ваш организм. Но когда у нее появился шанс исправить все и сразу...
   — Она сделала это, — глухо закончил Андрей.
   — Сообразуясь с собственным пониманием блага и целесообразности, — ответила Ксена. — Симбионты не причинили вам вреда. Если бы не они, вас бы не было в живых. А новые способности... В конце концов, вы можете ими не пользоваться. Выбор за вами.
   — Так... — Он встал и снова подошел к зеркалу. — Ну и?..
   — Я не знаю, насколько отодвинулся ваш горизонт. Мне остается лишь повторить, что теперь ваше тело подчиняется вашим желаниям в большей степени, чем раньше.
   Не отрывая взгляда от зеркала, Андрей поднял руку и сжал кулак. Ксена молча смотрела ему в спину, словно тоже чего-то ожидая.
   — Спортсмен-обаяшка, — хмыкнул Андрей.
   — Вот она, причина, — отозвалась Ксена. — Когда вы согласились с нами сотрудничать, мы изменили ваш облик. Он был хорош, но вы относились к нему негативно. На стадии формирования скелета симбионты слушались нас.
   — Ну ясно. Это тоже ваша система.
   — Теперь ваша, Волков. При первых проявлениях церебральной активности, когда ваш мозг еще не включился, но уже ожил, программа восстановления изменилась. Вы подсознательно хотели вернуть себе прежнее тело. Его вы и получили. А потом и татуировку.
   — Выходит, я могу управлять даже цветом кожи? — Он подошел к постели и встал напротив Ксены.
   — Хотите себя разукрасить? Волков, ваше отношение к себе слишком наивно. Садитесь, не маячьте. За нами наблюдают, не вынуждайте моих коллег нервничать.
   — Миссия меня боится? Я... действительно опасен? Я настолько изменился?
   — Вы уверены, что вам это нужно узнать прямо сейчас? — Ксена посмотрела на потолок, туда, где работала одна из камер. — Перечислить все ваши способности — это то же самое, что описать все формы теплого воска. Бессмысленное занятие. Понять, что вы собой представляете, я смогу лишь после того, как будет найден предел ваших возможностей. Несомненно, он есть и у вас, но пока мы его не нашли. — Она взглянула Андрею в глаза. — Желаете конкретики? Пожалуйста. Абсолютная сопротивляемость всем известным вирусам. Фантастическая способность к регенерации. Все это слова, да? Хорошо, вот вам пример. Во сне, когда обменные процессы замедляются, вы можете обходиться без легочного дыхания.
   — Чего?
   — Не дышать, Волков. Ни носом, ни ртом. Покровное дыхание присуще всем людям, но оно не заменяет основного. У людей. А вы при достаточной концентрации кислорода умеете дышать кожей. Как насекомое. Совсем без кислорода вы обходиться не можете — это и есть одна из искомых границ. И значит, один способ лишить вас жизни нам уже известен, — заключила Ксена.
   — Как насекомое... — прошепталАндрей.
   — Вы не рады?
   — Я?!
   — Вдумайтесь: это не уродство, это благо. Дополнительная степень свободы.
   — А-а... другие степени... свободы, — с трудом выговорил Андрей. — Они такие же?
   — Какие?
   — Не человеческие.
   Ксена пожала плечами:
   — Они все нацелены на повышение вашей выживаемости, я предупреждала.
   — Насекомое! — с ужасом повторил Андрей.
   — Покровного дыхания вам хватает только во сне, — сказала она. — Попробуйте не дышать сейчас, и вы убедитесь, что это невозможно. Хотя продержаться без кислорода вы способны дольше, чем кто-либо из людей.
   — Я стану отличным ныряльщиком, — кисло улыбнулся он.
   — Не только. Пловец из вас тоже был бы... — Ксена запнулась и поправила волосы. — В прошлый раз вы спрашивали о своих снах.
   — Меняете тему? Тонко, — с сарказмом сказал Андрей. — Вы упорно называете меня человеком, и я уже понял, что это не случайно.
   — Вы и есть человек. Сфера нас переиграла.
   — То, что мне грезится, — правда?
   — В некоторой степени. Разговора, который прокручивается в ваших снах, скорее всего, не было. Это лишь интерпретация. Вы на сознательном уровне осваиваете некую мнемопрограмму, принудительно внедренную в вашу память. Сновидения, которые вас посещают, можно сравнить с кругами на воде: это видимая реакция на брошенный и уже скрывшийся под поверхностью камень.
   — Скажи-ите, какая поэтика, — пробормотал Андрей.
   — Мы тоже прошли курс погружения, иначе я не знала бы русского языка. Но наши программы помогают нам ориентироваться на Земле, и не более. А ваша — управляет. Управляла раньше, — поправилась Ксена. — На Сфере далеко продвинулись в мнемокодировании, и я, признаться, ожидала чего-то подобного... но я не рассчитывала, что ваш курс будет настолько глубок. И уж, конечно, я не думала, что они это сделают с гражданином Земли. Взять обычного человека и внушить ему, что он солдат Сферы, живущий по легенде... поменять местами воспоминания подлинные и наведенные... заставить его верить, что он сражается за свою родину, в то время как он не знает ни одного географического названия.
   Андрей растерянно пожевал губами.
   — Ни одного, — подтвердил он. — Зато теперь Данциг и Шиашир перестали быть для меня пустыми звуками.
   — Паром «Данциг» потопили вы, и это реальность. Мотивы суду почти безразличны, но вы действовали неосознанно, в тот момент вы не принадлежали себе. Формально вы убийца, но я склонна считать, что ваша совесть чиста. Если для вас это имеет какое-то значение.
   — Между прочим, пять лет я уже отсидел. Кто бы ни околачивался в одиночке «Каменного Чертога» — я, или не совсем я, или даже совсем не я... — Андрей покачал головой. — Все это так далеко... Не знаю, хватит ли мне жизни, чтобы разобраться в себе до конца.
   — Боюсь, столько времени у вас нет, — осторожно произнесла Ксена. — Мне хотелось бы знать, какие чувства вы испытываете к Сфере сейчас.
   — Ах вот оно что! Ойо! — Андрей вскочил, раскинул руки и пошел по каюте вприсядку. Простыня при этом распахнулась, но ему было наплевать. — Мотивация от противного, да? — спросил он, останавливаясь. — Смотри, мол, Андрюха, что за гниды населяют Сферу. А мы не такие! Поэтому давай-ка, дружок, в наш теплый кружок, как говорили на пересылке всякие маргинальные личности.
   — Вы имеете в виду тех, кто спит под нарами?
   — Какая поразительная осведомленность!
   — Степень моего погружения в вашу среду довольно высока, иначе я не могла бы адекватно воспринимать ни вас, ни ваш мир, — спокойно ответила Ксена. Матросские танцы ее нисколько не впечатлили. — Я повторяю, Волков: то, что сделали с вами представители Сферы, на мой взгляд, гораздо хуже физического насилия. Они надругались над вашим сознанием. Вывернули вашу личность наизнанку, заставили ее служить слепо и рефлекторно, как мышцу, не обладающую собственной волей. Если вы помните первую встречу со Стивом, то условия вашего выбора тоже были жесткими. Разумеется. Но самого выбора мы у вас не отнимали. Вы могли вернуться в камеру. Понимаете? Вы могли вернуться в свою камеру, — медленно и внятно повторила Ксена. — И мы бы не стали применять к вам физическую силу. А посланец Сферы, занимавшийся вашей подготовкой... Когда я говорю, Что он вас изнасиловал, это не кажется мне преувеличением.
   — Ну а вы что сделали?! Не со мной лично, а со всей планетой. Вы мою родину изнасиловали. Миссия поставила на колени не отдельного человека, а всю Землю. И этого забыть нельзя.
   — Но у нас нет другого выхода.
   — А ни у кого нет! — взорвался Андрей. — Ни у вас, ни у Сферы, ни у старого кретина Кастеля. Ни у кого нет выхода, у всех только входы, мать вашу!
   — Это значит, что вы оправдываете Сферу в ее действиях?
   — Это значит, — Андрей понизил голос, — что я ненавижу любых гадов, независимо от их места проживания и температуры тела. И Колыбель, и Сферу. Ненавижу вас поровну. Вы одинаково виноваты в том, что решаете свои проблемы здесь, на Земле. Убейте друг друга и сдохните сами, это ваше право. Но при чем тут мы? Мы дали вам жизнь, обоим вашим мирам. Вы распорядились ею, как сумели.
   — Отличная речь, Волков. — Все это время Ксена не шевелилась, лишь следила взглядом за его нервными передвижениями. — Пафос убедительней логики. На Земле, — уточнила она. — Но если оставить в покое барабаны и горны, то какое зло мы принесли вашей планете? Лекарства от шести неизлечимых заболеваний.
   — Унижение!
   — В этом вы всегда преуспевали и сами. И я просила обойтись без манифестов. Ну что же вы? Продолжайте перечислять. Нечего? Скажу больше: мы настолько бережно относимся к вашей среде, что лет через сто, а может, и раньше, Миссия превратится в легенду. На Земле не останется никаких доказательств нашего присутствия. Кварцевую плиту в пустыне мы разрушим, а других следов нет. Наши медикаменты?.. Вы удивитесь, насколько быстро у них найдутся местные «разработчики». Миссию забудут не сразу, но уже очень скоро наш визит обрастет таким количеством фантазий, что трезвый человек не сможет воспринимать это всерьез. Мы превратимся в вымышленных героев. Вы ведь прошли курс, вы знаете, что такое история и что такое память поколений.
   — Вот именно. Я прошел курс, и я прекрасно понимаю, какими средствами вы намерены добиться победы. На Земле-2 сядет только один корабль — либо «Союз», либо «Аполло». Второй погибнет в пути. Для Земли это вроде и не потеря: все равно колонисты отбыли навсегда. Но... это триста человек.
   — И вы действительно меня осуждаете за намерение спасти свой мир ценой трехсот чужих жизней? — не поверила Ксена. — Вы, убивший полтысячи сограждан?
   — Шестьсот — больше, чем триста, но эта арифметика аморальна, когда идет речь о людях. Я убил, да... По воле некоего начальника со Сферы. Вы — такой же начальник, как и он, только с Колыбели. Такое же говно.
   Ксена поднялась и медленно направилась к выходу.
   — Вам нужно отдохнуть, — сказала она. — Вы снова кидаетесь в патетику, тогда как речь идет о вопросе простом и утилитарном. Пытаетесь меня переубедить? Вы? Это свидетельствует лишь о крайнем переутомлении. Меня переубедить нельзя, Волков. А вас — Можно.
   — Вы и теперь готовы оставить мне право выбора? — усмехнулся Андрей.
   Ксена задержалась у двери.
   — Теперь, — произнесла она с ударением, — вы слишком ценный материал. Даже мертвый вы представляете огромный интерес для нашей армии.
   — Армия?! Какая еще армия, если Миссия собирается предотвратить войну?
   — Неизвестно, в какой мир мы вернемся. — Она достала магнитную карточку.
   — Секунду! — Андрей протянул к ней руку.
   Ксена, хоть и находилась на расстоянии, инстинктивно шагнула назад. Андрей осмотрелся и, обнаружив в каюте крошечный стеклянный зрачок, показал ему пустые ладони.
   — Только вопрос, — сказал он негромко.
   — Задавайте, — кивнула Ксена.
   — Судите сами: если ваша Миссия смогла бы изменить историю колонизации, если Земля-2 в итоге не распалась бы на враждующие государства, если война между Колыбелью и Сферой никогда бы не началась... — Он сделал паузу. — Пропала бы сама причина, по которой вас сюда направили.
   Ксена разочарованно вздохнула:
   — Ваши выводы опираются на обратную связь между событиями. Почему вы решили, что обратная связь существует?
   — Человек, убивший в прошлом своих родителей, не сможет появиться на свет. А значит, не сможет и убить своих родителей. Вообразите, что задача выполнена: второй корабль уничтожен, до системы Виктории добрались только ваши предки. Они заселили Землю-2, а потом и Колыбель со Сферой. Все три планеты живут в мире и согласии, войны нет. Теперь ответьте: за каким хреном ваше правительство послало сюда Миссию? Какой «второй корабль» вам приказано расстрелять, когда его не было изначально?
   — Мне-то ответ известен. А вам?
   — Успех Миссии отменил бы само ее существование. Вывод: успеха вы не добились, Ксена.
   — Это линейная логика, Волков. В данном случае она неуместна.
   — Ну тогда объясните.
   — Не могу. Но я точно знаю, что каждый парадокс основан на логической ошибке.
   — А если ошибаетесь как раз вы?
   Ксена открыла дверь и вышла в коридор.
   — Вот и проверим, — сказала она. — Ждать осталось недолго. А пока отдыхайте.
   Прежде чем улечься в постель, Андрей сделал суетливый круг по комнате. На глаза вновь попалось зеркало — большое, освещенное боковыми плафонами, — но Андрей торопливо отвернулся. Свое лицо он знал и так, расставание с ним оказалось недолгим, а что-либо новое... вот этого Андрею увидеть и не хотелось бы.
   В мозгу теснилось множество планов побега, однако все они в ближайшей перспективе натыкались на невозможность выбраться с крейсера. Андрей отчего-то был уверен, что «Адмирал Мельник» находится в море, а значит, путь отсюда — только по воздуху. Но если и удастся уломать пилота, вертолет — это слишком громко для побега.
   И вообще, сейчас его занимало другое. Собственное прошлое интересовало Андрея куда больше, чем будущее. И вопросы — тысячи вопросов без ответа — не давали ему покоя.
   Загрузка. Все, что он понял о себе, все, что он вспомнил, было лишь кодом в памяти. Длинным, надо полагать, кодом. Здоровенным. Ну да, тот бесплотный ублюдок, что являлся во сне, об этом и говорил. Вот же черт! Почему — являлся? Он и сейчас является, и будет являться, пока подсознание не исторгнет все, что в него вколотили. Пока сознание не примет этот всплывающий со дна ком и не расплетет его до последней нити. Сколько же там еще прячется, какова общая емкость памяти? Больше, чем нужно. Даже рассказ Ксены о том, как его доставили на корабль, волновал Андрея не настолько. Ну привезли в двух контейнерах голову с кишками и сбросили все это в ванну с бульоном...
   Он согнул правую ногу, пошевелил пальцами. Потом левую.
   Ничего особенного, можно сказать. Подлечили. На то она и медицина. А вот мозги... Да лучше бы их на стену вынесло, чем вот так: в двадцатый раз вспомнить, что предыдущие воспоминания недействительны.
   Андрей вышел на середину каюты и, обращаясь сразу ко всем — к шестнадцати микрофонам и восьми телекамерам, — заорал:
   — Так кто же я, суки рваные?! Кто я на самом деле? Вот он, человеческий вопрос!

* * *

   — Теперь я точно знаю, что ты мне снишься.
   — Возражений нет. Я вам снюсь.
   Голос звучал ровно, но не монотонно, он принадлежал живому существу.
   Андрей попробовал шевельнуться, но у него вновь не получилось. В этот раз что-то его не на шутку тревожило. Какое-то новое ощущение.
   — Среда, в которой вы находитесь, остается неизменной, — откликнулся на его мысли по-прежнему невидимый собеседник. — Меняетесь вы, а не она.
   — Что значит — меняюсь? Насколько?
   — Неуловимо. Ровно настолько, чтобы это обнаружили наши коллеги с Колыбели. Ни окружающие вас люди, ни вы сами замечать этого не будете. До тех пор, пока не придет ваше время.
   — Коллеги с Колыбели? — насторожился Андрей. — Что еще за коллеги? А сам ты... а, кажется, понятно.
   — Хорошо, что понятно. Вы будете представлять на Земле интересы Сферы. Собственно, интерес у нас лишь один: чтобы посланцы Колыбели не смогли добиться своей цели.
   — Может, вы сами с ними разберетесь, а меня оставите в покое?
   — Вы и так находитесь в состоянии полного покоя. И будете в нем находиться еще тридцать секунд. Потом ваша супруга дочитает книгу, вы покинете скамейку и пойдете домой.
   — Я спросил, почему ты втягиваешь в это дело меня?
   — О, не только, не только. Нам неизвестно, как будут развиваться события, какой путь изберет Колыбель. Но возможные сценарии мы просчитать способны. Их много, и вам не обязательно знать обо всех.
   — У тебя плохо со слухом. Я спросил: почему я? То есть... почему — мы, люди?
   — В данный момент у меня вообще нет слуха, на уровне нашего взаимодействия он отсутствует. Но на вопрос отвечу. Вы — потому что больше некому. Колыбель намеревается изменить ход истории. Подобных прецедентов еще не было, и к каким последствиям приведет этот, не знаем ни мы, ни они. Возможно, все население обоих миров исчезнет как следствие упраздненной причины. Но Колыбель тем не менее решится на этот шаг.
   — Ты уверен?
   — Мы на их месте сделали бы то же самое. Когда нечего терять, используешь любую возможность. Это свойство всего живого. Любой вид бьется до конца, даже если потеряна логика. Бьются не за логику, бьются за жизнь. Потому и выживают. Иногда.